Страница:
Тут Муса умолк, сел на свое место и стал дожидаться, что ответит королева.
Королева, услышавши подобные речи от Мусы – брата ее мужа, – оглядела всех рыцарей в зале и, увидев, что все они молчат, приняла за правду то, что сначала сочла за шутку со стороны Мусы. Тогда, собравшись немного с силами, не изменившись в лице, не выказав женского малодушия, она ответила:
– Всякий, кто клевещет на мою честь и мое доброе имя, – тот не рыцарь и даже не честный простолюдин, но низкий ублюдок, порожденный племенем преступников и негодяев, не достойный войти в королевский дворец! Так кто бы он ни был, пусть сейчас же выступит со своим лживым обвинением – оно мне не страшно! Защитой мне моя невинность. Целомудрие и чистота делают меня неуязвимой. Никогда ни помыслом, ни делом не наносила я обиды королю, моему супругу, и не нанесу, пока он мой супруг. Это обвинение и ему подобные только и могут исходить от мавров – людей малой веры и дурных наклонностей. Да будут благословенны христианские короли и те, кто им служит! У них никогда не бывает таких преступлений, а причина тому – их религия. Скажу лишь одно тебе. Боа-бдил, король Гранады, и вам, гранадские рыцари: чистота моя и невинность будут обнаружены, аллах защитит меня, и те, кто возвел на меня обвинение, открыто сознаются в своей клевете. Я же даю слово справедливо освободившим меня из моего несчастия, что, когда я буду оправдана и смогу располагать собою, король Боабдил никогда больше меня не увидит ни в этой стране, ни за ее пределами. И от всего, мною сейчас сказанного, я никогда не отступлюсь.
И пока прекрасная королева говорила, ее мужественное сердце не выдержало, и она заплакала, а вместе с ней все ее дамы и девицы. Все присутствующие рыцари были тронуты, почувствовали глубокое сострадание и к их слезам присоединили свои. Прекрасная Линдараха опустилась перед королевою на колени и просила позволения отправиться в Санлукар, в дом своего дяди, брата ее отца. «Раз мой отец безвинно убит по приказу короля, – говорила она, – и король изгоняет всех Абенсеррахов, я тоже хочу покинуть Гранаду и не оставаться свидетельницей таких тяжелых событий, когда моя королева подвергается незаслуженному бесчестью».
Королева со слезами обняла ее и сказала – пусть едет, в добрый час. Она сняла с себя драгоценную цепь, ту самую, что ей подарил магистр в день игры в кольцо, и сказала:
– Возьми эту цепь, друг мой, и прости; лучше собиралась я тебя отблагодарить за твою хорошую и верную службу, но ты видишь, как жестоко угрожает мне судьба. Я сама не знаю, к чему мне готовиться и что со мною будет.
И, проговорив это, королева еще раз крепко обняла ее и поцеловала. Тут плач всех дам и девиц сделался еще сильнее, ибо она стала прощаться с ними со всеми. Прекрасная Линдараха была одета во все черное из-за смерти своего отца. Все рыцари испытали глубокое сострадание при виде горестного прощания Линдарахи с королевой. Альморади, Альмоады и другие родственники королевы, не будучи в силах больше сдерживаться, плача, пошли прочь из тронного зала, а уходя, сказали королю:
– Открой, Боабдил, глаза! Посмотри, что ты делаешь! Нас же с сегодняшнего дня считай своими врагами.
Прекрасная Линдараха простилась с королевой и вышла из дворца, сопровождаемая своею матерью и несколькими рыцарями, пожелавшими проводить ее. Она спустилась в город и на другой же день уехала в Санлукар, а с нею вместе отважный Гасул, в нее влюбленный, как мы об этом уже рассказывали раньше. В свое время мы о них еще поговорим, пока же предоставим им следовать по их пути и вернемся к королю с его обвинением королевы, которая жалобно и горько плакала со всеми своими дамами. Король приказал клеветнику Сегри выступить с обвинением. Сегри поднялся и заговорил:
– Клянусь честью моего короля, что королева прелюбодействовала с Альбинамадом Абенсеррахом! Махардин и я, мы застали их в саду Хенералифе, у большого фонтана, за кустом белых роз. Там предавалась королева вместе с Абенсеррахом бесчестному наслаждению. И это наше утверждение мы будем поддерживать вчетвером против других четырех рыцарей, кто бы они ни были, и мы готовы пасть на месте боя, защищая правду наших слов.
Сказавши это, он умолк. На его речь ответила королева:
– Ты лжешь как клеветник, лживый пес! И поверь мне, ты мне заплатишь за эту ложь; немного дней пройдет – и аллах тебе отомстит за меня!
Тогда король сказал:
– Госпожа королева, не забудьте, что в течение тридцати дней Должны явиться рыцари и выступить на вашу защиту, и если этого не случится, с вами поступят согласно законам.
Тут отважный Саррасин не смог более сдержать свой гнев и воскликнул:
– Я готов выступить за королеву, и если не окажется остальных трех рыцарей, чтобы меня сопровождать, я готов вступить в бой один!
– Я буду вторым! – сказал Редуан. – И если нужно, заменю третьего и четвертого.
Доблестный Муса сказал:
– Я буду третьим, отдающим жизнь за дело королевы! А четвертый рыцарь не замедлит явиться, так что бой будет равным. И да благословит королева принять нашу рыцарскую клятву в том, что мы будем сражаться изо всех наших сил!
Королева ответила тогда:
– Великая вам благодарность, благородные рыцари, за вашу великую ко мне милость! Я обдумаю это, раз у меня есть тридцать дней срока для поисков себе защитников.
Затем король приказал отправить ее в заточение в башню Комарес и позволил из ее свиты остаться при ней для услуг только прекрасной Галиане и ее сестре Селиме. Муса и другие рыцари отвели королеву в красивую башню Комарес, поместили ее там в богатых покоях, а у входа в башню поставили стражу из двенадцати рыцарей, приказав им никого, кроме Мусы, не допускать к королеве. Выполнив это, все рыцари простились с королем, очень на него разгневанные за все происшедшее. Все дамы королевы разъехались: девицы уехали к своим родителям, замужние – к себе домой со своими мужьями. Редуан увез свою возлюбленную Аху, Абенамар – Фатиму, очень огорченную судьбой своих сородичей. И все остальные, как сказано, тоже разъехались; королевский дворец остался точно разграбленным, печальным и пустым. При короле остались лишь Сегри, Гомелы и Масы, и многие из них уже раскаивались в начатом ими деле, ибо знали, что такие дела всегда приводят к тяжелым и печальным развязкам.
По всей Гранаде было объявлено, что Абенсеррахи должны покинуть ее пределы в течение трех дней; за промедление они заплатят жизнью. Но Абенсеррахи в тот же самый день попросили себе двухмесячный срок для отъезда, так как хотели покинуть не только Гранаду, но и самые пределы королевства. По просьбе благородного Мусы им были предоставлены просимые два месяца. Муса выступал за них, потому что между ним и Абенсеррахами произошло нечто, о чем будет речь дальше.
Приказ короля распространился по всей Гранаде и обратил ее в самый печальный город на свете. Ибо, как вы уже слышали, весь город любил Абенсеррахов за их храбрость и добродетель, и все очень охотно бы подвергли опасности свое имущество и самые свои жизни, чтобы только чем-нибудь помочь Абенсеррахам.
Распространяясь по Гранаде, королевский указ достиг одной из сестер Молодого короля, по имени Морайма, жены Альбинамада Абенсерраха, того самого, кого обвинили в прелюбодеянии с королевой; за свою знатность он получил в жены королевскую сестру. Теперь же эта дама пребывала в гневе и, с другой стороны, в страхе: от Альбинамада у нее осталось два мальчика, один трех лет, другой пяти. Она явилась в Альгамбру в сопровождении четырех рыцарей Венегов и своих двух сыновей, одетых в траур, как и их мать. Она хотела говорить с королем, своим братом, и нашла его в одиночестве. Был час обеда, рыцари ушли из дворца, осталось только двое из охраны короля. Узнав Морайму, королевскую сестру, они беспрепятственно ее пропустили. Она оставила своих спутников за дверьми и одна со своими детьми вошла к королю. Приветствовав его с должным почтением, так заговорила с ним, с глазами полными слез, источаемых самим сердцем:
– Что это значит, король Гранады? Я обращаюсь к королю, но не к брату, хотя второе обращение и более нежно. Но я не хочу, чтобы ты заподозрил меня в принадлежности к числу заговорщиков, посягающих на твой королевский сан, и потому зову тебя королем. Скажи же мне теперь, за что нас так тяжко карает небо?… Что это за рок, столь беспощадный и кровавый?… Какая враждебная, жестокая и бедственная звезда предопределила свершение стольких бед? Что за комета, полная пламени, жжет и испепеляет славный род Абенсеррахов? Чем оскорбили тебя Абенсеррахи, что ты их хочешь совершенно уничтожить? Мало тебе обезглавить половину рода – ты теперь жестоким указом отправляешь в изгнание оставшихся в живых?… Ты велишь, чтобы каждый Абенсеррах, даже и совершенно невиновный, если он имеет сыновей, то пусть растит их за пределами Гранады, и возвращение в нее для них навеки закрыто? А если имеет дочерей, то пусть выдает их замуж на чужбине?… Суровый указ, жестокий приговор, горькое решение!… Скажи мне, для чего все эти жестокости? А что делать мне, твоей несчастной сестре, с этими двумя малютками – потомством доброго рыцаря Альбинамада Абенсерраха, твоими руками без вины казненного?… Тебе мало смерти отца, нужно еще изгнать сыновей?… Кому мне их отдать на воспитание за пределами королевства? Изгоняя их, не видишь ты разве, что вместе с тем изгоняешь и меня – мать этих сирот и твою сестру? Ты чинишь обиду родной тебе крови. Аллахом заклинаю тебя, одумайся, признай, что был увлечен дурными советниками, не упорствуй в своей жестокости, ибо недостойно короля несправедливо творить зло!
Тут прекрасная Морайма замолчала, не переставая, однако, проливать в изобилии слезы и горестно вздыхать от глубины сердца. Но все это ничуть не смягчило короля; наоборот, преисполненный яростным гневом против сестры, с лицом, запламеневшим огнем, с налившимися кровью глазами и свирепым видом, он отвечал ей так:
– Ты осмеливаешься со мной так разговаривать, низкая Морайма, не смыслящая ничего в королевской крови, от которой ты происходишь, недостойная быть дочерью короля, раз не умеешь чтить королевское достоинство! Так ты ни за что не считаешь огромное пятно, которым запятнал мою честь твой коварный и беззаконный муж? Если бы ты была иной, ты пренебрегла бы всем в мире, встала бы на защиту моей поруганной чести и сама бы предала смерти своего изменника-мужа, столь ее заслуживающего, а сыновей его ты должна была бы бросить в колодец, Дабы от такого дурного отца не осталось потомства, которое, выросши, станет таким же дурным, как и он. И раз ты оказала мне так мало уважения и не выполнила своего долга сестры, ну, так подожди, я сделаю то, что ты должна была сделать!
И с этими словами он набросился на старшего мальчика, на пятилетнего, схватил его поперек тельца левой рукой, а правой рукой в один миг выхватил из-за пояса кинжал и тут же вонзил ему в горло, так что мать не успела его защитить. Бросив первого, жестокий король схватил другого и, несмотря на сопротивление матери, вонзил кинжал в горло и ему, хотя прежде ему пришлось изранить кинжалом руки матери, закрывавшей ими своего ребенка. А совершив эту жестокость, он воскликнул: «Да погибнет весь род Альбинамада – осквернителя моей чести!»
Мать, ставшая свидетельницей жестокого зрелища погибели своих детей, разразилась дикими воплями. Точно лишившаяся рассудка женщина, бросилась она на бесчеловечного короля и старалась вырвать у него кинжал, чтобы им его убить, но король крепко его держал. Видя, однако, что ему не отбиться от нее ни силой и никаким иным способом, он пришел в ярость и нанес ей две смертельные раны в грудь. Прекрасная Морайма упала мертвая рядом со своими сыновьями. При виде этого король воскликнул: «Отправляйся вслед за своим мужем, раз ты его так сильно любила! Ведь ты была такой же низкой изменницей, как и он!»
Затем он позвал кое-кого из стражи, приказал вынести трупы и похоронить в королевской усыпальнице, что и было поспешно исполнено. Это событие повергло всех в ужас. Рыцари Венеги, узнав о зверском поступке короля [74], немедленно отправились из Альгамбры в город и рассказали о случившемся рыцарству. И скоро вся Гранада узнала о жестокости короля, и многие решили его убить, поскольку, сверх того, было известно еще о несправедливом заточении королевы. Но король окружил себя такими предосторожностями и стражей, что не было к нему подступа: ворота Альгамбры охраняла тысяча рыцарей, на ночь ворота крепко запирались, а по всем стенам, башням и бастионам расставлялись часовые, тщательно-охранявшие Альгамбру и вход в нее. Часть Альгамбры, занимаемая Старым королем, Мулаасеном, тоже охранялась его людьми. Его часть составляли Альхивес, знаменитая башня, называемая ныне башней Колокола, и другие близко от нее расположенные башни со всеми своими бойницами и бастионами. Так что лучшей частью Альгамбры владел Мулаасен, а его сын, Молодой король, имел в своем распоряжении старый дворец, Львиный двор, башню Комарес и галереи, выходящие в сторону Дарро и Альбайсина. И хотя стража и приближенные обоих королей были отделены друг от друга и каждый из них держал сторону своего короля, несмотря на это никогда между ними не происходило никаких ссор или столкновений: Мулаасен приказал своим избегать их, а Муса просил своих о том же.
Так была Альгамбра разделена на две части, и жили в ней два короля; более знатные и уважаемые в Гранаде были сторонниками Старого короля. За него стояли Алабесы, Гасулы, Абенсеррахи, Альдорадины, Лаухеты, Атарфы, Асарки, Аларифы и все горожане, поскольку последние являлись сторонниками Абенсеррахов и их друзей. За Молодого короля стояли Сегри, Гомелы, Масы, Алахесы, Бенарахи, Альморади и многие другие рыцарские семейства Гранады, хотя после заключения в темницу королевы Альморади, Альмоады и Венеги перешли на сторону Старого короля. Так разделилась Гранада, и ежедневно происходили в ней распри и столкновения; напряжение стало еще больше, когда рыцари Венеги, сопровождавшие несчастную Морайму, сестру Молодого короля, рассказали о совершенном королем зверстве. Это заставило Альморади, Альмоадов, Маринов и еще множество рыцарей окончательно отпасть от него, так что почти вся Гранада оказалась ему враждебна. Его поддерживали только Сегри, Гомелы и Масы, и поскольку эти три рода были могущественны, они смогли удерживать его на королевском троне, пока не погубили, как будет видно дальше.
Вернемся теперь к смерти прекрасной Мораймы и ее двух сыновей, В Гранаде много скорбели об их кончине. Одни называли убийцу зверем, другие – тираном, третьи – врагом родной крови, четвертые – врагом отечества, пятые – не достойным королевского престола. И называли его еще многими именами, и все они показывали, что он для всех ненавистен и отвратителен. Но больше всех рассердился на него полководец Муса – брат Мораймы и дядя зарезанных малюток. Муса поклялся, что это зверство будет достойно отомщено и месть не заставит себя долго ждать. Не меньше Мусы разгневался его отец, король Мулаасен, когда весть о случившемся дошла до него. Проливши обильные слезы по своей любимой дочери и внукам, он, пылая гневом, облекся в крепкий панцирь и стальной шлем, поверх доспехов накинул пурпурную альхубу, взял в левую руку деревянную адаргу и, позвав к себе своего алькайда, велел ему, как можно скорее, созвать его гвардию, состоявшую более чем из четырехсот рыцарей. Алькайд тотчас же собрал их и объявил, чтобы они были готовы исполнить все, что прикажет король Мулаасен. Они ответили, что исполнят это очень охотно. Когда король Мулаасен увидел, что люди его собрались и готовы, он вышел на площадь перед своей башней и дворцом, где дожидались воины, и обратился к ним с такими словами:
– Верные и благородные подданные! Большое для нас бесчестие, что в нашей древней Альгамбре до сих пор есть еще другой король. Святому аллаху не угодно долее с этим мириться и это терпеть. Вы очень хорошо знаете, как мой сын, пренебрегши отцовской волей, при помощи изменников Сегри. Гомелов и Масов, провозгласил себя королем, утверждая, что я стал уже слишком стар и не годен для ведения войны и управления государством. Поэтому многие гранадские рыцари приняли его сторону и от меня отступились. Так поступили они вопреки всякому смыслу; ибо очень хорошо известно, что никакой сын не может наследовать королевство и владения своего отца, покуда тот не умрет. Так гласят законы, попранные моим сыном, захватившим мою корону и правящим настолько плохо, что вместо водворения мира и покоя путем справедливого управления он достигает обратного, как вы ясно видели. Вспомните, как он совершенно незаслуженно заточил в темницу прекрасную королеву – спою супругу, обвинив ее в коварстве и измене. Теперь он зарезал двух моих внуков и несчастную Морайму, мою дочь, без всякой с их стороны вины. Ну, так если он совершает такие неслыханные жестокости теперь, когда я еще нахожусь в живых, – что можно ожидать от него после моей смерти? Вам придется оставить ваш любимый город и отправиться на поиски новых земель, где бы смогли жить в безопасности от тирании подобного изверга! [75] Может ли Нерон сравняться с ним в жестокости? Да не потерпит более Магомет такого человека! Я решил отомстить за смерть моей любезной дочери Мораймы и моих дорогих внуков: я убью этого тирана! Для выполнения мести прошу вашей помощи, друзья и верные вассалы! Пусть лучше погибнет такой правитель, чем из-за него королевство, подобное Гранаде! Следуйте все за мною и явите вашу обычную храбрость! Освободим наш древний, славный город!
Произнеся эту речь, Старый король приказал своему алькайду хорошенько сторожить его дворец, а сам отправился во дворец своего сына, Молодого короля. Дорогой он и его воины восклицали: «Свобода, свобода, свобода! Смерть тиранам и их приспешникам! Никому из них не остаться в живых!» С этим кличем они так неожиданно напали на стражу Молодого короля, что почти не дали ей времени взяться за оружие. Между ними завязался жестокий и кровопролитный бой, и с обеих сторон пало очень много людей. Если бы кто посмотрел в ту минуту на доброго Старого короля, Мулаасена, наносящего своей симитаррой удары направо и налево! Не было у него ни одного удара, чтобы он не поверг врага мертвым или тяжело раненным, ибо вам надлежит узнать, что Мулаасен в дни своей молодости был человеком огромной силы, отменного бесстрашия и великого мужества. Теперь он был еще не настолько стар, чтобы не быть в состоянии владеть оружием, как юноша: ему еще не исполнилось и шестидесяти лет, и у него еще оставалась в живых мать, которой не была восьмидесяти. Добрый старец сражал своих врагов, точно молния. Воодушевленные этим зрелищем, его воины тоже совершали чудеса, убивали и ранили врагов так, что становилось страшно. И хотя они вдвое уступали им числом, однако заставили их покинуть площадь и отступить во дворец. Здесь, во дворце, возник такой шум и грохот, что ничего не было слышно за исключением призыва к свободе.
Молодой король, услышавши шум и крики, очень испугался, вышел посмотреть, что случилось, и увидал своего отца, носившегося среди его стражи, точно разъяренный лев. Догадавшись, что все это могло означать, он вернулся в свои покои, вооружился как можно скорее и снова вышел, чтобы видом и присутствием ободрить и воодушевить своих. В эту минуту к нему подбежал тяжело раненный начальник его стражи и закричал: «Спеши, господин, на помощь своим воинам! Они погибают от руки людей твоего отца! С твоим присутствием к ним возвратится мужество. Я же не в силах их воодушевить: их устрашает один лишь вид твоего отца!»
Молодой король бросился вперед, на помощь своим, с криком: «На них, друзья мои! На них! Ваш король с вами! Ни одному из них не уйти от наших мечей!» И, крича так, он начал с таким пылом и отвагой рубить людей Старого короля, что сразу пробудил в своих мужество и волю к борьбе. И они сделали такое усилие, что прогнали на большое расстояние назад людей Мулаасена, при виде чего добрый старец закричал: «Не отступать перед этими изменниками и негодяями! На них! За мной!» – чем снова возвратил им мужество.
Обе стороны дрались, как львы. Но Молодому королю мало помог его пыл, – воины Старого короля были сильнее, и защитники дворца, потеряв надежду их прогнать, отступили до самых покоев Молодого короля и здесь остановились, и вступили в ожесточенный бой. Весь дворец был полон трупов и залит кровью, и звучали в нем с обеих сторон оглушительные крики. В этот миг отец и сын столкнулись лицом к лицу. И когда старец увидел его с альфангой в руке, производящим страшное опустошение в рядах его воинов, он, несмотря на то, что тот был ему сыном, и совершенно позабыв об отцовской любви, бросился на него с яростью гирканского змея, воскликнув:
– Здесь заплатишь ты, предатель и узурпатор моей чести, за смерть Мораймы и ее сыновей!
С этими словами он нанес ему своей симитаррой страшный удар по щиту, расколовший щит пополам и ранивший Молодого короля в руку; и не будь щита, здесь бы кончил свою безрадостную жизнь Молодой король; и, если бы так случилось, было бы это великим благом для Гранады: не совершилось бы еще по его вине стольких несчастий, ибо, оставшись в живых, он сделался в дальнейшем причиной многих смертей и бедствий.
Лишившись щита и получив в левую руку рану, Молодой король, загоревшись ядовитой змеиной злобой, не щадя седин своего старого отца и не оказывая ему уважения и почтения, какое сыновья должны оказывать родителям, занес руку, чтобы поразить его своей альфангой, но не успел исполнить своего преступного намерения: в этот миг с обеих сторон на помощь своим королям подоспело много рыцарей. Тут усилились крики и с новой силой вспыхнул кровопролитный междоусобный бой. Больно было смотреть на взаимную резню этих озверевших людей, как они безжалостно убивали и ранили друг друга, будто их с самых давних пор разделяла смертельная ненависть и гражданская война; а между тем здесь сражались брат против брата, отец против сына, родич против родича, друг против друга; они презрели узы родства и дружбы и руководствовались только страстью и привязанностью к одному из королей; и этих причин было достаточно, чтобы сделать бой столь кровопролитным, будто он происходил между двумя неприятельскими армиями.
Приспешники и гвардия Молодого короля превосходили числом люден Мулаасена и начинали одерживать над ними верх. Заметив это, один мавр со стороны Мулаасена, человек хитрый и хороший солдат, чтобы добиться победы, начал кричать изо всех сил так, чтобы все слышали: «На них! На них, король Мулаасен! К тебе на помощь спешит много рыцарей Алабесов, Гасулов и Абенсеррахов! Смерть этим предателям, победа за нами!»
Услышав такие слова, Молодой король так испугался, точно ему грозила немедленная смерть. Точно так же перепугались его сторонники и едва удерживали в руках оружие. Во избежание страшной опасности, им угрожавшей, чтобы не быть изрубленными рукой Алабесов, Гасулов и Абенсеррахов, они решили покинуть дворец. Сомкнувшись вокруг Молодого короля, дабы не оставить его во власти его врагов, они вышли из королевского дворца, оставляя у себя за спиной арьергард из большого числа воинов, прикрывавший их отступление. Люди короля Мулаасена их преследовали очень упорно, думая, что и в самом деле к ним спешат на помощь. Так, одни отступая, другие преследуя, одни защищаясь, другие нападая, они дошли до ворот Альгамбры, которые нашли распахнутыми, ибо хранители ключей, услыхав внутри Альгамбры крики и шум битвы, покинули свои посты и спустились в город, чтобы известить Сегри и Гомелов о происходящем. Они нашли многих из них на Пласа-Нуэва. Узнав в чем дело, Сегри и Гомелы поспешили подняться в Альгамбру, но явились слишком поздно: ко времени их появления Молодой король и его люди, объятые страхом, уже находились вне Альгамбры, а ворота последней были уже заперты на крепчайшие железные засовы и всюду, где это было нужно, расставлена стража. Сегри, Гомелы, Масы и прочие их сторонники, при виде короля за стенами Альгамбры, раненного в руку, и большинства его гвардии тоже в очень плачевном состоянии, были ошеломлены. Они доставили Молодого короля в Алькасаву – древний дворец, королей, здание хорошее и сильно укрепленное, где всегда имелись алькайд и охрана. Там короля принялись лечить с большим искусством опытные врачи. Расставив стражу, необходимую для безопасности, Сегри весь»тот день и следующий от него не отходили, очень огорченные всем случившимся, не желая примириться с потерею Молодым королем Альгамбры. Полные ярости, они обсуждали вопрос, как бы отомстить за это королю Мулаасену.
Королева, услышавши подобные речи от Мусы – брата ее мужа, – оглядела всех рыцарей в зале и, увидев, что все они молчат, приняла за правду то, что сначала сочла за шутку со стороны Мусы. Тогда, собравшись немного с силами, не изменившись в лице, не выказав женского малодушия, она ответила:
– Всякий, кто клевещет на мою честь и мое доброе имя, – тот не рыцарь и даже не честный простолюдин, но низкий ублюдок, порожденный племенем преступников и негодяев, не достойный войти в королевский дворец! Так кто бы он ни был, пусть сейчас же выступит со своим лживым обвинением – оно мне не страшно! Защитой мне моя невинность. Целомудрие и чистота делают меня неуязвимой. Никогда ни помыслом, ни делом не наносила я обиды королю, моему супругу, и не нанесу, пока он мой супруг. Это обвинение и ему подобные только и могут исходить от мавров – людей малой веры и дурных наклонностей. Да будут благословенны христианские короли и те, кто им служит! У них никогда не бывает таких преступлений, а причина тому – их религия. Скажу лишь одно тебе. Боа-бдил, король Гранады, и вам, гранадские рыцари: чистота моя и невинность будут обнаружены, аллах защитит меня, и те, кто возвел на меня обвинение, открыто сознаются в своей клевете. Я же даю слово справедливо освободившим меня из моего несчастия, что, когда я буду оправдана и смогу располагать собою, король Боабдил никогда больше меня не увидит ни в этой стране, ни за ее пределами. И от всего, мною сейчас сказанного, я никогда не отступлюсь.
И пока прекрасная королева говорила, ее мужественное сердце не выдержало, и она заплакала, а вместе с ней все ее дамы и девицы. Все присутствующие рыцари были тронуты, почувствовали глубокое сострадание и к их слезам присоединили свои. Прекрасная Линдараха опустилась перед королевою на колени и просила позволения отправиться в Санлукар, в дом своего дяди, брата ее отца. «Раз мой отец безвинно убит по приказу короля, – говорила она, – и король изгоняет всех Абенсеррахов, я тоже хочу покинуть Гранаду и не оставаться свидетельницей таких тяжелых событий, когда моя королева подвергается незаслуженному бесчестью».
Королева со слезами обняла ее и сказала – пусть едет, в добрый час. Она сняла с себя драгоценную цепь, ту самую, что ей подарил магистр в день игры в кольцо, и сказала:
– Возьми эту цепь, друг мой, и прости; лучше собиралась я тебя отблагодарить за твою хорошую и верную службу, но ты видишь, как жестоко угрожает мне судьба. Я сама не знаю, к чему мне готовиться и что со мною будет.
И, проговорив это, королева еще раз крепко обняла ее и поцеловала. Тут плач всех дам и девиц сделался еще сильнее, ибо она стала прощаться с ними со всеми. Прекрасная Линдараха была одета во все черное из-за смерти своего отца. Все рыцари испытали глубокое сострадание при виде горестного прощания Линдарахи с королевой. Альморади, Альмоады и другие родственники королевы, не будучи в силах больше сдерживаться, плача, пошли прочь из тронного зала, а уходя, сказали королю:
– Открой, Боабдил, глаза! Посмотри, что ты делаешь! Нас же с сегодняшнего дня считай своими врагами.
Прекрасная Линдараха простилась с королевой и вышла из дворца, сопровождаемая своею матерью и несколькими рыцарями, пожелавшими проводить ее. Она спустилась в город и на другой же день уехала в Санлукар, а с нею вместе отважный Гасул, в нее влюбленный, как мы об этом уже рассказывали раньше. В свое время мы о них еще поговорим, пока же предоставим им следовать по их пути и вернемся к королю с его обвинением королевы, которая жалобно и горько плакала со всеми своими дамами. Король приказал клеветнику Сегри выступить с обвинением. Сегри поднялся и заговорил:
– Клянусь честью моего короля, что королева прелюбодействовала с Альбинамадом Абенсеррахом! Махардин и я, мы застали их в саду Хенералифе, у большого фонтана, за кустом белых роз. Там предавалась королева вместе с Абенсеррахом бесчестному наслаждению. И это наше утверждение мы будем поддерживать вчетвером против других четырех рыцарей, кто бы они ни были, и мы готовы пасть на месте боя, защищая правду наших слов.
Сказавши это, он умолк. На его речь ответила королева:
– Ты лжешь как клеветник, лживый пес! И поверь мне, ты мне заплатишь за эту ложь; немного дней пройдет – и аллах тебе отомстит за меня!
Тогда король сказал:
– Госпожа королева, не забудьте, что в течение тридцати дней Должны явиться рыцари и выступить на вашу защиту, и если этого не случится, с вами поступят согласно законам.
Тут отважный Саррасин не смог более сдержать свой гнев и воскликнул:
– Я готов выступить за королеву, и если не окажется остальных трех рыцарей, чтобы меня сопровождать, я готов вступить в бой один!
– Я буду вторым! – сказал Редуан. – И если нужно, заменю третьего и четвертого.
Доблестный Муса сказал:
– Я буду третьим, отдающим жизнь за дело королевы! А четвертый рыцарь не замедлит явиться, так что бой будет равным. И да благословит королева принять нашу рыцарскую клятву в том, что мы будем сражаться изо всех наших сил!
Королева ответила тогда:
– Великая вам благодарность, благородные рыцари, за вашу великую ко мне милость! Я обдумаю это, раз у меня есть тридцать дней срока для поисков себе защитников.
Затем король приказал отправить ее в заточение в башню Комарес и позволил из ее свиты остаться при ней для услуг только прекрасной Галиане и ее сестре Селиме. Муса и другие рыцари отвели королеву в красивую башню Комарес, поместили ее там в богатых покоях, а у входа в башню поставили стражу из двенадцати рыцарей, приказав им никого, кроме Мусы, не допускать к королеве. Выполнив это, все рыцари простились с королем, очень на него разгневанные за все происшедшее. Все дамы королевы разъехались: девицы уехали к своим родителям, замужние – к себе домой со своими мужьями. Редуан увез свою возлюбленную Аху, Абенамар – Фатиму, очень огорченную судьбой своих сородичей. И все остальные, как сказано, тоже разъехались; королевский дворец остался точно разграбленным, печальным и пустым. При короле остались лишь Сегри, Гомелы и Масы, и многие из них уже раскаивались в начатом ими деле, ибо знали, что такие дела всегда приводят к тяжелым и печальным развязкам.
По всей Гранаде было объявлено, что Абенсеррахи должны покинуть ее пределы в течение трех дней; за промедление они заплатят жизнью. Но Абенсеррахи в тот же самый день попросили себе двухмесячный срок для отъезда, так как хотели покинуть не только Гранаду, но и самые пределы королевства. По просьбе благородного Мусы им были предоставлены просимые два месяца. Муса выступал за них, потому что между ним и Абенсеррахами произошло нечто, о чем будет речь дальше.
Приказ короля распространился по всей Гранаде и обратил ее в самый печальный город на свете. Ибо, как вы уже слышали, весь город любил Абенсеррахов за их храбрость и добродетель, и все очень охотно бы подвергли опасности свое имущество и самые свои жизни, чтобы только чем-нибудь помочь Абенсеррахам.
Распространяясь по Гранаде, королевский указ достиг одной из сестер Молодого короля, по имени Морайма, жены Альбинамада Абенсерраха, того самого, кого обвинили в прелюбодеянии с королевой; за свою знатность он получил в жены королевскую сестру. Теперь же эта дама пребывала в гневе и, с другой стороны, в страхе: от Альбинамада у нее осталось два мальчика, один трех лет, другой пяти. Она явилась в Альгамбру в сопровождении четырех рыцарей Венегов и своих двух сыновей, одетых в траур, как и их мать. Она хотела говорить с королем, своим братом, и нашла его в одиночестве. Был час обеда, рыцари ушли из дворца, осталось только двое из охраны короля. Узнав Морайму, королевскую сестру, они беспрепятственно ее пропустили. Она оставила своих спутников за дверьми и одна со своими детьми вошла к королю. Приветствовав его с должным почтением, так заговорила с ним, с глазами полными слез, источаемых самим сердцем:
– Что это значит, король Гранады? Я обращаюсь к королю, но не к брату, хотя второе обращение и более нежно. Но я не хочу, чтобы ты заподозрил меня в принадлежности к числу заговорщиков, посягающих на твой королевский сан, и потому зову тебя королем. Скажи же мне теперь, за что нас так тяжко карает небо?… Что это за рок, столь беспощадный и кровавый?… Какая враждебная, жестокая и бедственная звезда предопределила свершение стольких бед? Что за комета, полная пламени, жжет и испепеляет славный род Абенсеррахов? Чем оскорбили тебя Абенсеррахи, что ты их хочешь совершенно уничтожить? Мало тебе обезглавить половину рода – ты теперь жестоким указом отправляешь в изгнание оставшихся в живых?… Ты велишь, чтобы каждый Абенсеррах, даже и совершенно невиновный, если он имеет сыновей, то пусть растит их за пределами Гранады, и возвращение в нее для них навеки закрыто? А если имеет дочерей, то пусть выдает их замуж на чужбине?… Суровый указ, жестокий приговор, горькое решение!… Скажи мне, для чего все эти жестокости? А что делать мне, твоей несчастной сестре, с этими двумя малютками – потомством доброго рыцаря Альбинамада Абенсерраха, твоими руками без вины казненного?… Тебе мало смерти отца, нужно еще изгнать сыновей?… Кому мне их отдать на воспитание за пределами королевства? Изгоняя их, не видишь ты разве, что вместе с тем изгоняешь и меня – мать этих сирот и твою сестру? Ты чинишь обиду родной тебе крови. Аллахом заклинаю тебя, одумайся, признай, что был увлечен дурными советниками, не упорствуй в своей жестокости, ибо недостойно короля несправедливо творить зло!
Тут прекрасная Морайма замолчала, не переставая, однако, проливать в изобилии слезы и горестно вздыхать от глубины сердца. Но все это ничуть не смягчило короля; наоборот, преисполненный яростным гневом против сестры, с лицом, запламеневшим огнем, с налившимися кровью глазами и свирепым видом, он отвечал ей так:
– Ты осмеливаешься со мной так разговаривать, низкая Морайма, не смыслящая ничего в королевской крови, от которой ты происходишь, недостойная быть дочерью короля, раз не умеешь чтить королевское достоинство! Так ты ни за что не считаешь огромное пятно, которым запятнал мою честь твой коварный и беззаконный муж? Если бы ты была иной, ты пренебрегла бы всем в мире, встала бы на защиту моей поруганной чести и сама бы предала смерти своего изменника-мужа, столь ее заслуживающего, а сыновей его ты должна была бы бросить в колодец, Дабы от такого дурного отца не осталось потомства, которое, выросши, станет таким же дурным, как и он. И раз ты оказала мне так мало уважения и не выполнила своего долга сестры, ну, так подожди, я сделаю то, что ты должна была сделать!
И с этими словами он набросился на старшего мальчика, на пятилетнего, схватил его поперек тельца левой рукой, а правой рукой в один миг выхватил из-за пояса кинжал и тут же вонзил ему в горло, так что мать не успела его защитить. Бросив первого, жестокий король схватил другого и, несмотря на сопротивление матери, вонзил кинжал в горло и ему, хотя прежде ему пришлось изранить кинжалом руки матери, закрывавшей ими своего ребенка. А совершив эту жестокость, он воскликнул: «Да погибнет весь род Альбинамада – осквернителя моей чести!»
Мать, ставшая свидетельницей жестокого зрелища погибели своих детей, разразилась дикими воплями. Точно лишившаяся рассудка женщина, бросилась она на бесчеловечного короля и старалась вырвать у него кинжал, чтобы им его убить, но король крепко его держал. Видя, однако, что ему не отбиться от нее ни силой и никаким иным способом, он пришел в ярость и нанес ей две смертельные раны в грудь. Прекрасная Морайма упала мертвая рядом со своими сыновьями. При виде этого король воскликнул: «Отправляйся вслед за своим мужем, раз ты его так сильно любила! Ведь ты была такой же низкой изменницей, как и он!»
Затем он позвал кое-кого из стражи, приказал вынести трупы и похоронить в королевской усыпальнице, что и было поспешно исполнено. Это событие повергло всех в ужас. Рыцари Венеги, узнав о зверском поступке короля [74], немедленно отправились из Альгамбры в город и рассказали о случившемся рыцарству. И скоро вся Гранада узнала о жестокости короля, и многие решили его убить, поскольку, сверх того, было известно еще о несправедливом заточении королевы. Но король окружил себя такими предосторожностями и стражей, что не было к нему подступа: ворота Альгамбры охраняла тысяча рыцарей, на ночь ворота крепко запирались, а по всем стенам, башням и бастионам расставлялись часовые, тщательно-охранявшие Альгамбру и вход в нее. Часть Альгамбры, занимаемая Старым королем, Мулаасеном, тоже охранялась его людьми. Его часть составляли Альхивес, знаменитая башня, называемая ныне башней Колокола, и другие близко от нее расположенные башни со всеми своими бойницами и бастионами. Так что лучшей частью Альгамбры владел Мулаасен, а его сын, Молодой король, имел в своем распоряжении старый дворец, Львиный двор, башню Комарес и галереи, выходящие в сторону Дарро и Альбайсина. И хотя стража и приближенные обоих королей были отделены друг от друга и каждый из них держал сторону своего короля, несмотря на это никогда между ними не происходило никаких ссор или столкновений: Мулаасен приказал своим избегать их, а Муса просил своих о том же.
Так была Альгамбра разделена на две части, и жили в ней два короля; более знатные и уважаемые в Гранаде были сторонниками Старого короля. За него стояли Алабесы, Гасулы, Абенсеррахи, Альдорадины, Лаухеты, Атарфы, Асарки, Аларифы и все горожане, поскольку последние являлись сторонниками Абенсеррахов и их друзей. За Молодого короля стояли Сегри, Гомелы, Масы, Алахесы, Бенарахи, Альморади и многие другие рыцарские семейства Гранады, хотя после заключения в темницу королевы Альморади, Альмоады и Венеги перешли на сторону Старого короля. Так разделилась Гранада, и ежедневно происходили в ней распри и столкновения; напряжение стало еще больше, когда рыцари Венеги, сопровождавшие несчастную Морайму, сестру Молодого короля, рассказали о совершенном королем зверстве. Это заставило Альморади, Альмоадов, Маринов и еще множество рыцарей окончательно отпасть от него, так что почти вся Гранада оказалась ему враждебна. Его поддерживали только Сегри, Гомелы и Масы, и поскольку эти три рода были могущественны, они смогли удерживать его на королевском троне, пока не погубили, как будет видно дальше.
Вернемся теперь к смерти прекрасной Мораймы и ее двух сыновей, В Гранаде много скорбели об их кончине. Одни называли убийцу зверем, другие – тираном, третьи – врагом родной крови, четвертые – врагом отечества, пятые – не достойным королевского престола. И называли его еще многими именами, и все они показывали, что он для всех ненавистен и отвратителен. Но больше всех рассердился на него полководец Муса – брат Мораймы и дядя зарезанных малюток. Муса поклялся, что это зверство будет достойно отомщено и месть не заставит себя долго ждать. Не меньше Мусы разгневался его отец, король Мулаасен, когда весть о случившемся дошла до него. Проливши обильные слезы по своей любимой дочери и внукам, он, пылая гневом, облекся в крепкий панцирь и стальной шлем, поверх доспехов накинул пурпурную альхубу, взял в левую руку деревянную адаргу и, позвав к себе своего алькайда, велел ему, как можно скорее, созвать его гвардию, состоявшую более чем из четырехсот рыцарей. Алькайд тотчас же собрал их и объявил, чтобы они были готовы исполнить все, что прикажет король Мулаасен. Они ответили, что исполнят это очень охотно. Когда король Мулаасен увидел, что люди его собрались и готовы, он вышел на площадь перед своей башней и дворцом, где дожидались воины, и обратился к ним с такими словами:
– Верные и благородные подданные! Большое для нас бесчестие, что в нашей древней Альгамбре до сих пор есть еще другой король. Святому аллаху не угодно долее с этим мириться и это терпеть. Вы очень хорошо знаете, как мой сын, пренебрегши отцовской волей, при помощи изменников Сегри. Гомелов и Масов, провозгласил себя королем, утверждая, что я стал уже слишком стар и не годен для ведения войны и управления государством. Поэтому многие гранадские рыцари приняли его сторону и от меня отступились. Так поступили они вопреки всякому смыслу; ибо очень хорошо известно, что никакой сын не может наследовать королевство и владения своего отца, покуда тот не умрет. Так гласят законы, попранные моим сыном, захватившим мою корону и правящим настолько плохо, что вместо водворения мира и покоя путем справедливого управления он достигает обратного, как вы ясно видели. Вспомните, как он совершенно незаслуженно заточил в темницу прекрасную королеву – спою супругу, обвинив ее в коварстве и измене. Теперь он зарезал двух моих внуков и несчастную Морайму, мою дочь, без всякой с их стороны вины. Ну, так если он совершает такие неслыханные жестокости теперь, когда я еще нахожусь в живых, – что можно ожидать от него после моей смерти? Вам придется оставить ваш любимый город и отправиться на поиски новых земель, где бы смогли жить в безопасности от тирании подобного изверга! [75] Может ли Нерон сравняться с ним в жестокости? Да не потерпит более Магомет такого человека! Я решил отомстить за смерть моей любезной дочери Мораймы и моих дорогих внуков: я убью этого тирана! Для выполнения мести прошу вашей помощи, друзья и верные вассалы! Пусть лучше погибнет такой правитель, чем из-за него королевство, подобное Гранаде! Следуйте все за мною и явите вашу обычную храбрость! Освободим наш древний, славный город!
Произнеся эту речь, Старый король приказал своему алькайду хорошенько сторожить его дворец, а сам отправился во дворец своего сына, Молодого короля. Дорогой он и его воины восклицали: «Свобода, свобода, свобода! Смерть тиранам и их приспешникам! Никому из них не остаться в живых!» С этим кличем они так неожиданно напали на стражу Молодого короля, что почти не дали ей времени взяться за оружие. Между ними завязался жестокий и кровопролитный бой, и с обеих сторон пало очень много людей. Если бы кто посмотрел в ту минуту на доброго Старого короля, Мулаасена, наносящего своей симитаррой удары направо и налево! Не было у него ни одного удара, чтобы он не поверг врага мертвым или тяжело раненным, ибо вам надлежит узнать, что Мулаасен в дни своей молодости был человеком огромной силы, отменного бесстрашия и великого мужества. Теперь он был еще не настолько стар, чтобы не быть в состоянии владеть оружием, как юноша: ему еще не исполнилось и шестидесяти лет, и у него еще оставалась в живых мать, которой не была восьмидесяти. Добрый старец сражал своих врагов, точно молния. Воодушевленные этим зрелищем, его воины тоже совершали чудеса, убивали и ранили врагов так, что становилось страшно. И хотя они вдвое уступали им числом, однако заставили их покинуть площадь и отступить во дворец. Здесь, во дворце, возник такой шум и грохот, что ничего не было слышно за исключением призыва к свободе.
Молодой король, услышавши шум и крики, очень испугался, вышел посмотреть, что случилось, и увидал своего отца, носившегося среди его стражи, точно разъяренный лев. Догадавшись, что все это могло означать, он вернулся в свои покои, вооружился как можно скорее и снова вышел, чтобы видом и присутствием ободрить и воодушевить своих. В эту минуту к нему подбежал тяжело раненный начальник его стражи и закричал: «Спеши, господин, на помощь своим воинам! Они погибают от руки людей твоего отца! С твоим присутствием к ним возвратится мужество. Я же не в силах их воодушевить: их устрашает один лишь вид твоего отца!»
Молодой король бросился вперед, на помощь своим, с криком: «На них, друзья мои! На них! Ваш король с вами! Ни одному из них не уйти от наших мечей!» И, крича так, он начал с таким пылом и отвагой рубить людей Старого короля, что сразу пробудил в своих мужество и волю к борьбе. И они сделали такое усилие, что прогнали на большое расстояние назад людей Мулаасена, при виде чего добрый старец закричал: «Не отступать перед этими изменниками и негодяями! На них! За мной!» – чем снова возвратил им мужество.
Обе стороны дрались, как львы. Но Молодому королю мало помог его пыл, – воины Старого короля были сильнее, и защитники дворца, потеряв надежду их прогнать, отступили до самых покоев Молодого короля и здесь остановились, и вступили в ожесточенный бой. Весь дворец был полон трупов и залит кровью, и звучали в нем с обеих сторон оглушительные крики. В этот миг отец и сын столкнулись лицом к лицу. И когда старец увидел его с альфангой в руке, производящим страшное опустошение в рядах его воинов, он, несмотря на то, что тот был ему сыном, и совершенно позабыв об отцовской любви, бросился на него с яростью гирканского змея, воскликнув:
– Здесь заплатишь ты, предатель и узурпатор моей чести, за смерть Мораймы и ее сыновей!
С этими словами он нанес ему своей симитаррой страшный удар по щиту, расколовший щит пополам и ранивший Молодого короля в руку; и не будь щита, здесь бы кончил свою безрадостную жизнь Молодой король; и, если бы так случилось, было бы это великим благом для Гранады: не совершилось бы еще по его вине стольких несчастий, ибо, оставшись в живых, он сделался в дальнейшем причиной многих смертей и бедствий.
Лишившись щита и получив в левую руку рану, Молодой король, загоревшись ядовитой змеиной злобой, не щадя седин своего старого отца и не оказывая ему уважения и почтения, какое сыновья должны оказывать родителям, занес руку, чтобы поразить его своей альфангой, но не успел исполнить своего преступного намерения: в этот миг с обеих сторон на помощь своим королям подоспело много рыцарей. Тут усилились крики и с новой силой вспыхнул кровопролитный междоусобный бой. Больно было смотреть на взаимную резню этих озверевших людей, как они безжалостно убивали и ранили друг друга, будто их с самых давних пор разделяла смертельная ненависть и гражданская война; а между тем здесь сражались брат против брата, отец против сына, родич против родича, друг против друга; они презрели узы родства и дружбы и руководствовались только страстью и привязанностью к одному из королей; и этих причин было достаточно, чтобы сделать бой столь кровопролитным, будто он происходил между двумя неприятельскими армиями.
Приспешники и гвардия Молодого короля превосходили числом люден Мулаасена и начинали одерживать над ними верх. Заметив это, один мавр со стороны Мулаасена, человек хитрый и хороший солдат, чтобы добиться победы, начал кричать изо всех сил так, чтобы все слышали: «На них! На них, король Мулаасен! К тебе на помощь спешит много рыцарей Алабесов, Гасулов и Абенсеррахов! Смерть этим предателям, победа за нами!»
Услышав такие слова, Молодой король так испугался, точно ему грозила немедленная смерть. Точно так же перепугались его сторонники и едва удерживали в руках оружие. Во избежание страшной опасности, им угрожавшей, чтобы не быть изрубленными рукой Алабесов, Гасулов и Абенсеррахов, они решили покинуть дворец. Сомкнувшись вокруг Молодого короля, дабы не оставить его во власти его врагов, они вышли из королевского дворца, оставляя у себя за спиной арьергард из большого числа воинов, прикрывавший их отступление. Люди короля Мулаасена их преследовали очень упорно, думая, что и в самом деле к ним спешат на помощь. Так, одни отступая, другие преследуя, одни защищаясь, другие нападая, они дошли до ворот Альгамбры, которые нашли распахнутыми, ибо хранители ключей, услыхав внутри Альгамбры крики и шум битвы, покинули свои посты и спустились в город, чтобы известить Сегри и Гомелов о происходящем. Они нашли многих из них на Пласа-Нуэва. Узнав в чем дело, Сегри и Гомелы поспешили подняться в Альгамбру, но явились слишком поздно: ко времени их появления Молодой король и его люди, объятые страхом, уже находились вне Альгамбры, а ворота последней были уже заперты на крепчайшие железные засовы и всюду, где это было нужно, расставлена стража. Сегри, Гомелы, Масы и прочие их сторонники, при виде короля за стенами Альгамбры, раненного в руку, и большинства его гвардии тоже в очень плачевном состоянии, были ошеломлены. Они доставили Молодого короля в Алькасаву – древний дворец, королей, здание хорошее и сильно укрепленное, где всегда имелись алькайд и охрана. Там короля принялись лечить с большим искусством опытные врачи. Расставив стражу, необходимую для безопасности, Сегри весь»тот день и следующий от него не отходили, очень огорченные всем случившимся, не желая примириться с потерею Молодым королем Альгамбры. Полные ярости, они обсуждали вопрос, как бы отомстить за это королю Мулаасену.