В связи с этим многие были удивлены, когда после окончания выступления Стивенсона Че взял слово и объявил, что собирается ответить своим оппонентам по всем пунктам. Разумеется, у него не было листка с подготовленным текстом, он лишь изредка заглядывал в свои заметки. Он действительно ответил, даже с юмором, на все выпады, даже на такие, как наличие аргентинского акцента, заметив, «что надеется, что никто не уловил в его произношении североамериканского акцента, что было бы действительно смешно». Он говорил очень уверенно, свободно и раскованно и закончил свою речь словами: «Когда придет время, и если это будет необходимо, я с готовностью отдам свою жизнь за освобождение любой из латиноамериканских стран, ни у кого ничего не прося, ничего не требуя и никого не эксплуатируя».
   Как писал Исраэлян, в кулуарах ООН еще долгое время обсуждали оригинальное и живое выступление Че Гевары. Никто не подозревал, что оно станет одним из последних.
   Вернувшись из США, Че в декабре вылетел в Алжир, а с января по март посетил КНР, Мали, Конго (Браззавиль), Гвинею, Гану, Дагомею, Танзанию, Египет и снова Алжир, где принял участие в IX Экономическом семинаре афро-азиатской солидарности.
   14 марта 1965 года Че Гевара вернулся в Гавану, а на следующий день выступил перед сотрудниками министерства промышленности с отчетом о длительной зарубежной командировке. Это было его последнее публичное выступление на Кубе. После него Че совершенно перестал появляться на публике.
   1 апреля 1965 года Че Гевара написал прощальные письма Фиделю Кастро, своим родителям и детям. В течение последующих полутора лет его никто не видел и не слышал. Журналисты выдвигали самые различные предположения: Че болен, возможно, арестован или убит или бежал с Кубы. Только в ноябре 1965 года прощальные письма Че стали достоянием гласности. Письма родителям и детям были направлены адресатам, письмо Кастро сам Фидель зачитал на учредительном заседании Центрального комитета Коммунистической партии Кубы. В нем говорилось: «Я официально отказываюсь от поста министра, от звания майора, от кубинского гражданства… Меня ничто больше не связывает с Кубой, кроме связей особого рода, от которых я не могу отказаться, как отказываюсь от своих постов».
   Родителям Че писал: «...Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта, снова, облачившись в доспехи, я пускаюсь в путь... Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я искатель приключений особого рода, из той породы, что рискует своей шкурой, дабы доказать свою правоту. Может быть, я пытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу такого конца, но он возможен... И если так случится, примите мое последнее объятие. Я любил вас крепко, только не умел выразить свою любовь. Я слишком прямолинеен в своих действиях и думаю, что иногда меня не понимали. К тому же было нелегко меня понять, но на этот раз – верьте мне. Итак, решимость, которую я совершенствовал с увлечением артиста, заставит действовать хилые ноги и уставшие легкие. Я добьюсь своего.
   Вспоминайте иногда этого скромного кондотьера XX века...
   Крепко обнимает вас ваш блудный и неисправимый сын Эрнесто».
   Своим детям Че Гевара написал: «Дорогие Ильдита, Алеидита, Камило, Селия и Эрнесто! Если когда-нибудь вы прочтете это письмо, значит, меня не будет среди вас.
   Вы мало что вспомните обо мне, а малыши не вспомнят ничего. Ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и, несомненно, жил согласно своим убеждениям.
   Растите хорошими революционерами. Учитесь много, чтобы овладеть техникой, которая позволяет властвовать над природой. Помните, что самое главное – это революция, и каждый из нас в отдельности ничего не значит. И главное, будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта революционера.
   До свидания, детки, я надеюсь еще вас увидеть.
   Папа шлет вам большущий поцелуй и крепко обнимает вас».
   В чем же была причина того, что Че так поспешно отказался от своего кубинского гражданства и от всех занимаемых им постов, и чем он занимался в течение почти полутора лет? Некоторые считают, что не последнюю роль в этом сыграло покушение, которое было совершено на него в Нью-Йорке. Однако была еще одна, более важная причина. По всей вероятности, Че начал конфликтовать с Кастро.
