— Уж продала пять рисунков, — гордо объявила она. — Ну и вопросики они задают! — Кора закатила глаза и рассмеялась. — Могу поклясться, мужчина, который купил портрет Джейн… ну, он задал уйму вопросов. Клянусь, он прямо-таки влюбился в ее портрет.
   Бути прижала к груди руки.
   — О Господи! Ведь Джейн не хотела, чтобы ее портрет выставляли на продажу!
   — Да ну? — нахмурилась Кора. — Но мне никто ничего не сказал.
   Мем не могла отвести глаз от портрета Уэбба. Тия изобразила его верхом на мустанге, когда он возвращался в лагерь после целого дня, проведенного в седле. Он скакал впереди каравана. Голова его была высоко поднята, тело расслаблено. Тия уловила в оригинале горделивость индейского воина и изящество англичанина.
   Мем вытащила пятицентовую монету из своего маленького ридикюля и опустила ее на деревянный прилавок.
   — Я беру вот этот, — сказала она, покраснев до корней волос.
   Кора поспешно взяла монету. Затем осторожно скатала рисунок трубочкой и перевязала его куском суровой нитки.
   — Здесь есть еще один очень хороший рисунок, — сказала она, улыбаясь, и пододвинула к ним изображение Мем и Бути, которые несли стирать белье к ручью. Рукава их были закатаны, а юбки подоткнуты. Бути была хорошенькой и суетливой, и Мем подумала, что ее собственное изображение слишком романтизировано, она тоже казалась почти хорошенькой.
   — Зачем платить пять центов за рисунки Тии, когда она отдает их нам бесплатно? — сказала Бути, поднимая бровь и косясь на Мем. — А зачем тебе понадобился портрет этого… — она заметила, как Мем нахмурилась, — нашего проводника?
   «Потому что я его люблю», — подумала Мем.
   — Я хочу запомнить все, что связано с нашим путешествием, — сказала она, пристально взглянув на сестру.
   Иногда трудно сохранить чужие секреты. И ей сейчас очень захотелось сказать, кем же был на самом деле Уэбб, сказать, чтобы посмотреть на выражение лица Бути. Грудь Мем приподнялась от вздоха. Она поправила свою шляпку. У нее не было головных болей вот уже несколько дней, и она надеялась, что они оставили ее навсегда. Но сейчас в висках у нее снова застучало.
   — Скажи мне, Мем, — сказала Бути, когда они возвращались к своему фургону, — куда ты ходишь по ночам?
   Румянец окрасил щеки Мем.
   — Не пойму тебя. Ты о чем?
   — Случайно я проснулась, а тебя в палатке нет. — Бути крепко вцепилась в мешочек с картошкой, за которую заплатила целое состояние. Она шла, не поднимая взгляда от земли. — Надеюсь, ты не натворишь глупостей, — проворчала Бути тоном, которого Мем давно не слышала.
   — Глупостей… каких?
   — Нас в Орегоне ждут мужья. Мы будем жить с тобой по соседству, я настаиваю на этом. У нас будет счастливая жизнь. — Она подняла на сестру глаза, серые и ласковые. — Пожалуйста, не делай того, что может испортить наше будущее. Не делай ничего, о чем будешь жалеть. Мистер Коут кажется тебе необычным и интересным — я знаю, ты проявляешь к нему внимание, — но, Мем, он всего лишь проводник-полукровка. Человек, который живет в седле. Он не может дать тебе дом и все, что делает жизнь удобной.
   — Но почему ты… — Мем умолкла. Неужели Бути выследила ее? Знает ли еще кто-нибудь о том, что она встречается с Уэббом у костра Копченого Джо?
   Они прошли еще немного, и Мем тихо сказала:
   — А что, если я скажу тебе, что я… что мы с Уэббом Коутом всего лишь друзья? Хорошие друзья.
   Бути не взорвалась, как того ожидала Мем.
   — Меня бы это очень обеспокоило, — наконец изрекла Бути, наклоняя голову, чтобы понюхать драгоценные картофелины. — Мистер Коут не такой уж дикарь, каким я считала его раньше, — продолжала она, немного помолчав. — Он вежлив, и одевается чисто, и хорошо делает свое дело, — перечисляла Бути качества, которые ее привлекали в мужчинах. — Он кажется довольно приличным и респектабельным.
   — Но он — индеец, это ты хочешь сказать?
   — Неприлично бегать за одним мужчиной, когда пообещала выйти замуж за другого. Вот что я хочу сказать. Мем в изумлении уставилась на сестру.
   — Ты считаешь, что я бегаю за мистером Коутом? — Румянец стыда залил ее шею. — Да, ты права. Он — индеец. И он не такой, как мы, — произнесла Мем почти с облегчением. Ей вдруг показалось, что она говорит с незнакомкой. — Знаешь, — сказала она, нахмурившись, — я только что поняла кое-что… Ты ведь самостоятельно делаешь свою часть работы!
   Бути удивленно закатила глаза:
   — Господи, Боже мой! Конечно же, делаю!
   — Вначале ты этого не умела.
   Почему она не заметила раньше, что Бути делала огромные успехи, что она повзрослела. По-другому и не скажешь. Гордость за сестру и удивление отразились на лице Мем. Она еще раз похвалила Бути, а затем коснулась ее руки.
   — Не беспокойся обо мне, — сказала Мем уверенно. — Мы с мистером Коутом действительно всего лишь друзья. Мне нравится его компания, и, кажется, ему со мной тоже интересно. Только и всего. Ничего другого между нами нет.
   Как ни больно ей было это сознавать, она понимала, что сказала сестре правду. Она продолжала встречаться с Уэббом каждую ночь у костра Копченого Джо, но он не делал больше попыток повторить поцелуй, который соединил их в деревне индейцев сну. Чувства Мем оставались без ответа.
   Зато их встречи были интеллектуальным пиром. Они с Уэббом говорили о религии, политике, литературе, об искусстве — говорили обо всем на свете.
   Иногда Мем замечала на себе его задумчивый взгляд. И тогда сердце ее начинало учащенно биться, и она ждала затаив дыхание, что Уэбб потянется к ней. Но он, казалось, видел в ней лишь интересного собеседника.
   Как она и обещала Бути, они оставались друзьями — только и всего. Правда, один из друзей был страстно влюблен в другого.
   Когда они подошли к своему фургону, Бути остановилась в смятении. Они разглядели погонщиков, оставшихся охранять фургон с оружием, и Джейн, проходившую мимо них и направляющуюся к речке с корзинкой белья, приготовленного для стирки. Все остальные покинули лагерь.
   — Они до сих пор у прохода! Мы слишком быстро ушли! — воскликнула Бути. — Мне нужно было все же купить тот маленький чугунок, который мне понравился.
   — Вернись и купи. А я останусь здесь. У меня что-то голова разболелась. — В действительности же Мем хотелось улучить минутку, чтобы получше рассмотреть рисунок, купленный у Коры.
   Убедив Бути вернуться на праздник, Мем сменила свою парадную шаль на более старую и теплую, убралась у фургона, а затем направилась к ивам, скрывающим ручей. Она хотела усесться на берегу, спрятавшись от любопытных взглядов, и немного помечтать над портретом Уэбба.
   — Вот ты где, шлюха!
   Мем застыла, скрытая зарослями ивняка. Встав на цыпочки, она увидела тулью мужской шляпы — незнакомец стремительно шел вдоль зеленой линии ивняка. Мем, раздвигая ветви, бросилась к песчаному берегу.
   В двадцати ярдах от нее, на мелководье, стояла Джейн, державшая в руках намыленную нижнюю юбку, с которой стекала вода. Она резко выпрямилась, лицо ее побелело, когда мужчина с треском вырвался из кустов. Он в ярости потрясал листом бумаги, затем отбросил его прочь.
   — Это ты! Я так и знал!
   — Хэнк!
   Бумага, кружась, поплыла по воде, и Мем узнала один из рисунков Тии. Мужчина же бросился к Джейн, схватил ее за плечи и принялся трясти изо всех сил. Мем с трудом перевела дыхание и замерла, ошеломленная, не веря своим глазам.
   Резко выбросив вперед руку, мужчина ударил Джейн по лицу. Причем это был именно удар, а не пощечина. И Джейн упала бы в воду, если бы он не схватил ее за руку.
   Слюна брызгала с его губ, и лицо стало бордовым от гнева, когда мужчина выплевывал ругательства в лицо Джейн. Она съежилась, но не теряла достоинства.
   — Хэнк, подожди. Позволь мне все объяснить.
   Кровь сочилась из ее разбитой губы. Глаза Джейн расширились и стали черными. Она отчаянно вырывалась. Тогда он притянул ее к себе и стал выворачивать ей руку.
   — Никто не убежит от Хэнка Беррингера! Ты думаешь, что можешь меня унизить и удрать безнаказанно? Ты, сука! — Он дернул руку Джейн, и Мем услышала жуткий треск.
   Этот звук вывел ее из шокового состояния. Подобрав юбки, Мем бросилась вперед. Она закричала:
   — Отпусти ее, негодяй! Ты сломал ей руку!
   Мужчина глянул на Мем через плечо:
   — Я делаю с ней, что хочу. Это — моя жена! Оставь нас в покое.
   Он отвлекся, и Джейн этим воспользовалась. Она изо всех сил ударила ему в грудь левой рукой. Он потерял равновесие, поскользнулся и упал в воду, бранясь и сопя.
   — Мем! Уходи отсюда — или он тебя убьет! Беги!
   Джейн повернулась, и Мем заметила ее повисшую плетью правую руку — рука действительно была сломана. Мем, стоя по колено в воде, в отчаянии искала что-нибудь, что можно было использовать как оружие. Камень? Стиральную доску Джейн? Она не успеет добраться до стиральной доски — мужчина уже поднимался на ноги.
   Прижав к груди сломанную руку, Джейн пнула его ногой, но он успел схватить ее за лодыжку и опрокинул в воду. Затем, поднявшись на ноги — вода стекала с его рубашки, а злобный взгляд так и сверлил Мем, — мужчина выбросил вперед руку. Схватив Мем за юбку, он рывком потянул женщину к себе. Она с ужасом подумала, что сейчас ее первый раз в жизни ударит мужчина. Она попыталась опередить его, но удары ее кулачков сыпались ему на плечи, не причиняя никакого вреда.
   Мужчина хотя и был ростом ниже Мем, но кулачищи у него оказались точно кувалды.
   Мощный удар угодил ей в челюсть. Мем села на песок. Сперва она даже не поняла, что произошло, — голова пошла кругом, ее тошнило, в ушах звенело. Он уже снова подходил к ней, но тут что-то мягкое и черное вскользь коснулось ее щеки.
   Мем не сразу поняла, что это подол чьей-то юбки, но тут же услышала пронзительный голос своей сестры, — Бути пронеслась к кромке воды. Она размахивала небольшим чугунком. В следующее мгновение чугунок врезался в лоб мужчины. Бути же оступилась и, задохнувшись, упала на берег рядом с Мем.
   Кровь заливала лицо Хэнка. Он зажмурился, коснулся пальцами лба, ничего не видя, он опустился на четвереньки в воду. Джейн уже была рядом с ним, губы ее растянулись, обнажив свирепый оскал зубов. Она прыгнула Хэнку на спину, и голова его погрузилась в воду. Он попытался скинуть Джейн. Бути и Мем бросились ей на помощь, но она крикнула им, чтобы они не вмешивались. Сестры, остановившись на отмели — вода омывала их колени, — в оцепенении наблюдали, как Джейн держит голову мужчины под водой. Она держала его до тех пор, пока он не затих.
   С побледневшим лицом, дрожа всем телом, Джейн выпрямилась. Тело мужчины медленно всплыло на поверхность, и Джейн поспешно отступила на берег. Они все подались назад, с трудом преодолевая тяжесть мокрых юбок и слабость в ногах. Женщины, дрожа, стояли на берегу, стояли, не в силах вымолвить ни слова, а вода медленно несла бездыханное тело на середину реки, а потом дальше, вниз по течению.
   Когда тело скрылось из виду, они рухнули на песок и долго сидели молча.
   — О, Мем! Я пришла, чтобы показать тебе чугунок, который купила… — Бути развела руки и посмотрела на воду, но чугунка там уже не было. — И тут я увидела, как это чудовище бьет тебя, и я просто… — Она повесила голову и, задрожав, закрыла лицо руками. — Я его ударила… я его убила!
   Мем осторожно дотронулась до саднящей скулы. Вероятно, останется впечатляющий черно-багровый синяк. Она обняла Бути, которую продолжало трясти как в лихорадке.
   Джейн резко сказала:
   — Ты не убивала Хэнка, Бути. Это сделала я. Ты только сбила его с ног, а я держала его под водой, пока этот сукин сын не отдал Богу душу.
   Когда Мем обрела дар речи, она сказала, обращаясь к Джейн:
   — Он сломал тебе руку. У тебя губа разбита, а под глазом наверняка будет синяк. Я до сих пор не могу во все это поверить!
   — О, он делал вещи и похуже, — сказала Джейн, глядя в воду, словно опасаясь, что труп вдруг появится оттуда. Она положила свою сломанную руку на колени. — Его звали Хэнк Беррингер. Он был моим мужем. — Джейн глубоко вздохнула, потом закрыла глаза. — Меня зовут Элис Беррингер, а не Джейн Мангер. Я придумала себе это имя после того, как убежала от него. Я считала, что если убегу достаточно далеко… Но я не могла знать, что он пустится за мной в погоню. Да, мне нужно было об этом подумать.
   Глаза Бути расширились — ну точно пирожковые тарелки.
   — Вы ехали в Орегон, чтобы выйти замуж? Но ведь у вас был муж!
   Джейн хмуро уставилась на белье, разбросанное на берегу.
   — Он сломал мне ребра. Он ломал мне шейный позвонок. Теперь он сломал мне руку. Он пинал меня в живот так, что я потеряла двоих младенцев. Он угрожал, что засунет меня головой в кузнечный горн. — Джейн перевела на сестер горящий взгляд. — Я рада, что этот сукин сын мертв! Надеюсь, он будет гореть в аду! — Она сплюнула на землю. — Я знала: он убьет меня, если найдет. Он убил бы и Мем просто потому, что она подвернулась ему под руку. — Джейн посмотрела на Бути: — Ты спасла нам жизнь. Если бы ты вовремя не подоспела…
   Мем облизала губы, стряхнула песок с мокрой юбки.
   — Сейчас нужно позаботиться о вашей руке. И следует все рассказать мистеру Сноу. — Мем смотрела вниз по течению, боясь увидеть тело Хэнка Беррингера, застрявшее в ивняке, что рос на противоположном берегу.
   Джейн закрыла глаза.
   — Я сотни раз представляла, как я его убью. Я знаю, что мне теперь делать. — Она глубоко вздохнула, прижимая руку к груди.
   — Дайте мне время до ужина, а потом можете рассказать все мистеру Сноу. Сделаете это ради меня? Пожалуйста!
   Мем размышляла над историей Джейн, крепко прижимая к себе дрожащую Бути.
   — Куда ты пойдешь?
   Смех Джейн прозвучал резко и хрипло.
   — Всегда найдется мужчина, который ищет женщину. Не важно, в Орегоне или в одном из этих караванов, что впереди. Я найду кого-нибудь, кто мне поможет.
   — Один караван пройдет через горловину ущелья сегодня в полдень, — сказала Мем. — Он направляется в Калифорнию.
   Она не знала, почему решила рассказать об этом Джейн, может, потому, что они так много пережили вместе, преодолели столько трудностей. Да и кроме того, Мем знала, что случится с Джейн, если ее обвинят в убийстве мужа. Если не повесят на месте, то отправят в Миссури и отдадут под суд. И повесят там, потому что женщина не может убить своего мужа, как бы жестоко он с ней ни обращался.
   Джейн осмотрела свою руку.
   — Можно мне взять твою шаль? Мем молча встала и, подобрав свою старую шаль, вытрясла песок из ее складок. Они с Бути помогли Джейн наложить на руку повязку и проводили ее немного вверх по реке, пока не вышли из ивняка. Потом постояли, глядя на пустые, залитые солнцем фургоны.
   — Думаю, у меня получится, — пробормотала Джейн; на глазах у нее были слезы боли. — Я постараюсь скрыться и снова начать новую жизнь.
   — Будем надеяться, что у тебя все получится, — сказала Мем, глядя на Джейн так, словно видела ее впервые.
   Джейн Мангер — сбежавшая жена по имени Элис Беррингер. А Хэнк Беррингер мертв. Мем не могла заставить себя поверить в это. Все, что произошло в последние полчаса, представлялось ей действительностью, отраженной в кривом зеркале.
   — Так вы даете мне слово, что будете молчать до ужина?
   Мем кивнула, и Джейн обняла ее.
   — Скажите Перрин, что я хотела жить честно. Скажите ей, что… — Закрыв глаза, она стояла пошатываясь. — Спасибо. Вы обе… вы спасли мне жизнь.
   Слезы потекли по щекам Бути, слезы, которых она не замечала. Сестры стояли обнявшись; они смотрели, как Джейн быстро пошла к своему фургону. Они подождали у ивняка, пока Джейн не появилась снова, с саквояжем в здоровой руке. Она посмотрела на них, словно хотела навсегда запомнить их лица, потом развернулась и пошла к караванам, ставшим лагерем у прохода.
   — У нее все будет хорошо, — сказала Мем через несколько минут.
   Они наблюдали, как Джейн свернула к группе мужчин, работающих у фургонов, на холщовых крышах которых было написано: «Доедем до Калифорнии, чтоб нам лопнуть!»
   Бути отжала воду из своих юбок и расправила плечи.
   — Мем? Как ты думаешь, то, что я спасла жизнь тебе и Джейн, искупило мою вину… ну, что я тогда разболтала Джейку Куинтону?
   Мем заморгала:
   — Конечно. Это уж точно.
   — Тогда хорошо. — На лице Бути было написано удовлетворение. — Не могу дождаться, когда расскажу Августе, что и я совершила героический поступок. Я! — Она сделала шаг вперед, потом остановилась и обернулась к Мем. — О, дорогая, ты не поможешь найти мою теплую шаль? Совсем не похоже на июльскую погоду. И почему у нас не такой большой и веселый костер, как у других?
   Мем уставилась на нее, потом разразилась истерическим хохотом. Бути есть Бути, немного испуганная, слегка возбужденная. Однако Бути уже не та женщина, которую Мем знала в начале путешествия. Больше она не будет такой беспомощной, зависимой от обстоятельств и людей. Теперь это уже новая Бути Гловер.
   — Насобирай сучьев или коровьих лепешек, и я разожгу тебе костер, самый большой в лагере.
   — Вот переоденусь и пойду поищу растопку. — Бути вдруг широко улыбнулась. — И возьму с собой чугунок. На всякий случай.
   Покачав головой, Мем пошла за ней к фургону.
   — Бути! — Когда Бути остановилась у самого фургона, Мем сказала со слезами на глазах: — Я так рада, что ты отправилась со мной в это путешествие. Я горжусь, что ты моя сестра, и я тебя люблю.
   — О Мем! Ты никогда не говорила мне таких слов! — Лицо Бути осветилось радостью. — Я думала, что ты не хотела брать меня с собой. Я даже думала… — Она замолчала, и слезы блеснули на ее ресницах. — Я тоже тебя люблю. Я всегда хотела быть похожей на тебя. Но мне это никогда не удавалось.
   — Ты замечательная, когда остаешься сама собой.
   Сестры обнялись, и это было восхитительное мгновение, омраченное только одним обстоятельством — они причастны к убийству. И еще Мем вдруг вспомнила, что потеряла рисунок Тии — тот, где изображен Уэбб. Мем сказала себе, что ей не нужен никакой рисунок, пока она хранит его образ в своей памяти. На всю жизнь запомнит она это удивительное путешествие.

Глава 19

   Из моего дневника.
   Август 1852 года.
   Джейн убежала. Я рада. У Джейн был острый, всевидящий взгляд. Иногда я замечала, как она смотрела сперва на меня, а потом на Коуди и все знала. Если бы ей не пришлось сбежать после того, как она убила своего мужа, я была бы вынуждена наказать ее.
   Мне хочется наказать кого-нибудь за то, что мне так плохо. Мне хочется сделать это. У меня столько всего накопилось внутри. Я с трудом могу стоять прямо, у меня возникает боль в желудке, когда я вижу его с этой шлюхой. Я боюсь, что то, что началось как испытание для меня, превращается в нечто другое, я так боюсь, что его чувства к ней сильнее, чем ко мне. Я ее предупредила. Лучше ей убраться с моего пути.
   Я уже близка к тому, чтобы наброситься на него со слезами и криками. Я устала от всех этих секретов. Устала до смерти от этой игры, в которую мы играем. Он пугает меня своими отношениями с этой шлюхой, испытывая глубину моей любви и моего доверия. Не знаю, сколько еще я смогу все это вытерпеть. У меня в голове все перемешалось.
   Я поняла, он не сознается в нашей любви до конца путешествия. Но он считает возможным проявлять симпатию к этой шлюхе. У меня от этого болит голова, потому что я его не понимаю.
   Единственное, что меня успокаивает, это возможность смотреть ему в глаза. Он садится напротив меня на спевках по пятницам у костра Копченого Джо. Я вижу его любовь. Я чувствую ее. Я понимаю тайные знаки, которые он мне посылает. И почему так не может быть всегда? Я бываю тогда так счастлива. Но потом, на следующий день, он смотрит мимо меня, словно я невидимка. И тогда мне хочется наброситься на него с руганью, терзать его, кусать и царапать.
   Она говорила, что я не в своем уме. Время от времени я вспоминаю ее слова. Она была не права. Я не сумасшедшая. Я просто злюсь. Я так сердита!
 
   Отрезок пути на юго-запад от Саут-Пас до форта Бриджер был таким пустынным, что вряд ли Перрин видела что-либо подобное. Даже полынь высохла и сморщилась при температуре, превышающей к полудню сто градусов[5]. Ручьи пересохли, и дно их растрескалось, словно головоломка, где нужно сложить мелкие кусочки, чтобы получилась картинка. Поскольку вода была слишком драгоценной, чтобы ее тратить попусту на умывание и стирку, толстый слой пыли покрывал лица, руки и одежду людей.
   Сара внимательно разглядывала грязь под ногтями, потом вздохнула и лениво ударила вожжами по спинам мулов. Теперь уже ни у кого не осталось полной упряжки. А от дюжины коров остались только две.
   — Мем правду сказала, Джейн действительно — я просто не могу думать о ней как об Элис — отправилась в Калифорнию? — переспросила Сара.
   И в третий раз Перрин повторила историю, которую ей поведала Мем. Скандал из-за сбежавшей жены, насильственная смерть мужчины и побег Джейн целую неделю были темой всех разговоров. У каждого костра восхищались храбростью Мем и героизмом Бути.
   Сара покачала головой:
   — Я до сих пор не могу атому поверить.
   Наклонившись, Перрин перевязала веревкой свою туфлю, чтобы не хлопала отставшая подошва. Она надеялась найти новые ботинки на распродаже в форте Бриджер, которого они достигнут завтра рано утром. Посмотрев на солнце, Перрин уже приготовилась ступить на подножку фургона и спрыгнуть на землю.
   — Я вернусь через два часа, — сказала она, завязывая ленты своей шляпки под подбородком.
   — Подожди.
   Когда Перрин посмотрела на Сару, она увидела под темным загаром розовый румянец на ее щеках.
   — Не уходи, — сказала Сара, не сводя глаз с пыльных спин мулов. — Конечно, если ты этого хочешь…
   Хотела ли она? Перрин чуть было не рассмеялась. Земля была такой сухой, пыль, поднимаемая колесами, — такой плотной и густой, что они с Сарой были единственными женщинами, которые шли за фургоном, когда кончалась их очередь править мулами. На их волосах осело столько пыли и грязи, что при ярком свете солнца они казались седыми.
