Страница:
– Это было между двенадцатью и двумя часами дня, – уточнил Берч. – А в час тридцать в больнице кто-то выпустил пулю из пистолета с глушителем в лоб Ике Као. Мы еще выясняем детали, но уже установлено, что накануне убийства в отделении появилась новая медсестра. До этого ее никто не видел.
– Как она выглядела?
– Как и все в хирургическом отделении – комбинезон, сетка на волосах, маска, возможно, стетоскоп. Низкая, полная – вес выше нормы. Черные волосы и глаза. Ее зафиксировали на внутреннюю видеокамеру, но изображение ужасное. Как в тот туманный вечер – ничего не различить.
– Перлита, – сказал я.
– Прямо сейчас у нас на Рэйтт-стрит работает шесть бригад. Если она там объявится, мы ее возьмем.
Выходит, моя маленькая хитрость сработала, и беднягу Ике Као прикончили его же дружки. Но сердце у меня слегка упало, хотя я и сказал себе, что этот человек сам покушался на убийство, да и убит по приказу собственного хозяина.
Берч словно прочел мои мысли.
– Не мучь себя, Трона. Ике Као участвовал в убийстве твоего отца. Если бы смог, то прикончил бы и тебя. Но ты был в тот вечер удачливее.
– Спасибо, сэр.
– Пуля еще в голове Ике Као. Но мы вытащим ее и отправим на экспертизу в лабораторию ФБР.
– Я унижен, – пробормотал он. – И опозорен.
– Да, сэр.
– Что мне полагается ответить на это?
– Не знаю.
– Это из депозитного ящика Уилла?
Я кивнул.
– Но вы знали об этом, преподобный. Он хранил эти пленки в банке не потому, что они ему так нравились. Он держал их там из-за их полезности. Сколько он с вас брал?
Его глаза округлились, увеличенные толстыми линзами очков. Но даже я – такой большой поклонник проповедей преподобного Дэниэла – заметил, как неестественно это выглядело со стороны. Театрально вздохнув, он поднял на меня взгляд.
– Мы договорились о ежемесячном чеке на десять тысяч долларов, который я должен класть в его депозитный ящик.
– Это немного, не так ли, преподобный? Особенно для такого преуспевающего человека, как вы?
– Уилл предупредил, что в случае повтора он разорит меня. Мы рассмеялись, так как оба понимали, что он на это не пойдет. Ты ведь догадываешься, что Уилл использовал незаконный прием. Но в действительности я платил не ему лично, а каждый месяц перечислял эти десять тысяч в детский дом Хиллвью. Это было одним из условий. Уилл никогда не питал интереса к деньгам как к таковым. Они интересовали его лишь как средство достижения определенных целей. Он поймал меня на этой слабости, вот я ему за это и платил. Но я не испытывал к Уиллу ненависти за это. Я считал, что это в общем-то... честная игра.
– Когда была снята эта пленка?
Он взглянул в окно.
– Два месяца назад. В "Лесу". Лурия была такая милая и одинокая, и когда я поднялся наверх отдохнуть, они вместе с подругой зашли ко мне в комнату. Мы поговорили, немного выпили, совсем немного. В самый разгар в комнату вошел Уилл – как он часто делал, – поболтать и чего-нибудь себе налить. Бар в гостевой зоне был открыт всю ночь. Люди приходили и уходили. По телевизору передавали что-то на грани дозволенного, то, что приличнее смотреть без свидетелей. Этот самый момент и заснят на пленке. Должен признаться, я ее поцеловал. Я ничего не мог с собой поделать, Джо. Фактически это можно считать платоническим поцелуем – я коснулся губами ее щеки. Но в последний момент она развернула свои губы к моим, ну и я... не устоял, Джо. Но я сразу осознал, насколько это скверно, извинился и вышел из комнаты в зал. Надо признаться, я крепко выпил. Потом кто-то отвез меня домой, к моей Розмари, любимой женушке. Правда, в тот момент ее не было дома, она находилась на Майорке, занимаясь... ну да, занимаясь собой, как я полагаю. Поверь мне, когда я увидел позднее эту пленку, я проклял Уилла и эту спрятанную в его портфеле видеокамеру. Это все штучки Уилла, на которые он был мастак.
Дэниэл показался мне очень маленьким, словно за пять минут резко съежился. Он отвел глаза в сторону.
– Две недели спустя Лурия была сбита машиной на Прибрежном шоссе.
– Меня это потрясло. Я узнал ее по газетным фотографиям. Я молился за нее. И за себя тоже, чтобы твой отец никогда никому не показывал эту пленку.
– А вы знали, что тот юноша, застреленный у ворот одного из особняков в Пеликан-Пойнт, был ее братом? И что Лурия была беременна? Ее сильно избили перед тем, как она попала под машину. Мигелю Доминго все это было известно. Поэтому он и решил разобраться с помощью мачете и отвертки.
– Хаим рассказывал мне, – ответил он, опустив голову.
– Кто привел ее в "Лес", преподобный?
– Не имею понятия, Джо.
– Ведь без поручительства спонсора никакие девушки на вечеринку не допускаются.
– Да, да.
Он поджал губы и нахмурился, потом прикрыл глаза.
– Я полагаю, Джо, что та вечеринка была организована комитетом по избранию Дана Миллбро. По линии оперативно-исследовательского комитета при клубном фонде.
Итак, кое-что прояснялось. Я вспомнил тот вечер. Это был конец апреля, и я тоже находился в клубе, попивая лимонад, пока все гуляли наверху. Игроков в зале не было. Припомнил я и Дэниэла, действительно в приличном подпитии. Грузная фигура Уилла мелькала везде – внизу в ресторане, потом в баре, потом наверху в апартаментах для приглашенных и снова внизу. Полно привлекательных одиноких дам, хотя Лурии Блас среди них я не заметил.
– Преподобный, ваш охранник Бо Уоррен встречался с человеком, убившим Уилла. Это случилось накануне той самой перестрелки. Зачем?
На этот раз его изумление было уже непоказным.
– Я... я даже не могу такого вообразить, Джо. Просто не могу в это поверить.
– У меня есть свидетель. С Уорреном в машине был кто-то еще. И мне надо знать, кто именно.
– Я поговорю с ним. Обязательно поговорю.
– Пожалуйста, сэр, дайте мне знать сразу, как только что-либо выясните.
Я встал, забрав шляпу и портфель. Потом подошел к окну, окинув взглядом умирающий день и нарождающуюся ночь.
– Джо, я... хотел бы заплатить оставшуюся сотню тысяч долларов, как мы условились с Уиллом, в течение десяти месяцев. Думаю, детский дом в Хиллвью рад будет получить эти деньги. Если ты сейчас положишь компрометирующие пленки на мой письменный стол, тебе только останется оформить этот законный благотворительный взнос на столь благородное дело.
– Это Уилл мог имитировать отчисление по десять тысяч в месяц из семейного бюджета. Я это не могу сделать.
– Почему же? Мэри-Энн наверняка согласится, что для Хиллвью эти деньги будут большой поддержкой. Налоговых инспекторов это совсем не касается, если ты указываешь в декларации, откуда эти деньги поступили и что все налоги за их перечисление уже заплачены. Ее бухгалтера без труда утрясут этот вопрос. И все будет абсолютно законно, поверь мне. Именно так Уилл и делал. Фактически я все беру на себя, избавляя вас от головной боли.
Вначале меня удивило, почему Дэниэл не делал эти платежи в Хиллвью напрямую. Но, взглянув на вопрос с точки зрения Уилла, понял, что отец просто не доверял ему.
Обернувшись, я посмотрел на Дэниэла. Мне хотелось почувствовать в нем прежнюю святость, но не получалось. Я хотел ощутить его духовную мощь, но теперь он казался мне слабым, когда действительно требовалась сила, и сильным, когда это не имело смысла. Я хотел видеть его честным и прямым, но и этого, увы, не было.
– Ты выглядишь расстроенным, Джо.
– Я достаточно пролил чужой крови, но Уилла не спас. Думаю, вы близки к Богу, но при всем уважении, преподобный, вы разочаровали меня своей нечестностью. Знаете, что мне приходит на ум? Я думаю, что, если бы хоть один человек стойко держался и поступал, как ему велит совесть, эта длинная цепь отвратительных событий была бы просто невозможна. Ложь на ложь дает новую ложь. Жадность на жадность порождает большую жадность. Никто не остановился. Никто даже не пытался остановиться.
– Ты не прав. Мы все стараемся, стараемся каждый день. Но мы несовершенны и грешны – вот в чем причина нашего падения. Не противопоставляй стремления к совершенству реальному положению вещей.
– Ваши слова верны, сэр. Но в душе от них остается лишь большая пустота.
– Да, знаю. Пожалуйста, присядь на минуту, Джо. Сядь, прошу тебя.
Вернувшись, я сел на стул, положив рядом кейс и шляпу.
– Джо, Уилл не был святым. Я вижу, ты это уже понял. В течение жизни человек, Джо, сталкивается со многими трудными решениями. Люди во власти, как твой отец, принимают такие решения чаще других, что нелегко. Вот почему мы и нуждаемся в Боге, который наставляет нас. Мы не можем в одиночку править утлым суденышком своей жизни.
– Преподобный, я всегда считал, что Уилл не ошибается. Даже когда видел, что он делает что-то не так, я думал, что в результате все окупится большим благом. Я рассуждал так, когда стал взрослее и опытнее и был свидетелем не только его действий, но и значительных результатов. И полагал, что его ошибки были... своего рода окольными путями к правильной цели.
– Каковыми они, возможно, и являлись.
Я снова забрал свои вещи и поднялся.
– А если нет?
– Возьми, – проговорил он, указывая на свой письменный стол, где лежал конверт с пленками. – Это твое.
– Делайте с ними что хотите, сэр.
– Большое спасибо. А вот с этим поступай, как сочтешь нужным.
И он протянул мне другой конверт, запечатанный, пухлый и тяжелый. Взвесив его на ладони, я взглянул на преподобного Дэниэла. Он по-прежнему казался мне намного меньше ростом, чем раньше.
– Это для детского дома в Хиллвью, – объяснил он. – И для родственников Лурии, если ты сможешь кого-то из них разыскать. В память об Уилле и обо всем, что он сделал хорошего.
– Уберите эти деньги обратно в ящик для пожертвований прихожан, – сказал я. – Полагаю, что именно оттуда вы их и взяли.
И, положив конверт на стол, я вышел.
Когда я вошел, он улыбнулся, но не поднялся.
– Ты все-таки решил перейти на работу в транспортное управление?
– Нет, сэр, хотя это и заманчивое предложение.
– Что у тебя?
– Магнитофонная пленка. Я хотел бы, чтобы вы ее прослушали.
– Если там записан мой голос, то вряд ли она доставит мне удовольствие.
– Это довольно интересно. И у меня будет несколько вопросов.
При этих словах Рупаски спустил ноги со стола и наклонился вперед.
– Это официальный визит из управления шерифа, Джо?
– Нет, сэр. Просто я наткнулся на эту запись и несколько заметок и хотел бы услышать от вас кое-какие разъяснения.
– Пленка Уилла?
– Да, сэр.
Он уселся поплотнее, сцепив руки на затылке. Я проиграл пленку.
Когда Рупаски услышал свой голос и голос Миллбро, его лицо окаменело и он вперился в меня маленькими злыми глазками, как у стервятника.
– Ну и?.. – произнес он.
– Под обычной точкой здесь подразумевается куст дикой гречихи к востоку от Ветреного хребта на платном шоссе. "Она" – это Бриджит. В четверг вечером – значит, десятого мая, тот самый день, когда в Совете старших инспекторов проходило голосование о приобретении платной дороги в собственность округа. Причина этого разговора – деньги, девяносто тысяч, которые вы заплатили Миллбро, чтобы он голосовал в вашу пользу. Но Миллбро остался с носом, потому что Уилл эти деньги забрал себе. В результате мистер Миллбро проголосовал в тот вечер против выкупа дороги, потому что Уилл проиграл ему эту же пленку.
– Давай уточним. Обычная точка – это "Лес", где мы собирались обсудить кое-что за выпивкой. Правильно, "она" – это Бриджит, которая любит совать свой нос в дела Миллбро и часто побуждает его принимать решения, которые мне лично не нравятся. Да, вечером в четверг было голосование в Совете старших инспекторов, весьма важное событие, о чем я и сказал на этой пленке. Причиной же разговора было привлечение Миллбро на нашу сторону, поскольку времени для размышлений оставалось мало. А теперь, Джо, скажи, откуда, черт возьми, ты взял эти девяносто тысяч, которыми пытаешься меня шантажировать?
Я не мог впрямую ответить на его вопрос, не выдав тем самым Бриджит, поэтому решил пойти другим путем.
– Уилл рассказал мне об этом. Я помог ему забрать в тот вечер деньги с Ветреного хребта. И я лично набил мешок камнями.
Лицо Рупаски побагровело.
– Какого хрена тебе надо?
– Я хочу знать, кто заплатил Джону Гэйлену за убийство моего отца.
– И ты полагаешь, что мне это известно?
– Прослушав эту пленку, сэр, я понял, что Уилл шантажировал Миллбро. Вы же поставили на машину отца радиосигнализатор. Вы утверждали, что сделали это по его просьбе, но я не верю. Думаю, это такая же выдумка, как и ваша версия этой записи – убедительная, но абсолютно лживая. Полагаю, передатчик на машину вы поставили, чтобы подловить его примерно на таком же деле, на котором он прижучил вас с Миллбро. Своего рода противовес. Что угодно – тайная сделка, какая-нибудь выплата – все, что вы смогли бы использовать против него. До того как Уилл погиб, ваши люди преследовали его во вторник. Они ездили за ним в Лагуну, где видели его с Алексом и Саванной Блейзек. Вы рассказали об этом Джеку. Он сообщил вам, что Алекс с помощью Уилла собирается передать Саванну и забрать выкуп. Поэтому вы знали, что Уилл поедет за девочкой, как только Алекс ему сообщит ее местонахождение. У вас была веская причина заставить Уилла молчать, и вы знали, как его найти. Один из ваших людей мог следовать на расстоянии, пользуясь радиодатчиком, и по сотовому телефону передавать его координаты Гэйлену.
– Выходит, я вывел на него Гэйлена?
– Таковы факты, сэр.
Он помотал головой и уставился на меня.
– Эта пленка еще не доказательство, сам знаешь. Это незаконно – частный разговор без разрешения записывать запрещено. И на этом основании никого не имеют права даже задержать. Я однажды обсуждал такой вариант с окружным прокурором – как гипотетический случай, разумеется. Это бесполезно.
– У суда присяжных может сложиться другое мнение, если я поведаю им о девяноста тысячах, заплаченных за голос Миллбро. Рассудите сами, сэр. Уилл мертв. Даже если обнаружится, что он кого-то шантажировал, это, в общем, ему уже не повредит.
– И ты пойдешь на такое? Вымажешь грязью его имя?
– Чтобы узнать, кто нанял Гэйлена? Да, сэр.
Тяжело поднявшись со стула, Рупаски посмотрел на меня сверху вниз. Потом подошел к большой карте округа на стене, где были показаны все дороги, в том числе планируемые на будущее. Трассы были обозначены разными цветами: черным – строящиеся в данный момент; синим – в следующем десятилетии; красным – в отдаленной перспективе.
– Наш округ обещает превратиться в могучий регион, Джо. И Уилл, ты, я – мы все в этом участвуем.
– Что касается Уилла, то ему эти синие и красные линии были не по душе. И в этом вопросе он боролся против вас.
– Да, его участие заключалось в борьбе. Об этом я и говорю.
Прищурившись, я взглянул на это головокружительное красно-синее будущее. Линии дорог казались венами и артериями, тесно опутавшими наш округ, по форме напоминающий сердце.
– Буду откровенен с тобой, Джо. Что касается этой "подмазки" в девяносто тысяч баксов, мне о ней ничего неизвестно, так же как и о камнях в сумке. Если тебе хочется ославить отца на весь белый свет как шантажиста, действуй. Но я должен сознаться, что мои ребята и вправду следили за Уиллом. Зачем? Потому что, когда похитили Саванну, ко мне явился Джек и, кроме прочего, сообщил, что в этом деле завязан Уилл. Тогда я и поручил установить "жучок" на его "БМВ" во время технической профилактики, надеясь, что он выведет нас на Саванну. Я сделал это ради Саванны. Это сработало, потому что мы засекли всех троих той ночью на пляже в Лагуне. Ну да, мои парни с помощью этого радиопередатчика повсюду таскались за ним. Все, что нам удалось выяснить, я передал Джеку. И чтобы не потерять Саванну, мы решили не отставать от вас. Честное слово, в тот вечер, когда погиб Уилл, за вами ехали мои самые лучшие парни. Но между "Лесным клубом" и Линд-стрит вы оторвались от них – ты просто чертовски ловкий водитель, Джо. Да и ваш "БМВ" несся как ракета. В общем, они вас потеряли. Этот передатчик работает в пределах двух миль, не более. И повторяю, молодой человек, ни о каком Гэйлене я до сих пор не слыхал.
Рупаски говорил так убедительно, как никто из моих знакомых. Он и раньше пытался одурачить меня своей сказкой про радиопередатчик. Теперь новая версия. Конечно, я не рассчитывал на правдивый рассказ и даже на полуправду. Мне хотелось прощупать его, слегка приперев к стенке. Я забрал со стола диктофон и сунул в карман.
– И вот что еще запомни, Джо. Бриджит – славная женщина и хороший работник, поэтому не стоит доставлять ей огорчения. У меня ощущение, что эта запись сделана не без ее участия. Я не могу это доказать. Но суду могут потребоваться ее показания и ответы на кое-какие вопросы. А лжесвидетельство карается законом. Может, тебя не так волнует ее судьба, но Уиллу это было бы небезразлично. Кстати, мне тоже.
– Бриджит не имеет к этому никакого отношения.
Он улыбнулся:
– Разреши мне тебя снова спросить. Ты действительно намереваешься вывалять доброе имя отца в грязи? И рассказать всем о незаконном подслушивании, шантаже коллег по Совету старших инспекторов, краже девяноста тысяч долларов?
Я поднялся.
– Я лишь намерен раскрыть его убийство.
– Любой ценой?
– Абсолютно любой, сэр.
Он потряс головой.
– А что, если бы Уилл не одобрил этого?
– Я все равно бы это сделал.
– Очевидно, ты не очень хорошо усвоил его уроки, как я до сих пор считал. Ты не там ищешь виновных. Ты просто не в себе – мне это ясно. Не пытайся делать врагов из друзей отца.
– Множество людей, сэр, сейчас называют себя его друзьями. Но когда он был жив, они об этом молчали.
– Такова уж система, Джо. Это целый процесс. Охраняй и используй. Строй и критикуй. Собирай налоги и расходуй средства. Консерваторы и либералы. Все это части одной системы. Всегда представляй себе лес, Джо, а не отдельные деревья. Деревьев много, а лес один. И всем нам в нем жить.
Глава 18
– Как она выглядела?
– Как и все в хирургическом отделении – комбинезон, сетка на волосах, маска, возможно, стетоскоп. Низкая, полная – вес выше нормы. Черные волосы и глаза. Ее зафиксировали на внутреннюю видеокамеру, но изображение ужасное. Как в тот туманный вечер – ничего не различить.
– Перлита, – сказал я.
– Прямо сейчас у нас на Рэйтт-стрит работает шесть бригад. Если она там объявится, мы ее возьмем.
Выходит, моя маленькая хитрость сработала, и беднягу Ике Као прикончили его же дружки. Но сердце у меня слегка упало, хотя я и сказал себе, что этот человек сам покушался на убийство, да и убит по приказу собственного хозяина.
Берч словно прочел мои мысли.
– Не мучь себя, Трона. Ике Као участвовал в убийстве твоего отца. Если бы смог, то прикончил бы и тебя. Но ты был в тот вечер удачливее.
– Спасибо, сэр.
– Пуля еще в голове Ике Као. Но мы вытащим ее и отправим на экспертизу в лабораторию ФБР.
* * *
Лицо преподобного Дэниэла Альтера стало пунцовым, когда я показал ему обрезки видеопленки из депозитного ящика Уилла. Утратив к нему почтение, я отвел взгляд и посмотрел сквозь окна храма Света. Длинный летний вечер только-только начал затухать. Голубое небо побледнело, и над Седельными горами взошел белый серп луны.– Я унижен, – пробормотал он. – И опозорен.
– Да, сэр.
– Что мне полагается ответить на это?
– Не знаю.
– Это из депозитного ящика Уилла?
Я кивнул.
– Но вы знали об этом, преподобный. Он хранил эти пленки в банке не потому, что они ему так нравились. Он держал их там из-за их полезности. Сколько он с вас брал?
Его глаза округлились, увеличенные толстыми линзами очков. Но даже я – такой большой поклонник проповедей преподобного Дэниэла – заметил, как неестественно это выглядело со стороны. Театрально вздохнув, он поднял на меня взгляд.
– Мы договорились о ежемесячном чеке на десять тысяч долларов, который я должен класть в его депозитный ящик.
– Это немного, не так ли, преподобный? Особенно для такого преуспевающего человека, как вы?
– Уилл предупредил, что в случае повтора он разорит меня. Мы рассмеялись, так как оба понимали, что он на это не пойдет. Ты ведь догадываешься, что Уилл использовал незаконный прием. Но в действительности я платил не ему лично, а каждый месяц перечислял эти десять тысяч в детский дом Хиллвью. Это было одним из условий. Уилл никогда не питал интереса к деньгам как к таковым. Они интересовали его лишь как средство достижения определенных целей. Он поймал меня на этой слабости, вот я ему за это и платил. Но я не испытывал к Уиллу ненависти за это. Я считал, что это в общем-то... честная игра.
– Когда была снята эта пленка?
Он взглянул в окно.
– Два месяца назад. В "Лесу". Лурия была такая милая и одинокая, и когда я поднялся наверх отдохнуть, они вместе с подругой зашли ко мне в комнату. Мы поговорили, немного выпили, совсем немного. В самый разгар в комнату вошел Уилл – как он часто делал, – поболтать и чего-нибудь себе налить. Бар в гостевой зоне был открыт всю ночь. Люди приходили и уходили. По телевизору передавали что-то на грани дозволенного, то, что приличнее смотреть без свидетелей. Этот самый момент и заснят на пленке. Должен признаться, я ее поцеловал. Я ничего не мог с собой поделать, Джо. Фактически это можно считать платоническим поцелуем – я коснулся губами ее щеки. Но в последний момент она развернула свои губы к моим, ну и я... не устоял, Джо. Но я сразу осознал, насколько это скверно, извинился и вышел из комнаты в зал. Надо признаться, я крепко выпил. Потом кто-то отвез меня домой, к моей Розмари, любимой женушке. Правда, в тот момент ее не было дома, она находилась на Майорке, занимаясь... ну да, занимаясь собой, как я полагаю. Поверь мне, когда я увидел позднее эту пленку, я проклял Уилла и эту спрятанную в его портфеле видеокамеру. Это все штучки Уилла, на которые он был мастак.
Дэниэл показался мне очень маленьким, словно за пять минут резко съежился. Он отвел глаза в сторону.
– Две недели спустя Лурия была сбита машиной на Прибрежном шоссе.
– Меня это потрясло. Я узнал ее по газетным фотографиям. Я молился за нее. И за себя тоже, чтобы твой отец никогда никому не показывал эту пленку.
– А вы знали, что тот юноша, застреленный у ворот одного из особняков в Пеликан-Пойнт, был ее братом? И что Лурия была беременна? Ее сильно избили перед тем, как она попала под машину. Мигелю Доминго все это было известно. Поэтому он и решил разобраться с помощью мачете и отвертки.
– Хаим рассказывал мне, – ответил он, опустив голову.
– Кто привел ее в "Лес", преподобный?
– Не имею понятия, Джо.
– Ведь без поручительства спонсора никакие девушки на вечеринку не допускаются.
– Да, да.
Он поджал губы и нахмурился, потом прикрыл глаза.
– Я полагаю, Джо, что та вечеринка была организована комитетом по избранию Дана Миллбро. По линии оперативно-исследовательского комитета при клубном фонде.
Итак, кое-что прояснялось. Я вспомнил тот вечер. Это был конец апреля, и я тоже находился в клубе, попивая лимонад, пока все гуляли наверху. Игроков в зале не было. Припомнил я и Дэниэла, действительно в приличном подпитии. Грузная фигура Уилла мелькала везде – внизу в ресторане, потом в баре, потом наверху в апартаментах для приглашенных и снова внизу. Полно привлекательных одиноких дам, хотя Лурии Блас среди них я не заметил.
– Преподобный, ваш охранник Бо Уоррен встречался с человеком, убившим Уилла. Это случилось накануне той самой перестрелки. Зачем?
На этот раз его изумление было уже непоказным.
– Я... я даже не могу такого вообразить, Джо. Просто не могу в это поверить.
– У меня есть свидетель. С Уорреном в машине был кто-то еще. И мне надо знать, кто именно.
– Я поговорю с ним. Обязательно поговорю.
– Пожалуйста, сэр, дайте мне знать сразу, как только что-либо выясните.
Я встал, забрав шляпу и портфель. Потом подошел к окну, окинув взглядом умирающий день и нарождающуюся ночь.
– Джо, я... хотел бы заплатить оставшуюся сотню тысяч долларов, как мы условились с Уиллом, в течение десяти месяцев. Думаю, детский дом в Хиллвью рад будет получить эти деньги. Если ты сейчас положишь компрометирующие пленки на мой письменный стол, тебе только останется оформить этот законный благотворительный взнос на столь благородное дело.
– Это Уилл мог имитировать отчисление по десять тысяч в месяц из семейного бюджета. Я это не могу сделать.
– Почему же? Мэри-Энн наверняка согласится, что для Хиллвью эти деньги будут большой поддержкой. Налоговых инспекторов это совсем не касается, если ты указываешь в декларации, откуда эти деньги поступили и что все налоги за их перечисление уже заплачены. Ее бухгалтера без труда утрясут этот вопрос. И все будет абсолютно законно, поверь мне. Именно так Уилл и делал. Фактически я все беру на себя, избавляя вас от головной боли.
Вначале меня удивило, почему Дэниэл не делал эти платежи в Хиллвью напрямую. Но, взглянув на вопрос с точки зрения Уилла, понял, что отец просто не доверял ему.
Обернувшись, я посмотрел на Дэниэла. Мне хотелось почувствовать в нем прежнюю святость, но не получалось. Я хотел ощутить его духовную мощь, но теперь он казался мне слабым, когда действительно требовалась сила, и сильным, когда это не имело смысла. Я хотел видеть его честным и прямым, но и этого, увы, не было.
– Ты выглядишь расстроенным, Джо.
– Я достаточно пролил чужой крови, но Уилла не спас. Думаю, вы близки к Богу, но при всем уважении, преподобный, вы разочаровали меня своей нечестностью. Знаете, что мне приходит на ум? Я думаю, что, если бы хоть один человек стойко держался и поступал, как ему велит совесть, эта длинная цепь отвратительных событий была бы просто невозможна. Ложь на ложь дает новую ложь. Жадность на жадность порождает большую жадность. Никто не остановился. Никто даже не пытался остановиться.
– Ты не прав. Мы все стараемся, стараемся каждый день. Но мы несовершенны и грешны – вот в чем причина нашего падения. Не противопоставляй стремления к совершенству реальному положению вещей.
– Ваши слова верны, сэр. Но в душе от них остается лишь большая пустота.
– Да, знаю. Пожалуйста, присядь на минуту, Джо. Сядь, прошу тебя.
Вернувшись, я сел на стул, положив рядом кейс и шляпу.
– Джо, Уилл не был святым. Я вижу, ты это уже понял. В течение жизни человек, Джо, сталкивается со многими трудными решениями. Люди во власти, как твой отец, принимают такие решения чаще других, что нелегко. Вот почему мы и нуждаемся в Боге, который наставляет нас. Мы не можем в одиночку править утлым суденышком своей жизни.
– Преподобный, я всегда считал, что Уилл не ошибается. Даже когда видел, что он делает что-то не так, я думал, что в результате все окупится большим благом. Я рассуждал так, когда стал взрослее и опытнее и был свидетелем не только его действий, но и значительных результатов. И полагал, что его ошибки были... своего рода окольными путями к правильной цели.
– Каковыми они, возможно, и являлись.
Я снова забрал свои вещи и поднялся.
– А если нет?
– Возьми, – проговорил он, указывая на свой письменный стол, где лежал конверт с пленками. – Это твое.
– Делайте с ними что хотите, сэр.
– Большое спасибо. А вот с этим поступай, как сочтешь нужным.
И он протянул мне другой конверт, запечатанный, пухлый и тяжелый. Взвесив его на ладони, я взглянул на преподобного Дэниэла. Он по-прежнему казался мне намного меньше ростом, чем раньше.
– Это для детского дома в Хиллвью, – объяснил он. – И для родственников Лурии, если ты сможешь кого-то из них разыскать. В память об Уилле и обо всем, что он сделал хорошего.
– Уберите эти деньги обратно в ящик для пожертвований прихожан, – сказал я. – Полагаю, что именно оттуда вы их и взяли.
И, положив конверт на стол, я вышел.
* * *
Я застал Карла Рупаски в его кабинете. Его секретарша вышла, а Рупаски сидел, закинув ноги в огромных коричневых ботинках на письменный стол, и смотрел в окно. Вся Санта-Ана была залита ровным оранжевым свет, пробивающимся сквозь туман.Когда я вошел, он улыбнулся, но не поднялся.
– Ты все-таки решил перейти на работу в транспортное управление?
– Нет, сэр, хотя это и заманчивое предложение.
– Что у тебя?
– Магнитофонная пленка. Я хотел бы, чтобы вы ее прослушали.
– Если там записан мой голос, то вряд ли она доставит мне удовольствие.
– Это довольно интересно. И у меня будет несколько вопросов.
При этих словах Рупаски спустил ноги со стола и наклонился вперед.
– Это официальный визит из управления шерифа, Джо?
– Нет, сэр. Просто я наткнулся на эту запись и несколько заметок и хотел бы услышать от вас кое-какие разъяснения.
– Пленка Уилла?
– Да, сэр.
Он уселся поплотнее, сцепив руки на затылке. Я проиграл пленку.
Когда Рупаски услышал свой голос и голос Миллбро, его лицо окаменело и он вперился в меня маленькими злыми глазками, как у стервятника.
– Ну и?.. – произнес он.
– Под обычной точкой здесь подразумевается куст дикой гречихи к востоку от Ветреного хребта на платном шоссе. "Она" – это Бриджит. В четверг вечером – значит, десятого мая, тот самый день, когда в Совете старших инспекторов проходило голосование о приобретении платной дороги в собственность округа. Причина этого разговора – деньги, девяносто тысяч, которые вы заплатили Миллбро, чтобы он голосовал в вашу пользу. Но Миллбро остался с носом, потому что Уилл эти деньги забрал себе. В результате мистер Миллбро проголосовал в тот вечер против выкупа дороги, потому что Уилл проиграл ему эту же пленку.
– Давай уточним. Обычная точка – это "Лес", где мы собирались обсудить кое-что за выпивкой. Правильно, "она" – это Бриджит, которая любит совать свой нос в дела Миллбро и часто побуждает его принимать решения, которые мне лично не нравятся. Да, вечером в четверг было голосование в Совете старших инспекторов, весьма важное событие, о чем я и сказал на этой пленке. Причиной же разговора было привлечение Миллбро на нашу сторону, поскольку времени для размышлений оставалось мало. А теперь, Джо, скажи, откуда, черт возьми, ты взял эти девяносто тысяч, которыми пытаешься меня шантажировать?
Я не мог впрямую ответить на его вопрос, не выдав тем самым Бриджит, поэтому решил пойти другим путем.
– Уилл рассказал мне об этом. Я помог ему забрать в тот вечер деньги с Ветреного хребта. И я лично набил мешок камнями.
Лицо Рупаски побагровело.
– Какого хрена тебе надо?
– Я хочу знать, кто заплатил Джону Гэйлену за убийство моего отца.
– И ты полагаешь, что мне это известно?
– Прослушав эту пленку, сэр, я понял, что Уилл шантажировал Миллбро. Вы же поставили на машину отца радиосигнализатор. Вы утверждали, что сделали это по его просьбе, но я не верю. Думаю, это такая же выдумка, как и ваша версия этой записи – убедительная, но абсолютно лживая. Полагаю, передатчик на машину вы поставили, чтобы подловить его примерно на таком же деле, на котором он прижучил вас с Миллбро. Своего рода противовес. Что угодно – тайная сделка, какая-нибудь выплата – все, что вы смогли бы использовать против него. До того как Уилл погиб, ваши люди преследовали его во вторник. Они ездили за ним в Лагуну, где видели его с Алексом и Саванной Блейзек. Вы рассказали об этом Джеку. Он сообщил вам, что Алекс с помощью Уилла собирается передать Саванну и забрать выкуп. Поэтому вы знали, что Уилл поедет за девочкой, как только Алекс ему сообщит ее местонахождение. У вас была веская причина заставить Уилла молчать, и вы знали, как его найти. Один из ваших людей мог следовать на расстоянии, пользуясь радиодатчиком, и по сотовому телефону передавать его координаты Гэйлену.
– Выходит, я вывел на него Гэйлена?
– Таковы факты, сэр.
Он помотал головой и уставился на меня.
– Эта пленка еще не доказательство, сам знаешь. Это незаконно – частный разговор без разрешения записывать запрещено. И на этом основании никого не имеют права даже задержать. Я однажды обсуждал такой вариант с окружным прокурором – как гипотетический случай, разумеется. Это бесполезно.
– У суда присяжных может сложиться другое мнение, если я поведаю им о девяноста тысячах, заплаченных за голос Миллбро. Рассудите сами, сэр. Уилл мертв. Даже если обнаружится, что он кого-то шантажировал, это, в общем, ему уже не повредит.
– И ты пойдешь на такое? Вымажешь грязью его имя?
– Чтобы узнать, кто нанял Гэйлена? Да, сэр.
Тяжело поднявшись со стула, Рупаски посмотрел на меня сверху вниз. Потом подошел к большой карте округа на стене, где были показаны все дороги, в том числе планируемые на будущее. Трассы были обозначены разными цветами: черным – строящиеся в данный момент; синим – в следующем десятилетии; красным – в отдаленной перспективе.
– Наш округ обещает превратиться в могучий регион, Джо. И Уилл, ты, я – мы все в этом участвуем.
– Что касается Уилла, то ему эти синие и красные линии были не по душе. И в этом вопросе он боролся против вас.
– Да, его участие заключалось в борьбе. Об этом я и говорю.
Прищурившись, я взглянул на это головокружительное красно-синее будущее. Линии дорог казались венами и артериями, тесно опутавшими наш округ, по форме напоминающий сердце.
– Буду откровенен с тобой, Джо. Что касается этой "подмазки" в девяносто тысяч баксов, мне о ней ничего неизвестно, так же как и о камнях в сумке. Если тебе хочется ославить отца на весь белый свет как шантажиста, действуй. Но я должен сознаться, что мои ребята и вправду следили за Уиллом. Зачем? Потому что, когда похитили Саванну, ко мне явился Джек и, кроме прочего, сообщил, что в этом деле завязан Уилл. Тогда я и поручил установить "жучок" на его "БМВ" во время технической профилактики, надеясь, что он выведет нас на Саванну. Я сделал это ради Саванны. Это сработало, потому что мы засекли всех троих той ночью на пляже в Лагуне. Ну да, мои парни с помощью этого радиопередатчика повсюду таскались за ним. Все, что нам удалось выяснить, я передал Джеку. И чтобы не потерять Саванну, мы решили не отставать от вас. Честное слово, в тот вечер, когда погиб Уилл, за вами ехали мои самые лучшие парни. Но между "Лесным клубом" и Линд-стрит вы оторвались от них – ты просто чертовски ловкий водитель, Джо. Да и ваш "БМВ" несся как ракета. В общем, они вас потеряли. Этот передатчик работает в пределах двух миль, не более. И повторяю, молодой человек, ни о каком Гэйлене я до сих пор не слыхал.
Рупаски говорил так убедительно, как никто из моих знакомых. Он и раньше пытался одурачить меня своей сказкой про радиопередатчик. Теперь новая версия. Конечно, я не рассчитывал на правдивый рассказ и даже на полуправду. Мне хотелось прощупать его, слегка приперев к стенке. Я забрал со стола диктофон и сунул в карман.
– И вот что еще запомни, Джо. Бриджит – славная женщина и хороший работник, поэтому не стоит доставлять ей огорчения. У меня ощущение, что эта запись сделана не без ее участия. Я не могу это доказать. Но суду могут потребоваться ее показания и ответы на кое-какие вопросы. А лжесвидетельство карается законом. Может, тебя не так волнует ее судьба, но Уиллу это было бы небезразлично. Кстати, мне тоже.
– Бриджит не имеет к этому никакого отношения.
Он улыбнулся:
– Разреши мне тебя снова спросить. Ты действительно намереваешься вывалять доброе имя отца в грязи? И рассказать всем о незаконном подслушивании, шантаже коллег по Совету старших инспекторов, краже девяноста тысяч долларов?
Я поднялся.
– Я лишь намерен раскрыть его убийство.
– Любой ценой?
– Абсолютно любой, сэр.
Он потряс головой.
– А что, если бы Уилл не одобрил этого?
– Я все равно бы это сделал.
– Очевидно, ты не очень хорошо усвоил его уроки, как я до сих пор считал. Ты не там ищешь виновных. Ты просто не в себе – мне это ясно. Не пытайся делать врагов из друзей отца.
– Множество людей, сэр, сейчас называют себя его друзьями. Но когда он был жив, они об этом молчали.
– Такова уж система, Джо. Это целый процесс. Охраняй и используй. Строй и критикуй. Собирай налоги и расходуй средства. Консерваторы и либералы. Все это части одной системы. Всегда представляй себе лес, Джо, а не отдельные деревья. Деревьев много, а лес один. И всем нам в нем жить.
Глава 18
Позднее тем же вечером я входил в дом на тастинских холмах, как делал это сотни тысяч раз. И я чувствовал то же, что и всегда: безопасность.
Изменилось здесь немного. Те же потертые кафельные плиты на дорожках, белые стены, черный литой стол и большая синяя ваза с цветами, зеркало, в котором отражается твое лицо, как только ты открываешь дверь. Только к одиннадцати годам я достаточно подрос, чтобы видеть свое лицо в этом зеркале. Я помню, как верил, что когда вырасту и увижу себя в нем, то превращусь из мальчика в мужчину. И еще верил, что к тому времени люди уже придумают средство вылечить мое лицо. Мечты не сбылись, но вера осталась.
Я обнял мать и прошел за ней по коридору мимо телевизионной комнаты, свернул за угол и оказался в большой гостиной. Та же добротная кожаная мебель, аромат свежесрезанных цветов, чесночного соуса и слабый запах жидкости, которой Мэри-Энн каждую неделю мыла окна. Иногда я помогал ей и яростно оттирал полоски грязи деревянным скребком и газетами. Эту работу мать никогда не доверяла горничным. Между нами говоря, полоски все-таки оставались.
– Садись, Джо. Я приготовлю выпить.
– Я помогу.
– Тогда принеси лимон.
Я вышел во двор и выбрал лимон поспелее. Тастинские холмы особенно хороши по вечерам, когда мягко и ровно освещены светом, а сквозь поникшую от жары листву деревьев проглядывают размытые контуры домов. Мне снова захотелось стать десятилетним мальчишкой и жить здесь вместе с Уиллом, Мэри-Энн, Уиллом-младшим и Гленном.
Мама смешала водку с лимонным соком, потом отрезала два кружочка лимона, положив их сверху. Мы вышли наружу и присели около бассейна. Под большим зонтом, наклоненным верхушкой к западу. Создавалось ощущение, что мы на курорте. Сняв шляпу, я положил ее на стол, а пиджак повесил на спинку стула.
– Что случилось, Джо?
Я рассказал ей про Лурию и Мигеля, про Ике Као, потом про Саванну и Алекса.
– Иногда мне хочется от всего этого как следует отмыться.
– Когда работаешь в тюрьме, это не поможет.
– Согласен.
Откашлявшись, мама сделала глоток из своего стакана.
– Тебе никогда не приходила в голову мысль оставить эту работу? Знаю, ты хочешь быть помощником шерифа. И Уилл направил тебя туда, потому что сам так начинал свою карьеру. Но у тебя уже накоплен четырехлетний стаж и светлая голова на плечах. Есть друзья в деловых кругах, просто люди, которые тебя знают. При желании ты мог бы подобрать для себя что-нибудь другое.
– Мне нравится то, чем я занимаюсь.
– Что именно?
На минуту я задумался. Отвечать всегда труднее, чем задавать вопросы.
– Полезность.
– Тебе нравится быть полицейским?
Молча кивнув, я посмотрел на искрящуюся водную рябь в бассейне. Мне припомнился обряд крещения, которое я принимал жарким майским утром в Лос-Анджелесе, полностью погружаясь в воду под музыку рок-ансамбля, исполнявшего христианские мелодии. Это был один из лучших вариантов, которые я опробовал, хотя мне показалось, что христианский рок чужд как Богу, так и рок-н-роллу. Не знаю почему, но то крещение здорово отмыло мою душу, и это чувство не покидало меня целую неделю.
– Но ведь имеется миллион других способов быть полезным, Джо. И от них в конце рабочего дня в твоей душе не будет этой горечи. Уилл ушел с этой работы очень вовремя. Он проработал в управлении шерифа почти двадцать лет. Но потом его избрали старшим инспектором, и для него открылся новый мир.
– Он так и планировал.
– Может, у тебя тоже есть план?
– Карл Рупаски пытается уговорить меня перейти в транспортное управление. Большая прибавка в зарплате, совсем другая работа. Он сказал, что после этого я смогу сделать карьеру в любой области. Такая работа, скорее, для "белых воротничков". Хотя теперь он уже передумал.
Помолчав пару секунд, мать произнесла:
– Рупаски начисто лишен принципов.
– Он установил радиосигнализатор на машину отца.
– Зачем?
– Он говорит, будто рассчитывал, что Уилл выведет его на Саванну. Но я думаю, он искал возможность заставить папу замолчать. Воспользовавшись каким-нибудь компроматом. Папа узнал, что оперативный комитет "Лесного клуба" переправляет через Рупаски кругленькие суммы для Миллбро, чтобы тот проголосовал в их пользу по поводу выкупа платной дороги в казну округа.
– Значит, Уилл их шантажировал.
– Да.
Я сообщил ей о магнитной пленке, которую прослушал, и о пометках Уилла. Даже рассказал о мини-диктофоне, вмонтированном под письменным столом Дана Миллбро.
Она вздохнула и поставила стакан на стол.
– Уилл всегда собирал сведения тайком. И всегда незаметно для других что-нибудь раскапывал. Это выглядело достаточно безобидно, пока он еще был молод и работал полицейским на вторых ролях, для которого это обычное занятие. Да и к людям он всегда относился доброжелательно. И я смотрела на это спокойно. Но с возрастом Уилл становился все более... скрытным. Припоминаю, как за неделю до своей смерти он приобрел за триста долларов какое-то устройство, которое изменяет голос, когда говоришь по телефону, или что-то в этом роде. Однажды он... он снимал нас в столовой, не сказав мне. Я дико разозлилась, когда он показал мне запись. Он вмонтировал крошечную видеокамеру в свой кейс, проделав в нем отверстие для объектива. Полагаю, это лишь одна из его дурацких игрушек. У меня всегда вызывало отвращение, что, преследуя собственные цели, он заставляет тебя преступать черту закона. Установить "жучок" в кабинете старшего инспектора! Он снова меня разозлил. Знаю, это нехорошо, но ничего не могу с собой поделать.
– Я всегда охотно выполнял его поручения.
– Потому что он направлял тебя на этот путь. Знаешь, Джо, я ведь спрашивала у него, не втягивает ли он тебя в этот ночной бизнес, во все эти тайные игры. И он сказал, что нет. Ты – лишь шофер и охранник при нем. И я поверила ему. Наивная дура.
Я был виноват перед матерью и чувствовал это. Я мог бы рассказать ей куда больше про то, чем мы занимались с Уиллом: "жучок" под столом – лишь мелкий эпизод в длинной цепи наших тайных дел. Однажды летом Уилл устроил меня на работу в управление округа по чрезвычайным ситуациям, где я собрат для него информацию, кто из помощников шерифа и пожарных замешан в махинациях с отчетностью. Тогда мне было восемнадцать. А еще был "кадиллак" известного адвоката, который я вывел из строя около яхт-клуба в Ньюпорт-Бич; профессор колледжа, обвиняемый в изнасиловании, которого я избил на стоянке около университета, для маскировки натянув себе на голову колготки Мэри-Энн. И дом, в который я залез, когда Уиллу понадобились кое-какие сведения о гостившем там бизнесмене, который собирал средства на какой-то проект. Я обнаружил то, что Уилл рассчитывал там найти – матрицу для печатания фальшивых банкнот, – и через несколько недель того парня взяли. Были еще конверты, которые я доставлял из разных мест по нужным адресам. Однажды Уилл приобрел стандартный дешевый кейс и попросил меня приспособить его для скрытых съемок "домашнего кино". И я приспособил – с помощью ножа, лобзика, клея и светозащитной пленки для стекла. Разумеется, в действительности таких тайных операций у нас с ним было на порядок больше.
Изменилось здесь немного. Те же потертые кафельные плиты на дорожках, белые стены, черный литой стол и большая синяя ваза с цветами, зеркало, в котором отражается твое лицо, как только ты открываешь дверь. Только к одиннадцати годам я достаточно подрос, чтобы видеть свое лицо в этом зеркале. Я помню, как верил, что когда вырасту и увижу себя в нем, то превращусь из мальчика в мужчину. И еще верил, что к тому времени люди уже придумают средство вылечить мое лицо. Мечты не сбылись, но вера осталась.
Я обнял мать и прошел за ней по коридору мимо телевизионной комнаты, свернул за угол и оказался в большой гостиной. Та же добротная кожаная мебель, аромат свежесрезанных цветов, чесночного соуса и слабый запах жидкости, которой Мэри-Энн каждую неделю мыла окна. Иногда я помогал ей и яростно оттирал полоски грязи деревянным скребком и газетами. Эту работу мать никогда не доверяла горничным. Между нами говоря, полоски все-таки оставались.
– Садись, Джо. Я приготовлю выпить.
– Я помогу.
– Тогда принеси лимон.
Я вышел во двор и выбрал лимон поспелее. Тастинские холмы особенно хороши по вечерам, когда мягко и ровно освещены светом, а сквозь поникшую от жары листву деревьев проглядывают размытые контуры домов. Мне снова захотелось стать десятилетним мальчишкой и жить здесь вместе с Уиллом, Мэри-Энн, Уиллом-младшим и Гленном.
Мама смешала водку с лимонным соком, потом отрезала два кружочка лимона, положив их сверху. Мы вышли наружу и присели около бассейна. Под большим зонтом, наклоненным верхушкой к западу. Создавалось ощущение, что мы на курорте. Сняв шляпу, я положил ее на стол, а пиджак повесил на спинку стула.
– Что случилось, Джо?
Я рассказал ей про Лурию и Мигеля, про Ике Као, потом про Саванну и Алекса.
– Иногда мне хочется от всего этого как следует отмыться.
– Когда работаешь в тюрьме, это не поможет.
– Согласен.
Откашлявшись, мама сделала глоток из своего стакана.
– Тебе никогда не приходила в голову мысль оставить эту работу? Знаю, ты хочешь быть помощником шерифа. И Уилл направил тебя туда, потому что сам так начинал свою карьеру. Но у тебя уже накоплен четырехлетний стаж и светлая голова на плечах. Есть друзья в деловых кругах, просто люди, которые тебя знают. При желании ты мог бы подобрать для себя что-нибудь другое.
– Мне нравится то, чем я занимаюсь.
– Что именно?
На минуту я задумался. Отвечать всегда труднее, чем задавать вопросы.
– Полезность.
– Тебе нравится быть полицейским?
Молча кивнув, я посмотрел на искрящуюся водную рябь в бассейне. Мне припомнился обряд крещения, которое я принимал жарким майским утром в Лос-Анджелесе, полностью погружаясь в воду под музыку рок-ансамбля, исполнявшего христианские мелодии. Это был один из лучших вариантов, которые я опробовал, хотя мне показалось, что христианский рок чужд как Богу, так и рок-н-роллу. Не знаю почему, но то крещение здорово отмыло мою душу, и это чувство не покидало меня целую неделю.
– Но ведь имеется миллион других способов быть полезным, Джо. И от них в конце рабочего дня в твоей душе не будет этой горечи. Уилл ушел с этой работы очень вовремя. Он проработал в управлении шерифа почти двадцать лет. Но потом его избрали старшим инспектором, и для него открылся новый мир.
– Он так и планировал.
– Может, у тебя тоже есть план?
– Карл Рупаски пытается уговорить меня перейти в транспортное управление. Большая прибавка в зарплате, совсем другая работа. Он сказал, что после этого я смогу сделать карьеру в любой области. Такая работа, скорее, для "белых воротничков". Хотя теперь он уже передумал.
Помолчав пару секунд, мать произнесла:
– Рупаски начисто лишен принципов.
– Он установил радиосигнализатор на машину отца.
– Зачем?
– Он говорит, будто рассчитывал, что Уилл выведет его на Саванну. Но я думаю, он искал возможность заставить папу замолчать. Воспользовавшись каким-нибудь компроматом. Папа узнал, что оперативный комитет "Лесного клуба" переправляет через Рупаски кругленькие суммы для Миллбро, чтобы тот проголосовал в их пользу по поводу выкупа платной дороги в казну округа.
– Значит, Уилл их шантажировал.
– Да.
Я сообщил ей о магнитной пленке, которую прослушал, и о пометках Уилла. Даже рассказал о мини-диктофоне, вмонтированном под письменным столом Дана Миллбро.
Она вздохнула и поставила стакан на стол.
– Уилл всегда собирал сведения тайком. И всегда незаметно для других что-нибудь раскапывал. Это выглядело достаточно безобидно, пока он еще был молод и работал полицейским на вторых ролях, для которого это обычное занятие. Да и к людям он всегда относился доброжелательно. И я смотрела на это спокойно. Но с возрастом Уилл становился все более... скрытным. Припоминаю, как за неделю до своей смерти он приобрел за триста долларов какое-то устройство, которое изменяет голос, когда говоришь по телефону, или что-то в этом роде. Однажды он... он снимал нас в столовой, не сказав мне. Я дико разозлилась, когда он показал мне запись. Он вмонтировал крошечную видеокамеру в свой кейс, проделав в нем отверстие для объектива. Полагаю, это лишь одна из его дурацких игрушек. У меня всегда вызывало отвращение, что, преследуя собственные цели, он заставляет тебя преступать черту закона. Установить "жучок" в кабинете старшего инспектора! Он снова меня разозлил. Знаю, это нехорошо, но ничего не могу с собой поделать.
– Я всегда охотно выполнял его поручения.
– Потому что он направлял тебя на этот путь. Знаешь, Джо, я ведь спрашивала у него, не втягивает ли он тебя в этот ночной бизнес, во все эти тайные игры. И он сказал, что нет. Ты – лишь шофер и охранник при нем. И я поверила ему. Наивная дура.
Я был виноват перед матерью и чувствовал это. Я мог бы рассказать ей куда больше про то, чем мы занимались с Уиллом: "жучок" под столом – лишь мелкий эпизод в длинной цепи наших тайных дел. Однажды летом Уилл устроил меня на работу в управление округа по чрезвычайным ситуациям, где я собрат для него информацию, кто из помощников шерифа и пожарных замешан в махинациях с отчетностью. Тогда мне было восемнадцать. А еще был "кадиллак" известного адвоката, который я вывел из строя около яхт-клуба в Ньюпорт-Бич; профессор колледжа, обвиняемый в изнасиловании, которого я избил на стоянке около университета, для маскировки натянув себе на голову колготки Мэри-Энн. И дом, в который я залез, когда Уиллу понадобились кое-какие сведения о гостившем там бизнесмене, который собирал средства на какой-то проект. Я обнаружил то, что Уилл рассчитывал там найти – матрицу для печатания фальшивых банкнот, – и через несколько недель того парня взяли. Были еще конверты, которые я доставлял из разных мест по нужным адресам. Однажды Уилл приобрел стандартный дешевый кейс и попросил меня приспособить его для скрытых съемок "домашнего кино". И я приспособил – с помощью ножа, лобзика, клея и светозащитной пленки для стекла. Разумеется, в действительности таких тайных операций у нас с ним было на порядок больше.