Патни Мэри Джо. Танцуя с ветром

   Но, прежде чем девушка успела увернуться, Стрэтмор притянул ее к себе.
   — Меня зовут Люсьен, — с этими словами Стрэтмор наклонился к ней и поцеловал со спокойной уверенностью.
   Как быстро его объятия, еще недавно казавшиеся такими дерзкими, стали необходимы и желанны. Она ответила на поцелуй, и сердце ее учащенно забилось. Кит понимала, что никогда не забудет ни этой минуты, ни Стрэтмора. Их близость, контраст холодного дыхания ночи и тепла его прикосновений, его губы у ее виска, когда он выпускал ее из своих объятий, — все эти упоительные мгновения навсегда сохранятся в ее душе.
   — Я не уверен, что ваше настоящее имя — Джейн, — задумчиво сказал Люсьен. — Но это не имеет значения. Я узнаю, кто вы на самом деле.
   Эта его уверенность в себе больше всего беспокоила Кит во время их и без того серьезной дуэли.
   — Нет, не узнаете, — твердо возразила девушка. Вернувшийся страх развеял окутавшую ее чувственную атмосферу. — Еще раз благодарю вас, милорд, и прощайте. В моей жизни нет места для вас.
   — Вы его найдете, моя дорогая, — ответил он абсолютно спокойно. — До встречи.
   Кит нырнула в холодную ночь. Пульс девушки участился, как только она вспомнила фразу Стрэтмора о «танце на ветру». Это был эвфемизм. Она сразу поняла, что он имел в виду смерть на эшафоте. Эта угроза становилась реальной по мере того, как Кит все шире пользовалась преступными мерами. Но, кроме того, образ «Танцующей на ветру» очень хорошо описал ее теперешнее положение. Кит чувствовала себя так, будто ей приходилось танцевать на пронизывающем ураганном ветру, с трудом сохраняя равновесие, когда первый неверный шаг грозил гибелью. А таинственный граф был особенно опасен, ведь из-за него она и могла потерять равновесие. Кит молила Бога, чтобы их пути никогда больше не пересеклись.

Интерлюдия

   В комнату вошла молчаливая служанка с каменным выражением лица. Это означало, что пора готовиться. Она сняла с себя обыденную одежду и надела черную прозрачную рубашку, которая оставляла груди обнаженными и доходила только до середины бедер. Затем служанка помогла ей натянуть черный парчевый корсет и так туго затянула его, что она едва могла дышать. Теперь наступил черед черных шелковых чулок, которые прикреплялись к корсету ярко-красными подвязками, а затем высоких черных кожаных сапожек на таких высоких и тонких каблуках, что ходить можно было только с трудом. Она села, а служанка надела ей на голову рыжий парик с длинными, до талии, волосами. Она наложила толстый слой ярко-красной помады на губы, придав своему рту хищное и злое выражение, а на щеки — слой грима, и теперь на ее лице играл лихорадочный румянец. Последними штрихами были черные лайковые перчатки до локтей и черная полумаска с таким разрезом глаз, который еще более усиливал злобность лица.
   Он стояла перед зеркалом и разглядывала свое отражение. Вся в черном, белом и алом, она казалась карикатурой на женственность, с неестественно туго затянутой талией, выпирающим бюстом и длинными ногами. Служанка удовлетворенно кивнула и вышла.
   Теперь надо было подготовить себя морально. Она пристально всмотрелась в механическую игрушку, которая являла собой то, что должна делать она. Наконец, девушка, почувствовав, что готова лучше, чем когда-либо раньше, перешла в соседнюю комнату и зажгла свечи, несколько десятков которых были расставлены повсюду. Когда они все были зажжены, комната осветилась красноватым светом, и казалось, — это прихожая в преисподнюю.
