Страница:
- "Бодрствуй и молись", как говорит Библия, моя дорогая, и пусть тебе никогда не надоедает стараться и никогда не кажется, что невозможно преодолеть свои недостатки,- сказала миссис Марч, притянув к своему плечу растрепанную голову и целуя мокрую щеку так нежно, что Джо расплакалась еще горше.
- Ты не знаешь, ты представить себе не можешь, как это ужасно! Когда я впадаю в ярость, я, похоже, могу совершить что угодно; я становлюсь такой жестокой, я могу обидеть любого человека и радоваться этому. Я боюсь, что однажды сделаю что-нибудь отвратительное, и тем испорчу себе всю жизнь, и все будут ненавидеть меня! О, мама, помоги мне, помоги!
- Конечно, я помогу тебе, детка. Не плачь так горько, но запомни этот день и пожелай всей душой никогда не узнать второго такого дня. Джо, дорогая, все мы сталкиваемся с искушениями, порой гораздо худшими, чем в твоем случае, и зачастую нам требуется вся жизнь, чтобы победить в борьбе с ними. Ты думаешь, что хуже твоего характера нет на свете, но я прежде была точно такой, как ты.
- Ты, мама? Но ты никогда не сердишься! - От удивления Джо на мгновение забыла об угрызениях совести.
- Я стараюсь исправить свой характер вот уже сорок лет, но все, чему я научилась,- это владеть собой. Я раздражаюсь почти каждый день, Джо, но я научилась не показывать этого и все еще надеюсь научиться не испытывать самих нехороших чувств, хотя, возможно, для этого мне потребуется еще сорок лет.
Терпение и смирение, отражавшиеся на лице, которое она так любила, были для Джо лучшим уроком, чем самое мудрое наставление или самый резкий упрек. Сочувствие н доверие, оказанное ей, сразу принесли облегчение. От сознания, что мать обладает тем же недостатком, что и она сама, и старается преодолеть его, он перестал казаться невыносимым, а ее решимость справиться с ним окрепла, хотя сорок лет представлялись пятнадцатилетней девочке слишком долгим сроком, чтобы "бодрствовать и молиться".
- Мама, иногда ты крепко сжимаешь губы и выходишь из комнаты, когда тетя Марч ворчит или кто-нибудь огорчает тебя. Это бывает, когда ты сердишься? спросила Джо, чувствуя себя ближе к матери, чем когда-либо прежде.
- Да, я научилась удерживать необдуманные слова, которые поднимаются к моим губам, и, когда чувствую, что они вот-вот прорвутся против моей воли, я просто выхожу на минуту, чтобы немного встряхнуть себя и упрекнуть за то, что так слаба и зла,- ответила миссис Марч со вздохом и легкой улыбкой, разглаживая и укладывая встрепанные волосы Джо.
- Как же ты научилась хранить молчание? Именно это тяжелее всего для меня... потому что резкие слова вырываются еще прежде, чем я знаю, что собираюсь сказать, а чем больше я говорю, тем сильнее раздражаюсь, и потом для меня становится удовольствием оскорблять чувства других и говорить им гадости. Скажи мне, как тебе удается молчать, мама, дорогая.
- Моя добрая матушка помогала мне...
- Как ты нам...- прервала Джо с благодарным поцелуем.
- Но я лишилась ее, когда была немногим старше, чем ты сейчас, и долгие годы мне приходилось вести борьбу в одиночку, так как я была слишком горда, чтобы признаться в моей слабости кому-нибудь другому. Мне приходилось нелегко, Джо, и я пролила немало горьких слез из-за своих неудач, так как, несмотря на все мои усилия, я, как мне казалось, не добилась успеха. Потом в моей жизни появился твой отец, и я почувствовала себя такой счастливой, что мне было нетрудно оставаться доброй. Но когда у меня появились четыре дочки, а мы были бедны, прежние неприятности вернулись, потому что я нетерпеливая по натуре и для меня было мучительно видеть моих детей в нужде.
- Бедная мама! Что же помогло тебе?
- Твой отец, Джо. Он никогда не теряет терпения, никогда не сомневается и не жалуется, но всегда надеется, трудится и ждет так радостно, что рядом с ним стыдно быть иным. Он помогал мне, ободрял меня, говорил о том, что я должна стараться воплотить в себе все те добродетели, какие хотела бы видеть в моих дочерях, и должна служить им примером. Мне было легче стараться ради вас, чем ради себя самой. Стоило мне заговорить резко, как испуганный или удивленный взгляд одной из вас упрекал меня сильнее, чем любые слова. Любовь, уважение и доверие моих дочерей были самой сладкой наградой за мои усилия быть такой женщиной, какими я хотела бы видеть их.
- О, мама, если я когда-нибудь буду хоть вполовину такой хорошей, как ты, я буду удовлетворена! - воскликнула Джо, глубоко тронутая.
- Я надеюсь, ты окажешься намного лучше, дорогая, но ты должна внимательно следить за своим "внутренним врагом", как выражается папа, иначе этот враг может , омрачить, если не испортить твою жизнь. Ты получила предупреждение, помни о нем и всей душой стремись преодолеть свою вспыльчивость, прежде чем она принесет тебе горести и сожаления, большие, чем те, что ты узнала сегодня.
- Я постараюсь, мама, я буду очень стараться. Но ты должна помочь мне. Напоминай мне, удержи меня от вспышек гнева. Я видела, как папа иногда прижимал палец к губам и смотрел на тебя очень ласково, но серьезно и тогда ты крепко сжимала губы или уходила. Это было напоминание, да? - спросила Джо мягко.
- Да. Я просила его, чтобы он так помогал мне, и он никогда не забывал об этом. Своим незаметным жестом и добрым взглядом он удержал меня от многих резких слов.
Джо увидела, что глаза матери наполнились слезами, а губы задрожали, и, испугавшись, что сказала лишнее, она шепнула с тревогой:
- Это нехорошо, что я наблюдала за тобой и заговорила об этом? Я не хотела сделать тебе неприятно, но для меня такое облегчение, что можно говорить тебе все, о чем я думаю, и чувствовать себя здесь свободно и счастливо.
- Моя Джо, ты можешь говорить мне все, что хочешь. Для меня величайшее счастье и гордость, что мои девочки доверяют мне и знают, как сильно я их люблю.
- Я подумала, что огорчила тебя.
- Нет, дорогая. Но когда мы заговорили о папе, я вспомнила, как мне его не хватает, как многим я обязана ему и как усердно должна я трудиться, чтобы его дочки были добрыми и счастливыми.
- Но ты сама проводила его в армию, мама, и не плакала, когда он уходил. Ты никогда не жалуешься, и не похоже на то, будто тебе нужна чья-то помощь,сказала Джо с недоумением.
- Я отдала самое дорогое стране, которую люблю, и удержусь от слез, пока он вдали от нас. Как могу я жаловаться, когда мы оба просто исполнили свой долг и в конечном счете непременно будем счастливее от этого? Если кажется, что мне не нужна помощь, так это потому, что у меня есть еще один друг, который утешает и поддерживает меня даже лучше, чем папа. Дитя мое, заботы и искушения начинают входить в твою жизнь, их может быть много, но ты сможешь преодолеть их все, если научишься чувствовать силу и нежность нашего Небесного, Отца, так же как ты чувствуешь силу и нежность твоего земного отца. Чем больше ты любишь Его и доверяешь Ему, тем ближе к Нему ты чувствуешь себя и тем меньше зависишь от человеческой силы и мудрости. Его любовь и забота никогда не иссякнут, не изменятся и не будут отняты у тебя; они могут стать источником вечного покоя, счастья и силы. Верь мне всей душой и обратись к Богу со всеми своими маленькими заботами, надеждами, грехами и горестями, открыто и доверчиво, как обращаешься к своей матери.
В ответ Джо лишь крепче прижалась к ней, и в последовавшем молчании самая искренняя из всех молитв, какие она когда-либо обращала к Богу, без слов излилась прямо из ее сердца, ибо в этот печальный, но счастливый час она познала не только горечь раскаяния и отчаяния, но и сладость самоотречения и самообладания и, ведомая рукой матери, подошла ближе к Другу, который приветствует каждое дитя с любовью более сильной, чем любовь любого отца, и более нежной, чем любовь любой матери.
Эми пошевелилась и вздохнула во сне, и, словно желая сразу искупить свою вину, Джо подняла глаза с выражением на лице, какого никогда не бывало на нем прежде.
- Я так долго не хотела простить ее, и, если бы не Лори, могло бы быть уже поздно! Как могла я быть такой гадкой? - сказала Джо чуть слышно, склоняясь над сестрой и нежно проводя рукой по влажным волосам, рассыпавшимся по подушке.
Словно услышав ее, Эми открыла глаза и протянула руки с улыбкой, которая тронула Джо до глубины души. Ни одна из них не сказала ни слова, но они крепко обнялись, несмотря на одеяла, и все было прощено и забыто в одном сердечном поцелуе.
Глава 9. Мег на Ярмарке Тщеславия.
- Какое счастье, что эти дети заболели корью именно сейчас,- сказала Мег в один из апрельских дней, когда она стояла в своей комнате в окружении сестер, упаковывая "заграничный" сундук.
- А как это мило со стороны Энни Моффат, что она не забыла о своем обещании. У тебя будут целые две недели веселья! Просто замечательно! ответила Джо, которая сворачивала юбки сестры, размахивая своими длинными руками и очень напоминая при этом ветряную мельницу.
- И какая прекрасная погода! Я очень за тебя рада,- добавила Бесс, тщательно сортируя ленточки для волос и для шеи в своей лучшей коробке, одолженной сестре по такому великолепному случаю.
- Как бы мне хотелось быть на твоем месте! Чтобы это я собиралась чудесно провести две недели и носить все эти красивые вещи,- сказала Эми, державшая во рту множество булавок, которыми она с художественным вкусом заполняла подушечку сестры.
- Мне тоже хотелось бы, чтобы все вы поехали вместе со мной, но так как это невозможно, я постараюсь сохранить в памяти все мои приключения и расскажу вам обо всем, когда вернусь. Хотя бы этим я смогу отблагодарить вас за то, что вы были так добры: одолжили мне свои вещи и помогли собраться,- сказала Мег, окинув взглядом комнату, где повсюду были разложены предметы ее нехитрого гардероба, почти совершенного в глазах девочек.
- А что дала тебе мама из коробки с сокровищами? - спросила Эми, не присутствовавшая при открытии некоего кедрового ящичка, в котором миссис Марч держала кое-какие остатки прежней роскоши, чтобы подарить своим девочкам, когда придет время.
- Шелковые чулки, красивый резной веер и прелестный голубой пояс. Я хотела еще лиловое шелковое платье, но нет времени, чтобы подогнать его по фигуре, так что мне придется довольствоваться моим старым, из жесткой кисеи.
- Оно будет выглядеть прелестно на моей новой нижней юбке из муслина, а пояс будет выгодно на нем выделяться. Жалко, что я разбила мой коралловый браслет, а то ты могла бы его взять,- сказала Джо, которая любила дарить и одалживать свои вещи, но чье имущество обычно было в слишком плачевном состоянии, чтобы принести какую-то пользу.
- В коробке с сокровищами есть прелестный старинный жемчужный набор, но мама сказала, что живые цветы - лучшее украшение для юной девушки, а Лори обещал прислать мне из оранжереи все, что я захочу,- отвечала Мег.- Теперь... дайте подумать... вот мой серый уличный костюм... только загни перья в шляпу, Бесс... теперь мое поплиновое платье, я надену его в воскресенье или на небольшую вечеринку - оно, пожалуй, слишком тяжелое для весны, правда? Как было бы хорошо взять лиловое шелковое!
- Ничего, у тебя есть кисейное для большого бала, а в белом ты всегда выглядишь как ангел,- сказала Эми, погружаясь в созерцание восхищавших ее до глубины души немногочисленных нарядов Мег.
- Жаль, что оно не с низким вырезом и не волочится сзади по полу, но придется обойтись и таким. Мое голубое домашнее перелицовано и с другой отделкой выглядит совсем как новое. Моя шелковая пелерина совершенно не модная, и шляпка не такая, как у Салли. Мне неприятно об этом говорить, но я очень разочарована моим новым зонтиком. Я просила маму купить черный с белой ручкой, но она забыла и купила зеленый с желтоватой ручкой. Он прочный и чистый, так что мне не на что жаловаться, но я знаю, мне будет стыдно за него рядом с шелковым зонтиком Энни с маленьким золотистым шпилем,- вздохнула Мег, с большим неодобрением разглядывая маленький зонтик.
- Поменяй его,- посоветовала Джо.
- Это глупо, и я не хочу обидеть маму, ведь она приложила столько усилий, чтобы купить мне все необходимое. Неразумно с моей стороны досадовать, и я постараюсь преодолеть это чувство. Мои шелковые чулки и две пары новых перчаток могут служить мне утешением. Как ты мила, Джо, что одолжила мне свои новые перчатки! Я чувствую себя такой богатой, даже элегантной, имея две новые пары для балов и вычищенные старые на каждый день.- И Мег мельком заглянула в свою перчаточную коробку, чтобы освежить приятное воспоминание.- У Энни Моффат голубые и розовые бантики на ночных чепчиках, пришей на мои тоже,- попросила она Бесс, когда та внесла в комнату кучу белоснежного муслинового белья, только что вышедшего из-под утюга Ханны.
- Нет, я не стала бы этого делать, потому что нарядные чепчики не подходят к простым ночным рубашкам без всякой отделки. Бедным людям нечего пускать кому-то пыль в глаза,- заявила Джо решительно.
- Я все думаю, дождусь ли я когда-нибудь такого счастья, чтобы иметь на одежде настоящие кружева, а на чепчиках банты? - раздраженно воскликнула Мег.
- На днях ты говорила, что будешь совершенно счастлива, если только сможешь поехать к Энни Моффат,- заметила Бесс, как всегда сдержанно.
- Конечно, говорила! И я действительно счастлива и не буду капризничать, но, похоже, чем больше человек получает, тем больше ему хочется, разве не так? Ну вот, все готово и уложено, кроме моего бального платья, но его пусть лучше уложит мама,- сказала Мег, оживившись, как только перевела взгляд с наполовину заполненного сундука на много раз стиранное и зачиненное белое платье из жесткой кисеи, которое она с важным видом называла бальным.
Погода на следующий день была прекрасная, и Мег отправилась в путь, чувствуя себя очень элегантной и предвкушая целые две недели новизны и удовольствий. Миссис Марч довольно неохотно дала согласие на этот визит, опасаясь, что Маргарет вернется в родной дом еще более неудовлетворенной, чем покинула его. Но она так упрашивала, а Салли обещала позаботиться о ней, и небольшое удовольствие казалось таким привлекательным после долгой зимы, заполненной утомительной работой, что мать уступила, и дочь отправилась, чтобы впервые вкусить светской жизни.
Моффаты действительно были весьма светскими людьми, и простодушную Мег поначалу ошеломило великолепие дома и элегантность его обитателей. Но, несмотря на легкомысленную жизнь, которую вели, они были очень благожелательны, и скоро их гостья преодолела свою робость. Возможно, Мег чувствовала, не вполне отдавая себе в том отчет, что они не были особенно культурными или умными людьми и что вся их позолота не до конца могла скрыть заурядный материал, из коего они были сделаны. Но, конечно, было приятно жить в роскоши, ездить в прекрасных экипажах, каждый день надевать свое лучшее платье и не заниматься ничем, кроме развлечений. Такая жизнь вполне ее устраивала, и скоро она начала подражать манерам и разговорам, которые видела и слышала вокруг, напускать на себя важность, держаться манерно, вставлять в речь французские фразы, завивать волосы, убавлять платья в талии и беседовать о модах. Чем больше видела она красивых вещей Энни Моффат, тем больше она завидовала ей и мечтала о богатстве. Когда она теперь вспоминала о родном доме, он казался ей убогим и унылым, работа представлялась тяжелее, чем когда бы то ни было, н она чувствовала себя очень бедной и несчастной девушкой, несмотря на свои новые перчатки и шелковые чулки.
У нее, впрочем, оставалось не так много времени, чтобы сетовать на судьбу, так как все три девушки - Энни, Салли и Мег - были очень заняты тем, что называется "хорошо проводить время". Они ездили по магазинам, ходили на прогулки, катались верхом, делали визиты, посещали театр и оперу или устраивали вечеринки дома, так как у Энни было много друзей и она умела их развлечь. Ее старшие сестры были очень элегантными юными особами, и одна из них, как оказалось, была помолвлена, что, по мнению Мег, было необыкновенно интересно и романтично. Мистер Моффат был толстый и веселый пожилой господин, который знал ее отца, а миссис Моффат была толстой и веселой пожилой дамой, которой, как и ее дочери, очень пришлась по душе Мег. Все ласкали ее, и Дейзи[12], как ее стали называть, оказалась на верном пути, чтобы ей окончательно вскружили голову.
Когда пришло время "небольшой вечеринки", она обнаружила, что поплиновое платье совершенно не годится, так как другие девочки надели тонкие платья и выглядели очень элегантно. Пришлось извлечь из сундука кисейное платье, которое казалось еще более старым, обвисшим и поношенным, чем обычно, рядом с хрустящим новеньким платьем Салли. Мег заметила, как девочки взглянули на ее платье и переглянулись между собой, и щеки ее запылали, так как при всей своей кротости она была очень гордой. Никто не сказал ни слова о ее наряде, но Салли предложила уложить ей волосы, Энни - завязать пояс, а Белла, та сестра, что была помолвлена, сделала комплимент ее белым ручкам - но Мег видела в их любезности лишь жалость и сострадание к ее бедности, и на сердце у нее было очень тяжело, когда она стояла в стороне, в то время как остальные смеялись, болтали и порхали вокруг, словно полупрозрачные бабочки. Тяжелое, горькое чувство стало совсем невыносимым, когда горничная внесла коробку с цветами.
Прежде чем горничная успела заговорить, Энни подняла крышку, и все разразились восхищенными восклицаниями, увидев прекрасные розы, гиацинты и папоротники, которые были в коробке.
- Это для Беллы, конечно. Джордж всегда посылает ей цветы, но на этот раз он превзошел самого себя! - воскликнула Энни, глубоко втягивая воздух.
- Посыльный сказал, что это для мисс Марч; вот записка,- вставила горничная, подавая ее Мег.
- Как занятно! От кого это? А мы и не знали, что у тебя есть поклонник! восклицали девушки, порхая вокруг Мег в состоянии крайнего удивления и любопытства.
- Записка от мамы, а цветы от Лори,- сказала Мег просто, однако с чувством глубокой благодарности за то, что он не забыл ее.
- О, в самом деле? - сказала Энни, насмешливо взглянув на Мег, когда та спрятала записку в карман, как талисман, способный уберечь от зависти, тщеславия, ложной гордости. Несколько исполненных любви слов матери принесли ей облегчение, а цветы порадовали своей красотой.
Снова чувствуя себя почти счастливой, она отложила несколько роз и папоротничков для себя и быстро превратила остальное в прелестные букеты, чтобы украсить ими волосы и платья своих подруг. Она предлагала эти подарки с такой любезностью и грацией, что Клара, старшая из сестер Моффат, назвала ее "прелестнейшей крошкой, какую она когда-либо видела", и все они, казалось, были совершенно очарованы этим маленьким знаком внимания с ее стороны. Проявленная щедрость каким-то образом помогла ей покончить с унынием, и, когда все остальные побежали показаться миссис Моффат, Мег, оставшись одна, увидела в зеркале счастливое лицо с сияющими глазами и приколола свои папоротники к волнистым волосам, а розы - к платью, которое теперь не казалось ей таким уж поношенным.
