Орлов Антон. Контора Игрек

   — Разве не проще обстричь их накоротко и покрасить?
   — Не проще! — он скорчил горестно-шокированную мину. — Сколько потом возиться, чтобы восстановить прическу…
   — Ты же умеешь быстро отращивать волосы.
   — Зато красил я их несколько часов! Сложнейшая процедура… Знаешь, сколько здесь оттенков зеленого?
   — Сколько?
   — Девять. И заметь, тон каждой пряди по всей длине безупречен.
   Убить несколько часов на покраску волос — для Тины это было непостижимо.
   — Постарайся не забывать о том, что на время разведки я твой босс, великолепная Тина, — закончив с клеем, он надел на блестящую, словно облитую желе голову прилизанный русый парик и стал похож на начинающего менеджера. — Меня зовут Вальтер, в честь моего последнего донора, а как будут звать тебя?
   — Лаура, — первое имя, пришедшее на ум. — Хотя, как единственный на всю Галактику представитель уникального живого вида, я не особо нуждаюсь в именах, правда?
   Лиргисо покаянно улыбнулся и вскинул руки: сдаюсь.
   — Возможно, у Амины слух тоже более острый, чем ты думаешь, — добавила Тина. — Вдруг она слышит нас?
   — Она в кормовом отсеке, нас от нее отделяют две звуконепроницаемые переборки. Идем, Лаура, я вас познакомлю.
   Тина встала с тигрово-полосатого кресла, оттолкнула мобильную раму с небьющимся зеркалом — та бесшумно откатилась в сторону.
   — А Поля ты сам достал. Если постоянно напрашиваться, рано или поздно получишь.
   — Тина, да неужели ты не понимаешь, отчего он так бесится? Ну, конечно, где тебе понять… Я так и не сделал то, чего он втайне хочет, вот он и мстит за свои обманутые ожидания. Тина, разве я виноват? С домберга он вернулся полуживой, и был риск, что он у меня в объятиях умрет от инфаркта, поэтому я не стал искушать рок. А что было потом, ты сама видела! Его недовольство вполне оправдано, однако разве я в чем-то виноват? Фласс, такого драматичного и безумного флирта у меня еще не было!
   — Ты чокнутый, — констатировала Тина, когда он умолк. — Поль хочет только одного — чтобы ты оставил его в покое.
   Лиргисо зажмурился и помотал головой.
   — Тина, ты напрасно веришь всему, что он говорит. Вспомни, кто он такой — «сканер», магическое существо! А между тем он еще в детстве сумел внушить окружающим, что он обыкновенный ребенок, которого не надо ни лечить, ни исследовать. Он очень рано научился казаться не тем, что он есть на самом деле.
   — Ну и что? — Тина пожала плечами. — Он хотел спокойной жизни и свободы, это его право.
   — Не отрицаю. Но, великолепная Тина, человек с такой практикой притворства введет в заблуждение кого угодно… только не Живущего-в-Прохладе. Я знаю все о притворстве, и Полю меня не переиграть. Кстати, мы с ним дважды целовались — у меня на вилле и на яхте после домберга, и оба раза это его возбуждало. Простенький, но эффективный тест.
   — Какое это имеет значение? Даже если ты не врешь — реально что-то значат только наши осознанные, рациональные желания, все остальное неважно.
   — Тина, ты меня убиваешь! — Лиргисо опять зажмурился. Сейчас, когда он был загримирован под скромного офисного служащего, его театральные ужимки производили комичное впечатление. — Уже в который раз… Хочешь услышать о себе правду? Хочешь?
   Тина молчала, ожидая, что он выдаст дальше.
   — Все твое хваленое бунтарство всегда было поверхностным, великолепная Тина. Одна видимость — а под ней, как монолитная скала под слоем дерна с зеленой травкой, прячется несокрушимая манокарская добродетель, которой никакие соблазны не страшны. Вот ведь жаль, что на Манокаре этого не поняли вовремя! Я не удивлюсь, если тебе там лет этак через двести-триста памятник поставят, как вместилищу истинно манокарской морали и примеру для подражания.
