Осборн Мэгги. Невесты песчаных прерий

   После этого Уэбб умылся водой из бадьи, принял от Копченого Джо тарелку с олениной и только после взглянул на Коуди. Тот кивнул, и приятели отошли от костра.
   Уэбб насадил кусок оленины на кончик ножа. Затем оба посмотрели на темную гряду пологих холмов.
   — Послезавтра разобьем лагерь у фермы Адисона, — сказал Уэбб, прожевав кусок оленины. — Там вода хорошая.
   Коуди молча курил свою сигару.
   — Джейк Куинтон здесь, — сказал Уэбб, немного помолчав.
   Коуди бросил окурок в темноту.
   — А нет ли другого места для лагеря, кроме фермы Адисона? — спросил он наконец.
   — Я стараюсь избегать обычных мест. Мы видели слишком много могил. Холера, тиф, оспа…
   — Джейк Куинтон! — Коуди скрипнул зубами.
   — Я беседовал с Эдом Адисоном. Он говорит, Куинтон уже несколько дней сшивается вокруг его фермы. Куинтон слышал о невестах. Ему интересно, какой еще попутный груз мы везем.
   Коуди, засунув руки в задние карманы брюк, поднял голову, глядя на небо. Облака закрывали звезды. Ветер дул все время с севера. Повернувшись, он оглядел костры, окружавшие фургоны. В отблесках огня то и дело мелькали женские фигуры.
   История с Куинтоном случилась пять лет назад. Джейк дезертировал во время летней кампании на Дакотской территории. Когда патруль вернул его на пост, капитану Сноу выпало решать, повесить Куинтона или приговорить его к каторжным работам на шесть месяцев.
   — Он поклялся убить тебя. И ты это знаешь. Коуди молча наблюдал, как женщины принялись тушить костры, как затем направились к своим палаткам. Лучше бы он повесил Джейка Куинтона! Г лава 3
   Быстрый ручей, разбухший от весеннего паводка, петлял по земле Адисона. Вода была прозрачной и холодной, земля — сплошная равнина, так что Адисон имел неплохой доход, разрешая караванам делать привал на своей ферме. Адисон продавал зерно для животных, его жена и дочери торговали яйцами и другим продовольствием, а один из его сыновей разливал сидр с деревянного прилавка около силосной башни.
   — Мы будем отдыхать тут целый день, — сообщил Коуди Перрин. Прикрыв глаза ладонью от яркого утреннего света, он смотрел в направлении усадьбы Адисона. — Скажите женщинам, что они могут искупаться в ручье и устроить стирку. И пусть испекут хлеба впрок. Неизвестно, когда у нас еще выпадет целый день для отдыха.
   У Перрин сразу же поднялось настроение. Хотя по поверхности ручья все еще плыли льдинки, погода за последние несколько дней улучшилась, значительно потеплело. Возможности искупаться и вымыть голову обрадуются все. Улыбнувшись, она подставила лицо солнцу, которое в это погожее утро светило особенно ярко.
   — Нам можно пойти в усадьбу?
   Коуди молчал. Она внимательно посмотрела на него. «Какое приятное лицо», — думала Перрин. Обветренное… Мужественное… А морщинки на щеках становились глубже, когда он улыбался или хмурился. И упрямый подбородок с твердо очерченным ртом…
   — Если пойдете в дом, — проговорил наконец Коуди, — идите группой, а не поодиночке.
   Она машинально кивнула, раздумывая о том, были ли его глаза такими же синими, как отделка на ее юбке или как дельфиниум, который цвел в саду позади домика, который она снимала в Чейзити.
   Когда Перрин поняла, что уже давно ей не приходили мысли о глазах мужчины, щеки ее залились румянцем. Она неожиданно осознала, как близко друг от друга они стоят, и почувствовала запах его кожаной жилетки и фланелевой рубашки.
   — Я сообщу остальным, — проговорила она сухо и, приподняв юбки, направилась к фургонам.
