Патрацкая Наталья. Мистическая Дама Билана

   Платон тоже наблюдал за выпускницами, девочки слегка под градусом, молодые, красивые, и все вокруг него табунами ходят, правда, со своими молодыми людьми, но одно другому не мешает. Надо сказать, что на пляже Платон лежал, раздевшись, первый раз в жизни. Первый раз Билана его затянула на пляж, но получилось, что последний. Съел он второе мороженое, выпил свою дорогую воду, она выпила свою кипяченую воду. Вот оно семейное равноправие! Ни он, ни она в воду реки, кишащую от людей, не пошли, но часа через три ушли с пляжа.
   Выпускники к этому времени стала покидать пляж, парк, фонтан.
   Билана никак ничего не могла понять, но именно в этот день он стал на нее зло сердиться. Вероятно, выпускницы выбили его из седла семейной жизни. Жена стала ему противна. Он прошел перед ней по комнате и сказал:
   – Куплю машину, тебя на ней не повезу!
   – Почему? – она искренне удивилась.
   – Потому, что ты ничего не делаешь, для нее!
   У Биланы глаза от удивления круглыми стали:
   – Почему я ничего не делаю?
   – Ты не копишь деньги на машину!
   Билана удивилась еще больше, потому что она получает денег больше, чем он и ест, скромнее, чем он в три раза, и она виновата? Ладно, глядит жена, а муж вещи собирает!
   Платон ходил по квартире и собирал свои вещи! Бритву забыл. На прощание сказал, что он сюда больше не вернется! Вот тебе и день после чужого выпускного! Он ушел к матери, Инессе Евгеньевне. Билана все думала, что он шутит. Звонит ему через сутки. Долго никто к телефону не подходил, определитель номера у них всегда работает. Потом трубку взяла его мать и сказала, что он в ванне. Он не перезвонил, но через сутки по Интернету предложил ей развод!
   А такая любовь была в ночь на чужой выпускной! А может, он ей диссертацию по любви сдавал? Отчет по любви, зачет хотел у Биланы получить, что у него с теорией и практикой любви, все на высшем уровне? Он на самом деле любил по высшему пилотажу, она даже спросила у него, где научился, а он ответил, что телевизор ночью смотрит.
   Шутки шутками, но любовь была что надо! И вообще за короткое время замужества он из робкого паренька превратился в уверенного в себе мужчину. Был скромный, неумелый, стал ассом любовником! И все кончилось разом и навсегда, после того дня на пляже они и десяти слов не сказали, разводились и то молча. Не поймет Билана, в чем дело? Или и у него получился выпускной из семейной жизни, сдал последний экзамен любви и получил свободу. Но ей от этого нелегче. Или все равно?
   Нет.
   Главный упрек бывшего мужа Платона: она не купила машину, а, она ее и водить не умела. Надо было исправляться, и пошла она на курсы шоферов. Правила дорожного движения учила, так, словно от них жизнь зависит, хорошо учила. На двадцать вопросов из двадцати ответила. Но по практике вождения дела обстояли хуже, ехать с инструктором было относительно легко, а самой помнить о переключении скоростей мучительно. Следовательно, надо ей покупать дорогую машину с автопилотом. А денег у нее на такую машину не хватало. Права она все же получила и без доплаты.
   И захотелось ей маленькую, аленькую машину, чтобы самой везде ездить, и не стоять пнем на автобусной остановке.
   А, где деньги взять? Вспомнила она про отца, про его огромную по деревенским меркам пенсию, поехала на деревню. Отец пасеку держит и пенсию придерживает.
   Поговорила Билана с отцом, поскулила о жизни, дал он ей денег на пару колес, все лучше, чем ничего. Стала она посещать сайты, где автомобилями торгуют, к ценам присматривалась, к машинам. До мечты все еще было далеко, нужно было вливание чужих денег. Сказала Билана о своей проблеме Егор Сергеевичу Белявскому, он весьма доброжелательно прореагировал на ее мечту об алой машине. Дал денег, которых ей так не хватало. Она купила машину, алую, новую, чисто женскую на автопилоте.
   – Привет!
   – Привет!
   – Я соскучился.
   – Быть не может.
   – Это правда.
   – Платон, ты променял меня на пластиковые окна! Кто из женщин дает тебе больше денег, с тем ты и живешь, даже если это собственная мать! Она поставила в квартире окна, и ты послал меня к черту! – воскликнула в сердцах Билана – Что молчишь? Купил пластиковую куклу в магазине? Не будешь ведь ты жить со своей мамой за окна?
   Сволочь! – подумала Билана, и пошла дальше, у нее не было денег на покупку этого платного Платона. Сейчас его купила собственная мать. Билана представила, как он в магазине, купил куклу. И пропела мысленно: 'Секс топ, секс топ, тара-тара-тара, секс топ, секс топ, тара-тара-тара'…
   Платон после распада семьи, а точнее после своего ухода от Биланы перешел жить к матери. Квартиры Биланы и Инессы Евгеньевны располагались на одной лестничной площадке, разумеется, появление Егора Сергеевича в ее квартире заметили. Но Инесса Евгеньевна, ради сохранения своей внешности, мускулом на своем лице зря не пошевелит. Да и Платон при встрече пожимал огромную руку Егора Сергеевича, приемника своей бывшей жены.
   A-у, люди! – хотелось крикнуть Ане, сидя одной в большой и пустой квартире, когда женщина одна дома ей прислуга не нужна, она влачит полу амебное состояние.
   Она поболела тем, сем, потом ей это здорово надоело, она позвонила Билане, хотела ее в гости пригласить, но та, сославшись на внезапную температуру, прийти отказалась. Одним словом – никого дома, надо же Ане было придумать себе такой ленивый отпуск! Она, директор антикварного магазина, таким образом, отдыхала от людей и суеты. Аня достала обруч, и спокойно стала крутить его вокруг своей талии в семьдесят сантиметров. У нее замечательные ногти, которые не надо наращивать. Великолепная грива толстых волос, украшает ее голову, которые она моет всегда раз в неделю, и они прекрасно сохраняются в прическе, и жирными не становятся. Одним словом, Бог ее не обидел.
   Иногда она считает себя излишне худощавой, и по этой причине пляжи не посещает, но с удовольствием загорает в солярии. И вот такая женщина, с огромными серыми глазами и миловидным лицом, сидела дома по собственной инициативе и страдала от безделья, ею же созданного.
   На ее счастье или несчастье, Платон поссорился с Биланой, и она явился ко мне выговориться. После разговора Аня прервала свой отпуск и вышла на работу.
   Платон поселился у своей матери. Инессу Евгеньевну вполне устраивало возращения сына из соседней квартиры, с ним она стала более обеспеченной. Его деньги шли в общий карман семьи из двух человек, деньги Билане он не давал, да и матери тоже.
   Билана почувствовала нехватку денег с тех пор, как от нее Платон ушел, но просить деньги у него она не могла; вот и пошла на аферу со стулом, а стул и впрямь оказался родом из восемнадцатого века, можно сказать почтенной копией стула знаменитого писателя!
   Вот тебе и легенда, – подумала Билана, – и придумывать не надо, это на самом деле копия стула великого писателя восемнадцатого века! Надо только каким-то коленом к этому писателю примазаться, как масло на хлеб. Она обошла свою домашнюю библиотеку, обнаружила одну книгу великого писателя, прочитала его биографию.
   Все складывалось лучшим образом, они жили почти рядом по меркам огромной страны; так, что там бабка о своей бабке могла сказать? Это надо было придумать. Билана окунулась в книгу писателя, бывшего владельца настоящего антикварного стула.
   Егор Сергеевич посмотрел на Билану, читающую книгу великого писателя и совсем забывшую про него, собрал со стола посуду после ужина, и стал ее мыть. Вот и вся любовь, – думал он, водя губкой в пене по тарелкам, и смывая с их боков пену водой.
   Платон шел однажды с работы, задумался да и позвонил в дверь Биланы, можно сказать по привычке. Дверь открыл Егор Сергеевич в переднике, пена на руках указывала на его домашний труд в квартире его бывшей жены, что Платону было хорошо знакомо.
   – Привет, – сказал Платон, – а Билана дома?
   – А, где ей еще быть? Книгу читает, – ответил Егор Сергеевич, полностью закрывая собой дорогу в квартиру.
   – Я по привычке нажал на звонок, домой иду, – сказал Платон и стал открывать соседнюю дверь ключом.
   Заказчиком стульев восемнадцатого века, был никто иной, как тот самый продавец из моего антикварного магазина. Звали его Селедка, простите, Шурик Селедкин. В нашем магазине один покупатель забыл буклет с фотографиями усадьбы писателя.
   Шурику стульчик один на буклете очень приглянулся. Он его и заказал в фирме Платона. Еще Шурик был наслышан, что в их городе есть испытательные стенды, на которых можно провести процесс старения изделий, в том числе и мебели. Селедка хотел купить себе бочку, точнее машину с большим багажным отсеком, для перевозки мебели.
   Директором антикварного салона мебели работала я, Аня или Анна Михайловна, именно я обмолвилась Шурику о стендах, которые есть на фирме Платона. О них я слышала от Биланы.
   Шурик покаялся мне, что стульчики он заказал, я его пожурила и похвалила, так мы сообща купили двенадцать стульев, и положили их на склад. Шесть стульев прошли несколько иной путь в доме Биланы. Я, сразу сообразила, что Билана прошла правильным путем по старению стульев, дальше мы сами с Шуриком справимся с двенадцатью стульями…
   Кстати, о старении, перед Инессой Евгеньевной лежал график ее личного старения, знакомая экстрасенс составила. Что было, что будет, да, именно, что будет, в плане ожидаемых болезней. А, что, очень похоже. Инесса Евгеньевна от кривой своей старости особо не отклонялась. Получается, что жизнь похожа на гладиолус, бутоны раскрываются снизу, и, постепенно подбираются к верхушке цветка.
   Гладиолусы бывают маленькие, с небольшим количеством цветков, а бывают породистые, ну очень большие. Каждый цветок что-то да обозначает, чтобы он не обозначал, а смысл один – больше цветок – длиннее жизнь. Инесса Евгеньевна претендовала на большую жизнь, то есть на большой гладиолус, вредных привычек у нее не было, а это сразу дает значительный привесок к возрасту.
   Билану проблемы старшего возраста особо не волновали, она лежала и читала книгу писателя восемнадцатого века, у которого еще при его жизни был антикварный стул восемнадцатого века, она изо всех клеточек своего серого вещества мозга, пыталась найти нечто общее между своими предками и великим писателем прошлого, пока ей это не удавалась.
   Внезапно она почувствовала, что строчки книги уходят в темноту… Она подняла голову от книги, посмотрела на источник света, но вместо, торшера у дивана, обнаружила огромную фигуру Егора Сергеевича.
   – Заметила, наконец, что я здесь! Билана, я к тебе пришел, а не к посуде, ее я уже вымыл.
   – Простите, Егор Сергеевич, я забыла, зачиталась, ушла в прошлое.
   Егор Сергеевич медленно опустился на колени, сложил свою огромную голову на ее грудь, слегка поводил волосами по ее платью, как гигантский кот. Билана не выдержала и погладила большую голову мужчины, он медленно стал подниматься, и с необыкновенной прытью барса, перемахнул через нее, и оказался лежащим с другой стороны ее платья.
   Она повернулась к нему, он сжал ее платье со всех сторон своими огромными руками, женщина утонула в объятиях мужчины, продолжая держать в одной руке книгу великого писателя.
   – Да выкинь ты эту книгу! – в сердцах воскликнул Егор Сергеевич.
   Билана разжала пальцы, книга выпала из ее руки, освободившейся рукой, она обняла Егора Сергеевича.
   – Так-то лучше, – проворчал Егор Сергеевич, невольно освобождая ее колени от домашнего платья.
   – Егор Сергеевич, может не надо сегодня.
   – Еще чего, лежит тут передо мной слегка платьем прикрытая, вся изогнутая по профилю, ножки свои голые демонстрирует, а потом, говорит не надо, Егор Сергеевич.
   Билана поняла, что никто ее возражения не услышит, и откинулась на спину, выгнулась, как кошка, прощальным взглядом встретилась с торшером и выключила свет.
   – Свет-то чем тебе помешал? Или я тебе не по нраву пришелся? – спросил Егор Сергеевич и уверенным движением расстегнул молнию на платье.
   Билана села и стянула с себя платье, ее ноги были в руках Егора Сергеевича, она и встать не могла, но подумала, что сама на стул похожа, с вытянутыми руками, как будто они спинка стула с чехлом из платья. Наконец платье опустилось на пол, тут же властные, мощные руки вцепились в ее скромную верхнюю полоску с двумя выступами, слегка подергали маленькую вещичку. Она еще раз села, изображая стул, сняла и эту одежку.
   Руки Егора Сергеевича довольные до безобразия взяли в свои руки по верхнему, чувствительному выступу на ее теле, сжали, потом нежно – нежно стали проводить местный массаж чувствительных участков тела, освобожденных от ткани. В какой-то момент времени, рукам Егора Сергеевича это надоело, и они бесцеремонно полезли к ее ногам.
   По этой дороге руки столкнулись с еще одной тоненькой одежкой. Руки нервно затеребили несчастную тряпочку, Билана выкрутилась из последней одежки, оставив ее в руках мужчины.
   И, тут же огромная масса тела взлетела над Биланой в порыве человеческих чувств, а ей очень захотелось выкрутиться из-под этой массы тела, но она элементарно подчинилась… 'Еще немного, еще чуть-чуть' и две массы тел объединились бы в одну, но как – будто кто свыше, сообщил об этом четырем людям сразу, некто зазвонил в дверь, зазвонил телефон, запели на разные голоса два сотовых телефона. Пара распалась на две части, Егор Сергеевич поднял свое огромное тело и рванул к личному сотовому телефону.
   Билана на три части разорваться не могла, стала собирать в кучу свои вещи, потом пошла за халатом, потом рванулась к телефону, а сотовый сам замолчал, оставив номер звонившего человека…
   У двери стояла Инесса Евгеньевна:
   – Билана, давай свой стул, я его продам, вроде есть покупатель на твой старый стул.
   – Я раздумала его продавать, Инесса Евгеньевна, мне на нем хорошо думается.
   – А кто там у тебя по телефону говорит? Платон дома сидит, ты чего такая лохматая, лицо красное…
   – Я Вам потом объясню, – сказала Билана и попыталась бывшую свекровь отодвинуть от двери.
   – Ты чего, Билана, я тебе помешала?
   – Нет, стул я не продаю, тема исчерпана.
   – Билана, с кем ты там говоришь?! – прокричал Егор Сергеевич и в одних семейных в цветочек, высунулся в прихожую.
   – Билана, ты не одна! – вскричала Инесса Евгеньевна, – а как же мой Платон?!
   – Платон деньги отдает Вам? Значит, и живет у Вас, а я сама по себе.
   – Бабы, что за разборки, в такое время?! – зашумел недовольный ситуацией Егор Сергеевич, – что за ерунду вы говорите?
   Инесса Евгеньевна слабо, но стала соображать, видимо на ее гладиолусе очередной цветок распустился:
   – Ухожу, ухожу, – сказала женщина и резко прикрыла входную дверь.
   Платон сидел с двумя телефонами: сотовым и обычным, глаза у него были грустные, грустные, ему было очень плохо.
   – Платон, – сказала вошедшая в квартиру Инесса Евгеньевна и замолчала.
   – Мама, ты, что-то сказать хотела? Билана продала тебе старый стул?
   – Ей не до стула. Я так поняла ситуацию в ее доме. Она его не хочет продавать, а ты откуда про стул узнал?
   – Билана мне стул отдавала склеить, а потом мы провели серию климатических испытаний с этим стулом по ее просьбе.
   – Понятно, а мне сказала, что стул ей от бабушки достался.
   Аня дозвонилась до Биланы и попросила номер телефона Платона, она дала с каким-то нервным смешком.
   Аня позвонила Платону:
   – Платон, я Аня, подруга Биланы, Вы не могли бы еще двенадцать стульев подвергнуть этим самым испытаниям, которым подвергли ее стул?
   – Аня, ты чего? Билана просила шесть стульев провести через цикл испытаний, а ты уже двенадцать стульев предлагаешь, не много ли тебе?
   – Платон, а жить всем хочется, трудно помочь? Хочешь, я выступлю официальным заказчиком этих самых испытаний над стульями, только надо сделать так, как было со стулом Биланы? Стул замечательно смотрится.
   – Не понял…
   – Ты давно был у меня на работе, в антикварном магазине?
   – Я туда вообще не хожу.
   – Зайди, посмотри, чем я торгую. Где, мне на всех покупателей антиквара найти?
   Вот, сами и придумывает вар-антиквар.
   – Прости, не сразу понял, ладно, испортим твои стулья по полной программе. У нас все записано. Кто-то у Биланы есть? Она тебе, как подруге говорила?
   – Нет, Платон, я у нее никого не видела и ничего про других мужчин не слышала.
   – А мне, показалась, что у нее вместо антикварного стула славянский шкаф завелся.
   – Платон, а шкаф в твою печь не влезет? Мы бы шкафчики сделали…
   Билана словно очнулась ото сна, и внимательно посмотрела на Егора Сергеевича, так, будто холодным душем его облила:
   – Егор Сергеевич, шел бы ты домой, ну не люблю я тебя.
   – Чего глупость говоришь, на ночь глядя? Куда я пойду? Мне и тут нравиться.
   – Зачем ты ко мне банным листом прилип? Думала, Платон ушел, одна поживу.
   – Это его мать приходила? Красивая женщина!
   – Шел бы ты к ней что ли.
   – А возьму и пойду, вдруг не прогонит, – сказал Егор Сергеевич, надевая рубашку.
   – Егор Сергеевич, Вы, что – всеядный? Вам все равно кто? – сказала Билана, застегивая молнию на халате и надевая тапочки на ноги.
   – Не знаю, меня бабы боятся, или боятся, что прокормить не смогут.
   – Скорее последнее, оделся? Счастливо!
   Егор Сергеевич вышел из квартиры Биланы.
   В соседнюю квартиру решительно звонил Прохор Степанович, знакомый Инессы Евгеньевны. Дверь ему открыл Платон:
   – Вы к кому?
   – Я пришел к Вашей маме, мне с ней поговорить надо, я для нее мебель делал, вернулся я с севера, поговорить надо.
   – Что Вы говорите! Только без меня, – сказал Платон и вышел из открытой для Прохора Степановича двери, и тут же позвонил в дверь Билане.
   Билана посмотрела в глазок, увидев знакомый силуэт Платона, открыла дверь.
   – Привет, Платон!
   – Да мы сегодня уже виделись. Просто день выдался длинный.
   – Ты прав. Проходи, садись.
   – Можно, но не на твои стулья восемнадцатого века.
   – Чай с лимоном пить будешь? У меня вафельный торт есть.
   – Давай, чай, если больше нечего делать.
   – Я спать хочу, день трудный был. Сам чай нальешь? Все на кухне.
   Платон пошел на кухню, походил, покрутился, вернулся в комнату.
   Она спала.
   В кресле тихо спал Платон, равномерное дыхание мужчины не нарушало общий покой комнаты. Билана, проснувшись сквозь остатки сна, пыталась вспомнить, кто в ее комнате спит? Она чувствовала второе дыхание. За окном светлело. Она перевернулась на другой бок и увидела спящего в кресле бывшего мужа. Его не было пол года, она успела от него отвыкнуть, но родные флюиды любимого человека вновь стали тревожить ее сонный покой.
   Платон открыл глаза:
   – Привет, Билана. Проснулась? Я тут, как твой сторож сижу, точнее охранник, от Егора Сергеевича стерегу.
   – Доброе утро, если не шутишь. Еще есть время поспать, ложись на постель.
   – Ты не прогонишь? От тебя все можно ожидать, устал жить гонимым мужем. Я еще не выяснил, что здесь делал Егор Сергеевич. Вы с ним спали? Вот на этой постели?
   – Платон, 'что было, то было, и нет ничего, люблю, как любила, тебя одного…' – Опять на песни перешла вместо слов, а я возьму и лягу, рядом с тобой.
   Билана вся потянулась, перевернулась, укрылась одеялом. Платон прошел в ванну, пошумел водой, вернулся и скромно лег на спину, на краю широкой кровати, потом не выдержал, повернулся и нырнул под одеяло к бывшей жене. Они обнялись порывисто и страстно.
   Прохор Степанович зашел в квартиру к Инессе Евгеньевне:
   – Здравствуй, хозяйка! Не прогонишь? Мы одним миром с тобой помазаны, дерево любим.
   – Чего от меня хотите?
   – Любви.
   – Вы в своем уме? Пришли так поздно, и без стыда мне предлагаете, Бог знает, что! – от возмущения, у Инессы Евгеньевны голос стал прерывистым.
   – А чего уж я такого предложил? Просто я соскучился.
   – Вот, о чем и речь, у нас с Вами связь крепче, значит, и любовь будет крепче.
   Инесса Евгеньевна задумалась, вспоминая, что там у нее по плану в ее жизни написано, но вспомнить слова астролога не смогла, или как ее там еще называют…
   Она внимательно посмотрела на Прохора Степановича:
   – Вам сколько лет, молодой человек?
   – Я Прохор Степанович, мне много лет, я бобыль.
   – И я вдова.
   – Так чем мы не пара? Я знаю больше о Вас, чем Вы можете представить. Вы старше меня, но лет на семь не больше, а семь лет никогда не считаются…
   – Вам сорок лет? А мне сорок семь. Вроде и не старая.
   – А кто сказал, что Вы старая? Кормить меня не надо сегодня.
   – Вы, где живете?
   – От вас в трех автобусных остановках, не бойтесь, у меня есть квартира.
   – Скажите честно, я смогу от Вас сегодня избавиться? – спросила Инесса Евгеньевна со смутной тревогой в голосе.
   – Вряд ли. Не тянет меня сегодня домой, у Вас уютней, хочется женского уюта, знаете ли, мне на севере жить надоело, домой вернулся.
   – Платон сейчас вернется от Биланы.
   – Да ни за что от такой бабы он больше не уйдет, я ее видел в открытую дверь, а я ему буду здесь мешать.
   – А ведь Вы правы, ради счастья Платона можно вас ночь потерпеть в доме.
   – И на том спасибо, мне только диван большой нужен, не короткий.
   – Кровать у меня огромная, ложитесь на нее, а я на диван Платона лягу.
   В соседней квартире проснулась Инесса Евгеньевна. Спать на диване сына под пледом ей было не удобно. Она села на диван, засунула ноги в тапки, поправила халат, в котором так и спала из-за чужого для нее человека в квартире. На миг ей показалось, что медведь оказался медвежатником, вскрыл ее сейф и скрылся. Она почувствовала дуновенье ветра и тревогу в душе.
   Набравшись храбрости, женщина вышла в прихожую, дверь в комнату, где спал Прохор Степанович, была плотно прикрыта. На вешалке для гостей висела огромная куртка Прохора Степановича. На полу стояли гигантские кроссовки. Входная дверь светилась спокойствием от утренних лучей света, падающих на нее из кухни. Она бесшумно прошла по ковровой дорожке на кухню.
   Прохор Степанович сидел за столом и смотрел в окно.
   – Прохор Степанович, почему не спите?
   – Меня вчера сам черт попутал, к Вам ворвался, стыдно, знаете ли, на утреннюю голову, а я ведь и не пил вчера. Простите, если можете, я сейчас уйду.
   – Я не отпущу, еще чего доброго к Билане пойдете стучать, звонить, уж лучше часок здесь посидите, так надежнее.
   – У меня ведь тоже есть сын, ему четырнадцать лет, я с его матерью развелся.
   – Так Вы нормальный человек. У Вас все есть. Чего не хватает?
   – Женской заботы, люблю я женское внимание, уход, домашний уют, чистоту.
   – Это всем нравиться, а чем можете оплатить женское внимание к своей особе?
   В куртке, весящей в прихожей, зазвонил сотовый телефон. Прохор Степанович быстрым шагом подошел к куртке, достал из кармана телефон:
   – Привет, чего рано звонишь? Что? Где он сейчас? Не знаешь?! Время пять утра!
   Ладно, еду домой, – прокричал с паузами в трубку Прохор Степанович, и обратился к Инессе Евгеньевне, закрывая крышку телефона, – Инесса Евгеньевна, мне надо уйти, сын у меня сидит под дверью, от матери убежал, а я тут у Вас.
   – Да, конечно, поезжайте, машина у Вас есть? Транспорт еще не ходит.
   – Я бегом добегу, машину водить не научился.
   – Могу Вас подвезти, да мне и самой интересно, что там с Вашим сыном.
   Вскоре Инесса Евгеньевна предстала перед глазами изумленного Прохор Степановича, в джинсах, белых кроссовках, бирюзовом джемпере, связанном поперек, а не вдоль, как обычно вяжут свитера, с ключами от машины и от квартиры, которые она быстро убрала в маленькую сумку, которую тут же повесила на плечо. Прохор Степановичу женщина в новом исполнении явно пришлась по душе. Они сели в золотистую машину Инессы Евгеньевны и поехали к дому Прохора Степановича, по еще пустым улицам города.
   Крупный мальчик сидел на школьном рюкзаке и спал под дверью квартиры своего отца.
   Прохор Степанович нежно поднял мальчика, открыл дверь, ведя сонного сына, следом в берлогу зашла Инесса Евгеньевна.
   Однокомнатная квартира дышала запустеньем, легким налетом пыли. Сына Прохор Степанович положил на диван и вышел к Инессе Евгеньевне.
   – Спит Паша, и просыпаться не хочет, – сказал шепотом Проша.
   – Пусть спит, выспится, все расскажет, матери позвоните, пусть не беспокоится.
   – Да ни за что ей звонить не буду! Еще чего, она позвонила мне и обо всем забыла.
   Пьет она, знаете ли, Инесса Евгеньевна.
   – Трудный случай, так ему лучше у Вас жить, чем с матерью.
   – И я так думаю, вдруг получиться, теперь он большой сам пусть решает с кем жить.
   – Так я пойду, Вы сами справитесь.
   – Останьтесь, простите, но комната одна, посидим на кухне, пока он спит.
   Инесса Евгеньевна прошла на кухню, звенящую пустотой холодильника, пылью на плите и мужской неприкаянностью.
   – Прохор Степанович, из чего здесь можно приготовить? У Вас ничего нет!
   – Я все куплю, как только магазины откроются.
   – Знаете ли, – сказала Инесса Евгеньевна, непроизвольно повторяя словечко Прохора Степановича, – не люблю готовить на чужой кухне. Сегодня воскресенье, жду вас с сыном на поздний завтрак, часам к двенадцати.
   – Будем, непременно придем, если Паша не заартачится.