Страница:
За годы войны оптическими приборами были оснащены сотни тысяч орудий, самолетов, танков, самоходок и минометов. Поставлено на фронт громадное количество биноклей и прицелов для снайперских винтовок. Удовлетворены запросы армии и флота в оптических приборах для различных целей.
Нарком вооружения Д. Ф. Устинов в одном из своих выступлений в годы войны говорил: "Оптико-механические заводы Наркомата вооружения бесперебойно обеспечивали нужды фронта военными приборами и, откликаясь на все запросы Красной Армии, наряду с модернизацией существующих образцов успешно разрабатывали новые типы и конструкции. За время войны разработано и поставлено на серийное производство 85 новых и модернизированных оптических приборов".
Особо надо отметить, что оптико-механическая отрасль промышленности вооружения приносила нам значительно меньше хлопот, чем другие отрасли, что объясняется в первую очередь высокой квалификацией работавших в ней кадров и отлаженностью производства. Не помню случая, чтобы так же остро, как в других наших отраслях, допустим в стрелковом вооружении или в артиллерии, стояли вопросы обеспечения армии этим видом продукции. Лишь изредка Д. Ф. Устинов напоминал о том или о другом, но без ссылки на И. В. Сталина, который, видимо, тоже полагал, что, если фронты молчат, значит, этот участок обеспечен надежно.
Достижения оптико-механической промышленности явились плодом творческой мысли ученых, напряженного труда рабочих, техников и инженеров. Деловой контакт научных сотрудников Государственного оптического института, директоров и главных инженеров заводов, конструкторов приборов, характерный для этой отрасли в предвоенное время, оставался таким же и в годы войны и служил залогом успешного решения стоявших перед оптиками проблем.
Большую роль на предприятиях оптико-механической промышленности в Великую Отечественную войну сыграли парторги ЦК ВКП(б) С. А. Сеничкин, Я. С. Гицель, К. Б. Арутюнов, И. И. Васильев, И. П. Калашников и другие. Партийные, комсомольские и профсоюзные руководители своим умением подойти к людям, требовательностью и тактом сумели поднять и мобилизовать коллективы заводов на свершение небывалых трудовых подвигов.
Всемерное содействие секретарей местных партийных организаций - райкомов, горкомов и обкомов ВКП(б), их понимание трудностей в работе предприятий, правдивая оценка и справедливая критика работы также обеспечивали производственные успехи. Кроме планового выпуска оптических приборов для армии и флота заводы оптико-механической промышленности выполняли многие просьбы местных партийных организаций и в кратчайшие сроки дали народному хозяйству необходимую продукцию.
Оптики-механики внесли достойный вклад в разгром врага и вписали славную страницу в летопись нашей великой Победы.
ГАУ и Наркомат
Н. Д. Яковлев - начальник ГАУ: человек и руководитель. - Стиль работы наркомата. - Нужны ли наркомату строительные тресты? - Наркомат и заводы. Отношения с другими ведомствами. - Характер наркома.
Было бы несправедливо с моей стороны, говоря о промышленности вооружения, забыть, что между создателями оружия и организаторами его производства, с одной стороны, и армией - с другой, были посредники. Этими посредниками, о которых уже упоминалось, являлись Главное артиллерийское управление и военная приемка Военно-Воздушных Сил. На заводах, в конструкторских бюро, институтах, наркомате находились тысячи военных специалистов, о ком, как и их руководителях, незаслуженно мало сказано в литературе о минувшей войне. А ведь это был многочисленный и высококвалифицированный коллектив, осуществлявший государственную экспертизу вооружения, поступавшего на фронт.
Стрелковое оружие, пушки наземной артиллерии, боеприпасы и оптику оценивали представители военной приемки ГАУ. Авиационное вооружение и оптику для авиации принимали представители Военно-Воздушных Сил. Эти военные представители - военпреды - были наделены большими полномочиями и правами. Они не только принимали изделия, но и контролировали точное соблюдение технологической дисциплины, заботились о совершенствовании военной продукции, улучшении производства, внедрении прогрессивных методов, снижении себестоимости изделий, а также проверяли отчетные калькуляции. В случае нарушения технологии или отступлений от чертежей военпреды могли применить санкции - прекратить прием вооружения и этим остановить производство. Они могли также оказывать финансовый нажим, если заводы не выполнили оговоренные технические и экономические условия.
В период моей довоенной работы главным технологом, главным инженером, а потом и директором завода военная приемка мне подчас казалась чем-то вроде занозы. То остановит прием изделий, то вступит в конфликт с директором по какому-либо иному поводу, то станет стопором в выпуске продукции, которая вполне устраивала завод. На директора давят сверху: давай программу, а тут вдруг бракуют деталь из-за нескольких микрон отклонения от допуска, что для боевых качеств, по нашему мнению, значения не имело. А то военпреду просто не понравилась отделка ложи или окраска ствола и так далее. Нередко претензии мне казались необоснованными, и я говорил военпреду: пусть приезжает ваше начальство и разбирается, кто прав, а кто виноват. Дело до разбора приезжим начальством чаще всего не доходило, все как-то улаживалось само собой, но нервотрепка и нам, заводчанам, и военпредам была большая. Потом я убедился: военная приемка не заноза, а наш хороший помощник. Она не пропускала в армию продукцию, имевшую даже самые незначительные дефекты.
Главное артиллерийское управление РККА имело большие права, но не меньше и обязанностей. Оно отвечало перед Ставкой Верховного Главнокомандования за качество военной и боевой техники, вооружения, за поддержание военно-технического превосходства над противником, своевременную разработку новейших систем оружия, бесперебойное обеспечение фронта всеми видами оружия и боеприпасов. Многие из этих обязанностей лежали и на наркоматах оборонной промышленности, в том числе и на Наркомате вооружения, однако ГАУ было как бы строгими глазами Ставки.
Размеры поставок вооружения на каждый квартал готовили Главное артиллерийское управление, Госплан СССР и наркомат. ГАУ контролировало ход выполнения плана и обо всех срывах обязано было немедленно докладывать Верховному Главнокомандующему. Представители ГАУ следили за ходом работ по созданию новых видов военной техники и вооружения и о неполадках в этом деле также сразу сообщали в Ставку. Главное артиллерийское управление рассматривало потребности войск и представляло данные на рассмотрение Верховному Главнокомандующему. ГАУ давало задания и на перспективную разработку оружия, согласовывая их обычно с представителями наркомата.
Распределяя вооружение между фронтами, начальник Главного артиллерийского управления не зависел от военных чинов. Таким правом наделил его Верховный Главнокомандующий, заявив, что "если вы будете всех слушать, то вас быстро растащат". Поэтому отступить от плановых поставок фронтам даже в небольших количествах по чьей-либо просьбе ГАУ не могло. Лишь на последнем этапе войны, когда в вооружении создались значительные запасы, начальник Главного артиллерийского управления мог сам решить часть каких-то запросов.
Основными поставщиками вооружения и боеприпасов армии были наш наркомат во главе с Д. Ф. Устиновым, Наркомат боеприпасов во главе с Б. Л. Ванниковым и Наркомат минометной промышленности во главе с П. И. Паршиным. Не преувеличу: успехи в работе названных отраслей в значительной степени связаны и с деятельностью Главного артиллерийского управления, во главе которого стоял Н. Д. Яковлев. Яковлев установил хорошие отношения со всеми наркомами. А с Дмитрием Федоровичем Устиновым у них сложились и чисто дружеские отношения, хотя это не бросалось в глаза.
Николай Дмитриевич Яковлев, начиная с молодого возраста, более двадцати лет прослужил в артиллерийских частях и штабах, прежде чем стал начальником ГАУ. А стал он им буквально за три дня до начала войны, сменив на этом посту маршала Г. И. Кулика. До этого Н. Д. Яковлев командовал артиллерией Киевского Особого военного округа - самого крупного в стране. Николай Дмитриевич был старше многих из нас.
Хотя генерал Н. Д. Яковлев был человеком обаятельным, но вопросы перед наркомами ставил прямо. Например, противотанковое ружье Симонова не выдержало намеченного числа выстрелов - надо обсудить, как быть. Обсуждение беспристрастное - ведь надо докладывать в Ставку, а это можно сделать лишь тогда, когда есть собственное мнение. Виднейшие конструкторы нередко присутствовали при обсуждении тех или иных вопросов. И мы, прежде чем идти к Николаю Дмитриевичу, собирались вместе, чтобы наметить предстоящий разговор с начальником ГАУ, выработать свои рекомендации и предложения. Встречался Яковлев не только с наркомами, но и с их заместителями, с широким кругом специалистов. Рассматривал вопросы всегда по-деловому, без суеты и поспешности.
С наркомами он вел себя как человек, который не считался, кто к кому должен приехать. Вместе с Дмитрием Федоровичем в своем или в его кабинете обсуждал текущие и перспективные планы, чтобы затем обратиться в ГКО или Ставку. Иногда что-то не получалось. К примеру, новую пушку разрабатывали с расчетом на пять тысяч выстрелов, а она была надежна до четырех тысяч, дальше нет-нет и случалась поломка какой-либо детали, менялась точность стрельбы и т. д. Новая пушка очень нужна армии, а вот не тянула до заданной живучести. Тогда, собрав конструкторов и выслушав их, решили просить правительство дать согласие на приемку и поставку пушек в войска с указанием живучести в четыре тысячи выстрелов, но с обязательством добиться пяти тысяч выстрелов в течение последующих четырех-пяти месяцев.
Совместно с Д. Ф. Устиновым и представителями Госплана СССР начальник ГАУ готовил решения по росту выпуска вооружения и боеприпасов. Готовил не один день, а сидел, как и все, до изнеможения.
Я часто ездил к Николаю Дмитриевичу, чтобы, например, получить его разрешение удлинить срок испытаний пулеметов или автоматов либо представить опытный образец несколько позднее. Нарком, как правило, не любил говорить с ГАУ о каких-либо оттяжках или поблажках.
- Сам затягиваешь дело, сам и хлопочи, - обычно заявлял он.
Случаи такие были, конечно, редкими и не всегда по нашей вине, но встречались с Яковлевым мы. Однако так просто не поедешь к нему. Я не знал человека, который бы был так занят в войну, как начальник ГАУ. Поэтому всегда просишь наркома:
- Дмитрий Федорович, позвони Николаю Дмитриевичу, чтобы меня принял.
Звонит:
- Николай Дмитриевич, прими Владимира Николаевича, есть вопрос, который без вас решить не можем.
Обычно Яковлев спрашивал:
- До завтра терпит?
Если вопрос терпел, он просил:
- Тогда пусть приезжает завтра к одиннадцати утра, в это время сверху меньше треплют.
Заходишь к этому среднего роста, лысоватому, с большими умными глазами и приветливой улыбкой человеку в генеральской, а в последующем маршальской форме и немного робеешь. Но Николай Дмитриевич сразу упрощал обстановку:
- Ну как, Владимир Николаевич, отодвигать что-нибудь будем или придвигать?
Скажешь:
- Николай Дмитриевич, с пулеметом Горюнова до шести тысяч выстрелов еще не дошли. Сейчас надежно держим четыре тысячи. Дайте месяц срока - доведем.
- Давайте условимся так, - отвечает, - даю вам полтора месяца, но чтобы в следующий раз встречались уже по другому вопросу, а не по этому. Как?
- Спасибо, Николай Дмитриевич.
Дальше поинтересуется, как идут остальные дела в стрелковом и авиационном вооружении. Обязательно спросит:
- Дома все в порядке?
Всегда от него веяло какой-то человеческой теплотой. Уходишь - как будто поговорил с хорошим другом и товарищем.
Он в нас верил. И мы в него верили. Знали, что начальник ГАУ, если надо, и твою вину возьмет на себя, а тебя под удар не поставит. Он весь был как бы пронизан духом товарищества. Это ему, конечно, не мешало нажимать на нас, когда было надо. В таких случаях звонил сам:
- Владимир Николаевич, увеличивай выпуск винтовок. Еще три недели жду, а потом на тебя твоему же наркому нажалуюсь.
Как говорят, разобьешься в доску, а через три недели необходимое количество винтовок дашь.