   Формирование религиозных взглядов Че Гевары произошло еще в Гватемале и позднее, в Мексике, и во многом – под влиянием его первой жены Ильды Гадеа. Еще до встречи с нею Эрнесто прочитал труды Карла Маркса, Михаила Бакунина, Петра Кропоткина, а также сочинения Максима Горького и Джека Лондона. Он очень любил и блестяще знал работы Сартра. Правда, убежденным марксистом он себя пока еще не считал. Именно Ильда развивала мысль, что новое общество необходимо строить именно на основании теорий Маркса, и со временем Эрнесто с ней согласился.
   Живя в Мексике, Гевара являлся уже убежденным революционером, марксистом и коммунистом, и его знакомство с Кастро и согласие Гевары вступить в его повстанческий отряд отнюдь не были случайными. Однако сам Кастро в ту пору еще не определился со своими политическими взглядами. По его собственному признанию, он пытался было прочитать «Капитал» Маркса, но оставил это занятие на 370-й странице. Как-то Кастро откровенно признался: «Че имел более зрелые, по сравнению со мной, революционные взгляды. В идеологическом, теоретическом плане он был более образован. По сравнению со мной он был более передовым революционером». Че, вероятно, произвел на Кастро (как и на многих других) очень сильное впечатление, поэтому ему и удавалось долгое время играть одну из главных ролей на Кубе. Александр Тарасов, ведущий эксперт Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс», в своей статье «44 года войны ЦРУ против Че Гевары» писал: «Судя по всему, Че должен был показаться Фиделю „теоретиком“ – знатоком Сартра и Маркса, и вызвать огромное уважение. Похоже, что Че сыграл выдающуюся роль в идейной эволюции Фиделя Кастро и „Движения 26 июля“ вообще».
   Далее о причинах разрыва Кастро и Че Тарасов пишет: «Че, оставаясь как бы в тени Фиделя Кастро, становится подлинным теоретиком Кубинской революции, методично сдвигающим „Движение 26 июля“ на марксистские позиции – пока, после американской агрессии 1961 года на Плайя-Хирон, Кастро не решает, что теперь терять уже нечего, и провозглашает Кубинскую революцию социалистической. Сам Че в этот период углубленно изучает классические произведения марксизма и одновременно знакомится с практикой „реального социализма“. Но ни югославский, ни советский „реальный социализм“ не вызывают у него восхищения – они кажутся Че „слишком капиталистическими“. О Югославии это можно сказать прямо, но от позиции СССР зависит, возможно, существование самой Кубы – и Че вынужден вести себя осторожно».
   Ведь в то время Куба активно искала поддержки СССР и даже дала разрешение разместить на территории острова советские ядерные ракеты, направленные на США, что спровоцировало развитие так называемого Карибского кризиса в октябре 1962 года. А в 1965 году была создана Коммунистическая партия Кубы (КПК), а Фидель Кастро стал первым секретарем ЦК КПК и во внутренней политике начал следовать примеру других социалистических стран.
   Однако, несмотря на это, Че Гевара в том же году, выступая на II Экономическом семинаре афро-азиатской солидарности в Алжире, в своей речи обвинил социалистические страны в «империалистической эксплуатации» стран третьего мира. Тарасов пишет: «Судя по опубликованной теоретической работе Че „Социализм и личность на Кубе“ (1964), Че оказался перед выбором: либо заявить, как наши советские „реформаторы“ эпохи Горбачёва, что классики ошибались и социализм – вовсе не бестоварное, бесклассовое и безгосударственное общественное устройство, либо признать правоту классиков – и, судя по работе, Че склонялся ко второму. Но это означало, что Че со временем неизбежно должен был прийти к выводу, что „реальный социализм“ – вовсе не социализм. Может, так бы и случилось, но времени этого у него уже не было – в марте или апреле 1965 года он, „человек № 3“ (или даже „№ 2“) на Кубе, исчезает с острова, чтобы в ноябре 1966 появиться в Боливии…»
   В ноябре 1966 года Че Гевара прибыл в повстанческий лагерь в Боливии. О том, где он находился с апреля 1965 по ноябрь 1966 года, практически ничего не известно. Среди официальных версий наиболее подтвержденными являются четыре, согласно которым это время Че провел в Бразилии, Аргентине, Парагвае и Конго.