   — Я согласилась помогать тебе править мулами, чтобы Кора могла ехать с Хильдой и учиться. Ты дала мне понять, что не нуждаешься в моей компании. Мы сошлись на том, что я буду идти позади, пока ты правишь, а ты — когда вожжи у меня. Ведь так?
   Перрин вдруг подумала о том, как сильно она переменилась за последние несколько месяцев. Когда-то у нее не хватало храбрости касаться деликатных вопросов, говорить без обиняков.
   — Жара невыносимая. Посмотри только, от земли поднимаются волны жара. — Сара бросила на нее косой взгляд. — Мне бы очень не хотелось идти пешком. Не могу представить, что ты этого хочешь.
   — Не хочу. Спасибо.
   Снова устроившись на сиденье, Перрин позволила себе расслабиться. Фургон то и дело подпрыгивал на ухабах. Жесткое деревянное сиденье все еще оставляло синяки у нее на теле, а зубы постоянно выбивали дробь, но это было гораздо лучше, чем спотыкаясь идти за фургоном, идти, задыхаясь в облаках горячей пыли.
   Они ехали в молчании с полчаса, прежде чем Сара, решительно откашлявшись, начала разговор:
   — Хочу прямо тебе сказать, Перрин. Ты и Джозеф Бойд согрешили против тех ценностей, что дороги мне больше всего в жизни.
   Перрин, сжав руки на коленях, смотрела через пыльную дымку на задок ведущего фургона.
   — Но я стала тебя уважать. Не понимаю, как можно презирать и одновременно уважать кого-то, но это на самом деле так.
   Склонив голову набок, Перрин заметила на дороге белеющие кости мула и гору брошенной кем-то мебели.
   — Ты ведь хотела быть представительницей от женщин, не так ли? — спросила она после продолжительного молчания.
   Сара утерла пот с шеи и затолкала носовой платочек под засученный рукав.
   — Я бы неплохо справилась с обязанностями представительницы.
   — Да, конечно.
   Следующую милю они проехали молча.
   Сара тяжело вздохнула:
   — Когда ты просила за Уинни, я спрашивала себя: смогла бы я поступить так же? И скажу по совести: нет, не смогла бы, я бы попросила мистера Сноу отправить Уинни домой тотчас же, как только обнаружила, что она пристрастилась к настойке опия.
   Перрин наклонила голову и принялась рассматривать свои ногти.
   — Именно так мне, наверное, и следовало поступить, — пробормотала она.
   Сара внимательно посмотрела на Перрин:
   — Я была не права. В конце концов Уинни сама упустила свой последний шанс, но она получила его благодаря тебе. — Сара задумалась. — После смерти майора я решила, что и моя жизнь кончена. Поскольку Чейзити не наводнен подходящими мужчинами, я распрощалась с возможностью вторично выйти замуж и заиметь детей. Но то, что ты сказала, когда просила за Уинни, относится и ко мне тоже. Это путешествие — мой последний шанс. Это последний шанс для всех нас.
   — Даже для меня? — тихо спросила Перрин. Сара медлила с ответом.
   — Я обычно встречалась с тобой на улицах Чейзити. Меня всегда поражало, как скромно и обыкновенно ты выглядела, словно приятная и достойная женщина. — Она пристально посмотрела на вспыхнувшие румянцем щеки Перрин. — Я считала, что грешница должна и выглядеть грешной. И была возмущена, что ты ведешь себя так, словно твои грехи тебя не коснулись.
   Перрин поджала губы и снова уставилась на свои ногти. Она услышала, как Сара еще раз тяжело вздохнула.
   — Я наблюдала за тобой и пришла к выводу, что у тебя были веские причины, чтобы затащить Джозефа Бонда к себе в постель. — Она помолчала, но Перрин не давала ей никаких объяснений. — Не мне судить, это дело — между тобой и Создателем. Но и я в своей жизни понаделала немало ошибок и полагаю, что могу простить и твои.