Встречи с Николаем Дмитриевичем Яковлевым были не только нужны, но и полезны нам еще в том, что он ориентировал нас в обстановке, говорил о предстоящих делах на фронте, объяснял, почему нельзя сбавлять производство вооружения, которого, как мы со временем стали чувствовать, вполне хватает.
Вспоминаю одну из встреч с Николаем Дмитриевичем уже во второй половине войны.
- Теперь наша армия наступает, вроде бы потери в вооружении должны быть поменьше, - заметил я. - Не считаю новых и новейших образцов, которые мы обязаны создавать при любых условиях, но вы нажимаете и на те виды оружия, которые мы долгое время даем уже в огромных количествах.
Улыбнувшись, Николай Дмитриевич ответил примерно следующее. Каждая новая операция, которая гарантированно должна заканчиваться успешно, начинается с артиллерийской подготовки и обработки расположения врага самолетами, а затем сопровождается и артиллерийским наступлением. Надо, чтобы наши потери в людях были как можно меньше. Вот и ведем огневой вал от переднего края обороны врага до его глубинных районов, не давая врагу подбросить подкрепления, а иногда и отрезая путь к отступлению. А ведь только на одну операцию расходуются десятки тысяч вагонов с боеприпасами. Это напряжение должны выдерживать и пушки, пулеметы, другое оружие.
Верно. В битву за Берлин мы бросили столько боевой техники, вооружения и боеприпасов, сколько ни в какое другое сражение. Наше превосходство оказалось так значительно, что враг не выдержал и двух недель боев, хотя обладал еще большим количеством живой силы и техники, равным почти армии вторжения, что была брошена на нашу страну в начале войны. Кто-то тогда сказал: "Бедные пушки, и как это они все выдерживают".
Николай Дмитриевич Яковлев заслуживает как военачальник и как личность большого уважения. Он проделал в войну громадную и исключительно важную работу и помог создать необходимые условия для успешной деятельности важнейших отраслей оборонной промышленности. И после войны он был на высоте положения. Помимо того что Н. Д. Яковлев сделал в войну, он еще написал хорошую книгу, которую назвал "Об артиллерии и немного о себе". О себе он действительно написал немного, что свидетельствовало об исключительной его личной скромности. Зато была большая взыскательность автора к себе. Николай Дмитриевич не скрывал и своих ошибок, просчетов.
"Не могу не отметить такого прискорбного факта, что наши войска были довольно плохо обеспечены таким, например, оружием, каким являлся у немцев фаустпатрон, - пишет Н. Д. Яковлев. - А ведь он прекрасно зарекомендовал себя в противотанковой борьбе. Буду самокритичен: ГАУ, а следовательно, и я, как его начальник, не проявили должной настойчивости, чтобы доказать боевую ценность подобного рода противотанковых средств".
И далее он излагает, как в 1942 году у нас появилась так называемая шомпольная граната. Дальность стрельбы ее была невелика, да и точнасть попадания невысокой. Однако именно в этой гранате нужно было увидеть то направление, которое при соответствующей доработке могло привести к созданию мощного противотанкового средства. Однако весь ход обсуждений, проходивших в Ставке едва ли не с первых недель войны, сводился к скорейшему созданию прежде всего противотанковых ружей. Осенью 1941 года было принято решение в кратчайшие сроки наладить производство трофейного 7,92-мм немецкого противотанкового ружья. И это было сделано, несмотря на труднейшее положение в нашей промышленности.
Одновременно появились и отечественные 14,5-мм противотанковые ружья. И хотя по весу они значительно превосходили немецкие, зато по калибру патрона, да и по дальности прямого выстрела, по эффективности поражения цели оказались гораздо лучше гитлеровских. Затем пошли рассуждения о ценности подкалиберных и кумулятивных снарядов, дававших возможность советской артиллерии на сравнительно больших дальностях вести борьбу с фашистскими танками. Но все это было не то. Такие снаряды являлись хорошим боеприпасом, но речь должна была идти о более мощных средствах ближнего боя.
В ГАУ не нашлось активных сторонников таких средств противотанковой борьбы, как фаустпатрон. Считалось, что коль скоро в войсках из-за малой дальности не пользуется популярностью даже 50-мм миномет, то зачем создавать наряду с ПТР еще что-то. К тому же есть и противотанковые гранаты.
"В итоге у нас так и не было создано оружие, подобное тому, которое имелось у противника, - заключает Н. Д. Яковлев. - А ведь враг, повторяю, очень эффективно, особенно в последние месяцы войны, применял фаустпатроны и против танков, и в боях в населенных пунктах. Конечно, ссылки на кого-либо теперь, спустя десятилетия после окончания войны, надо признать несостоятельными. В первую очередь ГАУ и я, его начальник, не проявили в данном случае должной предусмотрительности, дальновидности".
Истина требует признать, что в ошибках, которые, по признанию Н. Д. Яковлева, допустило ГАУ, есть и наша доля вины. Не менее, чем работники Главного артиллерийского управления, Наркомат вооружения призван был следить за уровнем оснащения нашей армии. Так что ошибки ГАУ - это ошибки и Наркомата вооружения, ошибки его руководителей.
Но вернемся к приемке боевой техники и вооружения в годы войны. Не только я один сделал в период войны вывод: если хочешь гарантировать выпуск добротной продукции, ее окончательная оценка не должна зависеть от завода. Приемом военной техники обязаны заниматься люди, которые не подчиняются заводам и наркомату. Тяжелее работать? Да, тяжелее. Но только тогда может быть порядок. Ведь на руководителей заводов и предприятий, и не только военных, всегда давит план, желание добиться, чтобы коллектив был передовым, получал премии, награждался переходящими знаменами или орденами. Эти чувства понятны. Однако существуют высшие интересы, и этим интересам должно быть подчинено все.
В годы войны директор одного из крупнейших артиллерийских заводов, пользуясь своими широкими связями в правительстве, добился без посредничества наркомата ликвидации военной приемки на заводе, взяв всю ответственность за качество изготовляемых пушек на себя. Результат: продукция постепенно стала как бы хиреть, на нее пошли рекламации. Через некоторое время директор сам попросил вернуть на завод военпредов. Хотя это был человек, который не любил менять свои решения.
На арсеналах и базах ГАУ происходила и производственная работа. Это касалось комплектации боеприпасов - за исключением патронов и снарядов малых калибров. С разных заводов сюда привозили элементы снарядов: гильзы, взрыватели, заряды, капсюли и тому подобное, а работники арсеналов и баз, в основном женщины, под руководством военпредов собирали боеприпасы до полной готовности. Нелегкое, опасное дело. Но и работницы, и те, кто трудился в годы войны на базовой и арсенальской приемке, хорошо справлялись с возложенными на них задачами.
Будучи в руководстве наркомата, выполняя те или иные поручения наркома, я имел возможность соприкасаться не только с Главным артиллерийским управлением, приемкой Военно-Воздушных Сил, но и со многими отделами, входившими в наш наркомат, бывать, как уже знает читатель, на многих заводах, участвовать в решении вопросов, которые касались не только стрелкового и авиационного оружия. Поэтому в своих воспоминаниях я показал работу и других отраслей вооружения. Хотел бы кое-что добавить тут в целом о стиле работы нашего наркомата, тех людях, которые стояли у руля производства вооружения, обстановке, в которой мы жили и трудились.
В коллегию наркомата входили все заместители наркома во главе с наркомом. Коллегии проводились регулярно по понедельникам. Д. Ф. Устинов обычно избегал названия "коллегия", называя ее заседанием, совещанием с заместителями наркома. Однако на такие совещания приглашались все необходимые начальники главных управлений и отделов, а также (в зависимости от вопроса) директора заводов, главные конструкторы, начальники строительных трестов и другие лица, которые были нужны при обсуждении.
Обычно начинали часов в десять утра, если это была плановая коллегия, а внеплановые собирали по мере необходимости. Заканчивали часа в два-три дня. Нечего и мечтать перечислить все, что обсуждалось за период войны! В основном вопросы, связанные с поставками армии вооружения, выполнением особых заданий Государственного Комитета Обороны, ходом строительства объектов, дальнейшим наращиванием мощностей, подготовкой кадров в широком плане, работой конструкторов по созданию новых образцов боевой техники и вооружения и т. д. Коллегию, как правило, проводил нарком, а если он был в отъезде, то его первый заместитель В. М. Рябиков.
К обсуждению на коллегии аппарат наркомата, директора заводов, начальники конструкторских бюро, начальники строительных трестов и другие руководители готовились обстоятельно. Нарком требовал докладов деловых и конкретных. Если докладчик объяснялся общими фразами, Дмитрий Федорович обычно говорил: "Вы просто отнимаете у нас время. Если не готовы, скажите прямо или объясните, когда будете готовы. А слушать общую "философию" мы не хотим". Такое случалось на первых порах. Потом все поняли, что на коллегию надо приходить, зная основательно положение дел.
Не помню, чтобы обсуждали не острые проблемы. Ход строительства и восстановления заводов на востоке во время эвакуации практически не сходил с повестки дня. Обычны жалобы тех, кого вызывали на коллегию, на недостаток материалов для строительства. Это как-то особенно запомнилось. Удивляло, что наши снабженцы всегда знали положение на местах. Если приехавший говорил, что не поступил металл или цемент на стройку, снабженцы тут же давали справку: металл получен заводом такого-то числа, на подходе еще несколько вагонов, их получат завтра. Такое же объяснение по цементу. В таких случаях нарком, обращаясь к заявителю, как правило начальнику строительного треста, говорил:
- Что-то у вас в докладе не так. Видимо, вам дают справку, не зная действительного положения дел. Или вы хотите получить больше того, что запланировано?
Начальник управления снабжения Степанов выступал обычно лишь тогда, когда к нему обращался нарком:
- Объясните, товарищ Степанов, в чем дело, почему срывается снабжение?
Ссылки на трудности Дмитрий Федорович обычно не признавал.
При обсуждении хода строительства активно выступал заместитель наркома по строительству Николай Дмитриевич Агеев. Сам бывший управляющий строительным трестом, опытный, знающий дело работник, он разговаривал с руководителями строек настолько компетентно, что возражений с их стороны почти не находилось. Строители Агеева побаивались: он обычно поглядывал исподлобья, сурово да еще обладал мощной фигурой, что производило соответствующее впечатление. В шутку ему иногда говорили: "Николай Дмитриевич, не пугай людей, будь с ними поласковей". На что он отвечал: "Ладно, выдержат".
Не всегда, конечно, были крупные разговоры со строителями, взбучки и т. п. Так считать было бы неверно. От наркомата строителям шла огромная помощь. Но суровое военное время диктовало иногда необходимость и жестких мер.
Добавить нужно о самих строителях. Строители как до войны, так и в войну практически не имели нужной техники. Все работы вели в основном вручную, а в лучшем случае были автомашины, а больше лошадки, а также ломы, пилы, топоры, тросы, веревки. Чем мы располагали без ограничения - это лесом. Свои заготовки, свой транспорт - это очень помогало. Трудно было с кирпичом и цементом. Зато частенько выручал металл - ведь была своя металлургия. Питание далеко не полноценное, а труд очень тяжелый. И, несмотря на это, строители работали самоотверженно. Тогда не давали времени на раскачку. Машиностроительный корпус в 20-30 тысяч квадратных метров строили за два-три месяца. Бараки для жилья - за 6 - 10 дней. Деревянные сооружения под производство - 15 - 20 дней. Такова быль.
Счастье, что строительные тресты в то время входили в систему наркомата. Одни подчинялись непосредственно наркомату, а другие - крупным заводам. Прямо надо сказать: не было времени возить проекты в Москву и обратно, утверждать или согласовывать каждое изменение. Все шло параллельно: и проектирование и строительство. Не дожидаясь полного окончания строительства объекта, ставили оборудование. Потом, в будущем, это назвали совмещенным методом строительства. Этот "совмещенный" метод позволял сокращать сроки стройки против предвоенных в 3-4 раза.
Кстати, это пригодилось и впоследствии. При создании очень крупного автомобильного объекта в стране в городе Тольятти, за что я нес персональную ответственность перед правительством, но зато имел возможность проявить инициативу, мы применили опыт строительства военных лет и получили такой результат, о котором даже автомобильный "король" Форд, прибывший тогда в СССР, сказал А. Н. Косыгину в беседе:
- Такой объект и в такие сроки мы бы в Америке построить не смогли.
Нарком вооружения Д. Ф. Устинов в одном из своих выступлений в годы войны говорил: "Оптико-механические заводы Наркомата вооружения бесперебойно обеспечивали нужды фронта военными приборами и, откликаясь на все запросы Красной Армии, наряду с модернизацией существующих образцов успешно разрабатывали новые типы и конструкции. За время войны разработано и поставлено на серийное производство 85 новых и модернизированных оптических приборов".
Особо надо отметить, что оптико-механическая отрасль промышленности вооружения приносила нам значительно меньше хлопот, чем другие отрасли, что объясняется в первую очередь высокой квалификацией работавших в ней кадров и отлаженностью производства. Не помню случая, чтобы так же остро, как в других наших отраслях, допустим в стрелковом вооружении или в артиллерии, стояли вопросы обеспечения армии этим видом продукции. Лишь изредка Д. Ф. Устинов напоминал о том или о другом, но без ссылки на И. В. Сталина, который, видимо, тоже полагал, что, если фронты молчат, значит, этот участок обеспечен надежно.
Достижения оптико-механической промышленности явились плодом творческой мысли ученых, напряженного труда рабочих, техников и инженеров. Деловой контакт научных сотрудников Государственного оптического института, директоров и главных инженеров заводов, конструкторов приборов, характерный для этой отрасли в предвоенное время, оставался таким же и в годы войны и служил залогом успешного решения стоявших перед оптиками проблем.
Большую роль на предприятиях оптико-механической промышленности в Великую Отечественную войну сыграли парторги ЦК ВКП(б) С. А. Сеничкин, Я. С. Гицель, К. Б. Арутюнов, И. И. Васильев, И. П. Калашников и другие. Партийные, комсомольские и профсоюзные руководители своим умением подойти к людям, требовательностью и тактом сумели поднять и мобилизовать коллективы заводов на свершение небывалых трудовых подвигов.
Всемерное содействие секретарей местных партийных организаций - райкомов, горкомов и обкомов ВКП(б), их понимание трудностей в работе предприятий, правдивая оценка и справедливая критика работы также обеспечивали производственные успехи. Кроме планового выпуска оптических приборов для армии и флота заводы оптико-механической промышленности выполняли многие просьбы местных партийных организаций и в кратчайшие сроки дали народному хозяйству необходимую продукцию.
Оптики-механики внесли достойный вклад в разгром врага и вписали славную страницу в летопись нашей великой Победы.
ГАУ и Наркомат
Н. Д. Яковлев - начальник ГАУ: человек и руководитель. - Стиль работы наркомата. - Нужны ли наркомату строительные тресты? - Наркомат и заводы. Отношения с другими ведомствами. - Характер наркома.
Было бы несправедливо с моей стороны, говоря о промышленности вооружения, забыть, что между создателями оружия и организаторами его производства, с одной стороны, и армией - с другой, были посредники. Этими посредниками, о которых уже упоминалось, являлись Главное артиллерийское управление и военная приемка Военно-Воздушных Сил. На заводах, в конструкторских бюро, институтах, наркомате находились тысячи военных специалистов, о ком, как и их руководителях, незаслуженно мало сказано в литературе о минувшей войне. А ведь это был многочисленный и высококвалифицированный коллектив, осуществлявший государственную экспертизу вооружения, поступавшего на фронт.
Стрелковое оружие, пушки наземной артиллерии, боеприпасы и оптику оценивали представители военной приемки ГАУ. Авиационное вооружение и оптику для авиации принимали представители Военно-Воздушных Сил. Эти военные представители - военпреды - были наделены большими полномочиями и правами. Они не только принимали изделия, но и контролировали точное соблюдение технологической дисциплины, заботились о совершенствовании военной продукции, улучшении производства, внедрении прогрессивных методов, снижении себестоимости изделий, а также проверяли отчетные калькуляции. В случае нарушения технологии или отступлений от чертежей военпреды могли применить санкции - прекратить прием вооружения и этим остановить производство. Они могли также оказывать финансовый нажим, если заводы не выполнили оговоренные технические и экономические условия.
В период моей довоенной работы главным технологом, главным инженером, а потом и директором завода военная приемка мне подчас казалась чем-то вроде занозы. То остановит прием изделий, то вступит в конфликт с директором по какому-либо иному поводу, то станет стопором в выпуске продукции, которая вполне устраивала завод. На директора давят сверху: давай программу, а тут вдруг бракуют деталь из-за нескольких микрон отклонения от допуска, что для боевых качеств, по нашему мнению, значения не имело. А то военпреду просто не понравилась отделка ложи или окраска ствола и так далее. Нередко претензии мне казались необоснованными, и я говорил военпреду: пусть приезжает ваше начальство и разбирается, кто прав, а кто виноват. Дело до разбора приезжим начальством чаще всего не доходило, все как-то улаживалось само собой, но нервотрепка и нам, заводчанам, и военпредам была большая. Потом я убедился: военная приемка не заноза, а наш хороший помощник. Она не пропускала в армию продукцию, имевшую даже самые незначительные дефекты.
Главное артиллерийское управление РККА имело большие права, но не меньше и обязанностей. Оно отвечало перед Ставкой Верховного Главнокомандования за качество военной и боевой техники, вооружения, за поддержание военно-технического превосходства над противником, своевременную разработку новейших систем оружия, бесперебойное обеспечение фронта всеми видами оружия и боеприпасов. Многие из этих обязанностей лежали и на наркоматах оборонной промышленности, в том числе и на Наркомате вооружения, однако ГАУ было как бы строгими глазами Ставки.
Размеры поставок вооружения на каждый квартал готовили Главное артиллерийское управление, Госплан СССР и наркомат. ГАУ контролировало ход выполнения плана и обо всех срывах обязано было немедленно докладывать Верховному Главнокомандующему. Представители ГАУ следили за ходом работ по созданию новых видов военной техники и вооружения и о неполадках в этом деле также сразу сообщали в Ставку. Главное артиллерийское управление рассматривало потребности войск и представляло данные на рассмотрение Верховному Главнокомандующему. ГАУ давало задания и на перспективную разработку оружия, согласовывая их обычно с представителями наркомата.
