6. Начало реактивной эры

   В Липецк я прибыл в конце октября 1946 года. Интересно отметить, что это был первый послевоенный набор летчиков, имевших боевой опыт в Отечественной войне на уровне командиров и начальников штабов авиаполков, поэтому степень подготовки слушателей была определена как Высшие летно-тактические курсы усовершенствования командиров авиачастей ВВС.
   Не помню, сколько слушателей было в наборе, но хорошо помню, что все слушатели были участниками Великой Отечественной войны и 76 человек из них были Героями Советского Союза.
   Так как все слушатели набора ходили в форме и с орденами — ордена тогда были в почете, и за них платили деньги, — то в учебных классах, в столовой и в общежитии слышался приятный звон металла наград.
   За год учебы на Липецких курсах я много познал в теории и практике военного дела. Узнал, как должен работать командир и штаб авиаполка на различных этапах проведения наступательной и оборонительной операции фронта. Более глубокие знания были получены в аэродинамике, самолетовождении, теории воздушной стрельбы и бомбометании, в изучении новых приборов спецоборудования. Фундаментально изучалась тактика ВВС — оценка обстановки, принятие решения, его выработка и другие вопросы командира и штаба авиаполка. Изучали, как всегда, краткий курс истории ВКП(б).
   Полетами занимались мало, так как летчики-слушатели имели гораздо больший опыт в полетах, чем инструкторы-летчики Липецких курсов. На курсах за 1947 год я налетал 36 часов, совершил 71 посадку.
   Липецк изменил и мое семейное положение. Весной 1947 года я встретил ту, которую искал. Узнал ее сразу, как только встретил. Мы знали друг друга еще в Одессе, она жила в одном доме с моим братом и сестрой. Но там я знал ее девочкой, а здесь, в Липецке, это была стройная девушка с прекрасными, как ясное небо, глазами и роскошными косами цвета спелой пшеницы. Отец ее, К. Файерман, главный инженер Одесской авиашколы, погиб летом 1937 года во время полетов. Волею судьбы моя любовь оказалась в Липецке, так как мать ее Р. Неверова была липчанкой. По окончании Липецких курсов, осенью того же года, к новому месту службы я уехал уже вдвоем с женой и больше с ней не расставался, за исключением командировок. До 1962 года кочевала моя Майя Константиновна по авиационным гарнизонам — сначала с родителями, затем со мной и детьми. Уже 58-й год живем мы в мире и согласии.
   Назначение получил в 324-ю Свирскую истребительную авиадивизию заместителем командира 196-го иап. Полком командовал подполковник В. Алексеев. Опытный, знающий свое дело и профессию офицер.
   В декабре 1947 года, когда я прибыл к новому месту службы, мне сказали, что должность моя занята приказом командира дивизии. При встрече с командиром дивизии я попросил, чтобы на моем предписании, согласно которому я назначен на должность приказом главкома ВВС, написали отказ. Этого командир 324-й авиадивизии полковник П. Сукачев не сделал, и я приступил к выполнению обязанностей заместителя командира 196-го иап.
   Полк базировался на полевом аэродроме Волосово, 8 км южнее Лопасни — ныне город Чехов. Штаб казармы, столовая и другие временные постройки размещались рядом с аэродромом. Аэродромно-технический батальон со своими службами располагался в деревне Волосово.
   Солдаты и сержанты срочной службы размещались в казармах на аэродроме, а офицеры полка и батальона со своими семьями в 8 или 9 деревнях, расположенных вокруг аэродрома. Я с молодой женой первое время жил в штабном корпусе, в комнате для учебных пособий. С отъездом из Волосова жены погибшего накануне офицера я с женой переселился в дом к «тете Насте», где освободилась комната размером 2,5 х 3,5 метра.
   Интересно отметить, что в декабре 1947 года, вскоре после нашего приезда в Волосово, произошла денежная реформа и большая часть тех денег, которые я получил по окончании Липецких курсов, порядка 8 тысяч рублей, была потеряна.
   196-й авиаполк в то время имел на вооружении самолеты Яковлева разных модификаций, вплоть до тяжелых металлических самолетов Як-9 с моторами М-107ф и реверсивными винтами. Полк проводил войсковые испытания десяти машин с такими винтами. При проведении войсковых испытаний этих машин форсированные моторы М-107ф быстро выходили из строя, и эти самолеты, не закончив испытаний, из полка забрали.
   Я хочу обратить внимание на такой приметный вопрос, который, на мой взгляд, имел существенное влияние на всю дальнейшую деятельность ВВС. Речь идет о постановлении ЦК и советского правительства по борьбе с аварийностью в ВВС, вышедшем в начале 1948 года. После выхода этого документа командование ВВС Советской Армии по каждому летному происшествию принимало исключительные, прямо-таки драконовские меры. Особенно доставалось командирам полков и авиадивизий. За происшествия в частях ВВС, иногда даже не связанные с полетами, командиров наказывали вплоть до увольнения из армии.
   Боясь строгого наказания за летные происшествия, командиры подразделений, частей и соединений пошли по пути сокращения полетов и упрощения упражнений курса боевой подготовки. В результате летный состав частей ВВС стал не столько поддерживать, сколько терять выучку и навыки в пилотаже, стрельбах, воздушном бое, групповой слетанности и вообще в боевом применении.
   Кроме того, тепличные условия в обучении и боевой подготовке летчиков совпали с периодом переучивания авиаполков на реактивную технику. По опыту боевой подготовки 196-го авиаполка я могу твердо сказать, что летный состав за период 1946—1950 годов в боевой подготовке деградировал.
   Из своей летной биографии хочу привести пример боязни наказания летчика за возможное летное происшествие.
   Летом 1948 года 196-й авиаполк базировался на аэродроме Кубинка. После ремонтных работ я облетывал пятибачный металлический самолет Як-9. Находясь в зоне, самолет словно не хотел «красиво» выполнить ранверсман — фигуру высшего пилотажа. На третьей попытке, чисто выполнив ранверсман, самолет вошел в перевернутый штопор. Фонарь залило маслом. Я повис на ремнях, открыл подвижную часть фонаря. Из кабины полетел мусор и пыль, вырвало планшет с картой. Зная, как выводить самолет Як-9 из перевернутого штопора, я поставил рули на перевод самолета из перевернутого штопора в нормальный штопор. Я помнил, что для вывода самолета Як-7 из перевернутого штопора нужно иметь высоту 2000 м. Мой же самолет металлический и тяжелый, может потерять больше высоты, поэтому я сомневался, хватит высоты для вывода из штопора или нет. Характерно, что во время штопора я думал не столько о спасении жизни, сколько о том, как меня будут ругать, склонять и в конце концов выгонят из армии. Но этого, к моему счастью, не произошло, так как на высоте около 600 м самолет перешел в нормальный штопор, меня прижало к сиденью, и на высоте 150—100 метров я вывел самолет из штопора и благополучно посадил на своем аэродроме. Думаю, что это характерный пример психологии летчика того времени.
   Летом 1948 года 196-й иап перешел на самолет Як-15, который отличался от поршневого Як-3 только тем, что имел реактивный двигатель и, соответственно, другие приборы для контроля его работы. Летчики изучили инструкцию по эксплуатации и технике пилотирования Як-15, и через неделю все уже летали самостоятельно.
   Сентябрь — октябрь полк занимался боевой подготовкой на самолетах Як-15 и подготовкой к воздушному параду над Москвой 7 Ноября.
   Воздушные парады проводились, как правило, 3 раза в год. Подготовкой и проведением парада руководил командующий ВВС Московского военного округа, в то время генерал-лейтенант авиации В. Сталин, требовательный и жесткий военачальник, имевший большие возможности. Авиационные полки, участвующие в параде, перебазировали на подмосковные аэродромы, чтобы меньше зависеть от погоды. Наши самолеты Як-15, участвующие в параде, перед вылетом выстраивали на взлетной полосе, чтобы обеспечить быстрый взлет группы и не тратить горючее на выруливание.
   Боевой порядок предписывал истребительным авиаполкам следовать в колонне звеньев по три самолета, на дистанции 500 метров, высоте 300 метров, на скорости 750 км/час. Полки в колонне звеньев (как правило, по 30 самолетов) на исходный пункт маршрута выходили в заданное время 5 секунд. На последней прямой, от Крюкова до Красной площади, ведущий каждой колонны устанавливал необходимую и постоянную скорость, чтобы облегчить следующим сзади звеньям задачу держать дистанцию, а самому пройти Красную площадь секунда в секунду, на удалении 50—60 метров от Мавзолея.
   Выполнив полет по парадному маршруту на самолетах Як-15, 196-й иап производил посадку на аэродроме Теплый Стан, там заправлял самолеты горючим и вновь перелетал в Кубинку.
   В январе 1949 года поступила команда — получить новый реактивный самолет Ла-15. Появились специалисты, знающие эту машину. Пришел приказ командующего ВВС МВО генерала В. Сталина переучить личный состав 196-го иап на самолеты Ла-15 и принять участие в Первомайском параде.
   Закипела работа по изучению самолета, его двигателя, оборудования, правил эксплуатации. Собирали самолеты Ла-15 в Кубинку, перегоняя с завода в г. Горьком, из НИИ ВВС, из Чкаловской по одному или по два самолета. В марте 1949 года на аэродроме Кубинка было около десятка Ла-15.
   Начались самостоятельные полеты, соблюдая субординацию — от старшего к младшему. Так как самолет Ла-15 официально не был принят на вооружение ВВС, то командиру 196-го авиаполка полковнику А. Шишкину[2] была поставлена задача: одновременно с подготовкой к параду группе летчиков совместно с летчиками МАП и НИИ ВВС провести войсковые и государственные испытания самолета Ла-15.
   Два летчика из 196-го полка, я и капитан А. Бабаев[3] — командир эскадрильи, летчик из НИИ ВВС подполковник А. Кочетков[4] и летчик МАП, фамилию которого я не помню, выполняли полеты по программе НИИ ВВС. Летный состав полка летал по программе войсковых испытаний и готовился к воздушному параду 1 Мая.
   В одном из полетов, при подготовке к параду в колонне звеньев, на подходе к Москве, загорелся самолет Ла-15 моего ведомого штурмана полка капитана К. Зотова. Зотов катапультировался благополучно. Самолет разбился. При приземлении с парашютом его первые слова были:
   — Теперь-то, наверное, Красное Знамя дадут.
   Он высказал это майору КГБ, который оказался на месте приземления. А на другой день в газете «Сталинский сокол» был напечатан приказ о награждении капитана Зотова, совершившего первым в мире вынужденное катапультирование из боевого самолета, орденом Красного Знамени.
   Константин Зотов в своем роде был интересным человеком: консервативным и своеобразным в делах и поступках. Это был представитель старшего поколения советских летчиков. На войне не был, но очень хотел быть человеком заметным. В сравнении с другими летчиками очень древний, закончивший школу пилотов еще в 1932 году. Образование его осталось на уровне ЦПШ (церковно-приходской школы). Мыслил своими категориями, поэтому многие годы оставался капитаном.
   В 1947 году, после воздушного парада, он побывал на приеме участников парада в Кремле, чем очень гордился. Как-то молодые летчики попросили его рассказать о кремлевском приеме. Дело было на аэродроме Волосово, и он стал рассказывать. Как участников парада 1947 года приветствовал сам И. В. Сталин. Как он внимательно рассматривал красоту кремлевского убранства. Взял в руку палочку, присел на корточки и на земле стал чертить и рассказывать, где сидели за столами летчики, где руководители партии и правительства, в какой палате. Летчики стояли вокруг Зотова и смотрели, что он рисует. Когда он палочкой нарисовал и показал, где сидел т. Сталин, один шутник из молодых летчиков ему тихонько на ухо и говорит:
   — Товарищ капитан, а вам не кажется, что вы раскрываете государственную тайну?
   Зотов прекратил чертить, изменился в лице, не поднимаясь, посмотрел снизу на молодых летчиков. Все замолчали. Он, по всей вероятности, подумал, что действительно разглашает тайну. Быстро стер то, что рисовал на земле, и произнес
   — Я думаю, что здесь все коммунисты.
   Поднялся и хотел уходить, но летчики со смехом его убедили, что тайны никакой нет и они просто пошутили.
   Вот какой комичный случай был в 196-м авиаполку с Костей Зотовым. Так его звали за глаза и старшие, и младшие сослуживцы.
   После Первомайского парада 196-й полк продолжал полеты по программе войсковых и государственных испытаний самолета Ла-15 и начал подготовку к показательным полетам на предстоящем праздновании Дня Воздушного Флота СССР. Я готовил индивидуальный пилотаж на Ла-15. Капитан А. Бабаев пилотаж звеном (3 самолета Ла-15). Герой Советского Союза А. Билюкин[5] — воздушный бой пары Ла-15 на пару.
   В июне 1949 года при выполнении пилотажа в зоне погиб летчик старший лейтенант Загорец. В конце июля погиб командир 196-го иап Герой Советского Союза полковник Александр Павлович Шишкин. Полковник А. Шишкин прибыл командиром 196-го иап в марте 1948 года на аэродром Волосово, сменив подполковника В. Д. Алексеева. Требовательный, жесткий командир, он, с моей точки зрения, иногда был груб и резок с подчиненными. Это был, безусловно, энергичный и деловой человек, на первом плане у него всегда была служба и работа. Был он небольшого роста, очень подвижен и быстр в решениях и действиях. Во многом стремился подражать своему командующему В. И. Сталину, с которым связывала его долгая служба и боевая дружба: с ним он прошел почти всю войну. С друзьями и товарищами А. Шишкин был дружелюбен и общителен, но, казалось, для него не существует жизни вне аэродрома. Он очень любил футбол, был болельщиком, организатором и шефом полковой футбольной команды. Главное же, Александр Павлович очень любил летать. Выполняя пилотаж в зоне на самолете Ла-15, А. П. Шишкин попал в штопор. Вывести самолет из штопора летчик не сумел. На высоте 200—300 м он катапультировался, но парашют наполниться воздухом не успел…
   Техника вывода реактивного Ла-15 со стреловидным крылом намного отличалась от техники вывода из штопора самолетов «Як» и «Ла» с поршневым двигателем. Инструкции по выводу самолета из штопора не было, и полковник А. П. Шишкин погиб, не разобравшись в том, как нужно правильно выводить самолет Ла-15 из штопора. Уверенно пишу об этом, поскольку за несколько дней до катастрофы мы спорили с ним по этому предмету.
   А самолет Ла-15, как и другие реактивные самолеты со стреловидным крылом и высоко расположенным стабилизатором на хвостовом оперении, необходимо выводить не отдачей вперед ручки управления, как на поршневых самолетах, так как рули глубины таких самолетов на штопоре затеняются килем и рулем поворота, поэтому останавливать вращение нужно рулем поворота и, когда вращение прекратится, отдавать от себя ручку управления для набора необходимой скорости. Кроме того, из-за малой эффективности рулей реактивные самолеты из штопора на высотах более 5000 метров не выходят.
   После двух катастроф самолета Ла-15 в 196-м полку командующий ВВС МВО В. Сталин полеты на Ла-15 запретил, а самолеты Ла-15 были переданы в части ПВО страны.
   С убытием в декабре 1949 года из Кубинки в Китай 29-го гв. иап, в состав 324-й иад вошел 32-й гв. иап из Брянска, бывший полк асов, которым некоторое время командовал во время войны В. Сталин. Командиром полка был подполковник С. Долгушин[6], Герой Советского Союза, замечательный человек и отличный боевой летчик. Меня перевели в 32-й гв. иап его заместителем.
   Летчики 32-го гв. иап в короткий срок переучились на самолеты МиГ-15 и приступили к плановым полетам учебно-боевой подготовки и подготовке к майскому параду. В 1950 году я много работал по обучению летчиков полка полетам днем и ночью в сложных метеоусловиях. Кроме того, готовил с капитаном В. Лапшиным «встречный пилотаж» на самолетах МиГ-15 в День Воздушного Флота СССР, который из-за плохой погоды тогда не состоялся.

7. Командировка

   Как я попал в Корею? В октябре 1950 года, оставаясь за командира 32-го гв. иап, я руководил ночными полетами. В конце полетов мне доложили, что погода начинает ухудшаться — с запада движется туман. Я на МиГ-15 вылетел на разведку погоды и увидел, что Москва-река закрыта туманом и туман скоро закроет аэродром. Я дал команду — «всем посадка» и сам стал строить заход на посадку. Перед третьим разворотом выпустил шасси. Увидел на щитке зеленые огоньки, что значит — шасси выпущены, кран уборки шасси поставил в нейтральное положение, как рекомендовалось инструкцией летчику по эксплуатации самолета МиГ-15. При выравнивании самолета, когда он вошел в полосу освещения, по радио настойчиво требовали от меня уйти на второй круг, но ни разу не передали, что шасси самолета убраны.
   Не зная, что у самолета убраны шасси, и помня, что аэродром закрывает туманом, я решил садиться, так как полоса была свободна. Когда самолет «провалился» на посадке, я понял, что шасси убраны. Поставил кран на выпуск и нажал на левую педаль, чтобы сдернуть самолет с бетона. Но самолет уже хорошо горел, и пожарные его потушить не смогли.
   Мне дали строгое взыскание, и при формировании полков 324-й дивизии для отправки в Корею меня назначили командиром 196-го авиаполка, который в составе этой дивизии должен был убыть на восток. Кроме того, в инструкцию летчику по эксплуатации самолета МиГ-15 внесли изменение, чтобы кран уборки шасси после их выпуска в нейтральное положение не ставили, а также на шасси поставили лампочки, чтобы ночью было видно, выпущены шасси или нет.
   В середине октября 1950 года, по договоренности правительств Советского Союза, Китая и Кореи, командование ВВС Советской Армии приняло решение направить в Китай 324-ю истребительную авиационную дивизию, для переучивания на самолетах МиГ-15 корейских летчиков.
   В состав 324-й дивизии вошли 176-й гвардейский и 196-й истребительные авиаполки с частями обслуживания. Командир дивизии полковник Кожедуб. Командир 176-го гв. иап подполковник Кошель. Командир 196-го гв. иап подполковник Пепеляев.
   Было приказано в короткий срок сформировать два истребительных авиаполка, штаб и управление дивизии, а также части специального и материального обеспечения. Формирование двух полков проводилось из личного состава трех авиаполков, которые базировались на аэродромах Кубинка, Теплый Стан и входили в 324-ю авиадивизию прежнего состава. Летный состав формируемых полков разрешено было набирать только из добровольцев трех полков, за исключением летчиков-пилотажников, принимавших участие в показательных полетах. Я формировал три эскадрильи 196-го полка из летчиков-добровольцев 196-го и 32-го гвардейских авиаполков.
   Нужно сказать, все прекрасно понимали, для чего формируется дивизия и полки и чем они будут заниматься в командировке. Большинство летчиков не проявляли большого желания ехать в командировку, так как уже знали, что такое война. Лично я знал, что в Корее идет война, и ехал в командировку с большим неподдельным желанием. Во-первых, я был твердо уверен в своей личной готовности как летчика-истребителя, как воздушного бойца. Во-вторых, я знал и всегда помнил, что прошедшая Отечественная война лично меня коснулась очень мало. Большинство моих сверстников-летчиков, хороших друзей и товарищей, в том числе и мой родной брат Костя, погибли в воздушных боях этой войны. Поэтому я был обязан перед светлой памятью погибших друзей, а также перед государством, которое сделало меня летчиком, затратив немалые средства, рассчитаться и отдать долг за все то, что для меня было сделано.
   Я без раздумья дал согласие ехать в Корею. Во-первых, всю Великую Отечественную войну, проходя службу на Дальнем Востоке, я стремился попасть в действующую армию. Во-вторых, я должен был реабилитировать себя после ночной аварии МиГ-15, в которой себя не винил.
   Летчиков 32-го гвардейского и 196-го авиаполков я знал неплохо, так как служил в 1948—1949 годах в 196-м, а в 1950 году в 32-м гвардейском полку. Знал их подготовку, знал каждого в лицо, поэтому мне нетрудно было подобрать 30 человек добровольцев, что я и сделал в течение трех-четырех суток.
   После обстоятельных бесед и разговоров были подобраны командиры эскадрилий, с которыми познакомился новый командир авиадивизии И. Н. Кожедуб и утвердил их кандидатуры, также утвердил эти кандидатуры командир дивизии полковник В. А. Луцкий[7], Герой Советского Союза, замечательный летчик и человек, хороший командир и организатор, командир 324-й иад до переформирования.
   Командирами эскадрилий 196-го иап были утверждены:
   1-я иаэ — капитан Николай Антипов;
   2-я иаэ — капитан Борис Бокач;
   3-я иаэ — капитан Николай Шеламонов.
   Утверждены также были:
   заместитель командира авиаполка — майор Пронин;
   зам. по политчасти — подполковник П. Докучаев;
   штурман авиаполка — капитан П. Ткацкий;
   начальник ВСС (воздушно-стрелковой службы) — капитан Н. Кирисов;
   старший инженер полка — инженер-капитан Ф. Кругляков;
   начальник штаба полка — майор И. Тонкий.
   Все перечисленные товарищи принимали активное участие в подборе людей и формировании подразделений и штаба полка. Почти 90% летного состава полка были участниками Отечественной войны и имели некоторый опыт воздушных боев на поршневых самолетах. Командиры авиаэскадрилий сами подбирали в свои подразделения летчиков-добровольцев.
   Сформированные экипажи, звенья, эскадрильи, технический состав под руководством молодого энергичного инженера авиаполка инженер-капитана Ф. Круглякова разобрали 31 самолет МиГ-15. Каждый самолет разместили в самолетном ящике. Ящики погрузили на железнодорожные платформы и под охраной сопровождающей команды отправили в Китай за 10—15 дней до убытия основной группы личного состава дивизии.
   Чтобы меньше тратиться на дальнюю поездку, личный состав авиадивизии не стали одевать в гражданское платье, а просто сняли со всех солдат и офицеров погоны, петлицы, знаки различия, так что внешне все мы враз стали выглядеть не военнослужащими, а, в лучшем случае, демобилизованными воинами.
   За день-два до отъезда личного состава на Корейскую войну в гарнизон Кубинка приехал командующий ВВС Московского военного округа генерал-лейтенант авиации В. И. Сталин. При встрече с командованием вновь сформированной 324-й истребительной авиадивизии командующий выслушал некоторых командиров о готовности к поездке в командировку. Произнес напутственную краткую речь. Говорил об ответственности, о патриотизме, интернационализме, о боевых традициях летчиков в Великой Отечественной войне. Снял с меня взыскание, заключавшееся в вычете 30% из оклада месячного содержания в течение 6 месяцев, наложенное им за ночную аварию МиГ-15.
   Несколько слов о яркой и неоднозначной фигуре сына вождя.
   В. И. Сталин, генерал-лейтенант авиации, вступил в должность командующего ВВС МВО в начале 1948 года. Приступив к работе, развернул бурную деятельность в решении задач боевой подготовки и боевой готовности частей ВВС округа. Заменял старые самолеты на новые. При нем начали приводить в порядок аэродромы округа: ремонтировать старые и строить новые взлетно-посадочные полосы (ВПП), обустраивать гарнизоны и городки. В. Сталин был строгий и эмоциональный человек. Бывал он жесток с нерадивыми, но справедлив. Искренне любил авиацию и летчиков.
   Я помню случай, когда, вступив в должность командующего, он рано утром приехал на аэродром Теплый Стан и объявил боевую тревогу 176-му гвардейскому авиаполку. Оперативный дежурный полка лейтенант Молотов, получив сигнал боевой тревоги, действовал согласно боевому расписанию. Через пять-шесть минут на командный пункт прибыл дежурный по аэродрому лейтенант Рыков и доложил командующему о состоянии готовности аэродрома.
   Личный состав 176-го гвардейского полка действовал по тревоге вяло и неорганизованно. Только через 30 минут на КП полка прибыл зам. начальника штаба майор Ворошилов. Командира и начальника штаба полка еще не было. Тогда командующий и говорит:
   — Что же такое получается — собрались Сталин, Ворошилов, Молотов, даже Рыков, а в полку бардак. До сих пор нет ни командира полка, ни начальника штаба.
   После тревоги, на разборе, командующий жестко поговорил с командованием полка. Сделал соответствующие организационные, другие выводы и убыл с аэродрома. Вскоре после этого случая полк принял майор Герой Советского Союза А. С. Куманичкин[8].
   Вот так оперативно, порой с юмором, решал многие задачи командующий ВВС Московского военного округа.
   В. Сталин столь же страстно любил спорт и уделял этому увлечению много внимания. При личном его участии были созданы многие спортивные команды — футбольная, хоккейная, ватерпольная, конная и другие, которым он стремился создать условия для тренировок, и очень многое сделал в строительстве спортивных сооружений, большинство из которых действуют до настоящего времени.