   — Одну минутку, миссис Уэйверли!
   Мгновение помедлив, Перрин вернулась к фургону-кузнице. Гек Келзи сноровисто орудовал своим молотом, и звон металла разносился в прозрачном воздухе. Над кострами вился запах шипящего сала, смешанный с ароматом крепкого кофе. «Уж лучше наслаждаться прекрасным весенним утром, чем восхищаться цветом глаз мистера Сноу», — решила Перрин.
   — У нас проблемы, миссис Уэйверли. У вас и у меня.
   Перрин похолодела. Поймав на себе пристальный взгляд Коуди, она прочла в нем осуждение. И потупилась, замирая от ужаса. Впрочем, она все еще надеялась, что Коуди Сноу не услышит сплетен о ней.
   — На прошлой неделе, — сказал он, не сводя с нее глаз, — Сара Дженнингс пришла ко мне с предложением. Она хочет, чтобы невесты сложили вместе всю провизию и готовили обед сразу на всех. Уна Норрис пришла, чтобы осведомиться, сколько миль мы проехали. Августа Бойд пришла с требованием: она желает принять ванну. А Тия Ривз пришла ко мне с просьбой: я должен попозировать ей, чтобы она меня нарисовала. — Он покачал головой и издал звук, напоминающий грохот щебня. — Вы поняли, в чем проблема, миссис Уэйверли?
   Она снова покраснела. Затем нахмурилась.
   — Не знаю, как сделать так, чтобы они шли ко мне, а не к вам.
   Коуди снял шляпу, провел пятерней по своим спутанным, влажным от пота темным волосам и опять водрузил шляпу на голову.
   — Вам необходимо что-то предпринять, миссис Уэйверли… или нам придется сделать другой выбор.
   «Сделать другой выбор» — значит выбрать новую представительницу от женщин. Перрин вдруг поняла, что не хочет, чтобы ее переизбрали. Быть представительницей крайне важно для нее, поскольку женщины не могли открыто игнорировать свою избранницу. Когда она останавливалась у их костров по вечерам, чтобы спросить, нет ли каких проблем, они, конечно, не предлагали ей кофе и не приглашали посидеть и поболтать. Но по крайней мере не пренебрегали ею и не смотрели сквозь нее, как смотрели раньше, до того, как она вытянула бумажку, помеченную крестиком.
   Более того, положение представительницы восстановило в ней какой-то стержень, нечто вроде гордости, о которой она уже давно не вспоминала.
   Перрин почувствовала, что к горлу подкатил комок; она стала задыхаться, представив себе длительное путешествие, во время которого ей не с кем будет словом перемолвиться.
   Нет, она не могла этого допустить, она не сможет такого пережить. Пост представительницы требовал общения с другими женщинами, и во время такого общения она, возможно, еще сумеет доказать, что с ней вполне можно дружить. Да, она допускала ошибки, но ее ошибки не являлись следствием дурного характера.
   И вдруг Перрин с ужасом поняла: если она потеряет должность представительницы, у нее не будет возможности ежедневно видеться и говорить с Коуди.
   — Значит, вы знаете, что именно вас так раздражает? — спросила она неуверенно.
   Он отмахнулся от ее вопроса резким движением кисти.
   — Конечно.
   — В таком случае вы сами этому способствовали, не так ли? — проговорила она уже окрепшим голосом.
   Приятно было сознавать, что ей все же хватило твердости, чтобы говорить без обиняков. Если она и не научилась ничему за прошлые годы своей унылой жизни, то, во всяком случае, поняла: мужчина растопчет ее, если дать ему шанс. После Джозефа, решила она, этого больше не произойдет.
   Или, может быть, она набросилась на Коуди потому, что злилась на себя же, злилась оттого, что ее охватывало непонятное волнение, когда она оставалась с ним наедине. Перрин больше не хотела привязываться ни к одному из мужчин. Не хотела, чтобы мужчина волновал ее душу, заполняя ее странной и острой тоской. Коуди заставлял ее ощущать себя женщиной, но Перрин не желала, чтобы ее охватывали подобные чувства.
