Паркер Юна-Мари. Под покровом тайны

   – Но уже почти время ленча, – заметила Джесика. – Ты проспал все утро – самое прекрасное время дня.
   – Все это чепуха! Я проработал допоздна над партитурой концерта. – Бернард сердито посмотрел вокруг, как будто был недоволен всем, что попадалось ему на глаза.
   – В чем дело, Бернард? – неожиданно спросила Джесика. Она знала, что нарывается на неприятность, потому что, когда он был в таком настроении, задавать ему вопросы означало только ухудшать ситуацию. Но она не могла удержаться от желания уколоть его, чтобы выплеснуть наружу все противоречия, накопившиеся между ними.
   – Ни в чем, – мрачно ответил он.
   – Должно быть, у тебя что-то не в порядке, потому что ты выглядишь, как человек с похмелья! – Тонкими руками он откинула назад свои светлые волосы, глядя на него сквозь свисающие на лоб локоны. – Люди без причины не пребывают в дурном настроении. Может быть, ты болен?
   Бернард раздраженно фыркнул, затем резко обратился к служанке, накрывавшей стол для ленча:
   – Принесите мне кофе, да покрепче!
   Джесика не обратила внимания на то, что он проигнорировал ее, и, протянув руку к бутылочке с маслом для загара, сухо заметила:
   – Возможно, ты пьешь слишком много кофе. Порой это вызывает у людей стрессы.
   – Не говори мне о стрессах. Ты сама все время чем-то недовольна!
   – Неправда! – Джесика выпрямилась, негодуя. – С чего мне быть недовольной?
   – Вот это я и хотел бы знать. – Он сощурил глаза, подозрительно глядя на нее, а она, сама не зная почему, вдруг почувствовала себя незащищенной, выставленной напоказ. Действительно, Джесика была раздражена, сознавая, что в ее жизни наступил кризис. Ее терзали сомнения. С одной стороны, она чувствовала, что ей необходимо во что бы то ни стало бежать, но с другой – казалось, что можно смириться.
   – Дело в том… – начала она и замолкла. Зачем оправдываться, если решила порвать с ним, если больше нет любви? Это настоящее безумие! Но если не сейчас, то потом она не сможет решиться. Что-то внутри оборвалось, и теперь она не представляла, как они смогут жить вместе. Почему она разлюбила Бернарда, когда еще совсем недавно была без ума от него?
   Позднее, лежа на террасе с книгой, Джесика услышала, как Бернард играл на рояле свое последнее сочинение. Музыка лилась, проникая в душу. Она закрыла глаза, ощущая приятную гармонию, и постепенно ее раздражение начало таять, словно лед на жарком солнце. Тело обмякло, а кровь, казалось, загустела в жилах, наполненная желанием. Она случайно коснулась рукой своей груди, опуская книгу, и почувствовала невероятное возбуждение, осознав, как сильно она желала Бернарда. Музыка не прекращалась, вызывая восторг и искушение, касаясь потаенных струн ее души, заставляя грезить наяву и погружая ее в бескрайнее море наслаждения.
   «О, я люблю его! – подумала Джесика, лежа в состоянии крайнего возбуждения. – Конечно, люблю. Он самый замечательный человек на свете! Очень страстный и нежный… удивительно талантливый… настоящий гений! Я люблю его всем сердцем». Она почувствовала себя необычайно счастливой: как ей повезло – повстречать в жизни такого необыкновенного человека, который миллионы людей мог поднять до таких духовных высот! Что из того, что он немного неуравновешенный? К творческой личности надо относиться терпимо. Несомненно, Бетховен, Шопен или Рахманинов тоже иногда были несдержанными. Талантливый человек отличается от обычных людей. Музыка не смолкала. Мелодия была то мажорной, то переходила в минор, едва не заставив Джесику расплакаться. Через секунду снова зазвучали мощные мажорные аккорды, и Джесика улыбнулась. Так она лежала на террасе, позволяя музыке владеть ее душой и телом. Так ветер манипулирует облаками, гоняя их взад-вперед, собирая в темные тучи, а потом разгоняя их, так что они исчезали совсем.
   Затем раздались аккорды, в которых звучал явный диссонанс, послышались громкие ругательства, и что-то тяжелое грохнулось на пол. Джесика испуганно вздрогнула, открыла глаза и привстала. Она с ужасом увидела сквозь открытые окна комнаты, где Бернард занимался музыкой, как он запустил чем-то в перепуганную служанку. Та оцепенела от страха. Бернард заорал на нее. Джесику передернуло от отвращения. Бернард резко отбросил стул и вышел из дома.
   Это подействовало на Джесику словно ушат холодной воды, вернув ее к действительности после волшебных грез. Потрясенная, она быстро прошла через террасу, где каменный пол нагрелся настолько, что жег ноги, и вошла в комнату, тревожно озираясь. Здесь царил ужасный беспорядок. Ноты были разбросаны, стол и стул валялись перевернутыми, книги рассыпались. От разбитой вазы с цветами на полу образовалась лужа.
   – Что случилось? – воскликнула ошеломленная Джесика. Служанка, молодая девушка из местных, взволнованно теребила свой передник с выражением ужаса на лице. Она опустилась на колени и дрожащими руками начала собирать осколки дорогой вазы.
   – С вами все в порядке?
   Девушка всхлипнула и прикоснулась к голове: на лбу начал набухать огромный синяк.
   – Вы ранены! – Джесика бросилась к девушке и помогла ей подняться. – Оставьте этот мусор… Я позабочусь о нем. Вам надо пойти на кухню и приложить лед к голове.
   Служанка недоверчиво посмотрела на нее.
   – Я в порядке, – прошептала она с итальянским акцентом.
   – Оставьте это, – твердо сказала Джесика. Она привыкла иметь дело с обслуживающим персоналом разных национальностей в «Ройал-Вестминстере», и эта девушка напоминала ей многих горничных. Джесика проводила ее на кухню. – Прилягте и приложите лед к синяку. И ни о чем не беспокойтесь – все будет хорошо.
   – Это часто происходит… и без всякой причины, – прошептала служанка.
   – Мне кажется, вам следует подыскать работу на другой вилле, где люди гораздо добрее. Как вы думаете? – сказала Джесика.
   Внутри она вся кипела от гнева. Как Бернард посмел так вести себя! Убрав мусор, она вернулась на террасу и в этот момент совершенно отчетливо поняла, что ее доброе отношение к Бернарду вряд ли может восстановиться.
   Он появился к ленчу и спокойно занял свое место под навесом на террасе, как будто ничего не случилось. Джесика не представляла, где он был в прошедший час, и ее это вовсе не интересовало. Он медленно потягивал ледяное фраскати, не замечая ее присутствия, а она обдумывала, что сказать ему.
   Теперь Джесика окончательно разобралась в своих чувствах. Инстинкт подсказывал ей, что надо бежать подальше от Сардинии, от Бернарда и от того ужасного образа жизни, который она вела в настоящее время. Надо спрятаться в каком-нибудь укромном местечке, где никто не знал ее. Какой же дурой она была! Как могла умная, преуспевающая женщина двадцати шести лет, имеющая уважаемую, высокооплачиваемую работу, сделать такую глупость? Было время, когда казалось, что она поступает правильно, без памяти влюбившись в Бернарда, который заслонил от нее все на свете! Теперь же она столкнулась с фактом, что слепое увлечение прошло и перед ней предстало истинное положение вещей.
   – Может быть, поплаваем перед ленчем? – неожиданно сказал Бернард.
   – Я хотела бы поговорить с тобой, – ответила она. Бернард удивленно взглянул на нее. Она сидела, скрестив ноги, в шезлонге, в цветном саронге, позволяющем видеть загорелые плечи и руки. Светлые волосы были зачесаны наверх. Она внимательно смотрела на него своими искренними голубыми глазами, а маленький рот казался строгим и серьезным.
   – Тогда я еще выпью. – Он налил себе в бокал фраскати, затем, вспомнив, предложил ей тоже. Джесика отрицательно покачала головой. – О чем же ты хочешь поговорить? – спросил он.
   Ее голос слегка дрожал:
   – О тебе и обо мне.
   – Я это предполагал. – Он задумчиво сделал глоток вина, затем сказал тихим голосом. – Мне кажется, я знаю, что происходит.
   – В самом деле? – В теплом спокойном воздухе слышалось слабое позвякивание ее золотых браслетов.
   – Ты ведь больше не любишь меня? Да-да! Я понял это, Джесика. – Он говорил с видом усталого человека, которому все надоело и который заранее знал исход разговора. – Я боялся, что это случится, – почти печально добавил Бернард.
   – Но я не понимаю, почему ты решил?.. – Джесика не могла найти нужные слова и смутилась. Откуда он мог знать? Она была уверена, что ничем не выдала своих чувств, когда поняла, что между ними нет ничего общего. Он ценил ее чувства в те моменты, когда его волшебная музыка доводила Джесику до экстаза, и, конечно, в минуты близости.
   – Скажи, о чем ты думаешь! – настоятельно потребовал он, наклонившись и сосредоточив на ней всю силу своих пронизывающих глаз, как будто она была маленькой мошкой, которую разглядывали под микроскопом.
   Джесика посмотрела на него, теряясь и трепеща под его властным взглядом.
   – Я думаю… – начала она и откашлялась. – Мне кажется, что я влюблена в твою музыку… но не в тебя. – Последние слова она произнесла почти шепотом.
   Бернард понимающе кивнул.
   – Как иногда некоторые влюбляются в героя, которого играет актер, но не в самого актера, – сказал он.
   Джесика ухватилась за это объяснение. Оно совершенно точно характеризовало ее чувства.
   – Верно. Именно так случилось со мной. Слушая твою музыку, я уношусь в другие миры…
   – В этом нет ничего удивительного, – прервал ее Бернард. – То же самое было с моей женой. Она обожала мою музыку, но не переносила меня и мой образ жизни. Музыка – очень опасное и могущественное творение, Джесика, как ты сама могла в этом убедиться. Она способна воздействовать на чувства людей, как ничто иное на земле, потому что говорит на языке души. Ты заметила, как музыка влияет на настроение людей? В одном случае они готовы вскочить и танцевать, а в другом – плачут. Музыка, которую сочиняю я, действует на эмоции, на саму душу. Именно это произошло с тобой, Джесика. Музыка уносила тебя от реальной жизни, а когда она кончалась, все оказывалось совсем иным, нежели ты представляла.
   По щекам Джесики текли крупные слезы. Он оказался мудрым, его слова попали в самую точку. Будучи очень эмоциональной личностью, она под влиянием музыки приписывала ее создателю всю красоту и страстность, которую тот вкладывал в свое творение, не задумываясь о том, каков же на самом деле этот человек. Джесика опустила голову, чувствуя себя ребенком, который, повзрослев, вдруг понял, что Сайта-Клауса на самом деле не существует.
   – Вот почему я не просил тебя выйти за меня замуж, – услышала она голос Бернарда. – Когда от меня ушла жена, я понял, что не гожусь для брака. Рано или поздно женщины устают от моего образа жизни. Как говорил Шекспир, музыка питает любовь, но, к сожалению, женщине недостаточно одной романтики. Им необходима более прочная основа в повседневной жизни. – Он криво улыбнулся и погладил ее плечо. – Маленькая Джесика очень романтичная натура, – прошептал он. – Именно для таких женщин я и пишу свою музыку. На прозаичных людей она не действует.
   Джесика внимательно посмотрела на него. Слезы на ее бронзовых щеках высохли, оставив еле заметные бороздки.
   – Ты знал заранее, что так случится?
   – Я надеялся, что этого не произойдет, – искренне сказал Бернард, продолжая задумчиво смотреть на нее. – Но когда мы начали вместе гастролировать, я понял: нам не избежать роковых последствий. Жизнь на чемоданах далека от романтики. Я очень хорошо это знаю.
   – Дело вовсе не в переездах, – возразила Джесика. – Просто ты стал… совсем другим человеком по сравнению с тем, кого я встретила в Лондоне. Мне кажется, я совершенно не знаю тебя теперь.
   – Ты никогда не знала меня, Джесика. В этом-то все и дело. У тебя было слишком мало времени. Ты полагала, что уезжаешь с человеком, который соответствует образу, возникшему в твоем воображении под влиянием музыки. Когда же ты поняла, каков я на самом деле, у тебя сложилось совсем иное впечатление. Ни один мужчина не может быть таким, каким его представляет женщина – в своих грезах.
   Джесика удивленно покачала головой: Бернард понимал и выражал ее мысли лучше, чем она сама могла бы сделать это.
   – Я не знаю, что мне делать, – удрученно сказала она.
   – Можешь остаться или уехать домой, – мягко ответил он. – Все зависит от тебя. Но запомни: если останешься, тебе придется смириться с моим образом жизни и с моим характером. Я не могу ради тебя все время изображать романтического героя. Моя работа – сочинять музыку, совершать турне с концертами. Это напряженная работа, тяжелые будни. Для романтики остается мало места.
   – А в постели… – Джесика запнулась, с болью отведя глаза. – Ты был страстным, когда мы впервые встретились, и говорил, что любишь меня. Неужели ты притворялся тогда?
   Он положил ее руку между своих сильных ладоней и начал нежно поглаживать тонкие пальцы.
   – Я такой же мужчина, как и все, Джесика. Конечно, я влюбился в тебя и делал все, чтобы мы оказались в постели. Это было великолепно, поверь мне, и я испытывал такое же наслаждение, как, надеюсь, и ты, но… Мужчины отличаются от женщин, дорогая. Покорив женщину и достигнув своей цели… что им остается, кроме как повторять и повторять одно и то же, пока не надоест?
   Джесика вскинула голову и сердито посмотрела на него, намереваясь возразить, но Бернард остановил ее взглядом, прежде чем она успела что-либо сказать.
   – Отношения между людьми должны основываться на реальности, – продолжил он. – Это не симфония и не опера, а настоящая жизнь. – Он сделал ударение на последнем слове, как бы пытаясь развеять грезы, которые завладели ею, заслоняя истинное положение вещей.
   – Понимаю, – медленно произнесла она.
   – Подумай об этом еще раз. Не надо спешить с принятием решения. Ты можешь продолжать жить со мной, как прежде, или уехать, если придешь к выводу, что реальность слишком неприятна и мучительна для тебя. – Он говорил без всякого сожаления, как будто просто устанавливал правила игры и был совершенно удовлетворен ими.
   Джесика предполагала, что ей будет трудно покинуть остров, и сейчас, когда она упаковывала чемоданы, холодное и мрачное чувство, словно черная тень, угнетало ее. Закончился еще один период ее жизни, полный необычайной любви, радости и больших надежд на будущее. Был полдень, а ее лайнер улетал в половине шестого. С высохшими глазами и почти ничего не чувствуя, она машинально укладывала одежду и обувь, словно сомнамбула. Вилла была объята тишиной знойного полдня. Бернард работал в музыкальной комнате.
   Смирившись с тем, что все кончено, Джесика спокойно застегнула чемоданы и в последний раз вышла на террасу. Ей захотелось еще раз взглянуть на великолепный залив, чтобы навсегда запечатлеть в памяти его аквамариновые воды и буйную прибрежную растительность.
   Тишину нарушал только громкий стрекот цикад в густой траве. Испытывая легкость, оттого что скоро все кончится, Джесика наклонилась над парапетом и посмотрела вниз, где волны мягко накатывались на берег. В этот момент она услышала музыку Бернарда. Он будто решил воскресить в ее памяти счастливые моменты их жизни, пробуждая ее чувства и заставляя волноваться, проникая в самую глубину души. Джесика прижималась к теплым камням, чувствуя успокоение. Подняв голову, она взглянула на голубое небо, затем закрыла глаза, испытывая головокружение, а музыка продолжала тревожить душу и терзать ее сердце. Джесика быстро пересекла террасу и вошла сквозь стеклянные двери в комнату. Бернард сидел за роялем и играл свой последний концерт. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, а пальцы порхали над клавишами.
   – Не пытайся еще раз охмурить меня! – пронзительно крикнула Джесика, размахивая над головой своими маленькими кулачками. – Это подло. Ты знаешь, как на меня действует музыка! Это просто нечестно! – По щекам ее текли слезы, в то время как она пыталась взять себя в руки.
   Бернард обернулся, и лицо его медленно расплылось в улыбке. Он устремил на нее пристальный взгляд своих выразительных глаз, продолжая играть.
   – Тебе нравится этот концерт, не так ли? – тихо сказал он.
   – Ты знаешь, что да, черт тебя побери! – взвизгнула Джесика, дрожа от гнева. – Ты… ты нарочно хочешь растрогать меня… и это подло с твоей стороны! – Она сердито вытерла слезы и попыталась заколоть свой пучок, который рассыпался, от чего волосы упали ей на плечи. – Не смей так поступать со мной!
   Бернард скривил губы:
   – Дорогая, я ничего особенного не делаю с тобой, ты сама виновата. Я приехал сюда, чтобы сочинять музыку, а ты поддаешься ее влиянию и говоришь, что я пытаюсь охмурить тебя. – При этом он продолжал играть, наполняя комнату звучными аккордами и виртуозными каденциями, которые вызывали трепет и способны были довести до экстаза.
   Джесика заткнула уши:
   – Прекрати! Прекрати сейчас же! Я ненавижу тебя, Бернард Шеллер! Тебе известно, что ты опасный человек? – Она повернулась и выбежала из комнаты.
   Бернард откинул голову назад и громко рассмеялся.
   Некоторое время был слышен стук высоких каблучков Джесики по мраморному полу, затем все стихло. Улыбка сошла с лица Бернарда, и он сидел, задумчиво глядя на террасу и на залив сквозь стеклянные двери. Он тоже плохо знал Джесику. Ему так и не удалось заставить ее остаться. Даже с помощью музыки…
   Самолет оторвался от полосы и, словно могучая тица, взлетел над морем навстречу ветру, взяв курс на северо-запад. Внизу лежала Сардиния, похожая на топаз в аквамариновой оправе. И вот остров становится все меньше и меньше. Джесика наблюдала за ним в окно салона и, очевидно, видела его в последний раз, переживая свои разбитые мечты. Теперь они уходили в прошлое. Она уже никогда не вернется сюда. Здесь многое напоминало о ее слабостях и неудачах, вследствие того что она позволила эмоциям взять верх над разумом. Все кончено. Она навсегда распрощалась с Бернардом, и сейчас ее мысли были устремлены в будущее. Мечты исчезли, подобно звездам за облаками. Осталось только одно, и это была музыка Бернарда, которой восхищался весь мир. Вот что будет жить вечно, даже после того, как поблекнут все надежды и желания, которые она вызывала.
   Ноги Карла налились свинцом, когда он встал, чтобы подойти к телефону. Звонок от Джейка в такой час в связи с тем, что в банке не все в порядке, мог означать только одно. Карла прошиб холодный пот, и, несмотря на все усилия контролировать себя, его рука дрожала, когда он взял трубку.
   – Джейк? – Ему с трудом удалось соблюсти спокойный тон.
   Мэделин легла на кровать, чтобы быть поближе к нему, но он повернулся так, что она хотя бы не видела его лица.
   – Извини, что побеспокоил… Должно быть, в Англии уже поздняя ночь, не так ли? – мягко спросил Джейк.
   – Э… – Карл растерялся. – Да, уже довольно поздно, но это не важно. Как дела? – Он крепко прижимал трубку к уху, надеясь, что Мэделин не услышит, что говорил ее отец. «Какая глупость, – подумал он. – От нее ничего не скроешь – на моем лице все написано».
   – Дело касается твоей секретарши… – услышал он голос Джейка. – Возникли кое-какие проблемы, и я подумал, что ты должен знать.
   Вот оно! Все последнее время Карл ждал и боялся этого момента. Он и Кимберли разоблачены! Ясно, что она попалась, и теперь он с ней попал в одну сеть. Он уже знал, что Джейк собирается сказать.
   – Боюсь, что Кимберли Кэбот уже арестована… Это ужасный удар, но надеюсь, мы сможем избежать газетных публикаций ради спасения репутации банка.
   Карл без сил опустился на край кровати, чувствуя себя так, как будто кто-то двинул ему кулаком в живот.
   – Арестована? – повторил он слабым голосом.
   – Да…
   Последовала длительная пауза, во время которой Карл увидел перед собой руины своей жизни, подобно обломкам кораблекрушения. Теперь это стало реальностью. Его брак, его карьера и все его будущее разрушены… И во всем виноват только он сам! Всего лишь глупая неосторожность, когда он на мгновение почувствовал себя одиноким и тем самым проложил дорогу аферистке, заложив основу собственного крушения. И вот неизбежные последствия. Голос Джейка прервал мысли Карла:
   – Ее обвинили в воровстве…
   «Знаю, знаю! – отчаянно звучало в мозгу Карла. – Можешь не говорить: она украла свыше трех миллионов долларов». Однако вслух он сказал:
   – И что же произошло?
   – В чем дело? – спросила Мэделин. Она сидела на кровати рядом с мужем, стараясь привлечь его внимание. – Что случилось?
   – Подожди минуту, Джейк, – сказал Карл в трубку. – Мэделин хочет знать, что случилось. – Он прикрыл ладонью микрофон и, стараясь не смотреть в глаза жене, кратко изложил сообщение Джейка. Затем снова заговорил в трубку: – Так что ты говоришь, Джейк?
   – Передай привет Мэделин! А теперь об этой девице Кимберли. Кажется, у нее был дружок по имени Хэнк Пагсли…
   «Знаю», – подумал Карл.
   – … и он выдвинул против нее обвинение…
   «Этого следовало ожидать», – промелькнуло в мозгу Карла.
   – … Пагсли вызвал полицию, и ее арестовали за воровство… «Трех с половиной миллионов долларов», – сказал про себя Карл.
   – … каких-то драгоценностей из его квартиры…
   – Что? – Карл сжал трубку и сдвинул брови.
   – Она украла какие-то драгоценности из его квартиры, – повторил Джейк. – Пагсли был ужасно расстроен из-за пары бриллиантовых сережек, которые принадлежали его матери.
   – Но… – Карл замолчал, ошеломленный этой новостью. Как могла Кимберли совершить такую глупость? Она ведь была достаточно умна, если сумела разработать план ограбления Хэнка на миллионы, однако попалась на воровстве каких-то сережек из его квартиры. Трудно предположить, что Кимберли была на квартире Хэнка. Неужели она снова встречалась с ним?
   – Так, значит, она арестована? – запинаясь, спросил Карл. Он заметил, что Мэделин встала с кровати и, сев за свой туалетный столик, расчесывала волосы, потеряв интерес к разговору. «Может быть, мне удастся выкрутиться?» – с надеждой подумал Карл в какой-то момент, но затем понял, что пытается обмануть сам себя. Очевидно, Кимберли возложит всю вину на него, и теперь это только вопрос времени, когда все узнают о его причастности к воровству денег. Может быть, лучше самому все рассказать Джейку и покончить с этим делом? Мозг Карла лихорадочно работал. Или все-таки подождать, когда его раскроют, чем признаваться самому?..
   – Да, сейчас она находится в местном полицейском участке. До этого они обыскали ее квартиру и нашли драгоценности, спрятанные под матрацем, – сказал Джейк, прервав мысли Карла. – Кажется, ее взяли вечером, а утром предъявили обвинение.
   – Джейк, – медленно начал Карл, – я хотел бы… – Как сказать тестю, что он натворил? Как объяснить ему, черт побери, что произошло? Однако слишком велик был соблазн освободиться от непосильной ноши, которая мучила его последние месяцы.
   Он сжал кулак и уже хотел начать говорить, но в этот момент к нему через всю комнату бросилась Мэделин и буквально вырвала у него трубку.
   – Привет, папа! Разве ты не хочешь поговорить со своей единственной дочерью? – весело спросила она. – Ты все время говоришь с Карлом о делах и совсем забыл обо мне! Неужели ты не хочешь узнать, как я себя чувствую?
   Джейк засмеялся, как всегда забавляясь ее манерой шутить.
   – Я не мог не спросить о тебе при разговоре с Карлом, – ответил он.
   Мэделин поговорила с ним еще несколько минут, затем сказала:
   – Так, значит, это все? Ты больше ничего не хочешь передать Карлу?
   – Нет. Я только хотел предупредить его, чтобы он не удивлялся, если позвонит в свой офис и узнает, что его секретарша отсутствует, так как сидит в тюрьме! Извини, что побеспокоил вас, дорогая.
   – Ничего, папа. Только больше не надо таких звонков! – пошутила она.
   Повесив трубку, Мэделин повернулась к Карлу и посмотрела на него с выражением, которого он поначалу не понял.
   – Тебе не надо ничего говорить моему отцу, Карл, – сказала она многозначительно. – Кимберли арестована, и я думаю, ты больше никогда не услышишь о ней.
   – Я не брала эти вещи. Я даже не была в его квартире больше года! – настаивала Кимберли.
   Сидя за столом в комнате допросов в отделении полиции, она чувствовала растущую ярость. Хэнк Пагсли подставил ее, и она попалась в его ловушку! Этот ублюдок был достаточно умен, чтобы не привлекать ее за воровство денег, потому что его самого могли обвинить в уклонении от уплаты налогов, вот он и придумал эту ловушку, подсунув ей под матрац улики.
   «Видимо, я совсем потеряла голову, когда Хэнк пришел ко мне тогда вечером, – подумала Кимберли, сжав зубы. – Если бы я сохраняла хладнокровие… Но мне показалось, что он пришел убить меня, а все обернулось иначе, и я так обрадовалась его дружелюбному настроению, что совершенно потеряла бдительность».
   Кимберли вспомнила ужас, охвативший ее, когда в двери показалась огромная угрожающая фигура. Она закричала, уверенная, что Хэнк пришел рассчитаться с ней. Видимо, он обнаружил пропажу и каким-то образом ухитрился вернуть свои деньга и закрыть ее счет в швейцарском банке. Ее пронзительный крик отозвался эхом в пустом коридоре.
   – Привет, Кимберли, – вежливо сказал Хэнк, будто не слышал ее крика и расстался с ней всего несколько дней назад. Она замолчала, поняв, что он не собирается причинять ей вред. – Можно мне войти и немного выпить? Мы так давно не виделись. – Грузный Хэнк медленно двинулся вперед, и Кимберли машинально отступила в сторону, удивляясь, как она могла спать с таким увальнем.