— У некоторых мужчин есть любовницы, — согласился Росс, — но наши законы обязывают мужчин всех сословий иметь только одну жену.
   — Как это нудно! — хмыкнул эмир. — Мужчине требуется разнообразие.
   — Разнообразие не лишено своего очарования, но оно не имеет цены, если за ним не стоит глубокая любовь, — ответил Росс. — Мужчина, который владеет дюжиной лошадей, никогда не станет ухаживать за ними так, как если бы у него была одна. И так же мужчина, у которого всего одна жена, лучше узнает ее и будет ценить больше, чем человек, владеющий целым гаремом жен и наложниц.
   Росс лишь покосился в ее сторону, по Джулиет почувствовала, что это его замечание предназначено ей. Вмиг жаркая волна гордости и вины одновременно затопила ее. «Росс слишком хорош для меня. Но ведь я всегда об этом знала», — мелькнуло у нее в голове.
   На Насруллу монолог Росса почти не произвел впечатления.
   — По мне это звучит так, словно человек пытается убедить себя в отсутствии выбора.
   Росс улыбнулся:
   — Как вам будет угодно, ваше величество. Существует много истин, эта же — истина для меня.
   В очередной раз резко дернувшись, эмир сказал:
   — Очень странно. У меня две тысячи рабов-персов здесь, в Бухаре, и никому до них нет дела. А тут я беру в плен одного британца, и надо же ехать через всю Европу, чтобы просить о его освобождении!
   Джулиет вся обратилась в слух и почувствовала такое же внимание со стороны Росса. Наконец-то они добрались до сути!
   Совершенно потеряв гордость, Росс опустился перед эмиром на колени.
   — Я не требую, я умоляю! Если вы держите моего брата в заключении, молю вас, отпустите его. Я знаю, что законы гостеприимства в большой чести в вашей великой стране, и не могу поверить сообщениям, что он был жестоко казнен.
   — Ваша мольба весьма трогательна, лорд Кхилбурн, и, возможно, если бы вы приехали несколько месяцев назад, я бы снизошел. Но, увы, вы приехали слишком поздно. — В голосе Насруллы прозвучало деланное сожаление, и темные глаза его недобро сверкнули. — С прискорбием сообщаю вам, что майор Камерон был казнен.
   Джулиет закрыла глаза и тяжело вздохнула, потеряв всякую надежду: «Мой брат мертв!»
   Мальчик-перс нерешительно шевельнул пальцами, и она поняла, что невольно стиснула руку ребенка. Какое у него доброе сердце, раз он, сам недавно переживший такое, посочувствовал моему горю!» — подумала она. С усилием открыв глаза, она заметила мертвенную бледность на лице мужа. После долгой-долгой паузы Росс спросил:
   — Могу ли я узнать, в чем его вина, раз он заслужил такое наказание?
   Повисла напряженная тишина, ибо эмиру вообще опасались задавать вопросы. Впрочем, через секунду он пожал плечами.
   — Его документы вызывали сомнения, на самом ли деле он представляет британское правительство. Кроме того, он занимался шпионажем. Когда его взяли с поличным, он принял ислам и поклялся в верности мне, но через несколько дней от всего отрекся. — Глаза Насруллы были холодны, как сама смерть. — В соответствии с нашими законами, если человек принял ислам, то он должен либо стать мусульманином, либо умереть.
   — Понятно. — Росс тяжело поднялся с колен. — Это действительно суровый грех. И все же, поскольку он заплатил за свое преступление, прошу вас разрешить мне забрать его тело домой, чтобы предать там земле.
   — Сегодня я уже достаточно потратил времени, — резко ответил Насрулла. — Я обдумаю вашу просьбу, и мы еще поговорим об этом. — Он посмотрел по сторонам и подозвал одного из своих охранников. — У министра иностранных дел есть вопросы к лорду Кхилбурну. Отведи к нему ференги. — И эмир удалился в комнату для аудиенций.
   Росс, сжав кулак, проводил его взглядом, но потом усилием воли распрямил пальцы. «Своими жестокостью и безумием Насрулла только подтверждает свою репутацию. Наверное, нам с Джулиет потребуется помощь самого дьявола, чтобы выбраться из Бухары целыми и невредимыми», — подумал он и, придав своему лицу выражение бесстрастного спокойствия, последовал за охранником. Джулиет с мальчиком пошли за ним.
   Абдул Самут Хан привел их в маленькую контору, где бухарский министр иностранных дел что-то диктовал персу-писцу. Министр, узбек с густыми кустистыми бровями и вечно хмурым взглядом, целый час подвергал Росса допросу с пристрастием, а Джулиет с парнишкой тем временем тихо ждали в углу конторы. Министр начал с вопроса о том, разозлились ли англичане при известии о гибели майора Камерона. Когда Росс подтвердил, что они были огорчены уже тем, что майора посадили в тюрьму, и наверняка придут в ярость, узнав о его смерти, узбек нахмурился и спросил, как далеко отсюда Англия. Услышав, что их отделяет огромное расстояние, он расслабился, а потом стал выяснять особенности внутренней политики Англии и России. О последней он знал довольно много, и неудивителыю, ибо Российская империя подобно грозовой туче нависала над Центральной Азией.
   Однако когда министр спросил о четырех «главных везирах» Англии, его охватила ярость, и он обвинил Росса во лжи, ибо имена их отличались от тех, что год назад назвал ему Иан Камерон. Росс терпеливо объяснил ему, что правительство недавно сменилось, это, в свою очередь, потребовало сложных и долгих разглагольствований о том, как действует британская конституционная монархия.
   Бухарец немного смягчился, когда услышал имена прежних министров, хотя вряд ли в самом деле поверил, что администрация может мирно сменять одна другую. Смена власти без кровопролития противоречила доктрине азиатских властителей.
   Вопросы следовали один за другим, и Росс вскоре так устал, что ему с трудом удавалось сосредоточиться. Караван вышел в путь задолго до рассвета, с самого утра Росс переживал долгий, полный потрясений день, но вот теперь уже спускались сумерки, а министр иностранных дел, похоже, и не думал заканчивать. Наконец Росс спросил:
   — Нельзя ли моему слуге проводить нового раба, чтобы тот собрал свои пожитки?
   Министр согласился и, приставив охранника к Джулиет и мальчику, отпустил их в комнаты для рабов. Полчаса спустя они вернулись. Джулиет держала в руках все нехитрое имущество парнишки. Министр вдруг приветливо произнес:
   — Приношу свои извинения, лорд Кхилбурн, за то, что так надолго задержал вас. Хотелось бы еще поговорить с вами, но на сегодня достаточно. Вы, наверное, устали после вашего путешествия. — Он хлопнул в ладоши, вызывая вооруженных охранников, чтобы те отвели гостей в предназначенные для них покои.
   Путники разыскали своих верблюдов и, покинув дворец эмира, перебрались в большое, огражденное стенами здание, находившееся в полумиле от крепости. Навстречу к ним уже спешил наиб.
   — Приветствую вас, мои друзья! — Он поклонился. — Добро пожаловать в мое смиренное жилище.
   — Это ваш дом? — удивленно спросил Росс.
   — Да. Эмир частенько позволяет мне выступать в роли хозяина перед особо почетными гостями. Давайте-ка я покажу вам ваши апартаменты.
   Отведенные им комнаты располагались этажом выше и соединялись между собой балконом, откуда открывался прекрасный вид на огромный сад за домом. Комнаты с белыми стенами, диванами, подушками и красивыми бухарскими коврами были меблированы просто, но не без удобства. В одной комнате стояла веревочная кровать, а в другой — стол, выполнявший функции обеденного и письменного. Слуги уже вносили их багаж и размещали его в спальне. Наиб зажег несколько масляных ламп и сказал:
   — Я распоряжусь, чтобы вам через несколько минут принесли еду. Ваши слуги останутся с вами или отправить их в комнаты для рабов?
   — Джелал будет спать здесь, на полу. А мальчик… — Росс посмотрел на ребенка. — Пусть пообедает с нами, я поговорю с ним, а спать он будет в селамлике. Думаю, у вас тут найдутся мальчики его возраста.
   Наиб кивнул.
   — Не угодно ли вам еще что-нибудь?
   — Ванну, — быстро откликнулся Росс.
   — Рекомендую турецкие бани.
   Росс отдал бы шесть месяцев жизни за турецкую баню, но, к сожалению, Джулиет воспользоваться этим предложением не могла, хотя, без сомнения, была такой же грязной, как муж. Призвав на помощь все остатки своего благоразумия, лорд Карлайл мрачно произнес:
   — Обычаи моего народа запрещают мне пользоваться турецкими банями. У вас не найдется большой ванны, которую можно было бы принести сюда, а заодно и ширму, чтобы поставить перед ней?
   — Ванна? — озадаченно переспросил Абдул Самут Хан. — Майор Камерон, будучи моим гостем, не имел ничего против турецких бань.
   — Но он был шотландцем, а я англичанин. — Росс придал голосу страдальческие нотки. — Конечно, это большое неудобство, поскольку нужна вода, но если это невозможно…
   — Нет, нет, мы все сделаем, — заверил его наиб, хотя на лице у него было написано, что просьба гостя показалась ему в высшей степени эксцентричной. — Думаю, в прачечной есть большие кадки. Я распоряжусь, чтобы после обеда вам приготовили ванну.
   Абдул Самут Хан повернулся было, чтобы уйти, но Росс остановил его:
   — Вы упомянули имя майора Камерона. Я хотел бы поговорить с вами о нем.
   Наиб огляделся по сторонам, словно опасаясь, что его подслушают, а затем понизил голос:
   — Я тоже хочу поговорить с вами. Завтра утром. — И он удалился.
   В комнате стоял кувшин с водой, все трое вымыли перед обедом руки. Парнишка с жадностью набросился на барашка с рисом: судя по худобе, во дворце его пищей не баловали.
   Наконец все поели, и Джулиет уже успела сообщить мужу, что мальчика зовут Резой, так что Росс принялся расспрашивать:
   — Ты родился здесь, в Бухаре, Реза, или тебя сюда привезли в качестве раба?
   Ребенок устремил взгляд своих блестящих глаз на Росса. Теперь, когда он успокоился, стало ясно, насколько он смышленый.
   — Я родился в Персии, господин. Мой отец — торговец зерном в Мешхеде.
   — Расскажи, как тебя схватили.
   — Я гостил в деревне на ферме своего дяди. Дядя предупреждал, чтобы я не ходил гулять в поля, но я был тогда очень мал и не послушался. Налетели туркменские бандиты и украли меня. — И мрачно, как маленький старичок, он добавил:
   — Как ференги, вы, возможно, этого не знаете, но доброму мусульманину запрещается брать в рабство другого мусульманина. Однако шиитов считают еретиками, поэтому для туркменских волков мы все равно что овцы. — Лицо Резы приняло не по-детски ожесточенное выражение. — Когда-нибудь я вернусь домой, пусть даже на это уйдет лет двадцать, и там выучусь пользоваться оружием. И больше меня никогда не поймают такие, как они.
   — А сколько времени ты пробыл в рабстве?
   — Две зимы.
   — Закон запрещает моему народу держать рабов, так что ты снова свободен. — Росс улыбнулся — проблема мальчика разрешалась легко. — Прежде чем наступит зима, ты окажешься в Мешхеде у своих родных.
   Реза едва не задохнулся от счастья: он явно не ждал, что новый хозяин отпустит его на свободу. Он неловко обежал вокруг стола, упал на колени и схватил руку Росса. Целуя ее, он произнес:
   — Да благословит вас Бог, господин! Вы уже дважды за сегодняшний день спасли меня — сначала мою жизнь, а теперь мою душу. Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Никогда не позволю при себе ругать ференги. Никогда…
   — Успокойся, — смеясь, произнес Росс.
   Он высвободил свою руку, на мгновение задержав ее на шелковистых черных волосах мальчика, и подумал: «Если бы у меня был сын, он был бы таким же смышленым и жизнерадостным». Глядя поверх темной головки на Джулиет, Росс сказал:
   — Джелал, отведи его завтра к Салеху. Когда Абдул Вахаб поведет следующий караван на запад, мы доверим ему отвезти Резу в Мешхед.
   Реза встал. Теперь, уже не будучи больше рабом, он крепко, от всего сердца обнял Росса, потом бросился на шею Джулиет.
   Поговорив с ним еще немного, Росс отпустил мальчика на ночлег. Когда он ушел, Росс отметил, что дверь, ведущая в главное здание, была из цельного твердого дерева и запиралась изнутри тяжелой доской. Значит, они смогут отгородиться от всех, если потребуется.
   Он хотел было обсудить это с Джулиет, но тут раздался стук в дверь: слуги наиба притащили огромную бадью, которая оказалась даже больше, чем английская круглая ванна. Сразу же вслед за ними появились еще двое с раздвигающейся китайской ширмой в руках, затем пришли женщины с полотенцами, мылом и кувшинами с горячей водой. Росс с изумлением взирал на всю эту процессию, пока они водружали ванну в углу спальни и ставили ширму. Затем слуги наполнили бадью горячей ароматизированной водой, поклонились и удалились прочь.
   Наконец-то Росс остался наедине с Джулиет. Он запер деревянной доской дверь и повернулся к своей жене. Больше всего на свете он хотел бы подхватить ее на руки и подержать так несколько минут — просто подержать, больше ничего.
   Но, разумеется, стоит ей оказаться у него на руках, как он тотчас воспылает страстью, поэтому он лишь сказал:
   — Прими ванну первая. — Он говорил тихо, поскольку было вполне вероятно, что их подслушивали. К счастью, наиб, похоже, единственный из всех домочадцев понимал английский, и уж, наверное, у него были занятия поинтереснее, чем стоять у двери ференги.
   Джулиет, скрестив ноги, сидела на диване. Едва Росс заговорил, она стянула с себя покрывало и на мгновение забылась. Потом посмотрела на мужа и так же тихо сказала:
   — Сегодня ты сделал три добрых дела: спас жизнь, освободил раба и устроил ванну в европейском стиле. Из всего этого, думаю, самой высокой похвалы ты заслуживаешь за последнее.
   — Почему ты так считаешь? — усмехнулся Росс.
   — Спасать жизнь Резе ты даже не пытался, освободить раба тоже тебе ничего не стоило, но пренебречь всеми восторгами турецкой бани — это настоящая жертва! — с чувством произнесла она, поднимаясь на ноги. И тут же с усмешкой добавила:
   — Если меня призовут положить свою жизнь за тебя, я так и сделаю, но у меня нет сил отклонить твое предложение вымыться первой.
   Росс расхохотался, потом направился в спальню и, покопавшись в багаже, отыскал простую хлопковую рубаху.
   — Вряд ли тебе захочется вновь облачиться в свою одежду, прежде чем ты выстираешь ее, так что на вот, надень.
   — Святой, — пробормотала она и взяла рубаху, при этом не коснувшись Росса. — Я вышла замуж за святого.
   — Но не сиди в ванне долго, а то вода остынет, — предупредил Росс. — Тогда ты поймешь, насколько заблуждаешься.
   — Мои суждения превосходны, — высокопарно ответила она. — В сущности, женщины всегда справедливее, чем мужчины.
   Словно сам дьявол дернул Росса за язык, и он буркнул:
   — Доказательством служит то, что ты вышла замуж за меня, а я на тебе женился.
   Серые глаза Джулиет широко распахнулись, и она звонко расхохоталась.
   — Правда, все это — истинная правда! — едва не задохнувшись от смеха, проговорила она. — Я рассудила отлично, а ты — просто ужасно.
   «И чего было смеяться? Наверное, Росс надеялся, что я обижусь на него и таким образом между нами вырастет очередной барьер, но моя очаровательная способность смеяться над собой разрушила его планы», — подумала она.
   Пряча улыбку, Росс заметил:
   — Не знаю, не знаю, но вряд ли это было мое суждение.
   Внезапно помрачнев, Джулиет тихо сказала:
   — О, Росс, ты мне так нравишься, если бы не…
   Она осеклась, и он осмелился спросить:
   — Если бы не что?
   Она некоторое время растерянно смотрела на мужа, потом повернулась и шмыгнула в спальню. Росс же вышел на балкон. Здесь он что было мочи вцепился в перила и принялся медленно, размеренно дышать.
   «Значит, я ей нравлюсь, она восхищается моими суждениями. Чудесно. Вернее, очень лестно! И во время бури она призналась, что хочет меня. Как жаль, что в этом списке отсутствует любовь, ибо разделяющая нас пропасть столь глубока, что только любовь могла бы помочь преодолеть ее. Впрочем, и этого скорее всего было бы недостаточно: ведь не хватило же одной любви двенадцать лет назад! И как всегда, я с ума схожу оттого, что на самом деле не знаю, почему же она все-таки уехала. Те причины, которые она приводила? Возможно, но все же я не могу отделаться от чувства, что они, как дымовая завеса, предназначены для того, чтобы скрыть правду», — пронеслось в голове у Росса.
   Он глубоко вздохнул, осознав, что уже раз сто думал об этом, и посмотрел вокруг. Температура упала, на город спустилась приятная прохлада. От всего жилища Абдул Самут Хана веяло миром и деревенским покоем. Стояла такая тишина, что невозможно было не услышать тихий плеск воды в спальне. Росс представил себе, как Джулиет входит в воду, опускает сначала одну ногу, потом другую, садится в ванну, и вода доходит ей до груди. Сначала она вымоет волосы, а может, сделает это потом, когда щеткой ототрет тело. Вот мыло скользит по ее прелестной светлой, как луна, коже…
 
   Росс почувствовал, как у него участилось дыхание, костяшки пальцев побелели от напряжения. «Если я не совладаю с собой, то моментально воспламенюсь и от меня на этом глиняном полу останется только кучка пепла, — подумал он и неохотно улыбнулся. — Может, это самый простой способ покинуть Бухару, но все же стоит получше изучить жилище наиба». Этим небольшим дворцом наиб распоряжался самостоятельно, и благодаря высоким стенам люди чувствовали себя здесь, как в колодце. «Утром, встретившись с Абдул Самут Ханом, я, возможно, смогу пройтись по его владениям». Росс мысленно вернулся к разговору с эмиром, анализируя каждый нюанс и свои впечатления, чтобы потом это пошло на пользу. Он так ушел в себя, что еле услышал голос Джулиет:
   — Сейчас твоя очередь.
   — Быстро ты управилась, — заметил он, входя в комнату. Джулиет стояла далеко от арочного проема на балкон, так что снаружи ее никто не смог бы заметить.
   — Ты так напугал меня, что накажешь за растрату горячей воды, — с вытянувшимся лицом объяснила она. — А одежду я постираю попозже. Если ее отстирать дочиста, то в воде нельзя будет мыться.
   Она прошлась пальцами по волосам, расчесывая жесткие кудри. Густые рыжие волосы ниспадали чуть ли не до талии и, даже влажные, сверкали, как темное пламя. Теперь Росс со всей отчетливостью понял, какую совершил ошибку, предложив жене хлопковую рубашку из такой тонкой ткани. Материал прилип к ее влажному телу, а под рубашкой на ней ничего не было, и, разумеется, не было той ткани, которой она стягивала свою грудь. «Да, в груди она пополнела за эти двенадцать лет», — почему-то подумал он. Джулиет прошла через всю комнату и уселась на диван. Рубашка оказалась такой длинной, что волочилась по полу, отчего Джулиет выглядела хрупкой и нежной. «Она скорее изящная, а не хрупкая. Иначе не смогла бы победить крепкого погонщика верблюдов в ножевой схватке».
   Джулиет все-таки заметила его неотрывный взгляд, а Росс направился в спальню, резкими, нервными движениями стянул с себя одежду и влез в ванну. Теплая вода приятно согревала, напряжение спадало. Он принялся мыть волосы, мрачно размышляя о том, что если бы вода оказалась холодной, то было бы гораздо лучше. Впрочем, даже лед не смог бы остудить огонь, пылавший в жилах Росса.
 
   Росс закончил мыться, и Джулиет выстирала свою одежду, выкрутила ее, а потом повесила сушить. Дул такой сухой ветер, что ее уже завтра утром можно будет надеть. Вернувшись в гостиную, она нашла Росса вытянувшимся на заваленном подушками диване. Он тоже переоделся в просторный темно-синий азиатский халат, оттенявший его взъерошенные золотистые волосы.
   Муж мимолетно улыбнулся Джулиет и снова принялся рассматривать потолок. Вид Карлайла показался ей изнуренным, но в этом не было ничего удивительного, ибо она и сама изнемогала от усталости, а ведь ей не пришлось беседовать с эмиром или выносить мучительный допрос министра иностранных дел.
   Весь этот вечер носил какой-то неистребимо домашний оттенок, и им вдруг показалось, что если они разделят широкую веревочную кровать, то это будет самым естественным делом. «Слава Богу, что у Росса железная сила воли», — успокаивала себя Джулиет, думая о том, что ни полпенса не поставила бы на свою выдержанность.
   Она устроилась на полу в нескольких футах от мужа, стыдливо спрятав ноги под рубашкой. Она лежала на темно-красном ковре изумительной работы. Видимо, он был соткан текино-туркменским племенем. «Может, они и мародеры, но ковры у них замечательные», — решила она. И принялась рассеянно расчесывать влажные волосы в слабой надежде распрямить хоть один завиток.
   — Что ты думаешь об утренних словах эмира?
   Росс нахмурился:
   — Похоже, доводы Насруллы о казни Иана притянуты за уши. Конечно же, он был официальным представителем Британии, и только одному Богу известно, что эмир может счесть за шпионаж.
   — А я вот почему-то не могу себе представить, чго он принял ислам, — печально обронила Джулиет. — Полагаю, они просто выдвинули надуманные причины, чтобы оправдать его казнь.
   — Возможно, наиб расскажет мне об этом завтра утром, но я подозреваю, что настоящая причина его казни в недавнем поражении британцев в Афганистане, — отозвался Росс. — Британские войска отступили, и эмир, вероятно, решил не расточать понапрасну любезности перед ференги, потому и приговорил Иана к смерти. — Он вздохнул. — Удивительно! Если бы Англия выиграла, твой брат мог быть сейчас жив.
   — Выходит, Иан своей жизнью расплатился за империю, — горько произнесла Джулиет. — За эту проклятую чертову Британскую империю!
   — Это огромная потеря, — тихо произнес Росс, — но Иан знал, что делал. Я рассказывал тебе о нашей с ним встрече в Индии несколько лет назад? Он взял отпуск на месяц, и все это время мы вместе скитались по горной стране. Ты знаешь, он любил армию и представлял все трудности жизни, которую сам для себя выбрал.
   — Лучше бы он так и остался служить в армии, чем отправляться с дипломатической миссией. — Джулиет едва выдавила улыбку. — Ты видел его совсем недавно, не то что я. Мне просто никогда не приходило в голову, что я больше не увижу Иана. Казалось, мы когда-нибудь обязательно соберемся вместе и расскажем друг другу о всех переделках, в которые нам довелось попасть. Мы всегда так раньше делали…
   Голос у нее вдруг сорвался, она покачала головой. Она сама виновата, что много лет не видела своего брата, и у нее нет права обременять своим горем Росса. Совладав с собой, она буднично спросила:
   — Ну, и что будем делать?
   Росс пожал плечами, не сводя рассеянного взгляда с оштукатуренного потолка.
   — Через неделю или две эмир вызовет меня на очередную аудиенцию. Если повезет, нам разрешат забрать тело Иана, и мы буквально умчимся отсюда.
   — А если не повезет?
   — Нам откажут выдать тело Иана, что, конечно, прискорбно, но не так страшно, — ровным голосом произнес Росс. — Страшно будет, если эмир не даст нам разрешения покинуть страну…
   Джулиет молча кивнула.
   — И что тогда?
   — Подумаем. Все в свое время. — Росс сел и свесил ноги с дивана. — Не хочешь лечь на кровать? Я не против поспать и на полу.
   — Я тоже. — Она улыбнулась и похлопала рукой по соломенному тюфяку у стены. — Как верный раб, я должна лежать на полу у двери с кинжалом в руках, дабы в случае чего защитить жизнь своего господина.
   «Лучше бы ты кинжалом защищала свою добродетель», — пронеслось в голове Росса. Он изо всех сил старался не смотреть на Джулиет, потом пожелал ей доброй ночи и отправился в спальню. «Да, трудно будет уснуть, зная о том, что она рядом, но не стоит подливать масло в огонь».

Глава 17

   Росс проснулся на рассвете, разбуженный заунывным призывом муэдзина. Как приятно спать на кровати! Ощущение же близости Джулиет скорее наполнило его вчера сладостными, а не губительными грезами.
   Одевшись, он, позевывая, направился в гостиную и обнаружил, что жена уже встала и облачилась в свою бесполую туарегскую одежду. Правда, лицо она еще не закрыла. Джулиет сидела на диване. Темные одежды и покрывало придавали ее бледному лицу некое сходство со средневековым монахом, но это было кощунственное сравнение: ни один монах не излучал такой бешеной энергии и чувственной силы.
   Забывшись, Джулиет обратилась к Россу, не ведая о его не соответствующих данному моменту мыслях:
   — Какой у нас план на сегодня?
   Росс уже думал об этом: по утрам он долго раскачивался и был хорош только в одном, но без помощи женщины продемонстрировать это невозможно. С усилием возвращаясь к действительности, он ответил:
   — Я надеюсь пораньше переговорить с Абдул Самут Ханом. И хорошо бы разузнать как следует насчет заточения Иана, чтобы таким образом выяснить, кто я — почетный гость или пленник.
   — Наверное, и то, и другое.
   — И я так думаю. А ты скорее всего можешь выйти в город без помех. — Он помолчал, мысленно намечая план действий. — Я бы хотел навестить Салеха и Мурада и убедиться, что у них все в порядке. Наверное, тебе надо поговорить с Салехом, прежде чем вести к нему Резу, но думаю, чем раньше мальчик лишится моего опасного соседства, тем лучше.
   — Может, мне купить лошадей? — поинтересовалась она. — На верблюдах не слишком удобно разъезжать по городу.
   — Хорошая мысль! Потом ты отведешь верблюдов к Хуссейну Казиму. Он предлагал воспользоваться его конюшней, а если животные нам больше не понадобятся, то он приглядит за Джульеттой.
   Джулиет усмехнулась.
   — Ты и впрямь питаешь столь нежные чувства к глупому животному?
   Росс хотел было объяснить, что дело отнюдь не в имени верблюдицы, но решил не затевать с утра пораньше разговоры, чреватые ссорой.