Пантюшенко Тихон. Главный врач

   - Живу одна. Сын и внуки иногда навещают. Налоги плачу исправно.
   - Мы не по поводу налогов, Ядвига Эдуардовна, - не стал тянуть волынку Калан. - Поступил сигнал, что вы занимаетесь самогоноварением.
   - Клевета. Как есть клевета, товарищ начальник.
   - Что, так никогда ни разу и не гнали?
   - Да зачем же она мне? Сама я не пью. А людям - борони бог.
   - А штрафовали вас за что?
   - Так это же когда было. Я себе не враг. Понимаю, что за такие дела власть не жалует.
   - Не будете возражать, если мы все-таки проверим?
   - Пожалуйста. Найдете - хоть на каторгу пойду.
   - На каторгу?
   - К слову пришлось. Вы уж простите старую женщину. Язык что помело. Ляпнет, не задумываясь.
   Для Калана поиск самогонных аппаратов дело новое. И тут он полагался больше на своих спутниц, чем на самого себя. Особенно - на Марину. Она, помнится, из села, к тому же молода, обоняние тонкое. Если в доме где-нибудь припрятан самогон, она должна его найти. По запаху. Самогон не водка. В нем много таких примесей, которые за несколько дворов начинаешь чувствовать. Марина ходит вокруг стола, поднимает полу скатерти, заглянет под стол, и везде пусто. Отойдет подальше, походит-походит и вновь вернется к столу. Что за чертовщина? Вроде бы слабый запах самогона. Откроет ящики в столе, перероет разный хлам, и хотя бы тебе что-нибудь нашлось. Вышла на веранду. Там, как во дворе. Разве что запахи от варившегося супа. Вернулась в комнату. Нет, ее снова тянет к столу.
   - Может, у вас были гости и вы угощали их самогоном? - спросила Ядвигу Эдуардовну Марина.
   - Какие гости? Какой самогон? - обиделась Плескунова.
   - А почему же такой самогонный запах?
   Плескунова принюхалась и, сделав вид, что что-то вспомнила, сказала:
   - Вы уж простите старую женщину. Забывать стала. Закончили мы ремонт дома, ну и надо ж было хоть чем-то угостить мастеров. Обычай такой.
   - Тогда другое дело, - будто успокоилась Марина. Она зашла за стол со стороны улицы, села на деревянный диван и наклонила голову, упершись локтями о стол. Потом словно встрепенулась. Приблизила лицо к стоящему на столе самовару и сказала:
   - Ядвига Эдуардовна, у вас чашка найдется?
   - Да этого добра у нас хватает, - ответила ничего не подозревавшая Плескунова.
   Марина взяла чашку, подставила ее под кран самовара и, поворачивая ручку, сказала:
   - Не предлагаете нам чаю, так сами напьемся.
   Ядвига Эдуардовна побледнела, схватилась за сердце и села на рядом стоявший стул. Подошли Калан и Алла Захаровна. Наступила тишина. Слышно было, как в чашку струйкой льется прозрачная жидкость. Закрыв кран, Марина пододвинула чашку ближе к Калану и сказала:
   - Товарищ старший лейтенант, не хотите отведать чаю?
   Калан взял в руки чашку, поднес ее к своему лицу и понюхал.
   - Чересчур крепко заваренный. А, Ядвига Эдуардовна?
   Плескунова молчала.
   - А говорили "хоть на каторгу". Как же вы так, Ядвига Эдуардовна? А хозяйство на кого же? - Калан, иронизируя, начал открывать крышку самовара. Не тут-то было. Крышка, как в обычных самоварах, не открывалась. Пришлось Алесю помозговать, прежде чем удалось ее снять. Внутри самовара была целая система для охлаждения паров браги.
   - Вот это да. Научно-технический прогресс, как видно, коснулся и самогоноварения, - рассуждал про себя Алесь. - Сами придумали, Ядвига Эдуардовна, или по спецзаказу сработано?
   - Купила.
   - В каком же магазине такое чудо техники продается?
   - Не в магазине.
   - А где же, если не секрет?
   - Случайно. Один знающий человек похвалился.
   - Кто же этот знающий человек? Может, дадите адресок?
   - Говорю же, случайно. Встретились, сошлись по цене, и до свидания. Он меня не знает, я его не знаю. Это дело такое: чем меньше знаешь, тем меньше отвечаешь.
   - Ну а где продукцию храните?
   - Никакой продукции у меня нет. Если, бывает, и сгоню, то только для себя.
   - Вы же сказали, что сами не пьете, а людям - борони бог.
   - Людям для продажи - борони бог. А так, кто поможет по хозяйству надо же угостить. Кто задаром будет делать?
   - Ну а если поищем продукцию, не будете возражать?
   - Как на исповеди говорю: нет у меня никакой продукции. Можете искать.
   На лице Ядвиги Эдуардовны такая была невинность, что старший лейтенант начал было сомневаться. Ну где можно хранить самогон, если бы он был? Скорее всего, в погребе. Побывал там Алесь. Осмотрел все. Даже пол простукал. Ничего не нашел. Посоветовались. Алла Захаровна сказала:
   - Самовар - это для отвода глаз. В нем не выгонишь столько, сколько нужно для продажи. А что продает - сомневаться не приходится.
   - Для дела с размахом нужны бочки. А где ты их спрячешь на подворье?
   - А в лесу? - Марина кое-что знала о повадках самогонщиков. - Тут до леса рукой подать.
   Решили осмотреть опушку леса. Пригласили и Ядвигу Эдуардовну.
   - А чего я туда пойду?
   - Придется, Ядвига Эдуардовна, - потребовал старший лейтенант. - Дело серьезное. Так что собирайтесь.
   Ничего не поделаешь, пришлось идти и Плескуновой. В огороде на грядках уже зеленели всходы петрушки, лука, гороха. Вдоль забора росли сливы и вишни. Между деревьями и забором поднимались густые заросли шиповника. Кто-то хорошо продумал планировку сада: залезть сюда не так просто. В конце огорода в заборе была калитка, за которой начиналось поле. Озимь уже отошла от зимней спячки и, набирая силу, тянулась вверх, наливалась весенними соками. От калитки к самому лесу вела тропинка, проторенная прямо по озими. Видно было, что ростки не раз придавливались к земле, но они упрямо выпрямлялись и вновь тянулись к солнечному свету.
   - Хворост ношу на растопку, - предупредила Ядвига Эдуардовна вопрос Калана. Она могла бы промолчать, но тропинка-то вела не куда-нибудь, а прямехонько к ней во двор.
   Калан ничего не сказал. Прошли поле. Тропинка привела к чистому криничному ручью. Дальше никаких следов. Кругом сплошные заросли орешника.
   Шедшая впереди Довнар внезапно остановилась. Прислушалась. Наверное, ей с Каланом пришла в голову одна и та же мысль.
   - Что посоветуете, Алла Захаровна? - спросил ее Калан.
   - Дрозд поет, - будто самой себе сказала Довнар. Она смотрела в густые заросли орешника и зачарованно слушала.
   Дрозд - отменный певец. Удивительно чисты и звонки переливы его песни. Она то взметывается до тончайших тонов и на них почти замирает, то как бы падает вниз, становится звонкой, будит в лесу многоголосое эхо.
   Что нужно для самогоноварения? Холод. Зимой снега или льда навалом. А как быть весной, тем более летом? Холодная вода! А что может быть холоднее родниковой воды? Значит, надо искать аппарат по ходу ручья, может быть, у самого родника.
   - Эх, Ядвига Эдуардовна, показали бы вы нам свое производство, и делу конец. Зря не теряли бы времени ни мы, ни вы. Может, покажете? - спросил Калан.
   - Было бы что, - обиженно ответила Плескунова.
   Пробирались вдоль ручья с трудом.
   - Глядите! Да тут же следы трактора, - крикнула Марина.
   Действительно, впереди было что-то вроде просеки. Поломанные кусты и следы колес. Дальше - небольшая поляна. Подошли по просеке к поляне, в центре которой находилось маленькое озерцо. От него-то и начинался ручей. Было здесь и еще кое-что. По бокам озерца на прочных металлических опорах стояли две большие бочки, от которых тянулись к длинным корытам трубы. В корытах трубы извивались, напоминая спящих змей. Да, дело тут поставлено на поток. Два заводских цеха, которые могут работать одновременно. Наливай в бочки брагу, раскладывай под ними костер, подставляй под выведенные из корыт концы труб посуду и получай самогон. Вначале идет первач, продукт, можно сказать, высшего качества. Плесни ложку такого самогона в костер - он вспыхнет синим пламенем. Дальше идет основная часть хмельного зелья, годная для широкой продажи. Под конец - остатки. Их обычно выливают в бочки для повторной перегонки. Ядвига Эдуардовна, видно, так и делает. У нее товар, по прежним сведениям, самый конкурентоспособный: либо первач, либо вроде того. Недалеко от бочек стоят две копны сена. Что бы это значило? Алесь проверил. В копнах тоже бочки. В них дозревает брага. Но как все это можно было завезти? А следы трактора? Значит, тут хозяйничает целая артель. Интересно, признается ли теперь Плескунова?
   - Ядвига Эдуардовна, что вы скажете на все это?
   - А что сказать? Лес-то не мой, откуда мне знать, кто тут чем занимается?
   - А тропка?
   - Что тропка? Я уже сказала, что хожу за сухими ветками.
   - Для растопки?
   - Ага, для растопки.
   - Под этими бочками?
   - Не докажете.
   - Докажем, Ядвига Эдуардовна, докажем. Но тогда уже одним штрафом, как раньше, не отделаетесь.
   Что же делать со всей этой техникой? Оставить в лесу? Завтра ее уже не будет. Перепрячут так, что и следов не найдешь. Разбить тем, что есть под рукой, не разобьешь. Без помощи директора совхоза не обойтись. Алесь написал записку и попросил Марину передать ее Заневскому. Пусть пришлет пару рабочих с трактором.
   Марина вернулась вместе с директором. Пришел-таки сам посмотреть на самогонный цех. А спустя еще некоторое время приехал и трактор с двумя рабочими. Составили протокол, подписались. Первым делом ликвидировали завод. Разобрали копны сена, вытащили из них бочки с брагой. Кувалдами погнули и эти бочки, погрузили все вместе на прицепную тележку и повезли в хозяйство.
   - Надо же! - сокрушался Виктор Сильвестрович. - Можно сказать, под самым боком устроились. Бочки приволокли. И чем? Совхозным трактором. Стыд и позор! Накручу я хвост завгару. Будет он помнить эту дату, как день своего рождения.
   - Ядвига Эдуардовна отпирается, говорит, что об этом цехе знать ничего не знает, - подошел к Заневскому Калан.
   - Верьте ей. Да она же с ее размахом заткнет за пояс наш сельмаг. Вы хорошо проверили ее потайные места?
   - Вроде бы да.
   - И ничего не нашли?
   - Ничего.
   - Пойдемте вместе поищем.
   Возвращались той же тропинкой, по которой шли в лес. Впереди Заневский. Остановился перед сарайчиком, начал присматриваться. И что-то разглядел. От основной тропинки отделялась другая, едва заметная. Вела за сарайчик. Между его стеной и забором тропинка упиралась в пустой ящик. Заневский отодвинул его ногой. Ничего особенного. Обычный мусор, скапливающийся годами в углах подворья. Вот разве что прошлогодние листья шиповника. Казалось, хозяйка сгребла их в кучу да так и оставила. Виктор Сильвестрович разгреб листья ногой. Под ними оказались какие-то доски. Постучал по ним - пустота. Возможно, тайник. Открыли и ахнули: три двадцатилитровые канистры и несколько литровых бутылок. Заневский достал одну из них. Холодная, запотевшая.
   - Не иначе как первач, - откупоривая бутылку, сказал Заневский. - Так и есть: экспортный вариант. Любую конкуренцию выдержит.
   Тем временем Калан достал канистры и остальные бутылки. Спросил Плескунову:
   - Столько самогону и все для себя? А, Ядвига Эдуардовна?
   - Так никто ж задаром ничего не сделает. Вот и приходится угощать.
   - Да, действительно. Без угощения трактор в лес не пойдет. А знаете ли вы, Ядвига Эдуардовна, что ваши клиенты чуть было не убили Наталью Николаевну Титову? И все из-за этого вот, что в канистрах.
   - Я тут ни при чем.
   - Суд разберется, кто при чем, а кто ни при чем.
   19
   Виктору Сильвестровичу Заневскому нет еще и сорока. Директорствует он в совхозе немногим больше трех лет. Принял хозяйство, можно сказать, добитое до ручки. Трудно, очень трудно было ставить его на ноги. Но теперь, кажется, перелом наметился.
   Вернувшись в контору, Виктор Сильвестрович вдруг вспомнил, что с того, будь он неладен, вечера он еще ни разу не видел Титову. А надо бы проведать, подбодрить. Как-никак он теперь ей что-то вроде крестного отца. Кто знает, что сталось бы с Натальей Николаевной, не случись ему тогда проезжать мимо. Вызвал Мишу Ведерникова, попросил раздобыть букет цветов и, как будет все готово, дать ему знать. Потом попросил к себе секретаря парткома Антона Кондратьевича Лепешко.
   - Вызывали, Виктор Сильвестрович? - приоткрывая дверь, спросил Лепешко.
   - Не вызывал, а просил зайти.
   - Что-нибудь случилось?
   - Случилось. Ты знаешь, где я только что был? В лесу.
   Антон Кондратьевич вскинул густые, чуть нависавшие рыжие брови.
   - Грибы в лесу если и есть, то разве что в беличьих тайниках, отшутился. - Да и не до грибов сейчас.
   - Грибов в лесу, ты прав, сейчас нет. Но мы нашли кое-что другое. И знаешь что? Это вроде бы и по твоей части.
   - Не темни, Виктор Сильвестрович. Выкладывай, что там у тебя.
   - Прибегает ко мне с запиской симпатичная медсестричка. Мариной ее зовут. Записка от нашего нового участкового уполномоченного. А в ней: так и так, присылайте трактор и двух рабочих. Уполномоченный - человек серьезный и игрушками, думаю себе, заниматься не будет. Дал я команду трактористу, а самого такое любопытство разобрало, что решил лично узнать, в чем дело. Да и провожатая при мне.
   - Узнала бы о провожатой Зоя Михайловна, перепало бы тебе на чай.
   - Жена у меня сознательная и зря семейных сцен устраивать не станет. Так вот, привела меня эта сестричка в лес. А там, не поверишь, настоящий завод. Гонят самогон по двум конвейерным линиям. И нашли ж шарамыги место. Для охлаждения бражного конденсата поставили змеевики у самого родника. А вода там, скажу тебе, - зубы немеют. Плохо это все. Дали мы волю самогонщикам. Но еще хуже, что сами оказались их пособниками.
   - Как это понимать? - насторожился Лепешко.
   - А так вот и понимай. У кого в Поречье трактора?
   - У кого же они могут быть, кроме как в нашем хозяйстве.
   - Значит, наши?
   - Да говори ты, Виктор Сильвестрович, толком.
   - А я и говорю, что туда привезено трактором четыре бочки, не считая мелкой утвари. А раз привозил все это трактор, значит, мы им помогали. Строим свинокомплекс, техника вся на строгом счету. А мы затеяли внеплановый объект - самогонный завод. Верховодит там всем известная самогонщица Плескунова. Но кто-то же в ее артели и из наших? Я все это к чему говорю? Не пора ли нам провести сход сельчан да строго спросить кое с кого.
   - А как доказать, что верховодит Плескунова?
   - Шестьдесят четыре литра самогона нашли у нее. Хотя перед этим божилась, что ничего, мол, нет. За эти дела ее уже штрафовали.
   - Согласен, Виктор Сильвестрович. Пора нам браться за самогонщиков серьезно. Для начала на первом же заседании парткома поставим этот вопрос.
   Во дворе засигналила машина.
   - Хочу навестить Наталью Николаевну, - сказал Заневский. - Может, и ты со мной?
   - Если возьмешь.
   - Пошли.
   Заневскому приходилось бывать в кабинете главврача и раньше. Кабинет как кабинет. Разве что сразу видно: здесь обосновалась женщина. Больничная кушетка аккуратно заправлена. Подушка с узорчатой накидкой. У изголовья на тумбочке - ваза с букетом распустившихся тюльпанов. Сама Наталья Николаевна сидела за столом и просматривала журнал.
   - С чем пожаловали, дорогие гости? - спросила она. С того злополучного вечера прошло немногим больше двух недель, а следов от ушибов как не бывало. Разве что, когда неловко повернется, по лицу пробежит гримаса боли. Дает о себе знать перелом ребер.
   - Решили проведать нашего доктора, который всегда помогает другим. В любую погоду, в любую пору, в любое время дня и ночи.
   - Да что вы, Виктор Сильвестрович, даже неловко.
   - Не скромничайте, Наталья Николаевна. Она, эта скромность, хороша, когда в меру.
   - А все-таки, зачем пожаловали, если не секрет?
   - Да честное слово, проведать. Вот и цветы в доказательство.
   - Ну спасибо, коли так.
   Виктор Сильвестрович рассказал Наталье о недавних событиях, о Плескуновой и о том, что было обнаружено в ее тайнике.
   - Нам нужно, Наталья Николаевна, как-то перестраиваться, объединять наши силы, что ли, - начал делиться своими планами Заневский. - Одному человеку это зло не одолеть. Подумать только, Терехова Антона загубил зеленый змий. Один наш пьянчуга угробил почти новый трактор и теперь замаливает свои грехи там, куда редко заглядывает солнце. Мерзавец Пашук тоже... Решили мы с Антоном Кондратьевичем обсудить этот вопрос сперва на парткоме, а потом и на общем сходе. Рассчитываем на вашу помощь. - Заневский пригладил рукой свои рыжие усы, взял по привычке из пластмассового стаканчика, что стоял на рабочем столе, карандаш и принялся крутить его в пальцах. Наталья смотрела на вращавшийся карандаш и думала, почему многие при разговорах теребят что-нибудь в руках. Наверное, это помогает сосредоточиться, снимает напряжение. Заневский заметил взгляд Натальи и, словно устыдившись своего несерьезного занятия, положил карандаш на место:
   - Извините. Привычка, знаете ли. Так вот я и говорю: надо бы нам объединиться. Ударить по самогонщикам - раз, по пьянству на работе - два. Это мы с Антоном Кондратьевичем берем на себя. Вы же по медицинской части: лекции там, ну и лечение алкоголиков. Как считаете, этими мерами переломим хребет змию?
   - Это кое-что, конечно, даст. Но переломить, как вы говорите, хребет змию мы этим не переломим.
   - Как не переломим? Неужели мы что-то упустили? - удивленно спросил Заневский.
   - Упустили, и важное.
   - Наталья Николаевна права, - сказал Лепешко. - Чтоб люди бросили пить, их надо чем-то заинтересовать.
   - Правильно, - закивала Наталья.
   - Ну, это уже по твоей части. Мозгуйте в своей партийной ячейке, думайте, вам и карты в руки.
   - А ты, значит, как бы в стороне. Так тебя надо понимать?
   - Нет, почему же, - деланно обиженным тоном ответил Заневский. - Но как-то уже повелось, что ставят на место коренных тех, кто вносит предложение.
   Лепешко понимал, что Заневский говорит с легкой подковыркой. Ответил:
   - Не надейся, Виктор Сильвестрович, на легкую жизнь. Тебя в этом вопросе никак не обойдем. Можешь быть уверен.
   - Вот так, Наталья Николаевна, - сказал Заневский, как бы приглашая ее в свидетели незаслуженно нанесенной ему обиды. - Стараешься угодить человеку, а он тебе за это - подножку.
   Наталья не приняла шутки. Вот он случай поделиться с совхозным руководством давно выношенными планами. И не надо в контору идти.
   - Записывайте, - поспешила она, боясь, что Заневский может передумать. - Первое: построить Дворец культуры и спорта.
   Виктор Сильвестрович посмотрел на Лепешко. Мол, какой еще дворец? Ответ у Натальи был готов. Борьба с самогоноварением, лекции - это хорошо. Но дворец решил бы сразу массу проблем. Чем заинтересовать людей? Ясно: что кому нравится. Одним - волейбол, другим - шашки, третьим - вязание. Да и пожилые могли бы собраться, поговорить за чашечкой чаю. А захотел попарить косточки - пожалуйста, вот тебе сауна или просто банька.
   - Главное, чтоб все было по-домашнему, без официальщины, - закончила Наталья.
   - Есть над чем подумать, - протянул Заневский, неторопливо приглаживая пятерней волосы. - Но тут одна заковыка. Средств у нас пока маловато. Да и не скоро их будет в достатке.
   - Ну, это уже вопрос практический, - улыбнулась Наталья. - Главное, чтобы народ нас поддержал. Но дворец это только начало. Есть у меня еще одна идея...
   И она рассказала о своих проектах насчет водолечебницы, о том, что заводила разговор об этом в облздраве и, кажется, встретила там понимание.
   Рука Виктора Сильвестровича застыла где-то на макушке, а брови парторга полезли вверх.
   - Речь идет о создании на базе наших целебных вод... ну, зоны здоровья, что ли, - сказала Наталья.
   - И значит, мы можем кое в чем скооперироваться с вашим министерством, - подхватил Виктор Сильвестрович.
   - Вот именно!..
   Простившись и пожелав Наталье быстрейшего выздоровления, Заневский и Лепешко вышли в коридор. Их заставил остановиться доносившийся из-за перегородки басок Миши Ведерникова:
   - Вы вот думаете, что шоферня - это одни пьяницы. И напрасно. Да если шофер возьмет хоть каплю в рот и сядет за руль, ему сразу три сто.
   - Что значит, три сто? - внятно спросил девичий голос.
   - Это у нас так говорят. На три года человек лишается водительских прав да плюс сто рублей штрафа.
   - О-о! А вас ни разу еще не наказывали?
   - За что? Я приучен к дисциплине еще с армии. И директор у меня такой же. Я, если что, садиться за руль ему не разрешаю.
   Лепешко стоял рядом с Заневским и давился смехом. На дворе было уже темно. Настольная лампа, горевшая на медицинском посту, отбрасывала на ткань перегородки тени водителя Миши Ведерникова и медсестры Марины. Так, наверное, начинаются многие знакомства. Как, скажем, познакомился со своей Зоей он, Виктор Заневский? Был такой же весенний день. Он, Виктор, шел по улице областного центра. И вдруг дождь. Да не простой дождь, а настоящий ливень. Свернул в ближайший подъезд. Через минуту туда же прискакала в одной туфле девушка. Студентка пединститута, как потом выяснилось. Мокрая, юбка в облипочку. "А туфля где ж?" - спросил Виктор. "Потеряла. Так напугал меня этот ливень, что не заметила, как и туфлю потеряла". - "Далеко отсюда?" "Нет, где-то здесь, рядом". Виктор, не раздумывая, побежал в том направлении, откуда появилась девушка. В считанные минуты промок до нитки, но туфлю нашел. Вбегает в подъезд. Девушка, увидев, как обошелся с ним ливень, мягко попрекнула: "Сумасшедший вы. Ну разве так можно?" - "Раз в жизни можно". - "Зоя", - протянула руку девушка. Так и познакомились. Сколько лет прошло с тех пор? Много. Очень много. За это время юноши стали отцами, а отцы - дедами. И в то же время до обидного мало. Кажется, только-только по-настоящему начал жить.
   А за перегородкой продолжал рокотать басок Ведерникова:
   - Я мальчишества не признаю. По мне, если что-нибудь делать, то делать по-настоящему.
   - А вы каждой девушке так говорите? - спрашивала шепотом Марина.
   - Вы вот не верите мне. А я, между прочим, серьезно.
   Виктор Сильвестрович покашлял, давая Мише понять, что его ждут.
   20
   Яков Матвеевич словно предчувствовал, что в этот день с ним что-то случится. Проснулся с непонятной тяжестью в груди и едва ощутимой тревогой. Вроде бы дома и в больнице все в порядке. Заботы как заботы. Их всегда полно. А тут на тебе - беспричинная усталость и беспокойство. Не с той ноги встал?
   Все это настораживало. Может, от переутомления? Сказать, чтобы работал больше обычного, не скажешь. Работает, как всегда. Но что значит работать, как всегда, немолодому человеку? Организм постепенно изнашивается, и то, что в молодости было как раз впору, в старости оказывается перегрузкой. Сознает ли это человек? Не всегда. В общей своей массе люди считают, что перегрузка может быть только от физической работы. Все остальное - от лукавого. Нельзя сказать, чтобы Яков Матвеевич на этот счет заблуждался. Нет, он хорошо понимал, что длительное нервное напряжение по своим последствиям не уступает тяжелому физическому труду. Более того, именно это напряжение чаще является причиной многих заболеваний. Понимать-то понимал, но только в том смысле, насколько это касалось других. О себе он просто не думал. Лишь сегодня, когда почувствовал тяжесть в груди, понял: дело не в том, с какой ноги встал. Дело в сосудах сердца. Их пропускная способность уменьшилась, а кому знать, что это значит, как не ему, врачу.
   Утренняя клиническая конференция прошла обычно. Рапорт дежурного врача, доклады заведующих отделениями. Под конец Яков Матвеевич огласил приказ: за выдачу больничного листа механизатору Пашуку, явившемуся в амбулаторию в нетрезвом состоянии, врачу Поречской участковой больницы Норейко Инне Кузьминичне - выговор. После конференции вернулся в свой кабинет и начал просматривать служебные бумаги. Немного погодя зашел Корзун. Внешне он, казалось, был спокоен. Но это спокойствие давалось ему с видимым трудом. Не ожидая приглашения, сел напротив Ребеко и, отодвинув пластмассовый стакан с карандашами, спросил:
   - Что ж это получается, Яков Матвеевич?
   Ребеко посмотрел на своего заместителя. Откуда у него эти развязные манеры? Входит в кабинет - не стучится, садится, не спрашивая разрешения. И даже этот раздраженный жест... Будто не он, Ребеко, хозяин в этом кабинете, а Корзун. Или Иван Валерьянович уже не считает его главврачом района? Так вроде бы еще рановато. Да и неизвестно, назначат ли Корзуна на эту должность. А вопрос, вопрос-то как задан? Мол, что же это вы, голубчик? Я на вас надеялся, а вы меня так подвели. Ребеко посуровел:
   - Говорите конкретнее, товарищ Корзун.
   - Почему вы все время выгораживаете Титову? Почему выговор объявили Норейко, когда кругом виновата Титова? Я разбирался. И медсестра подтвердила.
   - Вы знаете, что Титова сейчас в больнице?
   - Знаю. Поделом. А как еще говорить с такими, как Титова?
   Ну не наглец ли? И это говорит человек, который пытался ухаживать за Натальей Николаевной. Даже, если верить молве, собирался на ней жениться. Но не получилось. Вышел от ворот поворот. Уж не за это ли он сейчас мстит? Мстит низко, подло. Что ответить? Выставить за дверь? Нет, не годится наращивать завалы в отношениях. Ответить, конечно, нужно. Но ответ должен быть спокойным и взвешенным. Подавив в себе волнение, Яков Матвеевич сказал: