Страница:
Король вернулся в Гранаду, нагруженный обильной добычей. Он и его войско были встречены празднествами в честь их возвращения.
Христиане со своей стороны торжествовали оттого, что сумели отразить нашествие стольких мавров и перебить многих из них.
Молодой король Гранады, утомленный походом, отправился в загородный дворец по названию Алихарес, а с ним вместе немного рыцарей – все Сегри и Гомелы; с ним не было ни одного Абенсерраха, ни Гасула, ни Алабеса, потому что все они, под начальством доблестного полководца Мусы, выступили против христиан, вторгшихся в Долину.
Король, отдыхая в Алихаресе, однажды после трапезы повел речь про поход на Хаэн и про мужество рыцарей Абенсеррахов и Алабесов, благодаря которому маврам удалось захватить богатую добычу. Тогда один из рыцарей Сегри – тот самый, которому было поручено обвинить королеву и Абенсеррахов, – сказал:
– Поистине, государь, если хороши рыцари Абенсеррахи, то хаэнские рыцари еще лучше, ибо их мужеству было дано отбить у нас большую часть добычи и принудить нас силой своего оружия с большим уроном покинуть поле.
И так говоря, Сегри говорил правду, ибо действительно велико было мужество хаэнских воителей. Тот день принес им много чести и славы, и про ту битву пели следующий знаменитый старый романс:
Теперь возвратимся к Молодому королю, отдыхающему в Алихаресе, где рыцарь Сегри сказал ему, что хаэнские рыцари превосходят храбростью Абенсеррахов, раз заставили их отступить с поля битвы. На что король возразил:
– Я вполне с этим согласен, но если бы не храбрость Абенсеррахов и Алабесов, то, может быть, никто из нас не возвратился бы в Гранаду; они же достигли своей доблестью того, что мы отступили невредимыми и даже не позволили отбить у себя добычу и нескольких пленников.
– О, как слепо ваше величество! – ответил Сегри. – И как из-за своей чрезмерной доброты и чрезмерного своего доверия к роду Абенсеррахов благоволит оно к изменникам королевской короне и даже не подозревает про их измену. Много гранадских рыцарей хотело об этом сказать, но никто не отважился и не решился, ибо велика твоя благость, государь. в отношении к этому изменническому роду. И, говоря по правде, я тоже не хотел об этом сказать, но я обязан вступиться за честь моего короля и господина. Итак, говорю вашему величеству, чтобы оно не доверялось впредь ни одному Абенсерраху, если не хочет лишиться своего королевства.
Опечаленный, сказал ему король:
– Скажи же мне, друг мой, все, что тебе известно, не скрывай от меня ничего, и я обещаю тебе за это великие милости.
– Не хотелось бы мне выступать разоблачителем этой тайны; пусть сделал бы это кто-нибудь другой. Но раз ваше величество мне приказывает, – я должен сказать, взяв с вас королевское слово, что вы меня не выдадите, потому что ваше величество уже знает, что я и весь мой род – мы находимся во вражде с Абенсеррахами, и они могут сказать, будто мы из зависти к их знатности, славе и благоденствию навлекли на них гнев вашего величества, чего бы я не хотел ни за какие сокровища мира.
– Не страшитесь этого, – сказал король, – даю вам мое королевское слово, никто от меня про то не услышит, никого я не выдам.
– Тогда велите, ваше величество, призвать сюда Махардина Гомела, также знающего тайну, моих двух племянников – Магому и Альгамуя, рыцарей, не позволивших бы мне лгать, а еще других четырех рыцарей Гомелов – двоюродных братьев Махардина.
Король немедля велел позвать их всех, и когда они все тайно явились, так что кроме них не было других рыцарей, Сегри начал свой рассказ, делая при этом вид, что ему очень тяжело:
– Знай же, могущественный король, что все рыцари Абенсеррахи находятся в заговоре против тебя! Они замышляют лишить тебя престола и умертвить. На такую дерзость они решились потому, что госпожа моя королева любит одного из Абенсеррахов по имени Альбинамад – одного из самых богатых и могущественных рыцарей в Гранаде. Нужно ли, государь, говорить тебе о том, что каждый Абенсеррах – это король, это властелин. Нет в Гранаде людей, которые не обожали бы их. Они более любимы, чем ваше величество. Вы, наверное, помните, государь, как мы в Хенералифе праздновали самбру, как магистр Калатравы прислал вызов и как жребий выступить против него пал на Мусу. Так вот, в тот самый день я и присутствующий здесь рыцарь Гомел, гуляя по аллее в хенералифском саду, вдруг увидели за огромным кустом белых роз королеву в обществе Альбинамада. И так сладостно было их времяпровождение, что они не заметили нашего прихода. Я указал на них Гомелу, который находится сейчас здесь и не позволит мне лгать. Мы тихо отдалились от того места и в стороне стали ждать, чем все кончится. И очень скоро мы увидели, что королева вышла из-за кустов белых роз и вдоль Источника лавров медленно направилась туда, где находились ее дамы. Через очень долгий промежуток времени мы увидели, как осторожно вышел Альбинамад и начал бродить по саду, срывая розы белые и алые. Он сплел из них венок и возложил себе на голову. Мы подошли тогда к нему и, как будто ничего не зная, спросили, как он проводит время. На это Альбинамад нам ответил: «Я гуляю в этом прекрасном саду, где есть на что посмотреть». И, проговоривши эти слова, он дал каждому из нас по две розы, и, продолжая беседовать, мы дошли вместе с ним до того места, где находилось ваше величество со всеми рыцарями. Мы хотели сообщить тебе о виденном и не осмеливались: слишком серьезно было известие, которое могло бросить тень на королеву и вызвать смуту при твоем дворе, – а ты в ту пору был еще новым королем. Вот что происходит, и смотри, как бы, потеряв уже супружескую честь, не пришлось бы тебе потерять и королевства, а потом и самую жизнь – благо превыше всех остальных. Возможно ли, что ты до сих пор не заметил и не угадал замыслов Абенсеррахов? Разве ты не помнишь, какую эмблему избрали себе Абенсеррахи на турнире?… Шпора, вонзающаяся в хрустальный земной шар, а рядом изречение, гласящее: «Всё – мало». Этим они хотели дать понять, что целого мира для них мало. А на корме галеры, с которой они выступили во время игры в кольцо, был изображен дикарь, раздирающий пасть льву. Что же иное может это обозначать, как не то, что лев – это ты сам, а они тебя уничтожают? Яви, государь, решимость! Покарай так, чтобы устрашился весь свет: пусть умрут Абенсеррахи, и пусть умрет вероломная и развратная королева, раз она осмелилась попрать твою честь!
Такую скорбь испытал король, внимая рассказу клеветника Сегри, что, поверив всему услышанному, сраженный, упал на землю и пролежал долгое время без сознания. Придя же в себя и открыв глаза, глубоко вздохнул и проговорил:
– О, Магомет! чем я тебя прогневал, что ты так воздаешь мне за все хорошее, мною для тебя сделанное?… Это ли отплата за дары, тебе принесенные, за мечети, в твое имя воздвигнутые, за изобилие благовоний, сожженных мною на твоих алтарях? О предатель, как ты меня обманул! Смерть изменникам! Клянусь аллахом, умрут Абенсеррахи и королева погибнет в огне! За мною, рыцари, едемте в Гранаду, тотчас же схватить королеву, и пусть о моей мести заговорят по всему свету.
Один из рыцарей-клеветников, Гомел, сказал:
– Нельзя так поступать; если ты схватишь королеву, – все погибло; и королевство твое, и жизнь окажутся в опасности. Потому что, если королева будет брошена в темницу, Альбинамад тотчас же догадается о причинах ее заточения. Он примет меры, соберет всех своих сородичей, всегда готовых выступить тебе на погибель и на защиту королевы. А ведь тебе известно, что к их партии принадлежат еще Алабесы, Венеги и Гасулы – весь цвет Гранады. Вот как должно поступить для осуществления твоей мести: очень спокойно и без шума прикажи явиться Абенсеррахам к себе, в королевский дворец; вызови каждого из них отдельно и имей наготове в засаде двадцать или тридцать рыцарей из тех, кому ты, государь, вполне доверяешь; и по мере того, как будут один за другим входить Абенсеррахи, вели их обезглавливать. И после того, как все они будут по одному умерщвлены и об этом станет известно, ни одного из них уже не останется в живых, и уж если их друзья пожелают что-либо против тебя предпринять, то у тебя будет против них устрашенное королевство, и встанут на твою защиту все Сегри, Гомелы и Масы, которые не настолько мало стоят и не настолько незначительны, чтобы не избавить тебя от всякой опасности и не создать тебе прочного мира. А выполнив все это, прикажешь заточить в тюрьму королеву, поручишь свое дело правосудию, обвинив ее в прелюбодеянии, и пусть четверо рыцарей, поддерживающих твое обвинение, вступят в бой с четырьмя рыцарями, защищающими невинность королевы. Если рыцари-защитники победят обвинителей, королева будет освобождена; если же побежденными окажутся ее защищающие, королева умрет. Тогда все родичи королевы – Альморади, Альмоады и Марины – не будут слишком раздражены и не выступят, полагая, что то – лишь справедливость с твоей стороны. В остальном же, государь, предоставь действовать нам, устрой все таким образом, что ты будешь отомщен, а твоя жизнь и королевство останутся в безопасности.
– Хороший совет даете вы мне, верные мои рыцари! – сказал король. – Но кто же будут те четыре рыцаря, что обвинят королеву и вступят в бой для поддержки своего обвинения? То должны быть рыцари, которым обязательно удалось бы их дело!
– Не заботьтесь об этом, ваше величество! – отозвался предатель Сегри. – Я буду одним из них, мой двоюродный брат Махардон – вторым, Махардин – третьим и его брат Алиамет – четвертым. Магомет тому свидетель, не найти при твоем дворе других четырех рыцарей, равных этим по доблести и храбрости, даже считая и Мусу!
– Ну, хорошо, – сказал обманутый и несчастный король, – сделаем так: отправимся в Гранаду и распорядимся о справедливом возмездии. О, Гранада, горе тебе! [72] Какое падение предуготовлено тебе, и не подымешься ты из него никогда, и не восстановить твоего благородства и богатства!
После этого король и клеветники отправились в Гранаду, где, вступая в Альгамбру, были встречены королевой и ее дамами, вышедшими к самым воротам королевского дворца. Но король не пожелал даже взглянуть на королеву, не остановился с ней, как то делал раньше, а прошел мимо, чему королева немало удивилась и вернулась одна с дамами в свои покои, не зная, чем объяснить это совершенно необычное пренебрежение короля.
Король провел остаток дня со своими рыцарями, поужинал очень рано и удалился к себе в опочивальню, говоря, что чувствует себя нездоровым. Все рыцари тоже разошлись по домам.
Всю эту ночь несчастный король провел, терзаемый тысячами мыслей, не мог заснуть и так говорил самому себе:
– О, бесконечно несчастный Боабдил, король Гранады! Близок ты к погибели государства и своей собственной!… Если я убью этих рыцарей, великие беды навлеку этим на себя и на королевство. Если же не убью их, а все мне рассказанное правда, – я погиб точно так же. Не знаю лекарства против стольких зол… Возможно ли, чтобы рыцари столь высокого рода замышляли подобное предательство? Не могу себя заставить в это поверить! И возможно ли, чтобы королева, моя супруга, была способна на подобное коварство?… Не верю! Ибо никогда не замечал в ней ничего, что бы не приличествовало порядочной женщине. Но тогда для чего же, с какой целью сказали мне все это Сегри?… Открыли мне это как тайну?… И если тайна их – правда, всемогущим аллахом клянусь, умрут Абенсеррахи и королева!
В таких мыслях, без сна, провел король всю ночь. По наступлении утра он встал и вышел в тронный зал, где его уже ожидало много рыцарей – все Сегри, Гомелы и Масы и среди них рыцари-клеветники. Все они поднялись со своих мест и с большой почтительностью приветствовали короля, и пожелали ему доброго утра. В это время в зал вошел оруженосец и сообщил королю, что минувшей ночью вернулись в Гранаду Муса и рыцари Абенсеррахи из Долины, где они сражались с христианами, и что они принесли с собой два вражеских знамени, привели много голов скота и более тридцати пленников. Король сделал вид, будто он очень рад известию, хотя это было и не так. Он отозвал в сторону предателя Сегри и приказал ему немедленно спрятать в Львином дворе тридцать хорошо вооруженных рыцарей, а также чтобы был готов палач со всем необходимым для выполнения вчера задуманного. Предатель Сегри тотчас же вышел из дворца и выполнил все, что король ему приказал. И когда все было готово и королю об этом дали знать, он направился в Львиный двор, где нашел тридцать рыцарей Сегри и Гомелов с Сегри-клеветниками во главе, всех очень тщательно вооруженных, а с ними палача. Тогда король послал пажа за Абенсеррахом – главным альгвасилом. Паж отправился и передал тому приглашение короля. Абенсеррах немедля пошел на королевский зов. И едва он вступил в Львиный двор, его схватили так, что он даже не успел оказать сопротивления, и в один миг обезглавили над широким алебастровым бассейном.
Таким же образом был призван Альбинамад, обвиняемый Сегри в прелюбодеянии с королевой, и точно так же обезглавлен.
И тем же способом один за другим были обезглавлены тридцать шесть рыцарей Абенсеррахов – самые знатные в Гранаде, – и никто об этом не узнал. И весь род Абенсеррахов постигла бы такая участь, и ни один не остался бы в живых, если бы за них не заступился господь бог наш: ибо дела их и. доблесть не заслуживали, чтобы все они кончили так ужасно, потому что были они большими друзьями христиан и сделали для христиан много хорошего. Рассказывают присутствовавшие там, что некоторые из них умирали христианами, призывая в минуту казни Христа распятого, чтобы не оставлял он их и явил бы им свою милость в их последних муках. Так рассказывали про это позже. Но не захотел господь, чтобы жестокость эта продолжалась дальше. И случилось, что вместе со своим господином, призванным во Львиный двор, вошел туда, никем не замеченный, его маленький паж. Там он увидел, как обезглавливали его господина, увидел и трупы остальных казненных рыцарей. И когда открыли дверь, чтобы идти звать следующего рыцаря, паж выскочил оттуда и, полный ужаса, плача о своем господине, бросился бежать. У моста Альгамбры, там, где теперь находится тополевая аллея, он встретил рыцарей Малика Алабеса, Абенамара и Саррасина, поднимавшихся в Альгамбру, чтобы говорить с королем. И, встретив их, весь трепещущий и плачущий, сказал им:
– Ай, сеньоры рыцари, аллахом святым заклинаю вас: не ходите дальше, иначе умрете злой смертью!
– Как так? – спросил Алабес.
– Так знайте же, господин, – ответил паж, – что в Львином дворе лежит великое множество обезглавленных рыцарей, и все они – Абенсеррахи, а среди них и мой господин, и я сам видел, как ему отрубили голову. Потому что я вошел вместе с ним, и меня никто не заметил, на что была святая воля аллаха. Когда же открыли потайную дверь, я убежал оттуда. Ради святого Магомета помешайте этому!
Очень удивились трое мавританских рыцарей, переглядываясь между собой, не зная, что сказать и можно ли поверить услышанному.
Наконец Абенамар воскликнул:
– Пусть меня убьют, если здесь нет страшного предательства!
– Но как же нам узнать правду? – спросил Саррасин.
– А вот как, – ответил Алабес. – Оставайтесь, рыцари, здесь, и если увидите какого-нибудь рыцаря, подымающегося в Альгамбру, будь то Абенсеррах или нет, – задержите его немного. А я тем временем схожу во дворец, узнаю, что там происходит, и скоро сюда возвращусь.
– Да сопутствует вам аллах, – сказал Абенамар, – мы подождем здесь.
Малик поспешил в Альгамбру и в воротах дворца повстречался с поспешно оттуда выходившим королевским пажом. Малик спросил его: – Куда это ты так спешишь?
– Я иду звать одного рыцаря Абенсерраха, – отвечал паж. – А кто велел его звать? – спросил Малик.
– Король, мой повелитель, – ответил паж. – Не задерживайте меня, ибо я не смею медлить. Но если вы, господин Малик, хотите сделать доброе дело, то спуститесь в город и всем Абенсеррахам, которых встретите, скажите, чтобы тотчас покинули Гранаду, потому что им угрожает великая беда./
И, сказавши это, паж больше не задерживался и с большой поспешностью устремился в город. Храбрый Малик Алабес, удостоверившись в том, что действительно творится какое-то великое злo, вернулся туда, где оставил Саррасина и доброго Абенамара, и сказал им:
– Добрые друзья, несомненно, великое зло затеяно против рыцарей Абенсеррахов: паж короля – вы, может быть, видели, как он торопливо тут пробежал, – предупредил меня, чтобы все Абенсеррахи поспешили покинуть город, так как им грозит страшная опасность.
– Пусть меня убьют, – воскликнул Саррасин, – если это не дело Сегри! Идемте же скорее в город, расскажем о происходящем, чтобы помочь чем-нибудь в этой страшной беде.
– Идемте! – сказал Абенамар. – Нельзя этого откладывать.
И все трое поспешно возвратились в город, где в начале улицы Гомелов встретили полководца Мусу с двадцатью рыцарями Абенсеррахами, теми самыми, что выходили в Долину сражаться против христиан. Теперь они направлялись к королю дать отчет о своем походе.
Едва их заметив, Алабес крикнул, весь в смятении:
– Рыцари, поостерегитесь! Великая измена замышлена против вас! Узнайте, что король приказал умертвить тридцать рыцарей из вашего рода!
Абенсеррахи, удивленные и устрашенные, не знали, что сказать. Но доблестный Муса сказал им:
– Клянусь словом рыцаря, если здесь предательство, то в нем замешаны Сегри и Гомелы! Я заметил, что никого из них не видно в городе, – значит, они в Альгамбре у короля. – И, повернув обратно, добавил: – Идемте все со мной, я найду средство против этого зла!
И все возвратились вместе с доблестным Мусой в город на Пласа-Нуэва, где Муса как главный полководец приказал трубить в аньяфилы. Зазвучали аньяфилы, и в одну минуту на площади собралось множество конных и пеших воинов со своими военачальниками. Явились многие очень знатные рыцари, лучшие в Гранаде, недоставало только Сегри, Гомелов и Масов, что подтвердило их участие в предательстве. Когда все собрались, храбрый Малик Алабес, едва себя сдерживавший, произнес громким голосом:
– Рыцари и доблестные граждане, находящиеся здесь! Знайте, что совершено неслыханное предательство и что Молодой король приказал обезглавить большинство Абенсеррахов! И если бы, по воле всемогущего аллаха, не открылось это предательство, никого бы из Абенсеррахов не осталось в живых. Идемте же, отомстим, долой короля-тирана, так расправляющегося с рыцарями, которые защищают его землю!
Едва кончил говорить Малик Алабес, как простой народ [73] поднял крик и шум, сзывая всех граждан и выкрикивая:
– Измена! Измена! Король убил рыцарей Абенсеррахов! Смерть королю! Смерть королю! Не хотим короля-предателя!
Эти призывы стали распространяться по всей Гранаде с дьявольской быстротой. Все поспешно хватались за оружие и устремлялись к Альгамбре. В несколько минут собралось более сорока тысяч человек: горожан, воинов, торговцев, ремесленников и прочих. Страшно было смотреть на эту в один миг выросшую огромную толпу, к которой присоединилась многочисленная конница и все оставшиеся Абенсеррахи числом свыше двухсот, а с ними Гасулы, Венеги, Алабесы, Альморади, Альмоады, Асарки и все остальное рыцарство Гранады. Они громко кричали: «Если сегодня король велел убить Абенсеррахов, завтра он прикажет убить остальные рыцарские роды!» В толпе стояли такой шум и такие крики, что оглушили всю Гранаду, и до всех окрестностей доносились крики мужчин, вопли женщин и плач детей. Было похоже, будто настал конец света. Все это явственно доносилось до Альгамбры.
Король, догадываясь о причинах шума, испугался и приказал запереть ворота Альгамбры. Он уже раскаивался в содеянном и боялся, что тайна его преступления раскрыта. Между тем толпа с воплями и ревом подошла к Альгамбре, выкрикивая: «Смерть королю! Смерть королю!» Найдя ворота запертыми, добыли огня и с четырех или шести сторон подожгли ворота Альгамбры, которые тотчас же охватило сильное пламя. Король Мулаасен, отец Молодого короля, услышав шум и переполох и узнав о его причинах, рассердился на короля, своего сына, и, желая, чтобы того убили, велел сейчас же отомкнуть одну потайную дверь Альгамбры, говоря, что он хочет отправиться на усмирение бунта. Но только открылась дверь, как в нее устремилось свыше тысячи человек. Они узнали Старого короля, подхватили его и, подняв кверху, воскликнули: «Вот наш король, не нужно нам никакого другого! Да здравствует Мулаасен, Старый король!» И, оставив его с верной стражей, они проникли через потайные ворота в Альгамбру – множество всадников и пеших, и среди вошедших были Гасулы, Алабесы и Абенсеррахи со своими солдатами; всех их было свыше двухсот. Старый король запер потайные ворота и приказал людям, оставшимся при нем, защищать их, чтобы не проникло еще больше народу в Альгамбру и не совершилось там еще большего зла, чем то, какое могло быть от уже проникших в нее воинов. Но эта предосторожность оказалась бесполезной, ибо число людей, проникших в Альгамбру, было вполне достаточно для разрушения не одной, но сотни Альгамбр. А из всех улиц прибывали все новые толпы с криками: «Смерть королю и предателям!». Толпа ворвалась в королевский дворец, где нашла королеву и ее дам одних, почти мертвых от ужаса, не знающих причины великого бунта. Спросили, где находится преступный король, и нашелся кто-то, указавший на Львиный двор. Тогда вся толпа бросилась к нему и нашла его двери замкнутыми тяжелыми запорами. Но мало пользы принесли запоры: их разбили в куски и ворвались внутрь, несмотря на многочисленных рыцарей Сегри, защищавших вход. И когда рыцари Абенсеррахи, Гасулы и Алабесы проникли во Львиный двор и увидели лежавшие там трупы Абенсеррахов, умерщвленных по приказанию короля, – кто сможет описать гнев и ярость, охватившие всех, кто был с ними при таком зрелище? Не было тигров, могущих с ними сравниться в свирепости. С криком бросились они на пятьдесят рыцарей Сегри, Гомелов и Масов, находившихся на том широком дворе и защищавших Молодого короля. «Смерть предателям, замыслившим и исполнившим такое неслыханное преступление!» – воскликнули они и, полные бешенства, устремились со своими мечами на партию короля. Но Сегри и их сторонники отлично защищались, потому что все они были хорошо вооружены и готовы к такому случаю. Но мало помогла им их подготовка: в куски рубили их Абенсеррахи, и меньше чем за час погибли многие из рыцарей Сегри, Гомелов и Масов. Продолжалась сеча, и падали все новые убитыми и ранеными. Там стоял рев и грохот, туда устремлялись толпы, все прибывающие из города, с неизменным кличем: «Смерть королю и предателям!». Таково было истребление, устроенное Абенсеррахами, Алабесами и Гасулами в отмщение за убитых Абенсеррахов, что из всех находившихся там Сегри, Гомелов и Масов очень немногие остались в живых. Злополучный король спрятался, и никто не мог его найти. По окончании бойни предательски умерщвленных рыцарей – числом тридцать шесть и все самых знатных и богатых в Гранаде – снесли в город и положили на Пласа-Нуэва на черном сукне, чтобы весь город их видел и преисполнился состраданием при зрелище, столь печальном и жестоком. По всей Альгамбре разыскивали короля с таким шумом, что гудели все башни, и эхо происходящего откликалось в окрестных горах; и если такая буря и шум происходили в Альгамбре, не меньшее возмущение и плач были в самой Гранаде. Весь народ оплакивал убитых Абенсеррахов. В отдельных домах оплакивали убитых Сегри, Гомелов, Масов и других рыцарей, погибших в этой буре. И про роковое кровопролитие сложили такой романс:
Христиане со своей стороны торжествовали оттого, что сумели отразить нашествие стольких мавров и перебить многих из них.
Молодой король Гранады, утомленный походом, отправился в загородный дворец по названию Алихарес, а с ним вместе немного рыцарей – все Сегри и Гомелы; с ним не было ни одного Абенсерраха, ни Гасула, ни Алабеса, потому что все они, под начальством доблестного полководца Мусы, выступили против христиан, вторгшихся в Долину.
Король, отдыхая в Алихаресе, однажды после трапезы повел речь про поход на Хаэн и про мужество рыцарей Абенсеррахов и Алабесов, благодаря которому маврам удалось захватить богатую добычу. Тогда один из рыцарей Сегри – тот самый, которому было поручено обвинить королеву и Абенсеррахов, – сказал:
– Поистине, государь, если хороши рыцари Абенсеррахи, то хаэнские рыцари еще лучше, ибо их мужеству было дано отбить у нас большую часть добычи и принудить нас силой своего оружия с большим уроном покинуть поле.
И так говоря, Сегри говорил правду, ибо действительно велико было мужество хаэнских воителей. Тот день принес им много чести и славы, и про ту битву пели следующий знаменитый старый романс:
Этот романс был сложен в память хаэнской битвы, хотя некоторые поют его иначе. Но как ни петь его, событие было таким, каким мы про него рассказывали. Второй романс начинается следующим образом:
Над Хаэном, по округе.
Слышен звон набата медный,
Ибо мавры из Гранады
Вторглись дерзко в королевство
Триста мужей благородных
В бой спешили из Хаэна,
Столько ж рыцарей помчалось
Из Касорлы и Баэсы,
И идут еще знамена
Из Кесады и Убеды.
Дам любимых, благосклонных
Эти рыцари имели.
Перед тем, как в поле выйти,
Им они поклялись честью
Из похода не вернуться,
Не схвативши много пленных.
Христианам близ Гуардьи,
Где Рио Фрио берег.
Повстречалось войско мавров.
Сразу битва закипела.
Впереди Абенсеррахи,
Рядом с ними – Алабесы.
Им была во всех походах
Верной спутницей победа.
На христиан они напали.
Их рубили в жаркой сечи.
Мавров пыл неустрашимый
Здесь отпор достойный встретил:
Христиане отразили
Натиск вражий сразу смело.
Отступают мусульмане
После долгого сраженья,
Но с собой угнав стада.
Взяв добычи много ценной.
Так себя покрыло славой
В битве рыцарство Хаэна:
Отразило мавров тучу,
А христиан ведь было меньше,
Но с какой они отвагой
Порубили тех неверных.
Так гласит второй романс; но и этот, и предыдущий сводятся к одному и тому же. И хотя оба романса – старые, хорошо их вспомнить ради новых поколений, чтобы они узнали про событие, о котором сложены эти романсы, хотя и старые, но вполне пригодные для цели, о какой я говорю. Произошла та битва в царствование Молодого короля Гранады, в тысяча четыреста девяносто первом году.
Звон набата и тревога
В Андухаре и в Гуардии.
Выезжают из Хаэна
Звон набата и тревога
В Андухаре и в Гуардии.
Выезжают из Хаэна
Триста рыцарей отважных.
Из Убеды, из Баэсы
Ровно столько поспешают.
С этим войском кто сравнится:
Все они по крови знатны,
Все верны своим любимым.
Каждый рыцарь клялся даме,
Что, вернувшись из похода,
Приведет он ей в подарок
Мавра-пленника с собою.
Верят дамы этим клятвам.
Войско вел в поход епископ
Благородный дон Гонсало.
Карвахаль меж ними ехал [71],
В промедленьи упрекая:
– Почему вы не спешите?…
У меня стада угнали.
Вы давно бы их отбили.
Будь не я тех стад хозяин.
Но меж нами едет кто-то.
Над моим глумясь несчастьем:
Он в стихарь оделся белый –
То епископ дон Гонсало.
Теперь возвратимся к Молодому королю, отдыхающему в Алихаресе, где рыцарь Сегри сказал ему, что хаэнские рыцари превосходят храбростью Абенсеррахов, раз заставили их отступить с поля битвы. На что король возразил:
– Я вполне с этим согласен, но если бы не храбрость Абенсеррахов и Алабесов, то, может быть, никто из нас не возвратился бы в Гранаду; они же достигли своей доблестью того, что мы отступили невредимыми и даже не позволили отбить у себя добычу и нескольких пленников.
– О, как слепо ваше величество! – ответил Сегри. – И как из-за своей чрезмерной доброты и чрезмерного своего доверия к роду Абенсеррахов благоволит оно к изменникам королевской короне и даже не подозревает про их измену. Много гранадских рыцарей хотело об этом сказать, но никто не отважился и не решился, ибо велика твоя благость, государь. в отношении к этому изменническому роду. И, говоря по правде, я тоже не хотел об этом сказать, но я обязан вступиться за честь моего короля и господина. Итак, говорю вашему величеству, чтобы оно не доверялось впредь ни одному Абенсерраху, если не хочет лишиться своего королевства.
Опечаленный, сказал ему король:
– Скажи же мне, друг мой, все, что тебе известно, не скрывай от меня ничего, и я обещаю тебе за это великие милости.
– Не хотелось бы мне выступать разоблачителем этой тайны; пусть сделал бы это кто-нибудь другой. Но раз ваше величество мне приказывает, – я должен сказать, взяв с вас королевское слово, что вы меня не выдадите, потому что ваше величество уже знает, что я и весь мой род – мы находимся во вражде с Абенсеррахами, и они могут сказать, будто мы из зависти к их знатности, славе и благоденствию навлекли на них гнев вашего величества, чего бы я не хотел ни за какие сокровища мира.
– Не страшитесь этого, – сказал король, – даю вам мое королевское слово, никто от меня про то не услышит, никого я не выдам.
– Тогда велите, ваше величество, призвать сюда Махардина Гомела, также знающего тайну, моих двух племянников – Магому и Альгамуя, рыцарей, не позволивших бы мне лгать, а еще других четырех рыцарей Гомелов – двоюродных братьев Махардина.
Король немедля велел позвать их всех, и когда они все тайно явились, так что кроме них не было других рыцарей, Сегри начал свой рассказ, делая при этом вид, что ему очень тяжело:
– Знай же, могущественный король, что все рыцари Абенсеррахи находятся в заговоре против тебя! Они замышляют лишить тебя престола и умертвить. На такую дерзость они решились потому, что госпожа моя королева любит одного из Абенсеррахов по имени Альбинамад – одного из самых богатых и могущественных рыцарей в Гранаде. Нужно ли, государь, говорить тебе о том, что каждый Абенсеррах – это король, это властелин. Нет в Гранаде людей, которые не обожали бы их. Они более любимы, чем ваше величество. Вы, наверное, помните, государь, как мы в Хенералифе праздновали самбру, как магистр Калатравы прислал вызов и как жребий выступить против него пал на Мусу. Так вот, в тот самый день я и присутствующий здесь рыцарь Гомел, гуляя по аллее в хенералифском саду, вдруг увидели за огромным кустом белых роз королеву в обществе Альбинамада. И так сладостно было их времяпровождение, что они не заметили нашего прихода. Я указал на них Гомелу, который находится сейчас здесь и не позволит мне лгать. Мы тихо отдалились от того места и в стороне стали ждать, чем все кончится. И очень скоро мы увидели, что королева вышла из-за кустов белых роз и вдоль Источника лавров медленно направилась туда, где находились ее дамы. Через очень долгий промежуток времени мы увидели, как осторожно вышел Альбинамад и начал бродить по саду, срывая розы белые и алые. Он сплел из них венок и возложил себе на голову. Мы подошли тогда к нему и, как будто ничего не зная, спросили, как он проводит время. На это Альбинамад нам ответил: «Я гуляю в этом прекрасном саду, где есть на что посмотреть». И, проговоривши эти слова, он дал каждому из нас по две розы, и, продолжая беседовать, мы дошли вместе с ним до того места, где находилось ваше величество со всеми рыцарями. Мы хотели сообщить тебе о виденном и не осмеливались: слишком серьезно было известие, которое могло бросить тень на королеву и вызвать смуту при твоем дворе, – а ты в ту пору был еще новым королем. Вот что происходит, и смотри, как бы, потеряв уже супружескую честь, не пришлось бы тебе потерять и королевства, а потом и самую жизнь – благо превыше всех остальных. Возможно ли, что ты до сих пор не заметил и не угадал замыслов Абенсеррахов? Разве ты не помнишь, какую эмблему избрали себе Абенсеррахи на турнире?… Шпора, вонзающаяся в хрустальный земной шар, а рядом изречение, гласящее: «Всё – мало». Этим они хотели дать понять, что целого мира для них мало. А на корме галеры, с которой они выступили во время игры в кольцо, был изображен дикарь, раздирающий пасть льву. Что же иное может это обозначать, как не то, что лев – это ты сам, а они тебя уничтожают? Яви, государь, решимость! Покарай так, чтобы устрашился весь свет: пусть умрут Абенсеррахи, и пусть умрет вероломная и развратная королева, раз она осмелилась попрать твою честь!
Такую скорбь испытал король, внимая рассказу клеветника Сегри, что, поверив всему услышанному, сраженный, упал на землю и пролежал долгое время без сознания. Придя же в себя и открыв глаза, глубоко вздохнул и проговорил:
– О, Магомет! чем я тебя прогневал, что ты так воздаешь мне за все хорошее, мною для тебя сделанное?… Это ли отплата за дары, тебе принесенные, за мечети, в твое имя воздвигнутые, за изобилие благовоний, сожженных мною на твоих алтарях? О предатель, как ты меня обманул! Смерть изменникам! Клянусь аллахом, умрут Абенсеррахи и королева погибнет в огне! За мною, рыцари, едемте в Гранаду, тотчас же схватить королеву, и пусть о моей мести заговорят по всему свету.
Один из рыцарей-клеветников, Гомел, сказал:
– Нельзя так поступать; если ты схватишь королеву, – все погибло; и королевство твое, и жизнь окажутся в опасности. Потому что, если королева будет брошена в темницу, Альбинамад тотчас же догадается о причинах ее заточения. Он примет меры, соберет всех своих сородичей, всегда готовых выступить тебе на погибель и на защиту королевы. А ведь тебе известно, что к их партии принадлежат еще Алабесы, Венеги и Гасулы – весь цвет Гранады. Вот как должно поступить для осуществления твоей мести: очень спокойно и без шума прикажи явиться Абенсеррахам к себе, в королевский дворец; вызови каждого из них отдельно и имей наготове в засаде двадцать или тридцать рыцарей из тех, кому ты, государь, вполне доверяешь; и по мере того, как будут один за другим входить Абенсеррахи, вели их обезглавливать. И после того, как все они будут по одному умерщвлены и об этом станет известно, ни одного из них уже не останется в живых, и уж если их друзья пожелают что-либо против тебя предпринять, то у тебя будет против них устрашенное королевство, и встанут на твою защиту все Сегри, Гомелы и Масы, которые не настолько мало стоят и не настолько незначительны, чтобы не избавить тебя от всякой опасности и не создать тебе прочного мира. А выполнив все это, прикажешь заточить в тюрьму королеву, поручишь свое дело правосудию, обвинив ее в прелюбодеянии, и пусть четверо рыцарей, поддерживающих твое обвинение, вступят в бой с четырьмя рыцарями, защищающими невинность королевы. Если рыцари-защитники победят обвинителей, королева будет освобождена; если же побежденными окажутся ее защищающие, королева умрет. Тогда все родичи королевы – Альморади, Альмоады и Марины – не будут слишком раздражены и не выступят, полагая, что то – лишь справедливость с твоей стороны. В остальном же, государь, предоставь действовать нам, устрой все таким образом, что ты будешь отомщен, а твоя жизнь и королевство останутся в безопасности.
– Хороший совет даете вы мне, верные мои рыцари! – сказал король. – Но кто же будут те четыре рыцаря, что обвинят королеву и вступят в бой для поддержки своего обвинения? То должны быть рыцари, которым обязательно удалось бы их дело!
– Не заботьтесь об этом, ваше величество! – отозвался предатель Сегри. – Я буду одним из них, мой двоюродный брат Махардон – вторым, Махардин – третьим и его брат Алиамет – четвертым. Магомет тому свидетель, не найти при твоем дворе других четырех рыцарей, равных этим по доблести и храбрости, даже считая и Мусу!
– Ну, хорошо, – сказал обманутый и несчастный король, – сделаем так: отправимся в Гранаду и распорядимся о справедливом возмездии. О, Гранада, горе тебе! [72] Какое падение предуготовлено тебе, и не подымешься ты из него никогда, и не восстановить твоего благородства и богатства!
После этого король и клеветники отправились в Гранаду, где, вступая в Альгамбру, были встречены королевой и ее дамами, вышедшими к самым воротам королевского дворца. Но король не пожелал даже взглянуть на королеву, не остановился с ней, как то делал раньше, а прошел мимо, чему королева немало удивилась и вернулась одна с дамами в свои покои, не зная, чем объяснить это совершенно необычное пренебрежение короля.
Король провел остаток дня со своими рыцарями, поужинал очень рано и удалился к себе в опочивальню, говоря, что чувствует себя нездоровым. Все рыцари тоже разошлись по домам.
Всю эту ночь несчастный король провел, терзаемый тысячами мыслей, не мог заснуть и так говорил самому себе:
– О, бесконечно несчастный Боабдил, король Гранады! Близок ты к погибели государства и своей собственной!… Если я убью этих рыцарей, великие беды навлеку этим на себя и на королевство. Если же не убью их, а все мне рассказанное правда, – я погиб точно так же. Не знаю лекарства против стольких зол… Возможно ли, чтобы рыцари столь высокого рода замышляли подобное предательство? Не могу себя заставить в это поверить! И возможно ли, чтобы королева, моя супруга, была способна на подобное коварство?… Не верю! Ибо никогда не замечал в ней ничего, что бы не приличествовало порядочной женщине. Но тогда для чего же, с какой целью сказали мне все это Сегри?… Открыли мне это как тайну?… И если тайна их – правда, всемогущим аллахом клянусь, умрут Абенсеррахи и королева!
В таких мыслях, без сна, провел король всю ночь. По наступлении утра он встал и вышел в тронный зал, где его уже ожидало много рыцарей – все Сегри, Гомелы и Масы и среди них рыцари-клеветники. Все они поднялись со своих мест и с большой почтительностью приветствовали короля, и пожелали ему доброго утра. В это время в зал вошел оруженосец и сообщил королю, что минувшей ночью вернулись в Гранаду Муса и рыцари Абенсеррахи из Долины, где они сражались с христианами, и что они принесли с собой два вражеских знамени, привели много голов скота и более тридцати пленников. Король сделал вид, будто он очень рад известию, хотя это было и не так. Он отозвал в сторону предателя Сегри и приказал ему немедленно спрятать в Львином дворе тридцать хорошо вооруженных рыцарей, а также чтобы был готов палач со всем необходимым для выполнения вчера задуманного. Предатель Сегри тотчас же вышел из дворца и выполнил все, что король ему приказал. И когда все было готово и королю об этом дали знать, он направился в Львиный двор, где нашел тридцать рыцарей Сегри и Гомелов с Сегри-клеветниками во главе, всех очень тщательно вооруженных, а с ними палача. Тогда король послал пажа за Абенсеррахом – главным альгвасилом. Паж отправился и передал тому приглашение короля. Абенсеррах немедля пошел на королевский зов. И едва он вступил в Львиный двор, его схватили так, что он даже не успел оказать сопротивления, и в один миг обезглавили над широким алебастровым бассейном.
Таким же образом был призван Альбинамад, обвиняемый Сегри в прелюбодеянии с королевой, и точно так же обезглавлен.
И тем же способом один за другим были обезглавлены тридцать шесть рыцарей Абенсеррахов – самые знатные в Гранаде, – и никто об этом не узнал. И весь род Абенсеррахов постигла бы такая участь, и ни один не остался бы в живых, если бы за них не заступился господь бог наш: ибо дела их и. доблесть не заслуживали, чтобы все они кончили так ужасно, потому что были они большими друзьями христиан и сделали для христиан много хорошего. Рассказывают присутствовавшие там, что некоторые из них умирали христианами, призывая в минуту казни Христа распятого, чтобы не оставлял он их и явил бы им свою милость в их последних муках. Так рассказывали про это позже. Но не захотел господь, чтобы жестокость эта продолжалась дальше. И случилось, что вместе со своим господином, призванным во Львиный двор, вошел туда, никем не замеченный, его маленький паж. Там он увидел, как обезглавливали его господина, увидел и трупы остальных казненных рыцарей. И когда открыли дверь, чтобы идти звать следующего рыцаря, паж выскочил оттуда и, полный ужаса, плача о своем господине, бросился бежать. У моста Альгамбры, там, где теперь находится тополевая аллея, он встретил рыцарей Малика Алабеса, Абенамара и Саррасина, поднимавшихся в Альгамбру, чтобы говорить с королем. И, встретив их, весь трепещущий и плачущий, сказал им:
– Ай, сеньоры рыцари, аллахом святым заклинаю вас: не ходите дальше, иначе умрете злой смертью!
– Как так? – спросил Алабес.
– Так знайте же, господин, – ответил паж, – что в Львином дворе лежит великое множество обезглавленных рыцарей, и все они – Абенсеррахи, а среди них и мой господин, и я сам видел, как ему отрубили голову. Потому что я вошел вместе с ним, и меня никто не заметил, на что была святая воля аллаха. Когда же открыли потайную дверь, я убежал оттуда. Ради святого Магомета помешайте этому!
Очень удивились трое мавританских рыцарей, переглядываясь между собой, не зная, что сказать и можно ли поверить услышанному.
Наконец Абенамар воскликнул:
– Пусть меня убьют, если здесь нет страшного предательства!
– Но как же нам узнать правду? – спросил Саррасин.
– А вот как, – ответил Алабес. – Оставайтесь, рыцари, здесь, и если увидите какого-нибудь рыцаря, подымающегося в Альгамбру, будь то Абенсеррах или нет, – задержите его немного. А я тем временем схожу во дворец, узнаю, что там происходит, и скоро сюда возвращусь.
– Да сопутствует вам аллах, – сказал Абенамар, – мы подождем здесь.
Малик поспешил в Альгамбру и в воротах дворца повстречался с поспешно оттуда выходившим королевским пажом. Малик спросил его: – Куда это ты так спешишь?
– Я иду звать одного рыцаря Абенсерраха, – отвечал паж. – А кто велел его звать? – спросил Малик.
– Король, мой повелитель, – ответил паж. – Не задерживайте меня, ибо я не смею медлить. Но если вы, господин Малик, хотите сделать доброе дело, то спуститесь в город и всем Абенсеррахам, которых встретите, скажите, чтобы тотчас покинули Гранаду, потому что им угрожает великая беда./
И, сказавши это, паж больше не задерживался и с большой поспешностью устремился в город. Храбрый Малик Алабес, удостоверившись в том, что действительно творится какое-то великое злo, вернулся туда, где оставил Саррасина и доброго Абенамара, и сказал им:
– Добрые друзья, несомненно, великое зло затеяно против рыцарей Абенсеррахов: паж короля – вы, может быть, видели, как он торопливо тут пробежал, – предупредил меня, чтобы все Абенсеррахи поспешили покинуть город, так как им грозит страшная опасность.
– Пусть меня убьют, – воскликнул Саррасин, – если это не дело Сегри! Идемте же скорее в город, расскажем о происходящем, чтобы помочь чем-нибудь в этой страшной беде.
– Идемте! – сказал Абенамар. – Нельзя этого откладывать.
И все трое поспешно возвратились в город, где в начале улицы Гомелов встретили полководца Мусу с двадцатью рыцарями Абенсеррахами, теми самыми, что выходили в Долину сражаться против христиан. Теперь они направлялись к королю дать отчет о своем походе.
Едва их заметив, Алабес крикнул, весь в смятении:
– Рыцари, поостерегитесь! Великая измена замышлена против вас! Узнайте, что король приказал умертвить тридцать рыцарей из вашего рода!
Абенсеррахи, удивленные и устрашенные, не знали, что сказать. Но доблестный Муса сказал им:
– Клянусь словом рыцаря, если здесь предательство, то в нем замешаны Сегри и Гомелы! Я заметил, что никого из них не видно в городе, – значит, они в Альгамбре у короля. – И, повернув обратно, добавил: – Идемте все со мной, я найду средство против этого зла!
И все возвратились вместе с доблестным Мусой в город на Пласа-Нуэва, где Муса как главный полководец приказал трубить в аньяфилы. Зазвучали аньяфилы, и в одну минуту на площади собралось множество конных и пеших воинов со своими военачальниками. Явились многие очень знатные рыцари, лучшие в Гранаде, недоставало только Сегри, Гомелов и Масов, что подтвердило их участие в предательстве. Когда все собрались, храбрый Малик Алабес, едва себя сдерживавший, произнес громким голосом:
– Рыцари и доблестные граждане, находящиеся здесь! Знайте, что совершено неслыханное предательство и что Молодой король приказал обезглавить большинство Абенсеррахов! И если бы, по воле всемогущего аллаха, не открылось это предательство, никого бы из Абенсеррахов не осталось в живых. Идемте же, отомстим, долой короля-тирана, так расправляющегося с рыцарями, которые защищают его землю!
Едва кончил говорить Малик Алабес, как простой народ [73] поднял крик и шум, сзывая всех граждан и выкрикивая:
– Измена! Измена! Король убил рыцарей Абенсеррахов! Смерть королю! Смерть королю! Не хотим короля-предателя!
Эти призывы стали распространяться по всей Гранаде с дьявольской быстротой. Все поспешно хватались за оружие и устремлялись к Альгамбре. В несколько минут собралось более сорока тысяч человек: горожан, воинов, торговцев, ремесленников и прочих. Страшно было смотреть на эту в один миг выросшую огромную толпу, к которой присоединилась многочисленная конница и все оставшиеся Абенсеррахи числом свыше двухсот, а с ними Гасулы, Венеги, Алабесы, Альморади, Альмоады, Асарки и все остальное рыцарство Гранады. Они громко кричали: «Если сегодня король велел убить Абенсеррахов, завтра он прикажет убить остальные рыцарские роды!» В толпе стояли такой шум и такие крики, что оглушили всю Гранаду, и до всех окрестностей доносились крики мужчин, вопли женщин и плач детей. Было похоже, будто настал конец света. Все это явственно доносилось до Альгамбры.
Король, догадываясь о причинах шума, испугался и приказал запереть ворота Альгамбры. Он уже раскаивался в содеянном и боялся, что тайна его преступления раскрыта. Между тем толпа с воплями и ревом подошла к Альгамбре, выкрикивая: «Смерть королю! Смерть королю!» Найдя ворота запертыми, добыли огня и с четырех или шести сторон подожгли ворота Альгамбры, которые тотчас же охватило сильное пламя. Король Мулаасен, отец Молодого короля, услышав шум и переполох и узнав о его причинах, рассердился на короля, своего сына, и, желая, чтобы того убили, велел сейчас же отомкнуть одну потайную дверь Альгамбры, говоря, что он хочет отправиться на усмирение бунта. Но только открылась дверь, как в нее устремилось свыше тысячи человек. Они узнали Старого короля, подхватили его и, подняв кверху, воскликнули: «Вот наш король, не нужно нам никакого другого! Да здравствует Мулаасен, Старый король!» И, оставив его с верной стражей, они проникли через потайные ворота в Альгамбру – множество всадников и пеших, и среди вошедших были Гасулы, Алабесы и Абенсеррахи со своими солдатами; всех их было свыше двухсот. Старый король запер потайные ворота и приказал людям, оставшимся при нем, защищать их, чтобы не проникло еще больше народу в Альгамбру и не совершилось там еще большего зла, чем то, какое могло быть от уже проникших в нее воинов. Но эта предосторожность оказалась бесполезной, ибо число людей, проникших в Альгамбру, было вполне достаточно для разрушения не одной, но сотни Альгамбр. А из всех улиц прибывали все новые толпы с криками: «Смерть королю и предателям!». Толпа ворвалась в королевский дворец, где нашла королеву и ее дам одних, почти мертвых от ужаса, не знающих причины великого бунта. Спросили, где находится преступный король, и нашелся кто-то, указавший на Львиный двор. Тогда вся толпа бросилась к нему и нашла его двери замкнутыми тяжелыми запорами. Но мало пользы принесли запоры: их разбили в куски и ворвались внутрь, несмотря на многочисленных рыцарей Сегри, защищавших вход. И когда рыцари Абенсеррахи, Гасулы и Алабесы проникли во Львиный двор и увидели лежавшие там трупы Абенсеррахов, умерщвленных по приказанию короля, – кто сможет описать гнев и ярость, охватившие всех, кто был с ними при таком зрелище? Не было тигров, могущих с ними сравниться в свирепости. С криком бросились они на пятьдесят рыцарей Сегри, Гомелов и Масов, находившихся на том широком дворе и защищавших Молодого короля. «Смерть предателям, замыслившим и исполнившим такое неслыханное преступление!» – воскликнули они и, полные бешенства, устремились со своими мечами на партию короля. Но Сегри и их сторонники отлично защищались, потому что все они были хорошо вооружены и готовы к такому случаю. Но мало помогла им их подготовка: в куски рубили их Абенсеррахи, и меньше чем за час погибли многие из рыцарей Сегри, Гомелов и Масов. Продолжалась сеча, и падали все новые убитыми и ранеными. Там стоял рев и грохот, туда устремлялись толпы, все прибывающие из города, с неизменным кличем: «Смерть королю и предателям!». Таково было истребление, устроенное Абенсеррахами, Алабесами и Гасулами в отмщение за убитых Абенсеррахов, что из всех находившихся там Сегри, Гомелов и Масов очень немногие остались в живых. Злополучный король спрятался, и никто не мог его найти. По окончании бойни предательски умерщвленных рыцарей – числом тридцать шесть и все самых знатных и богатых в Гранаде – снесли в город и положили на Пласа-Нуэва на черном сукне, чтобы весь город их видел и преисполнился состраданием при зрелище, столь печальном и жестоком. По всей Альгамбре разыскивали короля с таким шумом, что гудели все башни, и эхо происходящего откликалось в окрестных горах; и если такая буря и шум происходили в Альгамбре, не меньшее возмущение и плач были в самой Гранаде. Весь народ оплакивал убитых Абенсеррахов. В отдельных домах оплакивали убитых Сегри, Гомелов, Масов и других рыцарей, погибших в этой буре. И про роковое кровопролитие сложили такой романс: