Патрацкая Наталья. Мистическая Дама Билана

   – Вот наговорил! Теперь домой не пойду, у тебя останусь на даче, правда, я пообещал Билане погулять с ней и ее ребенком.
   – Не лез бы ты к Билане, не ровен час, Платон явиться, худой, тощий и полный сюрпризов.
   – Он в меня уже метал нож, да я надел свинцовую майку, нож отскочил.
   – Так зачем лезешь к его Билане? Муж у нее парень смекалистый, еще чего выдумает.
   Развяжись с ними, отдай мебель в магазин, и зачем купил квартиру в доме Биланы?
   – Достали, опять уеду туда, откуда приехал.
   – Я добрый, разрешаю, твою мебель со зверями вернуть в музей этой дачи, возьму бесплатно.
   – Вот, действительно добрый дядя! Согласен! Вдруг миражи антиквариата требуют вернуть мебель на место?
   – Это ты хорошо подметил, а если предположить, что душа Егора ходит по своему музею, мебель ищет, а ее нет?
   – Чего ты меня пугаешь? Получается, что я ограбил душу Егора? Своего единственного брата? Чушь, какая-то, а жутко становиться. Поставлю я мебель, для его души, но тогда получается, что на даче, будет жить приведение!
   – Куда деваться? Дача выполнена под мини замок, а в замках приведенья всегда жили. Он сразу, еще при строительстве этого мини замка, думал о музее!
   – Уговорил, привезу своих зверей, взамен гранатовой мебели, сниму свой грех перед душой брата Егора Сергеевича.
   Мебель с вырезанными из дерева, зверями, неплохо вписалась в комнаты, предназначенные для гранатового гарнитура, словно бы она там всегда стояла.
 

Глава 17

 
   Инна, подаренную ей собачку Константином Егоровичем, привезла ему на дачу.
   Маленькая собачка обладала звонким лаем, чем очень надоела молодой хозяйке.
   Собака лаяла в ответ любой собаке, чей лай доносился до квартиры, где она жила.
   Она лаяла на любой хлопок лифта. Она лаяла ночью, если кто просыпался. Иногда лаяла просто так, иногда от возмущения, но всегда звонко и пронзительно. Собачка на даче немного боялась простора, и лаяла от страха, перед большим пространством.
   Еще она полюбила скулить и лаять под дверями, где поставили мебель с вырезанными зверями. В остальное время собачка любила стоять рядом с человеком, принимающим пищу. Выпросить кусочек недозволенной пищи – это было ее любимое занятием. Есть собачий горох ей меньше всего хотелось…
   Освободив себя от собаки, Инна проколола язык, подвесив на него украшение, чем вызвала натуральный гнев своей мамы, Полины. Мать от возмущения и ругательств заходилась в крике, она долго ругала и кричала на Инну, эти крики и слышал Самсон Сергеевич, подъехав к даче. Результатом прокола языка был домашний арест Инны до начала школьных занятий, мать запретила ей жить у отца Прохора Степановича, свобода закончилась дачным заточением, и Инна вынуждена была общаться с маленькой, лающей собакой.
   Девочка первая поняла, что собака у музейных дверей лает наиболее звонко, до боли в ушных перепонках. Она сказала об этом Константину Егоровичу, тот в шутку или всерьез, ответил, что за дверями живет настоящее приведение и тревожит чуткую душу собачки. Инна шутку поняла буквально, она взяла ключи от музейных комнат у матери, и одна без собачки зашла в смежные комнаты, в которых стояла темная мебель. Девочка села на стул, посмотрела на карнизы мебели, украшенные вырезанными из дерева зверями, она вынуждена была запрокинуть голову, и эта голова у нее медленно закружилась. Она потеряла сознание.
   Собачка бродила по даче и скулила, она искала свою маленькую хозяйку, и первая обнаружила приоткрытую дверь в музей. Шустрый носик пролез в приоткрытую дверь, вскоре все здание огласилось звонким, счастливым даем собаки, нашедшей свою хозяйку. Острые зубки ухватили джинсы и стали дергать их из стороны в сторону, пытаясь заставить посмотреть на него девочку, но она молчала, тогда собака залаяла так оглушительно, что на ее зов прибежала Полина Игоревна. Она увидела лежащую на стуле дочь, закричала в унисон собаке, взяла ее на руки, откуда только силы взялись, и вынесла ее из комнаты, но донесла только до дивана в холле первого этажа. На шум подошел Константин Егорович.
   – Полина Игоревна, что случилось с Инной?
   – Сознание потеряла и в себя не приходит!
   – Она таблетки пила?
   – Да, она ведь себе язык проколола, неизвестно какой иголкой, я ее заставила вынуть украшение, язык мы продезинфицировали, у нее ангина еще началась, я добавила ей антибиотиков, да еще ее занесло в этот музей!
   – Врача вызвать?
   – Да не хочется, хотя непонятно почему она потеряла сознание? Я ее нашла из-за лая собаки, в музее, на стуле.
   – А снотворные ты ей не давала?
   – Антибиотики плюс таблетки от аллергии на эти антибиотики, и больше ничего, от них она сознание никогда не теряла, слабость могла появиться, но не больше, хотя сонливость не исключается.
   – Да спит она, проснется, посмотрим, что дальше делать, пусть тут спит, я рядом посижу, книгу почитаю.
   – Спасибо, Константин, а я пойду, музей закрою, ключи от комнаты Инна так в руке и зажала.
   Полина Игоревна вынула из руки дочери ключи и пошла в музейную комнату, дверь была открыта настежь, она заглянула внутрь комнаты и свалилась на пол…
   Константин сидел рядом с девочкой и о Полине Игоревне не беспокоился. Собака дремала рядом с Инной.
   Прохор Степанович, знал, что Инна находится у Полины на даче. Его неудержимо потянуло к Билане. Он пошел пешком к ее дому. У соседнего подъезда разгружали из машины новую мебель, а на скамейке детской площадке, с ручкой детской коляски в руках, сидела Билана. Он сел рядом с молодой мамой.
   – Привет Билана, кто это у вас мебель новую привез?
   – Брат Егора Сергеевича, Самсон Сергеевич, отвез твой антиквариат на дачу, а сам купил новую мебель.
   – Значит антикварная мебель со зверями на даче?
   – А, что в этом удивительного?
   – Ничего удивительного, мебель я сам делал, она без мистики, но в нее вделали пластины с вырезанными зверями. Эти деревянные пластины из тайги привез твой Платон, сделаны они мастерски, но в них есть нечто нетривиальное, присущее старой антикварной мебели, в них есть мистический дух, я сам на себе испытал, когда смотрел этот законченный комплект. Мужик я крепкий, но мне здорово повело голову! Я теперь боюсь за своих женщин, мне тревожно стало. Билана, смотри на этого Самсона, а я поехал на дачу. Тьфу, пока дождусь рейсового автобуса! Слушай, отвези меня на своей машине на дачу Константина!
   – Прохор Степанович, ты в лице изменился! Конечно, я отвезу тебя, держи коляску, сознание сам не потеряй, сейчас схожу за ключами и подъеду на машине.
   Константин услышал гудки машины у ворот дачи, но никто ворота не открывал. Он сам встал, посмотрел на спящую девочку, и пошел к пульту управления у входа в здание, увидел лицо Биланы и Прохора Степановича в сером экране, открыл ворота.
   Они проехали на территорию дачи. Он вышел к ним навстречу:
   – Чем, я обязан вашему приезду?
   – Константин Егорович, Прохор Степанович о своих женщинах беспокоится! – ответила Билана.
   – И правильно, Инна потеряла сознание в музее и спит, а Полина Игоревна где-то затихла, даже вам ворота не открыла.
   – Где они? – хрипло спросил Прохор Степанович.
   – Идемте со мной, – ответил Константин Егорович и повел гостя за собой.
   Инна спала на диване в холле, собачка открыла глаза, приглушенно гавкнула и вновь легла рядом с Инной.
   – А Полина Игоревна где?
   – Она взяла у дочери ключи от музея, и больше, я ее не видел.
   – Пошли в музей.
   В дверях музея лежала Полина Игоревна.
   Прохор Степанович поднял жену на руки, как пушинку, и резко закрыл дверь в музей:
   – Константин, не ходи туда, не знаю почему, но дверь эту не открывайте!
   – А вдруг там кто есть?
   – Думаю, нет. Вас много было на даче людей? Трое? Я всех видел. Твоего племянника видел полчаса назад, он новую мебель привез, Билана стоит внизу у фонтана с ребенком, больше здесь быть никого не должно. Ладно, куда Полину нести?
   – Неси в холл к Инне, там два дивана стоят, там флюиды хорошие.
   – Флюиды – это важно.
   Он положил жену на второй диван, посмотрел на ее лицо, лицо выражало остановившийся ужас, но она дышала, а вот лицо замерло в маске страха.
   – Прохор Степанович, что ж ты такую страшную мебель делаешь? – спросил в сердцах Константин Егорович.
   – Константин, я делаю нормальную мебель, без фокусов, но моей мебели делают прививки антиквариата, и результат выходит за рамки моего понимания.
   – Может нам закрыть дачу, да по домам разъехаться? Сентябрь скоро.
   – Это хороший вариант, – ответил Прохор Степанович, – но Полине Игоревне и Инне надо проснуться, и рассказать нам, что с ними в музее произошло.
   – А если им вспоминать не захочется? Давай Билану с ними оставим, а сами в музей пойдем, посмотрим, что там, – предложил Константин.
   – Так, ты лучше ответь, у тебя на даче приведения есть? – спросил Прохор Степанович.
   – Ты, знаешь, мы об этом недавно говорили с Самсоном Сергеевичем и пришли к выводу, что душа Егора Сергеевича вполне может быть приведением музея.
   – Так, зачем мы туда пойдем? Пусть там Егор Сергеевич и обитает, он сам себе музей – мавзолей строил.
   – Прохор Степанович, мы продали гранатовый комплект на юг, а в музее стоит комплект со зверями.
   – Вон, оно что! Я об этом что-то знаю, но целиком мысль в голове не держал, этот ваш музейный обмен, он ведь мог душе Егора Сергеевича не понравиться! Его убил Платон, этих зверей привез Платон!
   – Так, что, говоришь, Платон убил Егора? А говорили Егор Сергеевич самоубийца, сам спрыгнул с крыши, так мне и Самсон Сергеевич говорил, добавив, что он был лунатиком.
   – Сорвалось с языка, я не знал, что вы этого не знали!
   – Прохор Степанович, а ты откуда это знал?
   – Честно? Да я сам скинул Егора Сергеевича с крыши, но он уже был мертв, – сказал Прохор Степанович и протянул, – ну, кто меня за язык тянет это говорить?
   – С кем я рядом сижу?! – завопил Константин Егорович.
   – С кем? С мужем своей любовницы! Чем ты не доволен? У меня выхода не было.
   Пришлось выручить Билану, к которой ворвался в квартиру Егор Сергеевич, а ее муж, Платон и запустил нож от ревности в его спину. Все мы тут одни миром мазаны.
   – Да, лучше не копать, – протянул Константин другим тоном.
   – Так и я о том же! В этом музее явно дух Егора Сергеевича бродит. Перебродит – станет тише, зайдем в музей, но не сегодня.
   – Страх – то, какой! Нет, дамы проснуться – поедем домой!
   – Я схожу за нашатырным спиртом, должен он быть в аптечке в машине, да все и уедем отсюда.
   Вскоре все покинули дачу, Инна свою собачку себе забрала, домой.
   Константин, вернувшись в город, навестил Анну Михайловну, директора антикварного магазина, он решил сказать Ане о мистичности мебели, которую она продает.
   Аня не задумываясь, спросила:
   – Константин Егорович, родной мой покупатель! Что ли мы с тобой не знакомы? Чем ты не доволен, скажи.
   – А чего говорить, вся твоя мебель с мистическим уклоном получается.
   – Так, за этот довесок надо бы цену поднимать, мебель настоящая, антикварная!
   – Настоящая мебель, говоришь? А человек посмотрит и в обморок падает!
   – Знаешь, что господин хороший, не нужна мебель, вези назад – куплю.
   – Не могу, последний комплект со зверями облюбован духом Егора Сергеевича и не подпускает никого в комнату.
   – Вот это да! Вот это дощечки из тайги!
   – Чему радуетесь, не пойму?
   – Уникальности изделия.
   – Лучше бы обычную мебель продавали! – сказал Константин Егорович и покинул офис.
   Аня задумалась, значит, получилась у нее антикварная мебель, а младший Селедкин настоящий, потомственный мастер! Она вызвала Шурика Селедкина и вручила ему премию, внушительного размера. У того глаза округлились, а Аня сказала одно слово:
   – Заслужил!
   Шурик ушел, а Аня подумала о том, что пора бы новую диковинку выдумать на свою голову и на голову покупателя. Она вызвала Прохора Степановича, тот явился хмурый, страшный, а Аня ему – премию. Он расплылся в улыбке.
   – Проша, говоришь, здорово у нас получилось с мебелью со зверями? Я поняла, что произошло на даче, здесь Константин был. Новую мебель надо делать!
   – А кого пугать будем?
   – Конкретный вопрос, лучше бы спросил, что делать и из чего? Делай базовый комплект.
   – Чем украсишь?
   – Не знаю, пока не знаю. Знаю! Свободен!
   – Страшная Вы женщина, хотите добыть новую рассаду для мистики?
   – Самой мне не хочется добывать, я ленивая трусиха, кого бы послать добыть то, не зная что? А я знаю кого, все, спасибо.
   Аня основательно задумалась, и подумала, что это под силу Платону и Родьке, но Платон уехал и молчит, это значит, что у него все в порядке.
   Аня позвонила Родьке:
   – Родион, привет, родной, зайди за зарплатой, тебе причитается.
   Он нутром почувствовал, что она что-то замышляет, но пришел, взял деньги, посмотрел на Аню, она не заставила себя долго ждать и предложила:
   – Есть дело на юге, место уточнишь у Константина Егоровича, твоя задача найти рассаду для мистики для нового комплекта мебели. Родя, дело серьезное, вот тебе деньги на дорогу, адрес уточнишь. Все, – и я отвернулась от Родьки, словно его и не было.
   Он не обиделся, пошел выполнять задание, шурша новыми деньгами, и довольно улыбаясь.
 

Глава 18

 
   Платон выехал из города, но в тайгу не поехал, он уже знал способы проверки его отъезда, поэтому честно купил билет на поезд, уезжающий в тайгу. А сам на попутной машине проехал остановку поезда в южном направлении, потом купил билет, на проходящий поезд и уехал в южный город, на берег моря. Но до города он доехал ни сразу, сошел на большом железнодорожном узле, сел на автобус, потом на попутной машине, проехал до павлиньего заповедника, купил там три пера павлина, приехал в маленький город на берегу моря. Он поселился у старенькой хозяйки.
   Сентябрь вдали от шума городского и бичевания собственной совести был в его распоряжении. Он ходил по маленькому городу, купался в прохладном море.
   Не зверь Платон, но от ревности его сильно ведет, вот и довело до берега моря. А, что ему здесь делать? Сентябрь, первая его половина, народ есть, но уже не тесно на пляже, в столовой. Сотовый телефон он свой выбросил, а новый и покупать не стоит, разговаривать ему не с кем. Скучно, жуть, да и денег немного на веселье, большую часть отдал Билане, а к ней опять полез второй брат! Зачем он ей деньги отдал?
   Обошлась бы, а ему здесь на что жить? Он посмотрел на наличие документов: паспорт, диплом, находились у него. А, что он может делать? Он обычный, безработный инженер, на пляже такие люди, как он не нужны. Пойти моряком? Но он не плавал, и море не чувствует, проще говоря, не понимает. Он дошел до маяка, но маяк был огорожен забором, и рядом с ним ходили люди в военной форме. Тогда Платон решил зайти в санаторий и устроиться сантехником на худой конец. Он прошел к директору, тот зевал от полноты чувств или их полного отсутствия.
   – Господин директор, мне работа нужна, любая, я бывший инженер, хочется здесь пожить для поправки нервной системы и дыхательных путей, но денег особо нет, – начал свою вступительную речь Платон, узнавший у охранников санатория имя директора.
   – Много таких безработных здесь за лето проходит, чем меня можете удивить?
   – Я могу сделать из пустого места антикварную мебель.
   – Забавно, как это? Понимаешь, тут моя жена ездила в гостиницу с гранатовой антикварной мебелью, так через двадцать минут сбежала. Только деньги зря заплатила за трое суток.
   – Я знаю этот комплект, сам со своей женой купил гранатовые часы из этой коллекции в одном маленьком домике, проездом на юг.
   – Вот оно как! Слышал я про эти гранатовые часы, моя Даша от них сбежала.
   Они, что на самом деле обладают мистической силой? Они на самом деле исторические?
   – Не без этого! Мы с женой нашли в них бумажку, точнее медную пластину с датой изготовления, и еще бумажную записку. А мистикой они точно обладают.
   Мать моя раньше занималась антикварной мебелью.
   – А почему тебя она выпустила из дома без денег?
   – Жене отдал деньги, у нас маленький ребенок.
   – У нас нет детей, – вздохнул директор, – я понял кто ты, не понял, зачем ты мне нужен, у меня в санатории нет антикварных номеров. Слушай, в нашем городке, есть училище, шел бы ты в него преподавать, смотрю, крутишь у меня перед носом своим техническим дипломом! Сейчас как раз занятия скоро начнутся! Им специалисты нужны всегда! А мне с дипломом таким, не надо.
   – А, где это училище?
   – В центре городка, ты все по пляжам ходишь, пройди через центр. А жить есть где?
   – Есть.
   – Как всегда без удобств?
   – Это уж точно, но мне другое жилье пока не осилить.
   – Устроишься, заходи, потолкуем, – сказал, улыбаясь, директор, ему этот молодой мужчина чем-то понравился, хоть и заметил у него злой блеск, когда говорил ему нет.
   Платона взяли преподавателем в техническое училище, или, как теперь называют технический колледж, ему предложили комнату в общежитие, но он отказался. Платон не ожидал, что он так быстро устроиться на работу, но стоило ему сказать:
   – Меня директор санатория рекомендовал к вам! – как его тут же взяли на работу.
   Вскоре он получил от директора приглашение на домашний обед. Даша постаралась все приготовить по высшему разряду, то есть максимально вкусно и красиво.
   Разговор об антикварной мебели их так увлек, что директор, съев, все самое вкусное, покинул комнату; оставив их двоих, а сам лег и уснул.
   Даша и Платон сидели с двух сторон мраморного столика, в кожаных креслах и щипали виноград. У него возникла мысль, что такое в его жизни уже было! Да у него дома почти такой мраморный столик, похожие кресла и мать для гостей всегда покупает виноград. Он вздрогнул и посмотрел на Дашу, перед ними сидела ухоженная блондинка, без признаков возраста.
   – Простите, Даша, а оплата за гранатовый номер уже прошла? А то бы съездили с Вами. Посмотрели на все вдвоем.
   – Поздно, прошло уже несколько дней. Соня заставит платить за каждый час.
   – Поехали, у Вас есть машина, а я за час смогу заплатить.
   – А почему бы и нет, я готова, поехали.
   – А далеко ехать?
   – Полчаса на машине.
   Они подъехали к гостинице. Номер был настолько дорогой, что клиенты в него не ломились. Они его сняли на час, что оказалось весьма значительно для бюджета Платона. Оба одновременно зашли в широко раскрытые двустворчатые двери, и оказались, в гранатовой гостиной. Одновременно они присели на два антикварных стула. Даша посмотрела на славянский шкаф.
   Она вздохнула, и посмотрела на Платона, ожидая его реакцию. Мебель стояла мирно.
   – Платон, а что если эта мебель излучает мистику только на одного человека, а в присутствии двух – она смирная?
   – Нет, Даша, меня этот славянский шкаф уже всасывал, не думал я, что с ним встречусь еще.
   – Что, значит всасывал? Вы могли просто в нем спрятаться.
   – Правильно рассуждаешь, а у тебя фотоаппарат со вспышкой есть? Очень он его обожает.
   – С собой нет, но я все могу зарисовать по памяти, а с Вами не страшно!
   Только Даша это проговорила, как заскрипела нижняя дверца шкафа и из нее выбежала мышка, белая, красивая. Со скрипом открылась единственная дверца гранатовых часов и из них выбежала пушистая, белая кошка. Кошка побежала за мышкой, они стали бегать между ножек стола, стульев и людей.
   – Даша, а что если и прошлый раз Вас эти мышка с кошкой напугали?
   – По идее их здесь не должно быть.
   Кошка и мышка исчезли среди мебели или в пространстве.
   – Нам показались они, – сказал тихо Платон, – здесь никого нет.
   В этот момент подломились ножки стола, и он плашмя упал на пол, а Даша нагнулась поднять стол.
   – Платон, здесь разбитая бутылка водки у ножки стола, – шепотом проговорила она.
   Он нагнулся над ножкой стола, сзади на него упали гранатовые часы, вместе с деревянным корпусом. Мужчина попытался поднять часы, но потерял равновесие, прокатившись, по разлитому напитку из бутылки, и часы ровно легли на него.
   Даша пыталась к нему подойти, но мимо нее быстро пробежали кошка с мышкой, она сама упала и стукнулась о гранаты на корпусе часов. На секунду она потеряла сознание. Через час в комнату постучали, женщина в белом фартуке открыла дверь, заглянула в комнату. На полу лежали: мебель, люди и опять мебель, сверху сидели кот и мышь. Она погрозила кошке пальцем, и та спрыгнула с пирамиды, под шкафами задвигались люди.
   – Что с вами, вы живы? – елейно прокричала служащая гостиницы.
   – Кто жив, а кто нет, – поднялась Даша с пола.
   Две женщины подняли гранатовые часы и дали возможность подняться Платону.
   – Спасибо, бабы, выручили, а, что час веселья прошел?
   – Ваше время вышло, с Вас причитается доплата.
   – За, что? За эту мебель, которая падает?
   – А здесь разве, что упало? – спросила женщина в белом переднике, то есть горничная.
   Даша и Платон оглянулись вокруг себя, все стояло на своих местах, а часы безвинно показывали, что прошло два часа, так и время на лодке проходит, надо доплачивать за номер. Они наскребли денег еще на час, и вышли на улицу.
   Даша пришла к Платону. Он лежал на железной кровати, на большой подушке.
   – Все, Вы свободны, – строго сказал Платон, проработав неделю преподавателем, он изменил свою речь.
   – Что ж так официально? – обиделась Даша, – лучше идемте, погуляем.
   – Неудобно, ученики увидят, засмеют.
   – Вы изменились за неделю!
   – А Вам, чтобы хотелось? Вы живете в трехэтажном дворце, а я в этой лачуге без удобств! Однажды я уже жил в охотничьем домике, потом оказалось, что это был домик целительницы, а сейчас я живу, говорить не хочется, – он махнул рукой и отвернулся к крошечному окну.
   – Да, Вам здесь явно плохо, я жила на Вашем месте, на вашей кровати, но нашлись люди – перевели меня в санаторий, потом во дворец.
   – Принца встретили?
   – Неважно, не знаю, чем я Вам могу помочь? Сдать Вам комнату в своем дворце?
   – Денег у меня нет на комнаты во дворцах.
   – Уезжайте домой.
   – Не могу.
   – Почему?
   – Я человека убил, любовника моей жены, об этом там знают, а я здесь скрываюсь от правосудия.
   – Мне, зачем говорите такие страсти?
   – Чтобы вопросов не задавали, кто я, что я и почему без денег.
   – Вам надо искупить свой грех!
   – Я год жил в тайге и сейчас в бегах, я уже готов пойти и сдаться. Зверем жить надоело.
   Даша, удивленно смотрела на него. Платон неожиданно потерял сознание. Она подошла к нему, потрогала его лоб. Он был холодный. Признаков жизни в его теле не было. Пульса не было. Даша закричал истошным голосом, на крик прибежала хозяйка:
   – Что случилась? Что с ним?
   – Не знаю, лежал, потерял сознание, умер.
   – Типун тебе на язык! Давай, делай мужику искусственное дыхание! – и вышла из домика.
   Даша тронула его руку, пульс появился, она нажала двумя руками на грудную клетку, но и визуально было видно, что Платон оживал.
   – Я жив?
   – Жив.
   – Что было?
   – Не знаю, отключился, как лампочка и включился.
   – Ты кто?
   – Даша.
   – Ты не медсестра?
   – Нет.
   – А я, что здесь делаю?
   – Живешь.
   – Я тут живу? А я кто?
   – Платон, преподаватель технического колледжа.
   – Правда? Вроде я был инженером. Тебя не знаю. Что это за дом?
   – Вы сказали, что убили любовника жены и потеряли сознанье.
   – Я никого не убивал, я только институт окончил. Я хороший мальчик.
   – Бред, но не пойму где?
   – Как?
   – Что? – Даша засмеялась, сквозь стянутые от напряжения скулы, – что будем делать?
   – Надо что-то делать? Мне трудно, я какой-то весь чужой и тяжелый.
   – Надо все забыть, иначе Вы в себя не придете. Вы чем убили человека?
   – Не помню, чтобы я кого-то убивал.
   – Каким оружием Вы владеете?
   – Холодным.
   – А это, что такое?
   – Складной нож.
   – Как же Вы им убили?
   – Песок не убивают!
   – Почему песок?
   – Потому, что я метаю ножи в песок или в дерево.
   – И случайно метнули в человека?
   – Нет, в человека нет, не бросал нож.
   – А, что бросили?
   – Снежки.
   – Снежком убили?
   – Вы понимаете, что спрашиваете?
   Даша поняла, что его мозг прячет ненужные знанья глубоко и надежно, и он пытается взять, таким образом, свои слова назад.
   – Здесь снег бывает в феврале, – задумчиво сказала Даша.
   – Что сейчас февраль?
   – Нет, сентябрь.
   – А снег, откуда взялся?
   – Снега нет! – воскликнула Даша, и вышла из комнаты, не огладываясь, в спину ей летел нож, но он вонзился в косяк.
   Она посмотрела на вибрирующий в косяке нож и выбежала за калитку маленькой усадьбы. Объяснять ей больше ничего не надо было. Она все поняла, но страха не было, она быстро села в свою машину; резко нажав на газ, и уехала.
   Платон встал, вынул нож из косяка, сложил его, засунул в карман. Взял деньги, паспорт, вышел во двор, улыбнулся хозяйке, и вышел за калитку.
   Теперь он точно решил поехать в тайгу, к целительнице. Он сел на попутную, большую машину, но приехал не в тайгу, а к своему дому, заставив ножом изменить маршрут шофера газели. У его дома стояла Билана, смотрела на Самсона Сергеевича, а сын играл в песочнице. Платон скрипнул зубами, но из машины выходить не стал, он вспомнил о даче Самсона.