   Скоро он должен был прийти. Она подняла хлыст и хлестнула им об пол. Все было готово для выступления. Но когда ключ повернулся в замке, она инстинктивно напряглась. Несмотря на все уроки, она еще о многом не догадывалась. Успев принять безразличный вид, она почувствовала, как он вошел, услышала лязганье ключа, когда он запирал за собой дверь, и его тяжелое дыхание. Она стояла спиной к двери, поигрывая длинными искусственными рыжими волосами, заставляя его ждать.
   Наконец, он не выдержал и произнес:
   — Я здесь, госпожа. Что прикажете? Она поворачивалась медленно, всей своей статью выражая превосходство, презрение и высокомерие.
   Он снова попытался что-то сказать, но она прервала его:
   — Молчать!
   Она играла хлыстом, который ударял об пол, лицо побледнело.
   Внезапно, резким движением она щелкнула хлыстом, и треск разорвал напряженную тишину. Она поймала его взгляд и угрожающе произнесла:
   — На колени, раб!

Глава 7

   Кит с криком проснулась. Сердце колотилось. Она попробовала собрать воедино разрозненные фрагменты ночного кошмара, взглянула на свои руки и удивилась, не увидев на них перчаток из черной кожи.
   Во сне девушка узнала что-то важное, но проснувшись, не могла вспомнить, что именно. Кит с трудом зажгла свечу, стоявшую у изголовья. Пальцы ее дрожали. Часы показывали за полночь. Кит встала с постели, но голова закружилась, и она упала на колени. Последние силы оставили ее. Сейчас она была беспомощным ребенком.
   Когда все перед глазами перестало кружиться, Кит неуклюже поднялась и натянула платье поверх ночной рубашки. Потом пошла на кухню и поставила чайник на огонь. Виола, до этого спокойно спавшая, с вопросительным мяуканьем проскользнула на кухню. Девушка схватила ее, прижав к себе. Тепло кошачьего тельца успокаивало и ослабляло щемящее чувство одиночества.
   Девушка ждала, пока закипит чайник. В это время хлопнула входная дверь. Вернулась Клео Фарнсуорт. Это было просто счастьем. Кит отпустила кошку, пробежала через гостиную и отперла дверь. Клео стояла в общей прихожей и уже собиралась подняться к себе наверх. Это была прекрасно сложенная блондинка, немного старше двадцати.
   — Добрый вечер, Клео, — Кит старалась говорить спокойно. — Хочешь перекусить и выпить чашку чая?
   — Не откажусь. Ничто так не возбуждает аппетит, как танцы на подмостках.
   Клео спустилась вниз, посмотрела на Кит и нахмурилась.
   — Так поздно, а ты не спишь. Что-нибудь случилось?
   Кит ужасно хотелось выплеснуть все свои тревоги, но она сдержалась.
   — Приснился страшный сон, — сказала она, направляясь на кухню. — Я так устала. Я живу как три разных человека, как будто у меня три жизни. И каждая чудовищно изнуряет, — Так и есть. А последние две недели особенно.
   — Они показались мне бесконечными. Кит разогрела заварочный чайник и залила кипятком чайные листья. Потом достала сыр, маринованный лук и пирожки с мясом. Все было куплено накануне в бакалейной лавке.
   — Как прошло представление? Клео пожала плечами.
   — Ни то, ни се. Театр был полупустой. Я говорила Уитби, что нельзя так скоро возобновлять постановку «Судьи». Но он никогда не обращает внимания на то, что говорят женщины. Конечно, мне аплодировали вовсю.
   Быстро уничтожив кусок сыра, два пирожка и шесть луковиц, Клео отодвинулась от стола и деликатно прокашлялась.
   — Ты уже решила, что делать дальше?
   — Теперь у меня есть несколько подозреваемых, — ответила Кит, — и Джонс снабдил меня их лондонскими адресами. Теперь я должна обыскать каждый дом.
   — Господи, Кит! Ведь это еще опасней, чем то, что ты раньше делала. Может, мистер Джонс подыщет подходящего грабителя, который сделает это вместо тебя.
   — Сомневаюсь, что существуют подходящие грабители, — усмехнулась Джейн. — А кроме того, я толком не смогу объяснить, что надо искать, ведь я сама этого не знаю.
   — Конечно, ты права, — ответила актриса. — Но как ты это сделаешь? Мистер Джонс научил тебя взламывать замки, но это еще не все. Ты можешь натолкнуться на слуг.
   — Я буду проникать в дом через крышу и окна верхнего этажа. Я провела детство в деревне без всякого присмотра, поэтому умею хорошо лазить.
   Клео пожала плечами.
   — Об этом даже страшно подумать. Но ты зашла уже слишком далеко. Да поможет тебе Господь.
   — Мое счастье так зыбко, — Кит кинула кусочек сыра Виоле, которая с надеждой мурлыкала под столом. — Было страшно, когда двое из «Геллионов» пытались меня изнасиловать, но это не самое плохое. Они не представляли, кто я такая на самом деле. Ужасно, что самый умный среди них поймал меня, когда я рылась в его шкафу, в доме лорда Чизвика. Он вспомнил, что видел меня раньше, и отпустил только после того, как я наврала ему с три короба. Не думаю, что он выдаст меня. Но он считает, что я уже решила все свои проблемы, так что, если мы снова встретимся, туго мне придется.
   — Ну, а если это случится, ты, конечно, придумаешь новую не менее убедительную историю. А кто он был?
   — Граф Стрэтмор.
   Брови Клео взлетели вверх.
   — Стрэтмор! Старик Люцифер собственной персоной. Похоже, ты в опасности!
   — Ты знаешь все обо всех, — Кит начала тереть зудящее пятно на бедре, но потом остановила себя: недопустимо, чтобы остался рубец, — что ты о нем знаешь?
   — Знаю я совсем немного. Но слухам о нем нет конца, — медленно начала Клео. — Он вращается практически во всех слоях общества. От самых низов до самого избранного. Он не игрок, но, говорят, ему дьявольски везет в картах, — он разорил не одного человека. Когда Стрэтмор был моложе, его считали одним из самых завидных женихов. Но потом все маменьки поставили на нем крест. Почему, хотела бы я знать? Ведь, казалось бы, он такой богатый, такой красивый, такой подходящий кандидат в мужья!
   — Все это звучит не слишком страшно.
   — Ты права, такие разговоры не многого стоят, — согласилась Клео. — Но есть более тревожные факты. Я слышала, что его обвиняют в бесследном исчезновении, по крайней мере, двух человек. Это были мужчины из очень знатных семей. Только обширные связи в самых высоких сферах оградили его от открытых обвинений.
   Это было совсем не то, что Кит хотела услышать. Ее лицо напряглось.
   — Итак, возможно, он похититель, убийца или кто-то похуже этого.
   — Как знать, — лицо Клео стало задумчивым, — однажды я встретила его в нашей зеленой гостиной в театре, и он мне очень понравился. Он остроумен и может очаровать любую женщину. Ни одна перед ним не устояла бы, но он никем не интересовался. Это показалось мне странным. Редкий аристократ упустит возможность завести интрижку с актрисой.
   Лицо Клео стало серьезным.
   — Не попадайся ему больше, Кит. Он видит людей насквозь и никогда не ошибается. Не думаю, что он — тот, кого ты ищешь.
   — Мне он тоже понравился, — Кит вылила в чашку остатки чая, — к несчастью!
   — Как продвигаются твои танцы?
   Одна мысль о занятиях повергла Кит в уныние.
   — По-моему, я бодро двигаюсь назад, — ответила она без всякого энтузиазма.
   — Покажи мне.
   — В час ночи, в ночной рубашке? — кисло спросила Кит.
   — Почему бы и нет, — ухмыльнулась Клео. — Я напою тебе мотив.
   Она поднялась, прошла в гостиную и села на стул. Клео стала напевать песенку без слов, и ее сильный голос наполнил комнату. Кит ничего не оставалось делать, как потуже затянуть платье на талии и начать танцевать. Она танцевала веселую жигу, и с каждым шагом силы возвращались к ней.
   — Неплохо, — сказала Клео, когда Кит остановилась, — но сейчас попробуй вложить побольше души в свои движения. И показывай ножку из-под платья. За этим-то господа и приходят в театр.
   Клео начала напевать и отбивать ритм ладонями.
   Кит сосредоточилась и постаралась войти в образ неутомимой кокетки, которая является мужчинам в сладострастных мечтах. Она представила, что Стрэтмор смотрит на нее, и его взгляд исполнен желания. Тотчас волна тепла пробежала по ее телу. Через мгновение Кит уже порхала по комнате, едва не налетая на мебель. Юбка кружилась и открывала стройные ноги выше колен. Девушка закончила таким зажигательным па, что Клео зааплодировала.
   — Отлично, Кит! Успех будет грандиозный. Радостное возбуждение Кит мгновенно растаяло. Возможно, она хорошо станцует и заработает аплодисменты, но это не имеет никакого отношения к ее целям. Время летело с пугающей быстротой, а цель, от которой зависела ее жизнь, не приближалась ни на йоту.
 
   Люсьен сел за письменный стол. Он собирался проанализировать все, что стало известно о «Геллионах». Но карандаш в его руке машинально заскользил по листу бумаги. И вместо того, чтобы сопоставлять факты, Стрэтмор начал набрасывать женский портрет. Мастерством рисовальщика граф овладел для того, чтобы проектировать свои механические игрушки. Только на этот раз вместо пингвина из-под его руки появилось лицо девушки.
   Когда рисунок был закончен, Стрэтмор внимательно всмотрелся в него. Леди Немезида, такая таинственная и неуловимая!
   Мысленно он называл ее Джейн. Ведь так она назвала себя в последний раз. Они встречались уже три раза и дважды целовались. Поцелуи были божественные, тем не менее граф не мог с точностью представить себе, как она выглядела. Были у нее высокие скулы, или это только эффект удачно наложенной косметики? Было ли лицо ее овальным или чуть удлиненным? А ее губы? Он прикасался к ним и ощущал их мягкость, но не знал, какой они были формы.
   Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что у девушки была стройная грациозная фигура, привлекающая его гораздо больше, чем пышные формы служанки Салли.
   Стрэтмор попробовал сделать еще два эскиза, но ни один из рисунков не показался ему удачным. Сводила с ума мысль, что он может встретить ее на улице и не узнать.
   С глубоким вздохом Люсьен откинулся назад и вытянул ноги. Эта женщина становилась настоящим наваждением. Он сказал, что найдет ее, и, конечно, сделает это, хотя охота за неизвестной безымянной девушкой, которая могла оказаться в любом уголке Англии, очень напоминала поиски иголки в стоге сена.
   Но что, черт возьми, ему делать, если он найдет ее? Неукротимое влечение, которое охватило его у Чизвика, сменилось спокойным желанием. Но граф по-прежнему хотел владеть ею, хотя обстоятельства были против него. У него были депрессии и раньше и, наверно, будут и впредь. Но за отважную, остроумную Джейн не жалко заплатить такую цену. И он вовсе не из тех, кто способен соблазнить невинную девушку. Ведь несмотря на все фокусы, которые вытворяла Джейн, она, несомненно, была просто скромной девушкой из хорошей семьи, одной из тех, на которых надо жениться.
   Значит, у него нет права продолжать поиски. Стрэтмор перевел взгляд на эскиз, где они с Элинор склонили головы друг к другу. Он уже давно решил, что не женится до тех пор, пока не встретит женщину, с которой его свяжет та эмоциональная глубина чувств, которой он лишился много лет тому назад.
   Люсьен подумал, что был бы, наверное, счастливее, если бы никогда не испытывал такой близости. Но он по-прежнему скорбел о потере и не жалел, что когда-то испытал ее.
   Размышления графа прервал вошедший камердинер.
   — Лорд Эбердэр здесь и хочет видеть вас, милорд.
   — Никлас, — Люсьен вскочил и крепко пожал руку друга, появившегося сразу вслед за камердинером. — Я не знал, что ты собираешься в Лондон.
   — Я и не собирался. Меня вызвал Рэйф. Он поставит на голосование в палате лордов вопрос о мирных переговорах в Генуе и хочет, чтобы я принял участие в голосовании.
   — Господи, и для этого он вытащил тебя из Уэльса? — Люсьен усадил гостя в кресло. — Хотя должен сказать тебе, что Рэйф прав. Война с Америкой зашла в тупик. Британии больше нет смысла предъявлять территориальные требования. Резолюция по запросу Рэйфа должна привести к смягчению позиции правительства и признанию существующих границ. Только на таких условиях можно добиться согласия. Но даже если резолюция пройдет, она не будет иметь силы закона.
   — Знаешь, когда палата лордов лает, правительство прислушивается. Поэтому он меня и вызвал, — Никлас растянулся в кресле и вытянул ноги. — Пора положить конец этой войне. Она не должна была начинаться.
   — Ты прав, нельзя было ввязываться в авантюру с Соединенными Штатами, когда мы сражались против Наполеона. Чем скорее мы заключим мир, тем лучше.
   — Особенно теперь, когда наши дальние родственнички-американцы начали выигрывать, — мрачно заметил Никлас.
   — Как поживает моя любимая графиня? — спросил Люсьен.
   — Клар, как всегда, спокойна, — Никлас довольно улыбнулся. — Это я измучился от волнения. Она же считает, что для переживаний нет никаких причин. Ведь по женской линии ее дальние предки были крестьянками. Они через полчаса после родов уже отправлялись в поле вязать снопы. Она, конечно, права, но я успокоюсь только тогда, когда малыш появится на свет.
   Люсьен достал из ящика механического пингвинчика.
   — Это тебе к Рождеству. Теперь ты сможешь забрать его с собой в Уэльс.
   — Что ты делал в последнее время? Никлас завел пингвинчика, и тот начал крутить сальто назад. Лорд Эбердэр при виде этого откинулся назад и расхохотался.
   — У тебя потрясающая фантазия, Люс, — он откашлялся и продолжил:
   — Эта штука порадует Клэр. А что ты придумаешь, если у нас еще будут дети?
   — Пингвины умеют делать массу разных вещей: плавать, скользить на животах, танцевать. Посмотрим, когда время подойдет.
   Никлас снова наклонился, чтобы рассмотреть пингвина, и заметил портреты Джейн, лежащие на столе.
   — Какое интересное лицо! Тут и ум, и характер. Ты влюблен?
   — Ничего подобного, — резко ответил Люсьен. — Это одна моя знакомая, с которой иметь дело сложнее, чем с дюжиной кошек.
   — Звучит многообещающе. — Никлас усмехнулся. — Когда ждать приглашения на свадьбу?
   — И не пытайся убедить меня в преимуществах семейной жизни. Только одна Клэр на свете, и ты первый нашел ее. А поскольку я не согласен связывать жизнь с менее достойной женщиной, придется мне ходить в холостяках до конца своих дней. Твои дети будут называть меня дядюшкой Люсьеном и хихикать за спиной над моей эксцентричностью.
   Никлас, интуиции которого можно было позавидовать, под внешней веселостью друга разглядел глубокую печаль.
   — Кстати, — сказал он неторопливо, — Клэр как-то сказала мне, что «Падших ангелов" объединило отсутствие нормальной семьи. Ее не было ни у одного из нас.
   Это было настолько верно и неожиданно, что Люсьен погрузился в молчание.
   — Интересно, — наконец ответил он, — как живется с женщиной, которая слишком много видит?
   — Иногда тревожно, — улыбнулся Никлас, — но чаще всего чудесно.
   Стрэтмор решил, что пора сменить тему, иначе Никласу станет понятно, что он просто завидует его семейному счастью.
   — У тебя есть какие-нибудь новости от цыган?
   Улыбка Никласа мгновенно исчезла.
   — Об этом я и хотел с тобой поговорить. Один из моих дальних родственников — я с ним когда-то путешествовал по Европе — прислал мне сообщение в Эбердэр. Он говорит, что ходят слухи о возможном триумфальном возвращении Наполеона из ссылки.
   Никлас провел несколько лет, кочуя с цыганами. Они бывали всюду и слышали о самых разнообразных вещах. Собранную информацию Никлас посылал Другу в Лондон, и она часто оказывалась бесценной. Однако Люсьен надеялся, что на этот раз его друг ошибался.
   — Таких слухов следовало ожидать, — ответил он. — Ведь корсиканец — живая легенда.
   — Разумеется. Но то, о чем рассказал мой кузен, очень серьезно. Он сообщает, что агенты Наполеона, тайно передвигаясь по Франции, собирали информацию о настроениях в народе и пришли к выводу, что большинство вновь поддерживает императора. Есть сведения о том, что в лагере союзников — в Англии, Пруссии и Австрии — есть весьма влиятельные люди, которые готовы помочь Наполеону снова сесть на трон. Для них война — весьма доходное дело.
   — Шакалы, — сказал Люсьен, сдерживая ярость.
   Не следует забывать, что насилие и алчность по-прежнему правят бал, хотя пушки уже давно смолкли. Хватит бегать за призрачной леди. Пора браться за дело.
   — Скорее всего, это пустая болтовня, тем не менее я наведу справки и пошлю сообщения своим коллегам в Австрии и Пруссии. Если и существует план реставрации наполеоновской власти, его необходимо уничтожить в зародыше.
   — Надеюсь, ты прав, — серьезно ответил Никлас, — Я действительно надеюсь на это.
 
   Ночь была беспросветно темная и прекрасно подходила для столь же темных дел. Кит была одета в черный мужской костюм и вооружена тонкой прочной веревкой и специальным крюком. На этот раз она должна была сыграть роль лондонского взломщика в доме лорда Нанфилда. Этот аристократ, аморальный и циничный, был первым в списке подозреваемых.
   Ближайший к жилищу Нанфилда дом сейчас пустовал, и Кит могла действовать, не боясь быть услышанной. В окнах комнаты цокольного этажа горел свет. Все остальное здание было погружено во мрак. Это означало, что слуги отдыхают и собрались в своей гостиной. Кит зацепила один конец веревки за трубу, а другой обвязала вокруг талии и осторожно спустилась к нужному ей окну. Такой спуск был бы труден и для сильного, тренированного мужчины. К счастью, окно было заперто на простую задвижку, и Кит смогла открыть его при помощи ножа. Если ее поймают на этот раз, то объяснить свое присутствие в доме будет невозможно.
   Постепенно пульс девушки стал ровнее, и она смогла приняться за работу. Теперь она, овладев искусством обыска помещений, смогла очень быстро осмотреть все комнаты верхнего этажа скромного жилища лорда Нанфилда. Особое внимание Кит уделила спальне.
   Все прошло безупречно, но, к несчастью, поиски были безрезультатны. Кит выглянула из окна и ухватилась за свою веревку. Теперь она склонялась к мысли, что лорд Нанфилд был не тем человеком, которого она искала. В следующий раз она навестит лорда Маиса. Залезая на крышу, Кит подумала, что вечер оказался исключительно удачным в одном отношении — на этот раз лорд Стрэтмор ее не поймал.
 
   На голосование по предложению Рэйфа о немедленном урегулировании отношений с Соединенными Штатами собралось необычно много членов палаты лордов. Его выступление вызвало оживленные и острые дебаты. Сам Рэйф красноречиво отстаивал свое предложение. Люсьен и Никлас выступили с краткими речами в его поддержку.
   Дебаты продолжались за полночь. Во время голосования Рэйф сидел с каменным выражением лица. Казалось, результаты ему безразличны. Люсьен, находясь рядом с ним, подсчитывал голоса.
   Все проходило настолько напряженно, что вся палата безмолвствовала.
   Предложение было принято с перевесом в один голос. Все зашумели, и Рэйф позволил себе улыбнуться.
   — Прекрасно, что ты пришел, Никлас.
   — Будем надеяться, от решения будет прок. — Никлас похлопал Рэйфа по плечу. — Отличная работа. Я боялся, что эта банда колонизаторов выиграет.
   Рэйф повернулся к Люсьену.
   — Давай отпразднуем это событие. У тебя найдется время заглянуть ко мне? Я бы хотел обсудить с вами способы, которые стоит использовать для оказания давления на правительство.
   — Я присоединюсь к вам позже, — сказал Люсьен, оглядывая набитую людьми комнату. — Мне надо кое с кем поговорить.
   Стрэтмор не был удивлен ни тем, что Нанфилд и Мэйс присутствовали на заседании, ни тем, что они голосовали против. Он разыскал их в толпе.
   Увидев его, Мэйс удивленно спросил:
   — Вы действительно желаете сдаться этому американскому сброду?
   — Речь идет не о капитуляции, а о разумном компромиссе, — ответил Люсьен, когда они отошли в сторону, освободив дорогу членам палаты, устремившимся к выходу. — Я не вижу смысла в этой войне.
   — Да вы, кажется, опасный либерал, — с наигранным ужасом сказал лорд Нанфилд. — Пожалуй, вы почитываете таких радикалов, как Лей Хант и Л. Дж. Найт, и согласны с ними?
   — Да, иногда, — Люсьен показал на бурлящую вокруг них толпу. — Мир — его вовсе не радикальная мера. Посмотрите на этих людей. У большинства из них родственники в Америке. Они есть и у меня. Мы должны дружить с американцами, а не сжигать их столицу.
   — Пожалуй, вы правы. Они продают нам табак, и за это мы им чем-то обязаны. Кстати, о табаке…
   Мэйс достал позолоченную табакерку и открыл ее изящным движением руки. Вдохнув щепотку табаку, он удовлетворенно вздохнул.
   — Изумительно. Почти так же хорошо, как закись азота. Пробовали когда-нибудь?
   Хотя выражение лица Мэйса и не изменилось, по его голосу Люсьен понял, что вопрос очень важен.
   — Нет, не пробовал, — ответил он, — но, конечно, слышал об этом. Видимо, этот газ действует опьяняюще, но не вызывает головной боли на следующий день.
   — Это намного лучше, чем алкоголь, — уверил его Мэйс. — От спиртного человек может впасть в депрессию, а закись азота примиряет человека с окружающим миром. Поэтому ее иногда и называют веселящим газом. У меня есть химик, готовящий его, и время от времени я приглашаю друзей, чтобы они насладились вместе со мной. Завтра вечером я как раз собираюсь это сделать. Хотите присоединиться к нам?
   — С удовольствием, — ответил Люсьен не очень искренне. — Это одно из тех удовольствий, которые давно меня привлекают.
   — Тогда до завтра, — кивнул Мэйс и направился к выходу.
   Разыскивая Рэйфа и Никласа, Люсьен про себя улыбался. Он был удовлетворен. Веселящий газ развязывает языки, и на завтрашней вечеринке он сможет узнать много полезного. Но в то же время ему надо быть уверенным, что Мэйс ничего не услышит от него самого. Люсьену понадобится все его умение владеть собой в критических ситуациях.