О`Бэньон Констанс. Синеглазая принцесса

   – Серому Соколу повезло, у него была любящая невеста. Когда я умру, мою смерть некому будет оплакать, – тихо сказал он.
   Алана вспыхнула.
   – Вам, мужчинам, лишь бы воевать! Вы так спокойно относитесь к смерти! Признайтесь, это вы виноваты в его гибели? Да?
   – Нет, Синеглазка. Я же тебе говорил, меня не было на этой войне.
   – Но там были ваши соотечественники!
   – Ты несправедлива ко мне. Я же не виню тебя в том, что индейцы убили Джорджа Кастера.
   Глаза девушки потемнели от ненависти:
   – Он заслуживал смерти!
   Видя, что разговор ранит ее, Николас решил сменить тему:
   – Синеглазка, а почему ты притворялась, будто не знаешь английского?
   – Я… я плохо к вам относилась и не хотела с вами разговаривать, – призналась девушка. – В моем сердце не было места ни для чего, кроме ненависти. Мне хотелось только умереть.
   – Понятно, – произнес после долгой паузы Николас. – Что ж, ты имеешь основания не доверять белым людям. Они причинили тебе слишком много зла.
   – Во всяком случае, своему отцу я не доверяю, – с вызовом сказала Алана. – С чего это он вдруг решил обо мне позаботиться? Столько лет я была ему безразлична, а тут… Лучше бы он вовремя подумал о моей маме и бабушке!
   Николас не знал, что возразить на это, и снова увел разговор в сторону:
   – Ты великолепно говоришь по-английски. Гораздо лучше, чем многие мои знакомые.
   Алана явно была довольна его похвалой.
   – Отец требовал, чтобы я в совершенстве овладела вашим языком, – объяснила она. – Когда он бросил нас с мамой и отправился на войну, меня устроили в школу, где учились дети офицеров. Мне там понравилось… Тогда я очень хотела побольше узнать о вашем мире, старалась угодить отцу. А теперь… теперь я не собираюсь никому угождать! Я буду жить так, как мне хочется. – Алана надолго умолкла, глядя вдаль. – Вождь нашего племени – я доводилась ему внучатой племянницей – просил меня быть переводчицей, когда к нам заходили белые люди. Но в основном это были люди неграмотные, простые охотники. Я знала английский куда лучше, чем они. – Теперь в усмешке девушки сквозило торжество. – Белых людей страшно бесило, когда им приходилось просить меня, чтобы я объяснила значение какого-нибудь английского слова, которое они не понимали. А я была счастлива показать им свое превосходство, и вскоре для меня это стало игрой. Я специально заучивала редкие слова, чтобы потом вставить их в разговоре.
   – Представляю, как твоя эрудиция изумляла бедняг! – от души рассмеялся Николас.
   – Но не надейтесь, – насупилась Алана, – я не испытываю благодарности к отцу за то, что он научил меня говорить по-английски. Мне это совершенно не нужно!
   – Но ты должна быть благодарна ему за то, что он дал тебе жизнь.
   – Жизнь, в которой было столько страданий… За что мне его благодарить? А вы… признайтесь, разве вы никогда не проклинали своего отца за то, что в минуту слабости он поддался естественному влечению, результатом которого было ваше появление на свет?
   Николас подумал, что слова она, конечно, выбирает умные и правильные, однако мыслит совершенно не так, как белые люди. Он представил себе, какое впечатление произведут речи этой маленькой индианки на хозяев мирных виргинских гостиных, и ему пришло на ум сравнение с шаровой молнией. Да, пожалуй, виргинцы будут взирать на нее с не меньшим ужасом!
   В глазах Николаса вспыхнули веселые огоньки. Алана ему положительно нравилась!
   – А ведь ты права, плутовка! – воскликнул он. – Сколько раз я жалел о том, что родился!
   – Вот видите! – сказала Алана. – Стало быть, и мне не за что благодарить Энсона Кэлдвелла.
   – Железная логика, – пробормотал Николас. – Если ты всегда рассуждаешь так убедительно, я не удивлюсь, что все мужчины в вашей деревне плясали под твою дудку. В сочетании с красотой ум женщины действует убийственно.
   – Издеваетесь? – вскинула голову Алана. – Я прекрасно знаю, какого вы мнения о моей внешности. Но уверяю вас, что это мнение разделяют не все. За меня сваталось очень много юношей.
   – Ты слышала мой разговор с Уилли Чеппелом? – смутился Николас.
   – Да. И надо сказать, вы отзывались обо мне весьма нелестно. Впрочем, ваше мнение меня не интересует! – презрительно заявила Алана.
   – Однако я все равно хочу перед тобой извиниться, Синеглазка. Извиниться и сказать, что на самом деле я так не думаю. Просто я был раздосадован, что из-за тебя мне придется задержаться, и со злости молол языком черт-те что.
   Алане очень хотелось спросить, по-прежнему ли Николас считает ее жалкой дурнушкой, но она не осмелилась: вдруг он скажет «да»?
   Вместо этого она сердито повторила:
   – Мне безразлично ваше мнение!
   – И тем не менее я его выскажу: ты удивительная, необыкновенная девушка.
   Алана сосредоточенно разглядывала поджарившегося кролика.
   – Считайте как хотите. Мне все равно.
   Николас улыбнулся.
   – По-моему, я забыл поблагодарить тебя за то, что ты спасла мне жизнь. Спасибо, Алана! Если б не ты, я был бы уже покойником.
   – Не стоит благодарности, белый человек. Мы квиты – я ведь тоже обязана вам жизнью.
   – Славно сказано! Впрочем, noblesse oblige, мисс Кэлдвелл, – пробормотал Николас.
   – Что это значит? – подняла брови Алана. – Я не понимаю.
   – Положение обязывает.
   – Все равно непонятно.
   – Уилли сказал, что ты индейская принцесса.
   – Да.
   – Ну вот! – усмехнулся Николас. – Потому я и говорю: положение обязывает.
   Однако Алана так и не поняла, воспринимать это как комплимент или как издевку. Она склонялась к тому, что Николас над ней подтрунивает, он ведь неодобрительно отзывался о женщинах… А впрочем, какая ей разница? Пусть думает что хочет. Ей все равно!
   Но на самом-то деле ее волновало мнение капитана Беллинджера, и даже очень!
   – И все-таки спасибо за то, что ты спасла меня, Синеглазка. – Голос Николаса стал неожиданно бархатистым, обволакивающим.
   Алана нравилась ему все больше и больше. Конечно, красоты он в ней по-прежнему не видел, но обаяния ей было не занимать. Да и за словом в карман она не лезла. С ней, в отличие от других женщин, ему совершенно не было скучно. Уже одно это казалось Николасу чудом.
   – Капитан Беллинджер, – холодно произнесла Алана, – насколько я могу судить, вы не цените свою жизнь. За что же в таком случае меня благодарить?
   – Мда… А ведь ты снова права. – Николаса привела в изумление проницательность Аланы.
   Действительно, он свою жизнь ни в грош не ставил. В отряде, которым командовал Николас, его считали отчаянным смельчаком, тогда как он бросался навстречу опасности лишь потому, что жизнь ему была не мила. Для человека знатного происхождения позор непереносим. А на имени Беллинджеров лежало несмываемое пятно позора.
   Капитан смерил пристальным взглядом свою юную собеседницу. А она сущий ребенок, хотя чуть было не стала чьей-то женой… Неужели в так называемом цивилизованном мире она быстро лишится непосредственности и превратится в расчетливую светскую даму? Это было бы жалко.
   Растрепанная, в рваном платье – ни дать ни взять индейская Золушка. Худенькое личико кажется еще бледнее на фоне иссиня-черных волос… Ох, не выдержать этой крошке в мире надутых снобов! Николас был почти уверен, что встреча с Энсоном Кэлдвеллом и его детьми не сулит Алане ничего хорошего.
   Но что толку было застревать на печальных мыслях?
   – Ты до вечера собираешься жарить своего кролика, Синеглазка? – с нарочитой беспечностью поинтересовался Николас. – По-моему, он давно готов.
   Лицо Аланы озарила улыбка. Николас вдруг сообразил, что чуть ли не впервые видит, как она улыбается.
   – Вы будете есть по-индейски? – лукаво спросила она. – Или белым людям всегда необходимы столовые приборы?
   – Тебя, вероятно, удивит, но солдаты часто едят руками, – невозмутимо ответил Николас и, превозмогая боль в плече, потянулся к вертелу.
   Немного охладив мясо на снегу, он разломил тушку и протянул половину Алане.
   Однако она не торопилась приступать к еде, а выжидающе смотрела на него. Николас хохотнул и вонзил крепкие белые зубы в кроличье мясо.
   – Ну как? Ты одобряешь такие манеры, принцессочка?
   Алана подумала, что Грейс Флемминг, наверное, никогда в жизни не ела руками. И у нее тоскливо защемило сердце. Ей стало очень обидно, что капитан Беллинджер не оказывает ей таких же знаков внимания, как той глупой кокетке. А стоило Алане вспомнить, как он прижимался губами ко рту девушки, и она почувствовала, что совсем теряет волю… Почему ей так неудержимо хочется ощутить вкус его губ?
   Но в следующий миг Алана уже устыдилась своих мыслей. Она ведь предает память Серого Сокола! Серый Сокол был ее единственной любовью. И другой никогда не будет! Почему же она порой забывает об этом? Что с ней стряслось?
   Неожиданно капитан побледнел и схватился за раненое плечо.
   Алана всполошилась. Любовный вздор моментально вылетел у нее из головы.
   – Что, болит?
   – Еще как! – простонал Николас, но, заметив испуг девушки, постарался улыбнуться. – Хорошо, что ты меня заштопала, Синеглазка. Надеюсь, пулю ты не забыла вынуть?
   – Нет, конечно, – не поддержав его шутливого тона, ответила Алана. – Пришлось повозиться – пуля сидела очень глубоко. Честно говоря, вам повезло, капитан. Рана могла оказаться гораздо серьезней.
   – За это я тоже должен сказать спасибо тебе, Синеглазка. Если бы ты меня не окликнула, неизвестно, чем бы дело кончилось.
   Алана пожала плечами, словно речь шла о сущем пустяке, и, доев мясо, тщательно помыла руки снегом.
   – Как, по-вашему, нас будут искать? – стараясь скрыть волнение, спросила она.
   Увы, Николас не мог ее обнадежить.
   – Будут, но не сейчас. Нас хватятся только через несколько дней и вряд ли найдут – следы давно замела вьюга. – Беллинджер вспомнил про трупы кучеров и оглянулся по сторонам. – Нужно похоронить мистера Хардена и мистера Янса.
   Алана содрогнулась.
   – Поздно. Вчера здесь рыскала стая волков.
   Николас зябко поежился, понимая, что стоит за этими словами.
   – И все же надо закопать хотя бы останки.
   – Но вы еще слишком слабы, ваша рана может открыться! – запротестовала Алана.
   Капитан с трудом встал и решительно произнес:
   – Не отходи далеко от дилижанса. Я скоро приду.
   – Вы упрямец, капитан Беллинджер! – крикнула ему вслед Алана. – Учтите, я не буду снова возиться с вашей раной, если она откроется.
   – Непременно учту, Синеглазка, – рассмеялся капитан.
   Алана сердито махнула рукой и пошла за хворостом. Она старалась выбрать сучья посуше, чтобы на дым не явились непрошеные гости.
   Вернувшись с охапкой веток, девушка услышала стук и поняла, что капитан Беллинджер обнаружил останки двух белых людей и предает их земле.
   «Как же все-таки непрочна и ненадежна человеческая жизнь, – грустно размышляла Алана. – В любой момент может прерваться, словно тонюсенькая ниточка…»
   Если бы счастье от нее не отвернулось, она была бы уже женой Серого Сокола и, может быть, даже родила от него ребенка…
   При мысли об этом Алане стало совсем тоскливо, и она заплакала.

12

   Вернувшись, Николас ни словом не обмолвился о той страшной миссии, которую ему пришлось выполнить. Алана не стала его расспрашивать, зато попыталась выяснить, как он себя чувствует, – она всерьез опасалась, что рана Николаса откроется. Однако капитан в ответ только отмахивался.
   Примерно в полдень он заявил, что настала его очередь обеспечивать их пищей, и скрылся в кустах. День уже клонился к закату, а капитан все не появлялся, и Алана начала беспокоиться.
   Постепенно тревога сменилась злостью. Куда он запропастился? Неужели не понимает, что она будет за него волноваться? А вдруг… вдруг волки вернулись сюда и учуяли его запах? Ой… а он, как назло, без оружия – он ведь оставил пистолет ей…
   – У индейца бы хватило ума понять, что после огнестрельного ранения нужно как следует отлежаться! – с досадой воскликнула Алана. – Бледнолицый глуп, как малое дитя! И, как дитя, ни о ком не думает. Да… пожалуй, придется отправиться на его поиски…
   Но, поразмыслив, она решила еще немного подождать. Вдруг он все-таки появится?
   На небе сгущались тучи.
   «Вечером опять будет метель, – озабоченно подумала Алана. – Только бы капитан не заблудился в лесу!»
   Чтобы отвлечься, она принялась рыться в сундуках, отбирая вещи, которые могли им пригодиться. Неизвестно, сколько времени придется проторчать здесь, пока не подоспеет помощь! А жизнь-то идет своим чередом, нужно потихоньку обустраиваться.
   Алана торжествующе выудила из вороха тряпок кусок мыла и расческу. Потом обнаружила нож и два одеяла…
   Отнеся отобранные вещи в дилижанс, девушка задумчиво посмотрела в сторону речки. Может, искупаться?
   Вода была ледяной. Кожа Аланы сразу покрылась пупырышками, но девушка все равно окунулась в речку, с удовольствием смывая с себя грязь. Вымыв голову и тело с мылом, Алана выбежала на берег и, стуча зубами от холода, принялась торопливо одеваться.
   Рваное и грязное ситцевое платье валялось на снегу. Алана нарочито небрежно наступила на него ногой и облачилась в мягкую, приятную на ощупь замшу. Индейское платье было не только теплее и практичнее в носке; в этом переодевании для Аланы заключался особый смысл: это был знак того, что она хранит верность погибшему жениху.
   Девушка расчесала волосы и заплела две косы, завязав кончики кожаными тесемками. Косы получились роскошные – каждая толщиной в руку – и очень длинные, ниже пояса. Впервые за долгое время Алана почувствовала себя самой собой, и это придало ей уверенности. Что бы ни говорил капитан Беллинджер, она больше не будет одеваться, как белая женщина!
   – О, ты снова стала шайенской принцессой, Синеглазка! – раздался внезапно за спиной Аланы бархатистый голос Николаса.
   Она испуганно обернулась. Капитан подкрался тихо, как кошка.
   Видя откровенное изумление на лице Аланы, капитан довольно рассмеялся и показал ей пойманную добычу.
   – А ты, наверное, и не подозревала, что белый человек способен ходить так же бесшумно, как индейцы?
   – И давно вы за мной подглядываете? – сердито спросила Алана.
   Капитан расхохотался еще громче.
   – Не бойся, Синеглазка. Самое интересное я пропустил – пришел, когда ты уже расчесывала волосы. Никогда бы не поверил, что кто-то способен искупаться в такой холодной воде! – добавил он, с уважением посмотрев на Алану.
   – Индейцы – народ закаленный. Это изнеженным белым подавай тепленькую водичку.
   Но Николас не обратил внимания на ее язвительные слова, а спокойно спросил:
   – Почему ты решила переодеться?
   Алана смерила капитана уничтожающим взглядом и демонстративно повернулась к нему спиной.
   – Потому что потому! Это платье – подарок моей бабушки, и я не собираюсь его снимать.
   – Как хочешь, – согласился Николас. – Должен признаться, оно тебе очень идет.
   Алана подозрительно покосилась на него, но предпочла промолчать.
   Подойдя к речушке, она проворно ощипала и выпотрошила дикую индейку, которую принес капитан.
   – Но как вы ее убили, ведь пистолет остался у меня? – удивленно спросила она.
   – А как ты убила кролика?
   – Камнем.
   – Ну, я, конечно, не такой меткий стрелок. Мне просто повезло: я вспугнул своим появлением стаю птиц, они кинулись наутек, и одна запуталась в кустах, – капитан улыбнулся и лукаво добавил: – Так что мне осталось только ее распутать.
   – Что-то не верится, – с сомнением произнесла Алана.
   Она понесла птицу к костру.
   Идя за Аланой, Николас впервые заметил, что у нее, оказывается, изящная фигурка. Свободное платье не скрывало, а скорее подчеркивало плавные линии бедер, соблазнительно покачивающихся при ходьбе. Какая удивительная грация! Почему он раньше не обращал на это внимания?
   Господи! Ну что за бред?! Николас поспешил отогнать внезапное наваждение. Похоже, пуля задела не только его плечо, но и голову. Иначе с чего бы в нее лезли такие дурацкие мысли? Нашел, на кого польститься! На сущего ребенка!
   Наткнув птицу на вертел, Алана озабоченно посмотрела на капитана Беллинджера. Вид у него был больной.
   – Давайте я перевяжу вашу рану, – сказала она, доставая бинты.
   – Не надо.
   – Надо, капитан Беллинджер, надо. Присядьте к костру, – мягко, но давая понять, что возражать бесполезно, сказала Алана.
   Капитан нахмурился, но потом пожал плечами и сел.
   – Не женщина, а кремень! От кого ты научилась держать мужчин под каблуком, Синеглазка? Тоже от бабушки? – с усмешкой поинтересовался он, но тут же скривился от боли: разматывая бинты, Алана как будто бы невзначай задела рану.
   – Мой дедушка не был подкаблучником, – отрезала Алана. – Они с бабушкой прекрасно понимали друг друга. Всем бы женщинам такого хорошего мужа…
   – Можно подумать, ты по этой части знаток, – хмыкнул капитан. – Сколько тебе лет, крошка? Тринадцать? Или уже четырнадцать?
   Лицо Аланы окаменело.
   – Ваша рана понемногу затягивается, – словно не расслышав вопроса, заметила девушка.
   – И все-таки, – не унимался Николас, – сколько тебе лет? Почему ты не отвечаешь?
   – Капитан Беллинджер, – спокойно сказала Алана, – ваш юмор неуместен.
   И так туго завязала узел на бинте, что Николас охнул.
   Однако упрямства ему было не занимать.
   – Знаю, почему ты отмалчиваешься! Тебе, наверное, и тринадцати еще нет! – поддел он девушку.
   Такое вынести она уже не могла!
   – Мне скоро будет восемнадцать, капитан!
   – Быть того не может! – не поверил Николас. – У тебя совсем детский вид.
   – Смотря с кем сравнивать, – прищурилась Алана. – Если с вами – то да.
   – Ага! – шутливо обиделся Николас. – По-твоему, я старик? Сколько же мне лет, как ты думаешь?
   Алана решила его подразнить и сказала, прекрасно понимая, что это не так:
   – Лет тридцать восемь – сорок. Во всяком случае, лучшие годы у вас позади. В вашем возрасте мужчина уже не представляет интереса для женщин.
   Николас подхватил ее игру и, застегивая мундир, деловито спросил:
   – А что, если мне уже под пятьдесят?
   – Не может быть! – изумилась девушка, позабыв, что она хотела разыграть Николаса. – Признайтесь, вам на самом деле лет двадцать пять, да?
   – Ты почти угадала, Синеглазка. Мне двадцать восемь, – торжествующе заявил капитан.
   – Обманщик! – топнула ногой Алана. – Так я и знала! Вы коварный обманщик. Хотя… чего еще можно ожидать от бледнолицых.
   – Но ты первая начала, – с улыбкой напомнил Николас.
   Алана вынуждена была признать его правоту и молча склонилась над костром.
   – Давай объявим перемирие, – предложил капитан. – Хотя бы до тех пор, пока не подоспеет помощь. А потом можешь опять считать меня своим врагом.
   – Я вас врагом не считаю, – тихо промолвила Алана.
   Капитан понимал, чего ей стоило произнести эти скупые слова, но все-таки уточнил:
   – Значит, мир?
   – Д-да…
   Наступила долгая пауза. Обоим почему-то стало неловко.
   – Скоро стемнеет, – наконец нарушила молчание Алана. – Похоже, опять начнется метель.
   Николас сосредоточенно рассматривал носки своих сапог.
   – Я слышал, индейцы умеют предсказывать погоду. Это правда?
   – Моя бабушка умела. И я не помню случая, чтобы она ошиблась.
   Щеки Аланы порозовели от жара костра, и Николас вдруг обнаружил, что она прелестна.
   – Расскажи мне про свое детство, Синеглазка, – попросил он. – Каким оно было? Я не представляю себе, что значит расти на природе… Ты была счастлива?
   – Да, очень, – прошептала Алана. – Дедушка с бабушкой всегда были ко мне добры. Дедушка даже разрешил мне самой выбрать мужа. Я росла в красивом, благодатном краю. В лесах водилась дичь, в ручьях и реках было полно рыбы. Шайены жили прекрасно, пока… пока не…
   – По-моему, индейка готова, – торопливо сказал Николас и тихо добавил, протягивая кусок Алане: – Прости, Синеглазка, я не хотел бередить тебе душу.
   Они поели в полном молчании, а птичьи кости Николас закопал, чтобы лишний раз не привлекать к дилижансу внимание диких зверей.
   Внезапный порыв ветра задул огонь, и с неба, словно из пуховой перины, посыпались крупные белые хлопья. Уже через минуту вокруг не было видно ни зги.
   Алана и Николас со всех ног помчались к дилижансу. Она, дрожа, забилась в угол.
   Николас надежно запер дверь и повернулся к девушке.
   – Ты была права. Черт-те что творится! Проклятая буря! – в сердцах воскликнул он, но, вспомнив, что чертыхаться в присутствии девушки не положено, прикусил язык.
   Алана невольно улыбнулась.
   Зеленые глаза Николаса лукаво сверкнули.
   – Прости, пожалуйста, я на миг позабыл, что ты меня понимаешь. Впредь обещаю выбирать выражения.
   Алана укутала ноги одеялом.
   – Боюсь, эта буря надолго. Но она хотя бы избавит нас на сегодня от волков. Как все-таки хорошо, что у нас есть дилижанс!
   Николас привалился к спинке сиденья и задумчиво поглядел в темноту за окном.
   – Скажи мне кто-нибудь месяц назад, что я буду прятаться с индианкой от волков и метели, уже не надеясь выбраться из дикой глуши, я бы принял его за сумасшедшего, – пробормотал Николас. – Честно говоря, мне до сих пор не совсем понятно, как я влип в такую дурацкую историю.
   – Взрослый человек должен отвечать за свои поступки, – назидательно заметила Алана. – Вас никто не заставлял со мной нянчиться, вы прекрасно понимали, на что идете.
   – Помилуй! – расхохотался Николас. – Как можно быть в твои годы такой рассудительной? Можно подумать, у тебя за плечами целая жизнь.
   Однако Алана ничуть не обиделась на его слова и даже восприняла их как комплимент: шайены ценили мудрость очень высоко, намного выше, чем богатство.
   Из дверных щелей потянуло холодом. Алана поежилась:
   – Мороз крепчает, капитан. Как бы нам с вами не окоченеть…
   – А ты иди ко мне, Синеглазка, – предложил Николас, раскрывая объятия. – Вместе нам будет куда теплей.
   – Нет, – посиневшими от холода губами прошептала Алана, стараясь не замечать, что сердце ее радостно затрепетало от этих слов. – Нет!
   – Но почему? Ты же вчера лежала со мной.
   – Вчера вы были без сознания, и у нас было только одно одеяло.
   Капитан немного помолчал.
   – Синеглазка, ты не должна меня бояться. Неужели ты до сих пор не поняла, что я не причиню тебе зла? Я думал, ты мне доверяешь.
   Ну как ему объяснить, что именно поэтому она и боится к нему приближаться?! Когда человеку доверяешь, ты перед ним беззащитен… А уж когда тебя так к нему тянет, как ее к Николасу, то дело совсем худо. Но Алана не призналась в этом:
   – Вчера вы считали меня ребенком, а теперь знаете, что я взрослая.
   В темноте ей не было видно, что Николас улыбнулся.
   – Это верно. Еще какая взрослая! Ладно, ложись отдельно, но если замерзнешь, милости прошу.
   – Хорошо. Я приду… если замерзну.
   Они лежали, объятые тьмой, и Алане казалось, что на свете никого, кроме них, нет.
   – Плечо не болит? – тихо спросила она.
   – Побаливает, но гораздо меньше.
   – Капитан Беллинджер!
   – Почему бы тебе не называть меня Николасом?
   – Николас, пожалуйста, расскажите мне про ваших родителей. Что это была за трагедия?
   Николас прерывисто вздохнул.
   – Я и забыл… Ты же присутствовала при моем разговоре с Флеммингами.
   – Да, но не совсем поняла, на что они намекали.
   – Все очень просто, Синеглазка. У моей матери был любовник… янки. Отец неожиданно нагрянул домой, застиг их в постели и застрелил негодяя. Но хотя отец защищал свою честь, янки его казнили. А моя мать до сих пор обретается в Беллинджер-Холле.
   – Во время этой войны вы и янки были врагами? – уточнила Алана, теряясь в догадках, что могли не поделить белые люди.
   – Мой отец не был солдатом, но все равно считал янки своими врагами. Как бы тебе объяснить?.. Представь, что было бы, если бы шайенская женщина связалась с мужчиной из враждебного племени?!
   – Но, может, у вашей матери были основания так поступить? Вы не пытались с ней поговорить?
   – Зачем? Она и не скрывала, что была влюблена в этого мерзавца.
   В голосе Николаса звучала горечь.
   – Вы… до сих пор любите свою мать, да? – еле слышно спросила она.
   Николас долго молчал, уставившись в темноту.
   – В детстве я, как часто бывает с мальчиками, считал свою мать центром Вселенной. Помню ее нежные, прохладные руки… они касались моего лба, когда я метался в бреду… Она была прелестна… сущий ангел! Стоит мне закрыть глаза, и я ее вижу такой, какой она была тогда, – Николас тряхнул головой. – Увы, я был слишком молод и не разбирался в людях!
   – И все же мне кажется, вам стоило бы поехать домой и объясниться с ней, – мягко произнесла Алана.
   – Я уже сто лет не был дома и не собираюсь возвращаться! – отрезал Николас.
   – Жаль…
   – Кому как.
   – Капитан Беллинджер…
   – Николас.
   – Николас, мой дедушка однажды сказал мне: «Даже на самой прекрасной коже порой появляются бородавки».
   – При чем тут это? Не понимаю.
   – Это значит, что у каждого человека есть недостатки. Даже у великих людей.
   – Ну и что?
   – А то, что они есть и у вас, и у мамы… и, вероятно, были у отца!
   – Бородавки, говоришь? – рассмеявшись, Николас постарался перевести разговор в шутливое русло: – А у твоего деда были бородавки?
   – Наверное, но я их не замечала, – серьезно ответила девушка.