Страница:
– А может в музей отдать? – робко спросила Ирмина.
– Молчи, женщина, – ответил Гринсгорий Сергеевич, – здесь большие деньги пропадают, а я на них себе квартиру куплю, надоело жить на Малахите, а дядьке тогда эту дачу оставлю.
– Понял, Гринсгорий Сергеевич, на юге у меня есть относительные друзья и их относительные враги, хочу продать мебель Тоньке, эта она меня чуть без гостиницы не оставила, а я кроме гостиниц не в чем не разбираюсь. Тонька, забыл ее отчество, владеет гостиницами, купит она эту мебель!
– Дядя Амгольд, а ты еще и женщинам можешь нравиться? Тогда продай янтарный гарнитур этой самой Тоне.
– Вспомнил, ее мужа Влад зовут.
– Вот и память возвращается к тебе, дядька, а ты сам поедешь к ним или к себе вызовешь покупателей?
– Надо вызвать их сюда. Вспомнил! Как я мог забыть! Ее зовут Антонина!
Амгольд Николаевич позвонил Серафиме, с ней он сохранял служебные отношения, и предложил ей сообщить Антонине о коллекции янтарной мебели.
Серафима затребовала часть денег от продажи, Амгольд согласился. Гринсгорий Сергеевич, на вырученные деньги от продажи янтарной коллекции мебели, купил квартиру в доме Марионы, в соседнем подъезде, тянуло его в этот дом. Он перевозил мебель, в новую квартиру, после непродолжительного ремонта за выездом прежних хозяев.
Я везла коляску с сыном и увидела, как из газели выгружают антикварную мебель, что-то смутно знакомое я в ней улавливала. Маграр не показывал мне дощечки, привезенные из тайги, но я хорошо знала, как выглядит мебель, изготовленная Планктоном Ивановичем и переделанная под антиквариат. Я заметила, что мебель без янтарных камней, зато в ней много резьбы, и весьма качественной. Хозяин мебели, заметив мое внимание к мебели, подошел ко мне, и решил пояснить, что эту мебель он купил в антикварном магазине за большие деньги, но комплект весьма интересный и стоит этих денег.
Я с ним полностью согласилась. Наш разговор наблюдал из-за кустов Маграр, его принесло сюда чувство, прощального взгляда на свои дощечки, превращенные в приличную мебель. Он смотрел на мебель, потом заметил Мариону и подошедшего к ней Гринсгория Сергеевича, он давно не видел Гринсгория, но сразу угадал в нем брата Еврора. Руки у Маграра зачесались в поисках складного ножа, опять к его жене приставал очередной брат! Ножа не было!
Он остался у целительницы в тайге. Недолго думая, Маграр направился в магазин в поисках нового складного ножа. Он его купил! Положил нож в карман и успокоился, потом разволновался: может ли он еще владеть этим ножом, как раньше? Пошел в лесопарк, выбрал ствол дерева, стал метать в него нож. Руки вспомнили, у него все получалось! Он легко попадал в цель. В груди у Маграра было пусто, после возвращения из тайги, у него не было женщины, но вновь появился складной нож…
Гринсгорий Сергеевич, спиной почувствовал взгляд Маграра, оглянулся, но никого не увидел. Он по душам поговорил с детективом Ваней, тот проговорился про след от ножа, в спине Еврора Сергеевича, после его падения с крыши дома. Эти слова запали в его голову.
Гринсгорий Сергеевич верил в рок и в непонятные явления. Он решил узнать, как выглядит пуле защитный жилет вблизи. Вес конструкции его привел в ужас, но он спиной ощущал, что кто-то ведет за ним охоту. Приезжий с Малахита, но местного производства решил расплавить свинец из аккумулятора, сделать плоскую пластину.
Свою задачу он выполнил, нож застревал в пластине, весьма незначительной толщины.
Из двух маек он сделал жилет со свинцовой прослойкой, в области сердца. Одев, защитную, свинцовую майку, Гринсгорий Сергеевич пошел в гости к Марионе.
И надо же было Маграру в этот день вернуться в свою квартиру! Он услышал разговор у дверей Марионы, а, посмотрев в глазок, заметил Гринсгория Сергеевича, но когда тот сделал шаг в квартиру Марионы, Маграр мгновенно открыл свою дверь, и метнул нож в спину Гринсгорию Сергеевичу!
Нож отскочил от спины и со звоном упал на плиту лестничной площадки.
Я вскрикнула.
Гринсгорий Сергеевич посмотрел на нож и на Маграра:
– Это ты убил Еврора? – глядя в глаза Маграра, спросил Гринсгорий Сергеевич.
– Я, – машинально ответил Маграр.
– Ты муж Марионы? От ревности тебя так ведет? Понятно. Что с тобой делать?
– Почему нож отлетел от твоей спины?
– Не скажу, я знал, что ты еще раз попробуешь повторить свой удар. Знаешь, я долгое время жил на Малахите, предлагаю теперь тебе уехать куда подальше и не возвращаться, либо сдам тебя.
– Мне некуда ехать, разве, что в тайгу, где год прожил.
– Езжай в тайгу, но если я тебя здесь увижу – сдам, без слов сдам.
Маграр покинул город.
Серое облако судьбы, выплывающее из темного скопления облаков, медленно поглощало тех, кто пытался мне навредить. Они все исчезали, уезжали, одним словом мне больше не мешали. Я сидела на личном антикварном стуле рядом с малышом, сидящем в высоком стуле для малышей, и кормила его из ложечки. Он ел, открывая живописно свой ротик, немного вымазывался, растворимой кашей, но ел.
Жизнь продолжалась без Маграра, без Еврора Сергеевича, они оба ушли в мое прошлое. Я не жаловалась, просто некому было жаловаться, не у кого было что-либо просить. Я кормила ребенка и думала, а, где находиться белое облако судьбы, которое мне принесет в дом помощника. Кто бы, сомневался, что в дверь позвонят!
Естественно, позвонил в дверь Гринсгорий Сергеевич. Я вытерла рот малышу, взяла его на руки и пошла, открывать дверь.
– Привет, соседка! Гостей не ждешь?
– Всегда жду! С ребенком играть будешь? Других развлечений не предвидится.
– А как с ним играть?
– Ему скоро спать, так, что читай маленькому книжку, он уснет от твоих монотонных и умных звуков.
– Давай, мамочка, книжку, почитаю, если не разучился, я на детском языке давно не читал.
Глава 39
Гринсгорий Сергеевич стал читать детскую книжку, действительно с непонятным привкусом, язык шевелился у него с лишними звуками, но ребенку понравилось, он пытался проговаривать отдельные звуки, маленькие слова, и до меня доносился дуэт двух местных иностранцев.
Я вымыла посуду, приготовила чай для взрослых, сделала бутерброды, поставила их на полминуты в СВЧ печь.
Ребенок, довольный новым чтецом, уснул, а Гринсгорий Сергеевич, довольный, что справился с заданием, пришел на кухню.
– Заданье выполнил, что дальше?
– Садись, ешь, пей, – сказала я и сама села за кухонный стол, оставив более удобное место для гостя.
Он взял теплый бутерброд, горячий чай с лимоном, и вдруг улыбнулся всеми своими, великолепными зубами:
– Мариона, мне нравиться быть с тобой! Тихо и уютно, и словно ничего больше и не надо.
– А больше мне и предложить тебе нечего! От Маграра нет известий. Анна Александровна ко мне практически не приходит, один раз позвонила и все.
Родственников в этом городе у меня нет.
– А как жить будешь? Одна, с ребенком?
– Живу и дальше проживу.
– Нет, это все неправильно, завтра возьмем мальчику велосипед с ручкой для взрослых, и пойдем гулять, вдруг, чего надумаем? А сейчас, спасибо за чай, я, пожалуй, пойду домой, – сказал он и вышел, словно белое облако растаял в тумане вечера.
Я еще раз убрала со стола, с блуждающей улыбкой на губах, без мыслей о будущем, мне очень хотелось спать. Я уснула, спал и малыш.
Гринсгорий Сергеевич пришел домой, посмотрел на свою большую квартиру, с темной, великолепной мебелью, роскошной для него одного. Он лег и стал рассматривать зверей, изображенных на всех выступах мебельного гарнитура, в какой-то момент, ему показалось, что деревянные звери сбились в стадо и поскакали в его сторону, что было дальше, он не увидел, уснул.
Прохладное утро не радовало прогулочной погодой. Темно-серые облака отпугивали мысли о прогулке. Гринсгорий Сергеевич поежился, встал, посмотрел в окно, кусочек неба солнечного дня не обещал. Он прошел по квартире, к которой еще не успел привыкнуть, посмотрел на вырезанных из дерева зверей, и подумал, что напрасно он купил эту мебель.
Звери вызывали смутные чувства в его душе, тревожили ее, видимо, поэтому такую мебель, никогда не выпускали в промышленных вариантах, а он купил. Ему казалось, что все звери смотрят на него и просят кушать, открывают голодные рты, скалят зубы. Он тряхнул головой, чтобы сбросить эту чертовщину, но звери оставались на своих местах, они сидели на шкафах, комоде, на спинках стульев, они лепились по периметру стола. Гринсгорий Сергеевич стал всматриваться в вырезанных из дерева зверей, под его взглядом они становились все реальнее, и даже агрессивнее.
Что же я такое купил? – подумал он, – надо бы продать этот антиквариат чистой воды куда подальше, или вывести его на дачу, туда, где стояла янтарная мебель.
Надо же было в эту мебель вложить деньги, привезенные с Малахита!? Сразу отдал их, а теперь и к женщине пойти не с чем, и еще местный бизнес не развернул. Вот с этого бы и начинал, а то его звери замучили. Ситуация складывалась не для прогулок на пластмассовом велосипеде с ручкой для взрослых. Надо было найти более опытного человека, и Гринсгорий Сергеевич решил поехать к дядьке, Амгольду Николаевичу, тот пока еще жил на даче.
Новая машина Гринсгория Сергеевича довезла его до дачи, за забором слышны были крики и женские ругательства. Он подошел к камере внешнего наблюдения, нажал на кнопку, ворота разошлись в стороны по рельсам, глубоко, вкопанным в землю, он на машине въехал на территорию дачи.
У фонтана стояли Ирмина и Нина. Мать посмотрела, на выходящего из машины, Гринсгория Сергеевича и спросила:
– Завтракать будите? Я его через десять минут принесу в холл, второго этажа, там любит обедать Амгольд Николаевич.
– Хорошо, – сказал Гринсгорий Сергеевич, закрывая машину маленьким пультом управления.
Дядька и племянник вновь сели за стол переговоров. Вопрос шел об антикварной мебели.
– Дядя Амгольд, мне надо избавиться от антиквариата в моем доме! Насколько это возможно без потери, вложенных денег?
– Гринсгорий, зачем купил эту мебель, спрашивать у тебя бесполезно, купил, значит хотелось. Продать дорого трудно, один комплект на юг отправили. Тоня звонила, говорит, народ боится в этих дорогих апартаментах всякой чепухи, чертовщины и прочего.
Первой жительницей этих дорогих комнат, была некая Лиана, так она заплатила за трое суток, а прожила в них минут двадцать, если не меньше. Сама Тоня ничего странного в мебели не находит. Я к чему говорю, она второй комплект не купит.
– Круто, ничего себе! А я вчера смотрел на зверей, да чуть не свихнулся.
– Я так скажу, эта мебель действует на художественные натуры, на тех, кто сам готов выдумать, что угодно. Нужно искать богатых людей без признаков художественности в мыслях. Понял? Ничего ты не понял. Можно мебель продать назад Марионе, она возьмет без слов. Она в этом разбирается, сама дома антиквариат не держит, считает, что у старой мебели есть духи.
– Вот наговорил! Теперь домой не пойду, у тебя останусь на даче, правда, я пообещал Марионе погулять с ней и ее ребенком.
– Не лез бы ты к Марионе, не ровен час, Маграр явиться, худой, тощий и полный сюрпризов.
– Он в меня уже метал нож, да я надел свинцовую майку, нож отскочил.
– А я тебе, что говорю? Так зачем лезешь к его Марионе? Муж у нее парень смекалистый, еще чего выдумает. Отдай мебель в магазин, и зачем купил квартиру в ее доме?
– Достали, опять уеду туда, откуда приехал.
– Я добрый, разрешаю, твою мебель со зверями вернуть в музей этой дачи, возьму бесплатно.
– Вот, действительно добрый дядя! Согласен! Вдруг миражи антиквариата требуют вернуть мебель на место?
– Это ты хорошо подметил, а если предположить, что душа Еврора ходит по своему музею, мебель ищет, а ее нет?
– Чего ты меня пугаешь? Получается, что я ограбил душу Еврора? Своего единственного брата? Чушь, какая-то, а жутко становиться. Поставлю я мебель, для его души, но тогда получается, что на даче, будет жить приведение!
– Куда деваться? Дача выполнена под мини замок, а в замках приведения всегда жили. Он сразу, еще при строительстве этого мини замка, думал о музее!
– Уговорил, привезу своих зверей, взамен янтарной мебели, сниму свой грех перед душой брата Еврора Сергеевича.
Мебель с вырезанными из дерева, зверями, неплохо вписалась в комнаты, предназначенные для янтарного гарнитура, словно бы она там всегда стояла.
Нина, подаренную ей собачку Амгольдом Николаевичем, привезла ему на дачу.
Маленькая собачка обладала звонким лаем, чем очень надоела молодой хозяйке.
Собака лаяла в ответ любой собаке, чей лай доносился до квартиры, где она жила.
Она лаяла на любой хлопок лифта. Она лаяла ночью, если кто просыпался. Иногда лаяла просто так, иногда от возмущения, но всегда звонко и пронзительно. Собачка на даче немного боялась простора, и лаяла от страха, перед большим пространством.
Еще она полюбила скулить и лаять под дверями, где поставили мебель с вырезанными зверями. В остальное время собачка любила стоять рядом с человеком, принимающим пищу. Выпросить кусочек недозволенной пищи – это было ее любимое занятием. Есть собачий горох ей меньше всего хотелось…
Освободив себя от собаки, Нина проколола язык, подвесив на него украшение, чем вызвала натуральный гнев своей мамы Нинели. Мать от возмущения и ругательств заходилась в крике, она долго ругала и кричала на Нину, эти крики и слышал Гринсгорий Сергеевич, подъехав к даче. Результатом прокола языка был домашний арест Нины до начала школьных занятий, мать запретила ей жить у отца Планктона Ивановича, свобода закончилась дачным заточением, и Нина вынуждена была общаться с маленькой, лающей собакой. Девочка первая поняла, что собака у музейных дверей лает наиболее звонко, до боли в ушных перепонках. Она сказала об этом Амгольду Николаевичу, тот в шутку или всерьез, ответил, что за дверями живет настоящее приведение и тревожит чуткую душу собачки.
Нина шутку поняла буквально, она взяла ключи от музейных комнат у матери, и одна без собачки зашла в смежные комнаты, в которых стояла темная мебель. Девочка села на стул, посмотрела на карнизы мебели, украшенные вырезанными из дерева зверями, она вынуждена была запрокинуть голову, и эта голова у нее медленно закружилась.
Она потеряла сознание. Собачка бродила по даче и скулила, она искала свою маленькую хозяйку, и первая обнаружила приоткрытую дверь в музей. Шустрый носик пролез в приоткрытую дверь, вскоре все здание огласилось звонким, счастливым даем собаки, нашедшей свою хозяйку. Острые зубки ухватили джинсы и стали дергать их из стороны в сторону, пытаясь заставить посмотреть на него девочку, но она молчала, тогда собака залаяла так оглушительно, что на ее зов прибежала Ирмина Андреевна. Она увидела лежащую на стуле дочь, закричала в унисон собаке, взяла дочь на руки, откуда, только силы взялись, и вынесла ее из комнаты, но донесла, только до дивана в холле первого этажа.
На шум подошел Амгольд Николаевич.
– Ирмина, что случилось с Ниной?
– Сознание потеряла и в себя не приходит!
– Она таблетки пила?
– Да, она ведь себе язык проколола, неизвестно какой иголкой, я ее заставила вынуть украшение, язык мы продезинфицировали, у нее ангина еще началась, я добавила ей антибиотиков, да еще ее занесло в этот музей!
– Врача вызвать?
– Да не хочется, хотя непонятно почему она потеряла сознание? Я ее нашла из-за лая собаки, в музее, на стуле.
– А снотворные ты ей не давала?
– Антибиотики плюс таблетки от аллергии на эти антибиотики, и больше ничего, от них она сознание никогда не теряла, слабость могла появиться, но не больше, хотя сонливость не исключается.
– Да спит она, проснется, посмотрим, что дальше делать, пусть тут спит, я рядом посижу, книгу почитаю.
– Спасибо, Амгольд, а я пойду, музей закрою, ключи от комнаты Нина так в руке и зажала.
Ирмина вынула из руки дочери ключи и пошла в музейные комнаты, дверь была открыта настежь, она заглянула внутрь комнаты и свалилась на пол… Амгольд сидел рядом с девочкой и о Нинели не беспокоился. Собака дремала рядом с Ниной.
Глава 40
Планктон Иванович, знал, что Нина находится на даче. Его неудержимо потянуло к Марионе. Он пошел пешком к ее дому. У соседнего подъезда разгружали из машины новую мебель, а на скамейке детской площадке, с ручкой детской коляски в руках, сидела Анна Александровна. Он сел рядом с ней.
– Привет Анна, кто это у вас мебель новую привез?
– Брат Еврора Сергеевича, Гринсгорий Сергеевич, отвез наш антиквариат на дачу, а сам купил новую мебель.
– Значит антикварная мебель со зверями на даче?
– А, что в этом удивительного?
– Ничего удивительного, мебель я сам делал, она без мистики, но в нее вделали пластины с вырезанными зверями. Эти деревянные пластины из тайги привез твой Маграр, сделаны они мастерски, но в них есть нечто нетривиальное, присущее старой антикварной мебели, в них есть мистический дух, я сам на себе испытал, когда смотрел этот законченный комплект. Мужик я крепкий, но мне здорово повело голову! Я теперь боюсь за своих женщин, мне тревожно стало. Анна, смотри на этого Гринсгория, а я поехал на дачу. Тьфу, пока дождусь рейсового автобуса!
Слушай, отвези меня на своей машине на дачу Амгольда!
– Планктон Иванович, ты в лице изменился! Конечно, я отвезу тебя, держи коляску, сознание сам не потеряй, сейчас схожу за ключами и подъеду на машине.
Амгольд услышал гудки машины у ворот дачи, но никто ворота не открывал. Он сам встал, посмотрел на спящую девочку, и пошел к пульту управления у входа в здание, увидев лицо Анны Александровны и Планктона Ивановича в сером экране, открыл ворота. Они проехали на территорию дачи. Он вышел к ним навстречу:
– Чем, я обязан вашему приезду?
– Амгольд Николаевич, Планктон Иванович о своих женщинах беспокоится! – ответила Анна Александровна.
– И правильно, Нина потеряла сознание в музее и спит, а Ирмина где-то затихла, даже вам ворота не открыла.
– Где они? – хрипло спросил Планктон Иванович.
– Идемте со мной, – ответил Амгольд Николаевич и повел гостя за собой.
Нина спала на диване в холле, собачка открыла глаза, приглушенно гавкнула и вновь легла рядом с Ниной.
– А Ирмина где?
– Она взяла у дочери ключи от музея, и больше, я ее не видел.
– Пошли в музей.
В дверях музея лежала Ирмина.
Планктон Иванович поднял ее на руки, как пушинку, и резко закрыл дверь в музей:
– Амгольд, не ходи туда, не знаю почему, но дверь эту не открывайте!
– А вдруг там кто есть?
– Думаю, нет. Вас много было на даче людей? Трое? Я всех видел. Твоего племянника видел полчаса назад, он новую мебель привез, Анна стоит внизу у фонтана с ребенком, больше здесь быть никого не должно. Ладно, куда Ирмина нести?
– Неси в холл к Нине, там два дивана стоят, там флюиды хорошие.
– Флюиды – это важно.
Он положил ее на второй диван, посмотрел на ее лицо, лицо выражало остановившийся ужас, но она дышала, а вот лицо замерло в маске страха.
– Планктон Иванович, что ж ты такую страшную мебель делаешь? – спросил в сердцах Амгольд Николаевич.
– Амгольд, я делаю нормальную мебель, без фокусов, но моей мебели делают прививки антиквариатом, и результат выходит за рамки моего понимания.
– Может нам закрыть дачу, да по домам разъехаться? Сентябрь скоро.
– Это хороший вариант, – ответил Планктон Иванович, – но Нинели и Нине надо проснуться, и рассказать нам, что с ними в музее произошло.
– А если им вспоминать не захочется? Давай Анну Александровну с ними оставим, а сами в музей пойдем, посмотрим, что там, – предложил Амгольд.
– Так, ты лучше ответь, у тебя на даче приведения есть? – спросил Планктон Иванович.
– Ты, знаешь, мы об этом недавно говорили с Гринсгорием Сергеевичем и пришли к выводу, что душа Еврора Сергеевича вполне может быть приведением музея.
– Так, зачем мы туда пойдем? Пусть там Еврор Сергеевич и обитает, он сам себе музей – мавзолей строил.
– Планктон Иванович, мы продали янтарный комплект на юг, а в музее стоит комплект со зверями.
– Вон, оно что! Я об этом что-то знаю, но целиком мысль в голове не держал, этот ваш музейный обмен, он ведь мог душе Еврора Сергеевича не понравиться! Его убил Маграр, этих зверей привез Маграр!
– Так, что, говоришь, Маграр убил Еврора? А говорили Еврор Сергеевич самоубийца, сам спрыгнул с крыши, так мне и Гринсгорий Сергеевич говорил, добавив, что он был лунатиком.
– Сорвалось с языка, я не знал, что вы этого не знали!
– Планктон Иванович, а ты откуда это знал?
– Честно? Да я сам скинул Еврора Сергеевича с крыши, но он уже был мертв, – сказал Планктон Иванович и протянул, – ну, кто меня за язык тянет это говорить?
– С кем я рядом сижу?! – завопил Амгольд Николаевич.
– С кем? С мужем своей любовницы! Чем ты не доволен? У меня выхода не было.
Пришлось выручить Мариону, к ней ворвался в квартиру Еврор Сергеевич, а ее муж, Маграр и запустил нож от ревности в его спину. Все мы тут одни миром мазаны.
– Да, лучше не копать, – протянул Амгольд другим тоном.
– Так и я о том же! В этом музее дух Еврора Сергеевича бродит. Перебродит – станет тише, зайдем в музей, но не сегодня.
– Страх – то, какой! Нет, дамы проснуться – поедем домой!
– Я схожу за нашатырным спиртом, должен он быть в аптечке в машине, да все и уедем отсюда.
Вскоре все покинули дачу, Нина свою собачку себе забрала, домой.
Амгольд Николаевич, вернувшись в город, навестил директора антикварного магазина, он решил сказать ей о мистичности мебели, которую она продает.
Я спросила:
– Амгольд Николаевич, родной мой покупатель! Что ли мы с тобой не знакомы? Чем ты не доволен, скажи.
– А чего говорить, вся твоя мебель с мистическим уклоном получается.
– Так, за этот довесок надо бы цену поднимать, мебель настоящая, антикварная!
– Настоящая мебель, говоришь? А человек посмотрит и в обморок падает!
– Знаешь, что господин хороший, не нужна мебель, вези назад – куплю.
– Не могу, последний комплект со зверями облюбован духом Еврора Сергеевича и не подпускает никого в комнату.
– Вот это да! Вот это дощечки из тайги!
– Чему радуетесь, не пойму?
– Уникальности изделия.
– Лучше бы обычную мебель продавали! – сказал Амгольд Николаевич и покинул офис.
Я задумалась, значит, получилась антикварная мебель, а младший Селедкин настоящий, потомственный мастер! Я вызвала Шурика Селедкина и вручила ему премию, внушительного размера.
У того глаза округлились, а я сказала одно слово:
– Заслужил!
Шурик ушел, а я подумала о том, что пора бы новую диковинку выдумать на свою голову и на голову покупателя. Я вызвала Планктона Ивановича, тот явился хмурый, страшный, а я ему – премию. Он расплылся в улыбке.
– Планктон, говоришь, здорово у нас получилось с мебелью со зверями? Я поняла, что произошло на даче, здесь Амгольд был. Новую мебель надо делать!
– А кого пугать будем?
– Конкретный вопрос, лучше бы спросил, что делать и из чего? Делай базовый комплект.
– Чем украсишь?
– Не знаю, пока не знаю. Знаю! Свободен!
– Страшная вы женщина, хотите добыть новую рассаду для мистики?
– Самой мне не хочется добывать, я ленивая трусиха, кого бы послать добыть то, не зная что? А я знаю кого, все, спасибо.
Я основательно задумалась, и подумала, что это под силу Маграру и Родьке, но Маграр уехал и молчит, это значит, что у него все в порядке.
Я позвонила Родьке:
– Родион, привет, родной, зайди за зарплатой, тебе причитается.
Он нутром почувствовал, что Мариона что-то замышляет, но пришел, взял деньги, посмотрел на директора, она не заставила себя долго ждать и предложила:
– Есть дело на юге, место уточнишь у Амгольда Николаевича, твоя задача найти рассаду для мистики для нового комплекта мебели. Родя, дело серьезное, вот тебе деньги на дорогу, адрес уточнишь. Все, – и она отвернулась от Родьки, словно его и не было.
Он не обиделся, пошел выполнять задание, шурша новыми деньгами, и довольно улыбаясь.
Глава 41
Маграр выехал из города, но в тайгу не поехал, он уже знал способы проверки его отъезда, поэтому честно купил билет на поезд, уезжающий в тайгу. А сам на попутной машине проехал остановку поезда в южном направлении, потом купил билет, на проходящий поезд и уехал в южный город, на берег моря. Но до города он доехал не сразу, а сошел на большом железнодорожном узле, сел на автобус, потом на попутной машине, проехал до павлиньего заповедника, купил там три пера павлина, приехал в маленький город на берегу моря.
Он поселился у старенькой хозяйки Лидии Ивановны. Сентябрь вдали от шума городского и бичевания собственной совести был в его распоряжении. Он ходил по маленькому городу, купался в прохладном море. Не зверь Маграр, но от ревности его сильно вело, вот и довело до берега моря. А, что ему здесь делать? Сентябрь, первая его половина, народ есть, но уже не тесно на пляже, в столовой. Сотовый телефон он свой выбросил, а новый и покупать не стал, разговаривать ему не с кем.
Скучно, жуть, да и денег немного на веселье, большую часть отдал Марионе, а к ней опять полез второй брат! Зачем он ей деньги отдал? Обошлась бы, а ему здесь на что жить? Он посмотрел на наличие документов: паспорт, диплом, находились у него. А, что он может делать? Он обычный, безработный инженер, на пляже такие люди, как он не нужны. Пойти моряком? Но он не плавал, и море не чувствовал, проще говоря, не понимал. Он дошел до маяка, но маяк был огорожен забором, и рядом с ним ходили люди в военной форме. Тогда Маграр решил зайти в санаторий и устроиться сантехником на худой конец. Он прошел к директору санатория, тот зевал от полноты чувств или их полного отсутствия.
– Молчи, женщина, – ответил Гринсгорий Сергеевич, – здесь большие деньги пропадают, а я на них себе квартиру куплю, надоело жить на Малахите, а дядьке тогда эту дачу оставлю.
– Понял, Гринсгорий Сергеевич, на юге у меня есть относительные друзья и их относительные враги, хочу продать мебель Тоньке, эта она меня чуть без гостиницы не оставила, а я кроме гостиниц не в чем не разбираюсь. Тонька, забыл ее отчество, владеет гостиницами, купит она эту мебель!
– Дядя Амгольд, а ты еще и женщинам можешь нравиться? Тогда продай янтарный гарнитур этой самой Тоне.
– Вспомнил, ее мужа Влад зовут.
– Вот и память возвращается к тебе, дядька, а ты сам поедешь к ним или к себе вызовешь покупателей?
– Надо вызвать их сюда. Вспомнил! Как я мог забыть! Ее зовут Антонина!
Амгольд Николаевич позвонил Серафиме, с ней он сохранял служебные отношения, и предложил ей сообщить Антонине о коллекции янтарной мебели.
Серафима затребовала часть денег от продажи, Амгольд согласился. Гринсгорий Сергеевич, на вырученные деньги от продажи янтарной коллекции мебели, купил квартиру в доме Марионы, в соседнем подъезде, тянуло его в этот дом. Он перевозил мебель, в новую квартиру, после непродолжительного ремонта за выездом прежних хозяев.
Я везла коляску с сыном и увидела, как из газели выгружают антикварную мебель, что-то смутно знакомое я в ней улавливала. Маграр не показывал мне дощечки, привезенные из тайги, но я хорошо знала, как выглядит мебель, изготовленная Планктоном Ивановичем и переделанная под антиквариат. Я заметила, что мебель без янтарных камней, зато в ней много резьбы, и весьма качественной. Хозяин мебели, заметив мое внимание к мебели, подошел ко мне, и решил пояснить, что эту мебель он купил в антикварном магазине за большие деньги, но комплект весьма интересный и стоит этих денег.
Я с ним полностью согласилась. Наш разговор наблюдал из-за кустов Маграр, его принесло сюда чувство, прощального взгляда на свои дощечки, превращенные в приличную мебель. Он смотрел на мебель, потом заметил Мариону и подошедшего к ней Гринсгория Сергеевича, он давно не видел Гринсгория, но сразу угадал в нем брата Еврора. Руки у Маграра зачесались в поисках складного ножа, опять к его жене приставал очередной брат! Ножа не было!
Он остался у целительницы в тайге. Недолго думая, Маграр направился в магазин в поисках нового складного ножа. Он его купил! Положил нож в карман и успокоился, потом разволновался: может ли он еще владеть этим ножом, как раньше? Пошел в лесопарк, выбрал ствол дерева, стал метать в него нож. Руки вспомнили, у него все получалось! Он легко попадал в цель. В груди у Маграра было пусто, после возвращения из тайги, у него не было женщины, но вновь появился складной нож…
Гринсгорий Сергеевич, спиной почувствовал взгляд Маграра, оглянулся, но никого не увидел. Он по душам поговорил с детективом Ваней, тот проговорился про след от ножа, в спине Еврора Сергеевича, после его падения с крыши дома. Эти слова запали в его голову.
Гринсгорий Сергеевич верил в рок и в непонятные явления. Он решил узнать, как выглядит пуле защитный жилет вблизи. Вес конструкции его привел в ужас, но он спиной ощущал, что кто-то ведет за ним охоту. Приезжий с Малахита, но местного производства решил расплавить свинец из аккумулятора, сделать плоскую пластину.
Свою задачу он выполнил, нож застревал в пластине, весьма незначительной толщины.
Из двух маек он сделал жилет со свинцовой прослойкой, в области сердца. Одев, защитную, свинцовую майку, Гринсгорий Сергеевич пошел в гости к Марионе.
И надо же было Маграру в этот день вернуться в свою квартиру! Он услышал разговор у дверей Марионы, а, посмотрев в глазок, заметил Гринсгория Сергеевича, но когда тот сделал шаг в квартиру Марионы, Маграр мгновенно открыл свою дверь, и метнул нож в спину Гринсгорию Сергеевичу!
Нож отскочил от спины и со звоном упал на плиту лестничной площадки.
Я вскрикнула.
Гринсгорий Сергеевич посмотрел на нож и на Маграра:
– Это ты убил Еврора? – глядя в глаза Маграра, спросил Гринсгорий Сергеевич.
– Я, – машинально ответил Маграр.
– Ты муж Марионы? От ревности тебя так ведет? Понятно. Что с тобой делать?
– Почему нож отлетел от твоей спины?
– Не скажу, я знал, что ты еще раз попробуешь повторить свой удар. Знаешь, я долгое время жил на Малахите, предлагаю теперь тебе уехать куда подальше и не возвращаться, либо сдам тебя.
– Мне некуда ехать, разве, что в тайгу, где год прожил.
– Езжай в тайгу, но если я тебя здесь увижу – сдам, без слов сдам.
Маграр покинул город.
Серое облако судьбы, выплывающее из темного скопления облаков, медленно поглощало тех, кто пытался мне навредить. Они все исчезали, уезжали, одним словом мне больше не мешали. Я сидела на личном антикварном стуле рядом с малышом, сидящем в высоком стуле для малышей, и кормила его из ложечки. Он ел, открывая живописно свой ротик, немного вымазывался, растворимой кашей, но ел.
Жизнь продолжалась без Маграра, без Еврора Сергеевича, они оба ушли в мое прошлое. Я не жаловалась, просто некому было жаловаться, не у кого было что-либо просить. Я кормила ребенка и думала, а, где находиться белое облако судьбы, которое мне принесет в дом помощника. Кто бы, сомневался, что в дверь позвонят!
Естественно, позвонил в дверь Гринсгорий Сергеевич. Я вытерла рот малышу, взяла его на руки и пошла, открывать дверь.
– Привет, соседка! Гостей не ждешь?
– Всегда жду! С ребенком играть будешь? Других развлечений не предвидится.
– А как с ним играть?
– Ему скоро спать, так, что читай маленькому книжку, он уснет от твоих монотонных и умных звуков.
– Давай, мамочка, книжку, почитаю, если не разучился, я на детском языке давно не читал.
Глава 39
Гринсгорий Сергеевич стал читать детскую книжку, действительно с непонятным привкусом, язык шевелился у него с лишними звуками, но ребенку понравилось, он пытался проговаривать отдельные звуки, маленькие слова, и до меня доносился дуэт двух местных иностранцев.
Я вымыла посуду, приготовила чай для взрослых, сделала бутерброды, поставила их на полминуты в СВЧ печь.
Ребенок, довольный новым чтецом, уснул, а Гринсгорий Сергеевич, довольный, что справился с заданием, пришел на кухню.
– Заданье выполнил, что дальше?
– Садись, ешь, пей, – сказала я и сама села за кухонный стол, оставив более удобное место для гостя.
Он взял теплый бутерброд, горячий чай с лимоном, и вдруг улыбнулся всеми своими, великолепными зубами:
– Мариона, мне нравиться быть с тобой! Тихо и уютно, и словно ничего больше и не надо.
– А больше мне и предложить тебе нечего! От Маграра нет известий. Анна Александровна ко мне практически не приходит, один раз позвонила и все.
Родственников в этом городе у меня нет.
– А как жить будешь? Одна, с ребенком?
– Живу и дальше проживу.
– Нет, это все неправильно, завтра возьмем мальчику велосипед с ручкой для взрослых, и пойдем гулять, вдруг, чего надумаем? А сейчас, спасибо за чай, я, пожалуй, пойду домой, – сказал он и вышел, словно белое облако растаял в тумане вечера.
Я еще раз убрала со стола, с блуждающей улыбкой на губах, без мыслей о будущем, мне очень хотелось спать. Я уснула, спал и малыш.
Гринсгорий Сергеевич пришел домой, посмотрел на свою большую квартиру, с темной, великолепной мебелью, роскошной для него одного. Он лег и стал рассматривать зверей, изображенных на всех выступах мебельного гарнитура, в какой-то момент, ему показалось, что деревянные звери сбились в стадо и поскакали в его сторону, что было дальше, он не увидел, уснул.
Прохладное утро не радовало прогулочной погодой. Темно-серые облака отпугивали мысли о прогулке. Гринсгорий Сергеевич поежился, встал, посмотрел в окно, кусочек неба солнечного дня не обещал. Он прошел по квартире, к которой еще не успел привыкнуть, посмотрел на вырезанных из дерева зверей, и подумал, что напрасно он купил эту мебель.
Звери вызывали смутные чувства в его душе, тревожили ее, видимо, поэтому такую мебель, никогда не выпускали в промышленных вариантах, а он купил. Ему казалось, что все звери смотрят на него и просят кушать, открывают голодные рты, скалят зубы. Он тряхнул головой, чтобы сбросить эту чертовщину, но звери оставались на своих местах, они сидели на шкафах, комоде, на спинках стульев, они лепились по периметру стола. Гринсгорий Сергеевич стал всматриваться в вырезанных из дерева зверей, под его взглядом они становились все реальнее, и даже агрессивнее.
Что же я такое купил? – подумал он, – надо бы продать этот антиквариат чистой воды куда подальше, или вывести его на дачу, туда, где стояла янтарная мебель.
Надо же было в эту мебель вложить деньги, привезенные с Малахита!? Сразу отдал их, а теперь и к женщине пойти не с чем, и еще местный бизнес не развернул. Вот с этого бы и начинал, а то его звери замучили. Ситуация складывалась не для прогулок на пластмассовом велосипеде с ручкой для взрослых. Надо было найти более опытного человека, и Гринсгорий Сергеевич решил поехать к дядьке, Амгольду Николаевичу, тот пока еще жил на даче.
Новая машина Гринсгория Сергеевича довезла его до дачи, за забором слышны были крики и женские ругательства. Он подошел к камере внешнего наблюдения, нажал на кнопку, ворота разошлись в стороны по рельсам, глубоко, вкопанным в землю, он на машине въехал на территорию дачи.
У фонтана стояли Ирмина и Нина. Мать посмотрела, на выходящего из машины, Гринсгория Сергеевича и спросила:
– Завтракать будите? Я его через десять минут принесу в холл, второго этажа, там любит обедать Амгольд Николаевич.
– Хорошо, – сказал Гринсгорий Сергеевич, закрывая машину маленьким пультом управления.
Дядька и племянник вновь сели за стол переговоров. Вопрос шел об антикварной мебели.
– Дядя Амгольд, мне надо избавиться от антиквариата в моем доме! Насколько это возможно без потери, вложенных денег?
– Гринсгорий, зачем купил эту мебель, спрашивать у тебя бесполезно, купил, значит хотелось. Продать дорого трудно, один комплект на юг отправили. Тоня звонила, говорит, народ боится в этих дорогих апартаментах всякой чепухи, чертовщины и прочего.
Первой жительницей этих дорогих комнат, была некая Лиана, так она заплатила за трое суток, а прожила в них минут двадцать, если не меньше. Сама Тоня ничего странного в мебели не находит. Я к чему говорю, она второй комплект не купит.
– Круто, ничего себе! А я вчера смотрел на зверей, да чуть не свихнулся.
– Я так скажу, эта мебель действует на художественные натуры, на тех, кто сам готов выдумать, что угодно. Нужно искать богатых людей без признаков художественности в мыслях. Понял? Ничего ты не понял. Можно мебель продать назад Марионе, она возьмет без слов. Она в этом разбирается, сама дома антиквариат не держит, считает, что у старой мебели есть духи.
– Вот наговорил! Теперь домой не пойду, у тебя останусь на даче, правда, я пообещал Марионе погулять с ней и ее ребенком.
– Не лез бы ты к Марионе, не ровен час, Маграр явиться, худой, тощий и полный сюрпризов.
– Он в меня уже метал нож, да я надел свинцовую майку, нож отскочил.
– А я тебе, что говорю? Так зачем лезешь к его Марионе? Муж у нее парень смекалистый, еще чего выдумает. Отдай мебель в магазин, и зачем купил квартиру в ее доме?
– Достали, опять уеду туда, откуда приехал.
– Я добрый, разрешаю, твою мебель со зверями вернуть в музей этой дачи, возьму бесплатно.
– Вот, действительно добрый дядя! Согласен! Вдруг миражи антиквариата требуют вернуть мебель на место?
– Это ты хорошо подметил, а если предположить, что душа Еврора ходит по своему музею, мебель ищет, а ее нет?
– Чего ты меня пугаешь? Получается, что я ограбил душу Еврора? Своего единственного брата? Чушь, какая-то, а жутко становиться. Поставлю я мебель, для его души, но тогда получается, что на даче, будет жить приведение!
– Куда деваться? Дача выполнена под мини замок, а в замках приведения всегда жили. Он сразу, еще при строительстве этого мини замка, думал о музее!
– Уговорил, привезу своих зверей, взамен янтарной мебели, сниму свой грех перед душой брата Еврора Сергеевича.
Мебель с вырезанными из дерева, зверями, неплохо вписалась в комнаты, предназначенные для янтарного гарнитура, словно бы она там всегда стояла.
Нина, подаренную ей собачку Амгольдом Николаевичем, привезла ему на дачу.
Маленькая собачка обладала звонким лаем, чем очень надоела молодой хозяйке.
Собака лаяла в ответ любой собаке, чей лай доносился до квартиры, где она жила.
Она лаяла на любой хлопок лифта. Она лаяла ночью, если кто просыпался. Иногда лаяла просто так, иногда от возмущения, но всегда звонко и пронзительно. Собачка на даче немного боялась простора, и лаяла от страха, перед большим пространством.
Еще она полюбила скулить и лаять под дверями, где поставили мебель с вырезанными зверями. В остальное время собачка любила стоять рядом с человеком, принимающим пищу. Выпросить кусочек недозволенной пищи – это было ее любимое занятием. Есть собачий горох ей меньше всего хотелось…
Освободив себя от собаки, Нина проколола язык, подвесив на него украшение, чем вызвала натуральный гнев своей мамы Нинели. Мать от возмущения и ругательств заходилась в крике, она долго ругала и кричала на Нину, эти крики и слышал Гринсгорий Сергеевич, подъехав к даче. Результатом прокола языка был домашний арест Нины до начала школьных занятий, мать запретила ей жить у отца Планктона Ивановича, свобода закончилась дачным заточением, и Нина вынуждена была общаться с маленькой, лающей собакой. Девочка первая поняла, что собака у музейных дверей лает наиболее звонко, до боли в ушных перепонках. Она сказала об этом Амгольду Николаевичу, тот в шутку или всерьез, ответил, что за дверями живет настоящее приведение и тревожит чуткую душу собачки.
Нина шутку поняла буквально, она взяла ключи от музейных комнат у матери, и одна без собачки зашла в смежные комнаты, в которых стояла темная мебель. Девочка села на стул, посмотрела на карнизы мебели, украшенные вырезанными из дерева зверями, она вынуждена была запрокинуть голову, и эта голова у нее медленно закружилась.
Она потеряла сознание. Собачка бродила по даче и скулила, она искала свою маленькую хозяйку, и первая обнаружила приоткрытую дверь в музей. Шустрый носик пролез в приоткрытую дверь, вскоре все здание огласилось звонким, счастливым даем собаки, нашедшей свою хозяйку. Острые зубки ухватили джинсы и стали дергать их из стороны в сторону, пытаясь заставить посмотреть на него девочку, но она молчала, тогда собака залаяла так оглушительно, что на ее зов прибежала Ирмина Андреевна. Она увидела лежащую на стуле дочь, закричала в унисон собаке, взяла дочь на руки, откуда, только силы взялись, и вынесла ее из комнаты, но донесла, только до дивана в холле первого этажа.
На шум подошел Амгольд Николаевич.
– Ирмина, что случилось с Ниной?
– Сознание потеряла и в себя не приходит!
– Она таблетки пила?
– Да, она ведь себе язык проколола, неизвестно какой иголкой, я ее заставила вынуть украшение, язык мы продезинфицировали, у нее ангина еще началась, я добавила ей антибиотиков, да еще ее занесло в этот музей!
– Врача вызвать?
– Да не хочется, хотя непонятно почему она потеряла сознание? Я ее нашла из-за лая собаки, в музее, на стуле.
– А снотворные ты ей не давала?
– Антибиотики плюс таблетки от аллергии на эти антибиотики, и больше ничего, от них она сознание никогда не теряла, слабость могла появиться, но не больше, хотя сонливость не исключается.
– Да спит она, проснется, посмотрим, что дальше делать, пусть тут спит, я рядом посижу, книгу почитаю.
– Спасибо, Амгольд, а я пойду, музей закрою, ключи от комнаты Нина так в руке и зажала.
Ирмина вынула из руки дочери ключи и пошла в музейные комнаты, дверь была открыта настежь, она заглянула внутрь комнаты и свалилась на пол… Амгольд сидел рядом с девочкой и о Нинели не беспокоился. Собака дремала рядом с Ниной.
Глава 40
Планктон Иванович, знал, что Нина находится на даче. Его неудержимо потянуло к Марионе. Он пошел пешком к ее дому. У соседнего подъезда разгружали из машины новую мебель, а на скамейке детской площадке, с ручкой детской коляски в руках, сидела Анна Александровна. Он сел рядом с ней.
– Привет Анна, кто это у вас мебель новую привез?
– Брат Еврора Сергеевича, Гринсгорий Сергеевич, отвез наш антиквариат на дачу, а сам купил новую мебель.
– Значит антикварная мебель со зверями на даче?
– А, что в этом удивительного?
– Ничего удивительного, мебель я сам делал, она без мистики, но в нее вделали пластины с вырезанными зверями. Эти деревянные пластины из тайги привез твой Маграр, сделаны они мастерски, но в них есть нечто нетривиальное, присущее старой антикварной мебели, в них есть мистический дух, я сам на себе испытал, когда смотрел этот законченный комплект. Мужик я крепкий, но мне здорово повело голову! Я теперь боюсь за своих женщин, мне тревожно стало. Анна, смотри на этого Гринсгория, а я поехал на дачу. Тьфу, пока дождусь рейсового автобуса!
Слушай, отвези меня на своей машине на дачу Амгольда!
– Планктон Иванович, ты в лице изменился! Конечно, я отвезу тебя, держи коляску, сознание сам не потеряй, сейчас схожу за ключами и подъеду на машине.
Амгольд услышал гудки машины у ворот дачи, но никто ворота не открывал. Он сам встал, посмотрел на спящую девочку, и пошел к пульту управления у входа в здание, увидев лицо Анны Александровны и Планктона Ивановича в сером экране, открыл ворота. Они проехали на территорию дачи. Он вышел к ним навстречу:
– Чем, я обязан вашему приезду?
– Амгольд Николаевич, Планктон Иванович о своих женщинах беспокоится! – ответила Анна Александровна.
– И правильно, Нина потеряла сознание в музее и спит, а Ирмина где-то затихла, даже вам ворота не открыла.
– Где они? – хрипло спросил Планктон Иванович.
– Идемте со мной, – ответил Амгольд Николаевич и повел гостя за собой.
Нина спала на диване в холле, собачка открыла глаза, приглушенно гавкнула и вновь легла рядом с Ниной.
– А Ирмина где?
– Она взяла у дочери ключи от музея, и больше, я ее не видел.
– Пошли в музей.
В дверях музея лежала Ирмина.
Планктон Иванович поднял ее на руки, как пушинку, и резко закрыл дверь в музей:
– Амгольд, не ходи туда, не знаю почему, но дверь эту не открывайте!
– А вдруг там кто есть?
– Думаю, нет. Вас много было на даче людей? Трое? Я всех видел. Твоего племянника видел полчаса назад, он новую мебель привез, Анна стоит внизу у фонтана с ребенком, больше здесь быть никого не должно. Ладно, куда Ирмина нести?
– Неси в холл к Нине, там два дивана стоят, там флюиды хорошие.
– Флюиды – это важно.
Он положил ее на второй диван, посмотрел на ее лицо, лицо выражало остановившийся ужас, но она дышала, а вот лицо замерло в маске страха.
– Планктон Иванович, что ж ты такую страшную мебель делаешь? – спросил в сердцах Амгольд Николаевич.
– Амгольд, я делаю нормальную мебель, без фокусов, но моей мебели делают прививки антиквариатом, и результат выходит за рамки моего понимания.
– Может нам закрыть дачу, да по домам разъехаться? Сентябрь скоро.
– Это хороший вариант, – ответил Планктон Иванович, – но Нинели и Нине надо проснуться, и рассказать нам, что с ними в музее произошло.
– А если им вспоминать не захочется? Давай Анну Александровну с ними оставим, а сами в музей пойдем, посмотрим, что там, – предложил Амгольд.
– Так, ты лучше ответь, у тебя на даче приведения есть? – спросил Планктон Иванович.
– Ты, знаешь, мы об этом недавно говорили с Гринсгорием Сергеевичем и пришли к выводу, что душа Еврора Сергеевича вполне может быть приведением музея.
– Так, зачем мы туда пойдем? Пусть там Еврор Сергеевич и обитает, он сам себе музей – мавзолей строил.
– Планктон Иванович, мы продали янтарный комплект на юг, а в музее стоит комплект со зверями.
– Вон, оно что! Я об этом что-то знаю, но целиком мысль в голове не держал, этот ваш музейный обмен, он ведь мог душе Еврора Сергеевича не понравиться! Его убил Маграр, этих зверей привез Маграр!
– Так, что, говоришь, Маграр убил Еврора? А говорили Еврор Сергеевич самоубийца, сам спрыгнул с крыши, так мне и Гринсгорий Сергеевич говорил, добавив, что он был лунатиком.
– Сорвалось с языка, я не знал, что вы этого не знали!
– Планктон Иванович, а ты откуда это знал?
– Честно? Да я сам скинул Еврора Сергеевича с крыши, но он уже был мертв, – сказал Планктон Иванович и протянул, – ну, кто меня за язык тянет это говорить?
– С кем я рядом сижу?! – завопил Амгольд Николаевич.
– С кем? С мужем своей любовницы! Чем ты не доволен? У меня выхода не было.
Пришлось выручить Мариону, к ней ворвался в квартиру Еврор Сергеевич, а ее муж, Маграр и запустил нож от ревности в его спину. Все мы тут одни миром мазаны.
– Да, лучше не копать, – протянул Амгольд другим тоном.
– Так и я о том же! В этом музее дух Еврора Сергеевича бродит. Перебродит – станет тише, зайдем в музей, но не сегодня.
– Страх – то, какой! Нет, дамы проснуться – поедем домой!
– Я схожу за нашатырным спиртом, должен он быть в аптечке в машине, да все и уедем отсюда.
Вскоре все покинули дачу, Нина свою собачку себе забрала, домой.
Амгольд Николаевич, вернувшись в город, навестил директора антикварного магазина, он решил сказать ей о мистичности мебели, которую она продает.
Я спросила:
– Амгольд Николаевич, родной мой покупатель! Что ли мы с тобой не знакомы? Чем ты не доволен, скажи.
– А чего говорить, вся твоя мебель с мистическим уклоном получается.
– Так, за этот довесок надо бы цену поднимать, мебель настоящая, антикварная!
– Настоящая мебель, говоришь? А человек посмотрит и в обморок падает!
– Знаешь, что господин хороший, не нужна мебель, вези назад – куплю.
– Не могу, последний комплект со зверями облюбован духом Еврора Сергеевича и не подпускает никого в комнату.
– Вот это да! Вот это дощечки из тайги!
– Чему радуетесь, не пойму?
– Уникальности изделия.
– Лучше бы обычную мебель продавали! – сказал Амгольд Николаевич и покинул офис.
Я задумалась, значит, получилась антикварная мебель, а младший Селедкин настоящий, потомственный мастер! Я вызвала Шурика Селедкина и вручила ему премию, внушительного размера.
У того глаза округлились, а я сказала одно слово:
– Заслужил!
Шурик ушел, а я подумала о том, что пора бы новую диковинку выдумать на свою голову и на голову покупателя. Я вызвала Планктона Ивановича, тот явился хмурый, страшный, а я ему – премию. Он расплылся в улыбке.
– Планктон, говоришь, здорово у нас получилось с мебелью со зверями? Я поняла, что произошло на даче, здесь Амгольд был. Новую мебель надо делать!
– А кого пугать будем?
– Конкретный вопрос, лучше бы спросил, что делать и из чего? Делай базовый комплект.
– Чем украсишь?
– Не знаю, пока не знаю. Знаю! Свободен!
– Страшная вы женщина, хотите добыть новую рассаду для мистики?
– Самой мне не хочется добывать, я ленивая трусиха, кого бы послать добыть то, не зная что? А я знаю кого, все, спасибо.
Я основательно задумалась, и подумала, что это под силу Маграру и Родьке, но Маграр уехал и молчит, это значит, что у него все в порядке.
Я позвонила Родьке:
– Родион, привет, родной, зайди за зарплатой, тебе причитается.
Он нутром почувствовал, что Мариона что-то замышляет, но пришел, взял деньги, посмотрел на директора, она не заставила себя долго ждать и предложила:
– Есть дело на юге, место уточнишь у Амгольда Николаевича, твоя задача найти рассаду для мистики для нового комплекта мебели. Родя, дело серьезное, вот тебе деньги на дорогу, адрес уточнишь. Все, – и она отвернулась от Родьки, словно его и не было.
Он не обиделся, пошел выполнять задание, шурша новыми деньгами, и довольно улыбаясь.
Глава 41
Маграр выехал из города, но в тайгу не поехал, он уже знал способы проверки его отъезда, поэтому честно купил билет на поезд, уезжающий в тайгу. А сам на попутной машине проехал остановку поезда в южном направлении, потом купил билет, на проходящий поезд и уехал в южный город, на берег моря. Но до города он доехал не сразу, а сошел на большом железнодорожном узле, сел на автобус, потом на попутной машине, проехал до павлиньего заповедника, купил там три пера павлина, приехал в маленький город на берегу моря.
Он поселился у старенькой хозяйки Лидии Ивановны. Сентябрь вдали от шума городского и бичевания собственной совести был в его распоряжении. Он ходил по маленькому городу, купался в прохладном море. Не зверь Маграр, но от ревности его сильно вело, вот и довело до берега моря. А, что ему здесь делать? Сентябрь, первая его половина, народ есть, но уже не тесно на пляже, в столовой. Сотовый телефон он свой выбросил, а новый и покупать не стал, разговаривать ему не с кем.
Скучно, жуть, да и денег немного на веселье, большую часть отдал Марионе, а к ней опять полез второй брат! Зачем он ей деньги отдал? Обошлась бы, а ему здесь на что жить? Он посмотрел на наличие документов: паспорт, диплом, находились у него. А, что он может делать? Он обычный, безработный инженер, на пляже такие люди, как он не нужны. Пойти моряком? Но он не плавал, и море не чувствовал, проще говоря, не понимал. Он дошел до маяка, но маяк был огорожен забором, и рядом с ним ходили люди в военной форме. Тогда Маграр решил зайти в санаторий и устроиться сантехником на худой конец. Он прошел к директору санатория, тот зевал от полноты чувств или их полного отсутствия.