Весь этот вечер она была счастлива, так как танцевала сколько душе угодно, а все были очень добры и она получила три комплимента. Энни уговорила ее спеть, и кто-то заметил, что у нее замечательный голос. Майор Линкольн спросил, кто эта "незнакомая девочка с такими красивыми глазами", а мистер Моффат настоял на том, чтобы станцевать с ней, потому что она "не размазня и есть в ней огонек", как он изящно выразился. Так что все шло чудесно, пока она случайно не подслушала обрывок разговора, который крайне обеспокоил ее. Она сидела в оранжерее, ожидая, когда ее партнер принесет ей мороженое, и вдруг услышала голос по другую сторону стены из цветов, спросивший:
- Сколько ему лет?
- Шестнадцать или семнадцать, полагаю,- отвечал другой голос.
- Это была бы отличная партия для одной из этих девочек, не правда ли? Салли говорит, что они очень близки теперь, а старик прямо души в них не чает.
- Миссис М. строит планы на будущее и, смею думать, отлично пользуется обстоятельствами, хотя, пожалуй, слишком рано. Сама девочка, очевидно, еще об этом не думает.
- Она соврала, будто записка от ее мамы, и покраснела, когда сказали, что цветы для нее. Бедняжка! Она была бы очень хороша, если бы только одевалась со вкусом. Как ты думаешь, она обидится, если мы предложим ей надеть на бал в четверг какое-нибудь из наших платьев? - спросил еще один голос.
- Она гордая, но, думаю, все же не откажется, потому что это допотопное кисейное - все, что у нее есть. Может быть, она даже порвет его сегодня, и тогда у нас будет хороший предлог предложить ей приличное платье.
- Посмотрим. Я приглашу молодого Лоренса; это будет как знак внимания к ней, а потом мы все над этим посмеемся.
Здесь появился партнер Мег и нашел ее раскрасневшейся и взволнованной. Она действительно была гордой, и гордость в этот момент оказалась как нельзя кстати, так как помогла ей скрыть унижение, гнев и отвращение к тому, что она только что услышала, ибо при всем своем простодушии и доверчивости она не могла не понять смысл сплетен своих подружек. Она старалась забыть об услышанном, но не могла и продолжала мысленно повторять: "Мисс М. строит планы на будущее", "соврала, будто записка от ее мамы", "допотопное кисейное", пока ей не захотелось заплакать и броситься домой, чтобы рассказать о своих горестях и попросить совета. Но так как это было невозможно, она сделала все, что могла, чтобы казаться веселой, и настолько преуспела в этом, что никто даже не догадался, каких усилий это ей стоило. Она была безмерно рада, когда вечер кончился, и, лежа в тишине своей спальни, думала, Удивлялась, кипела негодованием, пока у нее не заболела голова, а слезы не остудили горячие щеки. Эти глупые, хоть и сказанные из самых лучших побуждений, слова открыли Мег новый мир, возмутив покой того старого мира, в котором она до сих пор жила счастливо как дитя. Ее невинная дружба с Лори была испорчена этими случайно Услышанными вздорными речами; ее вера в мать была несколько поколеблена мыслью о "планах", в которых подозревала ее миссис Моффат, судившая о других по себе; и разумная решимость удовлетвориться простым гардеробом, который подходит дочери небогатого человека, ослабла под воздействием ненужной жалости подруг, считавших поношенное платье одним из величайших бедствий на земле. Бедная Мег провела беспокойную ночь и встала с тяжелыми веками, несчастная, отчасти обиженная на своих подруг, а отчасти стыдящаяся самой себя за то, что не может поговорить с ними откровенно и поставить все на свои места. В это утро все лениво слонялись по комнатам и лишь к полудню нашли в себе достаточно энергии, чтобы взяться за шитье и вышивание. Что-то изменилось в манерах подруг, и это сразу поразило Мег: ей показалось, что они обращались с ней более уважительно, чем прежде, с интересом относились к ее словам, а в глазах их, устремленных на нее, явно светилось любопытство. Все это было и удивительным и лестным, хотя она не понимала причин такого поведения, пока Белла, подняв на нее взгляд от записки, которую писала, не сказала с сентиментальным видом:
- Дейзи, дорогая, я пошлю приглашение на бал в четверг твоему другу, мистеру Лоренсу. Мы хотим познакомиться с ним, и это наш маленький знак внимания к тебе.
Мег покраснела, но озорное желание поддразнить подруг заставило ее ответить с притворной скромностью:
- Вы очень добры, но, боюсь, он не приедет.
- Почему, cherie[13]? - спросила мисс Белла.
- Он слишком стар.
- Да что ты говоришь, детка? Сколько же ему лет, хотела бы я знать? воскликнула мисс Клара.
- Почти семьдесят, я думаю,- ответила Мег, прилежно считая стежки, чтобы скрыть веселый огонек в глазах.
- О, какая хитрая! Мы, конечно же, имели в виду молодого человека! воскликнула мисс Белла со смехом.
- Там нет никакого молодого человека; Лори еще совсем мальчик.- И Мег тоже засмеялась, заметив странный взгляд, которым обменялись сестры, когда она так описала своего предполагаемого возлюбленного.
- Он примерно твоего возраста,- сказала Энни.
- Он скорее ближе по возрасту моей сестре Джо, а мне будет уже семнадцать в августе,- возразила Мег, вскинув голову.
- Очень мило с его стороны, что он посылает тебе цветы, не правда ли? сказала Энни, неизвестно почему значительно поглядев на Мег.
- Да, он часто посылает нам всем цветы; у мистера Аоренса много цветов, а мы их очень любим. Моя мама и мистер Лоренс большие друзья, так что вполне естественно, что и мы, дети, дружим.- Мег надеялась, что больше они ничего не скажут.
- Очевидно, Маргаритка еще не развернула лепестки,- кивнув, обратилась к Белле мисс Клара.
- Совершенно пасторальная невинность со всех сторон,- отвечала мисс Белла, пожав плечами.
- Я собираюсь поехать и купить кое-какие мелочи для моих девочек. Может быть, вам тоже что-нибудь нужно? - спросила миссис Моффат, вваливаясь в комнату, словно слон, в шелках и кружевах.
- Нет, спасибо, мэм,- ответила Салли.- К четвергу я получу мое новое розовое шелковое платье, и мне ничего не нужно.
- Мне тоже,- начала Мег, но остановилась, так как ей пришло в голову, что ей действительно нужны кое-какие вещи, но что получить их она не может.
- Что ты наденешь в четверг? - спросила Салли.
- Опять то же белое платье, если смогу зачинить его так, чтобы было незаметно; оно очень порвалось вчера,- сказала Мег, стараясь говорить беззаботно, но чувствуя себя очень неловко.
- Почему ты не пошлешь домой за другим? - спросила Салли, которая была не слишком наблюдательной юной особой.
- У меня нет другого.- Мег потребовалось усилие, чтобы сказать это, но Салли ничего не заметила и воскликнула с приветливым удивлением:
- Ты не знаешь, ты представить себе не можешь, как это ужасно! Когда я впадаю в ярость, я, похоже, могу совершить что угодно; я становлюсь такой жестокой, я могу обидеть любого человека и радоваться этому. Я боюсь, что однажды сделаю что-нибудь отвратительное, и тем испорчу себе всю жизнь, и все будут ненавидеть меня! О, мама, помоги мне, помоги!
- Конечно, я помогу тебе, детка. Не плачь так горько, но запомни этот день и пожелай всей душой никогда не узнать второго такого дня. Джо, дорогая, все мы сталкиваемся с искушениями, порой гораздо худшими, чем в твоем случае, и зачастую нам требуется вся жизнь, чтобы победить в борьбе с ними. Ты думаешь, что хуже твоего характера нет на свете, но я прежде была точно такой, как ты.
- Ты, мама? Но ты никогда не сердишься! - От удивления Джо на мгновение забыла об угрызениях совести.
- Я стараюсь исправить свой характер вот уже сорок лет, но все, чему я научилась,- это владеть собой. Я раздражаюсь почти каждый день, Джо, но я научилась не показывать этого и все еще надеюсь научиться не испытывать самих нехороших чувств, хотя, возможно, для этого мне потребуется еще сорок лет.
Терпение и смирение, отражавшиеся на лице, которое она так любила, были для Джо лучшим уроком, чем самое мудрое наставление или самый резкий упрек. Сочувствие н доверие, оказанное ей, сразу принесли облегчение. От сознания, что мать обладает тем же недостатком, что и она сама, и старается преодолеть его, он перестал казаться невыносимым, а ее решимость справиться с ним окрепла, хотя сорок лет представлялись пятнадцатилетней девочке слишком долгим сроком, чтобы "бодрствовать и молиться".
- Мама, иногда ты крепко сжимаешь губы и выходишь из комнаты, когда тетя Марч ворчит или кто-нибудь огорчает тебя. Это бывает, когда ты сердишься? спросила Джо, чувствуя себя ближе к матери, чем когда-либо прежде.
- Да, я научилась удерживать необдуманные слова, которые поднимаются к моим губам, и, когда чувствую, что они вот-вот прорвутся против моей воли, я просто выхожу на минуту, чтобы немного встряхнуть себя и упрекнуть за то, что так слаба и зла,- ответила миссис Марч со вздохом и легкой улыбкой, разглаживая и укладывая встрепанные волосы Джо.
- Как же ты научилась хранить молчание? Именно это тяжелее всего для меня... потому что резкие слова вырываются еще прежде, чем я знаю, что собираюсь сказать, а чем больше я говорю, тем сильнее раздражаюсь, и потом для меня становится удовольствием оскорблять чувства других и говорить им гадости. Скажи мне, как тебе удается молчать, мама, дорогая.
- Моя добрая матушка помогала мне...
- Как ты нам...- прервала Джо с благодарным поцелуем.
- Но я лишилась ее, когда была немногим старше, чем ты сейчас, и долгие годы мне приходилось вести борьбу в одиночку, так как я была слишком горда, чтобы признаться в моей слабости кому-нибудь другому. Мне приходилось нелегко, Джо, и я пролила немало горьких слез из-за своих неудач, так как, несмотря на все мои усилия, я, как мне казалось, не добилась успеха. Потом в моей жизни появился твой отец, и я почувствовала себя такой счастливой, что мне было нетрудно оставаться доброй. Но когда у меня появились четыре дочки, а мы были бедны, прежние неприятности вернулись, потому что я нетерпеливая по натуре и для меня было мучительно видеть моих детей в нужде.
- Бедная мама! Что же помогло тебе?
- Твой отец, Джо. Он никогда не теряет терпения, никогда не сомневается и не жалуется, но всегда надеется, трудится и ждет так радостно, что рядом с ним стыдно быть иным. Он помогал мне, ободрял меня, говорил о том, что я должна стараться воплотить в себе все те добродетели, какие хотела бы видеть в моих дочерях, и должна служить им примером. Мне было легче стараться ради вас, чем ради себя самой. Стоило мне заговорить резко, как испуганный или удивленный взгляд одной из вас упрекал меня сильнее, чем любые слова. Любовь, уважение и доверие моих дочерей были самой сладкой наградой за мои усилия быть такой женщиной, какими я хотела бы видеть их.
- О, мама, если я когда-нибудь буду хоть вполовину такой хорошей, как ты, я буду удовлетворена! - воскликнула Джо, глубоко тронутая.
- Я надеюсь, ты окажешься намного лучше, дорогая, но ты должна внимательно следить за своим "внутренним врагом", как выражается папа, иначе этот враг может , омрачить, если не испортить твою жизнь. Ты получила предупреждение, помни о нем и всей душой стремись преодолеть свою вспыльчивость, прежде чем она принесет тебе горести и сожаления, большие, чем те, что ты узнала сегодня.
- Я постараюсь, мама, я буду очень стараться. Но ты должна помочь мне. Напоминай мне, удержи меня от вспышек гнева. Я видела, как папа иногда прижимал палец к губам и смотрел на тебя очень ласково, но серьезно и тогда ты крепко сжимала губы или уходила. Это было напоминание, да? - спросила Джо мягко.
- Да. Я просила его, чтобы он так помогал мне, и он никогда не забывал об этом. Своим незаметным жестом и добрым взглядом он удержал меня от многих резких слов.
Джо увидела, что глаза матери наполнились слезами, а губы задрожали, и, испугавшись, что сказала лишнее, она шепнула с тревогой:
- Это нехорошо, что я наблюдала за тобой и заговорила об этом? Я не хотела сделать тебе неприятно, но для меня такое облегчение, что можно говорить тебе все, о чем я думаю, и чувствовать себя здесь свободно и счастливо.
- Моя Джо, ты можешь говорить мне все, что хочешь. Для меня величайшее счастье и гордость, что мои девочки доверяют мне и знают, как сильно я их люблю.
- Я подумала, что огорчила тебя.
- Нет, дорогая. Но когда мы заговорили о папе, я вспомнила, как мне его не хватает, как многим я обязана ему и как усердно должна я трудиться, чтобы его дочки были добрыми и счастливыми.
- Но ты сама проводила его в армию, мама, и не плакала, когда он уходил. Ты никогда не жалуешься, и не похоже на то, будто тебе нужна чья-то помощь,сказала Джо с недоумением.
- Я отдала самое дорогое стране, которую люблю, и удержусь от слез, пока он вдали от нас. Как могу я жаловаться, когда мы оба просто исполнили свой долг и в конечном счете непременно будем счастливее от этого? Если кажется, что мне не нужна помощь, так это потому, что у меня есть еще один друг, который утешает и поддерживает меня даже лучше, чем папа. Дитя мое, заботы и искушения начинают входить в твою жизнь, их может быть много, но ты сможешь преодолеть их все, если научишься чувствовать силу и нежность нашего Небесного, Отца, так же как ты чувствуешь силу и нежность твоего земного отца. Чем больше ты любишь Его и доверяешь Ему, тем ближе к Нему ты чувствуешь себя и тем меньше зависишь от человеческой силы и мудрости. Его любовь и забота никогда не иссякнут, не изменятся и не будут отняты у тебя; они могут стать источником вечного покоя, счастья и силы. Верь мне всей душой и обратись к Богу со всеми своими маленькими заботами, надеждами, грехами и горестями, открыто и доверчиво, как обращаешься к своей матери.
В ответ Джо лишь крепче прижалась к ней, и в последовавшем молчании самая искренняя из всех молитв, какие она когда-либо обращала к Богу, без слов излилась прямо из ее сердца, ибо в этот печальный, но счастливый час она познала не только горечь раскаяния и отчаяния, но и сладость самоотречения и самообладания и, ведомая рукой матери, подошла ближе к Другу, который приветствует каждое дитя с любовью более сильной, чем любовь любого отца, и более нежной, чем любовь любой матери.
Эми пошевелилась и вздохнула во сне, и, словно желая сразу искупить свою вину, Джо подняла глаза с выражением на лице, какого никогда не бывало на нем прежде.
- Я так долго не хотела простить ее, и, если бы не Лори, могло бы быть уже поздно! Как могла я быть такой гадкой? - сказала Джо чуть слышно, склоняясь над сестрой и нежно проводя рукой по влажным волосам, рассыпавшимся по подушке.
Словно услышав ее, Эми открыла глаза и протянула руки с улыбкой, которая тронула Джо до глубины души. Ни одна из них не сказала ни слова, но они крепко обнялись, несмотря на одеяла, и все было прощено и забыто в одном сердечном поцелуе.
Глава 9. Мег на Ярмарке Тщеславия.
- Какое счастье, что эти дети заболели корью именно сейчас,- сказала Мег в один из апрельских дней, когда она стояла в своей комнате в окружении сестер, упаковывая "заграничный" сундук.
- А как это мило со стороны Энни Моффат, что она не забыла о своем обещании. У тебя будут целые две недели веселья! Просто замечательно! ответила Джо, которая сворачивала юбки сестры, размахивая своими длинными руками и очень напоминая при этом ветряную мельницу.
- И какая прекрасная погода! Я очень за тебя рада,- добавила Бесс, тщательно сортируя ленточки для волос и для шеи в своей лучшей коробке, одолженной сестре по такому великолепному случаю.
- Как бы мне хотелось быть на твоем месте! Чтобы это я собиралась чудесно провести две недели и носить все эти красивые вещи,- сказала Эми, державшая во рту множество булавок, которыми она с художественным вкусом заполняла подушечку сестры.
- Мне тоже хотелось бы, чтобы все вы поехали вместе со мной, но так как это невозможно, я постараюсь сохранить в памяти все мои приключения и расскажу вам обо всем, когда вернусь. Хотя бы этим я смогу отблагодарить вас за то, что вы были так добры: одолжили мне свои вещи и помогли собраться,- сказала Мег, окинув взглядом комнату, где повсюду были разложены предметы ее нехитрого гардероба, почти совершенного в глазах девочек.
- А что дала тебе мама из коробки с сокровищами? - спросила Эми, не присутствовавшая при открытии некоего кедрового ящичка, в котором миссис Марч держала кое-какие остатки прежней роскоши, чтобы подарить своим девочкам, когда придет время.
- Шелковые чулки, красивый резной веер и прелестный голубой пояс. Я хотела еще лиловое шелковое платье, но нет времени, чтобы подогнать его по фигуре, так что мне придется довольствоваться моим старым, из жесткой кисеи.
- Оно будет выглядеть прелестно на моей новой нижней юбке из муслина, а пояс будет выгодно на нем выделяться. Жалко, что я разбила мой коралловый браслет, а то ты могла бы его взять,- сказала Джо, которая любила дарить и одалживать свои вещи, но чье имущество обычно было в слишком плачевном состоянии, чтобы принести какую-то пользу.
- В коробке с сокровищами есть прелестный старинный жемчужный набор, но мама сказала, что живые цветы - лучшее украшение для юной девушки, а Лори обещал прислать мне из оранжереи все, что я захочу,- отвечала Мег.- Теперь... дайте подумать... вот мой серый уличный костюм... только загни перья в шляпу, Бесс... теперь мое поплиновое платье, я надену его в воскресенье или на небольшую вечеринку - оно, пожалуй, слишком тяжелое для весны, правда? Как было бы хорошо взять лиловое шелковое!
- Ничего, у тебя есть кисейное для большого бала, а в белом ты всегда выглядишь как ангел,- сказала Эми, погружаясь в созерцание восхищавших ее до глубины души немногочисленных нарядов Мег.
- Жаль, что оно не с низким вырезом и не волочится сзади по полу, но придется обойтись и таким. Мое голубое домашнее перелицовано и с другой отделкой выглядит совсем как новое. Моя шелковая пелерина совершенно не модная, и шляпка не такая, как у Салли. Мне неприятно об этом говорить, но я очень разочарована моим новым зонтиком. Я просила маму купить черный с белой ручкой, но она забыла и купила зеленый с желтоватой ручкой. Он прочный и чистый, так что мне не на что жаловаться, но я знаю, мне будет стыдно за него рядом с шелковым зонтиком Энни с маленьким золотистым шпилем,- вздохнула Мег, с большим неодобрением разглядывая маленький зонтик.
- Поменяй его,- посоветовала Джо.
- Это глупо, и я не хочу обидеть маму, ведь она приложила столько усилий, чтобы купить мне все необходимое. Неразумно с моей стороны досадовать, и я постараюсь преодолеть это чувство. Мои шелковые чулки и две пары новых перчаток могут служить мне утешением. Как ты мила, Джо, что одолжила мне свои новые перчатки! Я чувствую себя такой богатой, даже элегантной, имея две новые пары для балов и вычищенные старые на каждый день.- И Мег мельком заглянула в свою перчаточную коробку, чтобы освежить приятное воспоминание.- У Энни Моффат голубые и розовые бантики на ночных чепчиках, пришей на мои тоже,- попросила она Бесс, когда та внесла в комнату кучу белоснежного муслинового белья, только что вышедшего из-под утюга Ханны.
- Нет, я не стала бы этого делать, потому что нарядные чепчики не подходят к простым ночным рубашкам без всякой отделки. Бедным людям нечего пускать кому-то пыль в глаза,- заявила Джо решительно.
- Я все думаю, дождусь ли я когда-нибудь такого счастья, чтобы иметь на одежде настоящие кружева, а на чепчиках банты? - раздраженно воскликнула Мег.
- На днях ты говорила, что будешь совершенно счастлива, если только сможешь поехать к Энни Моффат,- заметила Бесс, как всегда сдержанно.
- Конечно, говорила! И я действительно счастлива и не буду капризничать, но, похоже, чем больше человек получает, тем больше ему хочется, разве не так? Ну вот, все готово и уложено, кроме моего бального платья, но его пусть лучше уложит мама,- сказала Мег, оживившись, как только перевела взгляд с наполовину заполненного сундука на много раз стиранное и зачиненное белое платье из жесткой кисеи, которое она с важным видом называла бальным.
Погода на следующий день была прекрасная, и Мег отправилась в путь, чувствуя себя очень элегантной и предвкушая целые две недели новизны и удовольствий. Миссис Марч довольно неохотно дала согласие на этот визит, опасаясь, что Маргарет вернется в родной дом еще более неудовлетворенной, чем покинула его. Но она так упрашивала, а Салли обещала позаботиться о ней, и небольшое удовольствие казалось таким привлекательным после долгой зимы, заполненной утомительной работой, что мать уступила, и дочь отправилась, чтобы впервые вкусить светской жизни.
Моффаты действительно были весьма светскими людьми, и простодушную Мег поначалу ошеломило великолепие дома и элегантность его обитателей. Но, несмотря на легкомысленную жизнь, которую вели, они были очень благожелательны, и скоро их гостья преодолела свою робость. Возможно, Мег чувствовала, не вполне отдавая себе в том отчет, что они не были особенно культурными или умными людьми и что вся их позолота не до конца могла скрыть заурядный материал, из коего они были сделаны. Но, конечно, было приятно жить в роскоши, ездить в прекрасных экипажах, каждый день надевать свое лучшее платье и не заниматься ничем, кроме развлечений. Такая жизнь вполне ее устраивала, и скоро она начала подражать манерам и разговорам, которые видела и слышала вокруг, напускать на себя важность, держаться манерно, вставлять в речь французские фразы, завивать волосы, убавлять платья в талии и беседовать о модах. Чем больше видела она красивых вещей Энни Моффат, тем больше она завидовала ей и мечтала о богатстве. Когда она теперь вспоминала о родном доме, он казался ей убогим и унылым, работа представлялась тяжелее, чем когда бы то ни было, н она чувствовала себя очень бедной и несчастной девушкой, несмотря на свои новые перчатки и шелковые чулки.
У нее, впрочем, оставалось не так много времени, чтобы сетовать на судьбу, так как все три девушки - Энни, Салли и Мег - были очень заняты тем, что называется "хорошо проводить время". Они ездили по магазинам, ходили на прогулки, катались верхом, делали визиты, посещали театр и оперу или устраивали вечеринки дома, так как у Энни было много друзей и она умела их развлечь. Ее старшие сестры были очень элегантными юными особами, и одна из них, как оказалось, была помолвлена, что, по мнению Мег, было необыкновенно интересно и романтично. Мистер Моффат был толстый и веселый пожилой господин, который знал ее отца, а миссис Моффат была толстой и веселой пожилой дамой, которой, как и ее дочери, очень пришлась по душе Мег. Все ласкали ее, и Дейзи[12], как ее стали называть, оказалась на верном пути, чтобы ей окончательно вскружили голову.
Когда пришло время "небольшой вечеринки", она обнаружила, что поплиновое платье совершенно не годится, так как другие девочки надели тонкие платья и выглядели очень элегантно. Пришлось извлечь из сундука кисейное платье, которое казалось еще более старым, обвисшим и поношенным, чем обычно, рядом с хрустящим новеньким платьем Салли. Мег заметила, как девочки взглянули на ее платье и переглянулись между собой, и щеки ее запылали, так как при всей своей кротости она была очень гордой. Никто не сказал ни слова о ее наряде, но Салли предложила уложить ей волосы, Энни - завязать пояс, а Белла, та сестра, что была помолвлена, сделала комплимент ее белым ручкам - но Мег видела в их любезности лишь жалость и сострадание к ее бедности, и на сердце у нее было очень тяжело, когда она стояла в стороне, в то время как остальные смеялись, болтали и порхали вокруг, словно полупрозрачные бабочки. Тяжелое, горькое чувство стало совсем невыносимым, когда горничная внесла коробку с цветами.
Прежде чем горничная успела заговорить, Энни подняла крышку, и все разразились восхищенными восклицаниями, увидев прекрасные розы, гиацинты и папоротники, которые были в коробке.
- Это для Беллы, конечно. Джордж всегда посылает ей цветы, но на этот раз он превзошел самого себя! - воскликнула Энни, глубоко втягивая воздух.
- Посыльный сказал, что это для мисс Марч; вот записка,- вставила горничная, подавая ее Мег.
- Как занятно! От кого это? А мы и не знали, что у тебя есть поклонник! восклицали девушки, порхая вокруг Мег в состоянии крайнего удивления и любопытства.
- Записка от мамы, а цветы от Лори,- сказала Мег просто, однако с чувством глубокой благодарности за то, что он не забыл ее.
- О, в самом деле? - сказала Энни, насмешливо взглянув на Мег, когда та спрятала записку в карман, как талисман, способный уберечь от зависти, тщеславия, ложной гордости. Несколько исполненных любви слов матери принесли ей облегчение, а цветы порадовали своей красотой.
Снова чувствуя себя почти счастливой, она отложила несколько роз и папоротничков для себя и быстро превратила остальное в прелестные букеты, чтобы украсить ими волосы и платья своих подруг. Она предлагала эти подарки с такой любезностью и грацией, что Клара, старшая из сестер Моффат, назвала ее "прелестнейшей крошкой, какую она когда-либо видела", и все они, казалось, были совершенно очарованы этим маленьким знаком внимания с ее стороны. Проявленная щедрость каким-то образом помогла ей покончить с унынием, и, когда все остальные побежали показаться миссис Моффат, Мег, оставшись одна, увидела в зеркале счастливое лицо с сияющими глазами и приколола свои папоротники к волнистым волосам, а розы - к платью, которое теперь не казалось ей таким уж поношенным.
Весь этот вечер она была счастлива, так как танцевала сколько душе угодно, а все были очень добры и она получила три комплимента. Энни уговорила ее спеть, и кто-то заметил, что у нее замечательный голос. Майор Линкольн спросил, кто эта "незнакомая девочка с такими красивыми глазами", а мистер Моффат настоял на том, чтобы станцевать с ней, потому что она "не размазня и есть в ней огонек", как он изящно выразился. Так что все шло чудесно, пока она случайно не подслушала обрывок разговора, который крайне обеспокоил ее. Она сидела в оранжерее, ожидая, когда ее партнер принесет ей мороженое, и вдруг услышала голос по другую сторону стены из цветов, спросивший:
- Сколько ему лет?
- Шестнадцать или семнадцать, полагаю,- отвечал другой голос.
- Это была бы отличная партия для одной из этих девочек, не правда ли? Салли говорит, что они очень близки теперь, а старик прямо души в них не чает.
- Миссис М. строит планы на будущее и, смею думать, отлично пользуется обстоятельствами, хотя, пожалуй, слишком рано. Сама девочка, очевидно, еще об этом не думает.
- Она соврала, будто записка от ее мамы, и покраснела, когда сказали, что цветы для нее. Бедняжка! Она была бы очень хороша, если бы только одевалась со вкусом. Как ты думаешь, она обидится, если мы предложим ей надеть на бал в четверг какое-нибудь из наших платьев? - спросил еще один голос.
- Она гордая, но, думаю, все же не откажется, потому что это допотопное кисейное - все, что у нее есть. Может быть, она даже порвет его сегодня, и тогда у нас будет хороший предлог предложить ей приличное платье.
- Посмотрим. Я приглашу молодого Лоренса; это будет как знак внимания к ней, а потом мы все над этим посмеемся.
Здесь появился партнер Мег и нашел ее раскрасневшейся и взволнованной. Она действительно была гордой, и гордость в этот момент оказалась как нельзя кстати, так как помогла ей скрыть унижение, гнев и отвращение к тому, что она только что услышала, ибо при всем своем простодушии и доверчивости она не могла не понять смысл сплетен своих подружек. Она старалась забыть об услышанном, но не могла и продолжала мысленно повторять: "Мисс М. строит планы на будущее", "соврала, будто записка от ее мамы", "допотопное кисейное", пока ей не захотелось заплакать и броситься домой, чтобы рассказать о своих горестях и попросить совета. Но так как это было невозможно, она сделала все, что могла, чтобы казаться веселой, и настолько преуспела в этом, что никто даже не догадался, каких усилий это ей стоило. Она была безмерно рада, когда вечер кончился, и, лежа в тишине своей спальни, думала, Удивлялась, кипела негодованием, пока у нее не заболела голова, а слезы не остудили горячие щеки. Эти глупые, хоть и сказанные из самых лучших побуждений, слова открыли Мег новый мир, возмутив покой того старого мира, в котором она до сих пор жила счастливо как дитя. Ее невинная дружба с Лори была испорчена этими случайно Услышанными вздорными речами; ее вера в мать была несколько поколеблена мыслью о "планах", в которых подозревала ее миссис Моффат, судившая о других по себе; и разумная решимость удовлетвориться простым гардеробом, который подходит дочери небогатого человека, ослабла под воздействием ненужной жалости подруг, считавших поношенное платье одним из величайших бедствий на земле. Бедная Мег провела беспокойную ночь и встала с тяжелыми веками, несчастная, отчасти обиженная на своих подруг, а отчасти стыдящаяся самой себя за то, что не может поговорить с ними откровенно и поставить все на свои места. В это утро все лениво слонялись по комнатам и лишь к полудню нашли в себе достаточно энергии, чтобы взяться за шитье и вышивание. Что-то изменилось в манерах подруг, и это сразу поразило Мег: ей показалось, что они обращались с ней более уважительно, чем прежде, с интересом относились к ее словам, а в глазах их, устремленных на нее, явно светилось любопытство. Все это было и удивительным и лестным, хотя она не понимала причин такого поведения, пока Белла, подняв на нее взгляд от записки, которую писала, не сказала с сентиментальным видом:
- Дейзи, дорогая, я пошлю приглашение на бал в четверг твоему другу, мистеру Лоренсу. Мы хотим познакомиться с ним, и это наш маленький знак внимания к тебе.
Мег покраснела, но озорное желание поддразнить подруг заставило ее ответить с притворной скромностью:
- Вы очень добры, но, боюсь, он не приедет.
- Почему, cherie[13]? - спросила мисс Белла.
- Он слишком стар.
- Да что ты говоришь, детка? Сколько же ему лет, хотела бы я знать? воскликнула мисс Клара.
- Почти семьдесят, я думаю,- ответила Мег, прилежно считая стежки, чтобы скрыть веселый огонек в глазах.
- О, какая хитрая! Мы, конечно же, имели в виду молодого человека! воскликнула мисс Белла со смехом.
- Там нет никакого молодого человека; Лори еще совсем мальчик.- И Мег тоже засмеялась, заметив странный взгляд, которым обменялись сестры, когда она так описала своего предполагаемого возлюбленного.
- Он примерно твоего возраста,- сказала Энни.
- Он скорее ближе по возрасту моей сестре Джо, а мне будет уже семнадцать в августе,- возразила Мег, вскинув голову.
- Очень мило с его стороны, что он посылает тебе цветы, не правда ли? сказала Энни, неизвестно почему значительно поглядев на Мег.
- Да, он часто посылает нам всем цветы; у мистера Аоренса много цветов, а мы их очень любим. Моя мама и мистер Лоренс большие друзья, так что вполне естественно, что и мы, дети, дружим.- Мег надеялась, что больше они ничего не скажут.
- Очевидно, Маргаритка еще не развернула лепестки,- кивнув, обратилась к Белле мисс Клара.
- Совершенно пасторальная невинность со всех сторон,- отвечала мисс Белла, пожав плечами.
- Я собираюсь поехать и купить кое-какие мелочи для моих девочек. Может быть, вам тоже что-нибудь нужно? - спросила миссис Моффат, вваливаясь в комнату, словно слон, в шелках и кружевах.
- Нет, спасибо, мэм,- ответила Салли.- К четвергу я получу мое новое розовое шелковое платье, и мне ничего не нужно.
- Мне тоже,- начала Мег, но остановилась, так как ей пришло в голову, что ей действительно нужны кое-какие вещи, но что получить их она не может.
- Что ты наденешь в четверг? - спросила Салли.
- Опять то же белое платье, если смогу зачинить его так, чтобы было незаметно; оно очень порвалось вчера,- сказала Мег, стараясь говорить беззаботно, но чувствуя себя очень неловко.
- Почему ты не пошлешь домой за другим? - спросила Салли, которая была не слишком наблюдательной юной особой.
- У меня нет другого.- Мег потребовалось усилие, чтобы сказать это, но Салли ничего не заметила и воскликнула с приветливым удивлением: