Страница:
– Тогда не возьму в толк, зачем старым умникам вроде вас вообще объявляться? – заметил Даффи. – Что от вас толку, если такая мертвая зона совершенно непреодолима?
– Вернее… реально непреодолима, – поправил Аврелиан. – Ну, наверное, чтобы советовать таким, как вы. Думаю, все то время, пока будет происходить твое превращение в Артура, тебе… ему… не помешает добрый совет.
Даффи тогда ничего не ответил, однако задумался, а ко времени их возвращения к Циммерману уже принял решение. Забрав немногочисленные пожитки и меч Эйлифа, он тихонько освободил помещение. Эйлиф был счастлив записать ирландца в свой отряд, и Даффи поместился вместе с ландскнехтами, которые в то время квартировали в северных казармах рядом с Вольцайле. Примерно через месяц в Европу дошли официальные вести, что Сулейман ведет на Австрию силу в семьдесят пять тысяч человек. Карл был слишком занят войной – с французским королем, чтобы посылать в Вену свою армию, так что его брат Фердинанд отправился на Конгресс Шпилей молить о помощи князей Священной Римской империи, упирая на то, что если Австрия падет, то турки без промедления двинутся на Баварию. И, несмотря на довлеющие лютеранские разногласия, протестанты и католики согласились собрать объединенное воинство, рейхсшильфе, и направить его на защиту империи. Сборы заняли месяц, но в итоге двадцать четвертого сентября 1529 года в Вену прибыли восемь тысяч испытанных воинов под командой графа Николаса фон Зальма, который возглавил оборону города. Он опередил Сулеймана всего на три дня, и, если бы не необъяснимо сильные дожди, что следовали за Сулейманом на всем пути вдоль Дуная, фон Зальм мог бы остаться не более чем сторонним наблюдателем осады Вены.
Теперь же Даффи тряхнул головой и встал, с удовольствием ощутив еще не выветрившийся винный хмель. Уже несколько месяцев он имел обыкновение напиваться вином – не “Херцвестенским” пивом – для исцеления и предотвращения озерных видений и явлений Артура, и, судя по их полному отсутствию с тех пор, средство возымело действие.
Пронзительный звук горна перекрыл гомон на площади, и наемники начали строиться в шеренги. Надев свой венецианский шлем, ирландец опустил забрало, чтобы прикрыть нос, щеки и подбородок. Затем натянул толстые перчатки, поднял с земли аркебузу и помчался к месту сбора отряда Эйлифа. Бурлящая толпа солдат разделилась на четыре колонны, примерно по сорок человек в каждой, где некоторые были разодеты даже пышнее юноши с мандрагоровым корнем, а некоторые были в обносках хуже, чем у Даффи. Теперь почти все разговоры стихли. Запальщики каждого отряда с длинными факелами в руках прохаживались вдоль шеренг, останавливаясь против каждого, чтобы тот мог поджечь конец фитиля. Даффи велел запальщику Эйлифа поджечь ему фитиль с обоих концов, поскольку помнил случаи, когда внезапное падение гасило тлеющий конец фитиля.
Эйлиф и Бобо отделились от группы собравшихся командиров и направились через площадь к своим людям.
– Мы будем сопровождать пятьдесят рыцарей фон Зальма в их вылазке на турецкую позицию, – рявкнул Эйлиф, – которая, как вы могли видеть со стен, вон на том холме с каменной стеной на вершине. Смысл в том, чтобы выбить турок оттуда под огонь наших пушек, а затем отбросить к основным силам. Мы же останемся за стеной так долго, чтобы показать, что можем при желании ее удержать, затем возвратимся назад в город, в первую очередь рыцари. Нам отведено место на левом фланге, и я хочу, чтобы вы там и оставались, а не сновали туда-сюда. И держите марку – завтра утром в трактире Циммермана все капитаны и лейтенанты ландскнехтов встретятся с фон Зальмом и городским советом, чтобы просить прибавку к жалованью, так что я хочу, чтобы вы, ребята, выглядели безупречными профессионалами. Так?
– Так! – хором проревел весь отряд.
– Хорошо. Значит, не теряйте головы, давайте товарищам позади вас время перезарядить оружие, а туркам оказаться там, где вы можете их убить. И без ненужного героизма – это еще не последняя битва.
Вновь протрубил горн, и ландскнехты строем вышли с площади на Картнерштрассе, где повернули налево. Уже сидевшие в седлах рыцари собрались в дворике перед воротами, и солнечный луч то сверкал на отполированном шлеме или латной рукавице, то играл на раскачивающемся плюмаже. Среди прочих выделялась одетая в латы высокая фигура самого фон Зальма, раздающего воинам последние советы.
Ландскнехты двинулись двумя колоннами, окружавшими рыцарей. Сами рыцари тоже были испытанными воинами, ветеранами Крестьянских войн, Токая и дюжины других кампаний. Они давно уже преодолели презрительное отношение начинающих кавалеристов к пехоте, слишком часто побывав свидетелями незавидной участи сброшенных с коней рыцарей, которые без помощи дружественной пехоты оказывались в роли перевернутой черепахи.
Большое облако, подобное некой серой твари из морской пучины, проползло по лику солнца; когда священник стал рядом с фон Зальмом, чтобы произнести благословение, несколько воинов выругались и прикрыли фитили рукой, приняв капли святой воды в пыли за начинающийся дождь. Поспешно подбежавший конюх поставил скрепленные приставные ступеньки рядом с украшенной богатой попоной белой лошадью; фон Зальм взошел по ним и уселся в седло, высокими передней и задней луками походившее на испанский галеон. Даже со своего места Даффи мог различить две прикрепленные спереди к стременам осколочные бомбы с глубокой насечкой. Граф поднял руку – с вершины стены ударили пушки, и громадный засов Коринфских ворот сначала со скрежетом повернулся на трещотке назад, затем развернулся вперед. Отряд двинулся через ворота по четыре пехотинца и два рыцаря в ряд, и грохот усилился стуком подков и кованых каблуков по мостовой.
Прикрывающий огонь пушек, что велся в основном картечью и обломками недавно разрушенных вражескими обстрелами строений, имел целью лишь внести сумятицу в ряды турок и убить тех, кто осмелится высунуть голову из укрытия. Едва все защитники вышли за ворота, как пальба утихла. Стоявший в расплывчатой тени стены Даффи мог наблюдать, как облачка пушечного дыма уплывают к востоку, белея на сером фоне туч.
– Ландскнехты выдвигаются на двести ярдов, – рявкнул фон Зальм, – там разделяются, чтобы дать нам проход, закрепляются и ведут заградительный огонь. Когда мы прорываемся вперед и атакуем, вы бросаетесь следом в рукопашную.
Последовали короткие кивки четырех капитанов, и полторы сотни наемников строем потрусили вперед. Когда они обогнули юго-восточный угол стены, Даффи вытянул шею, но единственным различимым движением на позициях турок было облако пыли, поднятое разрозненными выстрелами. За своей спиной он мог слышать звон колоколов собора Святого Стефана – мелодичный звон церковных колоколов, извещающий о начале мессы, но не резкий, пронзительный набат, который предупреждал бы о вражеском штурме. Он обернулся на ходу и успел разглядеть последнего из неподвижно стоявших рыцарей, прежде чем высокий выступ стены скрыл их из поля зрения.
“Вот мы и сами по себе, – подумал он, стараясь не сбиться с дыхания, пока они бежали по волнистой равнине. – Надеюсь, они не замедлят последовать за нами, когда начнется стрельба”.
Несколько долгих минут ландскнехты бежали на восток в направлении, которое должно было привести их к южной оконечности низкой стены, укрывающей шайку дерзких турок. Даффи не отрывал глаз от турецкой позиции, но там ни малейшее движение не указывало на возможность контратаки. Ирландец уже изрядно запыхался и теперь со страхом думал о возможном поспешном отступлении.
Пока отряд поднимался на изрытый пушечными выстрелами пригорок, Даффи воспользовался случаем, чтобы как следует оглядеться. Прямо перед ними и дальше вправо открывались ряды плотно стоящих шатров магометанского воинства. Едва различимым красным пятном в дымке на юге виднелся шатер самого Сулеймана.
“Привет тебе, благородный султан, – подумал ирландец, чувствуя, как голова идет кругом. – Привет от того, кому однажды был предложен твой пост”.
Когда раздались два первых выстрела, ветер отнес звук в сторону, и все, что расслышал Даффи, напоминало треск от удара камня о камень; однако мгновением позже двое ландскнехтов зашатались на бегу и упали под ноги своим товарищам.
“Господи, – подумал Даффи, впервые за весь день похолодев от страха, – у них уже имеются аркебузы. Не то, что три года назад под Мохашом”.
Эйлиф забежал вперед, на ходу обернувшись к наемникам.
– Рассредоточиться! – прокричал он. – Еще пятьдесят ярдов, потом останавливаемся и стреляем!
Огонь с турецких позиций не ослабевал, и за эти пятьдесят ярдов полегло еще несколько наемников. Расчет Эйлифа, впрочем, оказался верным, ибо когда они остановились, то оказались чуть восточнее стены, которая теперь располагалась к ним торцом, и могли ясно различать белые халаты нескольких дюжин янычар.
Оказавшийся в первой шеренге Даффи упал на одно колено, чтобы изготовиться к стрельбе. Он запыхался и с благодарностью подставил вспотевшее лицо и шею прохладному восточному ветерку. Со стороны турок раздался еще один трескучий залп аркебуз, и пуля ударила в землю прямо перед Даффи, обдав его лицо фонтаном грязи и срикошетив над его плечом. Остатки утреннего хмеля напрочь выветрились у него из головы, он сделал усилие, чтобы взять себя в руки, и принялся заправлять конец фитиля в S-образную “змейку” спускового механизма на боковой части своей аркебузы. Фляжка с порохом свисала у него с пояса, и левой рукой он засыпал щепотку пороха на полку.
Тем временем янычары оставались под прикрытием стены, очевидно, готовясь к очередному залпу. Даффи уперся локтем правой руки в колено и навел прицел на рослого турка, целясь через трубочку для фитиля. Он нажал курок, и головка змейки вместе с тлеющим концом фитиля попала на полку. Заряд с грохотом вылетел, а щеку ирландца обожгло воспламенившимся порохом. Вдобавок он оглох, ибо в ту же самую секунду выстрелили большинство ландскнехтов. Когда он сморгнул слезу и вновь посмотрел вперед, то не смог сказать, попал он или нет, ибо оставшиеся янычары побросали ружья и, выхватив скимитары, бросились в атаку.
“Проклятие, где же рыцари?” – лихорадочно вопрошал Даффи, перезаряжая свою аркебузу. Дикий вой янычар окружал его, подобно стрекоту насекомых или свисту тропических птиц, и очень скоро он смог расслышать и быстрый топот турецких сандалий, который с каждой секундой становился все громче.
Он осмелился взглянуть перед собой. Господи, они совсем рядом! Он уже отчетливо различал оскаленные белые зубы на темных лицах и перехватил взгляд одного из нападавших. Порох на полку, рявкнул он себе, быстрей! Сколько на полку, столько же и на землю.
Один из турок в развевающихся белых одеяниях был уже всего в трех шагах. Даффи выставил ружье точно копье и дернул курок. Фитиль ударился о полку с такой силой, что погас. Искры брызнули во все стороны, когда ирландец отбил размашистый удар скимитары стволом теперь уже бесполезного ружья, затем нападавший врезался в него, и они вдвоем закувыркались в пыли. Даффи привстал на колени и выхватил рапиру и кинжал. Всадил кинжал в шею не успевшего опомниться турка и отбил рапирой вторую свистнувшую скимитару, тут же ответив коротким рубящим ударом по ноге. Хлипкий ответный удар турка отскочил от шлема Даффи, и ирландец вскочил на ноги, ткнув кинжалом в лицо нападавшего. Не останавливаясь, он пинком отшвырнул изогнутый клинок, нацеленный на то, чтобы подрубить ему ноги, и тяжелой рукоятью рапиры раздробил противнику челюсть. Еще один озверевший турок бросился на него, и он парировал своим клинком размашистый удар скимитары, одновременно подставив нападавшему кинжал, на который тот благополучно напоролся.
Затем в брешь между двумя группами ландскнехтов, как из прорванной плотины, хлынули на янычар конные рыцари Тяжелые мечи в руках закованных в сталь всадников поднимались и опускались, и турок смыло, как смывает вода сломанные ветки.
Даффи улучил момент, чтобы размашистым ударом заправского лесоруба снести голову подвернувшемуся турку. В следующий миг бок о бок с ним оказались два ландскнехта, а впереди один теснимый противник, затем последний развернулся и пустился наутек примерно с дюжиной других уцелевших янычар.
– Пусть уносят ноги, – прогремел гулкий голос фон Зальма. – Шагом вперед, на оставленную позицию.
Даффи так или иначе мог передвигаться только шагом. Не без труда он поднял и спрятал в ножны оружие и поплелся вперед, тяжело дыша, не в силах даже стереть с губ запекшуюся слюну. Через несколько минут они стояли на вершине рядом со стеной. Оставив без внимания окрик фон Зальма, Даффи уселся на каменную кладку и обернулся к высоким стенам Вены. Город представлялся до невозможности безопасным и далеким.