   — Может, и поставят. Идем за Аминой?
 
   Норна заслоняла полнеба — громадная розовая полуокружность, просвечивающая сквозь пелену киселя, вырастала над горизонтом, заливая скалистую территорию зыбким сиянием, тянула к себе. Ее поверхность была испещрена темными пятнами и спиралями, некоторые казались живыми — они еле заметно меняли очертания, переползали с места на место. У Поля перехватывало дыхание, когда он на это смотрел.
   — Ураганы, — услышал он искаженный динамиком шлема голос Стива. — Там постоянно все бурлит, даже отсюда видно.
   На поверхности Рузы радиосвязь не действует, поэтому скафандры снабжены приспособлениями для голосового общения. Звуки приглушенные, с хрустом, словно сама здешняя атмосфера их разъедает.
   Поль с трудом заставил себя отвести взгляд от Норны. Сила тяжести на Рузе невелика, достаточно оттолкнуться посильнее — и медленно, как во сне, поплывешь в эту розовую бездну, где кружатся в неторопливом (или все-таки в бешеном?) танце темные вихри…
   — На меня странно действует это полнопланетие. Как будто я немного пьяный.
   — Что на тебя действует? — переспросил Стив.
   — Полнопланетие. Нельзя же сказать полнолуние, если Руза — луна, а Норна — планета.
   Они стояли на краю низины, где поблескивающий в лучах гигантского светила черный кристаллический лес тонул в тяжелых клубах аммиачного тумана. Поля эта картина завораживала, но сейчас нет времени на то, чтобы задержаться здесь и хорошенько все рассмотреть. Он попросил Стива запомнить это место, чтобы вернуться сюда когда-нибудь потом. Включив антигравы, они полетели над невысокими скалами в ту сторону, где в волокнистом коричневом небе маячило слепящее пятно здешнего солнца (с Норной оно ни в какое сравнение не шло).
   В тяжелых скафандрах с антигравами, кислородными баллонами и прочей экипировкой они не отличались от множества геологоразведчиков, работающих на Рузе. Анизотропные щитки скрывают лица, искаженные голоса невозможно идентифицировать.
   Столпотворение скал сменилось голой серой равниной — Поль не мог сверху разобрать, каменистая она или песчаная. Справа линия горизонта дрожала и колыхалась.
   — Миксер-море, — угадав, что его заинтересовало, сказал Стив. — Хочешь посмотреть?
   Один из здешних феноменов: впадины, заполненные пылевой взвесью и каменными глыбами — те трутся друг о друга, кружатся, сталкиваются, шум слышан издали. Гравитационная аномалия. К миксер-морю нельзя приближаться — это ловушка, и летать над ним нельзя ниже, чем на километровой высоте. Оттуда не выберешься. Разве что Стив мог себе позволить взглянуть на это вблизи, чтобы через минуту телепортироваться на безопасную дистанцию. Поль успел заметить в пылевом мареве, среди охваченных хаотичным движением больших и малых камней, обломки какой-то машины — это было самое страшное. Когда он подумал о том, что стало с пассажирами, его охватила неприятная слабость.
   Они снова очутились над равниной, вдали от миксер-моря.
   — Тебе плохо?
   — Уже прошло. Что это, вообще, такое?
   — Никто не знает, и я тоже не знаю. Миксеры есть на всех картах, и народ туда не лезет, несчастные случаи бывают редко. Пойдем проверять объекты?
   — Пошли. Если перепутаем базу «Конторы» с базой Космопола, нам это выйдет боком.
   Поль попытался сострить, но ему не было весело. Его охватила тоска — то ли на него так подействовал вид покореженных обломков, болтающихся среди каменного крошева, то ли чудовищно разбухшее, нависающее над этим миром пятнистое светило. Появилось предчувствие беды, неопределенное, но режущее, и он не был уверен, что останется жив.
 
   Расчеты курса на Рузу сохранились в компьютере бота. Лейла долго возилась с коррекцией, потом проверяла результаты с помощью навигаторской тестовой программы, сосредоточенно хмурясь от усердия. Ивена уже начала надеяться, что ничего у нее не получится, когда она объявила:
   — Готово. Сейчас полетим.
   — У тебя все правильно? Мы не врежемся в Норну?
   — Никаких проблем. Навигация в трехмерном пространстве — это проще простого. Я еще когда была маленькая, играла на виртуальных симуляторах в космопилота, а потом летала с Хинаром. Начинаю предстартовую проверку бортовых систем!
 
   Загримированный, принявший двойную дозу хминка Саймон покинул «Гиппогриф» вслед за Маршалом. Он играл с огнем. Если до кого-нибудь дойдет, что он шпионит за великим и любимым вождем «Конторы», его расстреляют. Нет, вот этого не надо, ведь тогда вместе с ним и фильм погибнет… Но он опытен и осторожен, он не попадется.
   Что за Тайна у Маршала? Тот сотрудничает с пиратами? Под прикрытием «Конторы» занимается контрабандой? Готовит путч с целью захвата власти в Галактике? Все это домыслы, а для фильма нужен фактический материал, и Саймон Клисс добудет его любой ценой.
 
   Заводы и лаборатории «Конторы Игрек» находились в трех рузианских городах — Солбурге, Бранне и Каменасе. Спрос на сырье из облака Тешорва, как и на рубиконский дерифл, превышал предложение, так что «Контора» обеспечила себе здесь еще один солидный источник дохода. Когда наемники Лиргисо все это разнесут, где-то произойдут биржевые обвалы, экономические кризисы… Лиргисо уже признался, с трагическим вздохом, что, будь его воля, он предпочел бы не разгромить, а прибрать к рукам все эти предприятия, но тогда, Фласс, каждый будет знать, где его искать. Поэтому придется реализовать варварский вариант, и виновата во всем Тина, которая шесть лет назад записала его в преступники и натравила на него Космопол.
   Его послушать, так она много в чем виновата: и Лейла нахваталась от нее дурных манер, и Поль из-за нее не смеет уступить своим подспудным желаниям, и Стив из-за нее не может вернуться к себе домой, — а все потому, что она крайне деспотичная натура.
   Высказал он это после разведки, когда телепортировал ее в дом на Канпеи. На Рузе они почти не обменивались любезностями, так как с ними была Амина. Смуглая женщина с загрубевшей, в мелких морщинках, кожей, торчащими из-под верхней губы стальными клыками и трехгранными черными шипами на скулах и на костяшках пальцев. Темные, с проседью, волосы коротко острижены, глаза печальные и бесконечно усталые. Тому, кто это сделал, стоило бы руки оторвать.
   Тине показалось, что Амина сразу распознала в ней другого киборга, несмотря на отсутствие внешних признаков, и Лиргисо позже подтвердил, что так оно и есть. Во время прогулки говорила в основном она — суховато и обстоятельно отвечала на вопросы босса, иногда на вопросы Тины. Она ни разу не улыбнулась. В ней было что-то от осенней травы: покорное увядание и надежда на будущую жизнь, которую пообещал ей Лиргисо.
   Расставшись с Живущим-в-Прохладе, Тина взяла бот и полетела на Ни'Алле, где стояла яхта. Она всегда была лихим пилотом, так что до силарского спутника добралась в два счета. Стив и Поль уже побывали на яхте, поменяли комплекты кислородных баллонов — и опять на Рузу. Так и предполагалось, что их разведка займет больше времени, вот только зачем им бот понадобился?.. Потом Тина заглянула в салон, увидела на столике, рядом с коробкой из-под конфет, записку от Ивены — и поняла, куда делся второй бот.
   Она-то рассчитывала отдохнуть… Оставив коротенькое послание Стиву, она переоделась, сунула в карман куртки пачку кредиток и две «торпеды» и снова забралась в кабину. Лейла — паршивка, идея наверняка принадлежала ей!
   Сумасшедший бросок от Ни'Алле до Рузы — должно быть, Тина побила все местные рекорды, но сейчас даже думать об этом некогда. Она решила начать поиски в Солбурге. Город находился под землей, подобно всем остальным рузианским поселениям, и пока бот проходил через автоматические шлюзы, Тина нетерпеливо вертела в пальцах найденную в одном из выдвижных ящиков батарейку для карманного компа. Кончилось тем, что она эту батарейку расплющила. За такое надо бить по рукам, как говаривал один тергаронский сержант — тоже, кстати, киборг.
   В солбургском космопорте выяснилось, что эти две авантюристки добрались до Рузы благополучно, бот стоит здесь, а сами они где-то гуляют. Под носом у «Конторы»…
   Тина сняла номер в ближайшем отеле, заперла дверь, обнаружила и вывела из строя приборы для наблюдения за постояльцами (когда-то ее поражало, с какой легкостью это делает Стив, а теперь она и сама так умеет), включила «торпеду».
   — Луна оторвалась от стебля и скрылась во мраке весны, — первая фраза — пароль, строчка из лярнийского стихотворения (пусть вероятность ловушки ничтожно мала, не стоит сбрасывать ее со счета). — Я в Солбурге, в отеле. Мне срочно нужна твоя помощь, у нас проблема. Жду пятнадцать минут.
   Лишь бы он не спал и не нежился в ванне… и не занимался любовью с Аминой… Лиргисо появился через десять минут.
   — Давай к тебе, — шепнула Тина. — Там объясню.
   — Фласс, это плоды твоего воспитания! — процедил Живущий-в-Прохладе, выслушав ее рассказ. — Я всегда говорил, что дети должны подчиняться взрослым, а у тебя сия древняя истина вызывала смех. «С девочками у нас никаких проблем!..» — он передразнил ее интонацию. — Ты меня сразила, как всегда.
   — Хватит, — оборвала Тина. — Лучше собирайся.
   — Я уже собираюсь! — он вынул из ушей и положил в одну из ячеек лярнийского столика серьги с сапфирами, стер косметической салфеткой помаду с губ и тени с век. — А где наш невинный шантажист?
   — Они со Стивом все еще на Рузе. В смысле, на поверхности. Давай бегом!
   — Обожаю этот твой унтер-офицерский тон…
   Вообще-то, собрался он быстро. Изменил черты лица с помощью геля-наполнителя — он умел делать это за считанные минуты, свои мелированные зеленые волосы стянул резинкой на затылке. Исчез из комнаты, а когда вернулся, на нем были щегольские кроссовки, джинсы и куртка с заклепками — на Рузе многие так одеваются. На правой руке украшение-кастет: четыре перстня в виде бутонов, соединенных цепочками с браслетом на запястье. Если поступит сигнал, бутоны раскроются, каждый лепесток — миниатюрное изогнутое лезвие с зазубренной кромкой. Одно время он носил эту игрушку, не снимая, пока она ему не надоела.
   — Возьми это, — он протянул Тине передатчик. — Одноканальный. Если найдешь их, дай знать.
   Они телепортировались в тот же номер, и потом Лиргисо исчез: у него в Солбурге было еще несколько точек для телепортации. Хоть он и загримирован, им с Тиной лучше не показываться на людях вместе.
   Покинув отель, Тина направилась к ближайшей информ-кабине, когда-то прозрачной, а теперь до того исцарапанной, что ее стенки стали похожи на шероховатый мутный лед, чудом переживший оттепель.
   Девчонкам повезет, если она обнаружит их первая, потому что от Живущего-в-Прохладе им достанется… Говорить он будет долго, доведет обеих до слез и даже после этого не остановится. Тина сердилась на Лейлу с Ивеной, но не настолько, чтобы обречь их на выслушивание его нотаций.
