Страница:
Мэри Джо Патни
Танцуя с ветром
Пролог
Итон, зима 1794 года
Его отослали обратно в школу сразу после похорон. Вряд ли можно было устроить мальчика как-то иначе, даже если он вдруг стал самым состоятельным ребенком в Великобритании.Новый лорд Стрэтмор, Люсьен Фэрчайлд, страстно желал поскорее вернуться в Итон. Там, среди друзей, он сможет жить так, как раньше. Он сможет вообразить, что ничего не случилось. Когда занятия в школе закончатся, он поедет в Эшдаун и встретит отца, маму и сестру — живых и здравствующих.
Он, конечно, понимал, что произошло, но не был еще готов смириться с мыслью о необратимости смерти.
Пока отец был жив, мальчик носил титул виконта Мэлдона. Теперь же директор Итона при встрече называл его Стрэтмором, а слуги, принимавшие его багаж, шептали за его спиной: «граф-сиротка». Они были слишком патетичными, а этого мальчик не переносил.
Когда Люсьен вернулся в пансион, уже вечерело. Он заглянул в свою комнату, сбросил плащ и перчатки и отправился на поиски своих друзей. Они жили в том же доме и обычно собирались в комнате Рэйфа, самой большой и самой теплой.
Люсьен вошел без стука и увидел всех троих приятелей, расположившихся в самых живописных позах вокруг камина. Хотя Никлас был виконтом, Рэйф — маркизом, а Михаэль — младшим сыном герцога, титулы их ничего не значили. Это были всего-навсего «титулы учтивости»[1]. А Люсьен стал теперь пэром Англии. Чего бы он только не отдал, чтобы этого не произошло.
Мальчики обернулись на шум открывшейся двери и замерли в молчании. Они уже знали печальные новости.
Сердце Люсьена замерло. Больше всего сейчас он желал, чтобы его друзья остались прежними, и боялся, что не вынесет ни слишком бурного сочувствия, ни необычно бережного отношения к себе. Мальчик впервые почувствовал тоску и одиночество, которые, он уже понял это, останутся с ним на всю жизнь. И теперь только эти трое могли вернуть ему прежний мир.
Никлас первым, отложив в сторону книгу, встал навстречу Люсьену. В его жилах текла цыганская кровь, поэтому он был откровеннее в проявлении своих чувств. Никлас подошел к Люсьену, обнял его за плечи и подвел к огню.
— Рад тебя видеть. Ты как раз вовремя. Сейчас будем жарить сыр, — сказал он.
Люсьен почувствовал, что вновь возвращается к жизни. За последние две недели он не раз ловил себя на мысли, что ощущает себя тоже мертвым.
Люсьен опустился па ковер около камина. Мальчики отложили книги и сели вокруг. Они насаживали кусочки сыра на длинные вилки, жарили их на огне, намазывая затем па хлеб. Комната наполнялась аппетитными запахами. Чудесный ужин в холодный, дождливый вечер.
Беседа текла как обычно. Мальчики обсуждали школьные происшествия, случившиеся в отсутствие Люсьена. Люсьен боялся, что не сможет произнести ни слова. Комок стоял в горле. Но прошло совсем немного времени, и он включился в разговор. Казалось, камень свалился у него с души. Он вдруг с удивлением понял, что голоден. Впервые после того, как случилось несчастье, он подумал о еде.
Когда с сыром было покончено, Рэйф сказал:
— Я был в городе и раздобыл там кое-что для твоей коллекции, Люс. Думаю, эта штука тебе понравится.
Он встал, подошел к своему столу и вернулся, держа в руках маленький предмет.
Это была заводная механическая игрушка — черепаха, на панцире которой сидела крохотная бронзовая русалочка. На какое-то время печаль уступила место любопытству.
— А панцирь у нее настоящий, правда? — спросил он, взяв игрушку в руки. Мальчик перевернул черепаху, потом завел пружину и опустил игрушку на пол.
Черепаха осторожно двинулась вперед. Она катилась на маленьких колесиках, будто она и в самом деле была живой, а русалочка, сидящая на панцире, махала ручкой, посылая мальчикам воздушные поцелуи.
Люсьен улыбнулся, но только на мгновение. Тоска снова охватила его, а глаза наполнились слезами. Первую механическую игрушку подарил Люсьену отец. Он научил его конструировать эти любопытные механизмы. Его отец, который сейчас покоился в фамильном склепе в Эшдауне. Его отец, чьего смеха он больше никогда не услышит. Люсьен сдержал слезы. Ах, если бы он мог попасть в сказочную страну, где живут русалки и где никто никогда не умирает.
— Ты уверен, Райф, что хочешь расстаться с этой игрушкой, — спросил Люсьен, когда ему наконец удалось взять себя в руки. — Я никогда не видел ничего подобного.
— Если мне захочется на нее посмотреть, я знаю, куда пойти, — ответил Рэйф с улыбкой.
Черепаха остановилась, и Люсьен снова завел ее. Теперь он мог высказать то, что его тревожило.
— Они называют меня «сироткой-графом», — тихо произнес мальчик.
Воцарилось молчание, которое прервал Михаэль.
— Гнусное прозвище. Можно подумать, что ты какой-то попрошайка.
Все мальчики были с этим согласны. Люсьен не ошибался. Он знал, что друзья поймут его с полуслова.
— Нам нужно придумать новое прозвище, пока это к тебе не прилипло, — предложил Рэйф. — Люс, какое тебе нравится? Никлас щелкнул пальцами.
— Что вы скажете о «Змее Стрэтмора»? Звучит предостерегающе.
Люсьен задумался. Змея — существо изящное и смертельно опасное. Но все же…
— Неплохо, но не совсем то, что надо.
— У меня идея, — Михааль ухмыльнулся и показал пальцем на книгу, которую читал. Это был «Потерянный рай» Мильтона.
— Раз тебя зовут Люсьен, прозвище «Люцифер» вполне подойдет.
— Отлично! — с восторгом воскликнул Никлас, — Конечно Люцифер. Восставший ангел, который предпочел править в аду, а не прислуживать в раю. Ты и похож на него. Из тебя получилась бы отличная утренняя звезда.
— Чертовски подходящее имя, — согласился Рэйф, — Я вообще уверен, что Мильтон втайне восхищается Люцифером. Как действующее лицо он гораздо интереснее бога, который у него похож на деспотичного директора школы.
— Если мы будем называть тебя Люцифером, через две недели все мальчишки присоединятся к нам.
Глаза Михаэля сверкали от восторга.
— Конечно, учителя будут в ярости. Они скажут, что это святотатство.
Люсьен растянулся на кушетке и закрыл глаза. Он принимал решение. Прозвища играли очень важную роль. Если мальчик получал в Итоне какую-нибудь глупую кличку, например, «Пиписка», она могла преследовать его потом всю жизнь. Люцифер — достойное имя. Так звали того, кто мог посмеяться над самим Господом и никого не любил слишком сильно. И, уж конечно, этот гордый падший ангел не стал бы плакать по ночам.
Люсьен постарался придать своему лицу холодное, ироничное выражение. Да, это отличное решение.
— Хорошо, — произнес он медленно. — Я буду Люцифером.
Глава 1
Лондон, октябрь 1814 года
Прошло два дня. Время слез закончилось. Пришло время действий. Она уже расспросила всех, кто мог знать хоть что-то, но ничего не узнала. Ничто, кроме ее интуиции, не говорило о том, что случилось что-то ужасное.Но в данном случае интуиция ее не обманывала.
Благодарение богу, самого страшного еще не случилось. И если она будет действовать быстро, то сможет это предотвратить. Но что же ей предпринять? В ее положении надо было действовать крайне осторожно. Она вспомнила несколько человек, к которым можно было обратиться за помощью, но ни одному из них она не могла полностью довериться.
Она заставила себя успокоиться и перестала метаться по комнате. В конце концов, все считали ее умной женщиной, и надо было действовать в соответствии с этим.
Сев за стол и заточив гусиное перо, она начала записывать факты, уже накопившиеся по атому делу. Она записала даты и часы, затем ответы тех людей, которых расспрашивала, и, наконец, свою теорию происшедшего. Свои беседы она заполнила только наполовину, но то, что осталось в памяти, вполне укладывалось в ее теорию. Значит, следовало действовать в соответствии с ней, тем более что других предположений не было.
Она задумалась, и чернила высохли на кончике пера. Сейчас самое важное — получить достоверную информацию. Как только она точно будет знать, что произошло на самом деле, она сможет принять решение. Конечно, у нее были союзники. Но основное бремя расследования ляжет на ее плечи. Не только потому, что у нее было достаточно способностей и сил. Просто никто не смог бы провести его так тщательно, как она сама.
Понемногу план действий прояснялся. Она составила список мест, которые предстояло посетить, и способов, которыми надо было воспользоваться, чтобы проникнуть туда. Некоторые из них были опасны, а она вовсе не отличалась храбростью. Но выбора не было. Пассивное ожидание казалось непереносимым.
Главная идея была на редкость простой и изящной. Как только она была изложена на бумаге, стало ясно, что это наилучшее решение. Как только оно сразу не пришло ей в голову? Теперь перо порхало по бумаге, фиксируя все новые и новые мысли. Вскоре все детали были обдуманы.
Она должна стать другим человеком, а точнее, целой дюжиной самых различных персонажей.
Глава 2
— Стой, где стоишь, сиятельная тварь! Люсьен Фэрчайлд, девятый граф Стрэтморский, глава тайной секретной службы Великобритании по профессии и один из самых загадочных людей по образу жизни, резко остановился. Он узнал убийцу по голосу и медленно повернулся лицом к человеку, внезапно оказавшемуся рядом с ним. Люсьен проклинал себя за беззаботность. Он должен был предполагать, что нечто подобное может произойти. Пусть на полях сражений Европы уже отгремели выстрелы, политические интриги, заговоры и насилие не затихали ни на минуту.
Граф возвращался домой из клуба. Было далеко за полночь. Шелестели опавшие листья. Редкие повозки проезжали по Ганновер-сквер. Люсьен оказался на пустынной улице один на один с двумя угрожающего вида незнакомцами. Дула двух револьверов, поблескивающие в темноте, целили ему в сердце.
"Надо выиграть время. Надо выяснить, кто они и чего от меня добиваются», — решил Люсьен.
— Мы с вами знакомы, сэр? — спросил Люсьен очень вежливо.
— Да, вроде, нет, но мне тут сказали, что ты уже два года как разыскиваешь Гарри Меркина. И я подумал, пойду-ка сам познакомлюсь, — говоривший насмешливо ухмыльнулся. — Но я не ожидал… Мне говорили, что тебя прозвали Люцифером, что ты чертовски опасен. А ты просто красавчик. Слишком ты хорош, чтобы справиться со старым карманником из Ист-энда.
— Очень жаль, что я не оправдал ваших ожиданий. Репутации часто бывают незаслуженными. Вот о вас, к примеру, мне тоже кое-что рассказывали, — ответил Люсьен, указывая своей тростью с набалдашником из слоновой кости в сторону Меркина. — Ходят слухи, что вы — король преступного мира Лондона. Говорят, что французы заплатили вам за убийство лидеров Тори. Французы надеялись свалить правительство и вывести Британию из войны. Так как, это правда?
— Да, уж точно так, — злобно ответил Меркин. — И если бы не ты со своими паскудными стукачами, так все и было бы. Знаешь, чего мне это стоило? Я потерял почти всех своих людей, потерял репутацию и пятьдесят тысяч фунтов, которые мне должны были заплатить в случае успешного завершения дела. А в результате я был рад ноги унести.
— Неплохое вознаграждение за труд, но жалкая плата за предательство, — прошептал Люсьен. — Я, конечно, хотел найти вас, но не могу сказать, что очень старался. У меня были дела поважнее.
— Видно, ты дурак, раз не считал меня важным!
— Очевидно, я вас не оценил, — ответил Люсьен, поигрывая тростью. Казалось, он вот-вот потеряет голову и взорвется. — Вы правильно сделали, что исчезли. В какой сточной канаве вы отсиживались?
Меркни отступил на несколько шагов в сторону.
— Я был в поганом Дублине. Тут-то ты и ошибся. А теперь я вернулся и возьму все, что мне причитается. А начну с того, что прикончу лорда Люцифера, который вечно сует нос в чужие дела.
— Когда станет известно, что вам понадобилась помощь, чтобы убить одного безоружного человека, от вашей репутации ничего не останется, — сухо заметил Люсьен.
— Мой брат Джимми не выдаст меня, — ответил Меркин, качнувшись в сторону своего младшего товарища, стоявшего в шести футах от Люсьена. — Все будут знать, что ты мертв и что это моя работа, — голос Меркина стал злобным, — проси пощады, Стрэтмор. Я хочу, чтобы ты ползал передо мной, змея поганая.
— Что ты сказал, Гарри? Ты хочешь, чтобы я встал на колени? — спокойно спросил Люсьен.
В ответ послышалась ругань. Меркин заскрежетал зубами.
— Да, хочу! И проси хорошенько, тогда я убью тебя сразу. А нет, так всажу тебе две пули в живот, чтобы ты несколько недель подыхал.
Меркин медленно опустил пистолет вниз в ожидании унижения врага, и Люсьен решился на рискованный маневр. Он низко наклонился и метнулся в сторону Джимми. Меркин не решился стрелять, боясь попасть в своего брата. Манера удался лишь отчасти. Громила шагнул к нападавшему, и его пистолет выстрелил. Пуля просвистела над головой Люсьена, а порох просыпался на щеку.
Люсьен не заметил выстрела, он упал на спину, сорвал с трости набалдашник, и в темноте блеснул стальной, острый как бритва, клинок шпаги. Ухватив трость-шпагу обеими руками, он направил ее на громилу. Джимми с размаху налетел на клинок и придавил Люсьена так, что тот услышал хруст собственных костей.
Тело бандита содрогнулось и всем своим весом придавило Люсьена к земле.
Не успел Люсьен высвободиться, как услышал рычание Меркнна:
— Ах ты, чертов ублюдок! За это я буду убивать тебя медленно, дюйм за дюймом. — Он ударил Люсьена прикладом по голове и занес руку для второго удара.
Боль охватила Люсьена.
— Ну, если тебе повезет, ты честно отработаешь мою смерть, — бросил он Меркину, продолжая бессознательно улыбаться.
В одно мгновение, пока Меркин целился, Люсьен сбросил с себя массивное тело Джимми, отшвырнул к ногам своего врага и вскочил. Еще несколько драгоценных секунд он потратил, безуспешно пытаясь вытащить клинок. Придется сразиться с Меркином без оружия.
— Ax ты, изворотливый ублюдок? Вес равно я тебя застрелю, — зарычал Меркин, прицеливаясь.
Но прежде чем Меркин успел выстрелить, Люсьен ногой выбил у него из рук оружие. Оно отлетело в темноту и с металлическим звоном упало на мостовую.
— Ну, уж если я не могу застрелить тебя, то, с Божьей помощью, я вот этими руками оторву тебе голову, подонок!
Меркин бросился вперед, и они оба рухнули на землю.
Люсьен боролся изо всех сил, стремясь освободиться от смертельной хватки бандита. Но Меркин в молодости был вором в лондонских доках и до сих пор сохранил грубую силу и стать портового грузчика. Он придавил Люсьена к камням и сомкнул пальцы вокруг его горла, пытаясь задушить. В глазах у Люсьена потемнело, но из последних сил он рванулся вверх, ударив Меркина коленом в пах. Бандит инстинктивно разжал пальцы, и Люсьен выскользнул из его объятий. По-кошачьи ловко он вскочил на ноги и сзади схватил своего врага руками за голову. Нечеловечески резким движением Люсьен повернул ее, сломав Меркину шею.
После отчаянной борьбы наступила тишина, в которой слышалось только тяжелое дыхание Люсьена.
Люсьен отпустил Меркина, и его обмякшее тело мешковато опустилось на землю.
— Кое в чем ты мне помог, Гарри, — пробормотал он, все еще тяжело дыша. — Я ненавижу хладнокровное убийство, а при самозащите я не испытываю угрызений совести.
Из соседних домов показались мужчины, слышавшие выстрел Джимми. Прошло не больше трех-четырех минут с тех пор, как Меркин и его брат окружили Люсьена. Этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы убить двух человек.
Собралось человек шесть соседей с фонарями. Один из них, Уинтерби, был знаком с Люсьеном.
— Господи, вы ранены, Стрэтмор, — воскликнул он, — надо послать за доктором.
Люсьен взглянул вниз и увидел на своем светло-коричневом плаще багровые пятна.
— Не нужно. Это не моя кровь.
— Что случилось?
— На меня напали грабители.
Люсьен нагнулся и подобрал свою шляпу. Теперь, когда опасность миновала, наступила реакция. Его била дрожь.
— Это ужасно! Даже в Майфере нельзя чувствовать себя в безопасности, — заметил с негодованием кто-то из присутствовавших.
Худощавый мужчина встал на колени и осмотрел тела.
— Они оба мертвы, — сказал он, взглянув на Люсьена со страхом и удивлением.
— К счастью, у меня с собой была шпага, — ответил Люсьен, собирая обе части трости. — Он вытер лезвие разорванным плащом и вставил набалдашник на место.
Худощавый взглянул на Меркина. Его открытые глаза блестели, а шея была повернута под неестественным углом.
— Да, действительно, к счастью.
— Неудивительно, что его зовут Люцифер, — прошептал еще кто-то.
— Пойдемте ко мне и выпьем немного бренди, пока не придет член городского магистрата, — Уинтерби произнес свое приглашение достаточно громко, чтобы заглушить ропот.
— Благодарю вас, но я живу здесь совсем рядом, на площади, и, пожалуй, пойду домой. Член магистрата сможет допросить меня там.
Он в последний раз взглянул на тела двоих, пытавшихся убить его. Что за странная у него жизнь. В любой момент из прошлого может возникнуть какое-то давно забытое дело и уничтожить его. Если бы у Меркина не возникло желание завязать разговор, то сейчас на холодной мостовой лежал бы сам Люсьен.
В сопровождении слуги Уинтерби, несшего фонарь, Люсьен устало направился в сторону Ганновер-сквер. Это нападение свидетельствовало о том, что пришло время вернуться к некоторым незаконченным делам.
Гарри Меркин был только инструментом в руках какого-то значительного, могущественного тайного агента Наполеона, много лет работавшего в Британии. Люсьен назвал его Фантомом, потому что он был неуловим, как привидение, всегда творя зло и оставаясь в тени.
После того, как весной Наполеон отрекся от престола, Люсьен сосредоточил все свои усилия на контроле за многочисленными подводными течениями, бурлившими вокруг Венского конгресса. Эта работа была более срочной, чем поиски Фантома. Но конгресс проходил спокойно, и настал черед шпиона. Он действовал во время войны, но мог принести вред и в мирное время. Его надо было уничтожить.
С чего начать? Люсьен подозревал, что это был англичанин из хорошей семьи и, возможно, его знакомый. Необходимо было проанализировать то немногое, что известно о предателе, прислушаться к тому, что подскажет интуиция, и составить план его поимки. Поднимаясь по ступенькам своего дома, Люсьен усмехнулся. Даже Фантом не сможет ускользнуть от Люцифера.
Граф возвращался домой из клуба. Было далеко за полночь. Шелестели опавшие листья. Редкие повозки проезжали по Ганновер-сквер. Люсьен оказался на пустынной улице один на один с двумя угрожающего вида незнакомцами. Дула двух револьверов, поблескивающие в темноте, целили ему в сердце.
"Надо выиграть время. Надо выяснить, кто они и чего от меня добиваются», — решил Люсьен.
— Мы с вами знакомы, сэр? — спросил Люсьен очень вежливо.
— Да, вроде, нет, но мне тут сказали, что ты уже два года как разыскиваешь Гарри Меркина. И я подумал, пойду-ка сам познакомлюсь, — говоривший насмешливо ухмыльнулся. — Но я не ожидал… Мне говорили, что тебя прозвали Люцифером, что ты чертовски опасен. А ты просто красавчик. Слишком ты хорош, чтобы справиться со старым карманником из Ист-энда.
— Очень жаль, что я не оправдал ваших ожиданий. Репутации часто бывают незаслуженными. Вот о вас, к примеру, мне тоже кое-что рассказывали, — ответил Люсьен, указывая своей тростью с набалдашником из слоновой кости в сторону Меркина. — Ходят слухи, что вы — король преступного мира Лондона. Говорят, что французы заплатили вам за убийство лидеров Тори. Французы надеялись свалить правительство и вывести Британию из войны. Так как, это правда?
— Да, уж точно так, — злобно ответил Меркин. — И если бы не ты со своими паскудными стукачами, так все и было бы. Знаешь, чего мне это стоило? Я потерял почти всех своих людей, потерял репутацию и пятьдесят тысяч фунтов, которые мне должны были заплатить в случае успешного завершения дела. А в результате я был рад ноги унести.
— Неплохое вознаграждение за труд, но жалкая плата за предательство, — прошептал Люсьен. — Я, конечно, хотел найти вас, но не могу сказать, что очень старался. У меня были дела поважнее.
— Видно, ты дурак, раз не считал меня важным!
— Очевидно, я вас не оценил, — ответил Люсьен, поигрывая тростью. Казалось, он вот-вот потеряет голову и взорвется. — Вы правильно сделали, что исчезли. В какой сточной канаве вы отсиживались?
Меркни отступил на несколько шагов в сторону.
— Я был в поганом Дублине. Тут-то ты и ошибся. А теперь я вернулся и возьму все, что мне причитается. А начну с того, что прикончу лорда Люцифера, который вечно сует нос в чужие дела.
— Когда станет известно, что вам понадобилась помощь, чтобы убить одного безоружного человека, от вашей репутации ничего не останется, — сухо заметил Люсьен.
— Мой брат Джимми не выдаст меня, — ответил Меркин, качнувшись в сторону своего младшего товарища, стоявшего в шести футах от Люсьена. — Все будут знать, что ты мертв и что это моя работа, — голос Меркина стал злобным, — проси пощады, Стрэтмор. Я хочу, чтобы ты ползал передо мной, змея поганая.
— Что ты сказал, Гарри? Ты хочешь, чтобы я встал на колени? — спокойно спросил Люсьен.
В ответ послышалась ругань. Меркин заскрежетал зубами.
— Да, хочу! И проси хорошенько, тогда я убью тебя сразу. А нет, так всажу тебе две пули в живот, чтобы ты несколько недель подыхал.
Меркин медленно опустил пистолет вниз в ожидании унижения врага, и Люсьен решился на рискованный маневр. Он низко наклонился и метнулся в сторону Джимми. Меркин не решился стрелять, боясь попасть в своего брата. Манера удался лишь отчасти. Громила шагнул к нападавшему, и его пистолет выстрелил. Пуля просвистела над головой Люсьена, а порох просыпался на щеку.
Люсьен не заметил выстрела, он упал на спину, сорвал с трости набалдашник, и в темноте блеснул стальной, острый как бритва, клинок шпаги. Ухватив трость-шпагу обеими руками, он направил ее на громилу. Джимми с размаху налетел на клинок и придавил Люсьена так, что тот услышал хруст собственных костей.
Тело бандита содрогнулось и всем своим весом придавило Люсьена к земле.
Не успел Люсьен высвободиться, как услышал рычание Меркнна:
— Ах ты, чертов ублюдок! За это я буду убивать тебя медленно, дюйм за дюймом. — Он ударил Люсьена прикладом по голове и занес руку для второго удара.
Боль охватила Люсьена.
— Ну, если тебе повезет, ты честно отработаешь мою смерть, — бросил он Меркину, продолжая бессознательно улыбаться.
В одно мгновение, пока Меркин целился, Люсьен сбросил с себя массивное тело Джимми, отшвырнул к ногам своего врага и вскочил. Еще несколько драгоценных секунд он потратил, безуспешно пытаясь вытащить клинок. Придется сразиться с Меркином без оружия.
— Ax ты, изворотливый ублюдок? Вес равно я тебя застрелю, — зарычал Меркин, прицеливаясь.
Но прежде чем Меркин успел выстрелить, Люсьен ногой выбил у него из рук оружие. Оно отлетело в темноту и с металлическим звоном упало на мостовую.
— Ну, уж если я не могу застрелить тебя, то, с Божьей помощью, я вот этими руками оторву тебе голову, подонок!
Меркин бросился вперед, и они оба рухнули на землю.
Люсьен боролся изо всех сил, стремясь освободиться от смертельной хватки бандита. Но Меркин в молодости был вором в лондонских доках и до сих пор сохранил грубую силу и стать портового грузчика. Он придавил Люсьена к камням и сомкнул пальцы вокруг его горла, пытаясь задушить. В глазах у Люсьена потемнело, но из последних сил он рванулся вверх, ударив Меркина коленом в пах. Бандит инстинктивно разжал пальцы, и Люсьен выскользнул из его объятий. По-кошачьи ловко он вскочил на ноги и сзади схватил своего врага руками за голову. Нечеловечески резким движением Люсьен повернул ее, сломав Меркину шею.
После отчаянной борьбы наступила тишина, в которой слышалось только тяжелое дыхание Люсьена.
Люсьен отпустил Меркина, и его обмякшее тело мешковато опустилось на землю.
— Кое в чем ты мне помог, Гарри, — пробормотал он, все еще тяжело дыша. — Я ненавижу хладнокровное убийство, а при самозащите я не испытываю угрызений совести.
Из соседних домов показались мужчины, слышавшие выстрел Джимми. Прошло не больше трех-четырех минут с тех пор, как Меркин и его брат окружили Люсьена. Этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы убить двух человек.
Собралось человек шесть соседей с фонарями. Один из них, Уинтерби, был знаком с Люсьеном.
— Господи, вы ранены, Стрэтмор, — воскликнул он, — надо послать за доктором.
Люсьен взглянул вниз и увидел на своем светло-коричневом плаще багровые пятна.
— Не нужно. Это не моя кровь.
— Что случилось?
— На меня напали грабители.
Люсьен нагнулся и подобрал свою шляпу. Теперь, когда опасность миновала, наступила реакция. Его била дрожь.
— Это ужасно! Даже в Майфере нельзя чувствовать себя в безопасности, — заметил с негодованием кто-то из присутствовавших.
Худощавый мужчина встал на колени и осмотрел тела.
— Они оба мертвы, — сказал он, взглянув на Люсьена со страхом и удивлением.
— К счастью, у меня с собой была шпага, — ответил Люсьен, собирая обе части трости. — Он вытер лезвие разорванным плащом и вставил набалдашник на место.
Худощавый взглянул на Меркина. Его открытые глаза блестели, а шея была повернута под неестественным углом.
— Да, действительно, к счастью.
— Неудивительно, что его зовут Люцифер, — прошептал еще кто-то.
— Пойдемте ко мне и выпьем немного бренди, пока не придет член городского магистрата, — Уинтерби произнес свое приглашение достаточно громко, чтобы заглушить ропот.
— Благодарю вас, но я живу здесь совсем рядом, на площади, и, пожалуй, пойду домой. Член магистрата сможет допросить меня там.
Он в последний раз взглянул на тела двоих, пытавшихся убить его. Что за странная у него жизнь. В любой момент из прошлого может возникнуть какое-то давно забытое дело и уничтожить его. Если бы у Меркина не возникло желание завязать разговор, то сейчас на холодной мостовой лежал бы сам Люсьен.
В сопровождении слуги Уинтерби, несшего фонарь, Люсьен устало направился в сторону Ганновер-сквер. Это нападение свидетельствовало о том, что пришло время вернуться к некоторым незаконченным делам.
Гарри Меркин был только инструментом в руках какого-то значительного, могущественного тайного агента Наполеона, много лет работавшего в Британии. Люсьен назвал его Фантомом, потому что он был неуловим, как привидение, всегда творя зло и оставаясь в тени.
После того, как весной Наполеон отрекся от престола, Люсьен сосредоточил все свои усилия на контроле за многочисленными подводными течениями, бурлившими вокруг Венского конгресса. Эта работа была более срочной, чем поиски Фантома. Но конгресс проходил спокойно, и настал черед шпиона. Он действовал во время войны, но мог принести вред и в мирное время. Его надо было уничтожить.
С чего начать? Люсьен подозревал, что это был англичанин из хорошей семьи и, возможно, его знакомый. Необходимо было проанализировать то немногое, что известно о предателе, прислушаться к тому, что подскажет интуиция, и составить план его поимки. Поднимаясь по ступенькам своего дома, Люсьен усмехнулся. Даже Фантом не сможет ускользнуть от Люцифера.
Глава 3
Время для воровства было самое подходящее. Мужская половина гостей замка Бурн собралась внизу, чтобы выпить. Их лакеи занимались тем же самым в помещении для слуг. Кит Трэверс как всегда была готова действовать.
Она вытерла влажные ладони о грубую серо-коричневую юбку и напомнила себе, что теперь она — Эмми Браун, горничная, добросовестная, но не слишком сообразительная. Чепец с поникшими полями прекрасно дополнял образ, а кроме того, мешал разглядеть ее лицо. Никто не сможет догадаться, что она совсем не та девушка, за которую себя выдает.
С грелкой в одной руке и лампой в другой она направилась в западное крыло замка. Для большей безопасности она воспользовалась черной лестницей. В мерцающем свете лампы перед ней предстала дюжина одинаковых дверей.
К счастью, в замке было принято вешать на дверь каждой комнаты карточку с фамилией гостя. Возможно, это делалось для того, чтобы облегчить гостям тайные ночные передвижения. Кит слышала, что один восторженный обожатель выломал дверь с криком: «Ну что, леди Лолли готова принять своего Большого Джона?» — и оказался в комнате семидесятилетнего епископа Солсберийского. Это воспоминание вызвало улыбку на ее устах.
Веселое настроение улетучилось, как только девушка поднесла лампу к первой табличке. Мистер Хэллиуэлл. Насколько ей известно, этот джентльмен не был членом Клуба, и она двинулась дальше. Сэр Джеймс Уэстли. Он был в ее списке. Кит поставила лампу на пол и осторожно повернула ручку. Дверь со скрипом отворилась.
Кит вошла в комнату. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но она старалась действовать так, как будто находится здесь по праву.
К счастью, как она и предполагала, в комнате никого не было. Девушка положила грелку и принялась обыскивать шкаф. Судя по находившейся там одежде, Уэстли был дородным мужчиной и денди. Кит быстро осмотрела все висевшие костюмы, уделяя особое внимание карманам, но не нашла ничего интересного. Тогда она начала выдвигать по очереди ящики с бельем. Опять ничего.
Девушка быстро проверила, находится ли все на своих местах и в том же положении, как и до ее прихода, закрыла шкаф и перешла к бюро, на котором лежало несколько писем в кожаной папке. Она внимательно просмотрела их, чувствуя, что теряет слишком много времени, но и там не было ничего такого, что имело бы отношение к ее делу.
Когда все было осмотрено, она провела грелкой по простыням и вышла из комнаты. В следующей комнате обитал досточтимый сэр Родрик Харфорд. Отлично. Ведь он был одним из основателей Клуба Геллионов[2] и интересовал ее больше всех.
Сэр Родрик был более скрытным, чем Уэстли, и свою дверь запер на ключ. Кит посмотрела по сторонам, чтобы удостовериться, что она одна, и вытащила ключ, который должен был подойти к несложным замкам в комнатах замка. Если ее застанут внутри, она будет клясться и божиться, что дверь была не заперта, и все решат, что замок просто не защелкнулся. После небольших усилий ключ в двери повернулся. Девушка вошла в комнату и начала поиски. Харфорд был гораздо выше своего соседа, а к одежде относился достаточно небрежно. Белье все было в пятнах. Ему следовало бы рассчитать своего слугу.
Сколько же времени прошло? Весь день гости провели на охоте и могли разойтись по комнатам довольно рано. Кит начала нервно шарить среди галстуков. Если бы только она знала, что ей надо искать!
Вдруг на дне ящика под стопкой рубашек она наткнулась на большую книгу в дорогом переплете. В глаза бросилось название: «Страстное увлечение».
Кит пролистала ее и сморщилась от отвращения. Как видно, досточтимый Родрик любил непристойные мерзкие гравюры.
Очевидно, ему следовало уделить самое пристальное внимание. Девушка уже направилась к письменному столу, как вдруг услышала, что в двери поворачивают ключ. Кит замерла от страха, но только на одно мгновение. Она схватила грелку и разобрала постель. Когда досточтимый Родрик Харфорд вошел в комнату, девушка с невинным видом проглаживала простыни горячей грелкой.
Он оказался выше, чем она себе представляла, осматривая его одежду.
— Что ты здесь делаешь, девушка? — пробормотал он заплетающимся языком. — Моя дверь была заперта.
— Открыта, сэр, — сказала Кит с сильным деревенским выговором. Она ссутулилась, чтобы скрыть свою стать. — Если вы, сэр, не хотите, чтобы я грела вашу постель, я уж пойду.
— Эти чертовы замки стоят тут еще со времен Генриха VIII, с тех пор, когда он разогнал аббатства, — сказал Харфорд с усмешкой, — Кэндоверу следовало бы давным-давно их поменять.
Он закрыл дверь и нетвердым шагом пересек комнату.
— Не уходи, детка. Ночь холодна, и, пожалуй, мне надо разогреть постель.
Встревоженная жадным блеском его глаз, Кит отступила в сторону.
— Я сейчас уйду, сэр, — пролепетала она и поспешила к дверям.
— Не торопись, моя радость, — он схватил ее за запястья и преградил путь. — Ты конечно, тощая — одна кожа да кости, но сгодишься на один раз.
Кит сделала вид, что ужасно испугалась. Стараясь высвободиться, она запричитала:
— Пожалуйста, сэр, я честная девушка, сэр…
— Получишь за это золотую гинею, — предложил Родрик с великодушием пьяного, — может, и две, если хорошо меня обогреешь.
Он грубо рванул ее к себе, обдавая винным перегаром. Сопротивляться было бесполезно. Родрик был вдвое больше, чем Кит. Девушка постаралась расслабиться, но плотно сжала губы, чтобы он не мог раздвинуть их своим языком.
Родрик решил, что она сдается, и ослабил железную хватку.
— Вот так-то лучше, — пробормотал он, залезая рукой в вырез платья, — ну-ка, какая ты тепленькая…
Девушка воспользовалась моментом, вырвалась и бросилась вон из комнаты. В дверях он настиг ее.
— Так ты любишь поиграть? Ты гораздо шустрее, чем я думал, — сказал он игриво.
В панике девушка сильно ударила Родрика в грудь. Чтобы не потерять равновесие, он ухватился за нее и, падая, увлек за собой. Они свалились на пол головами в коридор. Харфорд взгромоздился сверху и разорвал на ней платье.
— А ты гораздо лучше, чем я ожидал, — прохрипел он. — Пожалуй, я дам тебе пять гиней.
Каких только страхов не испытала Кит этой ночью, но ей и в голову не приходило, что она может стать жертвой насилия мужчины, который даже не знал ее имени. В ужасе она попыталась закричать, но он прижался ртом к ее губам.
Внезапно девушка почувствовала, что тяжесть ослабла, и она может свободно дышать.
— По-моему, вы не интересуете эту молодую леди, Харфорд, — раздался над ней холодный голос.
Она вытерла влажные ладони о грубую серо-коричневую юбку и напомнила себе, что теперь она — Эмми Браун, горничная, добросовестная, но не слишком сообразительная. Чепец с поникшими полями прекрасно дополнял образ, а кроме того, мешал разглядеть ее лицо. Никто не сможет догадаться, что она совсем не та девушка, за которую себя выдает.
С грелкой в одной руке и лампой в другой она направилась в западное крыло замка. Для большей безопасности она воспользовалась черной лестницей. В мерцающем свете лампы перед ней предстала дюжина одинаковых дверей.
К счастью, в замке было принято вешать на дверь каждой комнаты карточку с фамилией гостя. Возможно, это делалось для того, чтобы облегчить гостям тайные ночные передвижения. Кит слышала, что один восторженный обожатель выломал дверь с криком: «Ну что, леди Лолли готова принять своего Большого Джона?» — и оказался в комнате семидесятилетнего епископа Солсберийского. Это воспоминание вызвало улыбку на ее устах.
Веселое настроение улетучилось, как только девушка поднесла лампу к первой табличке. Мистер Хэллиуэлл. Насколько ей известно, этот джентльмен не был членом Клуба, и она двинулась дальше. Сэр Джеймс Уэстли. Он был в ее списке. Кит поставила лампу на пол и осторожно повернула ручку. Дверь со скрипом отворилась.
Кит вошла в комнату. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но она старалась действовать так, как будто находится здесь по праву.
К счастью, как она и предполагала, в комнате никого не было. Девушка положила грелку и принялась обыскивать шкаф. Судя по находившейся там одежде, Уэстли был дородным мужчиной и денди. Кит быстро осмотрела все висевшие костюмы, уделяя особое внимание карманам, но не нашла ничего интересного. Тогда она начала выдвигать по очереди ящики с бельем. Опять ничего.
Девушка быстро проверила, находится ли все на своих местах и в том же положении, как и до ее прихода, закрыла шкаф и перешла к бюро, на котором лежало несколько писем в кожаной папке. Она внимательно просмотрела их, чувствуя, что теряет слишком много времени, но и там не было ничего такого, что имело бы отношение к ее делу.
Когда все было осмотрено, она провела грелкой по простыням и вышла из комнаты. В следующей комнате обитал досточтимый сэр Родрик Харфорд. Отлично. Ведь он был одним из основателей Клуба Геллионов[2] и интересовал ее больше всех.
Сэр Родрик был более скрытным, чем Уэстли, и свою дверь запер на ключ. Кит посмотрела по сторонам, чтобы удостовериться, что она одна, и вытащила ключ, который должен был подойти к несложным замкам в комнатах замка. Если ее застанут внутри, она будет клясться и божиться, что дверь была не заперта, и все решат, что замок просто не защелкнулся. После небольших усилий ключ в двери повернулся. Девушка вошла в комнату и начала поиски. Харфорд был гораздо выше своего соседа, а к одежде относился достаточно небрежно. Белье все было в пятнах. Ему следовало бы рассчитать своего слугу.
Сколько же времени прошло? Весь день гости провели на охоте и могли разойтись по комнатам довольно рано. Кит начала нервно шарить среди галстуков. Если бы только она знала, что ей надо искать!
Вдруг на дне ящика под стопкой рубашек она наткнулась на большую книгу в дорогом переплете. В глаза бросилось название: «Страстное увлечение».
Кит пролистала ее и сморщилась от отвращения. Как видно, досточтимый Родрик любил непристойные мерзкие гравюры.
Очевидно, ему следовало уделить самое пристальное внимание. Девушка уже направилась к письменному столу, как вдруг услышала, что в двери поворачивают ключ. Кит замерла от страха, но только на одно мгновение. Она схватила грелку и разобрала постель. Когда досточтимый Родрик Харфорд вошел в комнату, девушка с невинным видом проглаживала простыни горячей грелкой.
Он оказался выше, чем она себе представляла, осматривая его одежду.
— Что ты здесь делаешь, девушка? — пробормотал он заплетающимся языком. — Моя дверь была заперта.
— Открыта, сэр, — сказала Кит с сильным деревенским выговором. Она ссутулилась, чтобы скрыть свою стать. — Если вы, сэр, не хотите, чтобы я грела вашу постель, я уж пойду.
— Эти чертовы замки стоят тут еще со времен Генриха VIII, с тех пор, когда он разогнал аббатства, — сказал Харфорд с усмешкой, — Кэндоверу следовало бы давным-давно их поменять.
Он закрыл дверь и нетвердым шагом пересек комнату.
— Не уходи, детка. Ночь холодна, и, пожалуй, мне надо разогреть постель.
Встревоженная жадным блеском его глаз, Кит отступила в сторону.
— Я сейчас уйду, сэр, — пролепетала она и поспешила к дверям.
— Не торопись, моя радость, — он схватил ее за запястья и преградил путь. — Ты конечно, тощая — одна кожа да кости, но сгодишься на один раз.
Кит сделала вид, что ужасно испугалась. Стараясь высвободиться, она запричитала:
— Пожалуйста, сэр, я честная девушка, сэр…
— Получишь за это золотую гинею, — предложил Родрик с великодушием пьяного, — может, и две, если хорошо меня обогреешь.
Он грубо рванул ее к себе, обдавая винным перегаром. Сопротивляться было бесполезно. Родрик был вдвое больше, чем Кит. Девушка постаралась расслабиться, но плотно сжала губы, чтобы он не мог раздвинуть их своим языком.
Родрик решил, что она сдается, и ослабил железную хватку.
— Вот так-то лучше, — пробормотал он, залезая рукой в вырез платья, — ну-ка, какая ты тепленькая…
Девушка воспользовалась моментом, вырвалась и бросилась вон из комнаты. В дверях он настиг ее.
— Так ты любишь поиграть? Ты гораздо шустрее, чем я думал, — сказал он игриво.
В панике девушка сильно ударила Родрика в грудь. Чтобы не потерять равновесие, он ухватился за нее и, падая, увлек за собой. Они свалились на пол головами в коридор. Харфорд взгромоздился сверху и разорвал на ней платье.
— А ты гораздо лучше, чем я ожидал, — прохрипел он. — Пожалуй, я дам тебе пять гиней.
Каких только страхов не испытала Кит этой ночью, но ей и в голову не приходило, что она может стать жертвой насилия мужчины, который даже не знал ее имени. В ужасе она попыталась закричать, но он прижался ртом к ее губам.
Внезапно девушка почувствовала, что тяжесть ослабла, и она может свободно дышать.
— По-моему, вы не интересуете эту молодую леди, Харфорд, — раздался над ней холодный голос.