Страница:
Как только за ними закрылась дверь, Джин Камерон беспокойно заходила по комнате.
— Вы не представляете, как я рада хоть в ком-то найти участие. — Она грустно улыбнулась. — Каннинг и его люди очень вежливы, однако все они относятся ко мне как к вздорной, неуравновешенной женщине, которая отказывается верить фактам. Они вздрагивают при моем приближении.
— Им просто неуютно, ибо никто из них ничем не может помочь, — тихо откликнулся Росс. — Каннинг, похоже, считает, что слишком уж многое свидетельствует о смерти Иана.
— Но он жив! Я почувствовала бы, если бы его не стало. — Она искоса взглянула на Росса. — Это материнский инстинкт, вы ведь понимаете. Я страшно соскучилась по Джулиет и тем не менее не беспокоюсь о ней, потому что знаю, что с ней все в порядке, по крайней мере физически. А Иану плохо, но он жив — я абсолютно уверена в этом.
Росс с минуту поколебался, а затем, тщательно подбирая слова, произнес:
— Принимая во внимание то, как обращаются в этих краях с пленниками, Иану здорово повезло, если его настигла быстрая смерть.
Леди Камерон недоуменно уставилась на зятя.
— Вам легко говорить! А вас вообще-то волнует, жив Иан или нет?
— Сегодня я узнал о смерти брата. — Росс на секунду прикрыл глаза, вспомнив о своем рыжеволосом шурине, таком же буйном и полном жизни, как его младшая сестра Джулиет. Открыв глаза, Росс мрачно произнес:
— Я даже вряд ли вполовину так сожалею о его кончине, как скорблю о потере Иана.
Это потрясающее заявление заставило леди Камерон оставить свой раздражительный тон. Она едва дотронулась до лица и выдохнула:
— Верно, сэр Стрэтфорд сказал, что для вас сегодня вдвойне несчастливый день. Простите, Росс, мне не надо было выплескивать на вас все это. — Будучи знакомой с семейством Карлайл, она продолжила:
— Удалось ли Килбурну произвести на свет наследника с новой женой?
Росс покачал головой, и леди Камерон задумчиво сощурилась.
— Значит, вы станете герцогом. Полагаю, мне уже сейчас следует называть вас Килбурном.
— Вы слишком давно меня знаете, чтобы теперь становиться официальной. — Лорд скривил рот в улыбке. — Так хлопотно становиться герцогом! Через несколько дней я отплываю в Лондон.
— Завидую вашей матери. Жаль, что моим детям не хватило ума сидеть себе спокойно в Шотландии. Рассыпались на все четыре стороны. И вот я здесь в одиночестве. — Леди Камерон, присев на диван, с неосознанной грацией расправила свои пышные юбки и возвратилась к теме, наиболее близкой ее сердцу:
— Сэр Стрэтфорд говорит так, словно у него есть явное доказательство смерти Иана. Но это не тот случай. Вы же знаете, что представляет собой сия часть света: от Константинополя до Бухары свыше двух тысяч миль, и нет никакого надежного способа узнать, что там происходит. Ближе всех к Бухаре британский консул в Тегеране сэр Джон Макнил, но и оттуда до Бухары тысяча миль.
— А что за слухи дошли до Каннинга и Макнила?
Она красноречиво пожала плечами.
— О том, что в течение многих лет в Бухару из Англии никто не приезжал, что там живет один англичанин, который принял ислам и теперь является шефом артиллерии, и что в прошлом году приехал еще какой-то англичанин, но его застрелили, или обезглавили, или посадили в эмирскую тюрьму под названием «Черный колодец». Говорят, что там у эмира в заключении еще дюжина пленников-европейцев, но все они русские. Слишком много домыслов — но они ничего не проясняют. Персидский купец, с которым я разговаривала сегодня утром, недавно побывал в Бухаре. Он клянется, что ничего не слышал о казни кого-либо из европейцев. Однако посольство предпочитает считать Иана мертвым, поскольку так для них удобнее.
— Полагаю, вы несправедливы к посольству. Даже если публичная казнь не имела места, все равно это не доказывает, что Иан жив.
Она бросила на него полунасмешливый взгляд:
— Очень жаль, что вы столь прямодушны, Росс. Этим своим качеством вы вывели бы из себя свободолюбивого шотландца.
Он отвернулся и зашагал по небольшой комнате, затем остановился перед малозначительной картиной с английским пейзажем.
— Совершенно верно. Джулиет среагировала бы так же.
За его спиной раздался подавленный вздох, и он понял, что леди Камерон сожалеет о своем замечании. Несмотря на взаимное расположение, им лучше было не видеться, ибо все их глубокомысленные беседы неминуемо вели к взрыву, хотя они и пытались избегать болезненных тем.
Она поспешно заговорила, чтобы заполнить тишину:
— Я уже оставила все попытки получить помощь от местного посольства и теперь подумываю о том, чтобы поехать в Лондон и вызвать интерес к этому делу среди англичан. Однако время очень дорого, а пока я добьюсь хоть какого-то результата, пройдет несколько месяцев. Я просто в отчаянии!
Повернувшись к ней, Росс отозвался:
— Я понимаю, что вы не хотели бы этого слышать, но самое лучшее для вас сейчас — принять все как есть и смириться. Как сказал Каннинг, Иан знал, чем рискует. И какая разница, как примут европейца в Бухаре: убьют или гостеприимно встретят. Вряд ли офицера — посланца британского правительства ждали там с распростертыми объятиями, вне зависимости от того, сколь дипломатично он бы себя ни вел.
Она открыла было рот, намереваясь что-то сказать, но не решилась и погрузилась в свои мысли. После долгого молчания леди Камерон наконец вновь заговорила:
— Вы знаете, я пребывала в таком смятении, что забыла про вашу экспедицию с лейтенантом Бернсом. Вы же были в Бухаре несколько лет тому назад. Интересно, почему не опубликованы ваши заметки об этой поездке? Вы ведь всегда писали обо всех своих путешествиях.
— Руководителем экспедиции был Алекс Бернс, он обо всем рассказал в своей книге. И потом в то время меня больше интересовало путешествие в Сахару, нежели возвращение домой и публикации. — Росс встретился взглядом с неуемной женщиной, а затем медленно, подчеркивая каждое слово, добавил:
— Именно потому, что я побывал в Бухаре, ситуация мне видится безнадежной. Эмир — капризный человек, который считает, что пустыня защитит его от ответных мер. И он не станет колебаться, казнить или миловать европейца, если только пожелает избавиться от неугодного пленника.
Он заметил, как сменилось настроение Джин Камерон, она вдруг воодушевилась.
— Росс, вы — один из тех немногих англичан, которые побывали в Бухаре! — пылко воскликнула леди. — Может, вы съездите туда и узнаете, что с Ианом? Если он жив, попросите, чтобы его освободили, а если нет… — Она прерывисто вздохнула. — Лучше знать наверняка, чем провести остаток жизни в неведении.
«Значит, Джин вовсе не уверена, что Иан жив, она притворяется», — подумал Росс. Ему стало по-настоящему жаль ее, однако это не меняло сути дела: слишком часто и во многих местах доводилось лорду видеть случайную смерть, чтобы верить в чудеса.
— Весьма сожалею, но, поскольку умер мой брат, мне необходимо вернуться в Англию. Я только что отложил свою поездку в Аравию и не могу ни с того ни с сего отправляться в Бухару. И хорошо бы этот вояж пошел на пользу, так ведь наверняка нет. Так или иначе, судьба Иана, видимо, уже давно решена.
— Но если туда поедете вы, это обязательно пойдет на пользу! — возразила леди Камерон. — И не только мне. Иан помолвлен с некой англичанкой, дочерью полковника, которая живет в Индии. Что она, по-вашему, должна чувствовать, не зная, жив он или нет?
До этого момента Росс еще держал себя в руках, но последние слова Джин глубоко задели его.
— Не сомневаюсь, она сейчас словно в аду! — резко бросил он. — Кому, как не мне, знать это. Однако обязательства по отношению к своей семье для меня превыше всего.
Джин покраснела и тем не менее не отступилась.
— Пожалуйста, Росс, — тихо попросила она. — Умоляю! Я не переживу утраты еще одного ребенка.
Ее настойчивость на миг воскресила в памяти Джулиет. Лорд резко отвернулся и сердито зашагал по комнате. В течение долгих лет, размышляя о своем несостоявшемся браке, он испытывал самые разнообразные чувства — от печали до ярости, его мучили бесконечные вопросы. И когда Росс спрашивал себя, что же это за преступление без названия, из-за которого сбежала от него и заживо похоронила себя в далекой стране его молодая жена, он неизбежно чувствовал себя виноватым. Если бы они не поженились, ей не нужно было бы заявлять о своем праве на независимость в такой катастрофически причудливой форме.
Он никогда не обсуждал эту тему со своей тещей, но, впрочем, ничуть не сомневался, что она знает, как глубоко Росс винит себя за случившееся. И вот теперь Джин пользуется его порядочностью для того, чтобы заставить предпринять опасное и бесполезное путешествие.
Он остановился и уставился в окно. Косые лучи вечернего солнца освещали экзотический, совершенно неанглийский пейзаж — купола и минареты. Он намеренно изучал конструкцию окна, пытаясь вновь совладать с собою. В отличие от турецких домов в окне были вставлены стеклянные панели, чтобы не пропускать в дом холодный зимний воздух. А в нескольких дюймах от стекла изящная металлическая решетка в качестве украшения одновременно служила и защитой на тот случай, если местная толпа вдруг решит излить свой гнев на не правоверных.
Хрупкое импортное стекло являлось веским символом британского присутствия в Азии. Иностранца здесь могла настичь смерть от тысячи причин: от болезни, от сильной жары или холода, от жажды, от рук грабителей или разъяренной толпы. Росс уже не раз переживал подобное, но теперь у него есть долг перед родителями и ему следует заботиться о своей безопасности.
Злость его поутихла, он тяжело вздохнул. По правде говоря, он покинул Англию, и у него не было ни малейшего желания так быстро возвращаться. И как бы Росс ни старался выполнить свои обязательства перед семьей, в конечном итоге он все равно потерпит поражение из-за своей дурацкой, скоропалительной свадьбы в двадцать один год. И сколько бы ни жила на свете Джулиет, у него так и не появится наследник, маленький Карлайл. И тем не менее он не желал ей смерти, равно как и не мог жениться снова, чтобы исполнять свой безрадостный супружеский долг. Как жаль, что у старшего брата рождались одни только девочки! Ему не повезло ни с женой, ни с семьей. «Может быть, — вяло размышлял он, — я смогу найти хоть какое-то утешение в том, что выполню просьбу Джин Камерон. Всего две реальные причины удерживают меня от поездки в Бухару. Если я погибну, родителям придется очень нелегко, а если за это время умрет мой отец, переживать буду я. Впрочем, мне уже не привыкать жить с чувством вины».
Он повернулся и, скрестив руки на груди, прислонился к оконной раме.
— Вы безжалостная женщина, Джин! — гневно и в то же время печально произнес он. — Вы знаете, что я не могу вам отказать, когда вы так просите.
Она тотчас закрыла глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы облегчения.
— Я все понимаю, и мне не делает чести то, что я пытаюсь воспользоваться любым доступным ныне средством, — срывающимся голосом заговорила она. — Но я бы не стала просить, если бы знала, что это может стоить вам жизни.
— Хотел бы я разделить ваш оптимизм, — сухо заметил лорд Карлайл. — Я уже имел счастье побывать однажды в Бухаре и выжить, чтобы рассказать об этом. Отправиться туда второй раз — значит просто-напросто испытывать судьбу.
— Вы благополучно вернетесь домой, — заявила она без тени сомнения. — Кроме того, у меня есть предчувствие, что эта поездка нужна не только Иану, но и вам тоже.
Он сардонически усмехнулся:
— Если вы помните, именно такое же предчувствие заставило вас утверждать, что мы с Джулиет созданы друг для друга, хотя остальные сомневались в этом. Если бы вы не дали своего благословения, мы не поженились бы и избежали бы многих печалей. Я не виню вас: вы поступили согласно нашему с Джулиет желанию, но простите меня, если я посмею усомниться в надежности вашего материнского инстинкта.
Она отвела взгляд от Росса.
— До сих пор не понимаю, что между вами произошло, — слабым голосом произнесла она. — Вы с Джулиет казались такой подходящей парой. И даже сейчас в глубине души я не чувствую, что ваша женитьба была ошибкой.
— Да убережет нас Господь от призраков, вурдалаков и длинноногих чудищ, что громко стучат в ночи, а равно и от беспринципных шотландок с их несовершенной интуицией, — перевирая старинную шотландскую молитву, произнес Росс, впрочем, весьма дружелюбно. Если бы у него был ребенок, он бы наверняка так же неумолимо, как Джин, пытался бы защитить его. Росс прошел через всю комнату и положил руку на плечо женщине. — Клянусь приложить все свои силы, чтобы разузнать, что случилось с Ианом, и по возможности привезти его домой.
Он не мог признаться вслух, что счел бы величайшей удачей, если бы ему удалось возвратиться с останками Иана.
Глава 2
— Вы не представляете, как я рада хоть в ком-то найти участие. — Она грустно улыбнулась. — Каннинг и его люди очень вежливы, однако все они относятся ко мне как к вздорной, неуравновешенной женщине, которая отказывается верить фактам. Они вздрагивают при моем приближении.
— Им просто неуютно, ибо никто из них ничем не может помочь, — тихо откликнулся Росс. — Каннинг, похоже, считает, что слишком уж многое свидетельствует о смерти Иана.
— Но он жив! Я почувствовала бы, если бы его не стало. — Она искоса взглянула на Росса. — Это материнский инстинкт, вы ведь понимаете. Я страшно соскучилась по Джулиет и тем не менее не беспокоюсь о ней, потому что знаю, что с ней все в порядке, по крайней мере физически. А Иану плохо, но он жив — я абсолютно уверена в этом.
Росс с минуту поколебался, а затем, тщательно подбирая слова, произнес:
— Принимая во внимание то, как обращаются в этих краях с пленниками, Иану здорово повезло, если его настигла быстрая смерть.
Леди Камерон недоуменно уставилась на зятя.
— Вам легко говорить! А вас вообще-то волнует, жив Иан или нет?
— Сегодня я узнал о смерти брата. — Росс на секунду прикрыл глаза, вспомнив о своем рыжеволосом шурине, таком же буйном и полном жизни, как его младшая сестра Джулиет. Открыв глаза, Росс мрачно произнес:
— Я даже вряд ли вполовину так сожалею о его кончине, как скорблю о потере Иана.
Это потрясающее заявление заставило леди Камерон оставить свой раздражительный тон. Она едва дотронулась до лица и выдохнула:
— Верно, сэр Стрэтфорд сказал, что для вас сегодня вдвойне несчастливый день. Простите, Росс, мне не надо было выплескивать на вас все это. — Будучи знакомой с семейством Карлайл, она продолжила:
— Удалось ли Килбурну произвести на свет наследника с новой женой?
Росс покачал головой, и леди Камерон задумчиво сощурилась.
— Значит, вы станете герцогом. Полагаю, мне уже сейчас следует называть вас Килбурном.
— Вы слишком давно меня знаете, чтобы теперь становиться официальной. — Лорд скривил рот в улыбке. — Так хлопотно становиться герцогом! Через несколько дней я отплываю в Лондон.
— Завидую вашей матери. Жаль, что моим детям не хватило ума сидеть себе спокойно в Шотландии. Рассыпались на все четыре стороны. И вот я здесь в одиночестве. — Леди Камерон, присев на диван, с неосознанной грацией расправила свои пышные юбки и возвратилась к теме, наиболее близкой ее сердцу:
— Сэр Стрэтфорд говорит так, словно у него есть явное доказательство смерти Иана. Но это не тот случай. Вы же знаете, что представляет собой сия часть света: от Константинополя до Бухары свыше двух тысяч миль, и нет никакого надежного способа узнать, что там происходит. Ближе всех к Бухаре британский консул в Тегеране сэр Джон Макнил, но и оттуда до Бухары тысяча миль.
— А что за слухи дошли до Каннинга и Макнила?
Она красноречиво пожала плечами.
— О том, что в течение многих лет в Бухару из Англии никто не приезжал, что там живет один англичанин, который принял ислам и теперь является шефом артиллерии, и что в прошлом году приехал еще какой-то англичанин, но его застрелили, или обезглавили, или посадили в эмирскую тюрьму под названием «Черный колодец». Говорят, что там у эмира в заключении еще дюжина пленников-европейцев, но все они русские. Слишком много домыслов — но они ничего не проясняют. Персидский купец, с которым я разговаривала сегодня утром, недавно побывал в Бухаре. Он клянется, что ничего не слышал о казни кого-либо из европейцев. Однако посольство предпочитает считать Иана мертвым, поскольку так для них удобнее.
— Полагаю, вы несправедливы к посольству. Даже если публичная казнь не имела места, все равно это не доказывает, что Иан жив.
Она бросила на него полунасмешливый взгляд:
— Очень жаль, что вы столь прямодушны, Росс. Этим своим качеством вы вывели бы из себя свободолюбивого шотландца.
Он отвернулся и зашагал по небольшой комнате, затем остановился перед малозначительной картиной с английским пейзажем.
— Совершенно верно. Джулиет среагировала бы так же.
За его спиной раздался подавленный вздох, и он понял, что леди Камерон сожалеет о своем замечании. Несмотря на взаимное расположение, им лучше было не видеться, ибо все их глубокомысленные беседы неминуемо вели к взрыву, хотя они и пытались избегать болезненных тем.
Она поспешно заговорила, чтобы заполнить тишину:
— Я уже оставила все попытки получить помощь от местного посольства и теперь подумываю о том, чтобы поехать в Лондон и вызвать интерес к этому делу среди англичан. Однако время очень дорого, а пока я добьюсь хоть какого-то результата, пройдет несколько месяцев. Я просто в отчаянии!
Повернувшись к ней, Росс отозвался:
— Я понимаю, что вы не хотели бы этого слышать, но самое лучшее для вас сейчас — принять все как есть и смириться. Как сказал Каннинг, Иан знал, чем рискует. И какая разница, как примут европейца в Бухаре: убьют или гостеприимно встретят. Вряд ли офицера — посланца британского правительства ждали там с распростертыми объятиями, вне зависимости от того, сколь дипломатично он бы себя ни вел.
Она открыла было рот, намереваясь что-то сказать, но не решилась и погрузилась в свои мысли. После долгого молчания леди Камерон наконец вновь заговорила:
— Вы знаете, я пребывала в таком смятении, что забыла про вашу экспедицию с лейтенантом Бернсом. Вы же были в Бухаре несколько лет тому назад. Интересно, почему не опубликованы ваши заметки об этой поездке? Вы ведь всегда писали обо всех своих путешествиях.
— Руководителем экспедиции был Алекс Бернс, он обо всем рассказал в своей книге. И потом в то время меня больше интересовало путешествие в Сахару, нежели возвращение домой и публикации. — Росс встретился взглядом с неуемной женщиной, а затем медленно, подчеркивая каждое слово, добавил:
— Именно потому, что я побывал в Бухаре, ситуация мне видится безнадежной. Эмир — капризный человек, который считает, что пустыня защитит его от ответных мер. И он не станет колебаться, казнить или миловать европейца, если только пожелает избавиться от неугодного пленника.
Он заметил, как сменилось настроение Джин Камерон, она вдруг воодушевилась.
— Росс, вы — один из тех немногих англичан, которые побывали в Бухаре! — пылко воскликнула леди. — Может, вы съездите туда и узнаете, что с Ианом? Если он жив, попросите, чтобы его освободили, а если нет… — Она прерывисто вздохнула. — Лучше знать наверняка, чем провести остаток жизни в неведении.
«Значит, Джин вовсе не уверена, что Иан жив, она притворяется», — подумал Росс. Ему стало по-настоящему жаль ее, однако это не меняло сути дела: слишком часто и во многих местах доводилось лорду видеть случайную смерть, чтобы верить в чудеса.
— Весьма сожалею, но, поскольку умер мой брат, мне необходимо вернуться в Англию. Я только что отложил свою поездку в Аравию и не могу ни с того ни с сего отправляться в Бухару. И хорошо бы этот вояж пошел на пользу, так ведь наверняка нет. Так или иначе, судьба Иана, видимо, уже давно решена.
— Но если туда поедете вы, это обязательно пойдет на пользу! — возразила леди Камерон. — И не только мне. Иан помолвлен с некой англичанкой, дочерью полковника, которая живет в Индии. Что она, по-вашему, должна чувствовать, не зная, жив он или нет?
До этого момента Росс еще держал себя в руках, но последние слова Джин глубоко задели его.
— Не сомневаюсь, она сейчас словно в аду! — резко бросил он. — Кому, как не мне, знать это. Однако обязательства по отношению к своей семье для меня превыше всего.
Джин покраснела и тем не менее не отступилась.
— Пожалуйста, Росс, — тихо попросила она. — Умоляю! Я не переживу утраты еще одного ребенка.
Ее настойчивость на миг воскресила в памяти Джулиет. Лорд резко отвернулся и сердито зашагал по комнате. В течение долгих лет, размышляя о своем несостоявшемся браке, он испытывал самые разнообразные чувства — от печали до ярости, его мучили бесконечные вопросы. И когда Росс спрашивал себя, что же это за преступление без названия, из-за которого сбежала от него и заживо похоронила себя в далекой стране его молодая жена, он неизбежно чувствовал себя виноватым. Если бы они не поженились, ей не нужно было бы заявлять о своем праве на независимость в такой катастрофически причудливой форме.
Он никогда не обсуждал эту тему со своей тещей, но, впрочем, ничуть не сомневался, что она знает, как глубоко Росс винит себя за случившееся. И вот теперь Джин пользуется его порядочностью для того, чтобы заставить предпринять опасное и бесполезное путешествие.
Он остановился и уставился в окно. Косые лучи вечернего солнца освещали экзотический, совершенно неанглийский пейзаж — купола и минареты. Он намеренно изучал конструкцию окна, пытаясь вновь совладать с собою. В отличие от турецких домов в окне были вставлены стеклянные панели, чтобы не пропускать в дом холодный зимний воздух. А в нескольких дюймах от стекла изящная металлическая решетка в качестве украшения одновременно служила и защитой на тот случай, если местная толпа вдруг решит излить свой гнев на не правоверных.
Хрупкое импортное стекло являлось веским символом британского присутствия в Азии. Иностранца здесь могла настичь смерть от тысячи причин: от болезни, от сильной жары или холода, от жажды, от рук грабителей или разъяренной толпы. Росс уже не раз переживал подобное, но теперь у него есть долг перед родителями и ему следует заботиться о своей безопасности.
Злость его поутихла, он тяжело вздохнул. По правде говоря, он покинул Англию, и у него не было ни малейшего желания так быстро возвращаться. И как бы Росс ни старался выполнить свои обязательства перед семьей, в конечном итоге он все равно потерпит поражение из-за своей дурацкой, скоропалительной свадьбы в двадцать один год. И сколько бы ни жила на свете Джулиет, у него так и не появится наследник, маленький Карлайл. И тем не менее он не желал ей смерти, равно как и не мог жениться снова, чтобы исполнять свой безрадостный супружеский долг. Как жаль, что у старшего брата рождались одни только девочки! Ему не повезло ни с женой, ни с семьей. «Может быть, — вяло размышлял он, — я смогу найти хоть какое-то утешение в том, что выполню просьбу Джин Камерон. Всего две реальные причины удерживают меня от поездки в Бухару. Если я погибну, родителям придется очень нелегко, а если за это время умрет мой отец, переживать буду я. Впрочем, мне уже не привыкать жить с чувством вины».
Он повернулся и, скрестив руки на груди, прислонился к оконной раме.
— Вы безжалостная женщина, Джин! — гневно и в то же время печально произнес он. — Вы знаете, что я не могу вам отказать, когда вы так просите.
Она тотчас закрыла глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы облегчения.
— Я все понимаю, и мне не делает чести то, что я пытаюсь воспользоваться любым доступным ныне средством, — срывающимся голосом заговорила она. — Но я бы не стала просить, если бы знала, что это может стоить вам жизни.
— Хотел бы я разделить ваш оптимизм, — сухо заметил лорд Карлайл. — Я уже имел счастье побывать однажды в Бухаре и выжить, чтобы рассказать об этом. Отправиться туда второй раз — значит просто-напросто испытывать судьбу.
— Вы благополучно вернетесь домой, — заявила она без тени сомнения. — Кроме того, у меня есть предчувствие, что эта поездка нужна не только Иану, но и вам тоже.
Он сардонически усмехнулся:
— Если вы помните, именно такое же предчувствие заставило вас утверждать, что мы с Джулиет созданы друг для друга, хотя остальные сомневались в этом. Если бы вы не дали своего благословения, мы не поженились бы и избежали бы многих печалей. Я не виню вас: вы поступили согласно нашему с Джулиет желанию, но простите меня, если я посмею усомниться в надежности вашего материнского инстинкта.
Она отвела взгляд от Росса.
— До сих пор не понимаю, что между вами произошло, — слабым голосом произнесла она. — Вы с Джулиет казались такой подходящей парой. И даже сейчас в глубине души я не чувствую, что ваша женитьба была ошибкой.
— Да убережет нас Господь от призраков, вурдалаков и длинноногих чудищ, что громко стучат в ночи, а равно и от беспринципных шотландок с их несовершенной интуицией, — перевирая старинную шотландскую молитву, произнес Росс, впрочем, весьма дружелюбно. Если бы у него был ребенок, он бы наверняка так же неумолимо, как Джин, пытался бы защитить его. Росс прошел через всю комнату и положил руку на плечо женщине. — Клянусь приложить все свои силы, чтобы разузнать, что случилось с Ианом, и по возможности привезти его домой.
Он не мог признаться вслух, что счел бы величайшей удачей, если бы ему удалось возвратиться с останками Иана.
Глава 2
Северо-восточная Персия, Апрель 1841 года
Росс вытащил бурдюк из-под седла и немного отпил, ровно столько, чтобы прополоскать рот, а затем снова повесил его на место. Высокое плато на северо-востоке Персии было холодным, сухим, безлюдным, несмотря на то что казалось раем по сравнению с пустыней Каракумы, которой они собирались достигнуть завтра.
Несмотря на то что Росс пытался продвигаться как можно быстрее, прошло уже больше трех месяцев с тех пор, как Джин Камерон упросила его отправиться в Бухару. В подготовке к путешествию он провел совершенно безумные две недели в Константинополе. Он запасся буквально всем, что могло ему понадобиться в дороге, начиная с компасов и подзорной трубы и кончая подарками вроде переводов на арабский язык «Робинзона Крузо», а также обычными дорожными документами — паспортами и прочим. С этим, впрочем, особых проблем не было. Задержку вызвало получение сопроводительных писем от влиятельных государственных чиновников Оттоманской империи. Но тут ему чрезвычайно помог посол Каннинг, хотя он в высшей степени не одобрял затею Росса.
И вот теперь плоды их творчества зашиты в плащ Росса. Здесь и письма от султана Оттоманской империи и от эффенди-губернатора, который являлся государственным министром иностранных дел. Возможно, еще ценнее были сопроводительные письма от шейха ислама, главного мусульманского муллы или священника Константинополя. Письма адресовались разным влиятельным лицам, включая эмира и муллу Бухары. У Росса хватало опыта, чтобы понимать, что подобные письма не могут спасти ему жизнь, и тем не менее он сгорал от нетерпения в ожидании этих посланий.
Наконец он пароходом отправился по Черному морю в Трабзон, оттуда продолжил путь сушей, но потом почти три недели сидел на месте из-за буранов в высоких турецких горах Арзрума. Единственным светлым пятном стала группа узбекских купцов: здесь Росс использовал вынужденную задержку, дабы совершенствовать свой узбекский, поскольку в Бухаре в основном говорили на нем. Росс довольно бегло говорил на персидском, поэтому с легкостью преодолел лингвистические трудности.
Снег растаял, можно было трогаться в путь, но только через три недели Росс добрался до Тегерана. Там в британском посольстве он обсудил ситуацию с послом сэром Джоном Макнилом. Уверенность Макнила в смерти Иана зиждилась на множестве слухов, однако он же рассказал гостю историю о высоком бухарском чиновнике, которого якобы казнили, но через пять лет он вновь объявился в эмирской тюрьме. Единственный вывод, который из всего этого сделал Росс, — это то, что он так и не узнает правды, пока сам не окажется в Бухаре.
Он собрал еще несколько писем от шаха и его премьер-министра, потом нанял в качестве проводников и слуг двоих персов, Мурада и Аллахдада. Почти шестьсот миль, разделявших Тегеран и Мешхед, они прошли без особых приключений. Как ференги, Росс постоянно привлекал к себе большое внимание, но он к этому привык. Слово «ференги» восходит своими истоками ко времени крестовых походов. Арабское «франк» со временем прилепилось ко всем европейцам.
Теперь всего лишь пятьсот миль отделяло его от места назначения. Оставшийся путь он рассчитывал пройти примерно за месяц, однако это был самый опасный отрезок, поскольку им предстояло пересечь Каракумы, Черные пески, — пустыню, где слишком мало воды, но зато слишком много мародерствующих туркменских бродяг.
Росс не сводил настороженных глаз с рыжевато-коричневых барханов, Аллахдад тем временем осадил своего скакуна и поравнялся с Россом.
— Надо подождать в Мешхеде другой караван, Килбурн, — с мрачным удовольствием произнес он. — Здесь небезопасно странствовать в одиночестве, пусть и троим. Нас могут схватить алламаны, туркменские бандиты. — Он сплюнул на землю. — Они торгуют людьми, позорят правоверных. Нас с Мурадом продадут в рабство в Бухару, а вас, наверное, убьют, потому что вы — ференги.
Росс подавил тяжелый вздох. Они уже не раз говорили на эту тему, с тех пор как выехали из Мешхеда.
— Догоним караван в Серахсе, если не удастся раньше, — твердо заявил он. — А если бандиты станут нас преследовать, оторвемся от погони. Разве я купил в Тегеране не самых лучших лошадей?
Аллахдад внимательно осмотрел трех скакунов и вьючную лошадь, которую вел Росс.
— Отличные животные! — порывисто вздохнув, признал он. — Однако туркмены рождаются в седле и в отличие от честных людей живут, чтобы грабить. Нам от них не удрать.
Росс, как обычно, завершил дискуссию:
— Может, они и не появятся, в противном случае мы умчимся прочь. А если нам на роду написано быть проданными в рабство, то что ж — чему быть, тому не миновать.
— Тому не миновать, — мрачным эхом отозвался Аллахдад.
Начальник крепости Сереван расхаживал вдоль стен, зоркими глазами всматриваясь в лежащие перед ним равнины, когда к нему подошел молодой пастух с небезынтересными, по его мнению, новостями.
Низко поклонившись, юноша сказал:
— Гул-и Сарахи, этим утром я видел троих всадников, которые устремляются на восток от Бир-Бала. Они едут сами по себе, не в караване.
— Ну и глупцы, что путешествуют по этой земле такими малыми силами, — последовал бесстрастный ответ. — И глупцы вдвойне, раз скачут так близко от границы.
— Верно говорите, Гул-и Сарахи, — согласился пастух. — Но среди них ференги, европеец. Без сомнения, их ведет его глупость.
— Ты можешь сказать точно, где они?
— Сейчас, должно быть, приближаются к маленькому соленому озеру, — откликнулся парень. — Этим утром я слышал от друга моего двоюродного брата, что его дядя вчера видел банду туркменов.
Начальник нахмурился, потом, сунув юноше серебряную монету, на что тот и надеялся, отпустил его восвояси. Несколько минут Гул-и Сарахи задумчиво созерцал горизонт. Итак, по дороге Бир-Бала едет глупый ференги. Надо что-то предпринять.
Земля стала жестче, и Росс усилил бдительность, поскольку здесь бандитам легче подкрасться к ним незаметно. Если, конечно, в самом деле по соседству шныряют какие-то туркмены. Учитывая бедность этой приграничной страны, вряд ли мародерам захочется зря тратить силы. Лорд Карлайл поглядел на пустынные холмы, размышляя о том, что пора бы уже появиться признакам обитания, потом вперился взглядом в дорогу. Судя по всему, пользуются ею нечасто.
— Мурад, где находится ближайшая деревня?
— Наверное, часах в двух езды, Килбурн, — смущенно ответил молодой перс. — Если это именно та дорога. Зима была суровая, поэтому горы выглядят иначе.
Росс правильно истолковал это замечание — они, видимо, снова заблудились — и едва не застонал. Ох уж эти заверения Мурада в Тегеране, что он знает каждую скалу и куст в Восточной Персии! Если бы Росс сам не сверялся с картой и компасом, они сейчас оказались бы в Багдаде.
— Может, вернуться по своим же следам, пока очертания холмов не покажутся знакомыми? — сухо предложил он.
Мурад оглянулся через плечо, обиженный недоверием хозяина, но тотчас уставился куда-то в сторону. Обиженная мина его сменилась выражением неподдельного ужаса.
— Алламаны! — закричал он. — Нам надо удирать, чтобы спасти себе жизнь!
Росс и Аллахдад разом обернулись и заметили дюжину всадников в характерных туркменских одеждах. Те скакали по извилистой дороге в миле от них. Как только туркмены поняли, что их заметили, они завопили и пришпорили лошадей. Кто-то из них выстрелил.
— Проклятие! — выругался Росс. — Скачите!
Все трое помчались во всю прыть, и Росс начал усиленно молиться, чтобы эта дорога не закончилась тупиком. Пока существует хоть какой-то отрыв, можно удрать от преследователей, не зря же он выбрал крупных, быстрых, откормленных коней. Туркменские лошади, плотные и выносливые, были меньше и к исходу зимы заметно исхудали. Конечно, у Росса есть еще и винтовка, хотя он предпочел бы не стрелять, как по практическим, так и по гуманным соображениям.
Сначала казалось, что стратегия бегства выигрышна, ибо разрыв между двумя группами наездников стал медленно и верно увеличиваться. Но тут лошадь Росса попала ногой в какую-то норку, пошатнулась, а потом со страдальческим ржанием стремительно повалилась на землю, потянув за собой вьючную лошадь. С молниеносной быстротой опытного наездника, выработанной за тридцать лет езды верхом, Росс выскочил из седла и метнулся в сторону, чтобы не оказаться под падающими лошадьми.
Все свершилось в считанные доли секунды. Росс инстинктивно сгруппировался, чтобы кубарем покатиться по земле, Мурад в ужасе закричал и на миг повернул свою лошадь, чтобы прийти на помощь хозяину. Однако инстинкт самосохранения победил, и Мурад, пришпорив лошадь, помчался вперед. Росс же свалился на скалистую землю, и его сознание заволокла черная, болезненная мгла.
Через несколько мгновений Карлайл очнулся. Он, задыхаясь, лежал на спине, а в левом боку у него пульсировала боль: видимо, сказалось неудачное падение. Земля сотрясалась от грохочущих копыт. Росс поднял глаза и ужаснулся: к нему неумолимо приближались шесть лошадей.
Шляпа слетела у него с головы, открыв блестящие золотистые волосы, и кто-то истошно завопил:
— Ференги!
В последний момент перед тем, как растоптать европейца копытами, лошади свернули, подняв облако песка и пыли. Вокруг выстроились всадники. Высокие черные бараньи шапки придавали туркменам боевой вид, они сильно смахивали на королевских гусар. В их жилах текла монгольская кровь, а черные узкие глаза, смотревшие на добычу, выказывали всевозможные эмоции — от любопытства до жадности и неприкрытой злобы.
Росс усилием воли заставил себя мыслить и анализировать. Все туркмены оказались молодыми людьми, а молодые не ценят жизнь. Они могут убить в порыве злости, не размышляя ни секунды. Винтовка по-прежнему висела в кожухе на седле, лошадь же валялась футах в двадцати от него, тихо ржала от боли, неестественно задрав правую ногу. Вьючная лошадь, пошатываясь, все же поднялась. Похоже, она не пострадала. Через несколько мгновений туркмены нападут на обеих лошадей, но в данную минуту их внимание привлекал только Росс.
Он рывком попытался встать, но один из туркменов прорычал:
— Русская свинья! — И при этом ударил его хлыстом.
Росс инстинктивно поднял руку, прикрывая лицо, однако удар опрокинул его на спину. Потом нападавший подался в сторону, и Росс неуклюже поднялся. К счастью, туркменский язык оказался сродни узбекскому, так что он все понял и смог ответить.
— Я не русский. Я англичанин, — прокаркал он хриплым от пыли голосом.
Всадник с кнутом сплюнул.
— Паф! Англичане такая же дрянь, как и русские.
— Хуже, Дил Асса, — согласился с ним другой. — Давайте прямо тут убьем этого шпиона-ференги и пошлем его уши британским генералам в Кабуле.
— Зачем убивать, если можно продать его в Бухаре за кругленькую сумму? — возразил третий.
— Деньги скоро разойдутся, — проворчал Дил Асса, — а если мы убьем неверного, то наверняка попадем в рай.
— Но нас много, — возразил другой, — Как же мы все отправимся в рай, если убьем только одного шпиона-неверного?
Дабы не дать разгореться полномасштабным теологическим дебатам, Росс предпочел вмешаться:
— Я не шпион. Я путешественник, еду в Бухару, чтобы разузнать о своем брате. У меня есть письмо от шейха ислама, в котором он призывает всех правоверных помогать мне по велению милосердия.
— Шейх ислама для нас ничего не значит, — усмехнулся Дил Асса. — Нас волнует одно лишь благословение нашего халифа.
Тут уж Росс готов был прямо воззвать к их алчности.
— Я лорд среди ференги. Если вы поможете мне, вас щедро наградят.
— Ты — британская собака и умрешь, как собака. — Дил Асса отстегнул свое старое затворное ружье и прицелился в Росса, спутники его тотчас забормотали настолько быстро, что Росс не уловил смысла. Похоже, кое-кто из них одобрил идею сохранить ему жизнь за плату, другие же соперничали за привилегию убить неверного. Игнорируя мнение приятелей, Дил Асса взвел курок, не сводя глаз с Росса. В черных зрачках туркмена была смерть.
Конец ствола принял очертания огромной убийственной дыры, подобной пушечному дулу, и на какой-то миг Росс оцепенел. Не раз ему удавалось избежать случайной смерти в дюжине других стран, но тут удача ему изменила. Времени бояться у него не было, единственное, о чем он подумал, — это о неуемном оптимизме Джин Камерон, в очередной раз себя не оправдавшем.
Предпочитая погибнуть в битве, нежели оказаться застреленным, как свинья в загоне, Росс резко, но бесполезно дернулся в сторону Дил Ассы. И вновь целый мир смешался в беспорядочном хаосе насилия. Ружье оглушительно выпалило, и в тот же миг раздался целый залп ружейных выстрелов. Рваное эхо пронеслось между каменистыми холмами. Лошади туркменов тихо заржали и отступили от дикой рукопашной, кто-то ударил Росса в плечо. Он завертелся на месте, потом упал на землю. Он никак не мог сообразить, подстрелили его или просто зашибла копытом какая-нибудь лошадь.
Росс вытащил бурдюк из-под седла и немного отпил, ровно столько, чтобы прополоскать рот, а затем снова повесил его на место. Высокое плато на северо-востоке Персии было холодным, сухим, безлюдным, несмотря на то что казалось раем по сравнению с пустыней Каракумы, которой они собирались достигнуть завтра.
Несмотря на то что Росс пытался продвигаться как можно быстрее, прошло уже больше трех месяцев с тех пор, как Джин Камерон упросила его отправиться в Бухару. В подготовке к путешествию он провел совершенно безумные две недели в Константинополе. Он запасся буквально всем, что могло ему понадобиться в дороге, начиная с компасов и подзорной трубы и кончая подарками вроде переводов на арабский язык «Робинзона Крузо», а также обычными дорожными документами — паспортами и прочим. С этим, впрочем, особых проблем не было. Задержку вызвало получение сопроводительных писем от влиятельных государственных чиновников Оттоманской империи. Но тут ему чрезвычайно помог посол Каннинг, хотя он в высшей степени не одобрял затею Росса.
И вот теперь плоды их творчества зашиты в плащ Росса. Здесь и письма от султана Оттоманской империи и от эффенди-губернатора, который являлся государственным министром иностранных дел. Возможно, еще ценнее были сопроводительные письма от шейха ислама, главного мусульманского муллы или священника Константинополя. Письма адресовались разным влиятельным лицам, включая эмира и муллу Бухары. У Росса хватало опыта, чтобы понимать, что подобные письма не могут спасти ему жизнь, и тем не менее он сгорал от нетерпения в ожидании этих посланий.
Наконец он пароходом отправился по Черному морю в Трабзон, оттуда продолжил путь сушей, но потом почти три недели сидел на месте из-за буранов в высоких турецких горах Арзрума. Единственным светлым пятном стала группа узбекских купцов: здесь Росс использовал вынужденную задержку, дабы совершенствовать свой узбекский, поскольку в Бухаре в основном говорили на нем. Росс довольно бегло говорил на персидском, поэтому с легкостью преодолел лингвистические трудности.
Снег растаял, можно было трогаться в путь, но только через три недели Росс добрался до Тегерана. Там в британском посольстве он обсудил ситуацию с послом сэром Джоном Макнилом. Уверенность Макнила в смерти Иана зиждилась на множестве слухов, однако он же рассказал гостю историю о высоком бухарском чиновнике, которого якобы казнили, но через пять лет он вновь объявился в эмирской тюрьме. Единственный вывод, который из всего этого сделал Росс, — это то, что он так и не узнает правды, пока сам не окажется в Бухаре.
Он собрал еще несколько писем от шаха и его премьер-министра, потом нанял в качестве проводников и слуг двоих персов, Мурада и Аллахдада. Почти шестьсот миль, разделявших Тегеран и Мешхед, они прошли без особых приключений. Как ференги, Росс постоянно привлекал к себе большое внимание, но он к этому привык. Слово «ференги» восходит своими истоками ко времени крестовых походов. Арабское «франк» со временем прилепилось ко всем европейцам.
Теперь всего лишь пятьсот миль отделяло его от места назначения. Оставшийся путь он рассчитывал пройти примерно за месяц, однако это был самый опасный отрезок, поскольку им предстояло пересечь Каракумы, Черные пески, — пустыню, где слишком мало воды, но зато слишком много мародерствующих туркменских бродяг.
Росс не сводил настороженных глаз с рыжевато-коричневых барханов, Аллахдад тем временем осадил своего скакуна и поравнялся с Россом.
— Надо подождать в Мешхеде другой караван, Килбурн, — с мрачным удовольствием произнес он. — Здесь небезопасно странствовать в одиночестве, пусть и троим. Нас могут схватить алламаны, туркменские бандиты. — Он сплюнул на землю. — Они торгуют людьми, позорят правоверных. Нас с Мурадом продадут в рабство в Бухару, а вас, наверное, убьют, потому что вы — ференги.
Росс подавил тяжелый вздох. Они уже не раз говорили на эту тему, с тех пор как выехали из Мешхеда.
— Догоним караван в Серахсе, если не удастся раньше, — твердо заявил он. — А если бандиты станут нас преследовать, оторвемся от погони. Разве я купил в Тегеране не самых лучших лошадей?
Аллахдад внимательно осмотрел трех скакунов и вьючную лошадь, которую вел Росс.
— Отличные животные! — порывисто вздохнув, признал он. — Однако туркмены рождаются в седле и в отличие от честных людей живут, чтобы грабить. Нам от них не удрать.
Росс, как обычно, завершил дискуссию:
— Может, они и не появятся, в противном случае мы умчимся прочь. А если нам на роду написано быть проданными в рабство, то что ж — чему быть, тому не миновать.
— Тому не миновать, — мрачным эхом отозвался Аллахдад.
Начальник крепости Сереван расхаживал вдоль стен, зоркими глазами всматриваясь в лежащие перед ним равнины, когда к нему подошел молодой пастух с небезынтересными, по его мнению, новостями.
Низко поклонившись, юноша сказал:
— Гул-и Сарахи, этим утром я видел троих всадников, которые устремляются на восток от Бир-Бала. Они едут сами по себе, не в караване.
— Ну и глупцы, что путешествуют по этой земле такими малыми силами, — последовал бесстрастный ответ. — И глупцы вдвойне, раз скачут так близко от границы.
— Верно говорите, Гул-и Сарахи, — согласился пастух. — Но среди них ференги, европеец. Без сомнения, их ведет его глупость.
— Ты можешь сказать точно, где они?
— Сейчас, должно быть, приближаются к маленькому соленому озеру, — откликнулся парень. — Этим утром я слышал от друга моего двоюродного брата, что его дядя вчера видел банду туркменов.
Начальник нахмурился, потом, сунув юноше серебряную монету, на что тот и надеялся, отпустил его восвояси. Несколько минут Гул-и Сарахи задумчиво созерцал горизонт. Итак, по дороге Бир-Бала едет глупый ференги. Надо что-то предпринять.
Земля стала жестче, и Росс усилил бдительность, поскольку здесь бандитам легче подкрасться к ним незаметно. Если, конечно, в самом деле по соседству шныряют какие-то туркмены. Учитывая бедность этой приграничной страны, вряд ли мародерам захочется зря тратить силы. Лорд Карлайл поглядел на пустынные холмы, размышляя о том, что пора бы уже появиться признакам обитания, потом вперился взглядом в дорогу. Судя по всему, пользуются ею нечасто.
— Мурад, где находится ближайшая деревня?
— Наверное, часах в двух езды, Килбурн, — смущенно ответил молодой перс. — Если это именно та дорога. Зима была суровая, поэтому горы выглядят иначе.
Росс правильно истолковал это замечание — они, видимо, снова заблудились — и едва не застонал. Ох уж эти заверения Мурада в Тегеране, что он знает каждую скалу и куст в Восточной Персии! Если бы Росс сам не сверялся с картой и компасом, они сейчас оказались бы в Багдаде.
— Может, вернуться по своим же следам, пока очертания холмов не покажутся знакомыми? — сухо предложил он.
Мурад оглянулся через плечо, обиженный недоверием хозяина, но тотчас уставился куда-то в сторону. Обиженная мина его сменилась выражением неподдельного ужаса.
— Алламаны! — закричал он. — Нам надо удирать, чтобы спасти себе жизнь!
Росс и Аллахдад разом обернулись и заметили дюжину всадников в характерных туркменских одеждах. Те скакали по извилистой дороге в миле от них. Как только туркмены поняли, что их заметили, они завопили и пришпорили лошадей. Кто-то из них выстрелил.
— Проклятие! — выругался Росс. — Скачите!
Все трое помчались во всю прыть, и Росс начал усиленно молиться, чтобы эта дорога не закончилась тупиком. Пока существует хоть какой-то отрыв, можно удрать от преследователей, не зря же он выбрал крупных, быстрых, откормленных коней. Туркменские лошади, плотные и выносливые, были меньше и к исходу зимы заметно исхудали. Конечно, у Росса есть еще и винтовка, хотя он предпочел бы не стрелять, как по практическим, так и по гуманным соображениям.
Сначала казалось, что стратегия бегства выигрышна, ибо разрыв между двумя группами наездников стал медленно и верно увеличиваться. Но тут лошадь Росса попала ногой в какую-то норку, пошатнулась, а потом со страдальческим ржанием стремительно повалилась на землю, потянув за собой вьючную лошадь. С молниеносной быстротой опытного наездника, выработанной за тридцать лет езды верхом, Росс выскочил из седла и метнулся в сторону, чтобы не оказаться под падающими лошадьми.
Все свершилось в считанные доли секунды. Росс инстинктивно сгруппировался, чтобы кубарем покатиться по земле, Мурад в ужасе закричал и на миг повернул свою лошадь, чтобы прийти на помощь хозяину. Однако инстинкт самосохранения победил, и Мурад, пришпорив лошадь, помчался вперед. Росс же свалился на скалистую землю, и его сознание заволокла черная, болезненная мгла.
Через несколько мгновений Карлайл очнулся. Он, задыхаясь, лежал на спине, а в левом боку у него пульсировала боль: видимо, сказалось неудачное падение. Земля сотрясалась от грохочущих копыт. Росс поднял глаза и ужаснулся: к нему неумолимо приближались шесть лошадей.
Шляпа слетела у него с головы, открыв блестящие золотистые волосы, и кто-то истошно завопил:
— Ференги!
В последний момент перед тем, как растоптать европейца копытами, лошади свернули, подняв облако песка и пыли. Вокруг выстроились всадники. Высокие черные бараньи шапки придавали туркменам боевой вид, они сильно смахивали на королевских гусар. В их жилах текла монгольская кровь, а черные узкие глаза, смотревшие на добычу, выказывали всевозможные эмоции — от любопытства до жадности и неприкрытой злобы.
Росс усилием воли заставил себя мыслить и анализировать. Все туркмены оказались молодыми людьми, а молодые не ценят жизнь. Они могут убить в порыве злости, не размышляя ни секунды. Винтовка по-прежнему висела в кожухе на седле, лошадь же валялась футах в двадцати от него, тихо ржала от боли, неестественно задрав правую ногу. Вьючная лошадь, пошатываясь, все же поднялась. Похоже, она не пострадала. Через несколько мгновений туркмены нападут на обеих лошадей, но в данную минуту их внимание привлекал только Росс.
Он рывком попытался встать, но один из туркменов прорычал:
— Русская свинья! — И при этом ударил его хлыстом.
Росс инстинктивно поднял руку, прикрывая лицо, однако удар опрокинул его на спину. Потом нападавший подался в сторону, и Росс неуклюже поднялся. К счастью, туркменский язык оказался сродни узбекскому, так что он все понял и смог ответить.
— Я не русский. Я англичанин, — прокаркал он хриплым от пыли голосом.
Всадник с кнутом сплюнул.
— Паф! Англичане такая же дрянь, как и русские.
— Хуже, Дил Асса, — согласился с ним другой. — Давайте прямо тут убьем этого шпиона-ференги и пошлем его уши британским генералам в Кабуле.
— Зачем убивать, если можно продать его в Бухаре за кругленькую сумму? — возразил третий.
— Деньги скоро разойдутся, — проворчал Дил Асса, — а если мы убьем неверного, то наверняка попадем в рай.
— Но нас много, — возразил другой, — Как же мы все отправимся в рай, если убьем только одного шпиона-неверного?
Дабы не дать разгореться полномасштабным теологическим дебатам, Росс предпочел вмешаться:
— Я не шпион. Я путешественник, еду в Бухару, чтобы разузнать о своем брате. У меня есть письмо от шейха ислама, в котором он призывает всех правоверных помогать мне по велению милосердия.
— Шейх ислама для нас ничего не значит, — усмехнулся Дил Асса. — Нас волнует одно лишь благословение нашего халифа.
Тут уж Росс готов был прямо воззвать к их алчности.
— Я лорд среди ференги. Если вы поможете мне, вас щедро наградят.
— Ты — британская собака и умрешь, как собака. — Дил Асса отстегнул свое старое затворное ружье и прицелился в Росса, спутники его тотчас забормотали настолько быстро, что Росс не уловил смысла. Похоже, кое-кто из них одобрил идею сохранить ему жизнь за плату, другие же соперничали за привилегию убить неверного. Игнорируя мнение приятелей, Дил Асса взвел курок, не сводя глаз с Росса. В черных зрачках туркмена была смерть.
Конец ствола принял очертания огромной убийственной дыры, подобной пушечному дулу, и на какой-то миг Росс оцепенел. Не раз ему удавалось избежать случайной смерти в дюжине других стран, но тут удача ему изменила. Времени бояться у него не было, единственное, о чем он подумал, — это о неуемном оптимизме Джин Камерон, в очередной раз себя не оправдавшем.
Предпочитая погибнуть в битве, нежели оказаться застреленным, как свинья в загоне, Росс резко, но бесполезно дернулся в сторону Дил Ассы. И вновь целый мир смешался в беспорядочном хаосе насилия. Ружье оглушительно выпалило, и в тот же миг раздался целый залп ружейных выстрелов. Рваное эхо пронеслось между каменистыми холмами. Лошади туркменов тихо заржали и отступили от дикой рукопашной, кто-то ударил Росса в плечо. Он завертелся на месте, потом упал на землю. Он никак не мог сообразить, подстрелили его или просто зашибла копытом какая-нибудь лошадь.