неся ему скромный ужин -- ячменные хлебы и рыбы. Немедля из
узкой расщелины выполз Гормон.
-- Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, --
бесстыдно улыбаясь, сообщил он.
-- Вот и я как раз об этом подумал, -- сказал Срам,
постукивая пальцами по рукояти своего меча.
Гормон напустил на себя скорбный вид.
-- Я-то знаю, как это бывает, -- сказал он. -- Пришлось
хлебнуть военного лиха. Помню, прижало нас к земле ураганным
огнем японских батарей...
Срам подавился, и рука его обмякла.
-- Сдох бы ты поскорее, -- посоветовал он.
Фрито взял здоровенную булку с изюмом и втиснул ее Гормону
в рот.
-- Мммммф, мффл, ммблгл, -- невнятно произнес негодяй.
И снова маленький отряд вышел во тьму и прошел множество
долгих литров, двигаясь вдоль каменного кольца, что окружало
Фордор кольцом из камня. Они шли ровной и гладкой дорогой -- то
были остатки какого-то древнего мощенного линолеумом тракта, и
к восходу луны Ворота Фордора остались далеко позади. Около
полуночи бесчисленные тучи размером с человеческую ладонь
укрыли звезды, и вскоре на несчастных путников страшным потоком
обрушились с небес мокрые, злющие гончие и борзые. Но несмотря
на собачью погоду, хобботы упрямо шли вперед, не отставая от
Гормона, и через пятнадцать минут буря, ободрав им бока,
удалилась к западу, лениво роняя последних болонок.
Остаток ночи хобботы шли под мутными звездами, коченея от
стужи и от бесконечного потока зубодробительных шуток Гормона.
Уже совсем поздней ночью они добрались до опушки большого леса
и, сойдя с дороги, нашли себе пристанище в небольшом лесочке.
Спустя мгновение, все крепко спали.
Фрито проснулся, словно его кто-то встряхнул, и увидел,
что небольшой лесочек полностью окружен рослыми, мрачного
обличия людьми, с головы до пят затянутыми в зеленое, наподобие
английских жокеев. В руках они держали огромные зеленые луки, а
голову каждого прикрывал поношенный ярко-зеленый парик. Фрито с
трудом поднялся на ноги и пнул Срама.
Тут самый рослый из лучников выступил вперед и приблизился
к Фрито. У этого на голове красовалась лихо заломленная круглая
шапчонка с длинным зеленым пером, а на груди -- большая
серебряная бляха со словом "Шеф" и изображением нескольких
лежащих кверху лапками голубей, из чего Фрито заключил, что он,
должно быть, является начальником над этими людьми.
-- Вы полностью окружены, у вас нет ни единого шанса,
выходите по одному, подняв над головой руки, -- строго сказал
начальник.
Фрито низко поклонился.
-- Иди сюда и попробуй меня взять, -- ответил он, как
велит обычай.
-- Я Фарашут из Зеленых Коммандос, -- сказал начальник.
-- А я Фрито, путешествую по собственной надобности, --
дрожащим голосом сообщил Фрито.
-- Можно я их немножко поубиваю? -- завизжал, с гарротой в
руках подскакивая к Фарашуту, нерослый, приземистый человек с
черным родимым пятном на носу.
-- Нет, Магнавокс, нельзя, -- сказал Фарашут и вновь
повернулся к Фрито.-- Кто вы и каковы ваши злые намерения?
-- Я со своими спутниками направляюсь в Фордор, чтобы
бросить в Бездны Порока Великое Кольцо, -- ответил Фрито.
При этих словах лицо Фарашута потемнело, он взглянул по
очереди на Гормона, на Срама, затем снова на Фрито, криво
улыбнулся и, на цыпочках покинув лесочек, растворился со всеми
своими людьми в окрестной чащобе. Уходя, все они весело пели:
Мы -- Зеленые Командос, продувные мужики.
Мы не часто лезем в драку, нам лишь пакостить с руки:
Вырыть яму на дороге, вставить в задницу стилет --
В это с нами не сравнится даже старый Сыроед!
Гнусным хором
Мы поем:
"Урки, деру!
Мы идем!"
Подкрадемся, подберемся, обезглавим, оберем,
Мы любого одолеем, навалившись впятером!
Ни смекалка, ни сноровка, ни отвага не нужны,
Если можно тихой сапой укокошить со спины.
Из засады
Бей сплеча.
Урки -- гады,
Ча-ча-ча!
Когда зеленые мужики ушли, до темноты оставалось совсем
недолго и вскоре Фрито, Срам и Гормон, неторопливо позавтракав
картофельными глазками и малиновыми носами, вновь вышли на
большую дорогу, быстро миновали лес и оказались на широкой
заасфальтированной равнине, что примыкала к восточным стенам
Фордора. К наступлению ночи их уже накрыла тень черных печных
труб Курин Мозгула, страшного фабричного города, стоявшего
насупротив Минас Термита. Из глуби земной доносилось тяжкое
"ух-ух" сукновальных машин, производящих валенки и парадные
мундиры для военной машины Сыроеда.
Сквозь бурый сумрак Гормон привел Фрито и Срама к подобию
рыбоподъемника, круто уходящего вверх, в тяжкую глыбу Сола
Юрока, главного утеса Фордора. Бесконечно долго -- казалось,
целый час -- поднимались они по этой лестнице. Только через час
они долезли доверху, изнуренные, давящиеся спертым воздухом, и
повалились на узкий выступ у входа в большую пещеру, глядящего
на черную долину внизу.
Высоко над ними пронеслась по небу огромная стая черных
пеликанов, а вокруг сверкали молнии, и могилы разевались в
страшной зевоте и вновь засыпали.
-- Худо дело, тут уж не ошибешься, -- сказал Срам.
Из пещеры тянуло злоедучим запахом лежалого пастрами и
тухлых корнишонов, и слышно было, как в самой ее глубине, в
некоем потаенном покое зловеще позвякивают вязальные спицы.
Фрито и Срам осторожно углубились в туннель, а Гормон,
шаркая, поплелся сзади и по образине его разлилась давно не
посещавшая ее улыбка
Множество веков тому назад, когда мир был еще юн, а сердце
Сыроеда не затвердело, подобно старой ватрушке, он взял в жены
молодую тролльчиху. Звали ее Мазола, а по-эльфийски Бланш, и
вышла она за молодого короля колдунов против воли своих
родителей, твердивших, что Сыроед "совершенно лишен тролличьих
качеств", и что он никогда не сможет как следует удовлетворить
присущие ей особенные потребности. Но молодые люди были совсем
молоды и непрактичны. Первую тысячу лет новобрачные провели в
полной гармонии: они счастливо жили в приспособленной под их
нужды трехкомнатной подземной тюрьме с хорошим видом из окна, и
пока честолюбивый муженек изучал в вечерней школе демонологию и
менеджмент, Мазола родила ему девятерых крепышей-призраков.
Затем наступил день, когда Сыроед прознал о Великом Кольце
и о том, какие могучие силы таятся в нем -- силы, способные
помочь ему в его карьере. Забыв обо всем остальном, он,
невзирая на решительные протесты жены, заставил своих сыновей
бросить медицинский институт и посвятил их в Ноздрюли. Однако
Первая Война Колец закончилась поражением. Сыроед и девять его
Кольценосцев едва-едва смогли унести ноги. С той поры отношения
между супругами начали постепенно портиться. Сыроед проводил
все свое время в колдовских мастерских, а Мазола сидела дома,
изрыгая злобные заклинания и смотря по малломиру все мыльные
оперы подряд. Она начала прибавлять в весе. И наконец, наступил
еще один день, в который Сыроед застал Мазолу и мастера по
ремонту малломиров в весьма компрометирующем положении. Сыроед
немедля подал на развод и добился в суде, чтобы девятерых
Ноздрюлей отдали на его попечение.
Отныне Мазоле, принужденной к безвыходному сидению в
тусклой утробе Сола Юрока, оставалось лишь пестовать и
растравлять ненависть к бывшему мужу. Целые эоны времен она
бередила и бередила свое оскорбленное самолюбие, маниакально
поглощая конфеты, журналы, посвященные жизни кинозвезд, да
порою случайного спелеолога. Поначалу, Сыроед исправно высылал
ей ежемесячные алименты (около дюжины урков-добровольцев), но
когда прошел слушок о том, что на самом деле влечет за собой
приглашение на обед к его бывшей супружнице, прекратились и эти
подачки. Теперь ее грызла безграничная злоба. Она рыскала по
своему обиталищу, терзаемая желанием кого-нибудь убить и
непрестанно проклиная память о бывшем муже и его издевательских
шуточках насчет троллей. Единственным, что ныне привязывало ее
к жизни, была месть -- месть, которую она лелеяла, сидя в
темном-претемном логове. Последней каплей стало отключение
электричества.
Фрито и Срам уже спускались в утробу Сола Юрока, а Гормон
тащился сзади. Во всяком случае, так они полагали. Глубже и
глубже погружались хобботы в темные, полные удушливых испарений
пещерные проходы, то и дело спотыкаясь о груды черепов и
сгнившие сундуки с сокровищами. Незрячими глазами озирали они
непроглядную тьму.
-- Ну и темень же, доложу я вам, -- прошептал Срам.
-- Удивительная наблюдательность, -- прошипел в ответ
Фрито. -- Ты уверен, что мы не сбились с дороги, а, Гормон?
Ответа не последовало.
-- Должно быть, вперед ушел, -- с надеждой сказал Фрито.
И еще долгое время они вершок за вершком наощупь
пробирались по непроглядным туннелям. Фрито крепко сжимал в
кулаке Кольцо. Вдруг он услышал, как что-то неслышно хлюпает
впереди. Фрито замер, и поскольку Срам шел, держась за его
хвост, оба хоббота повалились с лязгом, который пошел громыхать
многократным эхом по беспросветным пространствам. Хлюпанье
прервалось, потом стало громче. И ближе.
-- Назад, -- прохрипел Фрито, -- надо найти другую дорогу.
И как можно скорее!
Хобботы бежали от зловещего хлюпанья, сворачивая то в один
проход, то в другой, но звук его все равно настигал их, и уже
становилось нечем дышать Кт тошнотворного запаха прокислых
конфет. Хобботы продолжали бежать вслепую, пока впереди,
преграждая им путь к спасению, не послышался громкий гвалт.
-- Осторожно, -- прошептал Фрито, -- это патруль урков.
Сраму не потребовалось много времени, чтобы увериться в
его правоте, ибо так сквернословить и лязгать доспехами могли
одни только урки. Хобботы вжались в стену, надеясь, что их не
заметят.
-- Чтоб я сдох, -- прошипел голос во тьме, -- у меня от
этого места всегда мурашки по коже.
-- Засохни, гнида! -- прорезал тьму другой голос. --
Разведка донесла, что здесь бродит хоббот с Кольцом.
-- То-то и оно, -- высказался третий, -- и если мы его не
возьмем, Сыроед разжалует нас в ночные кошмары.
-- Третьего класса, -- согласился четвертый.
Урки все приближались, и вот уже проходили мимо совсем
переставших дышать хобботов. Но стоило Фрито подумать, что
опасность миновала, как холодная, слизистая лапа вцепилась ему
в грудь.
-- Ребя! -- в восторге завыл урк. -- Пымал я его, пымал!
В мгновение ока урки, размахивая дубинками и наручниками,
навалились на бедных хобботов.
-- Сыроеду будет приятно полюбоваться на вас! --
ухмыльнулся урк, вплотную приблизившись к Фрито и обдавая его
своим неаппетитным дыханием.
В самый этот миг туннель содрогнулся от громового
утробного стона, и урки в ужасе отшатнулись.
-- Ах, дерьмо! -- завопил один. -- Это она зубы точит!
-- Шобола! Шобола! -- взвыл другой, исчезая во мраке.
Фрито выхватил из ножен Слепня, но кого рубить, он все
равно не видел. Мозг его лихорадочно заработал, и он вдруг
вспомнил волшебный снежный шар, который дала ему Лавалье.
Надеясь на чудо, он вытянул вперед руку с шаром и нажал
кнопочку на его донце. Мгновенно вспыхнул, затопив собой
промозглую тьму, ослепительный свет карбидного прожектора, и
перед хобботами распахнулась огромная зала с отделанными
дешевым ситчиком и жаростойким кухонным пластиком стенами. А
прямо перед ними громоздилась кошмарная туша Шоболы.
Зрелище оказалось настолько жуткое, что Срам завопил от
страха. То была гигантская, бесформенная масса подрагивающей
плоти. Пламенно-красные глаза ее разгорались тем ярче, чем
ближе она подбиралась к уркам, волоча по каменному полу
измахрившийся подол нижней сорочки с каким-то непечатным
узором. Навалившись на оцепеневших от ужаса урков, она
принялась раздирать их ногами в когтистых шлепанцах, а с острых
клыков ее между тем падали на пол большие желтые капли куриного
бульона.
-- Опять за ушами не мыто! -- надсаживалась Шобола,
отрывая у урка конечность за конечностью и сдирая с него
доспехи, будто обертку с конфетки.
-- Ты ни разу никуда меня не выводил! -- брызгая слюной,
орала она, ухитряясь одновременно запихивть в утробу еще
сотрясаемое корчами тулово.
-- Я отдала тебе мои лучшие годы! -- гневно завывала она,
протягивая к хобботам острые красные ногти.
Фрито отступил на шаг, прижался к стене и рубанул Слепнем
по алчным ногтям, но Слепень лишь немного попортил лак и
только. Шобола, взъярясь пуще прежнего, завизжала. Последним,
что запомнил Фрито, сжимаемый лапами ненасытной твари, был
Срам, с лихорадочной торопливостью прыскающий репеллентом в
бездонную глотку Шоболы.
Вечернее солнце опускалось, как за ним водится, на западе,
когда Гельфанд, Мопси и Пепси осадили изнуренных баранов у
ворот Минас Термита -- баснословной столицы всего Роздора,
Главного Оплота Запада и самого крупного в Нижесреднеземье
производителя сырой нефти, детских пищалок и наждачных кругов.
Город окружала Равнина Пеллагранора, земли которой были богаты
навесами для сушки хмеля и амбарами, не говоря уже об обширных
пашнях, овчарнях, коровниках, струистых ручьях и помавающей
раскидистыми ветвями клюкве. Широкий Эманац беспорядочно орошал
эти земли, год за годом наделяя неблагодарных их обитателей
невиданными урожаями саламандр и малярийных комаров. Не
удивительно, что город притягивал к себе множество остроголовых
Южан, толстогубых Северян и распущенных Элеронов. Город был
единственным местом, где они могли получить паспорт,
позволяющий выбраться из Роздора.
История города восходила к Стародавним Дням, в которые
Белтелефон Слабоумный неведомо с какой напасти повелел, дабы на
этой плоской равнине был воздвигнут королевский горнолыжный
приют невиданной красоты. К сожалению старый Король окочурился,
так и не успев увидеть вырытого под приют котлована, а его
гидроцефалический сын Набиско Некомпетентный характерным для
оного образом запутался в чертежах старого скупердяя и заказал
для строительства несколько более напряженный бетон, чем того
требовал первоначальный проект. В результате был возведен Минас
Термит или, как его еще называли, "Набискина Придурь".
Безо всякой на то причины город состоял из семи
концентрических восходящих кругов, увенчанных двойным
монументом -- Белтелефона и его любимой наложницы, которую
звали не то Нефритити Тучная, не то просто Филлис. Во всяком
случае, конечное впечатление, производимое всей этой
архитектурой, оставалось примерно такое же, как от итальянского
свадебного торта(*2). Каждое кольцо возносилось выше
предшествующего, так же вела себя и квартирная плата. В низшем,
седьмом кольце, проживали кряжистые городские крестьяне. Часто
можно было видеть, как они старательно надраивают свои
разномастные кресты и кряжи, приготовляясь к какому-то
идиотскому празднеству. В шестом круге жили торговцы, в пятом
воины -- и так далее вплоть до первого, самого высокого яруса,
где проживали Главные Заместители и дантисты. Подняться на
каждый из уровней можно было только посредством эскалаторов с
ветряным приводом, которые к тому же постоянно останавливали
для ремонта, так что восхождение по социальной лестнице
являлось в те древние времена понятием буквальным. Каждое из
колец гордилось своей историей и изъявляло презрение к кольцам,
находящимся ниже, каждодневно осыпая их мусором и объедками;
имели также широкое хождение поговорки вроде "Твой номер семь"
или "Дорогой, ты не на третьем ярусе"(*3). Каждый из ярусов был
косвенно защищен выступающими вперед зубчатыми стенами с
карнизами и антаблеманами, выстроенными на нечетных
анжамбеманах. Каждый нечетный анжамбеман располагался под
прямым углом к каждому смежному с ним проходу с односторонним
движением. Нужно ли говорить, что жители города вечно
опаздывали на свидания, а то и вовсе сбивались с пути.
---------------------------------------------------------------
(*2) Историк Бокаратон отмечает, что, возможно, таким оно
и было задумано, дабы "дать эмблематическое представление о той
сволочи, что обитает внутри".
(*3) Куда именно сбрасывали мусор с низшего яруса,
неизвестно; существует, впрочем, предположение, что его вообще
никуда не сбрасывали, а съедали.
Трое путников, неторопливо кружа по извилистым
эскалаторам, продвигались к Дворцу Заместителя Бенелюкса, а
попадавшиеся им навстречу граждане Роздора, смерив их очумелым
взглядом, опрометью неслись к ближайшему окулисту. Да и сами
хобботы не без удивления озирались, разглядывая толпу горожан,
в которой попадались люди, эльфы, гномы, баньши, а также
немалое число республиканцев.
-- Когда в городишке проходит партийный съезд, -- объяснил
Гельфанд, -- в нем какой только твари не встретишь.
Медленно поднявшись по последним со скрипом ползущим
ступенькам, путники высадились, наконец, на первом ярусе.
Увидев венчающее его величественное сооружение, потрясенный
Пепси протер глаза. Средств на все эти просторные лужайки и
пышные парки явно не пожалели. Роскошный мрамор блистал под
ногами трех путников, звенели, подобно пересыпаемому серебру,
многочисленные фонтаны. Путники ткнулись в одну из дверей, но
их довольно грубо проинформировали, что дантиста нет дома, и
что они-должно-быть-ищут-старого-идиота-так-это-за-углом.
За углом они обнаружили захудалый дворец, выстроенный из
крепчайшего мавзолита, стены его сверкали инкрустациями из
окаменелых леденцов и старых велосипедных фар. На повышенной
прочности фанерной двери висела табличка, уведомляющая:
"Заместитель вышел". Под ней помещалась другая: "Ушел на обед",
а еще ниже третья: "Ушел на рыбалку".
-- Если я верно прочитал эти знаки, -- сказал Мопси, --
Бенелюкса здесь нет.
-- Я думаю, это уловка, -- ответил Гельфанд, с силой
нажимая на кнопку звонка, -- ибо Заместители Правителя Минас
Термита всегда старались обделывать свои дела без особой
огласки. Бенелюкс Последний, сын Электролюкса Трусливого,
завершает длинную череду Заместителей, насчитывающую немало
бесплодных поколений. Первый Заместитель, Парафин Амбициозный,
подвизался у Короля Хлоропласта на кухне, исправляя должность
младшего посудомойщика, пока Короля не постигла трагическая
смерть. Судя по всему, он вследствие несчастной случайности
повалился спиной на целую дюжину салатных вилок. Одновременно
его сын и законный наследник, Каротин, загадочным образом бежал
из города, объяснив свой поступок неким плетущимся против него
заговором, о чем де свидетельствуют угрожающие подметные
письма, которые он постоянно находит на подносе с завтраком. В
то время его поступок связали со смертью Короля и сочли
подозрительным. Затем начали один за другим гибнуть от разных
странных причин ближайшие королевские родственники. Одних
находили удушенными кухонным полотенцем, другие умирали от
пищевого отравления. Некоторые тонули в суповых котлах, а на
одного напали неизвестные злодеи и забили его до смерти тушеной
говяжьей ногой. По крайней мере трое по всей видимости
покончили счеты с жизнью, бросившись спинами на салатные вилки,
-- скорее всего, то был жест благородного отчаяния,
подсказанный безвременной кончиной Короля. Под конец в Минас
Термите не осталось никого, кто мог бы и желал возложить на
себя проклятую корону, так что должность Правителя Роздора
оказалась свободной -- бери не хочу. Вот тогда-то кухонный раб
Парафин и проявил отвагу, решившись занять пост Роздорского
Заместителя до той поры, пока законный наследник Каротина не
вернется, дабы предъявить права на престол, одолеть врагов
Роздора и реорганизовать почтовую службу.
В этот миг отворился дверной глазок и на пришедших
уставилось круглое око.
-- Ч-ч-ч-чего надо? -- сердито спросил голос из-за двери.
-- Мы странники, явившиеся, чтобы помочь спасенью Минас
Термита. Мое имя Гельфанд Серозубый, -- Маг извлек из бумажника
мятый клочок бумаги и просунул его в глазок.
-- Ч-ч-ч-чего это?
-- Моя визитная карточка, -- ответил Гельфанд.
Карточка немедленно вернулась, разодранная на двенадцать
частей.
-- Заместителя нет дома. В-в-в отпуске он. А бродячих
торговцев мы в-в-вообще на порог не пускаем! -- и глазок с
негромким стуком закрылся.
Но такими простыми средствами Гельфанда отвадить было
нельзя, к тому же хобботы по глазам его видели, что он
рассержен столь грубым приемом. Зрачки его запрыгали вверх,
вниз, в стороны, едва ли не меняясь местами, как апельсины в
руках жонглера. Он вновь нажал кнопку звонка и звонил долго и
громко. Опять открылся глазок и из него дохнуло чесночным
духом.
-- Т-т-ты опять? Сказано тебе, он д-д-душ принимает.
И глазок снова захлопнулся.
Гельфанд ничего не сказал. Он порылся в кармане своего
френча а ля Мао Цзе-Дун и вытащил маленький черный шар, который
Пепси поначалу принял за малломир с приделанной к нему
бечевкой. Однако Гельфанд поджег бечевку, приложив ее к кончику
своей сигары, и сунул шарик в прорезь для писем, после чего
отбежал за угол, а хобботы последовали за ним. Там, откуда они
убежали, что-то оглушительно грохнуло, и когда хобботы
высунулись из-за угла, оказалось, что дверь волшебным образом
исчезла.
Исполненные гордости, вступили трое странников в
клубящийся дымом проем. Дорогу им преградил престарелый
дворцовый страж, пытающийся выковырять копоть из слезящихся
глаз.
-- Можешь доложить Бенелюксу, что Маг Гельфанд ожидает
аудиенции.Нетвердый на ногу воин с негодованием поклонился и
повел их по никогда не проветривавшимся коридорам.
-- З-з-з-заместителю это н-н-н-не понравится, --
проскрипел страж. -- Он уж сколько л-л-л-лет не выходил из
д-д-дворца.
-- И неужели народ не встревожился? -- спросил Пепси.
-- А п-п-пусть его, -- слюняво прошамкал страж.
Он провел их через геральдический зал, чьи картонные арки
и гипсовые своды на целый фут возвышались над их головами.
Роскошно мимеографированные гобелены повествовали о легендарных
деяниях былых Королей. Пепси особенно понравилась одна история
про давно почившего Короля и козу, и Пепси так и сказал.
Гельфанд отвесил ему подзатыльник. Стены вокруг сверкали
вделанными в них пустыми пивными бутылками и бижутерией, а
полированные алюминиевые доспехи отбрасывали ярчайшие зайчики
на уложенный вручную линолеум, по которому шли визитеры.
Наконец, они приблизились к Тронной Зале, о мозаиках
которой, выполненных из канцелярских кнопок, ходили легенды.
Судя по виду Королевской Тронной Залы, она исполняла также
обязанности Королевской Душевой. Страж испарился, а на смену
ему явился столь же престарелый паж в оливковой ливрее, который
ударил в обеденный гонг и проскрежетал:
-- Раболепно склонитесь пред Бенелюксом, Главным
Заместителем Правителя Роздора, истинным регентом Утраченного
Короля, который рано или поздно вернется, если не врут.
Дряхлый паж нырнул за ширму, и рядом с ней сразу
затрепетал гобелен. Из-за него в обшарпанном кресле-каталке,
влекомом отдувающимися енотами, выехал ссохшийся Бенелюкс,
облаченный в фрачные брюки, короткий красный камзол и
пристежной галстук-бабочку. На лысеющей голове его покоилась
шоферская фуражка с роскошно вышитым по ней Гербом Заместителей
-- довольно аляповатой картинкой, изображающей крылатого
единорога с чайным подносом. Мопси повел носом -- откуда-то
явственно несло чесноком.
Гельфанд покашлял, ибо Заместитель откровенным образом
спал.
-- Доброго вам здравия и приятного отпуска, -- начал он.
-- Я Гельфанд, Придворный Маг Коронованных Особей Нижесредней
Земли, Вершитель Чудес и Дипломированный Хиропрактик.
Старый Заместитель приоткрыл один затянутый пленкой глаз и
с отвращением воззрился на Мопси и Пепси.
-- А это к-к-кто такие? Н-н-на двери же написано "животные
не допускаются".
-- Это хобботы, мой господин, наши маленькие, но верные
северные союзники.
-- Ладно, скажу страже, чтобы постелила им газетку в
сортире, -- пробормотал Заместитель и тяжело уронил на грудь
морщинистое лицо.
Гельфанд еще покашлял и продолжал.
-- Боюсь, что я принес печальные и мрачные вести. Грязные
урки Сыроеда порезали возлюбленного сына твоего, Бромофила, и
ныне Темный Властелин желает отнять твою жизнь и твое
Королевство, дабы осуществить свои гнусные планы.
-- Бромофил? -- спросил Заместитель, опершись на локоть и
с трудом разогнувшись.
-- Собственный твой возлюбленный сын, -- подсказал
Гельфанд.
Некое воспоминание тенью мелькнуло в старых утомленных
глазах.
-- А, этот. Н-н-н-никогда мне не писал, разве для того,
чтобы д-д-д-денег поклянчить. Совсем как и т-т-тот, второй. Да,
д-д-д-дурные известия.
-- И потому мы явились сюда, а за нами следует войско,
которое отмстит Фордору за твои печали, -- продолжал объяснять
Гельфанд.
Заместитель досадливо взмахнул немощной рукой.
-- Ф-ф-фордор? Н-н-н-никогда о таком не слышал. И о
г-г-грошевом маге тоже. Аудиенция окончена, -- сказал он.
-- Не наноси оскорблений Белому Магу, -- предупредил его
Гельфанд, одновремемнно вытаскивая что-то из кармана, -- ибо
мне подвластны многие силы. На-ка, выбери карту. Любую.
Бенелюкс выбрал одну из пятидесяти двух семерок червей и
разорвал ее на кусочки размерами с конфетти.
-- Аудиенция окончена, -- решительно повторил он.
-- Старый маразматик, -- бушевал Гельфанд несколько позже,
в комнате, которую они сняли в трактире. Он уже час как шипел и
плевался.
