Страница:
«Какого дьявола? – буркнул один из охранников, передергивая затвор винтовки. – Кому по ночам не спится?»
Из-за поворота показалось несколько автомобилей с погашенными фарами. Они резко затормозили перед полицейским постом, и из них появились люди в полицейской и военной форме, которые направились к охранникам. Впереди вышагивал плотный мужчина в форме майора.
Полицейские убрали оружие и вытянулись по стойке смирно.
– Разрешите доложить, синьор майор… – начал было доклад командир наряда и умолк, уставившись в дуло револьвера, направленного ему в лоб. Несколько человек уже разоружали его подчиненных.
– Молчать и не двигаться! – прошипел ему кто-то в ухо, вытаскивая пистолет из кобуры и вынимая винтовку из омертвевших пальцев. Майор со своими людьми проследовал к воротам виллы и резко, требовательно постучал в калитку. Маленькое окошко в двери открылось, и майор что-то негромко сказал. Тяжелые ворота беззвучно отворились, и два десятка солдат и полицейских ринулись внутрь, мгновенно обезоружив охрану и открыв огонь по дверям и окнам спальни и кабинета. Гулко загрохотал пулемет.
Спустя несколько минут, разрядив все стволы и отстреляв пулеметную ленту, нападавшие спешно погрузились в свои машины и скрылись, оставив безоружную полицию и стражу возносить благодарственные молитвы всем святым за то, что остались живы.
Из окон дома показался дым.
Утром на место происшествия явились агенты тайной полиции во главе с ее грозным шефом, Леонардо Санчесом Саласром. Хозяин виллы, невысокий пожилой брюнет с сединой в волосах и небольшими голубыми глазами, разгневанно смотревшими на синьора Саласрома из-под пенсне с толстыми линзами, чрезвычайно развитыми лобными костями над висками, казавшимися зачатками рогов, и всклокоченной козлиной бородкой встретил шефа тайной полиции во дворе. Губы под жидкими усами, опущенными концами вниз, были сжаты столь плотно, что казались тонкой линией.
– Нападение совершил Иосиф Сталин с помощью ГПУ… Именно Сталин, – резко бросил он в лицо синьору Леонардо.
– Разберемся, – буркнул тот в ответ. – Надеюсь, никто не пострадал?
– Сева… Мой внук легко ранен.
Следствие с удивлением пришло к выводу, что по спальне было выпущено более 200 пуль, однако ни хозяин виллы, ни его супруга не пострадали. «Уж не сам ли он это все затеял?» – усмехнулся один из экспертов.
«Как только началась стрельба», – давал показания потерпевший, – «жена столкнула меня на пол и прикрыла своим телом. Мы оказались между окном и кроватью, что нас, видимо, и спасло. Пули били в стены, потолок, рикошетили и попадали в кровать».
«Он обречен», – доложил правительству Саласром.
Утро 20 августа 1940 года предвещало тихий и солнечный день. Пожилой хозяин виллы поднялся рано, покормил кроликов, разведением которых не на шутку увлекся в последнее время, полил кактусы – еще одну свою слабость – и принялся за работу. С утренней почтой пришло долгожданное письмо о том, что Хоттонгская библиотека Гарвардского университета в Бостоне наконец получила на хранение и использование его рукописи. Перед обедом его занятия прервал известный адвокат Ригальт, пришедший в связи с делом о покушении 24 мая.
В половине шестого, как всегда, старый хозяин отложил все дела и вновь направился к кроликам. Его супруга, немолодая уже женщина со следами былой красоты на лице, вышла на балкон и глубоко вздохнула – денек выдался хлопотный. Ее взгляд сразу привлек кто-то незнакомый, шедший к ее супругу. Одет он был в хороший, дорогой костюм, на голове его была шляпа, а через согнутую в локте руку переброшен плащ. Незнакомец заметил хозяйку и стал подходить к балкону. Лишь когда он снял головной убор, приветствуя ее, она узнала посетителя.
– Здравствуйте, Жасон, – улыбнулась она жениху одной из секретарш мужа. – Почему Вы в шляпе и с плащом? Погода такая солнечная…
– Да, но Вы знаете, это ненадолго, может пойти дождь, – гость как-то стушевался и направился к кроличьим домикам.
– А статья Ваша готова?
– Да, готова, – стесненным движением, не отрывая руки от туловища и прижимая плащ, Жасон вынул бумаги.
– Странный он сегодня какой-то, – пробормотала под нос хозяйка и тотчас же забыла о посетителе.
С неохотой закрыв дверцы кроличьих домиков и сняв рабочие перчатки, хозяин виллы спросил у Жасона, желает ли он дать прочитать свою статью ему. Гость ответил утвердительно, и они прошли в кабинет.
Старик расположился в кресле и приступил к чтению рукописи, принесенной посетителем на правку. Тот положил плащ на стол и расположился чуть сбоку и сзади. Спустя 3–4 минуты, когда хозяин углубился в чтение, Жасон осторожно извлек из кармана плаща ледоруб, зажмурился и обрушил его на голову хозяина. Ужасный, душераздирающий вопль разнесся по всей вилле. Старик вскочил, бросился на своего убийцу и укусил его за руку.
Охрана появилась мгновенно. Телохранители схватили Жасона и начали его избивать. В кабинет ворвалась хозяйка и застыла, как громом пораженная. Ее муж стоял с опущенными руками. Ярко-голубые глаза резко выделялись на окровавленном лице.
– Что делать с ним? Они его убьют, – растерянно произнесла она.
– Нет… убивать нельзя, надо заставить его говорить, – с трудом, медленно произнося слова, проговорил хозяин.
– Я должен был это сделать! Они держат мою мать! Я был вынужден! Убейте сразу или прекратите бить! – закричал окровавленный Жасон.
В этот же миг машина с незаглушенным двигателем, стоявшая недалеко от ворот виллы, сорвалась с места и скрылась за ближайшим поворотом.
Гость Республики прожил в больнице еще 26 часов. Удар поразил важные участки мозга, но врачи, все еще надеясь на чудо, продолжали упорно бороться за жизнь хозяина виллы. Через 2 часа после покушения тот впал в кому.
Когда перед операцией медсестры начали разрезать на старике окровавленную одежду, он собрал последние силы и прошептал нагнувшейся к нему жене: «Я не хочу, чтобы они меня раздевали… Я хочу, чтобы ты меня раздела…»
Таковы были последние слова Льва Давидовича Троцкого (Бронштейна), одного из основных создателей советской власти в России, этой же властью из России изгнанного и в конце концов уничтоженного. Ему было 60 лет.
Лейба Бронштейн родился в семье зажиточного крестьянина 25 октября (7 ноября) 1879 года. У порядком обрусевших евреев Давида и Анны Бронштейн это был уже пятый ребенок.
Когда ему исполнилось 7 лет, родители привели его в еврейскую частную школу, располагавшуюся в деревне Громоклей. Учился он плохо, но нельзя сказать, что это происходило из-за лени или отсутствия способностей. Просто ему, вольнолюбивому ребенку, выросшему в деревне, было неимоверно трудно приспособиться к строгим правилам ортодоксальной еврейской школы. К тому же он почти не знал иврит (дома он слышал смесь русского, иврита и украинского), а преподавание в школе велось именно на нем. Тяги к изучению Торы он тоже не проявил. Лев просто не мог понять, зачем ему это нужно.
Зато в школе он научился читать и писать по-русски и стал помогать отцу вести конторские книги. Ему это не очень-то нравилось, но куда деваться… Зато родители очень гордились его попытками писать стихи. Когда в доме бывали гости, Лёве приходилось читать свои сочинения. Он отлично сознавал, что стишки его никуда не годятся, мучительно стыдился, краснел, однако же родители умели настоять на своем.
Жена Моисея Филипповича, Фани, помогла Лёве Бронштейну в подготовке к экзаменам, и в 1888 году он поступил в подготовительный класс Одесского реального училища Святого Павла, славившееся своими высококвалифицированными преподавателями.
Во втором классе его исключили из училища – он выступил против самодурства учителя французского, и был восстановлен только благодаря ходатайству влиятельных родственников. Впоследствии Лев Давидович назвал эту свою эскападу «мой первый революционный порыв».
Бронштейн был первым учеником в классе. Он охотно изучал учебные дисциплины, попросту не понимая, как этого можно не хотеть, не желать читать книги, не понимать предметы. К однокашникам он относился с чувством некоторого превосходства (это отношение к окружающим осталось с ним на всю жизнь), был пареньком очень самоуверенным. К тому же он был наделен привлекательной, броской внешностью, его пронзительные голубые глаза, густая шапка черных волос, правильные черты лица, отменный вкус и хорошие манеры не могли не бросаться в глаза окружающим. Однако, будучи популярным, он не имел близких друзей.
Под влиянием своего дяди Шпенцера, большого либерала, он увлекся литературой и европейской культурой, с которой тогда был знаком лишь по книгам.
Каникулы Лейба Бронштейн проводил дома, в деревне. Дома было уютно, хорошо, но… скучно. «Между мною и тем, с чем было связано детство», – вспоминал он впоследствии, – «встало стеной нечто новое. Все было и то, и не то. Вещи и люди казались подмененными. Конечно, за год кое-что изменилось на деле. Но гораздо больше изменился мой глаз».
В 1896 году Лев переезжает в Николаев, чтобы продолжить обучение в седьмом классе реального училища, где уже жил его старший брат Александр.
Полученные знания позволяли еще удержаться на месте первого ученика, однако на самом деле учебу он забросил, потянувшись к общественной жизни. Позже он определит этот год как «начало своей революционной деятельности».
Поселился он в семье друзей, где было два взрослых сына, подпавших под влияние социалистических идей. Именно они познакомили его с неким чехом, Швиговским Францем Францевичем, садовником, арендовавшим сад. У того собирался кружок молодежи, придерживавшийся народнических мотивов. Правда, один из членов кружка – Александра Львовна Соколовская – являлась сторонницей марксизма. Лев вступал с ней в споры, хотя Маркса еще не читал, но постоянно их ей проигрывал. Они находились в перманентной ссоре, раздражаясь на нежелание оппонента уступить, – нашла, что называется, коса на камень, а в результате у них завязался роман.
В то же время отец и сын Бронштейны разругались в пух и прах. Давид Бронштейн настаивал на разрыве Льва с его новыми знакомыми и в результате отказал ему в финансировании. Тогда Лев поселился в коммуне Швиговского, насчитывавшей 6 человек, где изучал книги либералов, распространял нелегальную литературу и оттачивал мастерство оратора.
Несколько месяцев спустя Троцкий пошел на мировую с родителями, однако им пришлось смириться с тем, что сын вырос и власть над ним они потеряли.
Училище было закончено, и Лев поехал в Одессу, начал учебу на математическом факультете Одесского университета. Он и его николаевские товарищи принимали участие в революционной деятельности. Первые сходки происходили в трактире «Россия», затем, с ростом количества участников встреч, были перенесены на природу.
Образовалось два кружка. Один, под псевдонимом Львов, вел Бронштейн, другой – Соколовская. За год образовалось около дюжины таких кружков, объединенных в «Южнорусский рабочий союз». Название для организации предложил тот же Троцкий.
28 января 1897 года Бронштейна первый раз арестовали. «Союз» был разгромлен. В административном порядке (то есть без суда), Бронштейн и три его товарища по «Союзу» отправляются в 4-летнюю ссылку, остальные, среди них и Соколовская, – на меньшие сроки.
В пересыльной тюрьме Троцкий и Соколовская решили пожениться. Ни семья Соколовских, ни власти не возражали. Возражал Бронштейн-старший. Брак в столь юном возрасте, да еще с женщиной старше него на 6 лет, к тому же революционеркой, представлялся этому почтенному paterfamilias бредом и дикостью. Добился он, впрочем, немногого – отсрочки. После совершеннолетия Троцкого он и Соколовская вступили в законный брак в одной из камер Бутырской тюрьмы.
В мае 1900 года супруги поселились в селе Усть-Кут Иркутской губернии. В этом же году у них родилась старшая дочь, Зина. Тогда же Лев Давидович познакомился с Дзержинским и Урицким.
В это время Троцкий много читал, в том числе Маркса и Ленина, писал под псевдонимом Антид Ото (от итальянского «антидот» – «противоядие») статьи для иркутской газеты «Восточное обозрение».
Ближе к лету 1902 года он переехал в Верхоленск, откуда совершил побег. В то время его младшей дочери было только 4 месяца (Соколовская, впрочем, против побега мужа не возражала). О своем побеге Бронштейн впоследствии писал так: «Я без приключений сел в вагон… В руках у меня был Гомер, в русских гекзаметрах Гнедича. В кармане – паспорт на имя Троцкого, который я сам вписал наудачу, не предвидя, что оно станет моим именем на всю жизнь. Я ехал по сибирской линии на запад». В Самаре он вступил в искровскую организацию Г. М. Кржижановского, где проявил себя талантливым журналистом, за что и заработал кличку Перо. Затем Троцкого вызвал в Лондон сам Ленин, желая использовать его талант писателя и публициста (а Лев Давидович действительно был весьма талантлив и плодовит в этом плане) в издании «Искры».
В это время Бронштейн-Троцкий работал много, усердно и эффективно: писал статьи, выступал с докладами, участвовал в митингах лондонских рабочих, вел переписку с основными лидерами социал-демократической партии в Европе.
В 1902 году у него начинается роман с революционеркой Натальей Седовой, которая вскоре оставляет ради него мужа, после чего Троцкий прерывает связь с Соколовской.
В 1903 году его навещают в Париже родители и благословляют этот его союз. Впрочем, к чести Бронштейнов, необходимо заметить, что они всю свою жизнь помогали Соколовской и их со Львом Троцким дочерям.
Седова родила Троцкому двух сыновей – Льва и Сергея, записанных на фамилию матери. Впрочем, советский паспорт Троцкого был выписан на ту же фамилию.
В июле-августе он принимает активное участие в работе II съезда РСДРП, где его пути с Лениным временно расходятся. Съезд раскалывает партию на большевиков и меньшевиков. Ленин становится во главе первых, Троцкий оказывается в стане вторых, однако уже в 1904 году он ссорится с их лидерами и самоустраняется от внутрипартийной борьбы, переехав в Мюнхен, где начинает выступать с лекциями и рефератами.
Самоотстранение его длилось недолго. После событий 9 января 1905 года в Питере он отправился в Россию. Прибыв в столицу, он развернул кипучую деятельность: Троцкий участвовал в совещаниях забастовочных комитетов, писал яростные прокламации, заполнившие весь Петербург.
В апреле 1905 года были схвачены многие социал-демократы, а 1 мая за участие в демонстрации арестовали и сослали в Тверь его жену (Н. И. Седову). Троцкий бежал в Финляндию, но и там продолжал писать, пересылая свои работы в Петербург.
Отлично зная, что его разыскивает охранка, он отправляется обратно в «Северную Венецию», когда там началась всеобщая октябрьская политическая стачка. Избранный под фамилией Яновского заместителем Совета рабочих депутатов, он активно участвует в его работе почти с самого момента создания Совета, с ним приходится считаться даже правительству.
Однако 3 декабря 1905 года Совет в полном составе был арестован. Следствие и слушания по делу Совета, на которых Троцкий много и пламенно выступал, продолжались почти год. 17 октября 1906 года Троцкого приговорили к вечной ссылке в Восточную Сибирь, с лишением всех гражданских прав. Учитывая то, что все ожидали для него вечной каторги, приговор оказался более чем мягким.
По дороге ему вновь удается бежать. На станции Самино под Петербургом он встречается с Седовой, откуда они вместе едут в Финляндию. С помощью Ленина он находит убежище. В местечке Огльбю, что под Гельсингфорсом, он пишет книгу «Туда и обратно», где повествует о своем зимнем побеге из-за полярного круга. На полученный гонорар Троцкий эмигрирует в Западную Европу, участвует в работе V съезда РСДРП и Штутгартского конгресса II Интернационала. В октябре 1907 года он поселяется в Вене.
Следующие 10 лет он ведет активную политическую, литературную и журналистскую работу, побывав даже военным корреспондентом «Киевской мысли» во время Балканской войны 1912–1913 годов. Одновременно с этим он продолжает поддерживать старые и заводит новые знакомства среди европейских революционеров, неуклонно набирая политический вес и ведя непрекращающуюся борьбу с большевиками. В этот период, особенно в 1910–1913 годах, Ленин имел привычку отзываться о Троцком не иначе как о Балалайкине, подлейшем карьеристе, кляузнике, ликвидаторе, и награждал его другими, не менее «лестными» эпитетами. В свою очередь Троцкий с 1913 по 1914 год отправил в печать столько гадостей про Ленина и большевиков, сколько не написал и не наговорил за всю оставшуюся жизнь.
1 августа 1914 года Германия объявила войну России, и Троцкий бежал в Швейцарию, а затем отправился во Францию в качестве корреспондента все той же «Киевской мысли», попутно ведя антивоенную пропаганду в социал-демократической газете «Наше слово».
В результате вспыхнувшего в Марселе бунта газету закрыли, а Льва Давидовича отправили в Испанию, откуда его опять же выслали, на сей раз в Нью-Йорк. Там он активно участвовал в выпуске большевистской газеты «Новый мир», однако при первых известиях о Февральской революции в России немедленно отправился на родину.
В Петрограде Троцкого приняли без особой радости, однако, памятуя о его заслугах в 1905 году, ввели в исполком Петроградского совета с правом совещательного голоса. Тогда-то и состоялось его примирение с Лениным и началось сближение с большевиками, закончившееся тем, что он возглавил орган переворота в столице – Военно-революционный комитет, фактически подготовив восстание в Петрограде.
В ночь с 24 на 25 октября, то есть ко дню рождения Льва Давидовича, Зимний дворец был взят, а власть в столице перешла к большевикам. С этого момента и на долгие годы Троцкий стал вторым человеком после Ленина, в России ему даже был предложен пост председателя Совета народных комиссаров, от которого он, правда, отказался. Кстати, название «народный комиссар» предложил именно он.
Троцкий просил направить его на руководство советской печатью, но вместо этого получил должность наркома внутренних дел, а затем три месяца стоял во главе советской дипломатии. Именно ему мы в немалой степени обязаны Брестскому, или, по словам Ленина, «похабным», мирным договором.
Суть проблемы состояла в том, что правительство Германской империи не желало заключать мир на условиях существовавшего до войны status quo, что не удивительно – часть земель Российского государства уже была у него в руках. Претендуя на территорию общим размером в 150 квадратных километров, Германия и Австро-Венгрия выдвинули требования о независимости Украины, Польши, Литвы и части Латвии, на что Советы идти не желали. Переговоры зашли в тупик.
10 февраля 1918 года, надеясь на поддержку со стороны германского пролетариата, Троцкий выступил с беспрецедентным в истории дипломатии заявлением, из которого следовало, что война прекращается, армия демобилизуется, а мир не подписывается. Делегации Германии и Австро-Венгрии были в шоке. На вялую фразу о том, что в таком случае война будет продолжена, Троцкий ответил: «Пустые угрозы» – и покинул зал.
18 февраля военные действия возобновились, революции в странах Тройственного союза не произошло, и мир был заключен даже на более жестких условиях. Германия аннексировала Прибалтику, Польшу, часть Белоруссии, Закавказья и получила контрибуцию в 6 миллиардов марок и обязательство России демобилизовать армию и флот. 9 марта 1918 года Совнарком принял отставку Троцкого с поста наркома иностранных дел.
14 марта того же года Троцкий был назначен председателем Высшего военного совета, а 6 апреля – еще и наркомом по морским делам. Человек совершенно невоенный, Троцкий проявил себя на этой должности более чем хорошо. Он, конечно же, не был полководцем, хотя неоднократно лично принимал участие в боях, однако же организатор он был превосходный, и честь создания Красной армии из аморфной революционно-добровольческой массы принадлежала именно ему. За личную доблесть при обороне Петрограда в 1919 году Троцкий был награжден орденом Красного Знамени.
С 1920 года, передав руководство армией профессиональным военным (а множество царских офицеров смогли вступить в ряды Красной армии лишь благодаря ему), Троцкий занимается подъемом разрушенной экономики. Действует он жестко и даже жестоко, насаждает «казарменный социализм», строит тоталитарный режим в стране, при этом пытаясь развивать культуру и искусство как он их понимал. Именно тогда были заложены первые камни в фундамент соцреализма. С другой стороны, именно Троцкий беспощадно боролся с алкоголизмом, сквернословием, пережитками в семье, наркоманией, хамством. В это время Троцкий много читает, закладывая основу своей огромной библиотеки, часто посещает театры и выставки. Вместе с тем он является одним из яростнейших гонителей церкви.
В 1922 году в связи с болезнью Ленина обостряется внутрипартийная борьба. Троцкий выступает против бюрократии в лице Зиновьева, Каменева и Сталина (который искренне ненавидел Бронштейна с первой их встречи), однако, считая себя как еврея неподходящей кандидатурой, отказывается от предложения Ленина стать его заместителем.
Не совсем понятно поведение Троцкого в этот период. Он то вступает в активную борьбу со Сталиным, то бездействует в решающие моменты, ссылаясь на несуществующие болезни. Осенью 1925 года его выводят из состава политбюро, а в ноябре 1927 года Троцкого исключают из партии.
В ноябре 1928 года он был арестован и сослан в Алма-Ату, 10 февраля 1929 года выслан в Турцию вместе с женой и сыном Львом. Сергей, его младший сын, остался в СССР, где в конце концов был расстрелян.
53 месяца он прожил на Принкипо – небольшом островке в Мраморном море. Все это время он мечтал переехать в Европу, однако ни одна страна не желала принять опального революционера – его просто боялись.
В 1935 году в СССР начинаются громкие политические процессы. Зиновьев и Каменев дают показания, что их лидером и вдохновителем являлся Троцкий. Сезон охоты на Льва Давидовича и его родственников открылся.
9 января 1937 года Троцкий переезжает в Мексику, где его встречают с распростертыми объятиями. Он по-прежнему много пишет и издается по всему миру, его критика советской власти все так же беспощадна. Правда, семейная жизнь проходит не столь уж и безоблачно, однако же Наталья Седова находит в себе силы простить мужу интрижки на стороне.
В 1938 году в Париже был отравлен сын и главный помощник отца – Лев Седов. По некоторым данным, руку к этому приложил его (Седова) ближайший помощник, некто Этьен Збровский, вероятно, бывший советским разведчиком. Усыновленный Львом Сева, сын Зинаиды Бронштейн, дочери Троцкого от первого брака, переезжает к дедушке.
К 1940 году Льва Троцкого загнали в угол и обложили со всех сторон. Он укрепил виллу, поставил вокруг здания вооруженную охрану, но все оказалось тщетным.
24 мая 1940 года он и жена чудом выжили при нападении вооруженных людей, а 20 августа произошла кровавая развязка – агент ГПУ добрался-таки до Льва Давидовича.
Это была классическая разведывательная операция, сорвавшаяся лишь в части побега исполнителя акции.
Убийца Троцкого, Хайме Рамон Меркадер дель Рио Эрнандес, родился 7 февраля 1913 года в Барселоне. Происходил он из богатой и известной семьи, однако воспитывался матерью, коммунисткой и впоследствии агентом НКВД.
Летом 1938 года в Париже Рамона, по «легенде» бельгийского коммерсанта Жака Морнара, знакомят с некоей гражданкой США, Сильвией Ангеловой-Масловой, ярой сторонницей троцкизма. Та сильно увлекается Рамоном, который обещает девушке, что женится на ней. Через Сильвию он выходит на контакт с ее родной сестрой, секретарем Троцкого, использует их, чтобы войти в доверие к старинным друзьям Льва Давидовича, супругам Росмер, которые и познакомили Меркадера с его будущей жертвой.
В феврале 1939 года Сильвия возвращается в США, а вскоре там появляется и Рамон под именем канадца Фрэнка Джексона. Смену имени и фамилии он объясняет попыткой уклониться от службы в армии. В начале 1940 года Сильвия приступает к обязанностям секретаря Троцкого.
Ангелова и Меркадер жили вместе, и никого не удивляло, что он постоянно подвозил Сильвию на работу на своем элегантном «бьюике». Нередко он и приезжал за ней. Со временем он примелькался и даже несколько раз побывал у Троцкого и Седовой в гостях.
И вот 8 августа 1940 года Меркадер просит Льва Давидовича отредактировать его статью, где критикуются «отступники» троцкистского движения М. Шахтман и Дж. Бернхайм. 20 августа он приносит статью на утверждение и, пока Троцкий ее читает, наносит свой роковой удар.
На суде Меркадер берет всю вину на себя – никакого ГПУ, никаких соучастников… «Легенда» проработана слабо, Рамон постоянно путается в показаниях, но никого так и не выдает.
Суд приговорил его к высшей мере наказания, по мексиканскому законодательству – 20 годам тюремного заключения. Отсидев срок в весьма суровых условиях, Меркадер приехал в СССР, где ему присвоили звание Героя Советского Союза. Некоторое время он работал в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, участвовал в написании истории Испанской коммунистической партии, затем переселился на Кубу. Умер он в 1978 году и был похоронен в Москве, на Кунцевском кладбище.
Из-за поворота показалось несколько автомобилей с погашенными фарами. Они резко затормозили перед полицейским постом, и из них появились люди в полицейской и военной форме, которые направились к охранникам. Впереди вышагивал плотный мужчина в форме майора.
Полицейские убрали оружие и вытянулись по стойке смирно.
– Разрешите доложить, синьор майор… – начал было доклад командир наряда и умолк, уставившись в дуло револьвера, направленного ему в лоб. Несколько человек уже разоружали его подчиненных.
– Молчать и не двигаться! – прошипел ему кто-то в ухо, вытаскивая пистолет из кобуры и вынимая винтовку из омертвевших пальцев. Майор со своими людьми проследовал к воротам виллы и резко, требовательно постучал в калитку. Маленькое окошко в двери открылось, и майор что-то негромко сказал. Тяжелые ворота беззвучно отворились, и два десятка солдат и полицейских ринулись внутрь, мгновенно обезоружив охрану и открыв огонь по дверям и окнам спальни и кабинета. Гулко загрохотал пулемет.
Спустя несколько минут, разрядив все стволы и отстреляв пулеметную ленту, нападавшие спешно погрузились в свои машины и скрылись, оставив безоружную полицию и стражу возносить благодарственные молитвы всем святым за то, что остались живы.
Из окон дома показался дым.
Утром на место происшествия явились агенты тайной полиции во главе с ее грозным шефом, Леонардо Санчесом Саласром. Хозяин виллы, невысокий пожилой брюнет с сединой в волосах и небольшими голубыми глазами, разгневанно смотревшими на синьора Саласрома из-под пенсне с толстыми линзами, чрезвычайно развитыми лобными костями над висками, казавшимися зачатками рогов, и всклокоченной козлиной бородкой встретил шефа тайной полиции во дворе. Губы под жидкими усами, опущенными концами вниз, были сжаты столь плотно, что казались тонкой линией.
– Нападение совершил Иосиф Сталин с помощью ГПУ… Именно Сталин, – резко бросил он в лицо синьору Леонардо.
– Разберемся, – буркнул тот в ответ. – Надеюсь, никто не пострадал?
– Сева… Мой внук легко ранен.
Следствие с удивлением пришло к выводу, что по спальне было выпущено более 200 пуль, однако ни хозяин виллы, ни его супруга не пострадали. «Уж не сам ли он это все затеял?» – усмехнулся один из экспертов.
«Как только началась стрельба», – давал показания потерпевший, – «жена столкнула меня на пол и прикрыла своим телом. Мы оказались между окном и кроватью, что нас, видимо, и спасло. Пули били в стены, потолок, рикошетили и попадали в кровать».
«Он обречен», – доложил правительству Саласром.
Утро 20 августа 1940 года предвещало тихий и солнечный день. Пожилой хозяин виллы поднялся рано, покормил кроликов, разведением которых не на шутку увлекся в последнее время, полил кактусы – еще одну свою слабость – и принялся за работу. С утренней почтой пришло долгожданное письмо о том, что Хоттонгская библиотека Гарвардского университета в Бостоне наконец получила на хранение и использование его рукописи. Перед обедом его занятия прервал известный адвокат Ригальт, пришедший в связи с делом о покушении 24 мая.
В половине шестого, как всегда, старый хозяин отложил все дела и вновь направился к кроликам. Его супруга, немолодая уже женщина со следами былой красоты на лице, вышла на балкон и глубоко вздохнула – денек выдался хлопотный. Ее взгляд сразу привлек кто-то незнакомый, шедший к ее супругу. Одет он был в хороший, дорогой костюм, на голове его была шляпа, а через согнутую в локте руку переброшен плащ. Незнакомец заметил хозяйку и стал подходить к балкону. Лишь когда он снял головной убор, приветствуя ее, она узнала посетителя.
– Здравствуйте, Жасон, – улыбнулась она жениху одной из секретарш мужа. – Почему Вы в шляпе и с плащом? Погода такая солнечная…
– Да, но Вы знаете, это ненадолго, может пойти дождь, – гость как-то стушевался и направился к кроличьим домикам.
– А статья Ваша готова?
– Да, готова, – стесненным движением, не отрывая руки от туловища и прижимая плащ, Жасон вынул бумаги.
– Странный он сегодня какой-то, – пробормотала под нос хозяйка и тотчас же забыла о посетителе.
С неохотой закрыв дверцы кроличьих домиков и сняв рабочие перчатки, хозяин виллы спросил у Жасона, желает ли он дать прочитать свою статью ему. Гость ответил утвердительно, и они прошли в кабинет.
Старик расположился в кресле и приступил к чтению рукописи, принесенной посетителем на правку. Тот положил плащ на стол и расположился чуть сбоку и сзади. Спустя 3–4 минуты, когда хозяин углубился в чтение, Жасон осторожно извлек из кармана плаща ледоруб, зажмурился и обрушил его на голову хозяина. Ужасный, душераздирающий вопль разнесся по всей вилле. Старик вскочил, бросился на своего убийцу и укусил его за руку.
Охрана появилась мгновенно. Телохранители схватили Жасона и начали его избивать. В кабинет ворвалась хозяйка и застыла, как громом пораженная. Ее муж стоял с опущенными руками. Ярко-голубые глаза резко выделялись на окровавленном лице.
– Что делать с ним? Они его убьют, – растерянно произнесла она.
– Нет… убивать нельзя, надо заставить его говорить, – с трудом, медленно произнося слова, проговорил хозяин.
– Я должен был это сделать! Они держат мою мать! Я был вынужден! Убейте сразу или прекратите бить! – закричал окровавленный Жасон.
В этот же миг машина с незаглушенным двигателем, стоявшая недалеко от ворот виллы, сорвалась с места и скрылась за ближайшим поворотом.
Гость Республики прожил в больнице еще 26 часов. Удар поразил важные участки мозга, но врачи, все еще надеясь на чудо, продолжали упорно бороться за жизнь хозяина виллы. Через 2 часа после покушения тот впал в кому.
Когда перед операцией медсестры начали разрезать на старике окровавленную одежду, он собрал последние силы и прошептал нагнувшейся к нему жене: «Я не хочу, чтобы они меня раздевали… Я хочу, чтобы ты меня раздела…»
Таковы были последние слова Льва Давидовича Троцкого (Бронштейна), одного из основных создателей советской власти в России, этой же властью из России изгнанного и в конце концов уничтоженного. Ему было 60 лет.
Лейба Бронштейн родился в семье зажиточного крестьянина 25 октября (7 ноября) 1879 года. У порядком обрусевших евреев Давида и Анны Бронштейн это был уже пятый ребенок.
Когда ему исполнилось 7 лет, родители привели его в еврейскую частную школу, располагавшуюся в деревне Громоклей. Учился он плохо, но нельзя сказать, что это происходило из-за лени или отсутствия способностей. Просто ему, вольнолюбивому ребенку, выросшему в деревне, было неимоверно трудно приспособиться к строгим правилам ортодоксальной еврейской школы. К тому же он почти не знал иврит (дома он слышал смесь русского, иврита и украинского), а преподавание в школе велось именно на нем. Тяги к изучению Торы он тоже не проявил. Лев просто не мог понять, зачем ему это нужно.
Зато в школе он научился читать и писать по-русски и стал помогать отцу вести конторские книги. Ему это не очень-то нравилось, но куда деваться… Зато родители очень гордились его попытками писать стихи. Когда в доме бывали гости, Лёве приходилось читать свои сочинения. Он отлично сознавал, что стишки его никуда не годятся, мучительно стыдился, краснел, однако же родители умели настоять на своем.
Л. Д. Троцкий
Анна Бронштейн желала, чтобы ее сын получил хорошее образование (тот отнюдь не возражал). Она обратилась за помощью к своему племяннику, одному из крупнейших издателей юга России, Моисею Филипповичу Шпенцеру.Жена Моисея Филипповича, Фани, помогла Лёве Бронштейну в подготовке к экзаменам, и в 1888 году он поступил в подготовительный класс Одесского реального училища Святого Павла, славившееся своими высококвалифицированными преподавателями.
Во втором классе его исключили из училища – он выступил против самодурства учителя французского, и был восстановлен только благодаря ходатайству влиятельных родственников. Впоследствии Лев Давидович назвал эту свою эскападу «мой первый революционный порыв».
Бронштейн был первым учеником в классе. Он охотно изучал учебные дисциплины, попросту не понимая, как этого можно не хотеть, не желать читать книги, не понимать предметы. К однокашникам он относился с чувством некоторого превосходства (это отношение к окружающим осталось с ним на всю жизнь), был пареньком очень самоуверенным. К тому же он был наделен привлекательной, броской внешностью, его пронзительные голубые глаза, густая шапка черных волос, правильные черты лица, отменный вкус и хорошие манеры не могли не бросаться в глаза окружающим. Однако, будучи популярным, он не имел близких друзей.
Под влиянием своего дяди Шпенцера, большого либерала, он увлекся литературой и европейской культурой, с которой тогда был знаком лишь по книгам.
Каникулы Лейба Бронштейн проводил дома, в деревне. Дома было уютно, хорошо, но… скучно. «Между мною и тем, с чем было связано детство», – вспоминал он впоследствии, – «встало стеной нечто новое. Все было и то, и не то. Вещи и люди казались подмененными. Конечно, за год кое-что изменилось на деле. Но гораздо больше изменился мой глаз».
В 1896 году Лев переезжает в Николаев, чтобы продолжить обучение в седьмом классе реального училища, где уже жил его старший брат Александр.
Полученные знания позволяли еще удержаться на месте первого ученика, однако на самом деле учебу он забросил, потянувшись к общественной жизни. Позже он определит этот год как «начало своей революционной деятельности».
Поселился он в семье друзей, где было два взрослых сына, подпавших под влияние социалистических идей. Именно они познакомили его с неким чехом, Швиговским Францем Францевичем, садовником, арендовавшим сад. У того собирался кружок молодежи, придерживавшийся народнических мотивов. Правда, один из членов кружка – Александра Львовна Соколовская – являлась сторонницей марксизма. Лев вступал с ней в споры, хотя Маркса еще не читал, но постоянно их ей проигрывал. Они находились в перманентной ссоре, раздражаясь на нежелание оппонента уступить, – нашла, что называется, коса на камень, а в результате у них завязался роман.
В то же время отец и сын Бронштейны разругались в пух и прах. Давид Бронштейн настаивал на разрыве Льва с его новыми знакомыми и в результате отказал ему в финансировании. Тогда Лев поселился в коммуне Швиговского, насчитывавшей 6 человек, где изучал книги либералов, распространял нелегальную литературу и оттачивал мастерство оратора.
Несколько месяцев спустя Троцкий пошел на мировую с родителями, однако им пришлось смириться с тем, что сын вырос и власть над ним они потеряли.
Училище было закончено, и Лев поехал в Одессу, начал учебу на математическом факультете Одесского университета. Он и его николаевские товарищи принимали участие в революционной деятельности. Первые сходки происходили в трактире «Россия», затем, с ростом количества участников встреч, были перенесены на природу.
Образовалось два кружка. Один, под псевдонимом Львов, вел Бронштейн, другой – Соколовская. За год образовалось около дюжины таких кружков, объединенных в «Южнорусский рабочий союз». Название для организации предложил тот же Троцкий.
28 января 1897 года Бронштейна первый раз арестовали. «Союз» был разгромлен. В административном порядке (то есть без суда), Бронштейн и три его товарища по «Союзу» отправляются в 4-летнюю ссылку, остальные, среди них и Соколовская, – на меньшие сроки.
В пересыльной тюрьме Троцкий и Соколовская решили пожениться. Ни семья Соколовских, ни власти не возражали. Возражал Бронштейн-старший. Брак в столь юном возрасте, да еще с женщиной старше него на 6 лет, к тому же революционеркой, представлялся этому почтенному paterfamilias бредом и дикостью. Добился он, впрочем, немногого – отсрочки. После совершеннолетия Троцкого он и Соколовская вступили в законный брак в одной из камер Бутырской тюрьмы.
В мае 1900 года супруги поселились в селе Усть-Кут Иркутской губернии. В этом же году у них родилась старшая дочь, Зина. Тогда же Лев Давидович познакомился с Дзержинским и Урицким.
В это время Троцкий много читал, в том числе Маркса и Ленина, писал под псевдонимом Антид Ото (от итальянского «антидот» – «противоядие») статьи для иркутской газеты «Восточное обозрение».
Ближе к лету 1902 года он переехал в Верхоленск, откуда совершил побег. В то время его младшей дочери было только 4 месяца (Соколовская, впрочем, против побега мужа не возражала). О своем побеге Бронштейн впоследствии писал так: «Я без приключений сел в вагон… В руках у меня был Гомер, в русских гекзаметрах Гнедича. В кармане – паспорт на имя Троцкого, который я сам вписал наудачу, не предвидя, что оно станет моим именем на всю жизнь. Я ехал по сибирской линии на запад». В Самаре он вступил в искровскую организацию Г. М. Кржижановского, где проявил себя талантливым журналистом, за что и заработал кличку Перо. Затем Троцкого вызвал в Лондон сам Ленин, желая использовать его талант писателя и публициста (а Лев Давидович действительно был весьма талантлив и плодовит в этом плане) в издании «Искры».
В это время Бронштейн-Троцкий работал много, усердно и эффективно: писал статьи, выступал с докладами, участвовал в митингах лондонских рабочих, вел переписку с основными лидерами социал-демократической партии в Европе.
В 1902 году у него начинается роман с революционеркой Натальей Седовой, которая вскоре оставляет ради него мужа, после чего Троцкий прерывает связь с Соколовской.
В 1903 году его навещают в Париже родители и благословляют этот его союз. Впрочем, к чести Бронштейнов, необходимо заметить, что они всю свою жизнь помогали Соколовской и их со Львом Троцким дочерям.
Седова родила Троцкому двух сыновей – Льва и Сергея, записанных на фамилию матери. Впрочем, советский паспорт Троцкого был выписан на ту же фамилию.
В июле-августе он принимает активное участие в работе II съезда РСДРП, где его пути с Лениным временно расходятся. Съезд раскалывает партию на большевиков и меньшевиков. Ленин становится во главе первых, Троцкий оказывается в стане вторых, однако уже в 1904 году он ссорится с их лидерами и самоустраняется от внутрипартийной борьбы, переехав в Мюнхен, где начинает выступать с лекциями и рефератами.
Самоотстранение его длилось недолго. После событий 9 января 1905 года в Питере он отправился в Россию. Прибыв в столицу, он развернул кипучую деятельность: Троцкий участвовал в совещаниях забастовочных комитетов, писал яростные прокламации, заполнившие весь Петербург.
В апреле 1905 года были схвачены многие социал-демократы, а 1 мая за участие в демонстрации арестовали и сослали в Тверь его жену (Н. И. Седову). Троцкий бежал в Финляндию, но и там продолжал писать, пересылая свои работы в Петербург.
Отлично зная, что его разыскивает охранка, он отправляется обратно в «Северную Венецию», когда там началась всеобщая октябрьская политическая стачка. Избранный под фамилией Яновского заместителем Совета рабочих депутатов, он активно участвует в его работе почти с самого момента создания Совета, с ним приходится считаться даже правительству.
Однако 3 декабря 1905 года Совет в полном составе был арестован. Следствие и слушания по делу Совета, на которых Троцкий много и пламенно выступал, продолжались почти год. 17 октября 1906 года Троцкого приговорили к вечной ссылке в Восточную Сибирь, с лишением всех гражданских прав. Учитывая то, что все ожидали для него вечной каторги, приговор оказался более чем мягким.
По дороге ему вновь удается бежать. На станции Самино под Петербургом он встречается с Седовой, откуда они вместе едут в Финляндию. С помощью Ленина он находит убежище. В местечке Огльбю, что под Гельсингфорсом, он пишет книгу «Туда и обратно», где повествует о своем зимнем побеге из-за полярного круга. На полученный гонорар Троцкий эмигрирует в Западную Европу, участвует в работе V съезда РСДРП и Штутгартского конгресса II Интернационала. В октябре 1907 года он поселяется в Вене.
Следующие 10 лет он ведет активную политическую, литературную и журналистскую работу, побывав даже военным корреспондентом «Киевской мысли» во время Балканской войны 1912–1913 годов. Одновременно с этим он продолжает поддерживать старые и заводит новые знакомства среди европейских революционеров, неуклонно набирая политический вес и ведя непрекращающуюся борьбу с большевиками. В этот период, особенно в 1910–1913 годах, Ленин имел привычку отзываться о Троцком не иначе как о Балалайкине, подлейшем карьеристе, кляузнике, ликвидаторе, и награждал его другими, не менее «лестными» эпитетами. В свою очередь Троцкий с 1913 по 1914 год отправил в печать столько гадостей про Ленина и большевиков, сколько не написал и не наговорил за всю оставшуюся жизнь.
1 августа 1914 года Германия объявила войну России, и Троцкий бежал в Швейцарию, а затем отправился во Францию в качестве корреспондента все той же «Киевской мысли», попутно ведя антивоенную пропаганду в социал-демократической газете «Наше слово».
В результате вспыхнувшего в Марселе бунта газету закрыли, а Льва Давидовича отправили в Испанию, откуда его опять же выслали, на сей раз в Нью-Йорк. Там он активно участвовал в выпуске большевистской газеты «Новый мир», однако при первых известиях о Февральской революции в России немедленно отправился на родину.
В Петрограде Троцкого приняли без особой радости, однако, памятуя о его заслугах в 1905 году, ввели в исполком Петроградского совета с правом совещательного голоса. Тогда-то и состоялось его примирение с Лениным и началось сближение с большевиками, закончившееся тем, что он возглавил орган переворота в столице – Военно-революционный комитет, фактически подготовив восстание в Петрограде.
В ночь с 24 на 25 октября, то есть ко дню рождения Льва Давидовича, Зимний дворец был взят, а власть в столице перешла к большевикам. С этого момента и на долгие годы Троцкий стал вторым человеком после Ленина, в России ему даже был предложен пост председателя Совета народных комиссаров, от которого он, правда, отказался. Кстати, название «народный комиссар» предложил именно он.
Троцкий просил направить его на руководство советской печатью, но вместо этого получил должность наркома внутренних дел, а затем три месяца стоял во главе советской дипломатии. Именно ему мы в немалой степени обязаны Брестскому, или, по словам Ленина, «похабным», мирным договором.
Суть проблемы состояла в том, что правительство Германской империи не желало заключать мир на условиях существовавшего до войны status quo, что не удивительно – часть земель Российского государства уже была у него в руках. Претендуя на территорию общим размером в 150 квадратных километров, Германия и Австро-Венгрия выдвинули требования о независимости Украины, Польши, Литвы и части Латвии, на что Советы идти не желали. Переговоры зашли в тупик.
10 февраля 1918 года, надеясь на поддержку со стороны германского пролетариата, Троцкий выступил с беспрецедентным в истории дипломатии заявлением, из которого следовало, что война прекращается, армия демобилизуется, а мир не подписывается. Делегации Германии и Австро-Венгрии были в шоке. На вялую фразу о том, что в таком случае война будет продолжена, Троцкий ответил: «Пустые угрозы» – и покинул зал.
18 февраля военные действия возобновились, революции в странах Тройственного союза не произошло, и мир был заключен даже на более жестких условиях. Германия аннексировала Прибалтику, Польшу, часть Белоруссии, Закавказья и получила контрибуцию в 6 миллиардов марок и обязательство России демобилизовать армию и флот. 9 марта 1918 года Совнарком принял отставку Троцкого с поста наркома иностранных дел.
14 марта того же года Троцкий был назначен председателем Высшего военного совета, а 6 апреля – еще и наркомом по морским делам. Человек совершенно невоенный, Троцкий проявил себя на этой должности более чем хорошо. Он, конечно же, не был полководцем, хотя неоднократно лично принимал участие в боях, однако же организатор он был превосходный, и честь создания Красной армии из аморфной революционно-добровольческой массы принадлежала именно ему. За личную доблесть при обороне Петрограда в 1919 году Троцкий был награжден орденом Красного Знамени.
С 1920 года, передав руководство армией профессиональным военным (а множество царских офицеров смогли вступить в ряды Красной армии лишь благодаря ему), Троцкий занимается подъемом разрушенной экономики. Действует он жестко и даже жестоко, насаждает «казарменный социализм», строит тоталитарный режим в стране, при этом пытаясь развивать культуру и искусство как он их понимал. Именно тогда были заложены первые камни в фундамент соцреализма. С другой стороны, именно Троцкий беспощадно боролся с алкоголизмом, сквернословием, пережитками в семье, наркоманией, хамством. В это время Троцкий много читает, закладывая основу своей огромной библиотеки, часто посещает театры и выставки. Вместе с тем он является одним из яростнейших гонителей церкви.
В 1922 году в связи с болезнью Ленина обостряется внутрипартийная борьба. Троцкий выступает против бюрократии в лице Зиновьева, Каменева и Сталина (который искренне ненавидел Бронштейна с первой их встречи), однако, считая себя как еврея неподходящей кандидатурой, отказывается от предложения Ленина стать его заместителем.
Не совсем понятно поведение Троцкого в этот период. Он то вступает в активную борьбу со Сталиным, то бездействует в решающие моменты, ссылаясь на несуществующие болезни. Осенью 1925 года его выводят из состава политбюро, а в ноябре 1927 года Троцкого исключают из партии.
В ноябре 1928 года он был арестован и сослан в Алма-Ату, 10 февраля 1929 года выслан в Турцию вместе с женой и сыном Львом. Сергей, его младший сын, остался в СССР, где в конце концов был расстрелян.
53 месяца он прожил на Принкипо – небольшом островке в Мраморном море. Все это время он мечтал переехать в Европу, однако ни одна страна не желала принять опального революционера – его просто боялись.
В 1935 году в СССР начинаются громкие политические процессы. Зиновьев и Каменев дают показания, что их лидером и вдохновителем являлся Троцкий. Сезон охоты на Льва Давидовича и его родственников открылся.
9 января 1937 года Троцкий переезжает в Мексику, где его встречают с распростертыми объятиями. Он по-прежнему много пишет и издается по всему миру, его критика советской власти все так же беспощадна. Правда, семейная жизнь проходит не столь уж и безоблачно, однако же Наталья Седова находит в себе силы простить мужу интрижки на стороне.
В 1938 году в Париже был отравлен сын и главный помощник отца – Лев Седов. По некоторым данным, руку к этому приложил его (Седова) ближайший помощник, некто Этьен Збровский, вероятно, бывший советским разведчиком. Усыновленный Львом Сева, сын Зинаиды Бронштейн, дочери Троцкого от первого брака, переезжает к дедушке.
К 1940 году Льва Троцкого загнали в угол и обложили со всех сторон. Он укрепил виллу, поставил вокруг здания вооруженную охрану, но все оказалось тщетным.
24 мая 1940 года он и жена чудом выжили при нападении вооруженных людей, а 20 августа произошла кровавая развязка – агент ГПУ добрался-таки до Льва Давидовича.
Это была классическая разведывательная операция, сорвавшаяся лишь в части побега исполнителя акции.
Убийца Троцкого, Хайме Рамон Меркадер дель Рио Эрнандес, родился 7 февраля 1913 года в Барселоне. Происходил он из богатой и известной семьи, однако воспитывался матерью, коммунисткой и впоследствии агентом НКВД.
Летом 1938 года в Париже Рамона, по «легенде» бельгийского коммерсанта Жака Морнара, знакомят с некоей гражданкой США, Сильвией Ангеловой-Масловой, ярой сторонницей троцкизма. Та сильно увлекается Рамоном, который обещает девушке, что женится на ней. Через Сильвию он выходит на контакт с ее родной сестрой, секретарем Троцкого, использует их, чтобы войти в доверие к старинным друзьям Льва Давидовича, супругам Росмер, которые и познакомили Меркадера с его будущей жертвой.
В феврале 1939 года Сильвия возвращается в США, а вскоре там появляется и Рамон под именем канадца Фрэнка Джексона. Смену имени и фамилии он объясняет попыткой уклониться от службы в армии. В начале 1940 года Сильвия приступает к обязанностям секретаря Троцкого.
Ангелова и Меркадер жили вместе, и никого не удивляло, что он постоянно подвозил Сильвию на работу на своем элегантном «бьюике». Нередко он и приезжал за ней. Со временем он примелькался и даже несколько раз побывал у Троцкого и Седовой в гостях.
И вот 8 августа 1940 года Меркадер просит Льва Давидовича отредактировать его статью, где критикуются «отступники» троцкистского движения М. Шахтман и Дж. Бернхайм. 20 августа он приносит статью на утверждение и, пока Троцкий ее читает, наносит свой роковой удар.
На суде Меркадер берет всю вину на себя – никакого ГПУ, никаких соучастников… «Легенда» проработана слабо, Рамон постоянно путается в показаниях, но никого так и не выдает.
Суд приговорил его к высшей мере наказания, по мексиканскому законодательству – 20 годам тюремного заключения. Отсидев срок в весьма суровых условиях, Меркадер приехал в СССР, где ему присвоили звание Героя Советского Союза. Некоторое время он работал в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, участвовал в написании истории Испанской коммунистической партии, затем переселился на Кубу. Умер он в 1978 году и был похоронен в Москве, на Кунцевском кладбище.