   Он бросил взгляд на ее расправленные плечи, заметил, как горят под полями шляпки ее глаза. Закинув голову, он вдруг рассмеялся. Смех был на удивление веселый и заразительный. Изумленная, Перрин невольно отступила.
   — Я смеюсь не над вами, — сказал он наконец, почувствовав ее обиду. — Я смеюсь, потому что допустил глупейшую ошибку. Вы правы. Я понял вас и прошу прощения.
   Перрин не верила своим ушам. Она беспомощно развела руками:
   — Вам не следовало отвечать на их вопросы. Нужно было отправить их ко мне.
   — Вы абсолютно правы. В будущем, если кто-нибудь из женщин обратится непосредственно ко мне, я отправлю ее прямо к вам. Простите. Я не понимал, что только усугубляю проблему.
   Перрин широко раскрыла глаза. Никогда в жизни она не слышала, как мужчина признается в том, что виноват, и извиняется с такой готовностью. Она закусила губу и нахмурилась, глядя на Коуди с нескрываемым недоверием.
   — Если вы действительно поступите таким образом, — сказала ока, — вы мне очень поможете.
   Он улыбнулся ей. Косые лучи солнца осветили его глаза, превратив их в прозрачные синие кристаллы. Взяв Перрин за локоть, он повел ее к фургону Копченого Джо, прочь от шума, который производил Гек Келзи своим молотом.
   Но его шаг вдруг замедлился, и он тотчас же убрал руку, словно прикосновение к этой женщине обожгло его.
   — Вы не против выпить кружку сидра в знак примирения?
   Она почувствовала в локте теплое покалывание, которое, казалось, по-прежнему исходило от кончиков его пальцев. Перрин закусила губу и опустила голову. Значит, он тоже чувствовал то же, что и она. Эта мысль вызвала у нее головокружение, и она коснулась пальцами лба. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то увидел его неожиданное смущение и ее яркий румянец, чтобы кто-то задумался над тем, что же это все значит. Пойдут новые сплетни, и тогда прощай последняя надежда.
   — Доброе утро, миссис Уэйверли. — Копченый Джо приподнял шляпу и снова взялся за свое тесто.
   Солнце сверкало на его длинной серебряной косице. Чуть влажные волосы свидетельствовали о том, что Копченый Джо уже окунулся в воды ручья.
   Коуди вытащил затычку из бочонка с сидром и наполнил две жестяные кружки. Перрин, проявив осмотрительность, постаралась не коснуться его пальцев, когда он протянул ей кружку.
   — Если мы сможем передвигаться с такой же скоростью, то доберемся до форта Керни в начале следующей неделя.
   Они отошли от костра Копченого, и Коуди повернулся к ферме Адисона, Прищурился.
   Не желая повторять каждое его движение, Перрин смотрела в другом направлении, изучая колеи на земле. Где-то вдали она разглядела развевающиеся на ветру полотняные верха фургонов. Синева небесного полога, зеленеющая прерия и медленно передвигающиеся белые пятнышки произвели на нее ошеломляющее впечатление. Такая красота! Как бы ей хотелось обладать художественным талантом Тии Ривз!
   Повернувшись к Коуди, она вдруг поняла, что он наблюдал за ней.
   — Это так…
   — Понимаю.
   Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза. У Перрин перехватило дыхание. Конечно же, они думали об одном и том же. И он знал, о чем она думает и что чувствует. Перрин не могла припомнить, случалось ли с ней такое прежде.
   Коуди откашлялся и поднес к губам кружку с сидром.
   — Уинни Ларсон очень больна? — спросил он неожиданно.
   — Мы все считаем, что у нее дорожная лихорадка, — медленно проговорила Перрин, радуясь возможности как-то отвлечься от волнующих ее ощущений. — Однако пора бы ей уже поправиться. — Заметив беспокойство, промелькнувшее в глазах Коуди, она поспешно добавила: — Но это не холера. Сара Дженнингс видела холерных больных, и она говорит, что у нее не холера. У Уинни нет температуры и рвоты. Она просто… — Перрин в замешательстве покачала головой. — Я не понимаю…
   Состояние Уинни Ларсон не улучшалось, и это постоянно тревожило Перрин. Никаких конкретных симптомов болезни не проявлялось, однако Уинни была не способна адекватно реагировать на окружающую ее действительность. Когда она пыталась помочь Джейн Мангер, своей соседке по фургону, мысли ее куда-то уплывали, и казалось, она забывала, за что бралась. Прошлым вечером, когда Перрин остановилась у фургона Джейн и Уинни, она увидела Уинни стоящей у костра; та раскачивалась из стороны в сторону и улыбалась языкам пламени, забыв о сковороде с лепешками, которую держала в руке. Джейн поджала губы и беспомощно пожала плечами.
   — Я пыталась поговорить с Уинни, но это все равно что говорить с облаком, — сказала Перрин, с тревогой взглянув на Коуди.
   — Есть еще какие-нибудь проблемы, о которых я не знаю?
   — Уна Норрис вывихнула палец. Бути Гловер подожгла траву вокруг костра, но Мем загасила ее. — Перрин замолчала и глубоко вздохнула, как всегда делала перед тем, как заставить себя выговорить имя Августы. — Одна из коров Августы Бойд хромает.
   — Скажите Майлзу Досону, чтобы он осмотрел ее.
   Когда она заговорила снова, слова полились из нее яростным потоком:
   — Я непременно стану достойной представительницей. Я знаю, что справлюсь, я уверена в этом! Но если… — Она сглотнула и заставила себя продолжать: — Если вы сочтете необходимым заменить меня… Я считаю, что Сара Дженнингс действительно заслуживает этой должности. Хильда Клам или Мем Грант — также неплохой выбор.
   Две недели пути показали, кто из невест справится с дорожными трудностями, справится без колебаний и жалоб. Сара, Хильда и Мем были совершенно разными, однако их сближали отношение к жизни и сила характера.
   — Вы что же, предлагаете, чтобы я заменил вас на миссис Дженнингс?
   Когда Перрин подумала о том, с какой готовностью остальные невесты будут подчиняться Саре, Хильде или Мем, сердце у нее упало.
   Но разве еще одна попытка невозможна? Разве нет?
   — Нет. Я хочу, чтобы вы дали мне еще один шанс.
   Он промолчал. Прошелся по травке, зеленым ковром покрывавшей землю. Наконец повернул к Перрин.
   — Не понимаю почему, но вы симпатичны мне, миссис Уэйверли. Мне хотелось бы, чтобы вы в этом деле преуспели. — Он выплеснул остатки своего сидра на землю. — Но поймите меня правильно. Нынешнее положение меня не устраивает. У меня нет времени постоянно отвлекаться на всякие мелочи. Если вы не способны быть представительницей, полагаю, придется произвести замену.
   — Я тоже справлюсь!
   — Докажите!
   Перрин резко повернулась, так что юбки заколыхались у нее за спиной, и поспешно удалилась, чтобы он не заметил ее слезы. Все в порядке. Теперь главное — придумать, как заставить женщин обращаться непосредственно к ней и не беспокоить Коуди. И ей придется забыть о своей симпатии к нему. Она должна об этом забыть.
 
   Майлз Досон и Джон Восс протянули веревку до ручья, чтобы женщины не поскользнулись и не упали, и прорубили дорожку через чащобу ивняка, которым заросли берега. Еще одно отдельное место для купания было предназначено для мужчин.
   Хотя все невесты признавали, что мужчины относятся к ним почтительно, они знали, что молодые погонщики — большие шутники, поэтому Перрин Уэйверли вызвалась постоять на страже там, где начиналась веревка, и гнать любого, кто будет бродить слишком близко. И поскольку уединение им было обеспечено, женщины могли насладиться своим первым купанием с начала путешествия. Предвкушая это удовольствие, все торопились покончить с надоевшими каждодневными делами.
   Мем Грант выстроила в ряд жестянки с подходившим, тестом для хлеба. Затем сложила в одну кучу сковороды и наполнила большой чугунок водой из бочки, которую сегодня ей придется наполнить вновь. Кинув в чугунок бобы для супа, чтобы они отмокали, она рассортировала одежду для стирки в стопки и отыскала кусок мыла.
   — Куда подевались наши полотенца? — с раздражением бормотала она.
   Мем не могла выпрямиться во весь рост, не могла добраться до саквояжей, сложенных в задней части фургона. Она считала, что разумно разложила поклажу, и то, чем пользуются ежедневно, можно легко достать. И вот теперь стояла нахмурившись, пытаясь вспомнить, кто упаковывал белье. Не могла же Бути упаковать полотенца в чемоданы!
   — Сегодня тепло, но ветерок прохладный, — отозвалась Бути. Она завернула ворох грязного белья в пыльные юбки. — Августа сказала, что в воде еще плавает лед.
   — Быстренько окунешься, это только взбодрит тебя. Где эти полотенца, пропади они пропадом?
   — Мне никогда не приходилось купаться на природе. И на виду у людей, — сообщила Бути.
   Мем оглядела задок фургона и увидела, что ее сестрица заламывает руки с таким видом, словно воздух и солнце — ее злейшие враги.
   — Но если Августа сможет купаться в ручье, смогу и я, — добавила Бути.
   — Конечно, сможешь, если не хочешь быть грязнулей. Господи, никто не знает, когда нам еще представится такая возможность.
   Чтобы избавиться от головной боли, Мем постаралась представить, как она будет описывать купание в ручье в своем дорожном дневнике. Для ее потомков это будет необычайно интересно, возможно, даже забавно. Но слова не складывались у нее в голове. Сейчас Мем могла думать лишь о долгожданном удовольствии, о том, как она смоет с себя дорожную грязь и пыль и вымоет голову.
   Когда она выбиралась из фургона, Бути подала ей руку, но Мем отмахнулась от нее.
   — Мы воспользуемся этими старыми шалями вместо полотенец, пока я их не отыщу, — решила старшая сестра.
   Она взяла узел с грязным бельем, подождала, когда Бути свяжет узел для себя, а потом обе направились к веревкам, которые натянули погонщики.
   — О! Я хотела спросить… Ты помнишь имена, вырезанные на крестах, которые мы проезжали прошлым вечером?
   Мем внимательно посмотрела на сестру.
   — Что толку заполнять свой дорожный дневник именами людей, которых уже нет в живых?
   Она не понимала навязчивую идею Бути насчет могил, мимо которых они проезжали почти каждый день. Ведь вокруг — тысячи удивительных вещей, о которых стоит написать. Первая переправа через реку, первая увиденная антилопа, первый удавшийся обед, первый теплый день, первое купание в холодном стремительном ручье.
   Прядь рыжеватых волос и хмурый взгляд серых глаз Бути — вот все, что виднелось из-за ее бельевого узла.
   — Августа говорит: важно, чтобы имена этих несчастных не были забыты.
   — Тогда пусть Августа и записывает их имена.
   — Августа говорит, что наш христианский долг — взять на себя эту обязанность. Кроме того, я больше ничего не могу придумать, не знаю, что бы записать в свой дневник.
   — Августа говорит! — Мем закатила глаза. — Я уже устала выслушивать: Августа сказала то, сказала это… Может, ты забыла, что еще месяц назад ее величество не соблаговолила бы даже кивнуть тебе, когда шла мимо по улице. И, честно говоря, я сомневаюсь, что тебя засыпят приглашениями от нее, когда мы приедем в Кламат-Фоллс. Ты меня изумляешь. Почему ты бегаешь за этой дамочкой как ручная собачонка?
   Брови Бути насупились над узлом белья.
   — Мы с Августой становимся друзьями! Она настоящая леди!
   — И ты тоже. Ну и что из того? Если хочешь знать, эта надутая гордячка Августа не стоит и мизинца Коры Троп. Бедняжка мисс Троп работает до изнеможения, поскольку твоя уважаемая подруга считает себя слишком благородной, чтобы хоть пальцем пошевелить.
   Одно только предположение, что Августа Бонд может помогать в обыкновенных делах простым смертным, шокировало Бути. Мем вздохнула. Она сомневалась: действительно ли Бути предприняла это путешествие, чтобы быть вместе с ней? А может, просто из-за того, что Бути наконец-то углядела возможность пролезть в подруги Августы? Если бы каждый раз, когда Бути ложилась спать, горюя о том, что не принимала участия в чаепитии с Августой Бойд или в одном из суаре^[2], Мем бросала яблочное семечко, то давно вырастила бы целый фруктовый сад.
   Сначала они постирали белье, неловко и не слишком усердно. Улыбаясь, они оправдывались перед Хильдой Клам и Корой Троп: мол, у них не хватило времени нагреть воды и сделать все как положено. Мем была не единственной невестой, которая бросила все свои обычные дела; очевидно, каждая горела желанием искупаться и сходить на ферму Адисона. Бути помогла сестре развесить мокрые нижние юбки и платья на ивовых кустах для просушки под слабым весенним солнышком, а потом обе поспешили вниз, к месту для купания.
   Остановившись на тропинке, Мем с минуту наблюдала за купавшимися. Потом громко рассмеялась. Уна Норрис и Тия Ривз резвились в холодной воде, как молодые выдры; они плескались, кричали и смеялись, и их кожа покраснела от холода. Сара Дженнингс в белой рубашке и панталонах стояла по колено в воде и мыла голову Люси Гастингс. Кора Троп, Хильда и Джейн Мангер изучали семейство песчаных черепах, которое они обнаружили неподалеку от ручья.
   Бути и Августа, прижавшись друг к другу, стояли на берегу, стояли в презрительном молчании, с содроганием глядя на холодную журчащую воду, и солнце сияло в их распущенных волосах. «Пусть стоят так хоть целый день, если им нравится», — подумала Мем. Она сбросила платье и нижние юбки и, оставшись в рубашке и панталонах, бросилась в воду. Громко завизжала, едва лишь ее кожи коснулся ледяной поток.
   Господи, Господи, как замечательно! Несравненное ощущение! У многих ли женщин была возможность купаться вот так, как дитя природы? Омыв водой руки и плечи, покрывшиеся гусиной кожей, Мем распустила волосы, потом согнулась в талии, и ее тяжелые рыжие пряди опустились в воду. Она радостно засмеялась, когда холодные струи закололи голову ледяными иголочками. Если бы не ее почтенный двадцативосьмилетний возраст, она бы присоединилась к молоденьким барышням, брызгающимся и бегающим наперегонки на отмели. Соблазн был велик. Но она обещала сменить Перрин у веревки, и с ее стороны было бы нечестно тратить время на игры.
   Мем выпрямилась, чтобы с волос ее стекла вода, и заметила, что Бути и Августа, строгие и надменные, точно две методистки, все еще дрожали от холода на берегу, уклоняясь от брызг и вздрагивая. Панталоны Августы были оторочены дорогими заграничными кружевами, а рубашка облегала точеную фигуру, а не висела мешком, как на остальных женщинах. Августа смотрела на забавы Уны и Тии с выражением брезгливости и превосходства.
   Мем искренне не понимала безрассудного влечения Бути к Августе Бойд. В Чейзити Августа была недоступной царственной особой, слишком высокого общественного положения, как она полагала, чтобы замечать таких; как Бути Гловер или Мем Грант.
   Более близкое знакомство не изменило впечатления Мем. По ее мнению, Августа Бойд была эгоистичной, высокомерной и совершенно никчемной особой. Она дерзила погонщикам и хамила Уэббу Коуту. Она едва снисходила до разговоров с Корой Троп и редко общалась с остальными невестами. Если Августа Бойд — продукт материального благополучия и высокого социального положения, то Мем была рада, что у нее нет ни того, ни другого.
   Она быстро закончила мыться, наслаждаясь холодной водой, от которой покалывало тело, и ощущением чистоты, потом выбралась из ручья, вытерлась, наскоро просушила волосы и поспешно оделась.
   — Простите, что задержалась, — извинилась «на перед Перрин. Раскинув руки, Мем засмеялась, глядя на свою бледную кожу, какая всегда бывает у огненно-рыжих. — Вода прекрасная! Мне так не хотелось вылезать.
   Перрин улыбнулась — и превратилась в настоящую красавицу. Внимательно посмотрев на нее, Мем решила, что такой красивой женщины, как Перрин, ей никогда не доводилось видеть. Миссис Уэйверли была небольшого роста, худенькая, но Мем чувствовала: за этой хрупкостью таится недюжинная сила характера. Для того чтобы противостоять тем сплетням, которые распространяли о Перрин, требовались сила и отвага.
   Мем не знала, насколько правдивы были эти слухи. Она не знала, действительно ли Перрин — падшая женщина. Но после некоторого размышления пришла к заключению, что ей это совершенно безразлично.
   По мнению Мем, всякая женщина может оказаться в подобном положении. Если бы Бути и Роберт не приютили ее под своей крышей, что могло бы случиться с ней самой? Может быть, она тоже… Но думать о таком просто невыносимо. Куда забавнее думать, что она — старая дева и девственница… Как хорошо, что Бути не умеет читать ее мысли!
   — Вы с Хильдой планируете посетить ферму Адисонов сегодня днем? — спросила Мем.
   Перрин коснулась своих пыльных волос и посмотрела туда, откуда доносились крики и смех. В ее огромных темных глазах промелькнуло нетерпение.
   — Я пойду, а Хильда еще не решила.
   — Не хотите ли… — Мем немного помолчала и поспешила закончить свою мысль, чтобы не передумать: — Я подожду вас, пока вы будете стирать и купаться. Не хотите ли пойти на ферму вместе?
   Ясно, такое предложение шокирует Бути.
   Перрин подняла голову, и ее глаза наполнились слезами благодарности.
   — Хочу, — сказала она тихо. — Очень. Обещаю, я не долго задержусь.
   — Не спешите из-за меня. Мне еще возиться с лепешками, а потом я хотела переставить вещи у нас в фургоне.
   Перрин коснулась рукава Мем, потом пошла вниз по тропинке к ручью к остановилась, чтобы бросить на Мем взгляд через плечо.
   Осмотревшись вокруг и убедившись, что погонщики за ней не подглядывают, Мем села на большой камень и раскинула по плечам свои еще влажные волосы.
   Перед ее внутренним взором возникли огромные глаза Перрин и слезы благодарности в них. Мем поняла, что должна предложить Перрин Уэйверли свою поддержку.
   «Во имя Господа Бога…»
 
   На ферме нет ничего интересного, решила Августа. Она зря прошла такое расстояние. Сидр сына Адисона с виду казался слабоватым, а стоил три пенни за кружку. И все же ей хотелось пить после долгой прогулки, поэтому она порылась в своем ридикюле с выражением замешательства на лице и притворилась, что забыла взять с собой деньги. Великодушно позволяя Бути угостить ее кружкой сидра, Августа понимала, что теперь придется общаться с Бути оставшуюся часть дня, — такая пытка, но ведь это стоит кружки сидра!