Распределяя вооружение между фронтами, начальник Главного артиллерийского управления не зависел от военных чинов. Таким правом наделил его Верховный Главнокомандующий, заявив, что "если вы будете всех слушать, то вас быстро растащат". Поэтому отступить от плановых поставок фронтам даже в небольших количествах по чьей-либо просьбе ГАУ не могло. Лишь на последнем этапе войны, когда в вооружении создались значительные запасы, начальник Главного артиллерийского управления мог сам решить часть каких-то запросов.
Основными поставщиками вооружения и боеприпасов армии были наш наркомат во главе с Д. Ф. Устиновым, Наркомат боеприпасов во главе с Б. Л. Ванниковым и Наркомат минометной промышленности во главе с П. И. Паршиным. Не преувеличу: успехи в работе названных отраслей в значительной степени связаны и с деятельностью Главного артиллерийского управления, во главе которого стоял Н. Д. Яковлев. Яковлев установил хорошие отношения со всеми наркомами. А с Дмитрием Федоровичем Устиновым у них сложились и чисто дружеские отношения, хотя это не бросалось в глаза.
Николай Дмитриевич Яковлев, начиная с молодого возраста, более двадцати лет прослужил в артиллерийских частях и штабах, прежде чем стал начальником ГАУ. А стал он им буквально за три дня до начала войны, сменив на этом посту маршала Г. И. Кулика. До этого Н. Д. Яковлев командовал артиллерией Киевского Особого военного округа - самого крупного в стране. Николай Дмитриевич был старше многих из нас.
Хотя генерал Н. Д. Яковлев был человеком обаятельным, но вопросы перед наркомами ставил прямо. Например, противотанковое ружье Симонова не выдержало намеченного числа выстрелов - надо обсудить, как быть. Обсуждение беспристрастное - ведь надо докладывать в Ставку, а это можно сделать лишь тогда, когда есть собственное мнение. Виднейшие конструкторы нередко присутствовали при обсуждении тех или иных вопросов. И мы, прежде чем идти к Николаю Дмитриевичу, собирались вместе, чтобы наметить предстоящий разговор с начальником ГАУ, выработать свои рекомендации и предложения. Встречался Яковлев не только с наркомами, но и с их заместителями, с широким кругом специалистов. Рассматривал вопросы всегда по-деловому, без суеты и поспешности.
С наркомами он вел себя как человек, который не считался, кто к кому должен приехать. Вместе с Дмитрием Федоровичем в своем или в его кабинете обсуждал текущие и перспективные планы, чтобы затем обратиться в ГКО или Ставку. Иногда что-то не получалось. К примеру, новую пушку разрабатывали с расчетом на пять тысяч выстрелов, а она была надежна до четырех тысяч, дальше нет-нет и случалась поломка какой-либо детали, менялась точность стрельбы и т. д. Новая пушка очень нужна армии, а вот не тянула до заданной живучести. Тогда, собрав конструкторов и выслушав их, решили просить правительство дать согласие на приемку и поставку пушек в войска с указанием живучести в четыре тысячи выстрелов, но с обязательством добиться пяти тысяч выстрелов в течение последующих четырех-пяти месяцев.
Совместно с Д. Ф. Устиновым и представителями Госплана СССР начальник ГАУ готовил решения по росту выпуска вооружения и боеприпасов. Готовил не один день, а сидел, как и все, до изнеможения.
Я часто ездил к Николаю Дмитриевичу, чтобы, например, получить его разрешение удлинить срок испытаний пулеметов или автоматов либо представить опытный образец несколько позднее. Нарком, как правило, не любил говорить с ГАУ о каких-либо оттяжках или поблажках.
- Сам затягиваешь дело, сам и хлопочи, - обычно заявлял он.
Случаи такие были, конечно, редкими и не всегда по нашей вине, но встречались с Яковлевым мы. Однако так просто не поедешь к нему. Я не знал человека, который бы был так занят в войну, как начальник ГАУ. Поэтому всегда просишь наркома:
- Дмитрий Федорович, позвони Николаю Дмитриевичу, чтобы меня принял.
Звонит:
- Николай Дмитриевич, прими Владимира Николаевича, есть вопрос, который без вас решить не можем.
Обычно Яковлев спрашивал:
- До завтра терпит?
Если вопрос терпел, он просил:
- Тогда пусть приезжает завтра к одиннадцати утра, в это время сверху меньше треплют.
Заходишь к этому среднего роста, лысоватому, с большими умными глазами и приветливой улыбкой человеку в генеральской, а в последующем маршальской форме и немного робеешь. Но Николай Дмитриевич сразу упрощал обстановку:
- Ну как, Владимир Николаевич, отодвигать что-нибудь будем или придвигать?
Скажешь:
- Николай Дмитриевич, с пулеметом Горюнова до шести тысяч выстрелов еще не дошли. Сейчас надежно держим четыре тысячи. Дайте месяц срока - доведем.
- Давайте условимся так, - отвечает, - даю вам полтора месяца, но чтобы в следующий раз встречались уже по другому вопросу, а не по этому. Как?
- Спасибо, Николай Дмитриевич.
Дальше поинтересуется, как идут остальные дела в стрелковом и авиационном вооружении. Обязательно спросит:
- Дома все в порядке?
Всегда от него веяло какой-то человеческой теплотой. Уходишь - как будто поговорил с хорошим другом и товарищем.
Он в нас верил. И мы в него верили. Знали, что начальник ГАУ, если надо, и твою вину возьмет на себя, а тебя под удар не поставит. Он весь был как бы пронизан духом товарищества. Это ему, конечно, не мешало нажимать на нас, когда было надо. В таких случаях звонил сам:
- Владимир Николаевич, увеличивай выпуск винтовок. Еще три недели жду, а потом на тебя твоему же наркому нажалуюсь.
Как говорят, разобьешься в доску, а через три недели необходимое количество винтовок дашь.
Встречи с Николаем Дмитриевичем Яковлевым были не только нужны, но и полезны нам еще в том, что он ориентировал нас в обстановке, говорил о предстоящих делах на фронте, объяснял, почему нельзя сбавлять производство вооружения, которого, как мы со временем стали чувствовать, вполне хватает.
