Онойко Ольга. Дикая раса

   — Вызвал, — рапортует Кайман.
   — Кого?
   — Машину. Через полминуты будет.
   Но спокойно перенести военный совет в менее людное место не удается.
   Солнце швыряет на стол браслетник; полыхает яркая, плотная, почти осязаемая голограмма, какую дают только семитерранские модели.
   — Ия Викторовна? — доносится изумленный голос Таисии, — а мы как раз вам собирались звонить.
   Та, темноволосая, смуглая и веснушчатая, точно сидит за столом, находясь в действительности невесть где, может, даже на самой Седьмой Терре.
   — С нами такое бывает, — фыркает семитерранка. Подмигивает.
   Лилен думает, что Ия — наверняка корректор. С кем же еще «такому бывать».
   — Значит, так. Я, собственно, Косте звоню.
   — Слушаю, — отзывается Полетаев.
   — Чтобы времени не тянуть… — начинает Ия и тянет время, делая странную паузу. — В общем, Настьке-Тройняшке давно надо по башке настучать.
   — Это почему же? — интересуется сестра.
   — Чтоб с отчетами не тянула. Особенно с такими. «Я, — говорит, — Бабушке отчиталась». А я, значит, должна информацию из ноосферы черпать, да?
   — Ия, времени не тяни, а?
   Координатор Райского Сада вздыхает.
   — Костя… Передай Свете, что на планете чужой корректор.
 
   «То есть как? — вскидываются, кажется, все разом, — откуда? кто?» — и в голограмме несерьезное начальство отмахивается, отфыркивается, хмурит длинные блестящие брови, повторяя, что вся документация уже перекинута, читайте, я ничего не видела, зачем пересказывать с чужих слов.
   Димочка закладывает руки за голову, выгибается истомным кошачьим движением; лицо презрительное и усталое.
   Лилен подзывает Дельту. Спокойствие — свое, привычное — возвратилось к ней. Что же. Она хочет стать актрисой, разве нет? почему бы не поднабрать опыта, сыграв то, что требуется? Амортизатор — пусть будет амортизатор.
   Посмотрим, что дальше.
   У балюстрады притормаживает «крыса», поднимает дверцы; внутри никого нет, по несложному городскому маршруту машину вел автопилот. Лилен прикидывает объем салона и мысленно благодарит щедрость Полетаева — или его привычку к уральским машинам. «Купава», конечно, не «Аметист» и не пресловутый «Яхонт Горностай»… в прокате не сыщется такая роскошь, как «Горностай», а неплохо бы как-нибудь проехаться с помпой… «Купава» поскромнее будет, но нукта в ней поместится, не создав неудобств для шести человек.
   «Пелагиаль» остается позади.
 
   Дельта замирает, положив голову на колени Лилен. У драконов необыкновенное чувство пространства, и острые выросты его шкуры не поцарапают панелей, не оставят прорех на обивке. Девушка машинально гладит нукту по голове. Он ощущает только ласку, не прикосновение: под ладонью Лилен пластина брони, которую не пробьет даже пуля, и нервных окончаний там нет.
   Ведет Кайман, и Таисия, окаменело-мрачная, сидит рядом с ним, не оборачиваясь. Васильев откинулся на спинку сиденья в полудреме.
   Полетаев смотрит в окно.
   Он страшен.
   Желваки катаются на высоких славянских скулах, в глазах прохладная задумчивость. Солнце похож на хищника, который не впился кому-то клыками в горло лишь потому, что нет настроения. «Он похож на ррит», — внезапно думает Лилен. Недавняя короткометражка, полуфильм-полуклип «Вся красота мира» воскресает перед глазами, и вспоминается почему-то, что из космоса Ррит Кадара — голубая.
   Как Земля.
   — А собственно, — говорит Шеверинский, — вы уверены, что одно не связано с другим?
   — Что, — не оборачиваясь, откликается Таисия.
   — Пират. И Особый отдел.
   Чигракова оборачивается. Резко, как змея. Ее прищур почти азартен.
   — Я уверена, что связано.
   Лилен едва заметно приподнимает бровь — очевидно же, что сама Тройняшка не додумалась.
   — До войны, — развивает мысль Чигракова, — на него долго охотились. И амнистия не могла быть просто…
   — А дальше что? — невежливо перебивает Полетаев.
   — То есть?
   — Допустим, все так. Нам нужно решить конкретную задачу. Какую пользу нам приносит эта теория?
   — Задача сложнее, чем кажется.
   — Она когда-то казалась простой?
   Таисия сжимает губы.
   — Терадзава что-то против нас имеет, — прежним тоном говорит Север.
   — Почему ты так думаешь?
   — Я с трудом представляю, что бывший Начальник Порта будет просто делать, что ему скажут.
   — Тоже привет, — зло цедит Солнце. — Что предлагаешь?
   — На Фурусато практически невозможно попасть против воли хозяина. Береговая охрана годится для небольшой войны. Разве на боевом гипере… что в любом случае не вариант. Можно попробовать вступить в переговоры. Но даже просто доказать, что Флейта у них, не получится.
   Молчание.
   Долгое.
   С высоты полета аэромобиля город похож на застывший фейерверк: так ярко и пестро оформлены посадочные крыши. «Крыса» выписывает петлю над гостиницей. Опускается.
   — Вы меня уморить хотите? — склочно осведомляется Димочка.
 
   Клены шумят.
   Шумит океан, гривастые волны беснуются у береговых скал. Свистит в скалах ветер, и, кажется, слышно, как мелкие камни скользят по осыпям. Вечером море всегда неспокойно. Закатное солнце дарит вершине Такахаси невероятной чистоты свет. Вершине, покрытой льдами, точно сердце мудрой принцессы.
   Минако-химэ стоит на краю посадочной площадки. Два корабля похожи, как сестры, старшая и младшая… Младшей выглядит отцовская яхта; ухоженная, содержащаяся в постоянной готовности к далекому перелету, она двадцать лет не трогалась с места. Вторая яхта той же модели рядом с нею смотрится тусклой и старой.
   Иноуэ-сан чуть в стороне занят тем, что тщательно следит за собственной невозмутимостью. Лицо его как будто выточено из камня, дыхание и пульс не дают повода усомниться в выдержке, но все же половина мыслей начальника службы безопасности — о том, что семижды проклятые киллеры Айлэнда приволокли на архипелаг Черную Птицу.
   «Он поверил», — разочарованно думает Минако. Во время подготовки к охоте Рё-сан досконально изучил биографии будущей добычи, хвастался, что знает всех четверых как собственных братьев. Их компетентность восхищала его, и перемена в планах хозяина стала радостью, невзирая на то, что пропали втуне охотничьи наметки. Трудная схватка многому научит, но совместная работа научит еще большему; Иноуэ очень заинтересован в профессиональном росте.
   Вот другая сторона медали: он верит всему, что земляне сказали о Птицах.
   Вокруг корректоров слишком много слухов, фейка, дезинформации. Часть вброшена семитерранами сознательно, часть возникла сама. Одно из самых старых поверий — о последней песне. Даже в Сети не отследить, откуда оно взялось. Черная Птица, умирая не своей смертью, поет виновным. Нет разницы между заказчиком и исполнителем; безразлично, знает ли Птица убийцу, видела ли его, были ли в сознании, понимала ли, что убита. Кара настигает всех — кара такого свойства, что смерть кажется спасением; но слышавшим последнюю песню редко удается умереть быстро.
   Правда ли это? Минако знакома только с одной Птицей — самой собой. Ставить эксперименты не доводилось.
   Теперь она раздумывает, верит ли в это отец. Хорошо бы спросить у него, но она не догадалась вовремя, а теперь беспокоить его не стоит. Но все же это странно: дать направление на цель, но не конкретизировать задачу. Выглядит так, будто ото-сан пытался избежать действия последней песни. Ведь он не приказывал убивать. И Ми-тян не попросил скорректировать вероятность, принудить наемников забыть об осторожности…
   «Мальчики Тярри оказались слишком умны», — сказал он, не скрывая печали.
   Они выполнили приказ, семитерранская Птица была в их руках — казалось бы, дальнейшее очевидно… но они решили вручить девочку заказчикам.
   Убейте.
   И выслушайте то, что вам причитается.
   Минако незаметно вздыхает: будь это неправдой, это непременно нужно было бы придумать. Прекрасная защита. Но что ей теперь делать? Возможно, отец надеется, что Ми-тян выстрелит сама и сумеет нейтрализовать действие песни своей силой. Но это так грубо, что не стоит и мыслью подобной оскорблять почтенного человека. Скорее, Минако должна уладить возникший конфликт. Конечно, большой удачей было бы лишить Райский Сад одного из сильнейших корректоров. Но в сложившихся обстоятельствах задача проста — избегнуть ответного удара.
   Так думает Минако-химэ, прекрасная и мудрая, хорошо знающая, что среди многих миллиардов людей только четверо обладают способностью менять местами причину и следствие, и девочка, привезенная на старом гипере, одна из них.
 
   Опускается трап. Тот, что сходит, шаркает ногами и сутулится: у него вид не первой молодости неудачника, разочаровавшегося в жизни, карьере и людях. Один из самых умелых убийц, каких можно нанять за деньги, сжился со своим имиджем. Дешевая одежда плохо отглажена, не вычищена кожа лица, темные точки пор выглядят отвратительно, и Минако изображает самую фарфоровую из своих улыбок.
   — Вы создаете проблемы, — без приветствия говорит она.
   — За решение проблем мне платят.
   — Вам заплачено.
   Гайдзин подается вперед, игнорируя насторожившегося Иноуэ. У него непростительно длинный нос. Темные жесткие глаза точно обшаривают фигуру принцессы в поисках спрятанного оружия.
   — У вас столько нет, — раздельно говорит он наследнице архипелага.
   Право, дети Райского Сада куда приятней. В положении владычицы есть и минусы — например, необходимость общаться с подобными особами.
   Минако отрешенно думает, что отца не слишком огорчает происходящее. Более удачные варианты сменяются менее удачными, но ничто не в силах препятствовать осуществлению его планов. Таков разум истинного владыки. Принцесса не настолько сильна, чтобы даровать успех всем подряд начинаниям или призвать к бытию один шанс из миллиона. Солнечный луч, пройдя сквозь увеличительное стекло, способен поджечь; но причина тому более в мощи светила, чем в свойствах стекла.
   Как и предрекал отец, молодой Начальник Порта добился успеха. Новый анкайский саммит принял его требования. Чиновники на Земле из кожи лезут вон, пытаясь избежать последствий, табуированные для СМИ темы плодятся, как радужные ласки в теплое время. У землян большой опыт, затеянное им удастся.
   Люнеманн получил желаемое благодаря поддержке семитерран. Он заключил договоры с Уралом. Сделал то, от чего Терадзава так настойчиво его предостерегал.
   Но даже это не огорчило старого короля.
   — Лавина уже стронулась с места, милая, — сказал он, улыбаясь, Минако. — Теперь ее ничто не остановит, ни хлипкие подпорки, ни моления к богам. Глупо подгонять лавину. Следует выбраться на безопасное место и наблюдать за тем, как она сметает селения и сады.
   Теперь он развлекается, читая биржевые сводки. Space Stock-Exchange лихорадит: Айлэнд Инкорпорэйтед приступила к реализации давно задуманного плана. Дорогой враг Чарли исходит желчью при одной мысли о конкурентах, и теперь, наконец, промышленной группе «Излучинский аэромобильный завод» придется сдать позиции. Монстроподобный ИАЗ, поглотивший все самые востребованные марки уральских машин, кажется неуязвимым, но грамотная работа подорвет его мощь.
   «Дельцы Урала лояльны власти, — посмеивался отец. — И потому могут рассчитывать на специфическую помощь, которая особенно ценна в области биржевых игр. Понимаешь меня, милая? Нечестная игра. Я посмотрю, как Чарли будет выкручиваться. Это очень забавно».
   Минако опускает веки.
   Молчит.
   Гайдзин ждет. Принцесса чувствует диссонанс: у наемника имидж нервного неудачника, каковые не отличаются большим терпением, но ясно, что этот человек способен ждать — вот так, быстро поглядывая по сторонам, переминаясь с ноги на ногу — сутками. Аллигатор в обличье гиены.
   «Имя», — думает Минако. Она забыла его имя. Приходится тронуть невидимую струну, взять неслышимую ноту, чтобы в мыслях всплыло: «Эмиз Флорес». В самом начале речь шла только о четверых киллерах, которых местер Айлэнд, дорогой враг отца, счел забавным подарить тому на столетие встречи.
   Оказалось, что это не исполнители.
   Руководители собственной сети.
   Прекрасный был бы подарок…
   — Хорошо, — говорит Минако. — Вы не хотите лишнего риска, местер Флорес. Я понимаю. Мы тоже не хотим подвергать себя опасности. Идемте.
   — Куда?
   — На ваш корабль. Вы воспользовались кратчайшей дорогой, не так ли? Нужно экономить время.
   Он умен. Воспринимает все детали сказанного. Ему не нужно объяснять.
   — Вы хотите ее вернуть. — Эмиз понимающе глядит исподлобья, складывает губы трубочкой: мерзкая гримаса, приправленная презрением.
   — Да. Я принесу извинения. Представлю это ошибкой. — Минако колеблется, но все же решает, что сейчас необходима откровенность. — Возможно, извиняться придется самому местеру Терадзаве. И дать гарантии полного нейтралитета в дальнейшем. Вы очень подвели нас.
   Эмиз ухмыляется.
   «Отец был прав. Он слишком умен… как это ужасно». Минако вынуждена пробудить свой биопластиковый костюм: она не может сама замедлить пульс. Как страшно иметь дело с умным противником. Гораздо хуже, чем с сильным. Анастис Чигракова только нервировала принцессу своей энергетикой, а этот гайдзин, который даже не сверхполноценник, самым унизительным образом ее пугает. Что же она будет делать без отца?!.
   Секунду Минако чувствует отчаяние.
   Успевает его скрыть.
   Да, наемник понимает, чего в действительности все они добивались — агенты Особого отдела, служба безопасности архипелага, киллеры с Древней Земли.
   Понимает: неважно, получат уральцы свою синицу обратно или нет.
   Дело уже сделано.
   — Я не подвел себя, — нагло говорит Флорес. — Я у себя на первом месте, очаровательнейшая местра Терадзава.
   — Почтенный местер Флорес, вынужден просить вас соблюдать должную вежливость, — это, наконец, проснулся Рё, — при беседе с госпожой.
   — Я вежлив, — замечает тот, — я не скромен. Это разные вещи.
   — Достаточно, — в глазах Минако космический холод. — Идемте на корабль. Девочки давно хватились, ее уже начали искать. Поторопимся. Нас встретят на городском космодроме.
   — Откуда вы знаете?
   Он не скромен. И он, не задумываясь, спрашивает о том, что хочет знать. Во взгляде наемника принцесса читает подозрение. Не играют ли здесь свою игру? Один раз его не сумели подставить; а ну как попытаются вторично?
   Минако сужает глаза.
   — Я Белая Птица, местер Флорес, — говорит она, и мгновение наслаждается почтительным страхом на лице гайдзина. — Я так пою.

Глава тринадцатая. Заклятие крейсера

   Джек страдал.
   Он вертел на ладони расправленный браслетник и разглядывал голограмму. Спутник, снявший ее, давно отправился в свой электронный рай, а по карте перед джековым носом, на холмы и долины чужой планеты падали и падали алые капли.
   Маршрут. Схема пути. Наименее опасная дорога, разработанная с помощью консультаций военных ксенологов, с учетом особенностей психики врага… деревца, озерца, горки — игрушечные, прозрачные. Как в виртуальной реальности перед началом игровой миссии. Можно остановить карту и увидеть ее целиком, сверху. Можно включить динамическую раскладку, и тогда вид приблизится, станут различимы даже отдельно стоящие деревья, а из пункта А в пункт Б поползет жирный красный пунктир.
   «Пункт А» — это база. Бывший Город, ныне руины, где устроились командный пункт, склады, временный космодром, жилые модули. Линия укреплений. Артиллерия.
   «Пункт Б» — это научно-исследовательский центр.
   Лакки смотрел-смотрел на динамическую раскладку, скреб ногтями шрамы, пожевывал губы. Потом завывал «Й-ё-о-о…» и тянул, сколько хватало дыхания. И опять запускал запись.
   Тайна, ага.
   Вот Третья Терра и ее Город.
   И в сотне километров от Города, посередь диких, прожорливых, неземных лесов — научно-исследовательский центр.
   Зачем так?
   Лакки анатомическим тылом чуял, что неспроста.
   Ррит разнесли Город почти в пыль. Одни они знали, зачем. Может, пакостно было смотреть на человеческие домишки; может, воняло им тут… у них, высокоразвитой расы, обоняние как у диких зверей. Могли и просто развлекаться, глядя, как рушатся многооконные муравейники х’манков, да еще и с х’манками внутри.
   Тут другое занятно. Почему клятый этот центр остался практически в целости? Почему мертвую «Се’тау» положили рядом с ним, а «свита» села подле вождя-цйирхты? И экипажи, на человеческий взгляд обезумевшие, на рритский — просто рассерженные, бродят кругом по джунглям, точно поставили ловушку и ждут в нее гостей?
   И к ним действительно прутся гости.
   Может, конечно, и совпадение. Но очень неприятное.
   Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать — в адском центре таится нечто очень ценное для людей. Ррит, вероятно, знают, что оно для людей ценно. Но, захватывая Айар, они никак не рассчитывали, что их скоро с нее выбьют. Точно, к гадалке не ходи. И неторопливо, методично уничтожали созданное мягкопалыми х’манкскими руками. Из гадливости.
   Для центра сделали исключение.
   Почему?
   Они, говорят, умнее людей, хоть и сильно на свой лад. Не иначе превозмогли брезгливость, решив разобраться, чего это там химичили недоделки с планеты Земля…
   Интересно.
   И еще одно обстоятельство нервировало сержанта Лэнгсона. Сканеры путают одиночек-ррит с местными крупными хищниками, но все равно понятно, что враг не рассеется по бескрайним лесам Терры. У ррит есть дело. Собственная боевая задача. И главные точки на их карте планеты — те же самые, что у людей: Город и центр.
   То есть их активная карта, как и у людей, являет собой окружность от силы полтораста километров в диаметре.
   Казалось бы, чего проще — шарахнуть с орбиты… да что там, просто с воздуха и не дорогущими сверхсветовыми ракетами, обычными бомбами, коли нужен в целости тот комплекс. Хоть отравой залить леса, напалмом каким-нибудь сжечь: просто так огонь не пойдет, очень сыро и торфа нет. Это же не Земля, не сверхценная реликтовая тундра, это нетронутый, ни разу еще толком не травленный мир. У него чудовищный потенциал регенерации. Через год местные джунгли разрастутся заново, и не вспомнишь, что была выжженная пустыня… в которой так замечательно все видно, и преимущества ррит сходят к минимуму, и «белок» нету, и тех тварей, что вчера приходили к лагерю, а Крайс подстрелил двух — вроде леопардов, но размером со слона, морды такие, что «нукту» еще расцелуешь…
   Нет.
   Третью Терру нельзя жечь и бомбить.
   Нельзя, и все.
   Землю можно.
   А эту планету — нельзя.
 
   Если балда Шон не соврал, и спутники системы позиционирования уже вывели на расчетные орбиты — и если ррит не обнаружат их и не постреляют по жестянкам — то где-то через тридцать часов гарнизон получит новую модель поверхности Терры. По крайней мере, хоть точное местонахождение кораблей врага станет известно. Прежде этого Лакки не собирался лезть в терранские джунгли. О чем и заявил прямо.
   Он не был удивлен, когда капитан согласился.
   Ожидаемое уточнение данных сыграет не столь уж большую роль. Но время терпит, можно еще подумать, посидеть, загрузив мозги. Подождать идеи лучше…
   Задача: занять комплекс построек центра. Укрепиться. Создать условия для начала реконструкции, и впоследствии — возобновления лабораторных исследований.
   В переводе на человеческий язык: уничтожить всех находящихся на планете особей врага.
   А там уже можно будет и условия создавать…
   В число плюсов входило то, что джунгли не успели серьезно закрыть территорию центра, а значит, на этой территории спутниковые системы распознавания не перепутают ррит с каким-нибудь местным, не менее зубастым, но куда менее опасным зверем.
   В число минусов — все остальное.
   Цйирхта разбита? Это не значит, что на ней не осталось стреляющих пушек. Кто даст гарантии, что во время сражения ррит истратили весь боезапас без остатка, что батареи кораблей мертвы? Три хархи целы, боеспособны с девяностопроцентной вероятностью, если они поднимутся — начнется веселье. Численность противника неизвестна. Максимум пятьдесят, более вероятно — около тридцати пяти.
   Гарнизон — полторы сотни человек.
   При пятикратном превосходстве врага ррит могут отступить. Не бегство — маневр. Но эти отступать не станут даже ради маневра. «За ними не вернутся, — сказал ксенолог Свен Хольм. — И они это знают. Они сами так хотят. Это те, кто хранит древнюю честь».
   Джек тогда думал о своих парнях и о том, скольких потеряет в проклятой «зеленке», которая пусть не была зеленой, прозрачней от того не делалась. Был на нервах. Медлительная манера свеновой речи раздражала, и Счастливчик докончил за него, сказав, что ррит проиграли сражение, опозорены и собираются восстановить свою девичью честь, перерезав х’манков. Много х’манков.
   Капитан кивнул, но Свен посмотрел на Джека устало и укоризненно.
   — Это не их честь, — глядя в стол, объяснил он. — Это древняя. Вообще — честь.
   — Это их проблемы, — бросил капитан с досадой. — Идем дальше…
   — Нет, — тяжело сказал Свен.
   На него снова уставились.
   — Они лучше владеют холодным оружием. Они собираются умереть с честью…
   — Поможем, — с оптимизмом гарантировал лейтенант, чьей фамилии Лакки не помнил. На запястье у лейтенанта была повязана суровая нитка, и с нее вытаращенным синим глазом пялилась бусина-амулет.
   — Без меня, — ответил Свен. Помолчал, мрачно усмехаясь. Никто не пытался встрять. — Древняя честь — это не умереть в бою. Это умереть после боя. На горе вражеских трупов. Чувствуя глубокое моральное удовлетворение.
   — Ясно, — сказал капитан Диас. — Что еще?
   — Они начнут стрелять только в крайнем случае.
   — А что они будут рассматривать как крайний?
   — Охоту на них с воздуха. С «крыс». Я так думаю.
   — То есть, хотим получить перестрелку — поднимаем броневики? — Диас встал, уперся кулаками в поясницу, прогнул спину.
   Кондиционеры в жилых модулях захлебывались от терранской влажности, в них набивалась неразличимо мелкая живность, фильтры разъедало. Дикоу снова проявил себя с лучшей стороны, сообразив навес из изоляционного материала от контейнеров. С одной стороны возвышалась стена — несущая стена некогда жилого дома, устоявшая под давним взрывом. Полускрепленные серебристые ленты трепал ветерок, призрачно-голубые солнечные пятна дрожали на вытоптанной земле. Кто-то сидел на раскладных стульях, но по большей части — на ящиках.
   — Так.
   — Разведка с «крыс» тоже исключается? — спросил Лакки.
   — Зачем тебе разведка с «крыс»? — не оборачиваясь, хмыкнул Диас. — У тебя есть экстрим-оператор.
   — Я не могу посылать бабу в разведку, — мрачно сказал Джек.
   — Да не бабу, — сухо ответил капитан и подумал «идиот» так громко, что Лакки практически услышал. — Ящерицу.
   …а численность контингента ограничена. Потери в коротком временном интервале — невосполнимы. Если случится удача, и пошлют с Земли транспорт с подкреплением, то все равно пройдут месяцы, прежде чем он сюда доберется. Их сто пятьдесят человек на целую планету. Лакки думал, что при всей красе, пышности и почти идеальном для людей химическом составе терранской биосферы, крутиться по орбите на борту родного ракетоносца было бы немного уютней.
   Транспорт с подкреплением, скорее всего, отправят, уже получив отчет о выполнении боевой задачи.
   О потерях.
   Как жаль, что красу и пышность терранской биосферы нельзя жечь и травить… «Строжайше воспрещается наносить повреждения биоценозам планеты».
   Тоже вопросец.
 
   — Не засти солнце, — угрюмо процедил Лакки.
   — Мыслишь? — не обидевшись, но и не собираясь выполнять просьбу, поинтересовался Свен.
   — Что, заметно?
   — Есть слегка. Я тут подумал…
   — Коллега.
   Прозрачные холмы голограммы плыли под лучами лилового солнца.
   — Я подумал, ты вроде парень умный, — рассудительно продолжал Свен.
   Джек-яйцеголовый от такого даже обалдел слегка.
   — Капитан хочет приказ нарушить. Хоть на десять километров вокруг Города лес пожечь, — сказал Свен.
   — Ну и хорошо.
   — Я вчера ходил в лес. И нашел ту хрень, из-за которой запрещают калечить биоценозы. Теперь не знаю.
   — Какую хрень? — Лакки понимал, что его разводят как маленького, но любопытство было сильнее.
   — Пошли.
   Свен всегда был спокоен как удав, но сейчас гляделся особо глубокомысленным. Он направился за ограждение лагеря так уверенно, точно был экстрим-оператором и в реальном времени получал от дракона отчет о безопасности передвижений. Лакки скорчил гримасу, поколебался.
   Без возражений двинулся следом.
   Шли недолго. Сначала мачете орудовал Свен, потом Джек сменил его, извлекши на свет свою гордость — трофейный нож. Здесь уже ходили до них. То, что стлалось под ноги, что на Земле именовали бы нехоженой чащей, на Третьей Терре называлось тропой. Чаща высилась справа и слева; ее не сокрушил бы ни один клинок.
   Лакки уже задался вопросом, кто и как проложил эту дорогу, если не видно следов огня или техники, когда Свен сказал:
   — Это охотничья тропа слонольвов.
   Счастливчик икнул и нашарил автомат.
   — Они вечером выйдут, — хладнокровно закончил Свен и нырнул под громадный мохнатый лист.