   В Конго Че с другими кубинцами сражался на стороне Лорана-Дезире Кабилы, который являлся сторонником Пьера Мулеле, правителя Конго после убийства Патриса Лумумбы, произошедшего в 1961 году. Однако, несмотря на богатый теоретический и практический опыт ведения партизанских войн и организации революций, в Африке он не добился успеха: конгодзийцы были лишены военного духа, и если им приходилось стрелять из автоматов, зажмуривали глаза от страха.
   Наконец он потребовал, чтобы Кастро отозвал кубинские отряды из Конго, заявив, что жители этой страны «по развитию не вышли из родоплеменных отношений, и ни о какой социалистической революции в Конго не может быть и речи». Тем и закончилась для Че революция в Конго.
   В странах Латинской Америки он, как полагают, изучал обстановку и реальность возникновения партизанских войн. По всей вероятности, Че с Кастро планировали разжечь в Латинской Америке партизанскую войну еще в 1962 году, после Карибского кризиса. Тогда же началась подготовка к «континентальной герилье», или очередной партизанской войне, и причиной этого было ухудшение отношений между СССР и Кубой и стремление последней найти противников США в близлежащих странах. В 1963 году кубинцы начали организацию «континентальной герильи» и основной базой для этого выбрали Боливию. В Боливии все это время работали доверенные люди: Инти и Таня. Сегодня их псевдонимы стали в Латинской Америке легендой. Инти – настоящее имя Гидо Альваро. Передо Лейге являлся одним из руководителей организации «Коммунистическая молодежь Боливии», затем секретарем столичного обкома компартии, членом ЦК. Его задачей являлось создание боливийской группы поддержки кубинцев. Приказ был передан ему через связного Че – Рикардо (известного также как Чинчу и Мбили), в действительности – капитана Хосе Марии Мартинеса Тамайо, участника боев Сьерра-Маэстры, Конго и инструктора гватемальских партизан. Инти работал вместе со своим братом.
   Таня – настоящее имя Айде Тамара Бунке – еще более легендарная личность. Она была немкой, но родилась в Аргентине, где ее родители спасались от гитлеровцев. Они были убежденными коммунистами и, приехав в 1935 году в Аргентину, принимали активное участие в подпольной борьбе. В 1937 году на свет появилась Айде Тамара, а в 1952 году семья вернулась в ГДР. В Аргентине она с отличием закончила школу, а в Европе поступила в Лейпцигский пединститут, а затем в Берлинский университет имени Гумбольдта на факультет философии и литературы.
   Бунке была красива, хорошо образована, превосходно говорила на трех языках: испанском, немецком и русском (русскому языку ее обучила мать, Надя, имевшая русские корни), играла на фортепиано, гитаре, аккордеоне, превосходно пела, танцевала и занималась спортом. Подпольную кличку Таня Бунке выбрала себе сама, объяснив, что это псевдоним известной русской партизанки Зои Космодемьянской.
   С Че Геварой Бунке познакомилась в 1960 году в ГДР, где он находился в составе очередной дипломатической миссии, а она была приставлена к нему в качестве переводчицы. Благодаря его вмешательству год спустя она в составе балетной труппы приехала в Сантьяго-де-Куба и выбрала страну постоянным местом жительства. Она поступила в Гаванский университет на факультет журналистики и получила работу в Департаменте просвещения.
   Весной 1963 года Бунке прошла подготовку по программе разведчика и в апреле 1964 года была направлена в Западную Европу на подпольную работу. В ноябре того же года она с документами на имя Лауры Гутьеррес Бауэр, аргентинки немецкого происхождения, приехала в столицу Боливии, Ла-Пас. В ее задачу входило создание городского подполья, обеспечение информации и разведывательная работа в правительственных сферах. Таня превосходно справлялась со своими обязанностями: она получила боливийское гражданство и установила контакты в правительстве (с министром внутренних дел и юстиции Антонио Аргедасом Мендиетом, пресс-секретарем президента Гонсало Лопеса Муньоса и даже с самим президентом Рене Баррьентоса Ортуньо). Под видом этнографической экспедиции она ездила по всей стране и налаживала нужные контакты. Она даже устроила выставку индейского традиционного костюма, а после смерти Тани выяснилось, что она действительно собрала уникальную коллекцию индейского фольклора. Наконец, Таня начала работать на радио, благодаря чему получила возможность держать связь с отрядом Че.
   Многое в организации базы в Боливии не выяснено до сих пор. Например, так и осталось неизвестным, какое задание было возложено на Режи Дебре, француза, леворадикально настроенного автора книги «Революция в революции», работавшего под псевдонимами Француз и Дантон. Он ездил по стране в 1963–1964 годах, а затем вновь приехал в Боливию и сражался в отряде Че. Не выяснены и многие другие детали. И сама герилья, которую развернули на территории Боливии, проходила на редкость неудачно и закончилась полным провалом и смертью Че, Инти, Тани и многих других.
   В чем же причина полного провала такого опытного революционера, как Че? Причин было очень много, но еще больше в последней операции Че неточностей, неясностей, несостыковок и вопросов, ответов на которые нет до сих пор.
   Герилья продолжалась целый год, и в течение всего этого времени Че ежедневно записывал все произошедшие с ним события в красную записную книжку. Когда Че был взят в плен, книжку нашли в его походном рюкзаке. Эти записи, получившие название «Боливийский дневник», были впоследствии переведены на многие языки, в том числе и на русский. В нем Че со всей откровенностью и присущим ему реализмом описывает все, что происходило в отряде: неделя за неделей, месяц за месяцем. Из него можно узнать, что отряду приходилось очень тяжело в незнакомой местности, что люди нередко страдали от укусов насекомых, боли, голода и жажды, но, несмотря ни на что, не сдавались и не теряли уверенности, что сражаются за правое дело.
   Че Гевара прибыл в Боливию, в лагерь, расположенный в долине Ньянкауасу, инкогнито, под именем Адольфо Мены Гонсалеса. К тому времени его лицо знал весь мир, но Че так хорошо замаскировался, что ни в самолете, ни в аэропорту никто не признал в грузном, побритом, подстриженном, седоватом мужчине в очках с толстыми линзами и строгом костюме с белой рубашкой и галстуком легендарного Эрнесто Че Гевару, которого весь мир привык видеть подтянутым, длинноволосым и бородатым, в мундире майора кубинской армии, с неизменной сигарой. Однако на земле Боливии фортуна окончательно отвернулась от него. Создавалось впечатление, что все обстоятельства обернулись против. У него не оставалось ни малейшего шанса выжить.
   Причинами провала и гибели почти всего отряда Че и его самого были неподходящая политическая обстановка в Боливии, отсутствие поддержки со стороны местных партий и самого населения страны, которое не хотело принимать участия в революции, незнание местных языков (большинство боливийцев были местными индейцами и не знали испанского языка), нехватка опытных проводников, которые бы хорошо знали местность, где планировалось сражаться, а также наличие незначительного по численности отряда хороших бойцов. Имелось и множество других причин.
   Партизаны попытались вступить в контакт с местными оппозиционными силами: с представителями Коммунистической партии; с Мойсесом Геварой Родригесом, лидером шахтеров; с Хуаном Лечином Окендо, руководителем Рабочего центра, лидером Левой национально-революционной партии (ПРИН) и бывшим вице-президентом страны; с Национальным революционным движением (МНР) свергнутого президента Виктора Паса Эстенсоро. Результаты переговоров были неутешительны: первый секретарь ЦК КПБ Марио Монхе прибыл в лагерь, разговаривал с Че, но разошелся с ним во взглядах на предстоящую войну. По поводу этой встречи Че записал в своем дневнике: «В 7 часов 30 минут пришел врач и сказал, что появился Монхе. Я пошел туда с Инти, Тумой, Урбано и Артуро. Встреча была сердечной, но натянутой, в воздухе висел вопрос: „Что ты хочешь?“. Проблемы, возникшие с Монхе, могут быть сведены к следующему:
   – он откажется от руководства партией и добьется от нее по меньшей мере нейтралитета, и некоторые члены выйдут из ее рядов, чтобы присоединиться к борьбе;
   – военно-политическое руководство борьбой будет принадлежать ему, пока революция будет разворачиваться в боливийских условиях;
   – он должен установить отношения с другими южноамериканскими партиями, стараясь убедить их стать на позиции поддержки освободительных движений.
   Я ответил ему, что первый пункт зависел от него как секретаря партии, хотя я и считаю его позицию ошибочной. Она – колеблющаяся, вся из компромиссов и старается оправдать для истории роль тех, кого надо заклеймить за предательскую позицию. Время покажет, что я прав. По третьему пункту я не был против, чтобы он постарался сделать это, но все было обречено на неудачу… Что касается второго пункта, то я не мог никоим образом согласиться с ним. Военным руководителем буду я и не потерплю никакой двусмысленности».
   МНР запретила своим членам вступать в отряд Че и отказалась сотрудничать с ним. Правда, ПРИН и Мойсес Гевара дали согласие сотрудничать. Гевара завербовал 20 хорошо обученных бойцов. Но из-за потери времени все расстроилось: в Боливии начался двухнедельный карнавал, в котором принимали активное участие все жители страны. Гевара не мог собрать солдат и был вынужден завербовать других, первых попавшихся, которые не имели никакого опыта военных действий и никакого представления о планирующейся вооруженной партизанской войне. Че, увидев их, пришел в ужас, но делать было нечего, людей было слишком мало, и пришлось принять их в отряд.
   Правда, очень скоро Че пожалел об этом: двое новобранцев сразу же сбежали; один из них, как выяснилось, являлся полицейским агентом. Эта досадная оплошность привела к тому, что рухнула вся городская сеть поддержки, подготовленная Таней: дезертиры видели ее, и теперь она не могла вернуться в столицу. Еще четыре человека оказались совершенно неспособны воевать, им нельзя было даже доверить оружие.
   Итак, всего отряд Че насчитывал 53 человека: сам Че, которого в Боливии называли Рамоном, Фернандо с отрядом из семи боливийцев, прошедших военную подготовку на Кубе, и еще 15 солдатами, также имеющими боевой опыт, кроме того, в отряд вошел Моис Гевара и семеро солдат, которых он завербовал вначале, и еще шестеро, которых он с такой же поспешностью уговорил вступить в отряд впоследствии. В отряде также находился Режи Дебре, две женщины (Таня и боливийка Лойола Гусман), два аргентинца, три перуанца и др. С таким маленьким отрядом Че планировал развернуть партизанскую войну против Боливийской армии.
   Че постоянно занимался воспитанием своих солдат, пытался укрепить в них моральный дух. Так, он постарался сделать лагерь как можно более комфортабельным. Под его руководством были построены склады с продовольствием, наблюдательная вышка, даже маленькая электростанция. Он и другие наиболее образованные бойцы проводили с остальными занятия, преподавая историю Боливии, политическую экономию и грамматику. В качестве факультативных занятий по вечерам Че давал бойцам уроки французского. Разумеется, он учил их и тактике ведения боя, а некоторых даже обращению с оружием.
   Моральный дух армии рос, но бойцов было слишком мало. Надежды Че на привлечение местного населения не оправдались. Между тем время шло, проходили месяцы. Че терял своих людей (один из них, например, утонул во время переправы через реку).
   Между тем лагерь герильерос был обнаружен: местные власти заподозрили, что в нем занимаются производством кокаина, и совершили вооруженный налет. Партизанам удалось спрятаться в джунглях, но один из них выстрелил и убил боливийского солдата. После этого Че уже не мог рассчитывать на внезапное нападение: боливийская армия стала наступать первой. Об этом в отряде Че узнали из радиопередач: «Сегодня новость взорвала и полностью заполнила эфир и спровоцировала многочисленные коммюнике и даже пресс-конференцию Барриентоса (президента)… Ясно, что дезертиры… заговорили, не ясно только окончательно, что они сказали в точности и как они это сказали. Судя по всему, Таня раскрыта, потеряны два года хорошей и кропотливой работы».
   День спустя, 28 марта, он записал: «Эфир продолжает быть перенасыщен сообщениями о герильях. Мы окружены двумя тысячами человек на участке в сто двадцать километров, и окружение сжимается, дополняемое бомбардировками с напалмом… Француз с чрезмерной настойчивостью высказался, насколько он был бы полезен вне отряда».
   Режи Дебре предпринял попытку пробраться сквозь оцепление и выехать за пределы Боливии. Че также желал этого, рассчитывая возложить на него задачи по подготовке сил поддержки. Но Дебре попал в плен и был осужден на 30 лет.
   Из-за многочисленных накладок Че и его отряд оказался в оцеплении, отрезанным от всего остального мира, не имея связи ни с Кубой, ни с городом. Новобранцы в отряд не приходили. Таким образом, шансов победить у Че не было никаких, даже выбраться из оцепления живым ему, по всей видимости, не удалось бы. В живых из всего отряда осталось только трое.
   Численность армии противника увеличилась до 4800 человек. Боливийцы не знали, кто является организатором герильи: поначалу они подумали было, что организатор и руководитель – Дебре, но затем им удалось выяснить, что в лагере находится Че.
   Че водил отряд по Боливии, между тем как кольцо окружения продолжало сжиматься. Постепенно они потеряли один за другим склады с продовольствием и медикаментами. Солдаты страдали от голода, отеков и укусов тропического насекомого бора, которое оставляло под кожей человека личинки. Последние месяцы существования отряда в джунглях Боливии были поистине ужасны.
   При чтении «Боливийского дневника» Че, в котором подробно описываются все тяготы и лишения, которые пришлось пережить солдатам, невольно вспоминается другой дневник – англичанина Роберта Скотта, с таким же слепым упорством шедшего к Южному полюсу, невзирая на трудности, с сильной верой в победу. С таким же упорством и мужеством Че и его солдаты старались выжить и победить в джунглях Боливии.
   Вот выдержки из дневника Че, где он описывает трудности, с которыми ему пришлось столкнуться: «23-е февраля. Черный день для меня. Стискиваю зубы, так как чувствую себя очень усталым… В полдень, под солнцем, которое, казалось, расплавляло камни, мы тронулись в путь… Решили спускаться по проторенному месту, хотя и очень крутому, чтобы достичь ручья, который ведет к Рио Гранде и оттуда на Роситу…
   4-е марта. Охотники убили двух маленьких обезьянок, попугая и голубя, мы их съели… Моральный дух низок, и физическое состояние ухудшается со дня на день; у меня начинаются отеки на ногах.
   23-е июня. Начинает серьезно угрожать астма, очень маленький запас лекарства…
   24-е июня. Радио передает сообщения о борьбе на рудниках. Астма усиливается.
   26-е июня. Черный день для меня... Мы оказались свидетелями странного спектакля: в полной тишине под солнцем лежали на песке четыре солдатских трупа. Мы дождались ночи (чтобы взять их оружие). Почти сразу же услышали выстрелы с двух сторон... ранение Тумы, разорвало ему печень и вызвало кишечную перфорацию, он умер во время операции. С ним я потерял неразлучного товарища всех последних лет, испытанной верности, у меня ощущение, что я потерял сына».
   В конце каждого месяца Че подводил итоги. И если в начале он пытался делать оптимистичные предположения, то с каждым месяцем тон его дневника становится все более пессимистичным, однако он все еще продолжает надеяться на помощь местного населения.
   Президент Боливии Баррьентес тем временем ввел в пяти провинциях страны военное положение и запросил военную и техническую помощь у США. Эта бессмысленная, безнадежная борьба продолжалась до осени. Подводя итоги августа, Че записал: «(Без всякого сомнения – все плохо...) Потеря тайников с документами и медикаментами, которые там находились, тяжелый удар, особенно в психологическом плане. Потеря двух человек в конце месяца и последовавший за этим трудный переход с едой из конины деморализовали людей… Отсутствие контактов с внешним миром и с отрядом Хоакина и то, что заговорили те, кого схватили, несколько деморализовало отряд. Моя болезнь посеяла у некоторых сомнения… Наиболее важные характеристики: