О'Санчес

Суть острова

(сага-мираж)

Книга 2

Читатель – он зритель, или слушатель?

Все как все – пусть живут во вчера,

Им – и в Каине воля Господня.

Неразменянный в век серебра,

Я на завтра потрачу сегодня.

Мне никто и ничто не указ:

Ни молва, ни любовь, ни удача…

Послезавтра, в положенный час,

Я уйду, не крестясь и не плача.

Может, Клио, полаяв на след,

Сунет морду в мое подземелье…

Но для жизни – меня еще нет

Там, где солнце, покой и веселье,

Там, где льется густой небосвод

Сквозь безумный зрачок урагана,

Где мой остров куда-то плывет

По волнам моего океана.

Глава первая

В которой читатель еще раз вплотную знакомится с главным героем.

У Солнца нет естественных врагов. Таковыми можно было бы посчитать пространство и время, однако они – суть неотъемлемые условия существования Светила, так что… Тучи, туманы, городской смог, – эти да, эти считают себя грозными противниками, солнцепожирателями, но – ф-фух! – дунь на них ветерок посуше и покрепче, и сгинули рати, аки ночные тати… Если же поднести планету поближе к солнцу, а та вдруг пукни в нее протуберанцем – то все! Не то что облака с туманами – океаны вскипят и выветрятся навсегда в направлении Плутона… Вот уж противники… Но наш Бабилон так расположен во Вселенной и на Земле, что Солнце от него далеко, а летучие осадки рядом, особенно весной и осенью. Осенью они противнее, потому что впереди промозглая зима, холод, короткие дни… А весной полегче.

Я с самого утра почуял, что быть сегодня и солнышку и теплу, и даже ясному небу. И точно: синие лоскутки там и сям скачут меж сугробов по рыхлому небосводу, солнечными зайчиками швыряются…

Мне двадцать шесть лет и я "при делах». То есть, зарабатываю на жизнь себе и своей семье, прилично зарабатываю, трудом, который далеко не всем подстать, но только крепким ребятам вроде меня. Однако, если вы думаете, что… Нет, с законом я дружу. Более того, я как бы служу ему, охраняю его… Я частный детектив. Но не в том смысле, что детектив-одиночка, типа Хэмфри Богарта из фильма «Мальтийский сокол», или Шерлока Холмса из одноименного английского телесериала, я служащий детективного агентства и отнюдь не на последних ролях. Следить, стрелять, выписать в рыло – все могу, всему обучен, но предпочитаю кабинетную работу: беседы с людьми, кропотливая возня с документами и вещдоками, – вот это все по мне, вот это моя стихия. А начальство и сослуживцы, в слепой недалекости своей, воображают, что Рики – меня то есть – хлебом не корми, дай подраться с непокрытой головой в разъяренной толпе, примененяя попеременно холодное и горячее оружие. Ну, может быть, я слегка преувеличиваю, но в целом не вру: я – это довольно значимый силовой ресурс нашего детективного агентства «Сова». Оклад мой – шесть тысяч в месяц, что немного, если с учетом специфики моего труда. Но, во-первых, мне всего двадцать шесть, а во-вторых – бесперебойно поступают премиальные, эту «окладную» сумму удваивающие. Иногда еще случаются призы, но там дело тонкое, не все можно брать.

Женушка, ясен пень, поскрипела немножко, увидев, куда я грохнул уже заработанные и еще незаработанные денежки, но она тоже любит хорошие моторы, ей и перед подругами непременно нужно повыпендриваться… Она гордится мною, я знаю. А я очень и очень ее люблю, ее и малышей, у нас их уже двое. Может, и еще решимся рожать, а пока – так: сын и дочь, сын постарше, дочь помладше. Но нежности нежностями, а сражение со своею лучшей половинкою пришлось выдержать нешуточное… Причем, запредельную цену за европейский, не отечественный мотор, она, ее узнав, перенесла стоически, поддержала меня морально и чуть ли ни утешала; то же самое и по поводу выбранной марки. Но цвет, о-о-о… Я за свой любимый серый цвет бился как лев, ни пяди, ни дюйма не уступая, насмерть стоял! И победил. «Вольво» – благородное существо: алые, лазоревые, фрезекразе и иные вульгарные окрасы – не для него. Черный – траурно, личный мотор – не катафалк и не повозка из Дворца, белый – пошло, пусть якудза и тонги в белых моторах разъезжают. Серый и только серый! Темно-серый. Жену в конце-концов убедил, что самое ценное. Мою жену зовут Шонна.

Да, утро было доброе. Началось оно с объятий и с выполнения многочисленных взаимных супружеских обязанностей, как то: секса, приготовления завтрака, смены пеленок из под спящих деточек-конфеточек, сегодня – ура – только из под одной младшей конфеточки… Какие они классные у меня получились, и тот, и другая… Светленькие, синеглазые, стройненькие, симпатяшечки… Так… Ага – обязанности! Пеленки – я, заправка супружеского ложа – она. Завтрак – приготовление с ее стороны, и основное поедание – с моей, какая-то стиральная машина, каковую именно я зачем-то и куда-то должен передвинуть… Обстоятельный рассказ о студенческой юности ее мамы и папы, к которым она с детьми едет сегодня в гости, поскольку среда, и откуда я должен их, маленькое семейство мое, забрать ближе к вечеру… Короче говоря, такие обязанности редко утомляют меня и Шонну, они нам, как правило, в радость. А если вдруг лавина из них, и подчас приходится трудно – как без этого в жизни человеческой? – то мы черпаем поддержку и оптимизм сами в себе: я в ней, а она – во мне! И оба чувствуем себя в неоплатном долгу. Да, то утро начиналось хорошо, и я помню его как сегодня.

Фирма наша угнездилась прямо на Флотской набережной Большого Тикса, аккурат возле Дворца Бракосочетаний. Бобби Жук, из отдела «внебрачных отношений», уверяет, что не раз видел клиентов «дома семейных радостей» уже в нашем заведении, причем, с интервалом в несколько дней; но он такой беззаветный гонщик, Бобби наш, что без дополнительной, от него не зависящей информации, невозможно достоверно выяснить – правда ли то, о чем он болтает, или байки, которые он мастер выдумывать и рассказывать. Понятно, что отдела «внебрачных отношений» нет ни на бумаге, ни даже в умах руководства фирмы, потому что называется он буднично и скромно: «сектор оперативного учета информации». Я и сам начинал трудовой путь именно в этом секторе, и удел мой был в те нелегкие годы – наружное наблюдение, с применением технических средств и без применения… Мы могли бы следить хоть за поведением комет и астероидов, если бы пришел такой заказ, но на практике – почти все сто процентов заказов на отдел касались слежки «из ревности». Женщины ревновали мужей и любовников, мужчины ревновали жен и любовниц, реже сестер и дочерей… Работать в этом цехе противно, если честно (хотя практически никого из наших ребят не миновала чаша сия), а слушать побасенки тамошнего старожила Бобби Жука – вполне даже прикольно. Его вся эта грязь из нижнего белья не напрягает ничуточки, такое ощущение, что он там по зову сердца трудится. Может быть, так оно и есть, чувак он без нервов и обоняния. И все же большинство толковых ребят, проявив себя на менее почетном и более беспокойном поприще, передвигаются в другие подразделения. Вот и я переместился оттуда в силовую команду, неплохо себя зарекомендовал, получил пару-тройку непредусмотренных природой дырок в кожу, столько же шрамов (один на щеку), и только в прошлом году вывернулся оттуда, сделал следуюший шаг: в детективы. Я – самый молодой детектив в «Сове», и многие считают меня умником.

Но поехал я не в контору, а сразу на место работы, на дом к одному зрелому мультимиллионеру, искать табакерку.

Биггей Тоук его зовут, но челядь в междусобойных разговорах предпочитает именовать его Пигги Тук. Почему? Да не знаю я! Пигги – понятно, он розовенький, жирненький, голосок высокий и резкий. А Тук – в упор не понимаю, почему Тук. И они никто не в курсе, я спрашивал. «Так повелось, так уже до меня было». – Вот стандартный ответ, и я ему верю. С чего бы им врать? Текучесть кадров в домашнем хозяйстве Пигги Тука в пределах нормы, но она есть. Средний срок службы, как я вычислил между делом, – три с половиной года. Это весьма неплохо для обслуживающего «внутридомового» персонала, тем более, что характер у господина Биггея Тоука сложный. Но платит он хорошо и люди его местом работы своим дорожат… Пока лучшее не найдут.

Слуг ему поставляют попеременно специализированные фирмы «Рекрут» и «Уют», это чтобы слуги меж собой не составляли единого клана, а как бы находились по обе стороны производственной баррикады: соревновались, типа, друг с другом, следили бы друг за другом, враждовали бы понемножку… Главное – чтобы не стакнулись, злоумышляя против хозяина… Что-то здравое наличествует в подобных рассуждениях, но на практике – одна фигня: и свои, бывает, передерутся, и чужие снюхаются…

Вот еду я, еду, мотор обкатываю и обуревают меня очень даже разные мысли и ощущения. И все… неплохие, позитивные. С одной стороны я неустанно мечу косяки направо-налево: але, вы, все! Видели, какой мотор вам в бампер глядит? Эй, справа, нет, но ты чуешь, чувак, кто резвее скорость набирает – твой боров-ваген, или моя ласточка? А? Иные, назло, даже не смотрят в мою сторону, но кто потолковее, да поглазастее – те завидуют конечно. И это приятно. С другой стороны, меня грызут нетерпение, надежды и сомнения: а ну, как ошибусь? Это по предстоящему делу грызуны мои разошлись, по поиску табакерки в доме нашего уважаемого заказчика.

Пигги Туку всего семьдесят два года, это довольно мелкая старость, едва распечатанная, но слуги уверяют меня, что Пигги – ку-ку. Маразм у него проклюнулся, и он все растет и крепчает. Табакерка золотая, усыпана камешками, рубинчиками и брильянтиками. Страховая стоимость невелика, хотя и содержит в себе художественную составляющую изделия: двадцать тысяч талеров. Пигги считает, что искус украсть ее очень велик, в то время, мол, как истинная стоимость в разы выше заявленной. Камердинер же (Ох, тертый, хитроносый мужчина!) объяснил мне иное:

– Ну сами посудите, на черта бы мне нужен сей блуд? Украду я, предположим. Вещица каталожная, в еённом виде не продать, сразу заметут. Стало быть, надобно камешки соскоблить, а металл переплавить, так?

– Так, – подтверждаю я.

– За эту блескучую камешковую пыль никто и сотни не даст. Так?

– Не знаю, – честно отвечаю я.

– Так. Никто не даст. А за металл… ну две, ну три тысячи я выручу… Ну четыре, если с камушками. Не я выручу, понятное дело, а крадун-злоумышленник. Так? Прикинь по весу?

– Так, – авторитетно подтверждаю я, словно с детства выучен взвешивать золотой лом на глазок.

– Тогда вопрос: на черта мне это надо? Рисковать своим местом, свободой и окладом, который… Ради вшивых трех тысяч талеров? – В голосе камердинера торжество человека, который сумел припереть к стенке спорящего с ним собеседника. Я, находясь на работе, часто позволяю побеждать себя в спорах, лишь бы аргументы были обильными и в русле интересующей меня темы. И камердинеру позволил. Потом я «пробил» его биографию по нашим каналам – и точно: вот уже девять лет, как Менди Блум, он же Вальтер Бирен, живет жизнью честного человека. А это второй по длительности результат в его пятидесятилетней биографии. Первый продолжался четырнадцать лет, с момента рождения.

– И вы полагаете…

– Потерял, старый хрыч, или сам продал. Продал и забыл! Ты уж не подкачай, ты уж найди.. Ничего, что я на ты?

– Попробую… Чего. Если мы с вами перейдем на ты, это помешает мне оказывать вам должное уважение. Договорились?

– Ну… конечно.

– Не забудете?

– Все понял я, ладно, как хотите.

– Но при этом можем обращаться друг к другу просто по имени. Идет? – Я улыбаюсь и подаю ему руку, да не как Господин Президент членам своего кабинета, а немножко с вывертом и наискось, для обоюдного шлепка ладонью в ладонь. Очень неформально и весьма располагающе для тех, кто понимает.

– Угу. – Шлеп! Толковый чувак этот камердинер: перестраивается мгновенно и камней за пазухой не копит.

Вот такие примерно разговоры я вел с камердинером, с горничной, с поварихой… Дважды я ездил искать табакерку и дважды мне отменно везло: находил! Один раз под батареей в спальне, за декоративной панелькой, а другой раз в бачке унитаза, в туалете на втором этаже, возле его любимой спальни. Второй раз у меня уже что-то брезжило в голове, а первый – целиком и полностью списываю на везение и усердие. Сегодня третий раз, проверочный. Если окажусь прав – ну тогда я просто титан сыскного дела. Если не угадаю и вовсе не найду – придется замутить дымовую завесу какую-нибудь, виновного искать, честь мундира защищать, гонорарные «бабки» оправдывать… Хорошо бы найти! А еще лучше – найти в загаданном месте.

– Здравствуйте, Рик. Зачастили к нам.

– Привет, Вальтер. Кого он на этот раз подозревает? Не вас ли?

– Может, и меня… Старый черт. Подох бы скорее, что ли… А то потом фиг работу найдешь, когда до пенсии с мышкин нос останется. – Камердинер подтягивает штаны на верхнюю часть брюха, возится с подтяжками… Все эти интимности – при мне, да; вроде как мы с ним на брудершафт не пили, но уже не стесняется в моем присутствии ливрею нараспашку держать… Это хорошо, что не ширинку… и хорошо, что не стесняется. Я детектив, а не лорд, и чем люди при мне раскованнее, тем они мне удобнее, в моей профессиональной деятельности. Поэтому я почти никогда не препятствую держаться со мню запросто. Когда я на работе.

– Так увольняйтесь.

– Привык… От добра добра не ищут. Поговаривают, в его завещании – на каждого, кто в домашнем штате, учтен стаж службы при нем, что тоже, знаете ли… Зовет. Два звонка – это мне. Пойдемте, я вас провожу.

Пигги Тук ждет меня в гостиной, на втором этаже. Одет он почему-то в твид, ноги в башмаках на толстенной подошве уперты в каминную решетку… Жарить ботинки собрался, не иначе. При моем появлении, он сделал довольно честную попытку встать, но я в зародыше пригасил наметившееся желание: стремительный шаг, лучезарная улыбка, руки ладонями вперед…

– Сидите, сидите сэр! Камины не любят, когда ими пренебрегают, у них от этого портится характер! – Никакой он не лорд и не сэр, этот Пигги Тук, но любит косить под английскую аристократию. У нас в Бабилоне это модное и практически безопасное фрондерство перед властью. Я и сам люблю старую добрую Англию, доминионом которой мы были столько счастливых лет…

Пигги расслабляет седалище и оно вновь заполняет просторное кресло от края и до края, Пигги смеется.

– Да уж, Ричард! В самую точку! Как только начну беситься да волноваться, так он, сукин сын, только и знает, что дымить, да углями стреляться… О! Слышали?

Слышал я, чего же не слышать: стрельнуло поленце. Так держи экран нормально – и не выстрелит никуда, лорд, тоже мне…

– Вы правы. Итак…

– Сперли, суки!

– Опять?

– Опять! Мне нюхать надобно, нюхать, у меня без табаку башка болит и сопли текут. А без табакерки у порошка вкус не тот. Он в ней лежит и настаивается, понимаете, Ричард?

– Понимаю, да.

– Он в ней кондицию набирает, в табакерочке. Я туда всегда кладу два лепесточка лотоса. Два лепесточка, каждые два дня, не больше и не меньше, не чаще и не реже! Она особенная, табакерочка моя. Я думаю, что это горничная. Я сегодня ее допрашивал. Рик, вы бы видели, как у нее глазки бегали…

– Гм… В прошлый раз глазки бегали сразу и у шофера, и у камердинера, а табакерочка нашлась… – Пигги Тук мгновенно надулся, в ответ на мои невинные возражения, и потемнел лицом. Но тотчас же сдулся обратно, ибо я при алиби, то есть, вне подозрения, а табачок из золотой с брильянтами табакерочки – нюхать ему хочется. Ой, какой у него противный рот, когда Пигги раздвигает его примирительною улыбкой…

– Не будем спорить. Рик, вы меня дважды спасали – сотворите чудо еще раз и моя благодарность будет безмерной! – Я уже Рик для него, родной человек…

– Безмерной, – мысленно соглашаюсь я. – Но лишь до момента находки. А дальше в голову спасенного немедленно станут вползать мыслишки о заранее согласованных тарифах, о непыльной, и, в общем-то, недолгой работенке, об условности всех этих привязанностях к собственным порокам, о наглости и жадности всех этих сервисных и охранных служб… Поэтому вслух я говорю иное:

– Благодарность – в пределах тарифа, как договаривались, сэр. Не больше. Но и не меньше. И только по благополучному завершению дела. Рассказывайте в подробностях, не упуская ни мельчайшей детали. Все с самого утра. А лучше – с момента последней понюшки. Вы помните этот момент?

– Помню, как же, отлично помню! Это было перед сном… Нет, я ближе к утру вставал в сортир и не удержался, нюхнул…

– Так, годится. Помните примерное время? Разрешите, я присяду? – Пигги в нетерпении трясет седой головой и я погружаюсь в кресло напротив. Меня ждет подробный, как я и заказывал, рассказ, и главное в нем – не лопухнуться, реагировать в тему.

Полчаса у меня есть – чтобы, во-первых, предаться своим размышлениям, далеким от рассказов Пигги Тука и его дома с домочадцами, а во-вторых – потягаться со своим нетерпением, с помощью методики дзен, ибо у меня душа горит подойти к камину и заглянуть в небольшой проемчик у зеркала над камином, как раз под нарисованным зодиакальным знаком Овна… Подойти и заглянуть, взглянуть… Ах, если бы она оказалась там… Табакерка, табакерка…

– Но почему именно она, как вы думаете, сэр Тоук?

– Биггей, для вас просто Биггей.

– Да-да, простите, все время сбиваюсь. С детства, знаете ли, прививали уважение к состоявшимся людям, к их возрасту и общественному положению.

– У вас хорошие родители Рик, дай им Бог здоровья. На таких и держится наше общество. Так и передайте им от меня. Не забудете передать? – Я развожу руками, сколько позволяет кресло.

– Как можно! Уж передам, не сомневайтесь.

– Потому она, что… Только не смейтесь. Потому что табакерочка – мой талисман, мой чудесный тотем, оберег, как хотите называйте! Но в ней есть волшебные свойства, помогающие своему владельцу! И, вероятно, это кое-кому не дает покоя.

– Кому же? – Пигги перед ответом тоже разводит пухлыми ручками.

– Если бы я знал.

Я поспешно выбираюсь из кресла: нельзя упускать такую удобную паузу, пора переходить к следующему этапу розыска.

– Сэр Тоук…

– Биггей.

– Да, господин Биггей, спасибо. Нельзя ли мне организовать прямо здесь, у камина, рабочее место на часик-другой?

– Безусловно. Все как в прошлый раз?

– Почти. Журнальный или к нему приравненный столик нужен, а бумага у меня в папке, письменные принадлежности тоже. И пусть ваши люди, начиная с шофера, поодиночке ко мне сюда заходят. Камердинер, как старший над слугами, пусть зайдет последним. И еще…

– Да, да? Я сейчас уйду в другие комнаты, я понимаю…

– Ценю вашу деликатность, господин Биггей. Но… у вас в доме по-прежнему рецепту заваривают чай?

– Ах, это!.. Сейчас же он будет вам подан, в любом количестве. Не сомневайтесь: чай и рецепт прежние! Я – человек традиций.

Чай здесь подают неплохой, следует признать. Моя Шонна, в приготовлении этого напитка, никогда, или почти никогда не поднимается до подобных высот. Или, быть может, все дело в молоке?

Эта Элизабет та еще штучка! Почти сороковник ей, а глазки строит – будь здоров!

Странно, что люди ценят в питьевой безалкогольной посуде из фарфора хрупкость и чуть ли ни прозрачность; я лично люблю, чтобы у чайных и кофейных чашек были толстые стенки, чем толще – тем лучше, ибо они температуру держат. Нет, ну если в холодную чашку лить молоко из холодильника и заливать сверху остывшим чаем, то никакие сорты и секреты не помогут, но Элизабет свое дело знает: молоко в кувшиничке – только что с плиты, но уже со снятыми пенками, чашка – она даже пустая – теплая для пальцев… Сам чайник – литра в полтора, не меньше, хорошо температуру держит. Мне столько не выпить, но всегда приятно осознавать доступность и избыточность.

Элизабет вошла в зал не как допрашиваемая подозреваемая, а по прямым своим обязанностям, поэтому она уходит – и я, наконец, остаюсь один на один со своею догадкой, сердце прямо-таки в истерике: напролом бодает грудную клетку!.. И все по пустяку, если вдуматься философски. Забыл упомянуть, что страдалец наш Пигги ушел к себе в спальню, смотреть утренний телесериал. Это я знаю достоверно: челядь мне его обстоятельно застучала по всем параметрам и привычкам. Плохо ему, конечно, без любимой табакерки, но – перетопчется простыми понюшками, пока я сооображу что к чему…

Вот она! В предсказанном, точнее, в предугаданном месте, у каминного зеркала. Теперь можно расслабиться и никуда не спеша вести розыск с допросами… А иначе благодарные зрители не оценят мгновенности подвига моего интеллектуального. «Ой как просто!» – скажут они в первый момент. И немного погодя, уже между собою, с презрительной завистью: «За что им такие бабки платят, дармоедам!..'

Пигги Тук верит не только в волшебные свойства золотой табакерки, устланной двумя лепестками лотоса, он еще заядлый потребитель астрологических прогнозов, а также верует в прицельное коварство хищных шаровых молний… Да. Первый раз я нашел табакерку в его любимой спальне на втором этаже (сейчас он смотрит телик в другой), под знаком Козерога, изображенном на декоративной панельке. Почти сутки искал, в одиночку (был у меня напарник тогда, но он заболел, а потом я и в привычку взял: один работать), и нашел! Сэр Биггей Тоук соизволил потом, собака худая, вспомнить, что он сам ее туда перед сном положил, волшебницу свою…

Второй раз – в клозете, здесь же, на втором этаже. Под знаком Рыбы, начертанном прямо на унитазном бачке. Не побоялся что и отсыреет табак, старый проказник! Впрочем, унитаз этот больше смахивает на трон горного короля, и бачок ему под стать: может пиратский сундук с сокровищами вместить и предоставить ему комфортные условия хранения. И во второй раз вспомнил сэр Биггей Тоук, что это он собственноручно сделал в бачок столь ценную закладку. Но начисто забыл, что и первый раз на его совести. Как ему это удается, я не знаю, но – факт: в его нынешнем представлении, первый случай пропажи – на совести неведомых злоумышленников, а второй – да, это он сам перестраховался, да, вот, запамятовал… И хотел было, хваткий наш мистик-энтузиаст, на этих двух основаниях, срезать часть гонорара за второй поисковой случай.

Хрена ему! Его лоер выслушал нашего юриста и развел руками, точь в точь, как мы с Туком сегодня… Поэтому сейчас поиск обязательно будет иметь место, хотя и ужатый по времени, однако интенсивный. Надо не забыть по всему дому поболтаться, пошарить, нижнюю губу повыпячивать… Возде каминного зеркала, над маленькой нишей, нарисован знак Овна, следующего за Рыбами. Художник ваял эти знаки под строжайшим контролем заказчика: размер, гамма, место расположения – все так, и только так, и никак иначе! И плевать на дизайнеров-шизайнеров, что они там могут понимать в тонкой науке эзотерике!.. В его любимой спальне, куда мне тоже доступ открыт, в связи с трагическими обстоятельствами, выдернувшими меня на место происшествия, висит, вместо ковра, карта-схема его особняка: план второго этажа, план первого этажа, план подвала, план двора с гаражом и погребом… Красивая карта, будь у меня особняк – клянусь – заказал бы аналогичную!.. Все знаки Зодиака в карте той – аккуратно указаны: какой где, помечены зелеными значками. Все до единого – на втором этаже, что очень и очень удобно, если грамотно вглядеться в будущее… Но это не значит, что я пройду мимо подвала и погреба. Да, и в гараж суну свой любопытный нос, и на первом этаже покручусь… Хотя бы чтобы к кастрюлям поближе. Рано бы хотеть есть – но хочу! Но потерплю до офиса: ужинать, обедать и завтракать у заказчика – ронять престиж и ауру детектива. Чай и кофе – не возбраняется, покрепче – нет, сухо-насухо!

Эх, лучше бы я не заглядывал в гараж, лучше бы не выпендривался с усердием своим… Мало мне было погреба с его чудесами? Вольво мой – классный мотор, но как-то совсем не смотрится на фоне Бентли и Роллс-Ройса. Порше – тоже чудо, однако, «порш» – спортивная телега, это как бы не считается, я его на ровном пульсе рассматривал… но эти звери – что один, что другой… Эх…

– Не пообедаете с нами? Господин Тоук поручил Марион готовить с расчетом на гостей.

– Что вы, Элизабет! Я бы сейчас голодного волка съел, но нельзя до четверга, диета у меня.

– У вас – диета? Что-нибудь с желудком?

– Не-ет, – мотаю головой, – это нечто среднее между тантрическим воздержанием и косметической процедурой. Противоожирительная диета, замешанная на дзене. Я бы и вам дал рецептик, но она сугубо мужская.

Элизабет обворожительно улыбается в ответ на мое вранье, сопровожденное, кстати говоря, не менее обворожительной улыбкой. Я бы ее трахнул за милую душу, несмотря на ее сороковник, прямо здесь, в бельевой, и вряд ли бы встретил сопротивление… Но – принципы, которым я стараюсь хранить верность, принципы: на работе – ни-ни! А после работы – на фиг она мне? После работы я лучше домой поеду. Кстати говоря, эпизодический секс на стороне я вовсе не считаю изменой дому, Шонне… Вот если бы она где гульнула – это непростительная измена, а мне можно. Однако, сто тысяч див, равнособлазнительных супермоделям Кари Мюльдер и Наоми Кэмпбелл, не заменят и не перевесят для меня моей дорогой Шо-шо, мамы двух моих детей. И если бы встал передо мною выбор: всю оставшуюся жизнь только она, либо какие угодно любые, кроме нее, в любом количестве, – я бы и секунды не колебался… Только она, только с ней. Но к счастью, никто передо мною не ставит такого выбора и я иногда… Как правило, не чаще раза в месяц. Жизнь позволяет.

– Ну, чего там, начальник? Есть результаты?

– Будут результаты. – Я вдруг осекаюсь и останавливаюсь, осененный любопытною идеей. Камердинер перехватывает мой пустой взгляд в пустую стену и разворачивается туда всем корпусом – шея у него неподвижна, даже уже и не хрустит…