-- Вы не могли бы показать нам туда дорогу?
-- Ую-юй, ясное дело, -- рассмеялся Тим, -- раз плюнуть.
Только, это, сначала ко мне на хазу заскочим, я фас с марухой
моей познакомлю. Костяникой зфать.
Хобботы согласились, ибо запасы картофельного салата у них
вышли. Они подхватили мешки и, сгорая от любопытства, пошли
следом за Бензедрином, которого мотало из стороны в сторону и
который по временам присаживался вздремнуть на подходящий
камушек или пенек, давая хобботам возможность подтянуться. Так
они безо всякого смысла кружили среди деревьев, а Тим Бензедрин
хрипло и весело орал новую песню:
Легка, как шорох косячка, чиста, как тина в луже.
О дева с дурью в голове -- чем дальше, тем все хуже!
О рук нетвердых худоба! О ногти как иголки!
О мутный, окосевший взгляд из-под немытой челки!
О космы спутанных волос! Зрачки как два стакана!
О голос, что сведет с ума чижа и таракана!
О дева, нежная, как кайф, и хрупкая, как сайра.
Костянка, я с тебя тащусь от фенек и до хайра!
И едва он ее допел, как вся компания вышла на поляну,
лежащую на скате невысокого холма. Посреди поляны стояла ветхая
хибара, напоминавшая формой резиновый сапог, из крохотной трубы
ее валил плотный, тошнотворно зеленый дым.
-- Ую-юй, -- взвизгнул Тим, -- ты смотри, а моя-то дома!
Предводительствуемые Тимом путешественники приблизились к
не возбуждающей особого желания оказаться внутри нее хибарке.
Единственное окошко -- под самой крышей -- полыхнуло белым
пламенем. Стоило путешественникам переступить порог, заваленный
пустыми сигаретными гильзами, обломками трубок и выгоревшими
нейронами, как Тим позвал:
Встретил этих вон в лесу -- славные ребята.
И решил забрать с собой побалдеть на хату.
Из дымных глубин прозвучал ответ:
Ну, привел, так уж привел, с дурня мало спроса,
Забивай же косячок, доставай колеса!
Поначалу Фрито увидел лишь радужные обои на стенах,
свечи-вспышки да нечто, смахивавшее на кучу измызганных половых
тряпок. Но тут куча заговорила снова:
Заходите же, друзья, пустим дым повыше.
Будет весело у нас, как поедет крыша!
Хобботы сощурили уже заслезившиеся глаза, а куча вдруг
зашебуршилсь и села, оказавшись невероятно исхудалой женщиной с
глубоко запавшими глазами. Секунду она глядела на них, затем
пробормотала: "Ну и ну" и, загремев крупными бусинами, в
кататоническом помрачении рухнула ниц.
-- Фы на Костянку не обижайтесь, -- сказал Тим. -- Она по
фторникам фсегда с нарезки съезжает.
Хобботы, отчасти одуревшие от едучих курений и
ослепительных вспышек свечей, скрестив ноги, уселись на
грязнющий матрасик и вежливо поинтересовались, нет ли чего
пожрать, ибо долгое путешествие довело их до того, что они и к
матрасику уже стали приглядываться -- не съедобен ли?
-- Пожрать? -- крякнул Тим, роясь в самодельной кожаной
сумке. -- Фы, ребята, расслабьтесь, щас чего-нибудь откопаем.
Погодите-ка, о! у! Фот не знал, что они еще не кончились.
Тим неуклюже выгреб из сумки ее содержимое, ссыпал его в
помятый колпак от автомобильного колеса, и поставил колпак
перед гостями. Упомянутое содержимое оказалось едва ли не
самыми подозрительными с виду грибами, которые Срам когда-либо
видел, и он, что было довольно грубо с его стороны, так и
сказал:
-- Это едва ли не самые подозрительные с виду грибы,
которые я когда-либо видел, -- сказал он.
Тем не менее, поскольку в Нижесредней Земле мало осталось
такого, чего Срам уже не успел от безделья сжевать без особого
для себя ущерба, он решительно набил рот и громко зачавкал.
Цвет и запах у грибов был странноватый, но вкус неплохой, разве
что плесенью черезчур отдавали. После грибов хобботам
предложено было отведать кругленьких конфеток с оттиснутыми на
них приятными буковками. ("Так и тают, -- хихикнул Тим, --
только не фо рту, а ф мозгу.")
Раздувшись до критической массы, удовлетворенные хобботы
отдыхали под звуки мелодии, которую Костяника наигрывала на
инструменте, замечательно похожем на беременный ткацкий станок.
Размякший после трапезы Срам с удовольствием принял
предложенную Тимом "собстфенную особую смесь" для носогрейки.
Вкус чудной, подумал Срам, но ничего, приятный.
-- Через полчаса проберет, -- пообещал Тим. -- Побазлать
пока не хочешь?
-- Побазлать? -- удивился Срам.
-- Ну, фроде как потрепаться, -- откликнулся Тим, разжигая
трубку, переделанную из большого молочного сепаратора со всеми
его клапанами и круглыми шкалами. -- Фы сюда от облафы, что ли,
дернули?
-- Да можно и так сказать, -- ответил осмотрительный
Фрито. -- Мы, видите ли, несем это, Кольцо Всевластья -- ой!
Фрито спохватился, но слишком поздно, теперь уж
приходилось рассказывать дальше.
-- Ну, я тащусь, -- сказал Тим. -- Дай глянуть.
Фрито неохотно подал ему Кольцо.
-- Дешефка, -- сказал Тим, перекидывая Кольцо обратно к
Фрито. -- Старье, которое я гномам фпарифаю, и то получше
будет.
-- Так вы торгуете кольцами? -- спросил Мопси.
-- А то чем же еще, -- ответил Тим. -- Летом, как туристы
подфалят, я тут лафочку открыфаю, сандальи там, разные
талисманы фолшебные. Дурью-то надо на зиму запасаться, сами
понимаете, а на какие шиши?
-- Если мы не воспрепятствуем замыслам Сыроеда, -- тихо
сказал Фрито, -- не много здесь туристов останется.Может,
присоединитесь к нам?
Тим отрицательно тряхнул гривой.
-- Не, друг, ты меня не тяни. Я, знаешь, сознательный
протифник насилия... и ни о каких больше фойнах даже слышать не
хочу. Я и сюда-то от призыфа слинял, понял? А если какой ферт
начинает ко мне цепляться, так я ему гофорю: "Ну, я тащусь" и
дарю ему цфеточек или там бусы, и гофорю: "Делай любофь, --
гофорю я ему, -- не надо фойны". Да и фообще я к строефой не
пригоден.
-- Совсем парень скис, -- повернувшись к Мопси, хрипло
прошептал Срам.
-- Да не, я-то не скис, -- откликнулся Тим и добавил,
повертев пальцем у виска, -- мозги скисли.
Дипломатично улыбавшегося Фрито внезапно скрючило от дикой
боли в животе. Глаза его полезли наружу, а голова стала вдруг
очень легкой. Может, баньши на меня порчу напускают, подумал
он. Поворотясь к Сраму, он открыл рот, чтобы выяснить, как тот
себя чувствует, и спросил:
-- Аргле-грубле морбле куш?
Впрочем, можно было и не спрашивать, ибо Фрито увидел, что
Сраму невесть с какой стати пришла фантазия обратиться в
большого красного дракона, одетого в костюм-тройку и соломенное
канотье.
-- Чего вы сказали, господин Фрито? -- спросил щеголеватый
ящер голосом Срама.
-- Флюгер фелюгер бабель кугель, -- сонно ответил Фрито,
дивясь, зачем это Срам поздней осенью нацепил канотье. Бросив
взгляд на близнецов, он обнаружил, что те превратились в
парочку одинаковых полосатых кофейников и оба уже выкипают.
-- Мне что-то не по себе, -- пискнул один кофейник.
-- Щас блевану, -- уточнил другой.
Тим, преобразовавшийся в симпатичную шестифутовую
морковку, громко засмеялся и перекинулся парковочным счетчиком
да еще и в кольцо свернулся. Фрито, голова которого шла кругом,
ибо по мозгам его привольно гуляла огромная волна овсяной каши,
беспечно следил за лужей слюны, разливавшейся по его лону.
Затем что-то беззвучно взорвалось у него между ушами и он со
страхом увидел, как комната принялась растягиваться и
сжиматься, точно хватив псилоцибина. У Фрито начали вдруг
отрастать уши, а руки превратились в бадминтонные ракетки. В
полу появились дырки, из которых полезли зубастые казинаки. Два
десятка красивых, в горошек, тараканов отбивали чечетку на его
животе. Швейцарский сыр дважды пронесся в вальсе вкруг комнаты,
после чего лишился носа. Фрито открыл рот, собираясь что-то
сказать, но изо рта лишь выпорхнула стайка доджевых червей.
Желчный пузырь его распевал арии, слегка приплясывая на
аппендиксе. Фрито начал впадать в забытье и напоследок услышал,
как шестифутовая вафельница, хихикая, произнесла:
-- Это еще семечки, фот погоди, щас самый кайф ломанет!
Когда Фрито, наконец, проснулся, стояло позднее утро,
трава уже нагревалась под яркими золотыми лучами солнца. Голова
у Фрито раскалывалась, а собственный рот казался ему дном
птичьей клетки. Кое-как оглядевшись по сторонам (каждый сустав
ныл и повиновался ему неохотно), Фрито увидел, что сам он и
троица его все еще дрыхнущих компаньонов находятся на опушке
Пущи, а прямо перед ними лежит четырехполосная тележная колея,
ведущая к Гнилю! Что же до Тима Бензедрина, то он пропал, будто
и не было его никогда. Фрито задумался, уж не праздным ли сном,
порожденным неумеренным потреблением прокисшего картофельного
салата, было все, что он помнил о прошлой ночи? Но тут налитые
кровью глаза Фрито наткнулись на прислоненный к его заплечному
мешку бумажный пакетик с приколотой к последнему кое-как
нацарапанной запиской. Удивленный Фрито прочитал:
Дарогой Фритик,
Жалькоштоты так быстра вырубился вчира. Мы бес тибя клево
покай-фавали. Надеюс кальцо в порядки.
Миру мир
Тимми
P.S. Папробуйте парни забойного зелья какое я вам оставил.
Забирает пачище травки и сразу кайфкайфкайфкайф и
БожеБожеБожеБожеБоже$5c%*@+=!
Фрито заглянул в грязный пакетик и увидел множество
разноцветных конфеток вроде тех, какими их попотчевали
накануне. "Странные штуки, -- подумал Фрито, -- но, может, и
сгодятся на что, как знать?" И вот, наконец, после часа,
примерно, ушедшего у Фрито на то, чтобы привести своих
товарищей в чувство, путешественники зашагали к Гнилю, болтая
дорогою о приключениях вчерашнего вечера.
Стоящий на краю не так чтобы очень обширных, но
чрезвычайно топких пространств, носивших прозвание Гнилозема и
населенных по преимуществу звездорылами и людьми, истомленными
сильным желанием оказаться отсюда подальше, Гниль слыл самым
крупным поселением в округе. Городишке случилось пережить
недолгий всплеск популярности, когда геодезист -- по причине
внезапно напавшей икоты -- проложил четырехполосный Шнырый
Тракт прямо через центр этого тогда еще карликового селения. В
ту недолго продлившуюся пору коренное население недурственно
наживалось, нахально сбирая дань за превышение скорости (где
они добывали незарегистрированные полицейские радары, никто так
и не дознался) да за нарушение правил парковки, и время от
времени нагло обчищая автомобили зазевавшихся проезжих. Для
обслуживания туристов, чахлой струйкой притекавших из Шныра, в
Гниле понастроили дешевых закусочных, шатких сувенирных
лавчонок и поддельных исторических достопримечательностей. Но
наползавшая с востока туча "неприятностей" положила конец этому
хилому процветанию. Взамен туристов через Гниль потянулись с
востока беженцы, обладатели скудного скарба и еще более скудных
умственных способностей. Впрочем, связанные с ними возможности
тоже грех было упускать, так что и люди, и хобботы Гниля
трудились в полной гармонии, продавая с трудом изъяснявшимся на
местном наречии иммигрантам -- кому удостоверения личности, в
которых значились более удобопроизносимые по здешним понятиям
имена, а кому очень прибыльные (в перспективе) паи предприятия,
которое со дня на день должно было наладить выпуск вечного
двигателя. Не упускали они и случая пополнить мошну, всучив
какому-нибудь несчастному, ничего не понимавшему в тутошних
законах, поддельную въездную визу в Шныр.
Люди в Гниле жили сутулые, приземистые, косолапые и тупые.
Из-за густых, свисавших на самые глаза волос и неказистой
осанки их часто путали с неандертальцами, -- распространенное
заблуждение, воспринимавшееся последними с чувством глубокой
обиды. Разозлить их было так же непросто, как что-либо им
втолковать, и потому они мирно уживались со своими соседями
хобботами, а те, со своей стороны, нарадоваться не могли,
отыскав хоть кого-то, стоящего ниже их на эволюционной
лестнице.
Так вот и жили они, перебиваясь на несколько фартингов,
которые зарабатывали на иммигрантах да еще на дулях --
произрастал в тех местах такой плод, походивший формой на
поджелудочную железу и примерно настолько же аппетитный.
В Гниле насчитывалось около шести дюжин домишек,
построенных большей частью из промасленной бумаги и выброшенных
проезжими пробок. Они стояли неправильным кругом внутри
защищавшего деревушку рва, одна только вонь от которого могла
свалить дракона за сотню шагов.
Зажимая носы, путешественники пересекли скрипучий
подъемный мост и прочитали вывеску на воротах:
Добро пожаловать в неповторимый древний Гниль.
Население 1004 338 96 Человек и все еще продолжает расти.
Двое заспанных привратников ожили ровно на то время, какое
потребовалось им, чтобы избавить протестующего Срама от
последних столовых ложек. Фрито сдал им половину оставшихся
волшебных конфеток, и привратники сразу принялись задумчиво их
жевать.