 
   — Лейла, идем домой. Мы уже все тут посмотрели.
   Девочки бродили по солбургскому рынку. Громадное, как стадион, гулкое холодное помещение, эхо сотен голосов отдается под сводами, где перекрещиваются небесно-голубые трубы и сияют плазменные лампы. На металлических прилавках россыпи деталей, подержанное геологоразведочное снаряжение, сигареты, кофе, спиртное в небольших бутылочках. Парень с шелушащейся, как после солнечного ожога, кожей предлагал «настоящие шоколадные конфеты с Ниара», всего-то за три сотни кредиток, дешевле не сыщешь, но Лейла с Ивеной, недавно умявшие коробку «Рубиконской короны», даже взглянуть на его драгоценный товар не захотели.
   — Здесь это редкость, — шепнула Лейла, когда продавец от них отстал. — Пока довезут по «капиллярам»…
   Истрепанные распечатки каких-то карт. Кристаллы и обломки, некоторые запаяны в прозрачные коробки, вот это уже поинтересней. Девочки долго разглядывали «норнианские кораллы» — разлапистые, как будто покрытые оранжевым или зеленовато-желтым инеем.
   — Пойдем отсюда, полетели домой, — опять предложила Ивена. — А то они вернутся, а нас нет.
   Она чувствовала, что уходить надо поскорее, но не могла объяснить Лейле, в чем дело. О том, что Ивена обладает задатками «сканера», знали только Стив, Тина и Поль, и она обещала Полю, что больше никому об этом не расскажет, особенно Лейле, ведь та может сказать Лиргисо. Поль не хотел, чтобы она стала настоящим «сканером», таким же, как он.
   «Это причиняет боль. Тебе будет плохо, вроде как постоянно ходишь босиком по битому стеклу. Те “сканеры”, которых использует „Контора“, не от хорошей жизни сходят с ума». — «А как же ты?» — «А я привык».
   Способности у нее были далеко не такие, как у Поля, и Ивена пообещала, что не будет развивать их, но кое-каким полезным вещам он ее все-таки научил — например, предчувствовать опасность и определять ее источник.
   Вот и сейчас Ивена ощущала приближение опасности и знала, что им надо бежать отсюда со всех ног, а Лейла думала, что она просто ноет.
 
   Ежась от холодного несвежего ветра, Саймон уныло переходил от прилавка к прилавку. Он уже приметил, кто здесь продает из-под полы запрещенные допинги (есть корк — настоящая бомба, не хуже мейцана), однако денег у него не было. Вот если бы что-нибудь стащить и на месте загнать… или там бумажник у какого-нибудь растяпы… Клисс печально шмыгнул носом и до упора застегнул «молнию» на куртке. И зачем врубать кондиционеры на полную мощность, если от обычной для герметичных городишек вони это все равно не спасает?
   На «Гиппогриф» он вернется ни с чем, не считая насморка. Маршал отправился на рынок и уже битый час копался во всякой всячине с Норны, словно слабоумный коллекционер. Вокруг полно своих, конторских — они сопровождали обожаемого шефа, как стая рыбьей мелюзги следует за матерым морским чудищем, обросшим полипами и ракушками. Это значит, никаких бумажников, а то может выйти казус: ведущего специалиста Отдела по связям с общественностью поймали на краже у товарища.
   Клисс не был уверен, что опознал всех. А ну, как он полезет в карман к случайному растяпе — и тот окажется чересчур хорошо замаскировавшимся оперативником с «Гиппогрифа» или сотрудником здешней базы (последних он и в лицо-то не знал). Один шаг до расстрела… Зато никто не обвинит его в том, что он пытался шпионить за Маршалом: вон их сколько, фанатов родного и любимого отца-основателя «Конторы Игрек»! Если что, Саймон скажет, что потащился на распроклятый рынок следом за всеми, потому что боится гулять один, после того как ему от той сучки в шубке досталось.
