Патни Мэри Джо. Танцуя с ветром

   Радужное возбуждение начало испаряться, как только он подъехал к дому под номером 96. Он скорее походил на жилище одного человека, а не на доходный дом, разбитый на квартиры. Но, возможно, впечатление было обманчивым. Люсьен громко постучал в дверь латунным молотком.
   Ему открыла опрятная горничная. Как только она увидела на крыльце элегантного молодого джентльмена, глаза ее округлились. Люсьен пустил в ход самую свою обворожительную улыбку и сказал:
   — Моя кузина просила меня сделать ответный визит ее подруге Джейн, которая живет в этом доме. К сожалению, я забыл фамилию юной леди. Скажите, леди Джейн у себя?
   — Но у нас нет никаких юных леди, — хихикнула служанка, — кроме меня, конечно. Но я-то Молли, а не Джейн. Может, у вас не правильный адрес ?
   Холодное бешенство овладело Стрэтмором. Он судорожно сжал трость. Маленькая хитрая ведьма! Она снова провела его, как послушного идиота. Когда ему удалось овладеть собой, он сказал:
   — Вполне вероятно, что я ошибся. Возможно, номер дома, который я ищу — 69. А если нет, придется написать кузине, чтобы она уточнила адрес.
   Люсьен вежливо раскланялся и направился к экипажу. Черт возьми, как он мог оказаться таким глупцом и поверить, что девушка говорит правду? Конечно, все можно свалить на действие газа. Но на самом деле виной была сама Джейн, не важно, какое имя она носила на самом деле. Она была единственной женщиной, чье обаяние действовало на него настолько опьяняюще, что он переставал соображать.
   — К Вестминстерскому мосту, — приказал Люсьен, забравшись в экипаж, — мне нужно попасть в Саррейскую тюрьму.
 
   Услышав скрип открываемой решетчатой двери. Лей Хант рассеянно поднял глаза от письменного стола и, узнав посетителя, радостно улыбнулся.
   — Стрэтмор, как мило, что вы меня посетили. Мужчины пожали друг другу руки. Люсьен уже навещал издателя, поэтому не удивился ни нарисованным на потолке облакам на фоне голубого неба, ни заклеенным розовыми обоями каменным стенам. Не таким человеком был Лей Хант, чтобы отказаться от радостей жизни из-за такого пустяка, как тюремное заключение.
   Охранник внес в камеру большую вазу с цветами и поставил ее на фортепьяно.
   — По дороге я увидел цветочницу и подумал, что этот букет вас порадует, — объяснил Люсьен.
   — Спасибо, — ответил издатель, расправляя нежные лепестки, — они прелестны. В это время года цветы — такая редкость!
   — Вас скоро должны освободить?
   — В феврале, — Хант презрительно сморщился. — Я уже дни считаю. Конечно, я сделал эту камеру приятной и удобной, однако это по-прежнему тюрьма. Садитесь, пожалуйста, — добавил он, указав на стул, — и расскажите мне, что делается в городе.
   — Раз уж вы продолжили издание «Наблюдателя» из этой камеры, то, скорее всего знаете больше меня. Хотя, возможно, вы и не слышали, что… — Люсьен рассказал несколько анекдотов, которые могли понравиться Ханту, постепенно подводя разговор к той теме, которая и заставила его явиться в тюрьму.
   — Кстати, прошел слух, что один из ваших авторов, Л. Дж. Найт, на самом деле — женщина.
   Лей Хант от души расхохотался в ответ.
   — Откровенная чушь!
   — Мне это тоже показалось не правдоподобным, согласился Стрэтмор, — а что собой представляет этот Найт? Если судить по его идеализму, он должен быть совсем молод.
   — Совершенно не представляю себе. Я никогда его не видел. Мы общаемся по почте.
   — Так этот Найт живет в деревне? — с интересом спросил Люсьен.
   — Нет в Лондоне.
   — Так, значит, все-таки возможно, что под псевдонимом «Найт» скрывается женщина?
   — Теоретически, конечно, возможно, — издатель покачал головой, — но ни одна женщина не смогла бы написать таких страстных и прекрасно обоснованных статей.
   Если бы Лею Ханту когда-нибудь посчастливилось встретить женщину, похожую на Джейн, он не был бы так уверен в этом. Конечно, девушка могла солгать, но Люсьен все больше склонялся к тому, что именно она писала под псевдонимом «Найт». Подтверждением служило то, что она прекрасно разбиралась в общественных и политических проблемах.
   — Как, по-вашему, этот Найт рассердится, если я нанесу ему визит? Хочу пожать ему руку. Конечно, я далеко не всегда согласен с его точкой зрения, но читаю его статьи с удовольствием. Потрясающий интеллект.
   Лей Хант нахмурился.
   — Не думаю, что он обрадуется посетителям. Он, по-видимому, слаб здоровьем и живет очень уединенно.
   Люсьен кивнул. Ну что ж, такая своеобразная женщина, как Джейн, вполне могла использовать подобное объяснение. Ее сообразительность заслуживала всяческого уважения.
   — Мне не хотелось бы обременять вашего корреспондента, — сказал Люсьен смиренно, — но у меня есть к нему предложение. Война закончилась, и наступило время, когда Британии следует подумать о будущем. Мне бы хотелось опубликовать свои политические и экономические идеи, но я пишу слишком сухо и холодно. Мне нужен помощник, который сможет изложить их так, чтобы они увлекли читателя. Если вы дадите мне адрес Найта, я напишу ему и спрошу, что он думает по этому поводу. Если он не заинтересуется, я не стану больше его тревожить.
   Издатель не знал, как поступить.
   — Найт никогда не соглашался встретиться со мной. Хотя какой журналист не заинтересуется новым материалом и работой, особенно если их предлагает такой человек, как вы. Его адрес — Ферт-стрит, 20.
   Опять Сохо. Люсьен был уверен, что это не случайное совпадение. Раз Джейн назвала одну из улиц в этом районе, когда Люсьен настоял на том, чтобы она назвала свой адрес, то скорее всего именно в Сохо она и жила. Теперь район будущих поисков значительно сузился, и надежда на успех стала вполне реальной.
   Люсьен перевел разговор на другую тему и через несколько минут распрощался с издателем.
   На обратном пути он пытался систематизировать все, что узнал. По роду своей деятельности ему приходилось встречать множество самых разнообразных лгунов. Были среди них и такие, которые врали из спортивного интереса или для развлечения. Были и другие, которые не могли отличить реальность от мечты. Джейн не была похожа ни на тех, ни на других. Своей ложью она преследовала какую-то цель. Стрэтмор был вынужден признать, что не должен винить девушку за то, что она не назвала своего адреса. Ведь он требовал, чтобы она раскрыла ему свою тайну, которую тщательно оберегала. Гнев его прошел, но решение разыскать Джейн осталось неизменно твердым.
   Было уже поздно. Посещение Ферт-стрит приходилось отложить до следующего дня. Люсьен пытался представить, что его там ожидает. Джейн была достаточно предусмотрительна, и ее почта могла приходить совсем не по домашнему адресу. Но в конце концов он до нее доберется!
   Поскольку в данный момент Стрэтмор не мог ничего больше сделать, чтобы разыскать Джейн, он переключил свои мысли на Фантома. Поиски французского шпиона были, безусловно, намного важнее беготни за юной леди, которая, кажется, совсем лишила его рассудка. Умом он прекрасно это понимал. Но сердце его протестовало.
 
   Закутанная в серо-коричневый скромный плащ, в убогом чепце, скрывающем лицо, Кит зашла в лавку. Хозяйка, полная, средних лет и решительного вида женщина с приятным лицом, приветливо улыбнулась девушке, продолжая заниматься с пожилой посетительницей. Кит терпеливо рассматривала выставленные овощи и фрукты, пока покупательница не ушла.
   — Доброе утро, миссис Хенли, — сказала девушка, как только они остались одни.
   — Очень рада вас видеть, мисс. Давненько вы не показывались, — радушно сказала хозяйка. — Что желаете купить?
   — Дюжину луковиц и пару фунтов этой чудесной брюссельской капусты.
   Пока миссис Хенли отбирала овощи, Кит тихонько прошептала ей:
   — Возможно, к вам зайдет человек и будет искать Дж. Л. Найта. Он может оказаться очень обаятельным и представительным господином…
   — Не бойтесь красавица, — перебила ее миссис Хенли, — от меня-то уж он ничего не узнает.
   — Чем меньше вы скажете, тем лучше. Он очень умен.
   В лавку зашла новая покупательница.
   — Как вам нравятся эти апельсинчики, мисс? — громко проговорила хозяйка, увидев ее, — Конечно они дороговаты, зато какие сладкие!
   — Действительно, они хороши, — согласилась Кит. — Я возьму шесть штук.
   Апельсины были разложены в корзинке. Девушка достала из кошелька несколько монет, между ними положила золотую гинею и протянула хозяйке.
   — Это на почтовые расходы, — тихо сказала она. — Я не буду больше приходить за письмами сама.
   Миссис Хенли понимающе улыбнулась, положила деньги в карман и обернулась к новой покупательнице. Кит поспешно покинула лавку. Ей ни в коем случае не следовало говорить Люсьену правду. Девушка мысленно упрекнула себя. Он для нее не Люсьен, он — Стрэтмор. Конечно, не все, что она ему рассказала — правда. Но графу не потребуется много времени, чтобы отделить зерна от плевел. Уже сейчас он, наверное, беседует с Леем Хантом, а тот приведет его прямиком в лавку миссис Хенли.
   Кит боялась, что ее вранье приведет Стрэтмора в ярость. По иронии судьбы ей, ненавидевшей ложь во всех ее проявлениях, теперь приходилось постоянно говорить не правду, и она с большим трудом удерживала в памяти все то, что напридумывала за последнее время. Это было очень противно, а тот факт, что у нее не было выбора, не снимал тяжести с души.
   Кит тяжело вздохнула. Пришло время подумать о том, что предстоит сделать сегодня ночью, и забыть наконец о Стрэтморе.
   Люсьен не был удивлен, когда обнаружил, что в доме по Ферт-стрит, 20 в одном помещении расположились зеленная лавка и почта. Джейн легко могла затеряться среди женщин, приходивших за покупками, и забирать свои письма, не привлекая ничьего внимания.
   При появлении Стрэтмора в лавке покупательницы, обменявшись взволнованными взглядами, поспешили выйти на улицу, не упустив возможности внимательно разглядеть вошедшего. Никогда раньше здесь не появлялся такой состоятельный и важный на вид мужчина.
   Когда лавка опустела, хозяйка обернулась к Люсьену, не выказывая никакого удивления тем, что среди ее корзинок с турнепсом стоит такой светский господин. Люсьен подумал, что Джейн могла предупредить ее о возможном визите. К огромному сожалению Стрэтмора, зеленщица не производила впечатления женщины, которую можно было подкупить. Если ему и удастся выудить какую-то информацию, то исключительно хитростью.
   — Я разыскиваю своего дядюшку, — сказал Люсьен. — Он замечательный старик, но со странностями. Иногда сбегает из дому. Я слышал, что на этот раз он нанял квартиру в Сохо, а его почту посылают по атому адресу. Его зовут Л. Дж. Найт. Скажите, не у вас ли он получает свои письма?
   Женщина посмотрела на графа с нескрываемым удивлением. Казалось, она ожидала услышать что-то совсем другое.
   — Имя вашего дяди мне кажется знакомым, но лица его я не могу припомнить, — Могу я быть с вами откровенным? — Люсьен одарил зеленщицу одной из своих самых обворожительных улыбок. — Мы опасаемся, что на этот раз наш проказник скрывается с какой-то авантюристкой. Возможно, она приходит за почтой. Вам знакома эта женщина?
   Люсьен достал из кармана, карандашный портрет Джейн и протянул его хозяйке.
   Если бы граф не впился в ее лицо взглядом, он вряд ли заметил бы, как расширились от удивления ее глаза. Он мог поклясться, что она узнала девушку. — Может, я ее и видела, — ответила женщина, — но точно не скажу. Такое лицо не запомнишь.
   Люсьен был с этим совершенно не согласен. Однако в лице девушки не было ни одной ярко выраженной характерной черты, и чтобы передать его неповторимость, надо было быть прекрасным художником, а талантов Стрэтмора в данном случае было явно недостаточно.
   — Эта женщина совсем не похожа на авантюристку, — добавила хозяйка, возвращая портрет.
   — Этим-то она и опасна. На вид — тише воды, ниже травы, но репутация у нее ужасная. Мы опасаемся, что, когда она узнает, что у дяди Джеймса нет денег, она может обидеть его.
   В глазах хозяйки заискрилось веселье. Все уловки Стрэтмора были разгаданы.
   — Ну если вашему дядюшке придется туго с этой дамочкой, он, конечно, вернется домой.
   — Надеюсь. Но он не всегда ведет себя разумно, когда речь идет о женщинах, — ответил Люсьен и подумал, что это в большей степени относится к нему самому, а не к его мифическому дядюшке.
   Он поблагодарил хозяйку и вышел. Конечно, можно было бы установить наблюдение за лавкой, но вряд ли это дало бы какой-нибудь результат. Джейн слишком умна, чтобы приходить за письмами самой. Разумнее будет послать на поиски в Сохо агента с ее портретом. Конечно, потребуется много времени, но такие поиски обычно завершаются успешно. Он найдет ее. Найдет, а что потом?

Интерлюдия

   Она пила чай маленькими глотками, и, услышав, что он вошел в прихожую, осторожно поставила чашку на стол. Затем встала, тряхнула черными волосами, которые водопадом струились по спине и доходили до талии. Сегодня на ней было черное атласное платье, которое так плотно обтягивало фигуру, что казалось второй кожей. Оно было глубоко декольтировано и доходило только до бедер, касаясь края высоких сапожек. Это одеяние дразнило, манило и обещало гораздо больше, чем показывало.
   Когда она услышала слабое скрежетание, рот ее напрягся, и она с высокомерием наездника взмахнула хлыстом.
   — Не смей ни к чему прикасаться, раб, — крикнула она и ударила хлыстом по запястью.
   На месте удара тут же появился и распух след от хлыста. А ведь это был самый мягкий хлыст. Он вздрогнул от боли и положил механическую игрушку на место, пав перед ней на колени. В этот момент глаза его сверкали.
   — Прошу пощады, госпожа! Она слегка ударила его по лицу, так рассчитав удар, чтобы не задеть глаза и не оставить заметного следа.
   — Я не принимаю твоих извинений, раб! Ты должен быть наказан. Раздевайся! Ты будешь нагим, как все твари!
   Он подчинился. Его пальцы неуклюже расстегивали и стягивали одежду с мускулистого тела. Обнаженный, он распростерся перед ней на полу. Она с чудовищной яростью обрушила удар хлыста на его спину. Он захрипел и поднял голову, чтобы взглянуть на нее. Его зрачки стали огромными.
   Она зашла слишком далеко и двигалась вперед слишком быстро. Это была самая трудная часть — сдержать себя в тот момент, когда она увеличивала силу удара и его болезненные ощущения. Если она будет действовать слишком быстро, то потеряет не только его, но и многое другое. Она вновь ударила хлыстом, но на этот раз гораздо слабее. Он расслабленно зарычал от удовольствия. Теперь размеренно и осторожно, как художник, пишущий портрет, она начала наносить удары по всему телу. Она следила за его реакцией и соотносила с ней свою силу.
   Она оскорбляла его, осыпая самыми ужасными и непристойными ругательствами, которые только могла вспомнить. Это еще больше возбуждало его. Когда она поняла, что возможности мягкого хлыста исчерпаны, то взяла более жесткий, от которого кожа начинала кровоточить при каждом ударе. Он начал вздрагивать в такт ударам, спокойно перенося то, что еще совсем недавно казалось слишком болезненным. Теперь наконец-то она была свободна. Она могла наброситься на него со всей яростью, на которую была способна. Еще немного, и она потеряет человеческий образ. Его стоны становились все громче и громче, наполняя комнату. Его тело начало содрогаться в экстазе. Наконец все было кончено. Он лежал, распростертый на овечьей шкуре. Кровь сочилась на белую шерсть. Его тело обмякло.
   — Вы восхитительны, госпожа! — прошептал он, тяжело дыша. — Восхитительны!
   Она повернулась и выбежала из комнаты, чувствуя непреодолимое отвращение к себе самой.

Глава 11

   Кит проснулась в холодном поту. Из всех ночных кошмаров, одолевающих ее в последнее время, этот был самым страшным и наиболее реалистичным. Девушка была совершенно разбита. Она попыталась собрать вместе разрозненные видения, но ничего не получалось. То, что ей запомнилось, казалось диким, безумным и столь же недоступным пониманию, как китайские иероглифы. Знакомыми были только чувства, которые овладевали ею во сне: гнев и боль. Они были настолько сильны, что, казалось, вот-вот захлестнут ее.
   Виола, сладко потянувшись и мурлыкая, подошла к девушке и потерлась об ее щеку, напоминая о том, что пора завтракать. Кит чуть не закричала от неожиданности. Но кошка была мягко настойчива, и это помогло девушке обрести чувство реальности. Она постаралась расслабиться, постепенно, мускул за мускулом, пока наконец не перестала дрожать от страха. Потом Кит стала думать о любви, надежде и мире, стараясь избавить свой мозг от ужасных воспоминаний. Наконец она настолько успокоилась, что смогла встать с кровати, натянуть платье, ежась от холодного утреннего воздуха, и, усадив Виолу на плечо, отправилась на кухню. Кит считала, что прошлой ночью она кое-чего добилась. Во-первых, все прошло благополучно, а во-вторых, она смогла тщательно изучить одного из своих подозреваемых. И хотя она не узнала ничего нового, это все-таки был еще один маленький шаг вперед.
   Кит покормила кошку, поставила чайник на огонь, достала из шкафчика хлеб и взялась за нож, чтобы отрезать кусочек. В этот момент ей показалось, что сверкнула молния. Внезапно в ее мозгу возникла картинка из ночного кошмара. Теперь она вспомнила, что поразило ее сильнее всего — механические игрушки. Кит охватил озноб. Рука с ножом застыла в воздухе. Она знала только одного человека, способного сконструировать такие хитроумные устройства.
   — Господи, — взмолилась она, — сделай так, чтобы это был не Люсьен. Пусть это будет не он. А если все-таки — он?
   Кит, не отрываясь, смотрела на сверкающее лезвие. Даже если человек, которого она разыскивала, и был лордом Стрэтмором, она не отступит от своей цели.
 
   Лорд Стрэтмор просматривал информацию, собранную о членах Клуба. Вид его был мрачен. Теперь он располагал сведениями об их финансовом положении, политических взглядах, любовных интригах и общественном положении, о тайных пороках и всем известных добродетелях. И тем не менее он не продвинулся вперед и не смог сделать никаких новых выводов помимо тех, которые подсказывала интуиция. У большинства «Апостолов» были постоянные денежные затруднения. Некоторые из них имели прямой доступ к государственным тайнам, и все они вращались в таких кругах, где необходимую информацию можно было извлечь из неосторожных высказываний официальных лиц. Любой из них мог получать деньги из Франции.
   Не лучше обстояли дела и с поисками таинственной незнакомки. В течение двух дней человек, посланный Стрэтмором, обследовал Сохо и опрашивал жителей. Портрет Джейн показался многим знакомым. Но никто не смог назвать ее имени или адреса. Возможно, дело было в том, что портрет был недостаточно точен. Люсьен склонялся к выводу, что его неудача вызвана удивительной способностью девушки менять свой облик в зависимости от обстоятельств. Это ей удавалось не хуже, чем хамелеону.
   Повинуясь внезапному порыву, Стрэтмор отодвинул бумаги в сторону и встал из-за стола. Он решил пообедать в своем клубе. Приятный вечер с друзьями освежит ум.
   В клубе Люсьен встретил лорда Айвса и решил совместить приятное с полезным. Стрэтмор не думал, что в роли Фантома мог выступать Айвс, но, будучи молодым членом Клуба Геллионов, он мог рассказать что-нибудь важное об остальных членах группы. Кроме того, Стрэтмору общество молодого человека доставляло удовольствие. Человек, который мог посмеяться над собой после того, как ему в нос запустили накладным бюстом, заслуживал уважения.
   — Мне придется скоро уйти. Сегодня я иду в театр, — сказал лорд Айвс, когда они перешли к портвейну.
   — В «Друри Лейн»?
   — Нет, в «Марлоу». Это первый театр в Стрэнде. Вы там бывали?
   — Еще нет, хотя собирался, — ответил Люсьен с нескрываемым интересом. — Я слышал, что их сборы больше, чем у обоих королевских театров.
   — Это правда. Они ставят первоклассные комедии, — улыбнулся Айвс. — А их танцовщицы — лучшие в Лондоне.
   — Вы, конечно, уже приглядели себе одну из них?
   — Не только приглядел, — ответил Айвс с нескрываемой юношеской гордостью. — Не составите ли мне компанию сегодня вечером. Я встречаю Клео после спектакля, и в моем распоряжении целая ложа. Сегодня играют самую популярную пьесу. Могу поклясться, она изумительна.
   — С удовольствием. Я люблю театр, но уже давно там не был. Слишком много дел.
   Молодой человек поспешил посвятить Стрэтмора в тайны театральной жизни, рассказать ему о прошлом и будущем сцены. Театр был его страстью. Именно благодаря этому увлечению он познакомился с Нанфилдом, а тот привел его в Клуб Геллионов.
   — Театр — это совершенно особенный мир, — заметил Люсьен, когда они покончили с портвейном, — а актеры — особая каста.
   — Меня восхищает их беззаботность, — задумчиво произнес Айвс, когда они выходили из столовой. — По-моему, было бы чудесно, если бы все женщины вели себя так же естественно и свободно, как актрисы.
   — Не уверен, что мир готов к атому, — ответил Люсьен и приказал принести плащи и шляпы. — Когда вы женитесь, мой друг, то вряд ли захотите, чтобы ваша жена была так же свободна, как танцовщица из Оперы.
   Айвс грустно усмехнулся.
   — Точное попадание.
   Приятели отправились в театр каждый в своем экипаже, чтобы можно было разъехаться по отдельности. Встретившись в фойе, они сразу поднялись в ложу. Спектакль уже начался.
   Только два королевских театра — «Друри Лейн» и «Ковент-Гарден», имели разрешение на постановку серьезных драматических спектаклей. Другим театрам, в том числе и «Марлоу», приходилось маскироваться, включая в представление музыкальные номера и танцы. Тогда спектакли можно было выдавать за концерты.
   Когда Люсьен и Айвс заняли свои места, оркестр заканчивал исполнение вдохновенного переложения пьесы Генделя «Музыка воды». Основное представление начиналось после музыкальных номеров. В программке значилась «Цыганка». Это была легкая и беззаботная пьеса, хотя действие начиналось драматически. Герцог Омниум, строгий и непреклонный отец, лишал наследства своего сына, юного Горацио. Источником всех бед был его злобный кузен, оклеветавший Горацио и заставивший герцога поверить в то, что сын опозорил семью. С разбитым сердцем юный герой отправляется в странствие, где чуть было не расстается с жизнью. Но добрые и отважные цыгане спасают его.
   И вот, наконец, Горацио усаживается со своими новыми друзьями вокруг костра, чтобы отпраздновать чудесное спасение.
   — Сейчас появится хор, — тихо сказал лорд Айвс. — Девушки будут петь и танцевать. Солировать будет Клео.
   На сцену, звеня ожерельями из монет, выбежали девушки в красочных цыганских костюмах. Клео оказалась очаровательной девушкой с хорошеньким лицом и дерзким взглядом. Она подняла над головой тамбурин, и ее выразительная фигура стала еще привлекательнее. В этот момент она устремила взгляд в ложу, где сидели молодые люди, и улыбнулась Айвсу.
   Затем хор отступил назад, а на сцену выбежала еще одна цыганка и начала танцевать. Ее появление было встречено аплодисментами. Она не была особенно красива, но природа одарила ее всеми качествами, необходимыми актрисе, чтобы привлекать всеобщее внимание. Девушка весело кружилась и летала по сцене, ее юбки поднимались, открывая для всеобщего обозрения тонкую золотую цепочку, обвивавшую изящную лодыжку. Темп танца становился все быстрее. Юбки взвивались все выше и выше, представляя возбужденным взорам ее потрясающе стройные ноги почти до колен.
   Взгляд девушки встретился с пламенным взором Горацио, они смотрели Друг на друга и не могли наглядеться. Цыганка повернулась к юноше, и зрители смогли увидеть ее тонкий профиль, изысканный, как на старинной греческой монете.
   Люсьен вздрогнул. Шок был настолько силен, что он ощутил его как настоящий удар. Это было невозможно, совершенно невозможно.
   — Можно ваш бинокль, — произнес он с трудом.
   Айвс с готовностью протянул ему бинокль, и Люсьен поднес его к глазам. Нет, он не ошибся. Тот же классический профиль, те же длинные стройные ноги. Несомненно, это была Джейн.
   Стрэтмор с такой силой сжал бинокль, что пальцы его побелели. Женщина, которую он принял за скромницу, идеалистку, чуть ли не за «синий чулок», оказалась актрисой. И не просто актрисой. Она без всякого стеснения выставляла перед толпой свое прелестное тело.
   Люсьен поспешил вернуть Айвсу бинокль.
   — Кто танцует соло? — спросил он, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало ничего, кроме обычного любопытства.
   — Это мисс Джеймс, Касси Джеймс. Она играет Анну, романтическую героиню. Согласитесь, она прелестна.
   Она была не просто прелестна, она была восхитительна, когда летала по сцене в искрометной пляске. Казалось, она излучала веселье и заражала им остальных актеров.
   Горацио встал, как загипнотизированный, отошел от костра и начал танцевать вместе с Анной. Девушка кокетливо встряхивала черными кудрями и кружилась все быстрее, а юбки взлетали все выше и выше.
   Стрэтмор был увлечен девушкой не меньше, чем герой пьесы.
   — Скоро мы увидим знаменитую татуировку, — сказал Айвс. — Она над правым коленом.
   Наконец юбки поднялись настолько высоко, что ноги танцовщицы обнажились выше колен. Зал разразился восторженным ревом. Анна продолжала кружиться, вызывая все новые и новые восторженные возгласы.