Пантюшенко Тихон. Главный врач

   - Да вроде проходили в школе, - иронически ответил Юрий.
   - Мало было ему устроенного им пожара, так надо было еще убить мать, брата, жену и своего воспитателя Сенеку. Видишь, чего натворил. Зато про эти его дела знает история. Ты такой славы хочешь?
   - Тоже мне сравнение.
   - А чем не сравнение? Масштабы, правда, не те. А так все в точку. Линия в жизни, Юрий, это большое дело.
   Юрий немного помолчал, будто задумался. Не в гости к родичам ему ехать и не на один день. И все же ответил с вызовом:
   - Моя линия уже наметилась - прямо на шестьдесят шестую параллель... И снова умолк. Непонятный человек этот старший лейтенант. Грамотный, кажется, во всем разбирается. А вот не замечает того, что видно даже постороннему. - Я вот о чем хотел вам сказать, товарищ старший лейтенант. Дерьмо ваша Нонка.
   - Ты о чем? - удивился Алесь.
   - О том самом. Знаю я вашу Нонку еще со школы.
   - Ну и что?
   - Месяц назад она приезжала к вам?
   - Ну, приезжала.
   - Тогда я вам не сказал, чтоб на лечение не повлияло. А теперь скажу. Учились мы с ней в одной школе. Знает же меня как облупленного. А когда увидела, сделала вид, будто не узнает. Ну, это мне до лампочки. Я увидел на ее лице страх.
   - Какой страх? Чего ей бояться?
   - Выходит, есть чего. Испугалась она, чтоб я чего не рассказал. Путалась она с кем попало. Один раз укатила с залетным типом. Полгода не показывалась. Приехала потом, как побитая собака.
   - А ведь это не по мужски - говорить такое о женщине. - Алесь чувствовал, что Юрий не зря в последний день завел этот разговор.
   - Так если бы это была женщина, а то ни дать ни взять, прости господи... По мне, как хотите. Только вас же жалко. Вы думаете, почему она уже месяц не показывается? Иду на спор, что уже нашла себе хахаля.
   - Юрий, прекрати свою грязную болтовню.
   - Эх, товарищ старший лейтенант. Еще раз говорю: мне все это до лампочки. Но если уж совсем на откровенность, то мне не так вас, как Наталью Николаевну жалко. Она ведь потянулась к вам. Хотите верьте, хотите нет, у меня на это глаз. Наталья Николаевна... вот кто правильный человек. Я бы за такую жизни не пожалел. Удивляюсь я мужикам. Да встреться она в моей жизни, я бы ради нее горы свернул.
   Уходил Юрий из палаты, напевая все ту же переиначенную песенку: "Я уеду к северным оленям..." Болтун! Но все-таки почему Нонка за целый месяц так и не нашла времени навестить его, Алеся? Далеко? Верно, не близко. Но если тебе человек дорог, поедешь к нему и за тридевять земель. Не то что из райцентра в Поречье. Что этот пацан плел о Наталье Николаевне? Будто она тянется к нему, Алесю. Вряд ли. У нее, болтают, есть ухажер, тот самый Иван Валерьянович Корзун. Сильный мужик. Женщины таких любят. Правда, в последнее время он почему-то не показывается...
   В палату вошла Марина Яворская. Положив на тумбочку таблетки, хмуро сказала:
   - Там ваша сестра Нонна ждет в коридоре.
   - Сестра? - удивленно переспросил Алесь.
   - Сама так сказала. Она там со своим парнем.
   - А почему вы решили, что это ее парень?
   - Ну а с кем еще девушке целоваться, как не со своим парнем?
   Вот оно что. Значит, сестра? И с поклонником, а он, Алесь, - на всякий случай. Расчетливая девица. А может, Марина ошибается? Ну кто станет в больничном коридоре целоваться? Здесь все-таки больные. Неужели так уж невмоготу?
   - Целоваться, конечно, не грех, - пустился Алесь на хитрость. - Но в коридоре же больные.
   - А перед вашей палатой закуточек. Туда почти никто не заходит.
   - Марина, давай сделаем так: пригласи, пожалуйста, сестру в палату, а потом, немного погодя, зайдите с этим парнем.
   - Хорошо. - Едва Марина вышла, как в палату вбежала Нонна:
   - Здравствуй, дорогой!
   В ее глазах светилась неподдельная радость. Щеки горели ярким румянцем. Господи, как долго она ждала этой минуты! Целый месяц! Думаешь, легко вырваться?
   Нет, не верилось, чтобы эти глаза могли обманывать. Марина определенно что-то напутала.
   - Ездили в Иваново, - рассказывала Нонна, - перенимали опыт у тамошних ткачих. Не могла дождаться, когда кончится этот семинар. Ты уже ходишь?
   Тут-то и вошли Марина Яворская с незнакомым молодым человеком. Завидный парень. Спортивная фигура. Черные вьющиеся волосы, такая же, колечками, борода.
   Нонна вспыхнула и, что-то пробормотав, выбежала в коридор.
   Молодой человек, назвавшийся Эдиком, и Марина ничего не поняли.
   - Чего это она? - спросил Эдик. Спросил так, как если бы только Алесь, "двоюродный брат" Нонны, мог знать, что случилось с его сестрой.
   - Не обращайте внимания, - ответил Алесь. - Это у нее бывает.
   - Нет, вы не подумайте, - начал объяснять Эдик. - Это у нас серьезно.
   - Да не оправдывайтесь. Я охотно верю. Догоняйте Нонну.
   - Но она же вернется?
   - Нет, Эдик, она не вернется. Она поняла, что причинила мне слишком большую обиду.
   - Какую обиду, если не секрет?
   - В общем-то дело простое. Наследство не поделили, - сказал Алесь. Пусть разбираются сами. К нему, Алесю, Нонна, ясное дело, больше не придет и потом, в городе, будет избегать встреч. А вот Эдика попытается обвести. Наговорит всяких небылиц. Это она умеет. Удивительное дело: врет, а такое при этом у нее открытое выражение лица, такой правдивый тон. Редкий дар. Может, надо было открыть этому Эдику глаза? Нет, пускай сам хлебнет лиха, это ему на пользу. А сам он, Алесь, любил Нонну? Она ему нравилась. Но в последнее время все перевернулось вверх дном. Ему стало так хорошо. Даже то, что он прикован к постели, уже не казалось несчастьем. Алесь настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как вошла Наталья Николаевна.
   - Александр Петрович, вы что-то загрустили. Что-нибудь случилось?
   - Да нет, пустяки. Юрка вот ушел. Беспутный вроде парень, а выписался и как-то одиноко стало.
   - Скоро и вас отпустим. Завтра снимем вытяжение, еще две-три недельки, и можно будет настраиваться на выписку. Забудете потом, что где-то есть такое Поречье.
   Алесь уловил в словах Натальи Николаевны приглашение к разговору, касавшемуся их обоих. Когда Юрий, бывало, скажет, что-де Наталья Николаевна нравится старшему лейтенанту, она не сердилась, скорее - испытывала смущение. Шутки шутками, а Юрка-то, похоже, прав. Сказать ей об этом? Нет, надо сперва выяснить, какую роль отвела Наталья Николаевна Корзуну. Что тот подбивал к ней клинья, ни для кого не секрет. А приняла ли она его ухаживания? И Алесь не без задней мысли спросил:
   - А кто будет снимать вытяжение? Приедет Иван Валерьянович?
   - Он не приедет.
   - По-моему, я ничем его не обидел.
   - Не вы, а я его обидела.
   Алесь тактично промолчал. Он понимал, что произнесенные Натальей Николаевной слова требуют продолжения, и ждал его.
   - Почему вы не спросите, чем я его обидела?
   - Неудобно.
   - Деликатный вы, Александр Петрович. Но вам я все же скажу. Он предложил мне выйти за него замуж. Я отказалась.
   Неужели это из-за него, Алеся? Такие вещи не рассказывают людям, к которым ты равнодушен. А раз так, почему бы не спросить у Натальи Николаевны и о другом. Начал издалека.
   - Не понимаю я вас. Иван Валерьянович видный мужчина, занимает высокий пост.
   У Натальи расширились глаза:
   - Думаете одно, а говорите другое.
   - Как это - говорить одно, а думать другое?
   - Не притворяйтесь, Александр Петрович. Вас-то я узнала хорошо. При чем тут высокий пост?
   - А разве такого не бывает?
   - Бывает, конечно. И даже не так редко. Но мы же говорим не вообще, а конкретно, обо мне.
   - Если конкретно, то я сдаюсь, - Алесь немного помолчал. Ему пришла в голову одна мысль, и он не мог решить, говорить об этом Наталье Николаевне или лучше промолчать. Решил все же поделиться.
   - Вы знаете, что сказал о вас Андриц, когда выписывался?
   - Если что-нибудь плохое, то не надо.
   - Да нет, плохого о вас он сказать не мог.
   - Но и хорошего от этого вертопраха тоже ждать не приходилось.
   - Зря вы о нем так. "Наталья Николаевна, - сказал он, - вот кто правильный человек. Я бы за такую жизни не пожалел".
   - Вот уж от кого не ожидала подобного, - немного смутилась Наталья. - А вы дипломат, Александр Петрович.
   - Да какой из меня дипломат?
   - Что дипломат, так это точно. Когда я сказала вам, чем обидела Ивана Валерьяновича, вы начали перечислять все его достоинства: и видный мужчина, и занимает высокий пост. Для чего вы все это делали? Чтобы убедить меня, что я сделала ошибку?
   - Да нет.
   - Нет. Тогда для чего?
   Алесь молчал, как провинившийся школьник. Цель расписывания достоинств Корзуна была шита белыми нитками. По своей мужской наивности Калан считал, что Наталья Николаевна этого не заметит. Заметила. Притом сразу же.
   - Молчите? - переспросила Наталья. - Тогда я вам скажу. Вы хотите узнать, почему я отказалась выйти замуж за Ивана Валерьяновича? Ведь так?
   - Если честно, то да.
   - А вот этого я вам не скажу. Вот так, дорогой Александр Петрович. Быстрее поправляйтесь, - сказала Наталья и, лукаво улыбнувшись, стремительно вышла из палаты.
   Что все это значит? Что угодно, но только не равнодушие. Так равнодушные женщины не поступают. Эта лукавая улыбка, которую Наталья подарила Алесю, когда уходила из палаты. "Вот так, дорогой Александр Петрович", - звучали в ушах ее слова.
   В глаза внезапно ударил яркий свет. Это, оказывается, пришла Марина Яворская.
   - Вы что, уже спать улеглись?
   - Да нет, рано еще, - ответил Алесь.
   - Тогда примите лекарство.
   - Зачем мне лекарство? В моем деле главное - время.
   - Это вы скажите Наталье Николаевне. Назначения-то делает она, а не я.
   - Попадись вам, - шутливо заметил Алесь, - так начнете пичкать разными снадобьями, что не знаешь, куда от них и деться.
   - Ой, так уж и напичкали мы вас. К тому же вам назначаются почти одни витамины. Вы знаете, зачем они нужны человеку?
   - В школе проходили, - ответил, стараясь казаться серьезным, Алесь.
   - Разве что. А то я бы могла рассказать вам, что витамины участвуют в очень важных вопросах.
   Алесь больше не мог держаться, рассмеялся. Наивная эта Марина, но добрая. Она готова рассказывать все и обо всем. Даже о витаминах, которые "участвуют в очень важных вопросах".
   - Скучно небось в этой больнице? - решил отвлечься Алесь. - С дежурства на дежурство. Что-нибудь для себя, поди, и сделать некогда.
   - Ой, что вы говорите? У нас такая сейчас интересная работа. А скоро... - Марина посмотрела на дверь и, немного понизив голос, заговорщицким тоном закончила: - Скоро у нас будет водолечебница.
   - Что еще за водолечебница? - заинтересовался Алесь.
   - Вы какую воду пьете?
   - Ну какую? Обыкновенную.
   - А вот и нет. Это живая вода. Наталья Николаевна из криницы вам приносит.
   Алесь посмотрел на графин, стоявший на тумбочке. Вода как вода. Налил немного в стакан. Попробовал на вкус. Вроде бы с горчинкой, но приятная. Еще глоток. Что-то даже пощипывает.
   - Ну как? - поинтересовалась Марина.
   - Кажется, ничего.
   - Кажется, - иронически повторила Марина. - Да этой воде, говорит Наталья Николаевна, цены нет. Она покойника может поставить на ноги.
   Засыпал Алесь при открытом окне. Прохладный воздух приносил с собой слабый аромат пробуждавшейся весны. Вот только непонятно: откуда еще этот едва ощутимый аромат? То ли от садовых кустарников, то ли от криницы, из которой Наташа приносит Алесю живую воду.
   13
   Просматривая служебные бумаги, Корзун никак не мог сосредоточиться. Нет-нет да и застынет, как изваяние, уставится в одну точку и смотрит, пока кто-нибудь не постучится: "К вам можно, Иван Валерьянович?" - "Обождите немного", - ответит и примется за прерванную работу. А потом опять оторвется от бумаг и начнет разглядывать сто раз знакомую деталь обстановки.
   "Черт-те что", - подумал Корзун, отодвигая в сторону бумаги. Долго он не мог понять причины своей рассеянности. Лишь когда мысленно начал перебирать в памяти события вчерашнего дня, собрание в Поречской больнице, сообразил, что все дело в новенькой медсестре Галине Чередович. Она, помнится, училась вместе с Мариной Яворской, но к работе приступила не сразу: что-то у нее там дома стряслось. Этот восторженный ее взгляд, полуоткрытые ярко-пунцовые уста и белые, как первый снег, зубы. "Недурна косуля, - подумал Корзун. - Но что было ей объявиться раньше!" Теперь его мысли были сосредоточены на одном: как подступиться к этой девчонке. Взять да и поехать в Поречье? Не годится: в нем еще отзывается болью каждая встреча с Натальей. Да и Инна Кузьминична не из тех, кого легко проведешь. Сразу догадается, в какую сторону начал косить глазами ее ненаглядный Ваня. Нет, тут нужен серьезный предлог. Не отдавая себе отчета, зачем он это делает, Корзун набрал номер Поречской больницы. "Дежурная медсестра Яворская слушает", - послышалось издалека. Не отвечая, Иван Валерьянович положил трубку. Походив по кабинету, направился в отдел кадров. "Отберите мне карточки сотрудников Поречской участковой больницы. Поступил сигнал, что у медсестры Чередович нет свидетельства об окончании училища". - "Этого не может быть, - возразил пожилой усач-кадровик. - При зачислении на работу я сам лично проверяю все документы. Посмотрите в карточку. Там указано все: номер удостоверения, дата выдачи". - "И все-таки проверьте, пожалуйста, еще раз. А лучше пригласите Чередович сюда - я сам с ней поговорю". - "Будет сделано, Иван Валерьянович".
   Корзун сам не очень-то понимал, зачем он все это делает. Ну приедет Галина, покажет диплом. Дальше что? Положим, они познакомились. Но стоит показаться с нею на людях, как об этом узнают все. Здесь, в райцентре, может быть, только сотрудники районной больницы. А уж что касается Поречья... Там все тайное становится явным уже на следующий день. Как объясняться с Инной? Нет, не следует пускаться в сомнительные авантюры. Да и вообще, что решать наперед? Приедет - видно будет...
   Назавтра незадолго до обеда позвонил кадровик: приехала Чередович. Корзун почувствовал, что у него слегла сперло дыхание. Налил полстакана воды, неторопливо выпил. Снял медицинскую шапочку и спрятал ее в шкаф. Одернул двубортный халат, подошел к зеркалу, поправил слегка курчавившиеся волосы. "Черт-те что, - мелькнуло в голове. - Какое-то мальчишество". Не успел сесть за стол и принять подобающую обстановке позу, как в дверь постучали. "Войдите!" - ответил Иван Валерьянович. Не узнал своего голоса: в нем появилась нервная хрипотца. Открылась дверь, и в кабинет несмело вошла Галина. Корзун видел ее в медицинском халате и в каком-то необычном головном уборе. Сейчас она была в легком шерстяном платье. На серой ткани чуть более светлая вышивка. Волосы по моде, покрашены под седину. Это как вызов: мне-то, юной, чего бояться седины?
   - Здравствуйте, - поздоровалась Галина. - Мне сказали, будто у меня что-то не в порядке с дипломом. Тут какое-то недоразумение. Вот мой диплом.
   - Садитесь, пожалуйста, - кивнул Корзун на стул. - Формальность, знаете ли, - он внимательно разглядывал фотоснимок. Миловидное, совсем юное лицо. Ей бы еще белый передничек - десятиклассница, да и только. Перевел взгляд на саму Галину. Губы почти детские, красные-красные. В глазах - далекая голубизна.
   - Диплом я показывала в отделе кадров. Мне сказали, что все в порядке, - недоумевала Галина. Ей действительно сказали, что все в порядке. Но вдруг все-таки что-нибудь не так? Корзун ее успокоил:
   - Не волнуйтесь, Галина. Считайте, что все формальности улажены.
   Вот тут-то взять бы да и отпустить Чередович. Но на Корзуна словно что-то нашло, он совсем забыл о своем давешнем решении. Спросил заботливо:
   - Как вы добирались до райцентра?
   - Автобусом.
   - А в обратный путь как же?
   - Тоже автобусом.
   - Когда он отходит?
   - Через четыре часа.
   - Долго ждать. Кстати, я через час еду в Поречье. Могу и вас подвезти. Как, подходит такой вариант?
   - Я не знаю.
   - Что значит "не знаю"? Вызвал-то вас я, значит, и отвезти должен тоже я.
   Галина взглянула на Корзуна с сомнением. Поняв свою оплошность, тот поправился:
   - Вас действительно вызывал отдел кадров. Что-то там напутали с номером диплома. А я попросил, чтобы вас послали ко мне, надо же руководству знать своих подчиненных.
   Галина по-прежнему колебалась:
   - Мне еще в универмаг надо зайти.
   - Пока я тут закончу, можно не один, а три универмага обойти, - не давая ей опомниться, сказал Корзун. - Через час за универмагом по дороге на Поречье я буду ждать вас в своей машине. До встречи.
   Галина, похоже, все еще не могла понять, почему он так заботится о ней. Корзун же с деловым видом углубился в бумаги. Поднял голову лишь в тот момент, когда Галина, выходя, скрипнула дверью. До чего же хороша! Он вдруг понял, что уже не сможет остановиться. Его будет тянуть к Галине, как тянет человека пропасть, на краю которой он стоит. Что-то похожее он испытал, когда затеял купить машину. Был же мотоцикл. Ездил на нем куда хотел и когда хотел. И хлопот, пожалуй, было меньше. Поставишь в уголок двора, и никому он не мешает, ни у кого не вызывает зависти. Но курица не птица, а мотоцикл не машина. Когда ты за рулем хотя бы "Запорожца", тебе, кажется, все доступно и все дозволено. Наконец купил и машину. Не "Запорожец", а "Жигули", тринадцатую модель. В первые дни ног под собой не чуял. А сейчас вот с завистью начал присматриваться к "Волгам". Желания наши - как пропасть...
   Рабочий день кончился. Корзун забежал домой, открыл холодильник. В нем всегда был достаточный запас всего, что нужно холостяку. Завернул в бумагу кусок копченой колбасы, ломоть сыра, полбуханки хлеба. Достал банку консервированного лосося и коробку конфет. Что же взять из спиртного? Коньяк? Станет ли его пить Галина? На всякий случай нужно прихватить бутылку шампанского и, конечно же, "Буратино". Девушки любят сладкие напитки. Вот теперь, кажется, все. Найти для всего этого домашнюю сумку и - в гараж.
   Корзун холил свою машину. Пыли не было даже на колесных дисках. И все же достал кусок списанной простыни, тщательно, до зеркального блеска протер кузов, прошелся щеткой в салоне и только после этого выехал за ворота. Миновав универмаг, Иван Валерьянович увидел удаляющуюся Галину. В чем дело? То ли стоять и ждать на тротуаре ей показалось неудобным, то ли решила все-таки ехать автобусом. Автостанция была на окраине райцентра по дороге на Поречье. Поравнявшись с Галиной, Корзун остановил машину, открыл дверцу:
   - Садитесь, пожалуйста.
   Галина после минутного раздумья все же села на переднее сиденье.
   - Спасибо, Иван Валерьянович.
   - Что же вы не подождали?
   - Ну, как-то неудобно. У вас забот хватает и без меня.
   - Забота о вас - это самая приятная из всех забот, - с ходу пошел в атаку Корзун.
   - Вот узнает Инна Кузьминична, перепадет вам на орехи.
   - При чем тут Инна Кузьминична? Я что, муж ей?
   - Не муж, но и не посторонний человек.
   Корзун решил не торопить события. Пусть Галина успокоится, пусть уляжется ее настороженность.
   - Не придирается теперь Наталья Николаевна?
   - Нет. А вот от Марины мне попало, - живо ответила Галина. - Никогда она еще так не отчитывала меня, как тогда, после собрания. По-всякому она обзывала меня: и эгоисткой, и сухарем, и бездушной.
   - А при чем тут эгоизм?
   - Она говорила, что я только о себе и думаю, что мне нет никакого дела до людей. Но это же неправда. Честное слово, неправда. Разве человек не может иметь своего мнения?
   - Не только может, но и должен, - поддержал Корзун Чередович. Представляете, Галина, что получилось бы, если бы все поступили так, как говорят начальники. Ведь они такие же люди, как и все остальные. Они тоже ошибаются. А если поддерживать ошибку, она растет, увеличивается. И вред от нее становится большим. Вам, конечно, трудно возражать Наталье Николаевне. Говорят, она злопамятная?
   - Нет, она справедливая. Мы все ее очень любим. И, вы знаете, вернулась к прежнему разговору Чередович, - Марина почти убедила меня. Если бы мы собрались еще раз, я, наверное, поступила бы иначе.
   - А разве это хорошо менять свои убеждения?
   - Я изменила не убеждение, а мнение. Это не одно и то же.
   Э, да с этой девчонкой ухо нужно держать востро. Корзун сам того не заметил, как подменил одно понятие другим. Они, казалось бы, близки по смыслу. Но, поди ж ты, Чередович разобралась в них и не дала ввести себя в заблуждение.
   - Ну хорошо, не убеждение, а мнение. Но и его легко менять не следует.
   - Бывают случаи, когда вы ошибаетесь?
   Как ответить Чередович? Сказать, что он никогда не ошибается? Этому никто не поверит. И первая не поверит Чередович. Сказать, что он ошибается так же, как и другие? Ему кажется, что он уронил бы себя в глазах этой миловидной спутницы. Решил избрать золотую середину.
   - Редко, но бывают случаи, что ошибаюсь и я.
   - И что, ошибок не признаете?
   - Как не признать. Признаю.
   - Значит, меняете при этом и свое мнение?
   Нет, с этой девчонкой положительно нельзя спорить. Ты пытаешься загнать в тупик ее, а оказываешься в нем сам. Попробуй после этого договориться с ней о чем-нибудь другом.
   Позади осталась большая половина пути. Впереди почти вплотную подступает к дороге лес. Надо где-нибудь остановиться.
   - Неудачная мне попалась машина, - пожаловался Корзун.
   - Почему?
   - Не прошла и двух тысяч километров, как начал перегреваться двигатель. Надо бы подъехать в автосервис, да все никак не выберу времени. Вот и приходится останавливаться через каждый десяток километров. Подъедем вон к той опушке и постоим немного - пусть остынет.
   - Это долго?
   - Да нет. С полчасика.
   Свернули на едва заметную тропинку и немного углубились в лес. Иван Валерьянович заглушил мотор и вышел из машины. Огляделся. Лесная жизнь текла своим чередом.
   Корзун только краем сознания отмечал это, а сам между тем мучительно раздумывал о другом: как и чем расположить к себе Галину? На свое личное обаяние он не рассчитывал. Оно, знал, действует не на всех, так сказать, избирательно. На таких, как Галина, его власть не распространяется. Что ж тогда? Не просто интересной беседой. Она только-только закончила медицинское училище. Значит, скорее всего подумывает об институте. Почти все медицинские сестры мечтают стать врачами. Сказать, что у него, Корзуна, есть влиятельные знакомые, которые могли бы помочь? Вряд ли она поверит. Сейчас с этим очень строго. А вот выхлопотать ей направление на учебу от местного совхоза - это вполне реальная вещь.
   - Когда вы выехали из Поречья? - спросил Корзун.
   - В одиннадцать.
   - А сейчас который час?
   - Десять минут седьмого, - взглянув на часы, ответила Галина.
   - Значит, почти семь часов, как вы ничего не ели? Я тут кое что захватил. - Корзун достал из багажника домашнюю сетку со свертками и огляделся. Неподалеку возвышался торчавший над травою плоский, с каплями смолы еловый пень. Отнес сетку к нему. - Жизнь сейчас настолько ускорила свой бег, - говорил, раскладывая припасы, - что мы едва успеваем сделать главное. Работа, работа, работа. Надо же когда-нибудь и отдохнуть, раскрепоститься. Мы слишком связываем себя разными условностями. Это можно, другое - нельзя. Почему нам не жить так, как хочется?
   - Что вы такое говорите, Иван Валерьянович? - возразила Галина. - Если бы мы стали жить так, как хочется, что бы из этого вышло? Да и выходит. Вы же знаете нашего Царя?
   - Какого царя? - не понял Корзун.
   - В Поречье живет Царь. Фамилия такая. Пропащий человек, алкоголик. Он любит говорит: "Жить иначе не желаю". А за ним и другие. Раскрепощают себя.
   У Корзуна досадливо вытянулся хоботок. Наивная все-таки эта Чередович. Ей намекаешь на маленькие радости, от которых мы часто во вред себе отказываемся, а она - об алкоголизме. Отказываемся потому, что вбили себе в голову: так поступать нельзя. Впрочем, все это высокие материи.
   - Давайте лучше перекусим. А чтобы кусок не застревал в горле, мы его немного промочим, - сказал Корзун, разливая по складным стаканчикам коньяк.
   - Я не пью, - отказалась Галина.
   - Как это?
   - Просто так. Не пью, и все.
   - Что же тогда делать? Выливать добро на землю?
   - Сами пейте.
   Корзун предвидел такую ситуацию и потому не случайно захватил с собою бутылку шампанского.
   - Ладно, не хотите коньяку - выпейте дамского напитка. - Он выплеснул коньяк, но не весь. Треть стаканчика оставил. Долил в два приема шампанским. - За ваши успехи!
   Галина не очень охотно, но все-таки взяла стаканчик с пенившейся, слегка желтоватой жидкостью. Подержала в руке, словно все еще раздумывала: пить или не пить. Наконец отпила глоток и скривилась:
   - А почему оно горькое?
   - Шампанское как шампанское. Марочное, выдержанное. Потому и горчит.
   Кажется, хитрость прошла. Выпила. Корзун открыл коробку конфет, положил перед Галиной.
   - Давайте сразу еще по одной и будем закусывать. - Не ожидая согласия, Корзун опять налил коньяку себе и Галине. Потом, словно спохватившись, выплеснул часть коньяку за плечо и долил шампанским. - Извините, забыл.
   - Я больше не могу, - сказала Галина.
   - Последняя. Видите, даже бутылки закрываю и прячу в багажник.
   - Я никогда столько не пила.
   - Два наперстка. Было о чем говорить.
   Галина через силу выпила.
   - Может, еще по одной? Бог троицу любит.
   - Нет, не уговаривайте. Больше не буду.
   Корзун не стал настаивать. Нарезал тоненькими ломтиками колбасу, сыр, пододвинул все это ближе к Галине и сказал:
   - Подкрепляйтесь. Небось проголодались? Не мудрено, целый день не есть. Вот что, Галя, можно я буду обращаться к вам на "ты"?
   - Пожалуйста.
   - Так вот. Я подумал: почему бы тебе не поступить в мединститут? Ты же не собираешься всю жизнь работать медсестрой?