— Даже если это не Иан, все равно это не значит, что мой брат жив, — вяло произнесла Джулиет. — Он мог умереть в тюрьме или его давно казнили. А если каким-то невероятным образом ты доберешься до Бухары и обнаружишь, что Иан жив, то на каком основании эмир вдруг освободит его? Или тебя?
   — И тем не менее я обещал сделать все, что в моих силах, и я сделаю это.
   Восстановив в памяти разговор, Джулиет едва не вспылила:
   — Это все проделки моей матери, не так ли?
   Он кивнул.
   — Я встретил ее в британском посольстве в Константинополе. Она безуспешно пыталась убедить сэра Стрэтфорда Каннинга предпринять что-либо официально.
   — Если Каннинг отказал, значит, в правительстве убеждены в смерти Иана. — Джулиет поджала губы. — Черт побери, моя мать не имела права просить тебя рисковать собственной жизнью ради бесполезной миссии!
   — У нее есть ощущение, что Иан жив и что мы оба благополучно вернемся домой, — объяснил он. В глазах его мелькнула еле уловимая смешинка. — Разве можно противиться женской интуиции?
   — Я искренне надеюсь, что ты не веришь в сомнительную интуицию моей матери, — бросила Джулиет. — Ради Бога, Росс, оставь эту безумную затею! Нет никакой заслуги в том, чтобы благородно покончить с собой.
   — Будь что будет. Не стоит больше обсуждать эту тему, — твердо произнес он. — Однажды я был в Бухаре и, как видишь, остался жив. Возможно, мне повезет еще раз. А если нет, — он пожал плечами с фатализмом, который был в такой чести у азиатов, — то чему быть, тому не миновать.
   — Ты был в Бухаре?! Но…
   Она осеклась, и он сухо произнес:
   — Ты удивлена, что такой кабинетный ученый, чуждый приключениям, мог решиться на подобное путешествие?
   Джулиет покраснела, понимая, что ответ на его замечание положит начало новому спору. «Возможно, этого он и добивается. — Она не позволила сбить себя с толку и прикинула все возможности. — Мне не заставить его передумать, ибо он скован этим проклятым „словом джентльмена“. Вот оно, написано у него на лице». Несмотря на искушение, она была не в силах остановить Росса, для его же блага.
   Она пробормотала какое-то страшное ругательство по-персидски. «Но я кое-что могу, и это увеличит шансы Росса выжить».
   — Очень хорошо, — спокойно и бесстрастно, в тон ему, произнесла Джулиет. — Если ты настаиваешь на своем решении, то я поеду с тобой.

Глава 5

   «Проклятие и еще раз проклятие!..» Росс уставился на свою жену, думая о том, что надо было предвидеть такой поворот.
   — Нет, ни в коем случае!
   — А я не спрашивала твоего разрешения, Росс, — подняла брови Джулиет. — Я еду с тобой, и ты меня не остановишь. Может, ты и путешествовал по Центральной Азии, но я живу здесь девять лет и знаю обычаи и людей лучше, чем ты, кроме того, у меня в распоряжении гораздо больше средств.
   — Не смеши, — со значением произнес Росс. — Ты понимаешь, что женщины в этой части света не имеют никакого статуса. Даже действуя сама по себе, ты бы ничего не смогла, а если станешь моим компаньоном, то от этого ситуация лишь ухудшится. К тому же моя задача здорово усложнится, если мне придется беспокоиться о твоей безопасности, да и о своей тоже.
   — Оставь свои беспокойства при себе, — возразила Джулиет. — Ты будешь намного больше рисковать, чем я, поскольку я поеду не как женщина.
   Росс открыл рот, потом снова закрыл его.
   — Предположим, что с твоим ростом, в туарегской одежде и парандже ты сойдешь за тарги. Если, конечно, будешь правильно себя вести, — неохотно признал он. — Хотя туарегская одежда непривычна для Центральной Азии, я думаю, тебе куда безопаснее путешествовать в облике женщины-ференги. Но об этом не может быть и речи. Я не вижу смысла в твоем присутствии, а вред может быть значительный. Я еще раз воспользуюсь аргументом, который мы сегодня выработали, и добавлю, что ты пускаешься в опасное предприятие без всяких на то разумных оснований.
   — Говорят, что Бухара — змеиное гнездо, которое кишит шпионами и стукачами. Если я поеду туда в облике мужчины-мусульманина, я смогу передвигаться свободнее, чем ты, и узнаю больше, чем это удалось бы ференги. — Она стала покусывать нижнюю губу. — Думаю, мне надо поехать в качестве твоего слуги, тогда я смогу собирать для тебя информацию, не возбуждая при этом подозрений.
