Страница:
И тогда наступил черед детей. Те самые дети, которые только что, помогая эвакуировать завод, забавлялись игрушечным оружием немецкого производства, теперь превратились в маленьких бойцов, по-настоящему участвующих в сражении. Прежде всего один из мальчиков заявил старикам:
– Мы на опушке леса часто играем в лабиринт. Играют две команды: одна догоняет, а другая уходит от преследования, маскируя настоящие следы и делая ложные. Преследователи, которые идут по этим ложным следам, в конце концов попадают в лабиринт, устроенный другой командой, и выбраться из него бывает очень трудно. В общем, игра состоит в том, чтобы одурачивать преследователей. Мы разобьемся на несколько групп и таким же точно способом сделаем лабиринт, а вокруг колеи, оставленной «повозкой Ашуры», понаделаем ложных следов, обрывая подорожник. Так одурачим врагов, что они век не выберутся из леса…
Получив согласие стариков, ребята отобрали особенно изобретательных в устройстве лабиринта, сформировали из них команду и приступили к делу. Еще до наступления темноты, когда солдаты армии Великой Японской империи повернули назад, ребята сделали все, как обещали. Офицер, возглавлявший строй, обнаружил, что протоптанную ими прямую тропу пересекает колея, оставленная «повозкой Ашуры», и приказал солдатам, пока не стемнело, не мешкая разведать окрестности. Но они, проплутав в устроенном ребятами лабиринте, вернулись ни с чем. Тогда офицер решил, что колея – это ловушка, специально устроенная, чтобы они заблудились в лесу, и, снова построив солдат, направился в долину. А оружейный завод, переведенный на новое место, на следующий же день начал бесперебойно работать.
В тот день, когда проводилась эвакуация завода, учителя, вернувшись в школьный лагерь с детьми, помогавшими взрослым, обнаружили, что несколько школьников отсутствуют. Причем пропали именно те, кто участвовал в устройстве лабиринта… На другой же день в обширном районе девственного леса были организованы поиски, но найти детей не смогли. Разведчики, спустившиеся ночью в долину, установили, что никто из ребят в плен не угодил. Оставалось предположить одно – они плутают по замкнутому кругу в ими же самими устроенном лабиринте и не могут выйти из него. Все дети в школьном лагере были убеждены, что их товарищи, заблудившиеся в лесу, не погибли. В легендах говорится, что с того момента, как дети попали в замкнутый круг лабиринта, они освободились от оков времени, текущего за его пределами, и каждый из них превратился в вечного странника, бредущего по девственному лесу. Может быть, сестренка, эти дети, бесконечно плутающие в собственном лабиринте, и породили страх, который вызывала Дорога мертвецов даже у ребят нашего поколения? Операция географического покорения, придуманная Безымянным капитаном, вместо того чтобы развеять веру в магическую силу девственного леса, наоборот, укрепила ее…
6
7
– Мы на опушке леса часто играем в лабиринт. Играют две команды: одна догоняет, а другая уходит от преследования, маскируя настоящие следы и делая ложные. Преследователи, которые идут по этим ложным следам, в конце концов попадают в лабиринт, устроенный другой командой, и выбраться из него бывает очень трудно. В общем, игра состоит в том, чтобы одурачивать преследователей. Мы разобьемся на несколько групп и таким же точно способом сделаем лабиринт, а вокруг колеи, оставленной «повозкой Ашуры», понаделаем ложных следов, обрывая подорожник. Так одурачим врагов, что они век не выберутся из леса…
Получив согласие стариков, ребята отобрали особенно изобретательных в устройстве лабиринта, сформировали из них команду и приступили к делу. Еще до наступления темноты, когда солдаты армии Великой Японской империи повернули назад, ребята сделали все, как обещали. Офицер, возглавлявший строй, обнаружил, что протоптанную ими прямую тропу пересекает колея, оставленная «повозкой Ашуры», и приказал солдатам, пока не стемнело, не мешкая разведать окрестности. Но они, проплутав в устроенном ребятами лабиринте, вернулись ни с чем. Тогда офицер решил, что колея – это ловушка, специально устроенная, чтобы они заблудились в лесу, и, снова построив солдат, направился в долину. А оружейный завод, переведенный на новое место, на следующий же день начал бесперебойно работать.
В тот день, когда проводилась эвакуация завода, учителя, вернувшись в школьный лагерь с детьми, помогавшими взрослым, обнаружили, что несколько школьников отсутствуют. Причем пропали именно те, кто участвовал в устройстве лабиринта… На другой же день в обширном районе девственного леса были организованы поиски, но найти детей не смогли. Разведчики, спустившиеся ночью в долину, установили, что никто из ребят в плен не угодил. Оставалось предположить одно – они плутают по замкнутому кругу в ими же самими устроенном лабиринте и не могут выйти из него. Все дети в школьном лагере были убеждены, что их товарищи, заблудившиеся в лесу, не погибли. В легендах говорится, что с того момента, как дети попали в замкнутый круг лабиринта, они освободились от оков времени, текущего за его пределами, и каждый из них превратился в вечного странника, бредущего по девственному лесу. Может быть, сестренка, эти дети, бесконечно плутающие в собственном лабиринте, и породили страх, который вызывала Дорога мертвецов даже у ребят нашего поколения? Операция географического покорения, придуманная Безымянным капитаном, вместо того чтобы развеять веру в магическую силу девственного леса, наоборот, укрепила ее…
6
Рассказ о детях, заблудившихся в устроенном ими же лабиринте и не сумевших из него выбраться, врезался в мою память как легенда, услышанная уже не от отца-настоятеля, а от сверстников. Он тоже был не лишен фантастичности, но, как мне кажется, во многом реалистичен, что свойственно детскому воображению. Рассказ такой: дети, которые сделали чересчур сложный лабиринт и сами не смогли из него выбраться, были не столь беспомощны, чтобы умереть там от жажды и голода. Несмотря на возраст, они обладали достаточным опытом, чтобы выжить в девственном лесу. Именно он и позволил им создать такой сложный лабиринт, где они сами и заблудились. Для того, кто надумает из-за укрытия активно сражаться с противником, такой лабиринт, из которого и сам не можешь выбраться, представляет собой неприступную крепость, и действительно, пока шла пятидесятидневная война, дети укрывались там, являя собой воплощение непоколебимого боевого духа.
Они спокойно жили, питаясь грибами, плодами деревьев, луковицами лилий, пресноводными крабами, личинками пчел, утоляя жажду чистой родниковой водой, и с нетерпением ждали случая, чтобы заманить в лабиринт и взять в плен офицеров и солдат армии Великой Японской империи. Кое-кто утверждал, что и на самом деле в лабиринт забрело несколько солдат противника. Так эти отважные ребята до конца войны сражались в лабиринте, используя его как мощную крепость.
Когда война окончилась, всем капитулировавшим жителям долины и горного поселка было приказано собраться у Дороги мертвецов, и Безымянный капитан, воспользовавшись книгой посемейных записей, учинил над ними судилище. Оно состояло в том, что из двух человек, значившихся в книге как один, Безымянный капитан признавал тоже лишь одного и лишь ему разрешал спуститься в долину. Правда, нужно иметь в виду, что за это время кое-кто умер от болезней и несчастных случаев, но к моменту судилища в книге посемейных записей это отражено не было, и, разумеется, уже далеко не каждый второй лишался возможности спуститься в долину. Кроме того, пятидесятидневная война, особенно в конце, унесла много солдат нашего края. Что же касается детей, то умерших в младенчестве, хоть они до поры до времени и числились в живых, было немного. В боях дети тоже погибали редко – ведь они, как правило, в них не участвовали. И поэтому каждый раз, когда на судилище Безымянный капитан выкликал имена детей, в лесу, как правило, оставался один из двоих – якобы не существующий ни в долине, ни в горном поселке. Все оставшиеся в лесу дети были потом зверски убиты, об этой кровавой резне рассказывает легенда. Однако мы, считая эту чудовищную легенду недостоверной, тайно пересказывали другую. Будто бы укрывшиеся в лабиринте дети, которые сами же его устроили, вышли оттуда целыми и невредимыми. Поскольку в пятидесятидневной войне мы потерпели поражение, бойцы нашего края, когда она окончилась, были уничтожены вершившей суд армией Великой Японской империи – здесь уж ничего поделать было невозможно. Но разве могли старики допустить такое варварство – избиение половины детей? Неужели же они сознательно шли на борьбу до полного самоуничтожения, пока не полягут все до одного – старые и молодые, мужчины и женщины? Но даже если, решившись на капитуляцию, они не могли предвидеть последствий – почему же тогда Разрушитель, который, появляясь в их снах, руководил всем ходом пятидесятидневной войны, оказался неспособным предсказать или предотвратить случившееся? Вот как легенда, которая передавалась детьми, объясняла то, что произошло на последнем этапе пятидесятидневной войны. В школьном лагере в глубине леса неожиданно появился никому не известный, но располагавший к доверию человек огромного роста, прямо великан, который собрал половину детей в отряд. Привели мужчину в школьный лагерь дети, заблудившиеся в устроенном ими лабиринте. Отряд, состоявший из детей всех возрастов, был уведен им в глубь леса: совсем маленьких старшие несли на спине, других вели за руку; шли они молча, чтобы не обнаружить себя. И только после этого была принята капитуляция, означавшая окончание пятидесятидневной войны. Поэтому на своем жестоком судилище Безымянный капитан не смог покарать ни одного ребенка…
Ты, сестренка, жрица Разрушителя и, видимо, поняла тайный смысл этой легенды. Располагавший к доверию великан, который появился в школьном лагере перед самым поражением в пятидесятидневной войне и собрал в отряд детей всех возрастов, вычеркнув их таким образом из книги посемейной записи, был не кто иной, как Разрушитель, перешедший из мира снов в мир реальности. Разумеется, в легенде так прямо имя Разрушителя не называлось. Рассказывая эту фантастическую легенду, дети говорили:
– Он был похож на Дзёфуку-сан!
Уже много позже я узнал, что Дзёфуку – имя китайца из «Легенд Страны восходящего солнца», который переправил триста юношей и девушек на восточные острова. Великана, который в конце пятидесятидневной войны увел с собой в глубину леса половину детей деревни-государства-микрокосма, люди называли Дзёфуку в честь того, кто когда-то повел на строительство нового мира юношей и девушек, и дети, не зная еще тогда самой легенды, тоже называли его Дзёфуку-саном. Того самого великана, которому отцы и матери вверили своих детей, находившихся в школьном лагере. Не слишком ли опрометчиво поступили они, доверив судьбы стольких детей совершенно неизвестному, постороннему человеку, лишь потому, что он им напомнил Дзёфуку-сана? Задумываясь над этим, приходишь к единственному объяснению: люди поверили, что Разрушитель, в течение всей пятидесятидневной войны отдававший им приказы в снах, наконец решил объявиться в реальном мире. Такое истолкование этого события проливает свет еще на одну легенду, относящуюся к мифу об основании нашего края. Легенду, в которой говорилось, что те, кто вместе с Разрушителем поднялись вверх по реке и добрались до долины, загороженной огромными обломками скал и глыбами черной окаменевшей земли, все до одного были молоды. Именно потому, что созидатели были такими молодыми, каждый из них после того, как они поселились в долине и в горном поселке, смог прожить более ста лет. Люди, сомневающиеся в том, как эти юноши и девушки, еще почти дети, пусть даже и под руководством Разрушителя, могли освоить землю обетованную, будут сомневаться и в том, смогли ли дети, которых в конце пятидесятидневной войны увел располагавший к доверию великан, где-то создать новый мир, и поэтому все пересказывают лишь канву легенды, не вдаваясь в ее суть.
Как и предсказала топографическая съемка, проведенная отцом-настоятелем, армия Великой Японской империи, осуществлявшая в девственном лесу операцию географического покорения, через два дня вышла на оружейный завод. Для Безымянного капитана и офицеров оперативного штаба обнаружение завода было не просто эпизодом в операции географического покорения, а самой крупной военной победой с момента вступления в долину. Они ликовали. Радостное возбуждение передалось всем солдатам роты, квартировавшей в долине. Безымянный капитан, как лицо ответственное, изо всех сил сдерживался, чтобы не броситься сломя голову в опасный лес, где его могла поджидать засада, но остальные офицеры немедленно отправились обследовать оружейный завод. Станок с завода был, как известно, вывезен, оружие, которое там изготовлялось и ремонтировалось, и материалы унесены. Обнаружив во временном строении только потеки машинного масла на деревянном полу да груды металлической стружки и всякого хлама, который даже детей не заинтересовал бы, офицеры после длительного совещания пришли к выводу, что это и в самом деле оружейный завод мятежников. След от «повозки Ашуры» навел их на мысль, что с завода вывезли тяжелый станок, и было принято решение проследить, куда он ведет. Поскольку это происходило в лесу – в зоне действий противника, офицеры, предполагая возможность контрудара, отправили на поиски увезенного станка отряд преследования из трех взводов отборных солдат. Обратившись к ним с напутствием, Безымянный капитан подробно изложил им ситуацию, однако весьма сомнительно, что солдаты правильно поняли его указания, сводившиеся к тому, что нельзя недооценивать реальной силы, которой располагают в лесу люди, из поколения в поколение живущие в этом районе. И Безымянный капитан оказался прав: отряд преследования сразу же был сбит с толку ложными следами, старательно проложенными детьми нашего края, боевой порядок распался, солдаты разбрелись в разные стороны в поисках настоящей дороги, по которой провезли тяжелый станок, и в конце концов оказались в лабиринте, устроенном детьми. А когда они попали в западню и стали блуждать по бесконечным тропинкам лабиринта, выбраться из которого не могли, бойцы диверсионного отряда, устроившие засады на деревьях, в зарослях кустарника и за обломками скал, атаковали их. Солдаты были застигнуты врасплох. Из-за укрытий в них полетели безжалостные стрелы, от которых не было спасения. Заглушая свист летящих стрел, с макушек огромных деревьев, оттуда, где солнечные лучи рассеивались в листве, доносился стрекот бесчисленных цикад. Сидевшие в засаде стреляли по врагам, как только те появлялись в узких просветах между ветвями. Стреляли в солдат армии Великой Японской империи – их убивали среди безмолвия, наполненного лишь голосами цикад. Всего погибло двенадцать человек, и столько же было тяжело ранено. В итоге солдаты так и не смогли обнаружить, куда эвакуирован оружейный завод.
Луки, которые использовали укрывшиеся в засаде, были сделаны по образцу, купленному в немецком магазине спортивных товаров. Следуя указаниям Разрушителя, полученным во сне стариками, деревенские кузнецы выковывали их из листовой стали – без всяких украшений, свойственных обычно спортивному оружию, и небольшого размера, чтобы легко было пользоваться в густом лесу. Стрелами служили заостренные велосипедные спицы. Люди, получившие во сне необходимые знания от Разрушителя, вырывали корни лекарственных растений на пришедшей в запустение плантации и ядом, который из них вываривали, смазывали кончики стрел. Бывали, правда, случаи, когда раненые солдаты, обезумев от страха, не разбирая дороги кидались напролом и вдруг неожиданно вырывались из устроенного детьми лабиринта, но все равно они страдали от последствий отравления и долго не могли избавиться от язв. Яд, указанный Разрушителем, вызывал шок, как от удара электрическим током, и потерю сознания. Из маленького лука убить врага наповал было, разумеется, невозможно. Поэтому бойцы диверсионного отряда, выскочив из засады, бросались на солдата, терявшего сознание, как только отравленная стрела пронзала грудь, и серпом перерезали ему горло. Так они расправлялись с врагом.
В детстве, сестренка, меня часто преследовали кошмарные сны, вызванные легендами о пятидесятидневной войне, которые рассказывал отец-настоятель. Я отчетливо представлял себе солдат, которые, долго проблуждав в устроенном детьми лабиринте и так и не найдя из него выхода, в конце концов были убиты спрятавшимися в засаде бойцами. Я вспоминаю два таких кошмара. В одном я как боец диверсионного отряда со стальным луком на плече и с серпом в руке бросаюсь на врага. Под деревьями, тонущими в желтовато-зеленом свете сумерек, точно на дне реки, лежит, раскинув руки, солдат в военной форме цвета хаки с красными знаками различия. Он без сознания. Нужно перерезать горло этому солдату, на лице которого застыло изумление – так быстро подействовал яд. И в ту секунду, когда я подбегаю к нему, меня охватывает неописуемый ужас. Другой сон был проще, но еще страшнее. Я не могу найти выхода из искусно сооруженного мной самим лабиринта, и вдруг передо мной появляется заблудившийся солдат, пронзенный стрелой, и начинается наша бесконечная погоня друг за другом.
Чтобы компенсировать потери и ущерб, понесенные тремя взводами, отправленными на поиски станка, было решено провести беспроигрышную операцию, объектом которой являлось найденное в девственном лесу пустое здание, по всем признакам служившее еще совсем недавно оружейным заводом. Операцию по устрашению так и не обнаруженных офицерами и солдатами армии Великой Японской империи мятежников, которые наверняка, укрывшись в чаще, наблюдали за ними. Тщательно осмотрев здание, офицеры спустились в долину и после совещания с Безымянным капитаном решили перейти к действиям. Безымянный капитан, казнивший себя за досадную оплошность, которая привела к такому серьезному провалу, теперь перестраховывался: он искал способ обратить по возможности минусы в плюсы. Будучи человеком нерешительного склада, он явно не годился в командиры. Но, обуреваемый честолюбивыми замыслами, решил воспользоваться возможностью, чтобы придать некую особую значимость операции географического покорения, до сих пор не давшей никаких ощутимых результатов. И офицеры возвратились в девственный лес, однако на сей раз с ними вместе шел Безымянный капитан, вооружившийся картой масштаба 1:50 000, компасом и угломером. Снова выверив прямую линию от командного пункта до оружейного завода, он приказал – как бы кичась степенью ее прямизны – прорубить до строения, где раньше находился завод, просеку длиной сто и шириной два с половиной метра.
Представлял ли себе в ту минуту Безымянный капитан, какое варварство он совершает? Люди нашей долины считают, что, повалив на их глазах деревья-великаны в девственном лесу, куда раньше не проникали лучи солнца, и обнажив полосу длиной в сто метров и шириной в два с половиной, Безымянный капитан совершил самую варварскую, самую кощунственную акцию за всю пятидесятидневную войну. Я в детстве тоже проникся этим настроением, когда дед Апо и дед Пери показали мне книжку с картинками, изображавшими, как возникает и развивается лес. Я думаю, ты, сестренка, тоже должна помнить эту толстую квадратную книгу. На первой странице был нарисован лесной пожар – прорезающие тьму багряные языки пламени заставляли сердце сжиматься от ужаса. Первыми после пожара в лесу появляются побеги мисканта и сосны, но особенно бурно разрастается шафран. Потом он погибает, заглушенный мискантом, над которым поднимают голову молодые сосенки. Когда сосновый лес становится густым, новые сосны уже не растут, и на смену им приходят молодые дубки и каштаны, которым тень не страшна… И вот теперь чужаки-солдаты вырубили эти столетние могучие дубы и каштаны на полосе длиной сто и шириной два с половиной метра. Представив себе эту картину, я подумал, что человек в противоположность растениям есть воплощение зла.
Каков был стратегический план Безымянного капитана, который отдал приказ повалить деревья-великаны в стометровой полосе, от командного пункта до оружейного завода, и даже расчистить ее от поваленных деревьев и огромных камней? Офицеры и солдаты роты трудились не покладая рук, и менее чем за три дня огромная работа была завершена. В ходе ее всей роте стало известно о тяжелых потерях, понесенных тремя взводами, посланными на поиски токарного станка, и это заставило солдат, охваченных страхом и злобой, судорожно ускорить темп работы. А мятежники – и старики, и малые дети, – спрятавшись поодаль, наблюдали за тем, как безжалостно валят деревья-великаны. Происходившее на их глазах окончательно убедило всех без исключения – старых и молодых, мужчин и женщин – в том, что они не могли не сражаться с Великой Японской империей, просто не имели права поступить иначе. Они ощутили это безотчетно и одновременно, будто в одно и то же мгновение дрогнуло сердце у каждого жителя деревни-государства-микрокосма. Осознание увиденного заставило их перейти к решительным действиям против солдат, бессмысленно вырубавших просеку длиной сто и шириной два с половиной метра.
После того как стометровая полоса девственного леса была расчищена, Безымянный капитан приказал затащить на гору и установить в противоположном от оружейного завода конце просеки полевую пушку тридцать восьмого калибра! Это тоже была нелегкая работа, но наблюдавшие за ней люди нашей долины видели, что солдаты трудятся весело, с энтузиазмом. На четвертый день ровно в двенадцать полевая пушка тридцать восьмого калибра была втиснута меж сочащихся соком пней от спиленных великанов и наведена прямо на оружейный завод. Потом, когда подготовка к демонстративно-устрашающему обстрелу была завершена, вперед, чтобы отдать команду, вышел Безымянный капитан, до этого момента прятавшийся среди солдат – он опасался выстрела из засады. Заранее предвкушая, какой будет произведен фурор, он высоко поднял руку в белоснежной перчатке. Полевое оружие тридцать восьмого калибра с грохотом извергло пламя.
Пролетев по стометровой просеке, прорубленной в девственном лесу, снаряд угодил прямо в оружейный завод. Деревянное строение рухнуло и загорелось, взвились огромные языки пламени. Офицеры и солдаты армии Великой Японской империи отметили свою великую победу криками радости. Но что вдруг увидели возбужденные бессмысленным кощунством офицеры и солдаты, прокричав троекратное «банзай»? Наконец-то они увидели не попадавшихся им прежде на глаза (до сих пор любая встреча с ними стоила солдатам жизни!), прятавшихся в лесу мятежников – из чащи вышло сразу более ста человек. Крики радости перешли в хохот. Сизый дым от орудийного выстрела поднимался в голубую высь. Офицеры и солдаты армии Великой Японской империи, радостно улыбаясь, наблюдали, как из чащи появились люди с брезентовыми ведрами в руках и начали тушить горящие развалины здания и деревья вокруг него. Точно барсуки, выгнанные из нор пламенем горящего завода, а может быть, и взрывом артиллерийского снаряда, они мелькали между деревьями с брезентовыми ведрами, доверху наполненными водой. Длилось это совсем недолго. Увидев мятежников, Безымянный капитан сразу же сообразил, в чем дело, и с помолодевшим лицом отдал какой-то приказ своему помощнику, но люди с брезентовыми ведрами в руках, потушив пожар, не мешкая скрылись за деревьями. Проявив полное безразличие к офицерам и солдатам армии Великой Японской империи, занявшим позицию в ста метрах от них, они, точно подземный родник, время от времени выбивающийся на поверхность, неожиданно возникнув из чащи леса, так же неожиданно растаяли в глубине его…
Был ли это приказ перестрелять всех тушивших пожар безоружных людей, имевших в руках только ведра, – ведь это те, кто поднял мятеж против Великой Японской империи и, укрывшись в лесу, сражается против нее, – теперь уже не выяснить. Но когда ликующие солдаты с хохотом бросились по стометровой просеке, из девственного леса с обеих сторон раздались залпы. Первые пять-шесть человек были убиты, те, кто бежал сзади, спотыкались о них и тоже падали, как сметенные с доски шахматные фигуры. В панике солдаты открыли беспорядочную стрельбу по мелькавшим между деревьями людям. Началась перестрелка.
У отряда деревни-государства-микрокосма стрелкового оружия было мало, поэтому первый залп большого урона не нанес. А вот таких, кто не участвовал в сражении, а только вышел тушить пожар с брезентовыми ведрами, было очень много, и быстро укрыться в глубине леса они не успели. Пули солдат, которые, беспрерывно стреляя, бросились за ними в погоню, сражали пожарников одного за другим. Солдаты, вначале с хохотом гнавшиеся за ними, все больше свирепели и в конце концов стали штыками добивать раненых, пытавшихся уйти от преследователей. Это был настоящий ад, особенно после того, как в офицеров, окруживших полевую пушку тридцать восьмого калибра, бросили гранату, изготовленную на разрушенном этой пушкой оружейном заводе. Если бы бросили несколько гранат, все офицеры, и в первую очередь Безымянный капитан, были бы уничтожены. Но бросили всего лишь одну. Объясняется это тактикой стратегического самоограничения, принятой стариками нашего края, стремившимися уберечь лес от пожара.
Сестренка, когда жители долины и горного поселка, которые до сих пор вели пятидесятидневную войну, не показываясь на глаза противнику, начали вдруг открыто тушить пожар, это вызвало у солдат бурное веселье. Им было смешно смотреть, как между деревьями мечутся безоружные люди с брезентовыми ведрами. Лишь Безымянный капитан, глядя на происходящее, был печален. Видимо, в эти минуты он осознал, насколько ниже по своим нравственным качествам подчиненные ему офицеры и солдаты в сравнении с бунтовщиками из леса. Наблюдая за ходом вспыхнувшего кровавого сражения, он понял, что оно идет по плану, разработанному мятежниками, а подчиненные ему солдаты лишь беспорядочно отвечают им. Безымянный капитан сознавал, сколь невыгодно для него такое сопоставление. Это заставляло его значительно острее чувствовать позор из-за потерь, понесенных войсками, которыми он командовал. Этот непереносимый позор, сестренка, толкнул Безымянного капитана на совершенно безумный поступок, который можно было охарактеризовать как подлость, как низость, полярную той нравственной высоте, что отличала людей нашего края. Сжечь дотла весь девственный лес, чтобы уничтожить прячущихся в нем мятежников… Решившись прибегнуть к этому крайнему средству, Безымянный капитан, сгорая от стыда, понурив голову неуверенным шагом двинулся вперед…
Они спокойно жили, питаясь грибами, плодами деревьев, луковицами лилий, пресноводными крабами, личинками пчел, утоляя жажду чистой родниковой водой, и с нетерпением ждали случая, чтобы заманить в лабиринт и взять в плен офицеров и солдат армии Великой Японской империи. Кое-кто утверждал, что и на самом деле в лабиринт забрело несколько солдат противника. Так эти отважные ребята до конца войны сражались в лабиринте, используя его как мощную крепость.
Когда война окончилась, всем капитулировавшим жителям долины и горного поселка было приказано собраться у Дороги мертвецов, и Безымянный капитан, воспользовавшись книгой посемейных записей, учинил над ними судилище. Оно состояло в том, что из двух человек, значившихся в книге как один, Безымянный капитан признавал тоже лишь одного и лишь ему разрешал спуститься в долину. Правда, нужно иметь в виду, что за это время кое-кто умер от болезней и несчастных случаев, но к моменту судилища в книге посемейных записей это отражено не было, и, разумеется, уже далеко не каждый второй лишался возможности спуститься в долину. Кроме того, пятидесятидневная война, особенно в конце, унесла много солдат нашего края. Что же касается детей, то умерших в младенчестве, хоть они до поры до времени и числились в живых, было немного. В боях дети тоже погибали редко – ведь они, как правило, в них не участвовали. И поэтому каждый раз, когда на судилище Безымянный капитан выкликал имена детей, в лесу, как правило, оставался один из двоих – якобы не существующий ни в долине, ни в горном поселке. Все оставшиеся в лесу дети были потом зверски убиты, об этой кровавой резне рассказывает легенда. Однако мы, считая эту чудовищную легенду недостоверной, тайно пересказывали другую. Будто бы укрывшиеся в лабиринте дети, которые сами же его устроили, вышли оттуда целыми и невредимыми. Поскольку в пятидесятидневной войне мы потерпели поражение, бойцы нашего края, когда она окончилась, были уничтожены вершившей суд армией Великой Японской империи – здесь уж ничего поделать было невозможно. Но разве могли старики допустить такое варварство – избиение половины детей? Неужели же они сознательно шли на борьбу до полного самоуничтожения, пока не полягут все до одного – старые и молодые, мужчины и женщины? Но даже если, решившись на капитуляцию, они не могли предвидеть последствий – почему же тогда Разрушитель, который, появляясь в их снах, руководил всем ходом пятидесятидневной войны, оказался неспособным предсказать или предотвратить случившееся? Вот как легенда, которая передавалась детьми, объясняла то, что произошло на последнем этапе пятидесятидневной войны. В школьном лагере в глубине леса неожиданно появился никому не известный, но располагавший к доверию человек огромного роста, прямо великан, который собрал половину детей в отряд. Привели мужчину в школьный лагерь дети, заблудившиеся в устроенном ими лабиринте. Отряд, состоявший из детей всех возрастов, был уведен им в глубь леса: совсем маленьких старшие несли на спине, других вели за руку; шли они молча, чтобы не обнаружить себя. И только после этого была принята капитуляция, означавшая окончание пятидесятидневной войны. Поэтому на своем жестоком судилище Безымянный капитан не смог покарать ни одного ребенка…
Ты, сестренка, жрица Разрушителя и, видимо, поняла тайный смысл этой легенды. Располагавший к доверию великан, который появился в школьном лагере перед самым поражением в пятидесятидневной войне и собрал в отряд детей всех возрастов, вычеркнув их таким образом из книги посемейной записи, был не кто иной, как Разрушитель, перешедший из мира снов в мир реальности. Разумеется, в легенде так прямо имя Разрушителя не называлось. Рассказывая эту фантастическую легенду, дети говорили:
– Он был похож на Дзёфуку-сан!
Уже много позже я узнал, что Дзёфуку – имя китайца из «Легенд Страны восходящего солнца», который переправил триста юношей и девушек на восточные острова. Великана, который в конце пятидесятидневной войны увел с собой в глубину леса половину детей деревни-государства-микрокосма, люди называли Дзёфуку в честь того, кто когда-то повел на строительство нового мира юношей и девушек, и дети, не зная еще тогда самой легенды, тоже называли его Дзёфуку-саном. Того самого великана, которому отцы и матери вверили своих детей, находившихся в школьном лагере. Не слишком ли опрометчиво поступили они, доверив судьбы стольких детей совершенно неизвестному, постороннему человеку, лишь потому, что он им напомнил Дзёфуку-сана? Задумываясь над этим, приходишь к единственному объяснению: люди поверили, что Разрушитель, в течение всей пятидесятидневной войны отдававший им приказы в снах, наконец решил объявиться в реальном мире. Такое истолкование этого события проливает свет еще на одну легенду, относящуюся к мифу об основании нашего края. Легенду, в которой говорилось, что те, кто вместе с Разрушителем поднялись вверх по реке и добрались до долины, загороженной огромными обломками скал и глыбами черной окаменевшей земли, все до одного были молоды. Именно потому, что созидатели были такими молодыми, каждый из них после того, как они поселились в долине и в горном поселке, смог прожить более ста лет. Люди, сомневающиеся в том, как эти юноши и девушки, еще почти дети, пусть даже и под руководством Разрушителя, могли освоить землю обетованную, будут сомневаться и в том, смогли ли дети, которых в конце пятидесятидневной войны увел располагавший к доверию великан, где-то создать новый мир, и поэтому все пересказывают лишь канву легенды, не вдаваясь в ее суть.
Как и предсказала топографическая съемка, проведенная отцом-настоятелем, армия Великой Японской империи, осуществлявшая в девственном лесу операцию географического покорения, через два дня вышла на оружейный завод. Для Безымянного капитана и офицеров оперативного штаба обнаружение завода было не просто эпизодом в операции географического покорения, а самой крупной военной победой с момента вступления в долину. Они ликовали. Радостное возбуждение передалось всем солдатам роты, квартировавшей в долине. Безымянный капитан, как лицо ответственное, изо всех сил сдерживался, чтобы не броситься сломя голову в опасный лес, где его могла поджидать засада, но остальные офицеры немедленно отправились обследовать оружейный завод. Станок с завода был, как известно, вывезен, оружие, которое там изготовлялось и ремонтировалось, и материалы унесены. Обнаружив во временном строении только потеки машинного масла на деревянном полу да груды металлической стружки и всякого хлама, который даже детей не заинтересовал бы, офицеры после длительного совещания пришли к выводу, что это и в самом деле оружейный завод мятежников. След от «повозки Ашуры» навел их на мысль, что с завода вывезли тяжелый станок, и было принято решение проследить, куда он ведет. Поскольку это происходило в лесу – в зоне действий противника, офицеры, предполагая возможность контрудара, отправили на поиски увезенного станка отряд преследования из трех взводов отборных солдат. Обратившись к ним с напутствием, Безымянный капитан подробно изложил им ситуацию, однако весьма сомнительно, что солдаты правильно поняли его указания, сводившиеся к тому, что нельзя недооценивать реальной силы, которой располагают в лесу люди, из поколения в поколение живущие в этом районе. И Безымянный капитан оказался прав: отряд преследования сразу же был сбит с толку ложными следами, старательно проложенными детьми нашего края, боевой порядок распался, солдаты разбрелись в разные стороны в поисках настоящей дороги, по которой провезли тяжелый станок, и в конце концов оказались в лабиринте, устроенном детьми. А когда они попали в западню и стали блуждать по бесконечным тропинкам лабиринта, выбраться из которого не могли, бойцы диверсионного отряда, устроившие засады на деревьях, в зарослях кустарника и за обломками скал, атаковали их. Солдаты были застигнуты врасплох. Из-за укрытий в них полетели безжалостные стрелы, от которых не было спасения. Заглушая свист летящих стрел, с макушек огромных деревьев, оттуда, где солнечные лучи рассеивались в листве, доносился стрекот бесчисленных цикад. Сидевшие в засаде стреляли по врагам, как только те появлялись в узких просветах между ветвями. Стреляли в солдат армии Великой Японской империи – их убивали среди безмолвия, наполненного лишь голосами цикад. Всего погибло двенадцать человек, и столько же было тяжело ранено. В итоге солдаты так и не смогли обнаружить, куда эвакуирован оружейный завод.
Луки, которые использовали укрывшиеся в засаде, были сделаны по образцу, купленному в немецком магазине спортивных товаров. Следуя указаниям Разрушителя, полученным во сне стариками, деревенские кузнецы выковывали их из листовой стали – без всяких украшений, свойственных обычно спортивному оружию, и небольшого размера, чтобы легко было пользоваться в густом лесу. Стрелами служили заостренные велосипедные спицы. Люди, получившие во сне необходимые знания от Разрушителя, вырывали корни лекарственных растений на пришедшей в запустение плантации и ядом, который из них вываривали, смазывали кончики стрел. Бывали, правда, случаи, когда раненые солдаты, обезумев от страха, не разбирая дороги кидались напролом и вдруг неожиданно вырывались из устроенного детьми лабиринта, но все равно они страдали от последствий отравления и долго не могли избавиться от язв. Яд, указанный Разрушителем, вызывал шок, как от удара электрическим током, и потерю сознания. Из маленького лука убить врага наповал было, разумеется, невозможно. Поэтому бойцы диверсионного отряда, выскочив из засады, бросались на солдата, терявшего сознание, как только отравленная стрела пронзала грудь, и серпом перерезали ему горло. Так они расправлялись с врагом.
В детстве, сестренка, меня часто преследовали кошмарные сны, вызванные легендами о пятидесятидневной войне, которые рассказывал отец-настоятель. Я отчетливо представлял себе солдат, которые, долго проблуждав в устроенном детьми лабиринте и так и не найдя из него выхода, в конце концов были убиты спрятавшимися в засаде бойцами. Я вспоминаю два таких кошмара. В одном я как боец диверсионного отряда со стальным луком на плече и с серпом в руке бросаюсь на врага. Под деревьями, тонущими в желтовато-зеленом свете сумерек, точно на дне реки, лежит, раскинув руки, солдат в военной форме цвета хаки с красными знаками различия. Он без сознания. Нужно перерезать горло этому солдату, на лице которого застыло изумление – так быстро подействовал яд. И в ту секунду, когда я подбегаю к нему, меня охватывает неописуемый ужас. Другой сон был проще, но еще страшнее. Я не могу найти выхода из искусно сооруженного мной самим лабиринта, и вдруг передо мной появляется заблудившийся солдат, пронзенный стрелой, и начинается наша бесконечная погоня друг за другом.
Чтобы компенсировать потери и ущерб, понесенные тремя взводами, отправленными на поиски станка, было решено провести беспроигрышную операцию, объектом которой являлось найденное в девственном лесу пустое здание, по всем признакам служившее еще совсем недавно оружейным заводом. Операцию по устрашению так и не обнаруженных офицерами и солдатами армии Великой Японской империи мятежников, которые наверняка, укрывшись в чаще, наблюдали за ними. Тщательно осмотрев здание, офицеры спустились в долину и после совещания с Безымянным капитаном решили перейти к действиям. Безымянный капитан, казнивший себя за досадную оплошность, которая привела к такому серьезному провалу, теперь перестраховывался: он искал способ обратить по возможности минусы в плюсы. Будучи человеком нерешительного склада, он явно не годился в командиры. Но, обуреваемый честолюбивыми замыслами, решил воспользоваться возможностью, чтобы придать некую особую значимость операции географического покорения, до сих пор не давшей никаких ощутимых результатов. И офицеры возвратились в девственный лес, однако на сей раз с ними вместе шел Безымянный капитан, вооружившийся картой масштаба 1:50 000, компасом и угломером. Снова выверив прямую линию от командного пункта до оружейного завода, он приказал – как бы кичась степенью ее прямизны – прорубить до строения, где раньше находился завод, просеку длиной сто и шириной два с половиной метра.
Представлял ли себе в ту минуту Безымянный капитан, какое варварство он совершает? Люди нашей долины считают, что, повалив на их глазах деревья-великаны в девственном лесу, куда раньше не проникали лучи солнца, и обнажив полосу длиной в сто метров и шириной в два с половиной, Безымянный капитан совершил самую варварскую, самую кощунственную акцию за всю пятидесятидневную войну. Я в детстве тоже проникся этим настроением, когда дед Апо и дед Пери показали мне книжку с картинками, изображавшими, как возникает и развивается лес. Я думаю, ты, сестренка, тоже должна помнить эту толстую квадратную книгу. На первой странице был нарисован лесной пожар – прорезающие тьму багряные языки пламени заставляли сердце сжиматься от ужаса. Первыми после пожара в лесу появляются побеги мисканта и сосны, но особенно бурно разрастается шафран. Потом он погибает, заглушенный мискантом, над которым поднимают голову молодые сосенки. Когда сосновый лес становится густым, новые сосны уже не растут, и на смену им приходят молодые дубки и каштаны, которым тень не страшна… И вот теперь чужаки-солдаты вырубили эти столетние могучие дубы и каштаны на полосе длиной сто и шириной два с половиной метра. Представив себе эту картину, я подумал, что человек в противоположность растениям есть воплощение зла.
Каков был стратегический план Безымянного капитана, который отдал приказ повалить деревья-великаны в стометровой полосе, от командного пункта до оружейного завода, и даже расчистить ее от поваленных деревьев и огромных камней? Офицеры и солдаты роты трудились не покладая рук, и менее чем за три дня огромная работа была завершена. В ходе ее всей роте стало известно о тяжелых потерях, понесенных тремя взводами, посланными на поиски токарного станка, и это заставило солдат, охваченных страхом и злобой, судорожно ускорить темп работы. А мятежники – и старики, и малые дети, – спрятавшись поодаль, наблюдали за тем, как безжалостно валят деревья-великаны. Происходившее на их глазах окончательно убедило всех без исключения – старых и молодых, мужчин и женщин – в том, что они не могли не сражаться с Великой Японской империей, просто не имели права поступить иначе. Они ощутили это безотчетно и одновременно, будто в одно и то же мгновение дрогнуло сердце у каждого жителя деревни-государства-микрокосма. Осознание увиденного заставило их перейти к решительным действиям против солдат, бессмысленно вырубавших просеку длиной сто и шириной два с половиной метра.
После того как стометровая полоса девственного леса была расчищена, Безымянный капитан приказал затащить на гору и установить в противоположном от оружейного завода конце просеки полевую пушку тридцать восьмого калибра! Это тоже была нелегкая работа, но наблюдавшие за ней люди нашей долины видели, что солдаты трудятся весело, с энтузиазмом. На четвертый день ровно в двенадцать полевая пушка тридцать восьмого калибра была втиснута меж сочащихся соком пней от спиленных великанов и наведена прямо на оружейный завод. Потом, когда подготовка к демонстративно-устрашающему обстрелу была завершена, вперед, чтобы отдать команду, вышел Безымянный капитан, до этого момента прятавшийся среди солдат – он опасался выстрела из засады. Заранее предвкушая, какой будет произведен фурор, он высоко поднял руку в белоснежной перчатке. Полевое оружие тридцать восьмого калибра с грохотом извергло пламя.
Пролетев по стометровой просеке, прорубленной в девственном лесу, снаряд угодил прямо в оружейный завод. Деревянное строение рухнуло и загорелось, взвились огромные языки пламени. Офицеры и солдаты армии Великой Японской империи отметили свою великую победу криками радости. Но что вдруг увидели возбужденные бессмысленным кощунством офицеры и солдаты, прокричав троекратное «банзай»? Наконец-то они увидели не попадавшихся им прежде на глаза (до сих пор любая встреча с ними стоила солдатам жизни!), прятавшихся в лесу мятежников – из чащи вышло сразу более ста человек. Крики радости перешли в хохот. Сизый дым от орудийного выстрела поднимался в голубую высь. Офицеры и солдаты армии Великой Японской империи, радостно улыбаясь, наблюдали, как из чащи появились люди с брезентовыми ведрами в руках и начали тушить горящие развалины здания и деревья вокруг него. Точно барсуки, выгнанные из нор пламенем горящего завода, а может быть, и взрывом артиллерийского снаряда, они мелькали между деревьями с брезентовыми ведрами, доверху наполненными водой. Длилось это совсем недолго. Увидев мятежников, Безымянный капитан сразу же сообразил, в чем дело, и с помолодевшим лицом отдал какой-то приказ своему помощнику, но люди с брезентовыми ведрами в руках, потушив пожар, не мешкая скрылись за деревьями. Проявив полное безразличие к офицерам и солдатам армии Великой Японской империи, занявшим позицию в ста метрах от них, они, точно подземный родник, время от времени выбивающийся на поверхность, неожиданно возникнув из чащи леса, так же неожиданно растаяли в глубине его…
Был ли это приказ перестрелять всех тушивших пожар безоружных людей, имевших в руках только ведра, – ведь это те, кто поднял мятеж против Великой Японской империи и, укрывшись в лесу, сражается против нее, – теперь уже не выяснить. Но когда ликующие солдаты с хохотом бросились по стометровой просеке, из девственного леса с обеих сторон раздались залпы. Первые пять-шесть человек были убиты, те, кто бежал сзади, спотыкались о них и тоже падали, как сметенные с доски шахматные фигуры. В панике солдаты открыли беспорядочную стрельбу по мелькавшим между деревьями людям. Началась перестрелка.
У отряда деревни-государства-микрокосма стрелкового оружия было мало, поэтому первый залп большого урона не нанес. А вот таких, кто не участвовал в сражении, а только вышел тушить пожар с брезентовыми ведрами, было очень много, и быстро укрыться в глубине леса они не успели. Пули солдат, которые, беспрерывно стреляя, бросились за ними в погоню, сражали пожарников одного за другим. Солдаты, вначале с хохотом гнавшиеся за ними, все больше свирепели и в конце концов стали штыками добивать раненых, пытавшихся уйти от преследователей. Это был настоящий ад, особенно после того, как в офицеров, окруживших полевую пушку тридцать восьмого калибра, бросили гранату, изготовленную на разрушенном этой пушкой оружейном заводе. Если бы бросили несколько гранат, все офицеры, и в первую очередь Безымянный капитан, были бы уничтожены. Но бросили всего лишь одну. Объясняется это тактикой стратегического самоограничения, принятой стариками нашего края, стремившимися уберечь лес от пожара.
Сестренка, когда жители долины и горного поселка, которые до сих пор вели пятидесятидневную войну, не показываясь на глаза противнику, начали вдруг открыто тушить пожар, это вызвало у солдат бурное веселье. Им было смешно смотреть, как между деревьями мечутся безоружные люди с брезентовыми ведрами. Лишь Безымянный капитан, глядя на происходящее, был печален. Видимо, в эти минуты он осознал, насколько ниже по своим нравственным качествам подчиненные ему офицеры и солдаты в сравнении с бунтовщиками из леса. Наблюдая за ходом вспыхнувшего кровавого сражения, он понял, что оно идет по плану, разработанному мятежниками, а подчиненные ему солдаты лишь беспорядочно отвечают им. Безымянный капитан сознавал, сколь невыгодно для него такое сопоставление. Это заставляло его значительно острее чувствовать позор из-за потерь, понесенных войсками, которыми он командовал. Этот непереносимый позор, сестренка, толкнул Безымянного капитана на совершенно безумный поступок, который можно было охарактеризовать как подлость, как низость, полярную той нравственной высоте, что отличала людей нашего края. Сжечь дотла весь девственный лес, чтобы уничтожить прячущихся в нем мятежников… Решившись прибегнуть к этому крайнему средству, Безымянный капитан, сгорая от стыда, понурив голову неуверенным шагом двинулся вперед…
7
Отец-настоятель, рассказывая о пятидесятидневной войне, все же не выставлял Безымянного капитана самым жестоким варваром из варваров, вторгшимся в наш край. Характер этого человека был так противоречив, что засевший в нем варвар не мог уничтожить ростки стыда, пробивающиеся сквозь поры его совести. Стоило Безымянному капитану заснуть, как ему тут же являлся Разрушитель и устремлял свой взор на комок позора, который, словно орден, висел у него на груди под кителем. И даже средь бела дня в те минуты, когда Безымянный капитан, руководя операциями, погружался в сновидения, Разрушитель не отрывал своего сурового взгляда от этого места на его затянутой в китель груди. Средь бела дня терзаемый неотступными видениями, Безымянный капитан, даже бодрствуя, шарил по груди руками, будто искал этот комок позора. Чтобы успокоить подчиненных, которых смущало его поведение, он сшил мешочек из куска лилового шелка, в который обычно заворачивал свой боевой меч, набил ватой и прикрепил к кителю. Правда, никому из подчиненных и в голову не могло прийти, что мешочек из лилового шелка был не орденом, изготовленным Безымянным капитаном, чтобы потешить свое самолюбие, а символом позора, разросшегося у него в груди подобно раку и в конце концов вырвавшегося наружу. Если бы присутствующие на ежедневных оперативных совещаниях офицеры догадались, что означает этот лиловый мешочек, авторитет Безымянного капитана окончательно бы упал в их глазах. Однако рота проникалась все более глубоким доверием к Безымянному капитану, который так энергично осуществлял руководство в этой кампании, при том, что даже средь бела дня его посещали видения.