Вспоминаю одну из встреч с Николаем Дмитриевичем уже во второй половине войны.
- Теперь наша армия наступает, вроде бы потери в вооружении должны быть поменьше, - заметил я. - Не считаю новых и новейших образцов, которые мы обязаны создавать при любых условиях, но вы нажимаете и на те виды оружия, которые мы долгое время даем уже в огромных количествах.
Улыбнувшись, Николай Дмитриевич ответил примерно следующее. Каждая новая операция, которая гарантированно должна заканчиваться успешно, начинается с артиллерийской подготовки и обработки расположения врага самолетами, а затем сопровождается и артиллерийским наступлением. Надо, чтобы наши потери в людях были как можно меньше. Вот и ведем огневой вал от переднего края обороны врага до его глубинных районов, не давая врагу подбросить подкрепления, а иногда и отрезая путь к отступлению. А ведь только на одну операцию расходуются десятки тысяч вагонов с боеприпасами. Это напряжение должны выдерживать и пушки, пулеметы, другое оружие.
Верно. В битву за Берлин мы бросили столько боевой техники, вооружения и боеприпасов, сколько ни в какое другое сражение. Наше превосходство оказалось так значительно, что враг не выдержал и двух недель боев, хотя обладал еще большим количеством живой силы и техники, равным почти армии вторжения, что была брошена на нашу страну в начале войны. Кто-то тогда сказал: "Бедные пушки, и как это они все выдерживают".
Николай Дмитриевич Яковлев заслуживает как военачальник и как личность большого уважения. Он проделал в войну громадную и исключительно важную работу и помог создать необходимые условия для успешной деятельности важнейших отраслей оборонной промышленности. И после войны он был на высоте положения. Помимо того что Н. Д. Яковлев сделал в войну, он еще написал хорошую книгу, которую назвал "Об артиллерии и немного о себе". О себе он действительно написал немного, что свидетельствовало об исключительной его личной скромности. Зато была большая взыскательность автора к себе. Николай Дмитриевич не скрывал и своих ошибок, просчетов.
"Не могу не отметить такого прискорбного факта, что наши войска были довольно плохо обеспечены таким, например, оружием, каким являлся у немцев фаустпатрон, - пишет Н. Д. Яковлев. - А ведь он прекрасно зарекомендовал себя в противотанковой борьбе. Буду самокритичен: ГАУ, а следовательно, и я, как его начальник, не проявили должной настойчивости, чтобы доказать боевую ценность подобного рода противотанковых средств".
И далее он излагает, как в 1942 году у нас появилась так называемая шомпольная граната. Дальность стрельбы ее была невелика, да и точнасть попадания невысокой. Однако именно в этой гранате нужно было увидеть то направление, которое при соответствующей доработке могло привести к созданию мощного противотанкового средства. Однако весь ход обсуждений, проходивших в Ставке едва ли не с первых недель войны, сводился к скорейшему созданию прежде всего противотанковых ружей. Осенью 1941 года было принято решение в кратчайшие сроки наладить производство трофейного 7,92-мм немецкого противотанкового ружья. И это было сделано, несмотря на труднейшее положение в нашей промышленности.
Одновременно появились и отечественные 14,5-мм противотанковые ружья. И хотя по весу они значительно превосходили немецкие, зато по калибру патрона, да и по дальности прямого выстрела, по эффективности поражения цели оказались гораздо лучше гитлеровских. Затем пошли рассуждения о ценности подкалиберных и кумулятивных снарядов, дававших возможность советской артиллерии на сравнительно больших дальностях вести борьбу с фашистскими танками. Но все это было не то. Такие снаряды являлись хорошим боеприпасом, но речь должна была идти о более мощных средствах ближнего боя.
В ГАУ не нашлось активных сторонников таких средств противотанковой борьбы, как фаустпатрон. Считалось, что коль скоро в войсках из-за малой дальности не пользуется популярностью даже 50-мм миномет, то зачем создавать наряду с ПТР еще что-то. К тому же есть и противотанковые гранаты.
"В итоге у нас так и не было создано оружие, подобное тому, которое имелось у противника, - заключает Н. Д. Яковлев. - А ведь враг, повторяю, очень эффективно, особенно в последние месяцы войны, применял фаустпатроны и против танков, и в боях в населенных пунктах. Конечно, ссылки на кого-либо теперь, спустя десятилетия после окончания войны, надо признать несостоятельными. В первую очередь ГАУ и я, его начальник, не проявили в данном случае должной предусмотрительности, дальновидности".
Истина требует признать, что в ошибках, которые, по признанию Н. Д. Яковлева, допустило ГАУ, есть и наша доля вины. Не менее, чем работники Главного артиллерийского управления, Наркомат вооружения призван был следить за уровнем оснащения нашей армии. Так что ошибки ГАУ - это ошибки и Наркомата вооружения, ошибки его руководителей.
Но вернемся к приемке боевой техники и вооружения в годы войны. Не только я один сделал в период войны вывод: если хочешь гарантировать выпуск добротной продукции, ее окончательная оценка не должна зависеть от завода. Приемом военной техники обязаны заниматься люди, которые не подчиняются заводам и наркомату. Тяжелее работать? Да, тяжелее. Но только тогда может быть порядок. Ведь на руководителей заводов и предприятий, и не только военных, всегда давит план, желание добиться, чтобы коллектив был передовым, получал премии, награждался переходящими знаменами или орденами. Эти чувства понятны. Однако существуют высшие интересы, и этим интересам должно быть подчинено все.
В годы войны директор одного из крупнейших артиллерийских заводов, пользуясь своими широкими связями в правительстве, добился без посредничества наркомата ликвидации военной приемки на заводе, взяв всю ответственность за качество изготовляемых пушек на себя. Результат: продукция постепенно стала как бы хиреть, на нее пошли рекламации. Через некоторое время директор сам попросил вернуть на завод военпредов. Хотя это был человек, который не любил менять свои решения.
