Перемолотов Владимир. Тень воина

   - Митридан? Выходит, прав я был. Отметился он у тебя в Киеве, - довольно сказал Хайкин, сообразив, что тем самым он уравнивается с киевским волхвом.
   - И не у меня и не в Киеве, - рыкнул Белоян. - В Киев он бы не сунулся. Кишка у него тонка, ко мне соваться. Это… -Белоян задумался, как бы сказать. - Это он совсем в другом месте отметился.
   Хозяин сделал вид, что не заметил осторожности гостя.
   - И, что в этом другом месте?
   - Вобщем украл он в этом месте "Паучью лапку".
   Волхв замолчал, ожидая вопроса, но Хайкин молчал. Не хочет ему гость всей правды сказать, что ж его дело. А и ему полправды слушать не хочется. Как быть? Молча, они смотрели друг на друга, пока, наконец. Хайкин, вежливости ради, не нарушил молчания.
   - А зачем ему это? Для каких дел?
   Белоян облечено вздохнул - врать не пришлось.
   - Ему он не нужен. Не для себя он его крал. Тут других доброхотов хватает.
   - А им зачем?
   - В их землях не все спокойно, вот и хотят они внимание Богов на себя обратить. Они попросили, ну а он и расстарался. Не даром, конечно…
   - Да как же так? - удивился Хайкин. - Как же не уследили? Беречь надо было… Такая вещь!
   Белоян кивнул, соглашаясь, но оправдываться не стал.
   - Бережем… Берегли то есть, но вот так получилось… Думаешь первый он? Нет. Талисман это как огонек, на который мотыльки летят. Летят и летят, летят и летят…
   Белоян задумался, и хозяину пришлось кашлянуть, чтоб прервать его мысли. Киевлянин вздрогнул.
   - Я вижу, что у тебя и горя-то большого нет…
   - А что горевать? - спросил Белоян без тени смущения или раскаяния. - Искать его надо, да назад талисман возвращать, пока он думает, что обманул всех. Сгорел…
   - Легко сказать…
   - Конечно не легко… Чтобы он о нас не думал, а он себя скрыть попытается. Заклятьем или еще как…
   - Скроет?
   Белоян пожал плечами.
   - Раз мы знаем, что он живой, так и искать его будем со всем тщанием. А раз так, то значит, обязательно найдем. Нужно его поймать, пока он талисман тем, другим не передал…
   - Но Гаврила-то? - не удержался Хайкин. - Наш-то простак тут причем?
   Белоян только плечами шевельнул неопределенно.
   - Не знаю еще. Я твоего Гаврилу не видал, но если он день в день с колдуном из города пропал, да прямо из его дома, значит это все не просто так, не случайно.
   В задумчивости Белояна не было отчаяния.
   - Может быть знает чего, или несет… Надо его искать. Надо Митридана искать…
   Хайкин не чинясь достал еще один Шар и подставку. Он пододвинул все к Белояну и, заглянув в медвежью морду, сказал:
   - Мы люди не гордые… Если к нам с добром, то и мы с честью. Всем поделимся, последнее отдадим… Начнем не откладывая?
 
   - Нашел!
   В голосе Белояна не было торжества. Только усталость. С утра до утра они искали иголку в стоге сена. Князья пировали, охотились, а волхвы не смыкая глаз, перебирали жителей земли Русской. Хайкин оторвался от своего Шара и наклонился к гостю. Тот сидел, словно одеревенев, и смотрел в свой Шар. По медвежьей морде трудно было понять, что чувствует Киевский волхв, но Хайкин и по себе знал, что он должен чувствовать. Журавлевский волхв нажал руками на переносицу, заставляя резь в глазах убраться куда-нибудь поглубже в череп и склонился над Шаром. В глубине стекла виднелось чужое лицо и тенью сзади, еще одно. Хайкин прищурился, сквозь круги и резь, вглядываясь в незнакомые глаза.
   - Не он.
   - А второй?
   - Тоже не он…
   - Как это не он? - удивился Белоян. - Сам же говорил - у одного лицо глупое, а у другого бородавка. Куда уж глупее? Да и бородавки вон и вон.
   - Не те, - тусклым голосом повторил Хайкин. - Не те и все.
   Казалось, что спать хочется даже больше чем дышать. Если б Белоян ошибся в первый или в десятый раз, то он, может быть, сказал бы это иначе, но это случилось раз в тридцатый. Колдовство для них превратилось в тяжелую и нудную работу, вроде распахивания земли или корчевания пней - тяжело, нудно, но необходимо.
   - Надо было чагу покрепче заваривать, - проворчал Белоян. - Пожалел что ли?
   Хайкин ничего не сказал. Во рту стояла сухая горечь с березовым привкусом, словно банный веник пожевал. Он просто вернулся к своему Шару и все пошло своим чередом. Лица, лица, лица… Множество лиц, но не тех, которые были нужны.
   Солнце не успело пройти от столба до столба, как Белоян откинулся к стене. Хайкин тут же спросил:
   - Нашел?
   - Все зря… - сказал гость. - Закрыт он. Тут место знать надо. Тогда только…
   Хайкин тоже оторвался от своего Шара и посмотрел на Киевского волхва.
   - Глаза у тебя, как у бешеного поросенка.
   - А у тебя лучше, что ли?
   Белоян провел рукавом по морде, словно усталость была паутиной и ее можно было сбросить.
   - Сутки потеряли…
   - Потеряли?
   - Ну не потеряли - поправился он. - Потратили.
   Волхв поднялся. Растирая поясницу, прошел к столу, на котором дымилась свежесваренная кава. Припав к кружке, долго прихлебывал горячий напиток, изредка поглядывая на широкий золотой браслет на левой руке.
   - По-другому давай пробовать.
   Опустив кружку на стол, с силой потер лицо.
   - Прикажи, пусть еще кавы заварят.
   - А поможет? - спросил Хайкин. - Что-то я не слышал, что в таких случаях кава помогала - Поможет. А потом прикажи, чтоб какую-нибудь вещь Гаврилову сюда, к нам принесли бы.
   Хайкин помрачнел.
   - Не получится.
   - Это у меня-то? - обиделся Белоян. - Ты говори, да не заговаривайся…
   Сутки напрасных поисков не прошли даром. В голосе гостя на мгновение прозвучал рык дикого зверя.
   - У меня не получится, - сказал Хайкин так, словно и не слышал медвежьего рыка. - Сгорел Гаврилов дом в тот же день. Дотла сгорел. До пепла.
   Белоян несколько мгновений стоял неподвижно, словно Хайкин ничего и не сказал и тот повторил:
   - Дотла. В тот же день.
   - Вот оно что, - протянул, наконец, Белоян. - Что ж ты раньше-то не сказал?
   - Ты не спросил. А я не сказал…
   Киевлянин азартно стукнул кулаком по ладони.
   - Значит я все же прав… В Гавриле дело! Неужто все сгорело?
   - Все. Дом, сарай…
   - Да-а-а-а… Поберегся Митридан, прибрал за собой… Уважаю…
   Сколько-то они сидели молча, потом Хайкин встрепенулся.
   - Соха!
   - Что? - не расслышал Белоян. - Чья сноха?
   - Соха. Когда Гаврила тени лишился, то он в поле был. Пахал. Так он, наверное, все как было, бросил, на коня вскочил и в город…
   - Ну и? - весь подобравшись спросил Белоян, почувствовавший, что впереди что-то забрезжило.
   - А соху наверняка там оставил, - радостно закончил Хайкин. - Не могла же она в чистом поле сгореть? Сгодится соха?
   Белоян хлопнул в ладоши. Окно само собой открылось, и он голосом Хайкина крикнул:
   - Лошадей к крыльцу, живо!
   В два счета они ссыпались вниз. Княжеские дружинники едва успели растворить ворота, как Белоян рыкнул по-медвежьи, и кони понесли. Мелькнули удивленные лица, кто-то шарахнулся в сторону.
   - Куда?
   - Вниз, - откликнулся Хайкин голосом гостя. - Вниз до реки, а потом направо! Сперва в деревню заедем, за войтом.
 
   …Соха лежала на земле там, где ее оставил незадачливый землепашец. Земля, прилипшая к лемехам, засохла, и светлыми сухими комьями украшала железный лемех, уже тронутый ржой. Войт потрогал землю пальцем, растер шепотку и, сердито ворча, ссыпал назад.
   - Куда дурака понесло? - пробормотал он. - Пахать пора, а он…
   - Его соха? - перебил войта Хайкин. - Отвечай.
   Войт любовно провел ладонью по сошнику, смахивая пыль.
   - Его.
   Исполненный величия оттого, что рядом стояли не кто-нибудь, а два могучих волхва, повторил:
   - Его.
   - Ну, смотри, старый… - сказал Белоян, нетерпеливо постукивая ногой по земле. - Если врешь, то в лягушку тебя…
   Войт с достоинством отмахнулся от слов меведемордого, словно и не было только что страха, от которого пришлось войта доставать из-под лавки.
   - И говорить нечего. Его. Земля его и соха его. Да и все другие, кроме этого дурня уже отпахались…
   Не слушая более селянина, Белоян жестом отослал старика подальше, а сам, вознив соху в землю, очертил ее кругом. На левую рукоять сохи он одел снятый с руки тяжелый золотой браслет, а на правую начал выкладывать из мешочка золотые монеты, чередуя их и приговаривая.
   - Ромейская, саркинозская, ромейская, саркинозская…
   Потом он забормотал.
   Хайкин узнавал знакомые слова, но общий смысл ускользал. Такого заклинания он еще не слышал, а потом стало не до слов. В очерченном круге воздух пошел искрами. Несколько мгновений они мерялись блеском с золотом, но золото вдруг потускнело, став медью. Журавлевский волхв не успел удивиться, как соха вдруг вздрогнула, словно кто-то невидимый взялся за нее, и со скрипом расшвыряв землю, повернулась.
   Движение было коротким, но ощутимым. Войт отпрыгнул и сделал охранительный знак.
   - Вот, - сказал Белоян, придержав соху, чтоб не свалилась. - Это еще куда ни шло…
   Он присел, примериваясь взглядом к виднокраю.
   - Куда ни шло? - не понял Хайкин. - Так получилось или нет?
   - А то! - весело глянул киевский волхв. Он махнул рукой направо от сохи, а потом налево. - Туда не шло и сюда не шло. А шло, точнее шел, вон туда…
 
   Похоже, что они сделали главное.
   После этого Белоян завертел все дело сам, а хозяин только удивлялся как ловко и быстро у него все выходит. Киевлянин поговорил с князем Владимиром, посекретничал с Круторогом и, в конце концов, захватив Хайкина, улетел искать Гаврилу на ковре-самолете.
   Поднявшись под облака, волхвы определили, куда нужно лететь, и уселись, приготовившись к долгому ожиданию. То ли ветер, то ли волшебство подхватило ковер и понесло в сторону Киева. Беседуя о разном они пролетели почти пол дня, но Белоян вдруг оборвав беседу, привстал на колени и пробормотал в полголоса.
   - Вот это удача!
   В его голосе было столько удивления, что Хайкин вслед за ним посмотрел вниз.
   - Что там?
   Не было там ничего необычного - деревья да кусты, и только тут Журавлевский волхв увидел, что Белоян смотрит на свою лапу. Глядя то на нее, то вокруг он медленно поворачивался. Перстень на среднем пальце вспыхнул светло-синим огнем и погас.
   - Это еще что? - спросил Хайкин.
   - Это и называется удача, - несколько озадаченно ответил Белоян. На медвежьей морде появилось удивление, тут же сменившееся подозрительностью.
   - То, что перстенек не простой, это я догадываюсь, а вот в чем он не простой?
   Все еще глядя на палец, Киевский волхв ответил:
   - Помнишь, я говорил, что не для себя Митридан талисман взял?
   - Помню.
   - Вот этот перстень особенный. Он того злодея, для котрого Митридан старался, чует. Ну, если тот недалеко, конечно…
   Белоян молчал, глядя, как на пальце полыхает синий свет. Без сомнения это означало только одно - где-то рядом сидел чужой маг.
   - Так может, к ногтю его, доброхота? - предложил Хайкин, видя нерешительность Белояна. - Что доброе дело "на потом" откладывать?
   Ковер незаметно остановился, словно и его, как и Белояна, охватила задумчивость. Ковер стоял, как лодка на якоре, а колдун щурился, что-то прикидывая.
   - Надо придумать что-нибудь такое, чтоб остановить его, чтоб под ногами не путался… - сказал, наконец, собравшись с мыслями, Белоян.
   Хайкин хищно улыбнулся.
   - Есть у меня средство. -Он вытащил откуда-то из портков берестяную коробочку, встряхнул, прислушиваясь к сухому шороху, и ухватился пальцами за крышку. - Как раз для такого случая держал…
   Блеск в глазах товарища Белояну не понравился и он уточнил:
   - Но так, чтоб не до смерти… Дня на два, на три.
   - До смерти? - переспросил Хайкин, посчитав, что ослышался. Крышку он приподнять не успел.
   - Нет. Не до смерти. Пусть поживет еще… Я же говорю - несколько дней.
   Хайкин пожал плечами.
   - Не пойму я тебя. Он ведь нашему делу враг?
   Белоян на мгновение замешкался. Хайкин, уже сунувший коробочку назад, в штаны шевельнул рукой, показывая, что готов достать ее.
   - Ну враг, враг. И что с того? Не всякого врага ничтожить следует. Он нам, ежели мы с тобой все с умом сделаем, чуть позже большую пользу принести сможет.
   - Пользу? Да какая польза от врага?
   - Не знаю как ты, а я все в дело пускаю. Всякую дрянь, между прочим тоже.
   Хайкин молчал.
   - Ну? Есть что-нибудь на примете?
   Не дождавшись ответа, Белоян сам его нашел.
   - Да, - сказал он. - Именно.
   Словно получив новый приказ, ковер скользнул к земле и полетел влево. Белоян снял перстень и сунул его за пазуху.
   - Передумал?
   Лес под ними рассекала дорога, вдоль которой и заскользил ковер.
   - Нет. С чего бы это мне передумывать…
 
   Путнику в Русском лесу раздолье.
   Это если он не боится встречи с диким зверем или разбойником, лешим или кикиморой или непроходимым болотом. А Игнациус ничего этого не боялся. Правда, скорее, по привычке, чем от сознания собственной силы. После того, что произошло в Киеве, она сильно поистратилась. Ловушка, в которую его заманил Митридан, выжала из него почти все и теперь не Сила жила в нем, а скорее воспоминание о ней. Слышал он, что такое бывает, но с ним это произошло в первый, и он сильно надеялся, в последний раз.
   Столкновение с Митриданом обошлось дорого - он очнулся в каком-то лесу с тем ощущением, которое мог испытывать, наверное, в один миг пересохший колодец - пустота и отчаяние. Несколько дней он едва двигался. Оставшихся в нем сил хватало только на то, чтоб наклонить к лицу ветку малины и разжевать несколько ягод. Три дня он поедал ягоды, что росли в десятке шагов от места, куда его занесло, и каждое мгновение ждал появления Митридана. Со временем страх улетучился. Он понял, что врагу досталось не меньше.
   Когда силы вернулись, и он вновь почувствовал, что может ходить, как нормальный человек, а не переползать с места на место, он вышел из малиновых зарослей, чтоб определиться куда же его занесло. Слава Богу, удача не покинула его. Куда подевался противник, он не знал, а вот самого его занесло не так уж далеко от Киева.
   Оставалось решить, что делать дальше.
   Нет. Он не отбросил мысли найти Митридана и отобрать у него "Паучью лапку". Однако чтобы превратить эту прекрасную мечту в реальность, нужно было найти колдуна или хотя бы Гаврилу. Он надеялся, что ловушка, в которую его заманил Митридан, обошлась тому ничуть не дешевле, и тот пролежал в позорном бессилии не меньше него. Кроме того, почти наверняка (дорого бы дал Игнациус за то, чтоб его надежда превратилась в уверенность!) у беглого колдуна Митридана нет с собой волшебных вещей, через которые его колдовство могло достичь цели - Шара, ковра самолета или чего-то подобного…Первым делом он вернулся в Киев и вытряс из содержателя корчмы свой ковер и мешок. Тех остатков колдовства, что еще оставались в нем, ему хватило, чтоб найти Гаврилу. Два дня насмерть запуганный содержатель корчмы мирился с тем, что Игнациус жил в корчме, творя странные ритуалы, а колдун все это время ломал голову над тем, как оградить несведущего в колдовских делах Гаврилу от происков Митридана.
   Увы!.
   К непритворному огорчению Игнациуса его соперник остался жив. Правда и ему не дешево обошлась их Киевская схватка. Сил у колдуна теперь хватало лишь на мелкие пакости, но и у мага они были не беспредельны. Силы возвращалась к нему тоненьким ручейком, но и та малость, что приходила не задерживалась - все уходило на борьбу с колдуном. Слава Богу, что их пока хватало, чтоб отражать его магические нападения на Гаврилу. Колдун не унимался и раз за разом повторял попытки. Совсем тяжко, правда, пришлось только один раз, когда Митридан хотел напустить на бедного соотечественника демонов воздуха, но Игнациус справился, хотя потом до вечера валялся в черном забытьи и едва не упустил науськанных врагом разбойников.
   Он отбивал атаки, защищал Гаврилу, но куда как удобнее было бы делать это, находясь рядом.
   Истерзанный ожиданием колдун однажды утром, когда его ковер в очередной раз не сумел подняться в воздух, скатал его, взвалил на плечо и ушел из корчмы к немалому облегчению хозяина, по следу Гаврилы.
   Украв коня, он бросился в погоню, надеясь, что Митридан чувствует себя не лучше, если вообще как-нибудь чувствует.
   Он торопился не щадя ни себя ни коня, только изредка останавливаясь, чтоб дать отдых животному.
   Вот и теперь он сидел, ожидая, когда конь сможет нести его дальше. Беспокойство грызло мага, и он все чаще поглядывал на коня. А тот, словно и не чувствовал, что нужен новому хозяину, знай себе пощипывал траву и молодые ветки.
   "Волчья сыть!" - злясь от бессилия, подумал маг. - "Свиное отродье… Только б жрать. Ну, ей Богу, кончится терпенье - волкам скормлю!" Конь вскинул голову, словно и впрямь почувствовал опасность.
   Игнациус вскочил, прислушиваясь к лесу. Конь поводил головой и вернулся к веткам. Ага! Не в волках, похоже, дело. Похоже, что кто-то нагонял его. Маг засмеялся. Кто бы ни был этот неведомый всадник, перед Игнациусом у него было одно огромное преимущество - свежий конь. Ухо мага выискивало стук копыт, когда только что прозрачный воздух вокруг потемнел. Зелень сквозь него стала казаться темнее, словно пожухла, прихваченная ранним морозом. Игнациус протер глаза, словно дело было в них, но серости только прибавилось. Она превратилась в дымку, что окружила его со всех сторон. Сообразив, что тут твориться маг заорал и бросился прочь, но воздух сгустился и потек вращающимися волнами вокруг него. Остатками колдовства, что еще оставалось в нем, Игнациус попытался остановить вращение, спасти себя, но тщетно. Ломая сопротивление, чужое колдовство закрутило его, развеивая силу, гася сознание…
 
   Сверху, с ковра, было видно, как конь сорвался и не разбирая дороги, с ржанием рванул прямо сквозь кусты. Всадник, вокруг которого ходили, пересекая друг друга серые кольца, делая поляну похожей на водную гладь, усеянную вилами, остался на месте, шатаясь и, постепенно теряя очертания человека, превращался в дым.
   Белоян наблюдал за превращением, держа перед собой простой глиняный горшок со снятой крышкой. Хайкин едва взглянул на него и тут же посмотрел вниз, но опоздал. Человека на поляне уже не было. Превратившись в клок серого тумана, он, подчиняясь движениям Белояновой руки, вытянулся вверх, став похожим на дымовой хвост, что часто можно видеть над избами, в которых топятся печи, поднимался к ковру.
   Дым коснулся кувшина и медленно вполз внутрь. Белоян, шепча заклинания, накинул сверху тряпицу и уселся, постукивая по ней пальцами, словно уминал там что-то, не давая вылезти назад. Хайкин сидел молча, под руки не лез и просто смотрел. Белоян бросил на него косой взгляд, спросил:
   - Можешь так?
   Журавлевский волхв пожал плечами.
   - Всему не научишься.
   - Этому - можно. Научу, - пообещал волхв Киевский. - Иногда от таких забав большая польза выходит.
   Хайкин, соглашаясь, кивнул.
   - Правду люди говорили. Много в тебе силы…
   - Много, - не рисуясь, отозвался Белоян.- И сам не знаю сколько…
   - Что же тратить-то напрасно? Если враг это, то убей, а если друг…
   - Это не друг.
   Белоян снова взял горшок в руки и в задумчивости начал поглаживать округлые бока. Хайкин не понимал что тут происходит и оттого не мешал ему.
   - А река тут есть? - наконец спросил Белоян - Есть.
   Киевский волхв оживился.
   - Большая?
   - Да нет… Река Смородинка.
   Белоян кивнул, словно вспомнил что-то.
   - В Днепр впадает?
   - Конечно. Тут у нас все в него впадает…
   Река текла через лес, еще не зная, что ждет ее впереди большая река, в которую она вольется, став ее частью. О том, что ждет реку впереди, знали только люди, что стояли на берегу. Белоян вошел в реку по пояс и без сожаления опустил кувшин в воду. Волна взбурлила, словно раздумывала, принимать в себя кувшин или выбросить на берег.
   - Хоть бы камень привязал, - досадуя на товарища, сказал в волховскую спину Хайкин. - Тут ведь что бросай, что не бросай… Все одно на порогах разобьется…
   - Знаю. А сколько до порогов?
   Хайкин, посмотрел на воду, прикинул.
   - Если под парусом. К вечеру пройдешь.
   Белоян досадливо мотнул головой.
   - А просто на плоту?
   Течение колыхало кувшинки рядом с берегом. Мелкая рыбешка взблескивала чешуей, словно из-под воды сверкали русалочьи глаза.
   - День, ну два… А может и раньше кто-то найдет, вытащит его, кувшин разобьет… Убил бы - и дело с концом, - повторил он.
   - Рано его убивать, рано, - улыбнувшись своим мыслям, ответил Белоян. - Он еще не в полной силе.
   Хайкин опять пожал плечами и тогда киевлянин постарался объяснить потолковее…
   - Это враг. Он есть уже. Убьешь его - новый появится. Так того еще найти нужно, да решить какой вред от него может произойти. А этот - вот он. Как на ладошке.
   - Не понимаю я тебя… - сказал в волховскую спину Хайкин.
   - Поймешь еще, - так и не повернувшись, ответил киевлянин с медвежьей мордой. - Не все сразу…
 

Глава 18

 
   Жара…
   Квача, посмотрев на распахнутые ворота, опустил кружку в бочку с пивом. Холодная влага лизнула пальцы, обещая горлу и брюху несказанное удовольствие.
   Он похлопал себя по мокрой груди. Светлые Боги, как же хорошо!
   Две радости у воина в такую жару - холодное пиво да крыша над головой. Полная кружка приятно оттягивала руку и холодила кожу. В распахнутую дверь были видны залитые беспощадным солнцем городские ворота и путники, у которых не был ни крыши над головой, ни бочки с пивом, чтоб по-человечески пересидеть жару.
   Начальник стражи рассмеялся.
   Все они там были дураки - купцы, ремесленники и все остальные-прочие… Стражник - вот работа для настоящего мужчины. Он напряг руку, и под кожей прокатились литые шары мускулов. Дураки - они ходят туда-сюда, торгуют, а умные, вроде него, те, кто понял, в чем смысл жизни, стоят на месте и берут деньги с этой шатающейся по всему свету братии.
   Он выпил за воинов. Сперва за всех, а потом за стражников, что стояли у северных ворот Экзампая, за своих, с кем делил и тяготы, невзгоды ну и деньги, конечно…
   Смех эхом вернулся под крышу.
   Так и не поставив кружку, он вышел к воротам. Солнце накинулось на него, выдавливая пот из каждой поры. Это было не страшно - бочка всегда была под рукой, а потел он не пивом, а водой. Это он знал наверное.
   Косая тень от башни пересекала дорогу, и рядом с ней, бестолково озираясь, стоял…
   Мужик? Купец? Воин?
   Да неважно кто. Он стоял столбом, и с него капало, словно в город по ошибке забрела дождевая туча.
   Потом, правда, Квача разглядел меч на плече… Присмотрелся.
   Нет. Это был не воин. Это было ходячее оскорбления каждому, кто имел честь носить меч. Этот дурень нес благородное оружие на плече, как простую палку.
   Пиво ударило стражнику в голову. На глазах у купцов и простолюдинов этот человек позорил меч, который нес, и тем самым бесчестил каждого, кто по праву носил оружие. Лица его товарищей, наверняка чувствовавших то же самое, кривились обидными улыбками.
   - Этот мерзавец в мокрых штанах оскорбляет своим видом славный город Экзампай! - взревел Квача. - Поучите-ка его, как следует входить в наш город, и вышвырнете так, чтоб ему больше никогда не хотелось сюда вернуться!
 
   …Гаврила шел к воротам, словно корабль к берегу - надеясь, что уж там-то всем неприятностям конец. От леса до стен было не меньше трех поприщ, да жара… А там, за каменными стенами наверняка была тень, вода и самое главное - волшебник Гольш. Каменные стены казались Гавриле настолько крепкими, что за ними не было места опасностям, что подстерегали его в лесу, да и воды в городе должно быть не меряно - вон сколько народу, а значит должны быть колодцы.
   А Гольш… Может до него и дело-то не дойдет, а встретит его прямо в воротах друг Митридан и… Он прибавил шаг, чтоб обогнать тех, кому в городе, по сравнению с ним, и делать-то было нечего…
   Когда воины окружили его, он не почувствовал страха. По сравнению с недавними разбойниками они были олицетворением порядка.
   Не думая о плохом, он улыбнулся, и ему улыбнулись в ответ.
   И ткнули кулаком под вздох.
   Удар отбросил его назад. В воздухе его перевернуло, и он увидел, как быстро приближается другая улыбающаяся морда. Еще удар. Его понесло назад…
   "Светлые Боги - подумал он. - Опять этот мешок…" Страха в нем не было. Он закрыл голову, прижал мешок к груди и стал ждать чуда. Удары сыпались на него один за другим. Было больно, но никто не грозил и никто не требовал у него ничего - ни денег, ни покорности, ни мешка. Это оказалось самым удивительным - никто не позарился на заветный мешок.
   Боль плескалась в нем, не перехлестывая, однако через край. "Не убьют " - подумал он, и тут же понял, что чуда не будет, и что тут придется надеяться только на самого себя. Меч он уронил, после первого же удара и тот теперь валялся где-то под ногами. Да и что пользы от меча, если никогда его в руках не держал? Оставалось Митриданово колдовство. Чья-то нога влетела под ребра, и он почувствовал смешенное со злобой сожаление, что не напился у ручья. Кто ж знал, что все так обернется?
   Страх проснулся в нем, но это был совсем другой страх. Он бы и вспотел, да как? Воды в нем не было и полкружки, да и те полкружки впитала одежда.
   Уворачиваясь от ударов он жадно ловил ноздрями запахи, но в нос попадала только пыль. А вокруг уже стояли люди - кто смеялся, а кто охал от жалости…
 
   …Квача смотрел, как стражники валяют пришлого дурака, и руки его непроизвольно подергивались. Вот ведь вояка - даже меч выпустил, дурак. Он сдерживался, сколько мог, но не устоял. Наскоро опрокинув кружку и даже не почувствовав вкуса, бросился вперед.