“Случись Сулейману сейчас предпринять быструю контратаку, рыцари успеют укрыться, а вот ландскнехты вряд ли, – подумал он. – Во всяком случае, не я”.
Он услышал позади сопровождаемый лязгом тяжелый удар и обернулся. Один из рыцарей свалился с коня, то ли раненый, то ли просто от жары – понять было трудно.
– Снимите с него доспехи, – приказал фон Зальм. Граф поднял забрало – с красным, покрытым потом лицом он выглядел так, будто сам был готов свалиться в обморок от жары.
– А время у нас есть? – озабоченно спросил один из наемников. Над маленькой группой нависла тяжелая тишина. – Не проще будет отнести его?..
– Дьявольщина! Делай что сказано!
Пожав плечами, наемник присел на корточки и начал ковыряться с застежками и пряжками. Сразу же к нему присоединились двое товарищей, и через несколько мгновений все доспехи были отстегнуты, показав, что рыцарь мертв от удара, пришедшегося между нагрудником и спинными пластинами.
– Так, хорошо, – устало произнес фон Зальм. – Теперь отстегните те две бомбы, соедините их и подведите запальный шнур. Мне нужен длинный запал.
Тем временем отступившие янычары добрались до турецких позиций, и там было заметно оживление.
“Что за игры он затеял? – забеспокоился Даффи. – Тут самое время отходить, а не мудрствовать”.
– Отлично, – сказал граф. – Теперь соберите доспехи с бомбами внутри. – Он обернулся к стоящему рядом рыцарю. – Поначалу я думал только разрушить эту стену, но нам представилась возможность вдобавок заманить одного-двух самых горячих мусульман.
Когда взопревшие пехотинцы исполнили его приказ и прислонили доспехи к стене, фон Зальм приказал зажечь шнур, свисавший из пустого шлема.
– Теперь отходим! – крикнул он. – Не спеша, ландскнехты прикрывают фланги.
Даффи, который почти успел перевести дыхание, направился в обход лошадей туда, где вновь строился отряд Эйлифа. Последний, без единой царапины с виду, стоял впереди, но Даффи не смог найти Бобо. Ирландец занял место в шеренге и тупо уставился в землю, сосредоточив все внимание на том, чтобы дышать правильно и расслабить сведенные судорогой руки.
– Вижу, пока ты справляешься, – произнес голос рядом с ним.
Даффи поднял голову. Рядом стоял тот самый парень с корешком мандрагоры – в изорванной и запыленной одежде, на лице уже проступили синяки, но явно целый и невредимый.
– Стараюсь. – Он смерил паренька взглядом. – Помнишь, я ведь предупреждал тебя об одежде. И ты, я вижу, потерял свой магикус.
– Мой что?
– Корешок, амулет мандрагоровый. – Он указал на лишенный украшения пояс паренька.
Озадаченный юноша опустил глаза, увидел, что его не обманывают, и прикусил губу. Поднявшись на цыпочки, он отыскал взглядом фон Зальма вдалеке справа и пробормотал:
– Когда мы наконец тронемся?
Прежде чем Даффи успел ответить, фон Зальм дернул поводья своего коня, и несколько колонн степенной поступью двинулись на запад, к высящимся городским стенам. За свою жизнь привыкший чувствовать себя одинаково привольно что в городе, что в лесу, что на море, теперь, после двенадцати дней осады и вынужденного заточения, ирландец походил на завзятого горожанина. Сейчас вид городских стен снаружи представлялся ему неестественным – сродни тому, как если смотреть на корпус корабля снизу из-под воды или, скажем, на собственный затылок. Они вышагивали дальше, и городские стены понемногу приближались, однако ни боевого клича, ни грома подков сзади пока слышно не было. Даффи уже хорошо различал людей на укреплениях, он узнал Блуто, склонившегося к пушке и глядевшего вдоль ствола.
В следующий миг с востока докатился грохот скачущих коней, и фон Зальм поднял руку, сдерживая инстинктивный порыв прибавить шаг.
– Мы не побежим! – крикнул он. – Им не добраться до нас, прежде чем мы окажемся внутри. Да и, думаю я, вначале они захотят разделаться с оставленным у стены караульным.
Так что колонны рыцарей и ландскнехтов продолжали движение в том же убийственно неспешном темпе, тогда как шум погони становился все громче. Люди на стенах уже выкрикивали призывы поторопиться. Даффи обернулся назад – привилегия наемника, рыцарский этикет предписывал смотреть только вперед и доверяться слову командира насчет того, что творится вокруг. Он увидел примерно две дюжины скачущих вслед конных янычар. Ветер развевал длинные белые бурнусы, точно крылья за их спинами.
“Он прав, – успокоил себя ирландец. – Вряд ли они окажутся здесь быстрее, чем мы пройдем в ворота, да и было бы сущим безумием приближаться к городским стенам на расстояние пушечного выстрела. Судя по всему, они действительно решили, что мы оставили охранника у той проклятой стенки”.
Тут янычары поравнялись со стеной и закружились вокруг, а следом средняя часть стены беззвучно превратилась в облако пыли, и Даффи увидел, как полетели наземь несколько всадников и лошадей. Мгновением позже прокатился грохот взрыва.
Начав огибать южный угол стены, они услышали, как открываются Коринфские ворота, и фон Зальм, который понемногу начал крениться в седле, уже не возражал, когда все ускорили шаг.
Глава 16
– Вернее… реально непреодолима, – поправил Аврелиан. – Ну, наверное, чтобы советовать таким, как вы. Думаю, все то время, пока будет происходить твое превращение в Артура, тебе… ему… не помешает добрый совет.
Даффи тогда ничего не ответил, однако задумался, а ко времени их возвращения к Циммерману уже принял решение. Забрав немногочисленные пожитки и меч Эйлифа, он тихонько освободил помещение. Эйлиф был счастлив записать ирландца в свой отряд, и Даффи поместился вместе с ландскнехтами, которые в то время квартировали в северных казармах рядом с Вольцайле. Примерно через месяц в Европу дошли официальные вести, что Сулейман ведет на Австрию силу в семьдесят пять тысяч человек. Карл был слишком занят войной – с французским королем, чтобы посылать в Вену свою армию, так что его брат Фердинанд отправился на Конгресс Шпилей молить о помощи князей Священной Римской империи, упирая на то, что если Австрия падет, то турки без промедления двинутся на Баварию. И, несмотря на довлеющие лютеранские разногласия, протестанты и католики согласились собрать объединенное воинство, рейхсшильфе, и направить его на защиту империи. Сборы заняли месяц, но в итоге двадцать четвертого сентября 1529 года в Вену прибыли восемь тысяч испытанных воинов под командой графа Николаса фон Зальма, который возглавил оборону города. Он опередил Сулеймана всего на три дня, и, если бы не необъяснимо сильные дожди, что следовали за Сулейманом на всем пути вдоль Дуная, фон Зальм мог бы остаться не более чем сторонним наблюдателем осады Вены.
Теперь же Даффи тряхнул головой и встал, с удовольствием ощутив еще не выветрившийся винный хмель. Уже несколько месяцев он имел обыкновение напиваться вином – не “Херцвестенским” пивом – для исцеления и предотвращения озерных видений и явлений Артура, и, судя по их полному отсутствию с тех пор, средство возымело действие.
Пронзительный звук горна перекрыл гомон на площади, и наемники начали строиться в шеренги. Надев свой венецианский шлем, ирландец опустил забрало, чтобы прикрыть нос, щеки и подбородок. Затем натянул толстые перчатки, поднял с земли аркебузу и помчался к месту сбора отряда Эйлифа. Бурлящая толпа солдат разделилась на четыре колонны, примерно по сорок человек в каждой, где некоторые были разодеты даже пышнее юноши с мандрагоровым корнем, а некоторые были в обносках хуже, чем у Даффи. Теперь почти все разговоры стихли. Запальщики каждого отряда с длинными факелами в руках прохаживались вдоль шеренг, останавливаясь против каждого, чтобы тот мог поджечь конец фитиля. Даффи велел запальщику Эйлифа поджечь ему фитиль с обоих концов, поскольку помнил случаи, когда внезапное падение гасило тлеющий конец фитиля.
Эйлиф и Бобо отделились от группы собравшихся командиров и направились через площадь к своим людям.
– Мы будем сопровождать пятьдесят рыцарей фон Зальма в их вылазке на турецкую позицию, – рявкнул Эйлиф, – которая, как вы могли видеть со стен, вон на том холме с каменной стеной на вершине. Смысл в том, чтобы выбить турок оттуда под огонь наших пушек, а затем отбросить к основным силам. Мы же останемся за стеной так долго, чтобы показать, что можем при желании ее удержать, затем возвратимся назад в город, в первую очередь рыцари. Нам отведено место на левом фланге, и я хочу, чтобы вы там и оставались, а не сновали туда-сюда. И держите марку – завтра утром в трактире Циммермана все капитаны и лейтенанты ландскнехтов встретятся с фон Зальмом и городским советом, чтобы просить прибавку к жалованью, так что я хочу, чтобы вы, ребята, выглядели безупречными профессионалами. Так?
– Так! – хором проревел весь отряд.
– Хорошо. Значит, не теряйте головы, давайте товарищам позади вас время перезарядить оружие, а туркам оказаться там, где вы можете их убить. И без ненужного героизма – это еще не последняя битва.
Вновь протрубил горн, и ландскнехты строем вышли с площади на Картнерштрассе, где повернули налево. Уже сидевшие в седлах рыцари собрались в дворике перед воротами, и солнечный луч то сверкал на отполированном шлеме или латной рукавице, то играл на раскачивающемся плюмаже. Среди прочих выделялась одетая в латы высокая фигура самого фон Зальма, раздающего воинам последние советы.
Ландскнехты двинулись двумя колоннами, окружавшими рыцарей. Сами рыцари тоже были испытанными воинами, ветеранами Крестьянских войн, Токая и дюжины других кампаний. Они давно уже преодолели презрительное отношение начинающих кавалеристов к пехоте, слишком часто побывав свидетелями незавидной участи сброшенных с коней рыцарей, которые без помощи дружественной пехоты оказывались в роли перевернутой черепахи.
Большое облако, подобное некой серой твари из морской пучины, проползло по лику солнца; когда священник стал рядом с фон Зальмом, чтобы произнести благословение, несколько воинов выругались и прикрыли фитили рукой, приняв капли святой воды в пыли за начинающийся дождь. Поспешно подбежавший конюх поставил скрепленные приставные ступеньки рядом с украшенной богатой попоной белой лошадью; фон Зальм взошел по ним и уселся в седло, высокими передней и задней луками походившее на испанский галеон. Даже со своего места Даффи мог различить две прикрепленные спереди к стременам осколочные бомбы с глубокой насечкой. Граф поднял руку – с вершины стены ударили пушки, и громадный засов Коринфских ворот сначала со скрежетом повернулся на трещотке назад, затем развернулся вперед. Отряд двинулся через ворота по четыре пехотинца и два рыцаря в ряд, и грохот усилился стуком подков и кованых каблуков по мостовой.
Прикрывающий огонь пушек, что велся в основном картечью и обломками недавно разрушенных вражескими обстрелами строений, имел целью лишь внести сумятицу в ряды турок и убить тех, кто осмелится высунуть голову из укрытия. Едва все защитники вышли за ворота, как пальба утихла. Стоявший в расплывчатой тени стены Даффи мог наблюдать, как облачка пушечного дыма уплывают к востоку, белея на сером фоне туч.
– Ландскнехты выдвигаются на двести ярдов, – рявкнул фон Зальм, – там разделяются, чтобы дать нам проход, закрепляются и ведут заградительный огонь. Когда мы прорываемся вперед и атакуем, вы бросаетесь следом в рукопашную.
Последовали короткие кивки четырех капитанов, и полторы сотни наемников строем потрусили вперед. Когда они обогнули юго-восточный угол стены, Даффи вытянул шею, но единственным различимым движением на позициях турок было облако пыли, поднятое разрозненными выстрелами. За своей спиной он мог слышать звон колоколов собора Святого Стефана – мелодичный звон церковных колоколов, извещающий о начале мессы, но не резкий, пронзительный набат, который предупреждал бы о вражеском штурме. Он обернулся на ходу и успел разглядеть последнего из неподвижно стоявших рыцарей, прежде чем высокий выступ стены скрыл их из поля зрения.
“Вот мы и сами по себе, – подумал он, стараясь не сбиться с дыхания, пока они бежали по волнистой равнине. – Надеюсь, они не замедлят последовать за нами, когда начнется стрельба”.
Несколько долгих минут ландскнехты бежали на восток в направлении, которое должно было привести их к южной оконечности низкой стены, укрывающей шайку дерзких турок. Даффи не отрывал глаз от турецкой позиции, но там ни малейшее движение не указывало на возможность контратаки. Ирландец уже изрядно запыхался и теперь со страхом думал о возможном поспешном отступлении.
Пока отряд поднимался на изрытый пушечными выстрелами пригорок, Даффи воспользовался случаем, чтобы как следует оглядеться. Прямо перед ними и дальше вправо открывались ряды плотно стоящих шатров магометанского воинства. Едва различимым красным пятном в дымке на юге виднелся шатер самого Сулеймана.
“Привет тебе, благородный султан, – подумал ирландец, чувствуя, как голова идет кругом. – Привет от того, кому однажды был предложен твой пост”.
Когда раздались два первых выстрела, ветер отнес звук в сторону, и все, что расслышал Даффи, напоминало треск от удара камня о камень; однако мгновением позже двое ландскнехтов зашатались на бегу и упали под ноги своим товарищам.
“Господи, – подумал Даффи, впервые за весь день похолодев от страха, – у них уже имеются аркебузы. Не то, что три года назад под Мохашом”.
Эйлиф забежал вперед, на ходу обернувшись к наемникам.
– Рассредоточиться! – прокричал он. – Еще пятьдесят ярдов, потом останавливаемся и стреляем!
Огонь с турецких позиций не ослабевал, и за эти пятьдесят ярдов полегло еще несколько наемников. Расчет Эйлифа, впрочем, оказался верным, ибо когда они остановились, то оказались чуть восточнее стены, которая теперь располагалась к ним торцом, и могли ясно различать белые халаты нескольких дюжин янычар.
Оказавшийся в первой шеренге Даффи упал на одно колено, чтобы изготовиться к стрельбе. Он запыхался и с благодарностью подставил вспотевшее лицо и шею прохладному восточному ветерку. Со стороны турок раздался еще один трескучий залп аркебуз, и пуля ударила в землю прямо перед Даффи, обдав его лицо фонтаном грязи и срикошетив над его плечом. Остатки утреннего хмеля напрочь выветрились у него из головы, он сделал усилие, чтобы взять себя в руки, и принялся заправлять конец фитиля в S-образную “змейку” спускового механизма на боковой части своей аркебузы. Фляжка с порохом свисала у него с пояса, и левой рукой он засыпал щепотку пороха на полку.
Тем временем янычары оставались под прикрытием стены, очевидно, готовясь к очередному залпу. Даффи уперся локтем правой руки в колено и навел прицел на рослого турка, целясь через трубочку для фитиля. Он нажал курок, и головка змейки вместе с тлеющим концом фитиля попала на полку. Заряд с грохотом вылетел, а щеку ирландца обожгло воспламенившимся порохом. Вдобавок он оглох, ибо в ту же самую секунду выстрелили большинство ландскнехтов. Когда он сморгнул слезу и вновь посмотрел вперед, то не смог сказать, попал он или нет, ибо оставшиеся янычары побросали ружья и, выхватив скимитары, бросились в атаку.
“Проклятие, где же рыцари?” – лихорадочно вопрошал Даффи, перезаряжая свою аркебузу. Дикий вой янычар окружал его, подобно стрекоту насекомых или свисту тропических птиц, и очень скоро он смог расслышать и быстрый топот турецких сандалий, который с каждой секундой становился все громче.
Он осмелился взглянуть перед собой. Господи, они совсем рядом! Он уже отчетливо различал оскаленные белые зубы на темных лицах и перехватил взгляд одного из нападавших. Порох на полку, рявкнул он себе, быстрей! Сколько на полку, столько же и на землю.
Один из турок в развевающихся белых одеяниях был уже всего в трех шагах. Даффи выставил ружье точно копье и дернул курок. Фитиль ударился о полку с такой силой, что погас. Искры брызнули во все стороны, когда ирландец отбил размашистый удар скимитары стволом теперь уже бесполезного ружья, затем нападавший врезался в него, и они вдвоем закувыркались в пыли. Даффи привстал на колени и выхватил рапиру и кинжал. Всадил кинжал в шею не успевшего опомниться турка и отбил рапирой вторую свистнувшую скимитару, тут же ответив коротким рубящим ударом по ноге. Хлипкий ответный удар турка отскочил от шлема Даффи, и ирландец вскочил на ноги, ткнув кинжалом в лицо нападавшего. Не останавливаясь, он пинком отшвырнул изогнутый клинок, нацеленный на то, чтобы подрубить ему ноги, и тяжелой рукоятью рапиры раздробил противнику челюсть. Еще один озверевший турок бросился на него, и он парировал своим клинком размашистый удар скимитары, одновременно подставив нападавшему кинжал, на который тот благополучно напоролся.
Затем в брешь между двумя группами ландскнехтов, как из прорванной плотины, хлынули на янычар конные рыцари Тяжелые мечи в руках закованных в сталь всадников поднимались и опускались, и турок смыло, как смывает вода сломанные ветки.
Даффи улучил момент, чтобы размашистым ударом заправского лесоруба снести голову подвернувшемуся турку. В следующий миг бок о бок с ним оказались два ландскнехта, а впереди один теснимый противник, затем последний развернулся и пустился наутек примерно с дюжиной других уцелевших янычар.
– Пусть уносят ноги, – прогремел гулкий голос фон Зальма. – Шагом вперед, на оставленную позицию.
Даффи так или иначе мог передвигаться только шагом. Не без труда он поднял и спрятал в ножны оружие и поплелся вперед, тяжело дыша, не в силах даже стереть с губ запекшуюся слюну. Через несколько минут они стояли на вершине рядом со стеной. Оставив без внимания окрик фон Зальма, Даффи уселся на каменную кладку и обернулся к высоким стенам Вены. Город представлялся до невозможности безопасным и далеким.
“Случись Сулейману сейчас предпринять быструю контратаку, рыцари успеют укрыться, а вот ландскнехты вряд ли, – подумал он. – Во всяком случае, не я”.
Он услышал позади сопровождаемый лязгом тяжелый удар и обернулся. Один из рыцарей свалился с коня, то ли раненый, то ли просто от жары – понять было трудно.
– Снимите с него доспехи, – приказал фон Зальм. Граф поднял забрало – с красным, покрытым потом лицом он выглядел так, будто сам был готов свалиться в обморок от жары.
– А время у нас есть? – озабоченно спросил один из наемников. Над маленькой группой нависла тяжелая тишина. – Не проще будет отнести его?..
– Дьявольщина! Делай что сказано!
Пожав плечами, наемник присел на корточки и начал ковыряться с застежками и пряжками. Сразу же к нему присоединились двое товарищей, и через несколько мгновений все доспехи были отстегнуты, показав, что рыцарь мертв от удара, пришедшегося между нагрудником и спинными пластинами.
– Так, хорошо, – устало произнес фон Зальм. – Теперь отстегните те две бомбы, соедините их и подведите запальный шнур. Мне нужен длинный запал.
Тем временем отступившие янычары добрались до турецких позиций, и там было заметно оживление.
“Что за игры он затеял? – забеспокоился Даффи. – Тут самое время отходить, а не мудрствовать”.
– Отлично, – сказал граф. – Теперь соберите доспехи с бомбами внутри. – Он обернулся к стоящему рядом рыцарю. – Поначалу я думал только разрушить эту стену, но нам представилась возможность вдобавок заманить одного-двух самых горячих мусульман.
Когда взопревшие пехотинцы исполнили его приказ и прислонили доспехи к стене, фон Зальм приказал зажечь шнур, свисавший из пустого шлема.
– Теперь отходим! – крикнул он. – Не спеша, ландскнехты прикрывают фланги.
Даффи, который почти успел перевести дыхание, направился в обход лошадей туда, где вновь строился отряд Эйлифа. Последний, без единой царапины с виду, стоял впереди, но Даффи не смог найти Бобо. Ирландец занял место в шеренге и тупо уставился в землю, сосредоточив все внимание на том, чтобы дышать правильно и расслабить сведенные судорогой руки.
– Вижу, пока ты справляешься, – произнес голос рядом с ним.
Даффи поднял голову. Рядом стоял тот самый парень с корешком мандрагоры – в изорванной и запыленной одежде, на лице уже проступили синяки, но явно целый и невредимый.
– Стараюсь. – Он смерил паренька взглядом. – Помнишь, я ведь предупреждал тебя об одежде. И ты, я вижу, потерял свой магикус.
– Мой что?
– Корешок, амулет мандрагоровый. – Он указал на лишенный украшения пояс паренька.
Озадаченный юноша опустил глаза, увидел, что его не обманывают, и прикусил губу. Поднявшись на цыпочки, он отыскал взглядом фон Зальма вдалеке справа и пробормотал:
– Когда мы наконец тронемся?
Прежде чем Даффи успел ответить, фон Зальм дернул поводья своего коня, и несколько колонн степенной поступью двинулись на запад, к высящимся городским стенам. За свою жизнь привыкший чувствовать себя одинаково привольно что в городе, что в лесу, что на море, теперь, после двенадцати дней осады и вынужденного заточения, ирландец походил на завзятого горожанина. Сейчас вид городских стен снаружи представлялся ему неестественным – сродни тому, как если смотреть на корпус корабля снизу из-под воды или, скажем, на собственный затылок. Они вышагивали дальше, и городские стены понемногу приближались, однако ни боевого клича, ни грома подков сзади пока слышно не было. Даффи уже хорошо различал людей на укреплениях, он узнал Блуто, склонившегося к пушке и глядевшего вдоль ствола.
В следующий миг с востока докатился грохот скачущих коней, и фон Зальм поднял руку, сдерживая инстинктивный порыв прибавить шаг.
– Мы не побежим! – крикнул он. – Им не добраться до нас, прежде чем мы окажемся внутри. Да и, думаю я, вначале они захотят разделаться с оставленным у стены караульным.
Так что колонны рыцарей и ландскнехтов продолжали движение в том же убийственно неспешном темпе, тогда как шум погони становился все громче. Люди на стенах уже выкрикивали призывы поторопиться. Даффи обернулся назад – привилегия наемника, рыцарский этикет предписывал смотреть только вперед и доверяться слову командира насчет того, что творится вокруг. Он увидел примерно две дюжины скачущих вслед конных янычар. Ветер развевал длинные белые бурнусы, точно крылья за их спинами.
“Он прав, – успокоил себя ирландец. – Вряд ли они окажутся здесь быстрее, чем мы пройдем в ворота, да и было бы сущим безумием приближаться к городским стенам на расстояние пушечного выстрела. Судя по всему, они действительно решили, что мы оставили охранника у той проклятой стенки”.
Тут янычары поравнялись со стеной и закружились вокруг, а следом средняя часть стены беззвучно превратилась в облако пыли, и Даффи увидел, как полетели наземь несколько всадников и лошадей. Мгновением позже прокатился грохот взрыва.
Начав огибать южный угол стены, они услышали, как открываются Коринфские ворота, и фон Зальм, который понемногу начал крениться в седле, уже не возражал, когда все ускорили шаг.
Глава 16
Как все чаще случалось в последние дни, Даффи проснулся внезапно, будто его кто-то ударил. Одним махом он сорвался с койки и вскочил на ноги, испуганно оглядываясь и пытаясь сообразить, где находится и что означает сумеречный свет за окном – занимающийся день или поздний вечер.
Резкое движение Даффи заставило еще одного спящего с всхлипом вскочить на своей койке.
– Что за черт! – гаркнул он, отчаянно моргая и хватаясь за сапоги. – Что за черт!
Из темной глубины комнаты донеслось несколько хриплых стонов, а из дальнего угла проворчали:
– Что, во сне Сулейман щиплет за задницу? Напейся, перед тем как лечь, и будешь спать как убитый.
“В этом-то я как раз не уверен, – подумал Даффи. Он взял себя в руки и присел на койке, меньше чем за десять обычно необходимых секунд припомнив, кто он такой, где находится и зачем. – Теперь вечереет, – гордо сказал он себе. – Днем мы совершили вылазку, чтобы отбросить турок вон с того пригорка, мое ружье дало осечку, а бедный старина Бобо пропустил удар скимитары, пока отбивал две другие. Все это я помню”.
Он натянул сапоги и снова поднялся, уже не в первый раз за двенадцать дней пожалев об отсутствии воды для мытья.
– Дафф, это ты? – произнес еще кто-то рядом.
– Я.
– Далеко собрался?
– На улицу. Пойду где-нибудь выпью.
– Эйлиф в “Бесподобном пахаре” на той стороне Картнерштрассе, возле церкви капуцинов. Бывал там?
– Еще бы. – Последние пять месяцев Даффи усердно восполнял свое трехлетнее отсутствие в легендарной таверне наемников, открытой в 1518 году эмигрантом-англичанином, лишившимся ноги в мелкой стычке на венгерской границе. – Я, пожалуй, и сам туда двину.
– Весьма разумно, – согласился собеседник. – Так или иначе, он собирался с тобой побеседовать.
– Ну, выходит, мне и раздумывать нечего. Да и сам подходи, как выспишься.
Даффи вышел на улицу, полной грудью вдохнув прохладный восточный бриз, не стихавший последние две недели. Ветер разогнал скопившиеся за день облака, и над самыми крышами был отчетливо виден Орион. На замусоренной мостовой тут и там вспыхивали костры и жаровни, мимо с целеустремленным видом проходили компании солдат, мальчишки – продавцы дров копались в развалинах домов, довольные количеством растопки, которой могли наполнить свои корзины в преддверии зимнего сезона. В бараках неподалеку кто-то играл на флейте, и Даффи мурлыкал мотивчик себе под нос, шагая вдоль Шварценбергштрассе. Снаружи “Бесподобный пахарь” мало чем отличался от других зданий в округе: это было низкое строение с черепичной крышей, с крохотными окошками из освинцованного стекла, через которые на булыжную мостовую пробивались лишь слабые отблески света, и с вывеской в виде ржавого плуга, плоско закрепленной на кирпичной стене и практически невидимой в темноте. Даффи одолел несколько ступенек перед тяжелой дубовой дверью и кулаком постучал по вытертому пятну ниже пустой петли от дверного кольца. Через несколько секунд дверь распахнулась внутрь, выпустив на улицу сгусток света и смесь запахов мяса, приправ, пива и пота. Молодой верзила с соломенными волосами и глазами навыкате воззрился на пришельца поверх пенящейся пивной кружки.
– Можно войти? – с улыбкой поинтересовался Даффи. – Я из…
– Знаю, – произнес парень, опуская кружку и вытирая губы тыльной стороной ладони. – Из отряда Эйлифа. Видал тебя сегодня со стены. Заходи. – Он шагнул назад, взмахом руки пригласив Даффи внутрь.
В главный зал спускались пять ступенек, отчего потолок с тяжелыми балками казался выше. На дюжине столов свечи и лампы отбрасывали рассеянный желтый свет, гул разговоров, взрывы смеха, звяканье кружек раздавались в помещении, столь надежно замкнутом массивными стенами и тяжелой дверью, что снаружи случайный прохожий вряд ли мог заподозрить о царящем внутри веселье. Была и музыка, ибо старый Фенн, хозяин заведения, извлек откуда-то древнюю арфу – трофей бог знает какой забытой кампании – и наигрывал старинные сельские мотивы, на кои импровизировал весьма непотребные вирши. Даффи проложил путь вниз по ступеням и начал протискиваться сквозь толпу к тому месту, где, как он знал, можно было найти вино.
– Даффи! – прорезал общий шум чей-то крик. – Брайан, черт тебя дери! Сюда!
Ирландец огляделся и заметил Эйлифа, который с двумя другими капитанами ландскнехтов занимал стол у стены. Несколько человек перед ним расступились, он подошел к столу и присел. Остатки хлеба и колбасы на столе указывали, что капитаны сидят здесь с обеда.
– Брайан, познакомься с Жаном Верто и Карлом Штейном, капитанами двух вольных отрядов.
Даффи кивнул. Штейн, высокий и поджарый, со старым шрамом, изгибавшимся из паутины морщин у левого глаза вниз до самой скулы, был ирландцу знаком: Даффи встречал его пятнадцать лет назад при сражении на Рейне. Дородный великан Верто, в чьей окладистой черной бороде не было ни единого седого волоска, вот уже больше двадцати лет был капитаном одного из самых свирепых отрядов ландскнехтов – или ласкуентов на их родном фламандском – во всей Европе.
– Что пьешь, Даффи? – скрипучим голосом поинтересовался Штейн. Прежде чем Даффи успел ответить, капитан потянулся и сграбастал одного из солдат своего отряда. – Эберс, – сказал он, – притащи-ка нам бочонок того темного пива.
– Бочонок, сэр? – с сомнением повторил Эберс. – Разве он не под замком? Как насчет…
– Черт тебя подери, если бы ты столь же расторопно повиновался мне в бою, нас стерли бы с лица земли много лет назад. Ты получил приказ – вперед!
Даффи открыл было рот, чтобы сказать, что предпочитает вино, но тут же прикусил язык.
“Теперь, когда бедняга Эберс рискует жизнью, чтобы принести это пиво, отказаться я не могу”, – подумал он беспомощно. Пожав плечами, он с улыбкой обернулся к Штейну:
– Темное пиво? В октябре? Где же Фенн мог его раздобыть?
– “Херцвестенское”, – сообщил Штейн. – Владелец трактира Циммермана, как его бишь, Эйлиф? Тот, что нанял твой отряд.
– Аврелиан, – ответил Эйлиф.
– Вот-вот. Этот Аврелиан, похоже, запас довольно много своего весеннего продукта как раз для подобного случая, – он сделал широкий жест, который, как понял Даффи, объединил скопившиеся у городских стен турецкие войска, – и сейчас раздает его солдатам. Прошло уже двенадцать дней, а солдат всех мастей в городе не меньше десяти тысяч. Удивительно, что еще что-то осталось.
– Может, это сродни истории с хлебами и рыбой? – предположил Даффи.
– Мне больше по вкусу чудо этого Аврелиана, – заметил Верто.
– Ну так вот, Дафф, – проговорил Эйлиф, пропустивший мимо ушей последние замечания, – я позвал тебя, потому что бедный старина Бобо отправился сегодня на тот свет. А завтра поутру все капитаны ландскнехтов вместе со своими лейтенантами встречаются в трактире Циммермана с фон Зальмом и прочими шишками, чтобы просить прибавки к жалованью – сдается нам, мы крепко держим их за горло, – и хотелось бы предстать во всей красе. Ты, стало быть, теперь производишься в лейтенанты.
– Я?
Внезапное совпадение между появлением “Херцвестенского” и посещением трактира Циммермана вызвало у Даффи смутную тревогу. В первый раз за пять месяцев он почувствовал, как ощущение самостоятельности начинает его покидать.
“Возможно, – подумал он, – все начиная с гибели Бобо и кончая отправкой Эберса за пивом не случайно”.
Резкое движение Даффи заставило еще одного спящего с всхлипом вскочить на своей койке.
– Что за черт! – гаркнул он, отчаянно моргая и хватаясь за сапоги. – Что за черт!
Из темной глубины комнаты донеслось несколько хриплых стонов, а из дальнего угла проворчали:
– Что, во сне Сулейман щиплет за задницу? Напейся, перед тем как лечь, и будешь спать как убитый.
“В этом-то я как раз не уверен, – подумал Даффи. Он взял себя в руки и присел на койке, меньше чем за десять обычно необходимых секунд припомнив, кто он такой, где находится и зачем. – Теперь вечереет, – гордо сказал он себе. – Днем мы совершили вылазку, чтобы отбросить турок вон с того пригорка, мое ружье дало осечку, а бедный старина Бобо пропустил удар скимитары, пока отбивал две другие. Все это я помню”.
Он натянул сапоги и снова поднялся, уже не в первый раз за двенадцать дней пожалев об отсутствии воды для мытья.
– Дафф, это ты? – произнес еще кто-то рядом.
– Я.
– Далеко собрался?
– На улицу. Пойду где-нибудь выпью.
– Эйлиф в “Бесподобном пахаре” на той стороне Картнерштрассе, возле церкви капуцинов. Бывал там?
– Еще бы. – Последние пять месяцев Даффи усердно восполнял свое трехлетнее отсутствие в легендарной таверне наемников, открытой в 1518 году эмигрантом-англичанином, лишившимся ноги в мелкой стычке на венгерской границе. – Я, пожалуй, и сам туда двину.
– Весьма разумно, – согласился собеседник. – Так или иначе, он собирался с тобой побеседовать.
– Ну, выходит, мне и раздумывать нечего. Да и сам подходи, как выспишься.
Даффи вышел на улицу, полной грудью вдохнув прохладный восточный бриз, не стихавший последние две недели. Ветер разогнал скопившиеся за день облака, и над самыми крышами был отчетливо виден Орион. На замусоренной мостовой тут и там вспыхивали костры и жаровни, мимо с целеустремленным видом проходили компании солдат, мальчишки – продавцы дров копались в развалинах домов, довольные количеством растопки, которой могли наполнить свои корзины в преддверии зимнего сезона. В бараках неподалеку кто-то играл на флейте, и Даффи мурлыкал мотивчик себе под нос, шагая вдоль Шварценбергштрассе. Снаружи “Бесподобный пахарь” мало чем отличался от других зданий в округе: это было низкое строение с черепичной крышей, с крохотными окошками из освинцованного стекла, через которые на булыжную мостовую пробивались лишь слабые отблески света, и с вывеской в виде ржавого плуга, плоско закрепленной на кирпичной стене и практически невидимой в темноте. Даффи одолел несколько ступенек перед тяжелой дубовой дверью и кулаком постучал по вытертому пятну ниже пустой петли от дверного кольца. Через несколько секунд дверь распахнулась внутрь, выпустив на улицу сгусток света и смесь запахов мяса, приправ, пива и пота. Молодой верзила с соломенными волосами и глазами навыкате воззрился на пришельца поверх пенящейся пивной кружки.
– Можно войти? – с улыбкой поинтересовался Даффи. – Я из…
– Знаю, – произнес парень, опуская кружку и вытирая губы тыльной стороной ладони. – Из отряда Эйлифа. Видал тебя сегодня со стены. Заходи. – Он шагнул назад, взмахом руки пригласив Даффи внутрь.
В главный зал спускались пять ступенек, отчего потолок с тяжелыми балками казался выше. На дюжине столов свечи и лампы отбрасывали рассеянный желтый свет, гул разговоров, взрывы смеха, звяканье кружек раздавались в помещении, столь надежно замкнутом массивными стенами и тяжелой дверью, что снаружи случайный прохожий вряд ли мог заподозрить о царящем внутри веселье. Была и музыка, ибо старый Фенн, хозяин заведения, извлек откуда-то древнюю арфу – трофей бог знает какой забытой кампании – и наигрывал старинные сельские мотивы, на кои импровизировал весьма непотребные вирши. Даффи проложил путь вниз по ступеням и начал протискиваться сквозь толпу к тому месту, где, как он знал, можно было найти вино.
– Даффи! – прорезал общий шум чей-то крик. – Брайан, черт тебя дери! Сюда!
Ирландец огляделся и заметил Эйлифа, который с двумя другими капитанами ландскнехтов занимал стол у стены. Несколько человек перед ним расступились, он подошел к столу и присел. Остатки хлеба и колбасы на столе указывали, что капитаны сидят здесь с обеда.
– Брайан, познакомься с Жаном Верто и Карлом Штейном, капитанами двух вольных отрядов.
Даффи кивнул. Штейн, высокий и поджарый, со старым шрамом, изгибавшимся из паутины морщин у левого глаза вниз до самой скулы, был ирландцу знаком: Даффи встречал его пятнадцать лет назад при сражении на Рейне. Дородный великан Верто, в чьей окладистой черной бороде не было ни единого седого волоска, вот уже больше двадцати лет был капитаном одного из самых свирепых отрядов ландскнехтов – или ласкуентов на их родном фламандском – во всей Европе.
– Что пьешь, Даффи? – скрипучим голосом поинтересовался Штейн. Прежде чем Даффи успел ответить, капитан потянулся и сграбастал одного из солдат своего отряда. – Эберс, – сказал он, – притащи-ка нам бочонок того темного пива.
– Бочонок, сэр? – с сомнением повторил Эберс. – Разве он не под замком? Как насчет…
– Черт тебя подери, если бы ты столь же расторопно повиновался мне в бою, нас стерли бы с лица земли много лет назад. Ты получил приказ – вперед!
Даффи открыл было рот, чтобы сказать, что предпочитает вино, но тут же прикусил язык.
“Теперь, когда бедняга Эберс рискует жизнью, чтобы принести это пиво, отказаться я не могу”, – подумал он беспомощно. Пожав плечами, он с улыбкой обернулся к Штейну:
– Темное пиво? В октябре? Где же Фенн мог его раздобыть?
– “Херцвестенское”, – сообщил Штейн. – Владелец трактира Циммермана, как его бишь, Эйлиф? Тот, что нанял твой отряд.
– Аврелиан, – ответил Эйлиф.
– Вот-вот. Этот Аврелиан, похоже, запас довольно много своего весеннего продукта как раз для подобного случая, – он сделал широкий жест, который, как понял Даффи, объединил скопившиеся у городских стен турецкие войска, – и сейчас раздает его солдатам. Прошло уже двенадцать дней, а солдат всех мастей в городе не меньше десяти тысяч. Удивительно, что еще что-то осталось.
– Может, это сродни истории с хлебами и рыбой? – предположил Даффи.
– Мне больше по вкусу чудо этого Аврелиана, – заметил Верто.
– Ну так вот, Дафф, – проговорил Эйлиф, пропустивший мимо ушей последние замечания, – я позвал тебя, потому что бедный старина Бобо отправился сегодня на тот свет. А завтра поутру все капитаны ландскнехтов вместе со своими лейтенантами встречаются в трактире Циммермана с фон Зальмом и прочими шишками, чтобы просить прибавки к жалованью – сдается нам, мы крепко держим их за горло, – и хотелось бы предстать во всей красе. Ты, стало быть, теперь производишься в лейтенанты.
– Я?
Внезапное совпадение между появлением “Херцвестенского” и посещением трактира Циммермана вызвало у Даффи смутную тревогу. В первый раз за пять месяцев он почувствовал, как ощущение самостоятельности начинает его покидать.
“Возможно, – подумал он, – все начиная с гибели Бобо и кончая отправкой Эберса за пивом не случайно”.