На арсеналах и базах ГАУ происходила и производственная работа. Это касалось комплектации боеприпасов - за исключением патронов и снарядов малых калибров. С разных заводов сюда привозили элементы снарядов: гильзы, взрыватели, заряды, капсюли и тому подобное, а работники арсеналов и баз, в основном женщины, под руководством военпредов собирали боеприпасы до полной готовности. Нелегкое, опасное дело. Но и работницы, и те, кто трудился в годы войны на базовой и арсенальской приемке, хорошо справлялись с возложенными на них задачами.
Будучи в руководстве наркомата, выполняя те или иные поручения наркома, я имел возможность соприкасаться не только с Главным артиллерийским управлением, приемкой Военно-Воздушных Сил, но и со многими отделами, входившими в наш наркомат, бывать, как уже знает читатель, на многих заводах, участвовать в решении вопросов, которые касались не только стрелкового и авиационного оружия. Поэтому в своих воспоминаниях я показал работу и других отраслей вооружения. Хотел бы кое-что добавить тут в целом о стиле работы нашего наркомата, тех людях, которые стояли у руля производства вооружения, обстановке, в которой мы жили и трудились.
В коллегию наркомата входили все заместители наркома во главе с наркомом. Коллегии проводились регулярно по понедельникам. Д. Ф. Устинов обычно избегал названия "коллегия", называя ее заседанием, совещанием с заместителями наркома. Однако на такие совещания приглашались все необходимые начальники главных управлений и отделов, а также (в зависимости от вопроса) директора заводов, главные конструкторы, начальники строительных трестов и другие лица, которые были нужны при обсуждении.
Обычно начинали часов в десять утра, если это была плановая коллегия, а внеплановые собирали по мере необходимости. Заканчивали часа в два-три дня. Нечего и мечтать перечислить все, что обсуждалось за период войны! В основном вопросы, связанные с поставками армии вооружения, выполнением особых заданий Государственного Комитета Обороны, ходом строительства объектов, дальнейшим наращиванием мощностей, подготовкой кадров в широком плане, работой конструкторов по созданию новых образцов боевой техники и вооружения и т. д. Коллегию, как правило, проводил нарком, а если он был в отъезде, то его первый заместитель В. М. Рябиков.
К обсуждению на коллегии аппарат наркомата, директора заводов, начальники конструкторских бюро, начальники строительных трестов и другие руководители готовились обстоятельно. Нарком требовал докладов деловых и конкретных. Если докладчик объяснялся общими фразами, Дмитрий Федорович обычно говорил: "Вы просто отнимаете у нас время. Если не готовы, скажите прямо или объясните, когда будете готовы. А слушать общую "философию" мы не хотим". Такое случалось на первых порах. Потом все поняли, что на коллегию надо приходить, зная основательно положение дел.
Не помню, чтобы обсуждали не острые проблемы. Ход строительства и восстановления заводов на востоке во время эвакуации практически не сходил с повестки дня. Обычны жалобы тех, кого вызывали на коллегию, на недостаток материалов для строительства. Это как-то особенно запомнилось. Удивляло, что наши снабженцы всегда знали положение на местах. Если приехавший говорил, что не поступил металл или цемент на стройку, снабженцы тут же давали справку: металл получен заводом такого-то числа, на подходе еще несколько вагонов, их получат завтра. Такое же объяснение по цементу. В таких случаях нарком, обращаясь к заявителю, как правило начальнику строительного треста, говорил:
- Что-то у вас в докладе не так. Видимо, вам дают справку, не зная действительного положения дел. Или вы хотите получить больше того, что запланировано?
Начальник управления снабжения Степанов выступал обычно лишь тогда, когда к нему обращался нарком:
- Объясните, товарищ Степанов, в чем дело, почему срывается снабжение?
Ссылки на трудности Дмитрий Федорович обычно не признавал.
При обсуждении хода строительства активно выступал заместитель наркома по строительству Николай Дмитриевич Агеев. Сам бывший управляющий строительным трестом, опытный, знающий дело работник, он разговаривал с руководителями строек настолько компетентно, что возражений с их стороны почти не находилось. Строители Агеева побаивались: он обычно поглядывал исподлобья, сурово да еще обладал мощной фигурой, что производило соответствующее впечатление. В шутку ему иногда говорили: "Николай Дмитриевич, не пугай людей, будь с ними поласковей". На что он отвечал: "Ладно, выдержат".
Не всегда, конечно, были крупные разговоры со строителями, взбучки и т. п. Так считать было бы неверно. От наркомата строителям шла огромная помощь. Но суровое военное время диктовало иногда необходимость и жестких мер.
Добавить нужно о самих строителях. Строители как до войны, так и в войну практически не имели нужной техники. Все работы вели в основном вручную, а в лучшем случае были автомашины, а больше лошадки, а также ломы, пилы, топоры, тросы, веревки. Чем мы располагали без ограничения - это лесом. Свои заготовки, свой транспорт - это очень помогало. Трудно было с кирпичом и цементом. Зато частенько выручал металл - ведь была своя металлургия. Питание далеко не полноценное, а труд очень тяжелый. И, несмотря на это, строители работали самоотверженно. Тогда не давали времени на раскачку. Машиностроительный корпус в 20-30 тысяч квадратных метров строили за два-три месяца. Бараки для жилья - за 6 - 10 дней. Деревянные сооружения под производство - 15 - 20 дней. Такова быль.
Счастье, что строительные тресты в то время входили в систему наркомата. Одни подчинялись непосредственно наркомату, а другие - крупным заводам. Прямо надо сказать: не было времени возить проекты в Москву и обратно, утверждать или согласовывать каждое изменение. Все шло параллельно: и проектирование и строительство. Не дожидаясь полного окончания строительства объекта, ставили оборудование. Потом, в будущем, это назвали совмещенным методом строительства. Этот "совмещенный" метод позволял сокращать сроки стройки против предвоенных в 3-4 раза.
Кстати, это пригодилось и впоследствии. При создании очень крупного автомобильного объекта в стране в городе Тольятти, за что я нес персональную ответственность перед правительством, но зато имел возможность проявить инициативу, мы применили опыт строительства военных лет и получили такой результат, о котором даже автомобильный "король" Форд, прибывший тогда в СССР, сказал А. Н. Косыгину в беседе:
- Такой объект и в такие сроки мы бы в Америке построить не смогли.