-- Но что же мы станем делать, если он нам не поможет? --
узкой расщелины выполз Гормон.
-- Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, --
бесстыдно улыбаясь, сообщил он.
-- Вот и я как раз об этом подумал, -- сказал Срам,
постукивая пальцами по рукояти своего меча.
Гормон напустил на себя скорбный вид.
-- Я-то знаю, как это бывает, -- сказал он. -- Пришлось
хлебнуть военного лиха. Помню, прижало нас к земле ураганным
огнем японских батарей...
Срам подавился, и рука его обмякла.
-- Сдох бы ты поскорее, -- посоветовал он.
Фрито взял здоровенную булку с изюмом и втиснул ее Гормону
в рот.
-- Мммммф, мффл, ммблгл, -- невнятно произнес негодяй.
И снова маленький отряд вышел во тьму и прошел множество
долгих литров, двигаясь вдоль каменного кольца, что окружало
Фордор кольцом из камня. Они шли ровной и гладкой дорогой -- то
были остатки какого-то древнего мощенного линолеумом тракта, и
к восходу луны Ворота Фордора остались далеко позади. Около
полуночи бесчисленные тучи размером с человеческую ладонь
укрыли звезды, и вскоре на несчастных путников страшным потоком
обрушились с небес мокрые, злющие гончие и борзые. Но несмотря
на собачью погоду, хобботы упрямо шли вперед, не отставая от
Гормона, и через пятнадцать минут буря, ободрав им бока,
удалилась к западу, лениво роняя последних болонок.
Остаток ночи хобботы шли под мутными звездами, коченея от
стужи и от бесконечного потока зубодробительных шуток Гормона.
Уже совсем поздней ночью они добрались до опушки большого леса
и, сойдя с дороги, нашли себе пристанище в небольшом лесочке.
Спустя мгновение, все крепко спали.
Фрито проснулся, словно его кто-то встряхнул, и увидел,
что небольшой лесочек полностью окружен рослыми, мрачного
обличия людьми, с головы до пят затянутыми в зеленое, наподобие
английских жокеев. В руках они держали огромные зеленые луки, а
голову каждого прикрывал поношенный ярко-зеленый парик. Фрито с
трудом поднялся на ноги и пнул Срама.
Тут самый рослый из лучников выступил вперед и приблизился
к Фрито. У этого на голове красовалась лихо заломленная круглая
шапчонка с длинным зеленым пером, а на груди -- большая
серебряная бляха со словом "Шеф" и изображением нескольких
лежащих кверху лапками голубей, из чего Фрито заключил, что он,
должно быть, является начальником над этими людьми.
-- Вы полностью окружены, у вас нет ни единого шанса,
выходите по одному, подняв над головой руки, -- строго сказал
начальник.
Фрито низко поклонился.
-- Иди сюда и попробуй меня взять, -- ответил он, как
велит обычай.
-- Я Фарашут из Зеленых Коммандос, -- сказал начальник.
-- А я Фрито, путешествую по собственной надобности, --
дрожащим голосом сообщил Фрито.
-- Можно я их немножко поубиваю? -- завизжал, с гарротой в
руках подскакивая к Фарашуту, нерослый, приземистый человек с
черным родимым пятном на носу.
-- Нет, Магнавокс, нельзя, -- сказал Фарашут и вновь
повернулся к Фрито.-- Кто вы и каковы ваши злые намерения?
-- Я со своими спутниками направляюсь в Фордор, чтобы
бросить в Бездны Порока Великое Кольцо, -- ответил Фрито.
При этих словах лицо Фарашута потемнело, он взглянул по
очереди на Гормона, на Срама, затем снова на Фрито, криво
улыбнулся и, на цыпочках покинув лесочек, растворился со всеми
своими людьми в окрестной чащобе. Уходя, все они весело пели:
Мы -- Зеленые Командос, продувные мужики.
Мы не часто лезем в драку, нам лишь пакостить с руки:
Вырыть яму на дороге, вставить в задницу стилет --
В это с нами не сравнится даже старый Сыроед!
Гнусным хором
Мы поем:
"Урки, деру!
Мы идем!"
Подкрадемся, подберемся, обезглавим, оберем,
Мы любого одолеем, навалившись впятером!
Ни смекалка, ни сноровка, ни отвага не нужны,
Если можно тихой сапой укокошить со спины.
Из засады
Бей сплеча.
Урки -- гады,
Ча-ча-ча!
Когда зеленые мужики ушли, до темноты оставалось совсем
недолго и вскоре Фрито, Срам и Гормон, неторопливо позавтракав
картофельными глазками и малиновыми носами, вновь вышли на
большую дорогу, быстро миновали лес и оказались на широкой
заасфальтированной равнине, что примыкала к восточным стенам
Фордора. К наступлению ночи их уже накрыла тень черных печных
труб Курин Мозгула, страшного фабричного города, стоявшего
насупротив Минас Термита. Из глуби земной доносилось тяжкое
"ух-ух" сукновальных машин, производящих валенки и парадные
мундиры для военной машины Сыроеда.
Сквозь бурый сумрак Гормон привел Фрито и Срама к подобию
рыбоподъемника, круто уходящего вверх, в тяжкую глыбу Сола
Юрока, главного утеса Фордора. Бесконечно долго -- казалось,
целый час -- поднимались они по этой лестнице. Только через час
они долезли доверху, изнуренные, давящиеся спертым воздухом, и
повалились на узкий выступ у входа в большую пещеру, глядящего
на черную долину внизу.
Высоко над ними пронеслась по небу огромная стая черных
пеликанов, а вокруг сверкали молнии, и могилы разевались в
страшной зевоте и вновь засыпали.
-- Худо дело, тут уж не ошибешься, -- сказал Срам.
Из пещеры тянуло злоедучим запахом лежалого пастрами и
тухлых корнишонов, и слышно было, как в самой ее глубине, в
некоем потаенном покое зловеще позвякивают вязальные спицы.
Фрито и Срам осторожно углубились в туннель, а Гормон,
шаркая, поплелся сзади и по образине его разлилась давно не
посещавшая ее улыбка
Множество веков тому назад, когда мир был еще юн, а сердце
Сыроеда не затвердело, подобно старой ватрушке, он взял в жены
молодую тролльчиху. Звали ее Мазола, а по-эльфийски Бланш, и
вышла она за молодого короля колдунов против воли своих
родителей, твердивших, что Сыроед "совершенно лишен тролличьих
качеств", и что он никогда не сможет как следует удовлетворить
присущие ей особенные потребности. Но молодые люди были совсем
молоды и непрактичны. Первую тысячу лет новобрачные провели в
полной гармонии: они счастливо жили в приспособленной под их
нужды трехкомнатной подземной тюрьме с хорошим видом из окна, и
пока честолюбивый муженек изучал в вечерней школе демонологию и
менеджмент, Мазола родила ему девятерых крепышей-призраков.
Затем наступил день, когда Сыроед прознал о Великом Кольце
и о том, какие могучие силы таятся в нем -- силы, способные
помочь ему в его карьере. Забыв обо всем остальном, он,
невзирая на решительные протесты жены, заставил своих сыновей
бросить медицинский институт и посвятил их в Ноздрюли. Однако
Первая Война Колец закончилась поражением. Сыроед и девять его
Кольценосцев едва-едва смогли унести ноги. С той поры отношения
между супругами начали постепенно портиться. Сыроед проводил
все свое время в колдовских мастерских, а Мазола сидела дома,
изрыгая злобные заклинания и смотря по малломиру все мыльные
оперы подряд. Она начала прибавлять в весе. И наконец, наступил
еще один день, в который Сыроед застал Мазолу и мастера по
ремонту малломиров в весьма компрометирующем положении. Сыроед
немедля подал на развод и добился в суде, чтобы девятерых
Ноздрюлей отдали на его попечение.
Отныне Мазоле, принужденной к безвыходному сидению в
тусклой утробе Сола Юрока, оставалось лишь пестовать и
растравлять ненависть к бывшему мужу. Целые эоны времен она
бередила и бередила свое оскорбленное самолюбие, маниакально
поглощая конфеты, журналы, посвященные жизни кинозвезд, да
порою случайного спелеолога. Поначалу, Сыроед исправно высылал
ей ежемесячные алименты (около дюжины урков-добровольцев), но
когда прошел слушок о том, что на самом деле влечет за собой
приглашение на обед к его бывшей супружнице, прекратились и эти
подачки. Теперь ее грызла безграничная злоба. Она рыскала по
своему обиталищу, терзаемая желанием кого-нибудь убить и
непрестанно проклиная память о бывшем муже и его издевательских
шуточках насчет троллей. Единственным, что ныне привязывало ее
к жизни, была месть -- месть, которую она лелеяла, сидя в
темном-претемном логове. Последней каплей стало отключение
электричества.
Фрито и Срам уже спускались в утробу Сола Юрока, а Гормон
тащился сзади. Во всяком случае, так они полагали. Глубже и
глубже погружались хобботы в темные, полные удушливых испарений
пещерные проходы, то и дело спотыкаясь о груды черепов и
сгнившие сундуки с сокровищами. Незрячими глазами озирали они
непроглядную тьму.
-- Ну и темень же, доложу я вам, -- прошептал Срам.
-- Удивительная наблюдательность, -- прошипел в ответ
Фрито. -- Ты уверен, что мы не сбились с дороги, а, Гормон?
Ответа не последовало.
-- Должно быть, вперед ушел, -- с надеждой сказал Фрито.
И еще долгое время они вершок за вершком наощупь
пробирались по непроглядным туннелям. Фрито крепко сжимал в
кулаке Кольцо. Вдруг он услышал, как что-то неслышно хлюпает
впереди. Фрито замер, и поскольку Срам шел, держась за его
хвост, оба хоббота повалились с лязгом, который пошел громыхать
многократным эхом по беспросветным пространствам. Хлюпанье
прервалось, потом стало громче. И ближе.
-- Назад, -- прохрипел Фрито, -- надо найти другую дорогу.
И как можно скорее!
Хобботы бежали от зловещего хлюпанья, сворачивая то в один
проход, то в другой, но звук его все равно настигал их, и уже
становилось нечем дышать Кт тошнотворного запаха прокислых
конфет. Хобботы продолжали бежать вслепую, пока впереди,
преграждая им путь к спасению, не послышался громкий гвалт.
-- Осторожно, -- прошептал Фрито, -- это патруль урков.
Сраму не потребовалось много времени, чтобы увериться в
его правоте, ибо так сквернословить и лязгать доспехами могли
одни только урки. Хобботы вжались в стену, надеясь, что их не
заметят.
-- Чтоб я сдох, -- прошипел голос во тьме, -- у меня от
этого места всегда мурашки по коже.
-- Засохни, гнида! -- прорезал тьму другой голос. --
Разведка донесла, что здесь бродит хоббот с Кольцом.
-- То-то и оно, -- высказался третий, -- и если мы его не
возьмем, Сыроед разжалует нас в ночные кошмары.
-- Третьего класса, -- согласился четвертый.
Урки все приближались, и вот уже проходили мимо совсем
переставших дышать хобботов. Но стоило Фрито подумать, что
опасность миновала, как холодная, слизистая лапа вцепилась ему
в грудь.
-- Ребя! -- в восторге завыл урк. -- Пымал я его, пымал!
В мгновение ока урки, размахивая дубинками и наручниками,
навалились на бедных хобботов.
-- Сыроеду будет приятно полюбоваться на вас! --
ухмыльнулся урк, вплотную приблизившись к Фрито и обдавая его
своим неаппетитным дыханием.
В самый этот миг туннель содрогнулся от громового
утробного стона, и урки в ужасе отшатнулись.
-- Ах, дерьмо! -- завопил один. -- Это она зубы точит!
-- Шобола! Шобола! -- взвыл другой, исчезая во мраке.
Фрито выхватил из ножен Слепня, но кого рубить, он все
равно не видел. Мозг его лихорадочно заработал, и он вдруг
вспомнил волшебный снежный шар, который дала ему Лавалье.
Надеясь на чудо, он вытянул вперед руку с шаром и нажал
кнопочку на его донце. Мгновенно вспыхнул, затопив собой
промозглую тьму, ослепительный свет карбидного прожектора, и
перед хобботами распахнулась огромная зала с отделанными
дешевым ситчиком и жаростойким кухонным пластиком стенами. А
прямо перед ними громоздилась кошмарная туша Шоболы.
Зрелище оказалось настолько жуткое, что Срам завопил от
страха. То была гигантская, бесформенная масса подрагивающей
плоти. Пламенно-красные глаза ее разгорались тем ярче, чем
ближе она подбиралась к уркам, волоча по каменному полу
измахрившийся подол нижней сорочки с каким-то непечатным
узором. Навалившись на оцепеневших от ужаса урков, она
принялась раздирать их ногами в когтистых шлепанцах, а с острых
клыков ее между тем падали на пол большие желтые капли куриного
бульона.
-- Опять за ушами не мыто! -- надсаживалась Шобола,
отрывая у урка конечность за конечностью и сдирая с него
доспехи, будто обертку с конфетки.
-- Ты ни разу никуда меня не выводил! -- брызгая слюной,
орала она, ухитряясь одновременно запихивть в утробу еще
сотрясаемое корчами тулово.
-- Я отдала тебе мои лучшие годы! -- гневно завывала она,
протягивая к хобботам острые красные ногти.
Фрито отступил на шаг, прижался к стене и рубанул Слепнем
по алчным ногтям, но Слепень лишь немного попортил лак и
только. Шобола, взъярясь пуще прежнего, завизжала. Последним,
что запомнил Фрито, сжимаемый лапами ненасытной твари, был
Срам, с лихорадочной торопливостью прыскающий репеллентом в
бездонную глотку Шоболы.
Вечернее солнце опускалось, как за ним водится, на западе,
когда Гельфанд, Мопси и Пепси осадили изнуренных баранов у
ворот Минас Термита -- баснословной столицы всего Роздора,
Главного Оплота Запада и самого крупного в Нижесреднеземье
производителя сырой нефти, детских пищалок и наждачных кругов.
Город окружала Равнина Пеллагранора, земли которой были богаты
навесами для сушки хмеля и амбарами, не говоря уже об обширных
пашнях, овчарнях, коровниках, струистых ручьях и помавающей
раскидистыми ветвями клюкве. Широкий Эманац беспорядочно орошал
эти земли, год за годом наделяя неблагодарных их обитателей
невиданными урожаями саламандр и малярийных комаров. Не
удивительно, что город притягивал к себе множество остроголовых
Южан, толстогубых Северян и распущенных Элеронов. Город был
единственным местом, где они могли получить паспорт,
позволяющий выбраться из Роздора.
История города восходила к Стародавним Дням, в которые
Белтелефон Слабоумный неведомо с какой напасти повелел, дабы на
этой плоской равнине был воздвигнут королевский горнолыжный
приют невиданной красоты. К сожалению старый Король окочурился,
так и не успев увидеть вырытого под приют котлована, а его
гидроцефалический сын Набиско Некомпетентный характерным для
оного образом запутался в чертежах старого скупердяя и заказал
для строительства несколько более напряженный бетон, чем того
требовал первоначальный проект. В результате был возведен Минас
Термит или, как его еще называли, "Набискина Придурь".
Безо всякой на то причины город состоял из семи
концентрических восходящих кругов, увенчанных двойным
монументом -- Белтелефона и его любимой наложницы, которую
звали не то Нефритити Тучная, не то просто Филлис. Во всяком
случае, конечное впечатление, производимое всей этой
архитектурой, оставалось примерно такое же, как от итальянского
свадебного торта(*2). Каждое кольцо возносилось выше
предшествующего, так же вела себя и квартирная плата. В низшем,
седьмом кольце, проживали кряжистые городские крестьяне. Часто
можно было видеть, как они старательно надраивают свои
разномастные кресты и кряжи, приготовляясь к какому-то
идиотскому празднеству. В шестом круге жили торговцы, в пятом
воины -- и так далее вплоть до первого, самого высокого яруса,
где проживали Главные Заместители и дантисты. Подняться на
каждый из уровней можно было только посредством эскалаторов с
ветряным приводом, которые к тому же постоянно останавливали
для ремонта, так что восхождение по социальной лестнице
являлось в те древние времена понятием буквальным. Каждое из
колец гордилось своей историей и изъявляло презрение к кольцам,
находящимся ниже, каждодневно осыпая их мусором и объедками;
имели также широкое хождение поговорки вроде "Твой номер семь"
или "Дорогой, ты не на третьем ярусе"(*3). Каждый из ярусов был
косвенно защищен выступающими вперед зубчатыми стенами с
карнизами и антаблеманами, выстроенными на нечетных
анжамбеманах. Каждый нечетный анжамбеман располагался под
прямым углом к каждому смежному с ним проходу с односторонним
движением. Нужно ли говорить, что жители города вечно
опаздывали на свидания, а то и вовсе сбивались с пути.
---------------------------------------------------------------
(*2) Историк Бокаратон отмечает, что, возможно, таким оно
и было задумано, дабы "дать эмблематическое представление о той
сволочи, что обитает внутри".
(*3) Куда именно сбрасывали мусор с низшего яруса,
неизвестно; существует, впрочем, предположение, что его вообще
никуда не сбрасывали, а съедали.
Трое путников, неторопливо кружа по извилистым
эскалаторам, продвигались к Дворцу Заместителя Бенелюкса, а
попадавшиеся им навстречу граждане Роздора, смерив их очумелым
взглядом, опрометью неслись к ближайшему окулисту. Да и сами
хобботы не без удивления озирались, разглядывая толпу горожан,
в которой попадались люди, эльфы, гномы, баньши, а также
немалое число республиканцев.
-- Когда в городишке проходит партийный съезд, -- объяснил
Гельфанд, -- в нем какой только твари не встретишь.
Медленно поднявшись по последним со скрипом ползущим
ступенькам, путники высадились, наконец, на первом ярусе.
Увидев венчающее его величественное сооружение, потрясенный
Пепси протер глаза. Средств на все эти просторные лужайки и
пышные парки явно не пожалели. Роскошный мрамор блистал под
ногами трех путников, звенели, подобно пересыпаемому серебру,
многочисленные фонтаны. Путники ткнулись в одну из дверей, но
их довольно грубо проинформировали, что дантиста нет дома, и
что они-должно-быть-ищут-старого-идиота-так-это-за-углом.
За углом они обнаружили захудалый дворец, выстроенный из
крепчайшего мавзолита, стены его сверкали инкрустациями из
окаменелых леденцов и старых велосипедных фар. На повышенной
прочности фанерной двери висела табличка, уведомляющая:
"Заместитель вышел". Под ней помещалась другая: "Ушел на обед",
а еще ниже третья: "Ушел на рыбалку".
-- Если я верно прочитал эти знаки, -- сказал Мопси, --
Бенелюкса здесь нет.
-- Я думаю, это уловка, -- ответил Гельфанд, с силой
нажимая на кнопку звонка, -- ибо Заместители Правителя Минас
Термита всегда старались обделывать свои дела без особой
огласки. Бенелюкс Последний, сын Электролюкса Трусливого,
завершает длинную череду Заместителей, насчитывающую немало
бесплодных поколений. Первый Заместитель, Парафин Амбициозный,
подвизался у Короля Хлоропласта на кухне, исправляя должность
младшего посудомойщика, пока Короля не постигла трагическая
смерть. Судя по всему, он вследствие несчастной случайности
повалился спиной на целую дюжину салатных вилок. Одновременно
его сын и законный наследник, Каротин, загадочным образом бежал
из города, объяснив свой поступок неким плетущимся против него
заговором, о чем де свидетельствуют угрожающие подметные
письма, которые он постоянно находит на подносе с завтраком. В
то время его поступок связали со смертью Короля и сочли
подозрительным. Затем начали один за другим гибнуть от разных
странных причин ближайшие королевские родственники. Одних
находили удушенными кухонным полотенцем, другие умирали от
пищевого отравления. Некоторые тонули в суповых котлах, а на
одного напали неизвестные злодеи и забили его до смерти тушеной
говяжьей ногой. По крайней мере трое по всей видимости
покончили счеты с жизнью, бросившись спинами на салатные вилки,
-- скорее всего, то был жест благородного отчаяния,
подсказанный безвременной кончиной Короля. Под конец в Минас
Термите не осталось никого, кто мог бы и желал возложить на
себя проклятую корону, так что должность Правителя Роздора
оказалась свободной -- бери не хочу. Вот тогда-то кухонный раб
Парафин и проявил отвагу, решившись занять пост Роздорского
Заместителя до той поры, пока законный наследник Каротина не
вернется, дабы предъявить права на престол, одолеть врагов
Роздора и реорганизовать почтовую службу.
В этот миг отворился дверной глазок и на пришедших
уставилось круглое око.
-- Ч-ч-ч-чего надо? -- сердито спросил голос из-за двери.
-- Мы странники, явившиеся, чтобы помочь спасенью Минас
Термита. Мое имя Гельфанд Серозубый, -- Маг извлек из бумажника
мятый клочок бумаги и просунул его в глазок.
-- Ч-ч-ч-чего это?
-- Моя визитная карточка, -- ответил Гельфанд.
Карточка немедленно вернулась, разодранная на двенадцать
частей.
-- Заместителя нет дома. В-в-в отпуске он. А бродячих
торговцев мы в-в-вообще на порог не пускаем! -- и глазок с
негромким стуком закрылся.
Но такими простыми средствами Гельфанда отвадить было
нельзя, к тому же хобботы по глазам его видели, что он
рассержен столь грубым приемом. Зрачки его запрыгали вверх,
вниз, в стороны, едва ли не меняясь местами, как апельсины в
руках жонглера. Он вновь нажал кнопку звонка и звонил долго и
громко. Опять открылся глазок и из него дохнуло чесночным
духом.
-- Т-т-ты опять? Сказано тебе, он д-д-душ принимает.
И глазок снова захлопнулся.
Гельфанд ничего не сказал. Он порылся в кармане своего
френча а ля Мао Цзе-Дун и вытащил маленький черный шар, который
Пепси поначалу принял за малломир с приделанной к нему
бечевкой. Однако Гельфанд поджег бечевку, приложив ее к кончику
своей сигары, и сунул шарик в прорезь для писем, после чего
отбежал за угол, а хобботы последовали за ним. Там, откуда они
убежали, что-то оглушительно грохнуло, и когда хобботы
высунулись из-за угла, оказалось, что дверь волшебным образом
исчезла.
Исполненные гордости, вступили трое странников в
клубящийся дымом проем. Дорогу им преградил престарелый
дворцовый страж, пытающийся выковырять копоть из слезящихся
глаз.
-- Можешь доложить Бенелюксу, что Маг Гельфанд ожидает
аудиенции.Нетвердый на ногу воин с негодованием поклонился и
повел их по никогда не проветривавшимся коридорам.
-- З-з-з-заместителю это н-н-н-не понравится, --
проскрипел страж. -- Он уж сколько л-л-л-лет не выходил из
д-д-дворца.
-- И неужели народ не встревожился? -- спросил Пепси.
-- А п-п-пусть его, -- слюняво прошамкал страж.
Он провел их через геральдический зал, чьи картонные арки
и гипсовые своды на целый фут возвышались над их головами.
Роскошно мимеографированные гобелены повествовали о легендарных
деяниях былых Королей. Пепси особенно понравилась одна история
про давно почившего Короля и козу, и Пепси так и сказал.
Гельфанд отвесил ему подзатыльник. Стены вокруг сверкали
вделанными в них пустыми пивными бутылками и бижутерией, а
полированные алюминиевые доспехи отбрасывали ярчайшие зайчики
на уложенный вручную линолеум, по которому шли визитеры.
Наконец, они приблизились к Тронной Зале, о мозаиках
которой, выполненных из канцелярских кнопок, ходили легенды.
Судя по виду Королевской Тронной Залы, она исполняла также
обязанности Королевской Душевой. Страж испарился, а на смену
ему явился столь же престарелый паж в оливковой ливрее, который
ударил в обеденный гонг и проскрежетал:
-- Раболепно склонитесь пред Бенелюксом, Главным
Заместителем Правителя Роздора, истинным регентом Утраченного
Короля, который рано или поздно вернется, если не врут.
Дряхлый паж нырнул за ширму, и рядом с ней сразу
затрепетал гобелен. Из-за него в обшарпанном кресле-каталке,
влекомом отдувающимися енотами, выехал ссохшийся Бенелюкс,
облаченный в фрачные брюки, короткий красный камзол и
пристежной галстук-бабочку. На лысеющей голове его покоилась
шоферская фуражка с роскошно вышитым по ней Гербом Заместителей
-- довольно аляповатой картинкой, изображающей крылатого
единорога с чайным подносом. Мопси повел носом -- откуда-то
явственно несло чесноком.
Гельфанд покашлял, ибо Заместитель откровенным образом
спал.
-- Доброго вам здравия и приятного отпуска, -- начал он.
-- Я Гельфанд, Придворный Маг Коронованных Особей Нижесредней
Земли, Вершитель Чудес и Дипломированный Хиропрактик.
Старый Заместитель приоткрыл один затянутый пленкой глаз и
с отвращением воззрился на Мопси и Пепси.
-- А это к-к-кто такие? Н-н-на двери же написано "животные
не допускаются".
-- Это хобботы, мой господин, наши маленькие, но верные
северные союзники.
-- Ладно, скажу страже, чтобы постелила им газетку в
сортире, -- пробормотал Заместитель и тяжело уронил на грудь
морщинистое лицо.
Гельфанд еще покашлял и продолжал.
-- Боюсь, что я принес печальные и мрачные вести. Грязные
урки Сыроеда порезали возлюбленного сына твоего, Бромофила, и
ныне Темный Властелин желает отнять твою жизнь и твое
Королевство, дабы осуществить свои гнусные планы.
-- Бромофил? -- спросил Заместитель, опершись на локоть и
с трудом разогнувшись.
-- Собственный твой возлюбленный сын, -- подсказал
Гельфанд.
Некое воспоминание тенью мелькнуло в старых утомленных
глазах.
-- А, этот. Н-н-н-никогда мне не писал, разве для того,
чтобы д-д-д-денег поклянчить. Совсем как и т-т-тот, второй. Да,
д-д-д-дурные известия.
-- И потому мы явились сюда, а за нами следует войско,
которое отмстит Фордору за твои печали, -- продолжал объяснять
Гельфанд.
Заместитель досадливо взмахнул немощной рукой.
-- Ф-ф-фордор? Н-н-н-никогда о таком не слышал. И о
г-г-грошевом маге тоже. Аудиенция окончена, -- сказал он.
-- Не наноси оскорблений Белому Магу, -- предупредил его
Гельфанд, одновремемнно вытаскивая что-то из кармана, -- ибо
мне подвластны многие силы. На-ка, выбери карту. Любую.
Бенелюкс выбрал одну из пятидесяти двух семерок червей и
разорвал ее на кусочки размерами с конфетти.
-- Аудиенция окончена, -- решительно повторил он.
-- Старый маразматик, -- бушевал Гельфанд несколько позже,
в комнате, которую они сняли в трактире. Он уже час как шипел и
плевался.
-- Но что же мы станем делать, если он нам не поможет? --