   Клисс чуть не споткнулся: стоило о ней подумать, как он ее увидел! Или вначале он заметил ее подсознательно, это дало толчок мысли, и лишь тогда сигнал проник на верхние этажи разума? Груша говорил, такое бывает.
   Фарфоровая брюнеточка стояла совсем близко, вполоборота к нему. Вместо шубки на ней была серо-синяя куртка, отороченная мехом. А рядом, в такой же куртке, только темно-красной… Нет, не Тина Хэдис. Тонкая детская шея, каштановые волосы заплетены в косичку. Да это же Ивена Деберав, из-за которой на него с полгода назад свалилось столько неприятностей!
   — Лейла, ну, пойдем отсюда, — позвала Ивена.
   Лейла?!.. Так вот оно что…
   Значит, сообщница Лиргисо не умерла! Ее вовремя вытащили из холодильника в подвале, куда Саймон затолкал якобы мертвое тело, оказали помощь… Потом Лиргисо устроил ей перемещение в другое тело (возможно, это понадобилось, чтобы вылечить ее от последствий активации гипноблока), а потом она попала в руки к Тине Хэдис и Стиву Баталову, и те вместо того чтобы сдать эту дрянь Космополу, оставили ее у себя. Или все тут хитрее, и Лиргисо внедрил ее к своим врагам, как шпионку? Ладно, спецы по допросам разберутся…
   То и дело стреляя взглядом в сторону девчонок, Саймон протолкался к Маршалу, склонившемуся над лотком с какими-то заплесневелыми камушками, потянул его за рукав.
   — Шеф, дельце есть. Пожалуйста, всего на пять минут! Ей-богу, послушаете меня — не пожалеете.
 
   Выйдешь за порог громадного выстуженного зала с вереницами прилавков, а снаружи лежит снег, как в Ярахе в ту последнюю зиму… Ивена знала, что в подземном городе с искусственной атмосферой никакого снега нет и быть не может, но это внезапно возникшее представление было настолько сильным, что она почти забыла, где находится.
   И еще — чувство вины. Папу забили насмерть электроплетью за неповиновение начальству, потому что у него болела поясница, и он самовольно ушел с работы домой, вместо того чтобы разгребать снег во дворе учреждения. Мама после этого умерла от вирусной простуды, Ивену забрали в приют. Может, это все из-за нее? Если бы она была с ними поласковее, они бы меньше болели, тогда бы ничего не случилось. А бабушка живет сейчас на Незе, у сестры Поля Ольги, Ивена давно ее не видела. Вдруг бабушка тоже болеет? До чего же Ивена виновата перед ними, и еще перед Полем, перед Тиной… Та, наверное, уже вернулась на яхту, нашла записку и теперь беспокоится.
   — Лейла, пойдем домой.
   — Ага, пойдем, — голос Лейлы дрожал. Повернувшись, Ивена увидела, что она тоже плачет. — Знаешь, я съела на четыре конфеты больше, хотя сказала, что поровну… Но это ничего по сравнению со всем другим… — не только голос, она вся дрожала, слезы капали и расплывались на серо-синей куртке темными кляксами. — Я сделала столько ужасных вещей… Я никого не хотела обижать, но я же все это делала…
   — А я иногда про тебя думала, что ты плохая, совсем как плохие девочки в манокарских фильмах… И гордилась тем, что я не такая, как ты, — созналась Ивена. — Прости меня.
   — Я и есть плохая. Тина и Стив со мной добрые, а я совсем не заслуживаю…
   Как будто в этом необъятном зале никого кроме них нет. Люди скользят мимо, разговаривают, занимаются своими делами, словно нечеткие движущиеся голограммы.
   — Я не стою того, чтобы кто-то меня любил, — глотая слезы, добавила Лейла. — Без меня всем было бы лучше.
   Ивена, сама почти раздавленная невесть откуда взявшейся болью, хотела сказать, что это не так, но тут из сонма голограмм выступил человек. Высокий старик в натянутой до бровей трикотажной шапочке, на жестком худом лице белесо мерцают светлые глаза. Почему-то Ивена сразу определила его как старика, хотя не таким уж он выглядел старым — просто немолодой мужчина. Мелькнула странная мысль: эта нестерпимая боль, сдавившая ей сердце, каким-то образом связана с ним, и если от него убежать, все будет в порядке.
   — А ну-ка, балаболки, пошли со мной.
   Его ворчливый негромкий голос таил в себе ужасающую силу: приказ, которому невозможно не подчиниться. Ивена оцепенела. Как будто она снова на Манокаре, и перед ней — Старший, тот, кого надо слушаться, один из тех, кто убил папу и маму… И она никогда не простит ему их смерть, и слушаться не будет! А Лейла, обычно такая дерзкая и самоуверенная, упала на колени, молитвенно сложила руки и хрипло пробормотала:
   — Прости меня за все, Господи!
   Старик слегка растерялся, шагнул к ней и буркнул:
   — Вставай, живо!
   На мгновение все его внимание сосредоточилось на Лейле, и этого хватило, чтобы Ивена освободилась от наваждения. Поль учил ее распознавать внушение. У него эта способность была врожденной, но ради Ивены он определил алгоритм и настоял на том, чтобы Ивена все признаки заучила наизусть, как правила грамматики.
   Сообразив, что происходит, она бросилась к подруге, вцепилась в ее куртку и встряхнула:
   — Лейла, очнись! Он нас гипнотизирует! Не поддавайся ему!
   Ее отчаянный вопль заставил старика поморщиться, зато голограммы вокруг снова превратились в живых людей.
   — И никуда мы с чужими не пойдем! — крикнула Ивена. — Мы несовершеннолетние, и если вы хотите куда-то нас заманить, мы полицию позовем!
   Лейла опомнилась, поднялась с колен. До чего злым было ее бледное заплаканное лицо!
   Стоявший в стороне пустой кособокий прилавок со скрежетом поехал по выложенному каменной плиткой полу и толкнул старика — тот отступил, чтобы сохранить равновесие, но не упал.
   — Получил, старый ублюдок? — спросила Лейла. — Сейчас еще получишь!
   Несмотря на ее угрозу, больше ничего не случилось. Вокруг образовалось живое кольцо. Ивена чувствовала, что люди, которые их окружили, заодно со стариком. Она схватила Лейлу за руку:
   — Бежим!
   Бежать некуда. Вон та лестница с металлическими поручнями ведет на нижний транспортный ярус, где ходят пневмопоезда — станция находится под самым рынком, из-за этого здесь и пол временами дрожит, но от лестницы их уже отрезали.
 
   Все происходило совсем как в тех идиотских байках, прославляющих Маршала, от которых Саймон готов был на стенку лезть.
   Ивена что-то выкрикнула насчет гипноза, потом две маленькие твари попытались использовать против Маршала телекинез, а потом опять сникли. Так и стояли в обнимку, словно хотели защитить друг друга от приближающихся оперативников «Конторы». Саймон ухмыльнулся: вот оно, торжество справедливости, но мысль о том, что для фильма такой финал не годится, испортила ему удовольствие от реванша. Он ведь не собирается делать из Маршала героя! Ему нужно грязное бельишко великого вождя или какое-нибудь шоковое откровение — короче, эксцесс.
   Что ж, эксцесс не заставил себя ждать. По рыночному залу как будто пронесся ураган, сбитый с ног Саймон, не успев понять, что это такое, проехался юзом по полу. Грохот, крики. Он забрался под ближайший прилавок — так бы и сидеть, не высовываясь, но для того чтобы снять фильм надо держать глаза открытыми. Саймон с опаской выглянул из своего убежища и увидел Тину Хэдис. На ней была та же одежда, что и в прошлый раз — черная чешуйчатая куртка, потертые джинсы. Светлые волосе растрепались, в глазах стальной блеск.