   Услышав это, Росс едва не поперхнулся остатками кофе.
   — Ты и слуга? — не веря своим ушам, переспросил он. — Скорее ты сойдешь за мужчину, чем когда-нибудь сделаешь то, о чем тебя попросят.
   — Весьма тронута, — неожиданно улыбнулась Джулиет. — Признаю, что выполнять приказы отнюдь не сильная сторона моего характера, но я же не дура. Когда на карту поставлена наша жизнь, я буду образцом покорности.
   «Почему она временами столь неожиданно, неотразимо очаровательна? Насколько было бы проще, если бы Джулиет была стервой. Однако тогда я ни за что не женился бы на ней: это было бы просто невозможно».
   — Мне все равно, будешь ли ты выполнять приказы, как дрессированная охотничья собака, или нет. Я не повезу тебя в Бухару в качестве своего слуги ни при каких обстоятельствах.
   — Ты неразумен, — терпеливо внушала она ему. — Люди, которых ты нанял в Тегеране, могут быть святыми или героями, но они знают тебя всего несколько недель. Рассчитывать на их преданность никак нельзя. Разумеется, они не проявили себя должным образом сегодня, когда бросили тебя на растерзание туркменам. По крайней мере мне ты можешь доверять: ведь я не предам тебя в случае опасности.
   — Я могу быть уверен, что ты не предашь меня? — намеренно жестоко переспросил он. — Учитывая твои давнишние записи, я был бы безумцем, доверившись тебе.
   Кровь отхлынула от лица Джулиет. Ее белое, как слоновая кость, лицо составило разительный контраст с огненно-рыжими волосами. Сейчас она походила на бледный призрак с веснушчатыми скулами.
   — Очевидно, ты ошибся, доверив мне свою честь, — еле слышно произнесла она, — но ты можешь доверить мне жизнь и сам знаешь об этом.
   Несмотря на свои слова, Росс поверил заявлению Джулиет. «Возможно, она и нарушила брачные обеты, но она никогда не была трусихой или предательницей, тем более теперь, когда на кон поставлена жизнь ее брата… И хотя бы ради сохранения чести, а не привязанности, она ни за что не подведет меня. Но все равно о том, чтобы принять ее предложение, невозможно даже помыслить».
   Росс никогда особенно не задумывался о переменах в своей жизни, но несколько месяцев в тесном соседстве с собственной женой, конечно же, станут для него сущим адом.
   — Я не могу отговорить тебя от поездки, — устало произнес он, — но и ты не можешь заставить меня взять тебя в слуги.
   — Тогда я поеду вместо тебя, — ответила она, задетая его словами. — В сущности, так оно и должно быть. Иан мой брат, а не твой, а ты уже и без того достаточно настрадался от Камеронов.
   Он выдержал ее вызывающий взгляд. Они сменили тему разговора, перейдя от миссии в Бухаре к их взаимоотношениям. Гнев и напряжение, пульсировавшие в обоих, проистекали из одной открытой, кровоточащей раны: их неудавшегося брака. Настало время прямо заговорить об этом.
   — Если мы оба полны решимости поехать в Бухару и станем действовать сообща, у нас появится больше шансов выжить, — хриплым голосом заговорил Росс. — Но нам не удастся сделать это, пока мы не прекратим взаимные провокации. С момента нашей встречи мы все время сражаемся, выискиваем друг у друга слабые места и перемены настроений.
   — Ты прав, — вздохнула она. — Я не слишком горжусь своим поведением, но и ты проявляешь себя не с лучшей стороны. Пора объявить перемирие.
   «Но прежде чем это свершится, мне надо получить ответ на вопрос, который мучит меня целых двенадцать лет».
   — Почему ты бросила меня, Джулиет? — тихо спросил он. — Ты полюбила другого?
   Она отвела взгляд.
   — Нет, — так же тихо произнесла она. — У меня никого не было.
   Он подождал, не скажет ли она еще что-нибудь, но она молчала, и Росс задумчиво добавил:
   — Поскольку мы постоянно были вместе, вряд ли у тебя было время полюбить кого-то еще. Очень хорошо, но если ты сбежала не к любовнику, то, может, просто не могла вынести привязанности к одному-единственному мужчине, с которым надо было всегда делить постель, а твоя честность не позволяла тебе сделаться изменницей, оставаясь со мной?
   Учитывая страстную натуру Джулиет и ее последующие поступки, Росс решил, что это наиболее правдоподобное объяснение.
   — Не знаю, как и быть — то ли чувствовать себя польщенной твоим мнением о моей честности, то ли оскорбленной от того, как ты восхваляешь мою мораль, — сдавленным голосом произнесла Джулиет. — Нет, Росс, я сбежала по другим причинам, и к сексу это не имеет никакого отношения. Я оставила тебя не потому, что поддалась зову сирены.
   — Тогда почему?.. — Росс пытался говорить отстраненно, словно тема не касалась его лично. — Я был счастлив, — продолжал он, — и, похоже, ты тоже. Мы всего несколько раз повздорили, и, на мой взгляд, все это были несерьезные ссоры. Что же я сделал такого, чего ты не смогла простить?
   Она посмотрела ему в глаза, застывшие и печальные.
   — Ты ничего плохого не сделал, Росс. Все дело во мне. Не надо было мне выходить замуж, ни за тебя, ни за кого-либо другого. — Она оттолкнула стул и встала, затем отошла подальше от освещенного лампой круга на полу. — Я пыталась все объяснить тебе в письме. Наверное, мне это не удалось, иначе бы ты не спрашивал.
   Он заговорил, будучи не в состоянии сдержать горечи:
   — Я поверил тебе, думал, что ты пощадишь мои чувства, однако, несмотря на твои объяснения, мне было очень трудно пережить все это. Вернее, просто невозможно. И особенно то, что ты так быстро потребовала развода. В Англии полным-полно несчастных браков, однако парламент с трудом жалует один развод в год. Мне казалось, что ты ждешь не дождешься, как бы побыстрее избавиться от меня.
   Она резко повернулась к нему, но в сумерках невозможно было уловить выражение ее лица.
   — Очень жаль, что ты все так воспринимаешь. Клянусь, в моей жизни нет никого, о ком бы я думала и заботилась так, как о тебе. Я предложила тебе развод для того, чтобы ты смог начать новую жизнь с другой женщиной. С хорошей женщиной, которая сделала бы тебя счастливым.
   «Но мне не нужна другая женщина!» Глубоко вздохнув, он еще раз спросил:
   — Но если ты бросила меня не из-за любви или не из-за страсти и не потому, что презирала меня, тогда почему?! Пожалуйста, ответь мне начистоту, Джулиет. Мне надо знать.
   Она долго молчала, прежде чем вновь заговорила. У нее пересохло в горле, и она тихо произнесла:
   — Простая, неприкрашенная истина в том, что я боялась, оставшись в Англии, потерять самое себя. Думаю, что более ясного ответа я тебе дать не смогу.
   Росс медленно выдохнул. «Возможно, в словах Джулиет и есть доля правды, хотя сомневаюсь, что она „простая“ или „неприкрашенная“. Во всяком случае, ясно, что она сказала ровно столько, сколько хотела сказать».
   В то время как уклончивость Джулиет давала Россу всевозможные варианты ответов, ему надо было обсудить еще один немаловажный момент, прежде чем пускаться в долгое и опасное путешествие вдвоем. Росс прошел через всю комнату и остановился рядом с женой, причем так близко, что ощутил жар ее тела. Она словно согревала собой прохладный вечерний воздух. «Вот она стоит передо мной, такая высокая, грациозная, настоящая ночная греза. Греза из десяти тысяч снов».
   — Есть еще кое-что, о чем я желал бы узнать, прежде чем мы заключим перемирие, — пробормотал он.
   Шаль Джулиет упала на пол, открывая ее по-кельтски белую кожу. Вокруг витал легкий эротический аромат лаванды. Росс положил руки на плечи Джулиет и притянул ее к себе, просунув большие пальцы под замысловатое туркменское колье и лаская нежные впадинки под ключицами.
   Джулиет не пыталась уклониться от поцелуя. Она прерывисто вздохнула и потянулась навстречу его губам, такая рослая, что он лишь слегка наклонил голову. Карлайл обнял жену, а она прильнула к нему всем своим изящным податливым телом.
   Двенадцать лет растворились в океане их сердец, и то, что было робким, вопрошающим поцелуем, превратилось в целую вселенную чувств. Вкус и ощущение губ Джулиет были для Росса такими же привычными, как и его собственное тело, и более желанными, чем сама бесконечная жизнь. Он гладил ее округлые бедра и спину, которые так хорошо помнил, и через шелковое платье ощущал, как она вздрагивает и крепко прижимается к нему. Ибо Джулиет не пассивно принимала его объятия: она отвечала ему энергично, со страстью, руки и губы ее стали требовательными и безрассудными, словно этот миг для них был единственным и неповторимым.
   Но миг этот очень скоро закончился. Она резко отшатнулась, затрепетав всем телом и изумленно глядя на мужа.
   — Нет, Росс, только не это. Больше никогда, — прошептала она.
   — Почему никогда? Наш брак был не так уж плох. — Росс поднял руку и ласково провел по нежным впадинкам и выступам на лице Джулиет. — Разве ты не помнишь?
   — Я помню, — срывающимся голосом произнесла она. — Но я хотела бы забыть.
   Он уронил руку. Какое-то мгновение Джулиет стояла неподвижно, как статуя. Потом, словно освободившись от чар, которые ненадолго околдовали их обоих, она повернулась и взяла одну из ламп. Движения ее были скупы. Она покинула комнату, ни разу не оглянувшись.
   Росс на секунду закрыл глаза, убеждая себя, что не умрет от сексуальной неудовлетворенности, даже если очень этого захочет. За все эти двенадцать лет он понял, что от воздержания не умирают. Он намеренно сосредоточился на синяках и порезах, которые получил в столкновении с туркменами, понимая, что физическая боль в настоящее время должна преобладать над всеми иными чувствами. И все же, несмотря на то что у него болели каждый мускул, косточка и сухожилие, он рассматривал стычку с азиатами как истинное удовольствие по сравнению с ужином в обществе давно утраченной жены. Прошло всего несколько часов с тех пор, как он снова встретился с нею, а он чувствовал себя так, словно за эти полдня постарел на полвека.
   Невероятным усилием воли он стал возводить барьер отчуждения, чтобы снова обрести способность действовать. Он весьма преуспел в умении мысленно отделять себя от эмоций и вскоре отдалил себя уже достаточно, чтобы абстрактно восхищаться основательностью Джулиет. «Всего лишь несколькими скупыми словами она не только отвергла меня сейчас, но и отказала мне в наших прошлых отношениях. Энергичная она женщина, эта Джулиет».
   Он машинально выключил все лампы, кроме одной, потом выключил и ее и покинул кабинет. Несмотря на то что он внимательно смотрел, куда идет, когда его провожали на обед, было легко повернуть не туда, куда нужно, поэтому Россу пришлось потратить немного времени, чтобы отыскать дорогу назад. И шествуя длинными пустыми коридорами, Росс как ученый деловито анализировал происшедшее.
   Он питал искреннюю страсть к отдаленным частям света, но в то же время всегда отдавал себе отчет в одной-единственной причине своих неутомимых странствий. Это была смутная надежда, что когда-нибудь где-нибудь он снова встретит Джулиет. Не для того, чтобы полюбить ее вновь, и, уж конечно, не для того, чтобы возненавидеть, но из-за мучительного ощущения незавершенности, которое она оставила.
   «И вот сегодня благодаря чистейшей случайности я нашел ее, и в результате дверь в прошлое оказалась безоговорочно закрыта». Где-то в глубине души он смутно предполагал, что Джулиет убежала, повинуясь какому-то неясному импульсу, а потом просто не знала, как вернуться. «И если бы мы встретились снова, у нас появился бы шанс начать все сначала».
   Теперь же эта слабенькая, никогда полностью не принимаемая во внимание возможность погибла. К тому времени, когда Росс добрался до своей комнаты, он уже терзался мучительным подозрением: «Наверное, я не способен вдохновлять женщину и удерживать ее романтическую любовь. Я могу любить, и меня могут любить друзья и родные, но мне не дано строить и сохранять глубокие чувства между мужчиной и женщиной. Все это за пределами моих возможностей».
   Учитывая высокое происхождение и состояние, Россу было нетрудно найти и удержать возле себя жену, которая по социальным меркам вполне бы его устроила. Однако он мечтал о большем: он хотел жену, которая была бы ему равной, была бы товарищем во всех делах. Между родителями Росса существовали как раз подобные отношения, они были партнерами, и Росс считал это в порядке вещей, пока не узнал жизнь и не увидел, сколько разновидностей брака существует. Большинство браков такого рода его не привлекало.
   Для него существовали только две женщины, которых он мог представить себе в роли своей жены. Одна из них — кузина Сара. В молодости она казалась ему своей половинкой, хотя она рассматривала его только как брата. Со временем он решил, что всему виной их совместное времяпрепровождение в детстве. И Росс смирился с тем, что Сара никогда не будет испытывать к нему романтических чувств.
   Джулиет сначала показалась ему не такой, как Сара. Она поверила, что любит его, и отдалась ему полностью, безоговорочно доверяя во всем. Их дурманящую близость Росс воспринимал как огромную награду, как воплощение мечты. Однако прошло несколько месяцев, и все изменилось. Веселая от природы Джулиет как-то потускнела, стала смотреть на него мрачными, исполненными трагизма глазами.
   «Я понимал: что-то не так, но до меня не доходило, что дело в том, что ее любовь ко мне умирает. Или скорее всего Джулиет никогда не любила меня: когда-то я был уверен, что она меня любит, но после ее бегства я больше не могу быть ни в чем полностью уверен».
   Они начали ссориться, чаще всего по поводу путешествия на Средний Восток. Джулиет очень хотела поехать туда, однако Росс медлил из-за болезни горячо любимого крестного отца. Она стала отпускать язвительные замечания по поводу задержки, очевидно, страшась того, что они вообще не поедут. Потом он совершил ошибку: уехал с визитом к крестному отцу, оставив Джулиет дома одну, поскольку она заявила, что неважно себя чувствует. А когда вернулся, ее уже не было.
   Из опыта прожитых лет Росс мог с легкостью сделать вывод, что именно из-за неопытности и юности Джулиет спутала страсть с любовью. Он заставил ее стремительно выйти замуж, не дав ей времени для сомнений. Однако она недолго мучилась сомнениями. Любая другая была бы рада остаться с ним хотя бы ради богатства и добропорядочности. Любая, но не Джулиет. «И несмотря на то что сегодня с донкихотской галантностью она признала, что наш брак не сложился по ее вине, мне-то виднее. Правдивая, как клинок, и такая же неумолимо честная, Джулиет предпочла оставить мужа, чем жить во лжи».
   Годы спустя у Росса время от времени появлялись другие женщины, когда он испытывал неимоверную потребность в физической близости. Но ни одна из этих приятных, добродушно-веселых женщин, которых он навещал, никогда в него не влюблялась. Порой он испытывал к ним благодарность, впрочем, сам этот факт лишь подтверждал, что в самой природе Росса есть какой-то изъян. Неожиданно Карлайла осенило, что он неподвижно стоит посреди своей комнаты. Поставив лампу, он стянул с себя одежду и небрежно швырнул ее на диван, потом выключил лампу. Чувствуя себя каким-то окоченевшим, он улегся на толстый, набитый ватой матрац и натянул на себя одеяла.
   «Любопытно было… обнаружить, что страсть, которую мне внушала Джулиет, осталась такой же неистовой, как я ее запомнил. В сущности, она даже стала сильнее: время стерло границы между памятью и грезами, пока сегодняшнее объятие не подтвердило мои воспоминания, яркие и мучительные.
   И еще интереснее тот бесспорный факт, что она также испытывает ко мне страсть, хотя и не столь сильную, чтобы преодолеть неприятие меня. Ясно, что фраза в дневнике Джулиет: «Я никогда больше не хочу встречать Росса Карлайла», — появилась не под влиянием сиюминутного заблуждения. Да, для нас обоих было бы лучше, если бы мы никогда больше не встретились. Несмотря на страсть, несмотря на смех, разговоры и взаимопонимание, которые мы так недолго делили много лет назад, в сердцах своих мы всегда оставались незнакомцами, а отныне останемся ими навсегда».
 
   Бутылка красного вина на двоих в Англии не явилась бы из ряда вон выходящим событием. Однако Джулиет, отбросив повлажневшие простыни, поняла, что это было смертельной ошибкой. Отнюдь не потому, что они опьянели. Живя по законам ислама, Джулиет вообще никогда не пила, а Росс, который в общем-то не увлекался крепкими напитками, не притрагивался к алкоголю на протяжении всех долгих месяцев своего путешествия. «И вот двух бокалов оказалось достаточно, чтобы утратить бдительность и не сдержаться настолько, что ему захотелось поцеловать меня. А я оказалась так глупа, что позволила ему сделать это».
   «Позволила ему». Дико расхохотавшись, она перекатилась на постели и зарылась лицом в подушки. «Я не только покорилась ему, а чуть ли не стянула его на хорезмский ковер. Еще полстакана вина, и я бы непременно так и поступила. И, Боже милостивый, я хотела этого! Утром я удовлетворенно признаю, что не утратила здравого смысла, но сейчас во мне бушует страсть!»
   Все воспоминания о времени, проведенном в супружеской спальне, и о том, как они занимались любовью, о вкусе и прикосновениях, картинах, запахах и звуках — все эти терзающие воспоминания нахлынули на нее, когда она оказалась в объятиях Росса. «Если бы я постаралась, я смогла бы пересчитать и описать каждую нашу ночь любви. И счет этот был бы весьма внушительным: мы прожили вместе всего шесть месяцев, но были молоды и страстно любили друг друга».
   Одним из наиболее ярких и чувственных воспоминаний была их брачная ночь. Свадьба была не слишком пышной, потому что они не хотели ждать, пока разработают сложную, детально отлаженную церемонию. Дело в том, что во время их помолвки Джулиет как-то в шутку предложила, чтобы они, следуя старинному шотландскому брачному обычаю, вместе перепрыгнули через меч. Это означало, что они не могут дольше ждать, но ждать им все же пришлось, и не столько из-за соображений морали, сколько из-за того, что им трудно было находить укромные местечки, чтобы свободно любить друг друга.
   Церемония венчания произошла в Шотландии, в деревенской церквушке в поместье дяди Джулиет. А потом молодую пару отвезли в расположенный неподалеку охотничий домик, принадлежавший другу герцога Уиндермеерского. И там наконец они остались одни, ибо слуги прекрасно понимали, что не стоит мешать новобрачным.
   Они легко поужинали, и Росс дал Джулиет возможность побыть одной, чтобы искупаться, переодеться, подготовиться… К своему величайшему смущению, она страшно нервничала, хотя жаждала этой ночи несколько недель подряд, и когда ее молодой муж вошел в спальню, он не нашел ее на огромной кровати с четырьмя столбиками для балдахина. Джулиет, съежившись, сидела на подоконнике, крепко обхватив колени руками, и слегка дрожала в своей тонкой ночной рубашке.
   Росс подошел к окну, встал с ней рядом, посмотрел на тонкий месяц, паривший в черном бархатном небе, потом обнял ее за плечи и спросил:
   — Замерзла?
   Она покачала головой.
   Он погладил ее по голове, пытаясь снять напряжение.
   — Нервничаешь?
   Она с трудом сглотнула и повернулась к нему.
   — Все говорили, что мы слишком молоды. Может, они правы?
   — Нет, — спокойно ответил он.
   А потом наклонился и взял ее на руки. Она обескураженно прижалась к нему, чтобы сохранить равновесие, а он повернулся, устроился на подоконнике и усадил ее к себе на колени.
   — Они — кто бы там они ни были, — продолжал он, — ошибаются. Я люблю тебя, а ты любишь меня. И возраст не имеет никакого значения. — Он немного помолчал. — Кроме, конечно, тех случаев, когда молодые больше рискуют.
   В лице его читалась спокойная уверенность, и от этого ее сомнения улетучились. «Возможно, я молодая и легкомысленная, но Росс другой. Он сильный, крепкий, мудрый, у него есть все, чего нет у меня».
   Она расслабилась, как кошечка, склонив ему голову на плечо. Он только что принял ванну, от него пахло свежестью и легким мужским духом, присущим только ему одному. Он говорил низким тихим голосом, беспечно рассуждая о том, что они будут делать, обсуждал места, куда поедут, открытия, которые совершат. И все время он ласкал ее, и прикосновения его были легкими, нежными и бесконечно добрыми.
   Они ждали этой ночи с неукротимым нетерпением и тем не менее не стали торопиться теперь, когда она пришла. Джулиет «пела», словно инструмент в руках музыканта-виртуоза. Росс ласково исследовал ее тело и нежно вдохновлял ее делать с ним то же самое. И она робко начала. Просунув руки ему под халат, Джулиет обнаружила, что грудь Росса покрыта нежными вьющимися волосками, почувствовала, как под ее ладонью бьется его сердце, и с благоговением прислушалась, как оно забилось быстрее.
   К тому времени, когда Росс отнес ее на широкую кровать, вся нервозность Джулиет уже испарилась. Мать предупреждала, что в первый раз будет больно, и Джулиет была готова к этому, но когда они наконец слились воедино, боли она не почувствовала. Вместо этого она на миг испытала какой-то дискомфорт, а потом мимолетное новое ощущение, которое сразу же сменилось восторгом.