Хобботы поспешили удалиться прежде, чем конфетки возымели
действие, и в соответствии с инструкциями Гельфанда направились
к горящему оранжевым и зеленым пламенем рекламному щиту в
центре городка. Под ним обнаружился сверкающий хромом и
плексигласом трактир, -- собственно, мигающий щит с
изображением вепря стоячего, пожираемого пастью слюнявой, как
раз и оказался гербом трактира. Под щитом было выведено
название: "Добрая Закусь и Нумера". Пройдя через вращающуюся
дверь, путешественники подозвали портье, упитанного хоббота,
грудь которого украшала бирка с надписью "Здорово! Я Бигмак
Мучник". Как и прочие служащие трактира, он был в костюме,
изображающем молочного поросенка: накладные свиные уши, хвостик
и картонный пятачок.
-- Ну, здрассте-как-поживаете, -- тягуче произнес портье.
-- Номер возьмете?
-- Да, -- ответил Фрито, бросая косой взгляд на своих
компаньонов. -- Вот заглянули в ваш город, хотим тут отпуск
провести.
-- Да, отпуск, -- сказал Мопси, всей физиономией
подмигивая Фрито.
-- Провести отпуск и все, -- добавил Пепси, с идиотским
видом кивая головой.
-- Вот тут распишитесь, ладно? -- глухо произнес сквозь
пятачок портье.
Фрито взял прикрепленное к столу цепью гусиное перо и
написал такие имена: Онже Шпиен, Иван Засекречинов, Рудольф
Абель и Има Псеудоним.
-- Еще какой-нибудь багаж имеете, мистер, э-э, Шпиен, --
сумки, мешки?
-- Разве что под глазами, -- пробормотал Фрито,
направляясь к ресторану.
-- Ну-ну, -- усмехнулся портье, -- да вы чемоданы-то здесь
оставьте, я счас посыльного с кольца кликну, -- то есть с
крыльца, -- он отнесет.
-- Хорошо, -- сказал Фрито, прибавляя шагу.
-- Желаю повеселиться! -- крикнул им вслед портье, -- Если
чего потребуется, звякните, там кольцо на веревочке висит, вот
за него и тяните!
Отойдя настолько, чтобы портье его не услышал,
встревоженный Фрито повернулся к Сраму и прошептал:
-- Как по-твоему, он ни о чем не догадывается?
-- Где ему, господин Фрито, -- потирая брюхо, ответил Срам
и добавил: -- Жрать охота, сил нет.
Вчетвером они вошли в ресторан и уселись в кабинке близ
ревущего в очаге пропанового пламени, на котором бесконечно
поджаривался цементный хряк, пронзенный вращаемым моторчиком
вертелом. Пока голодные, как волколаки, хобботы изучали меню,
имевшее затейливую форму рожающей свиноматки, глухие ноты не в
лад исполняемой музыки разливались по переполненной зале из
висящего на стене рупора. Фрито размышлял, не взять ли ему
"Хрюлетку дядюшки Свинтуса на сдобной булочке", сваренную в
льняном масле высшей очистки, а оголодалый Срам между тем
пожирал глазами едва одетых "свинюшек", исполнявших обязанности
подавальщиц, -- грудастых девок, также оборудованных
поддельными хвостиками, свиными ушами и пятачками.
Одна из свинюшек бочком притрюхала к их столику, чтобы
принять заказ, и Срам алчно впился взором в ее красные глазища,
съехавший набок белобрысый парик и волосатые ноги.
-- Ну что, олухи, заказывать чего-нибудь будете? --
спросила свинюшка, опасно раскачиваясь на высоких каблуках.
-- Две хрюлетки и два фирменных горячих кутенка,
пожалуйста, -- уважительно ответил Фрито.
-- А кольца -- то есть пивца -- не желаете, сударь?
-- Нет, спасибо, просто четыре орка-колы.
-- Заметано.
Подавальщица, кренясь, вихляясь на каблуках и путаясь
ногами в свисавших у нее из-под юбки длинных черных ножнах,
удалилась, а Фрито принялся оглядывать зал ресторана,
выискивая, нет ли кого подозрительного. Кучка хобботов,
несколько чумазых мужиков да дрыхнущий у стойки пьяный тролль.
Все, как обычно.
Успокоенный Фрито разрешил своим спутникам потолкаться
среди местной публики, строго-настрого предупредив их, чтобы не
распускали язык насчет "сами-знаете-чего". Когда подавальщица
возвратилась с заказанной Фрито хрюлеткой, Срам уже обменивался
в углу плоскими анекдотами с парой чащобных гномов, а близнецы
развлекали компанию потасканных гремлинов пикантной пантомимой
"Старый хромец и его дочурки", неизменно имевшей в Шныре
бешеный успех. Под все усиливающийся веселый рев, вызываемый их
скабрезными позами, Фрито задумчиво жевал лишенную вкуса
хрюлетку, гадая, что станется с Великим Кольцом, когда они
доберутся до Гельфанда и Дольна.
Внезапно зубы Фрито захрустели, ибо в хрюлетке
обнаружилось нечто маленькое и чрезвычайно твердое. Беззвучно
сквернословя, Фрито залез в раздираемый болью рот и извлек
оттуда металлический цилиндрик. Отвинтив крышку цилиндрика,
Фрито вытащил из него узкую полоску микропергамента, на котором
с трудом различались слова: "Берегись! Ты в великой опасности.
Тебя ожидает дальняя дорога. Скоро ты повстречаешь рослого
смуглого Скитальца. Ты весишь ровно пятьдесят девять фунтов."
Фрито испуганно затаил дыхание и пробежался глазами по
залу, отыскивая того, кто послал ему эту записку. В конце
концов, глаза его остановились на рослом смуглом Скитальце,
сидевшем в темном углу перед нетронутой большой кружкой
свекольного пива. Тощий, весь в сером и в закрывающей глаза
черной маске. Грудь пересекают крестом патронташи с серебряными
пулями, а на тощем бедре зловеще покачивается отделанная
перламутром рукоять палаша. Словно почувствовав на себе взгляд
Фрито, он медленно повернулся на табурете и приложил к губам
палец затянутой в перчатку руки, призывая хоббота к
осторожности. Затем незнакомец указал на дверь мужской уборной
и растопырил ладонь: ПЯТЬ МИНУТ. Затем ткнул пальцем сначала в
Фрито, а после себя в грудь. К этому времени большая часть
завсегдатаев уже глазела на него и, решив, что он затеял игру в
шарады, подбодряла криками: "Известная пословица?" и
"Произносится как!".
Юный хоббот, сделав вид, что не заметил чужака, перечитал
записку. "Опасность", говорилось в ней. Фрито задумчиво оглядел
осадок из рыболовных крючков и толченого стекла, образовавшийся
на дне поданного ему стакана орка-колы. Удостоверясь, что никто
за ним не следит, он осторожно опорожнил стакан над стоявшим
поблизости горшком с фикусом, -- горшок жидкость принял, но
удержать не смог, и она полилась на пол.
Подозрения Фрито усилились, он выбрался из кабинки,
стараясь не зацепить слуховую трубу, что торчала среди
украшавших стены кабинки декоративных пластмассовых цветочков.
Никем не замеченный, он проскользнул в предназначенную для
хобботов маленькую уборную, чтобы там поджидать смуглого
незнакомца.
Прошло пять минут и кое-кто из обосновавшихся на толчках
завсегдатаев стал с подозрением поглядывать на Фрито,
прислонившегося к кафельной стенке и посвистывающего, засунув
руки в карманы. Чтобы не доводить дела до распросов, Фрито
повернулся к висевшему на стене торговому автомату.
-- Так-так-так, -- театральным шепотом произнес он. --
Именно то, что я искал!
И натужно изображая беспечность, принялся скармливать
машине мелочь из своего кошелька.
Когда Фрито стал уже обладателем пятнадцати птичьих
манков, восьми компасов, шести миниатюрных зажигалок и четырех
пакетиков неприличных резиновых штучек, кто-то принялся
таинственно колотить в дверь. В конце концов, один из скрытых
загородкой завсегдатаев взвыл:
-- Мать-перемать, да впустите же кто-нибудь этого сукина
сына!
Дверь распахнулась, явив облик смуглого незнакомца в
маске, манящего Фрито за угол.
-- У меня есть для вас сообщение, мистер Сукинс, --
произнес незнакомец.
При звуках знакомого имени Фрито почувствовал, как
хрюлетка встрепенулась и запросилась наружу.
-- Но... но... моя думает, что твоя ошибается, сеньор, --
неубедительно запротестовал Фрито. -- Моя сильно извиняется, но
только мое почтенное имя...
-- Сообщение от Мага Гельфанда, -- сказал незнакомец, --
коли имя, коим ты нарекаешь себя, неотлично от прозвания Фрито
Сукинса!
-- Неотлично, -- признал сбитый с толку и напуганный
Фрито.
-- Кольцо при тебе?
-- Может, при мне, а может, и не при мне, -- заупрямился
Фрито, желая выиграть время.
Незнакомец схватил Фрито за узкие лацканы куртки.
-- Кольцо при тебе?
-- Да, а как же, -- пискнул Фрито. -- Как получил, с тех
пор и ношу! Очень мне идет.
-- Не бойся, умерь свои страхи, не падай духом и не гони
лошадей, -- рассмеялся этот странный мужчина. -- Ибо я тебе
друг.
-- И у тебя имеется сообщение от Гельфанда? -- задыхаясь,
спросил Фрито, почувствовавший, что хрюлетка несколько
успокоилась.
Рослый незнакомец расстегнул молнию на потайном кармашке
висевшей у него на плече седельной сумки и передал Фрито клочок
бумаги, на котором тот прочитал:
-- Трое трусов, четыре пары носков, две рубашки, одна
кольчуга, все как следует накрахмалить...
Нетерпеливым жестом незнакомец вырвал из лапки хоббота
этот древний анекдот и заменил его сложенным вдвое пергаментом.
Фрито взглянул на печати с изображением Архангела Михаила и
Х-руны Гельфанда, оттиск которой на затвердевшей жевательной
резинке удостоверял личность посланца.
Поспешно отодрав резинку и сунув ее в карман (на потом,
для Срама), Фрито стал читать письмо, с трудом разбирая
знакомые палмеровские закорючки. Письмо гласило:
Фритюша, друг!
Мы таки наступили на грабли! Вонища стоит, не продохнешь!
Сыроедовы Ноздрюли расчухали нашу маленькую хитрость и теперь
землю роют, ищут "четырех хобботов, одного с розовым хвостом".
Ты только не мети икру и не думай, будто кто трепанулся. Делай
быстро ноги оттуда, где ты сейчас есть, да не потеряй
сам-знаешь-чего. Постараюсь встретить тебя на Заварухе, а если
нет, ищи меня в Дольне. Во всяком случае, вали налегке.
А насчет Топтуна не трухай, он малый свойский, тертый,
отчаянный, коли ты меня понимаешь.
Вынужден закруглиться, оставил одну хреновину на
бунзеновской горелке
Гельфанд
P.S. Как тебе моя новая почтовая бумага? Это я в Конторе
по найму лабухов напел кой-чего, ну, мне и выдали.
Хрюлетка с булочкой вновь оживились. Стараясь не допустить
их несвоевременного повторного появления на свет, Фрито
прошептал:
-- Значит, здесь мы в опасности.
-- Не надо бояться, мирный хоббот, -- сказал Топтун, --
ибо теперь с тобой я, Артопед из рода Артбалетов. Гельфанд
должен был рассказать обо мне в письме. У меня куча имен...
-- Да, господин Артбалет, конечно, -- прервал его
перепуганный Фрито. -- Но если мы не выберемся отсюда,
считайте, что мы вляпались. Я уверен, что кое-кто в этой жалкой
рыгаловке тянется к моему скальпу и вовсе не для того, чтобы
причесать меня покрасивее!
Вернувшись в кабинку, Фрито обнаружил трех своих хобботов,
все еще пытающихся наесть морды потолще. Игнорируя незнакомца в
маске, Срам улыбнулся Фрито во всю засаленную рожу.
-- Я-то гадаю, куда это вы запропали, -- сказал он. --
Хотите кусок кутенка?
Хрюлетка Фрито радостно устремилась навстречу Срамову
кутьку, но Фрито заставил ее вернуться и уселся за стол,
стараясь оставить побольше места для кривоколенного Топтуна.
Хобботы с вялым интересом оглядели пришельца.
-- А я думал, попрошаек сюда не пускают, -- сказал Срам.
Фрито поймал в воздухе гневную длань Топтуна.
-- Послушайте, -- быстро заговорил он, -- это Топтун, друг
Гельфанда и наш друг...
-- И у меня куча имен... -- завел свое Топтун.
-- И у него куча имен, но сейчас нам следует сделать вот
что... -- тут Фрито почувствовал, что сзади над ним нависла
огромная туша.
-- Ну что, паскуды, платить собираетесь? -- раздался
из-под копны брысых волос и картонного пятачка скрежещущий
голос.
-- А, да, конечно, -- ответил Фрито, -- чаевые у вас
здесь, э-э-э... -- внезапно он ощутил, как здоровенная
когтистая лапа полезла к нему в карман.
-- Пустяки, птенчик, -- прорычал тот же голос, -- хватит с
меня и колечка! Га-га-га-га-га!
Фрито пронзительно взвизгнул и увидел, как с головы
фальшивой свинюшки свалился парик, обнаружив горящие красные
зенки и мерзкую ухмылку Ноздрюля! Будто загипнотизированный,
хоббот вперился взором в слюнявую пасть огромного призрака,
отметив невольно, что каждый клык его заострен, точно бритва.
"Не хотел бы я получать счета от его дантиста", -- подумал
Фрито, озираясь в надежде на помощь, а между тем гигантский
изверг уже поднял Фрито на воздух и обшаривал его карманы в
поисках Великого Кольца.
-- Ну, давай, давай, -- теряя терпение, рычало чудовище.
-- Где оно у тебя?
Еще восемь страшенных подавальщиц приблизились, разевая
жуткие пасти. Со свирепой жестокостью они схватили трех
побелевших от страха хобботов. Топтуна нигде не было видно,
только пара дрожащих пяток со шпорами торчала из-под стола.
-- Ую-юй, ясное дело, -- рассмеялся Тим, -- раз плюнуть.
Только, это, сначала ко мне на хазу заскочим, я фас с марухой
моей познакомлю. Костяникой зфать.
Хобботы согласились, ибо запасы картофельного салата у них
вышли. Они подхватили мешки и, сгорая от любопытства, пошли
следом за Бензедрином, которого мотало из стороны в сторону и
который по временам присаживался вздремнуть на подходящий
камушек или пенек, давая хобботам возможность подтянуться. Так
они безо всякого смысла кружили среди деревьев, а Тим Бензедрин
хрипло и весело орал новую песню:
Легка, как шорох косячка, чиста, как тина в луже.
О дева с дурью в голове -- чем дальше, тем все хуже!
О рук нетвердых худоба! О ногти как иголки!
О мутный, окосевший взгляд из-под немытой челки!
О космы спутанных волос! Зрачки как два стакана!
О голос, что сведет с ума чижа и таракана!
О дева, нежная, как кайф, и хрупкая, как сайра.
Костянка, я с тебя тащусь от фенек и до хайра!
И едва он ее допел, как вся компания вышла на поляну,
лежащую на скате невысокого холма. Посреди поляны стояла ветхая
хибара, напоминавшая формой резиновый сапог, из крохотной трубы
ее валил плотный, тошнотворно зеленый дым.
-- Ую-юй, -- взвизгнул Тим, -- ты смотри, а моя-то дома!
Предводительствуемые Тимом путешественники приблизились к
не возбуждающей особого желания оказаться внутри нее хибарке.
Единственное окошко -- под самой крышей -- полыхнуло белым
пламенем. Стоило путешественникам переступить порог, заваленный
пустыми сигаретными гильзами, обломками трубок и выгоревшими
нейронами, как Тим позвал:
Встретил этих вон в лесу -- славные ребята.
И решил забрать с собой побалдеть на хату.
Из дымных глубин прозвучал ответ:
Ну, привел, так уж привел, с дурня мало спроса,
Забивай же косячок, доставай колеса!
Поначалу Фрито увидел лишь радужные обои на стенах,
свечи-вспышки да нечто, смахивавшее на кучу измызганных половых
тряпок. Но тут куча заговорила снова:
Заходите же, друзья, пустим дым повыше.
Будет весело у нас, как поедет крыша!
Хобботы сощурили уже заслезившиеся глаза, а куча вдруг
зашебуршилсь и села, оказавшись невероятно исхудалой женщиной с
глубоко запавшими глазами. Секунду она глядела на них, затем
пробормотала: "Ну и ну" и, загремев крупными бусинами, в
кататоническом помрачении рухнула ниц.
-- Фы на Костянку не обижайтесь, -- сказал Тим. -- Она по
фторникам фсегда с нарезки съезжает.
Хобботы, отчасти одуревшие от едучих курений и
ослепительных вспышек свечей, скрестив ноги, уселись на
грязнющий матрасик и вежливо поинтересовались, нет ли чего
пожрать, ибо долгое путешествие довело их до того, что они и к
матрасику уже стали приглядываться -- не съедобен ли?
-- Пожрать? -- крякнул Тим, роясь в самодельной кожаной
сумке. -- Фы, ребята, расслабьтесь, щас чего-нибудь откопаем.
Погодите-ка, о! у! Фот не знал, что они еще не кончились.
Тим неуклюже выгреб из сумки ее содержимое, ссыпал его в
помятый колпак от автомобильного колеса, и поставил колпак
перед гостями. Упомянутое содержимое оказалось едва ли не
самыми подозрительными с виду грибами, которые Срам когда-либо
видел, и он, что было довольно грубо с его стороны, так и
сказал:
-- Это едва ли не самые подозрительные с виду грибы,
которые я когда-либо видел, -- сказал он.
Тем не менее, поскольку в Нижесредней Земле мало осталось
такого, чего Срам уже не успел от безделья сжевать без особого
для себя ущерба, он решительно набил рот и громко зачавкал.
Цвет и запах у грибов был странноватый, но вкус неплохой, разве
что плесенью черезчур отдавали. После грибов хобботам
предложено было отведать кругленьких конфеток с оттиснутыми на
них приятными буковками. ("Так и тают, -- хихикнул Тим, --
только не фо рту, а ф мозгу.")
Раздувшись до критической массы, удовлетворенные хобботы
отдыхали под звуки мелодии, которую Костяника наигрывала на
инструменте, замечательно похожем на беременный ткацкий станок.
Размякший после трапезы Срам с удовольствием принял
предложенную Тимом "собстфенную особую смесь" для носогрейки.
Вкус чудной, подумал Срам, но ничего, приятный.
-- Через полчаса проберет, -- пообещал Тим. -- Побазлать
пока не хочешь?
-- Побазлать? -- удивился Срам.
-- Ну, фроде как потрепаться, -- откликнулся Тим, разжигая
трубку, переделанную из большого молочного сепаратора со всеми
его клапанами и круглыми шкалами. -- Фы сюда от облафы, что ли,
дернули?
-- Да можно и так сказать, -- ответил осмотрительный
Фрито. -- Мы, видите ли, несем это, Кольцо Всевластья -- ой!
Фрито спохватился, но слишком поздно, теперь уж
приходилось рассказывать дальше.
-- Ну, я тащусь, -- сказал Тим. -- Дай глянуть.
Фрито неохотно подал ему Кольцо.
-- Дешефка, -- сказал Тим, перекидывая Кольцо обратно к
Фрито. -- Старье, которое я гномам фпарифаю, и то получше
будет.
-- Так вы торгуете кольцами? -- спросил Мопси.
-- А то чем же еще, -- ответил Тим. -- Летом, как туристы
подфалят, я тут лафочку открыфаю, сандальи там, разные
талисманы фолшебные. Дурью-то надо на зиму запасаться, сами
понимаете, а на какие шиши?
-- Если мы не воспрепятствуем замыслам Сыроеда, -- тихо
сказал Фрито, -- не много здесь туристов останется.Может,
присоединитесь к нам?
Тим отрицательно тряхнул гривой.
-- Не, друг, ты меня не тяни. Я, знаешь, сознательный
протифник насилия... и ни о каких больше фойнах даже слышать не
хочу. Я и сюда-то от призыфа слинял, понял? А если какой ферт
начинает ко мне цепляться, так я ему гофорю: "Ну, я тащусь" и
дарю ему цфеточек или там бусы, и гофорю: "Делай любофь, --
гофорю я ему, -- не надо фойны". Да и фообще я к строефой не
пригоден.
-- Совсем парень скис, -- повернувшись к Мопси, хрипло
прошептал Срам.
-- Да не, я-то не скис, -- откликнулся Тим и добавил,
повертев пальцем у виска, -- мозги скисли.
Дипломатично улыбавшегося Фрито внезапно скрючило от дикой
боли в животе. Глаза его полезли наружу, а голова стала вдруг
очень легкой. Может, баньши на меня порчу напускают, подумал
он. Поворотясь к Сраму, он открыл рот, чтобы выяснить, как тот
себя чувствует, и спросил:
-- Аргле-грубле морбле куш?
Впрочем, можно было и не спрашивать, ибо Фрито увидел, что
Сраму невесть с какой стати пришла фантазия обратиться в
большого красного дракона, одетого в костюм-тройку и соломенное
канотье.
-- Чего вы сказали, господин Фрито? -- спросил щеголеватый
ящер голосом Срама.
-- Флюгер фелюгер бабель кугель, -- сонно ответил Фрито,
дивясь, зачем это Срам поздней осенью нацепил канотье. Бросив
взгляд на близнецов, он обнаружил, что те превратились в
парочку одинаковых полосатых кофейников и оба уже выкипают.
-- Мне что-то не по себе, -- пискнул один кофейник.
-- Щас блевану, -- уточнил другой.
Тим, преобразовавшийся в симпатичную шестифутовую
морковку, громко засмеялся и перекинулся парковочным счетчиком
да еще и в кольцо свернулся. Фрито, голова которого шла кругом,
ибо по мозгам его привольно гуляла огромная волна овсяной каши,
беспечно следил за лужей слюны, разливавшейся по его лону.
Затем что-то беззвучно взорвалось у него между ушами и он со
страхом увидел, как комната принялась растягиваться и
сжиматься, точно хватив псилоцибина. У Фрито начали вдруг
отрастать уши, а руки превратились в бадминтонные ракетки. В
полу появились дырки, из которых полезли зубастые казинаки. Два
десятка красивых, в горошек, тараканов отбивали чечетку на его
животе. Швейцарский сыр дважды пронесся в вальсе вкруг комнаты,
после чего лишился носа. Фрито открыл рот, собираясь что-то
сказать, но изо рта лишь выпорхнула стайка доджевых червей.
Желчный пузырь его распевал арии, слегка приплясывая на
аппендиксе. Фрито начал впадать в забытье и напоследок услышал,
как шестифутовая вафельница, хихикая, произнесла:
-- Это еще семечки, фот погоди, щас самый кайф ломанет!
Когда Фрито, наконец, проснулся, стояло позднее утро,
трава уже нагревалась под яркими золотыми лучами солнца. Голова
у Фрито раскалывалась, а собственный рот казался ему дном
птичьей клетки. Кое-как оглядевшись по сторонам (каждый сустав
ныл и повиновался ему неохотно), Фрито увидел, что сам он и
троица его все еще дрыхнущих компаньонов находятся на опушке
Пущи, а прямо перед ними лежит четырехполосная тележная колея,
ведущая к Гнилю! Что же до Тима Бензедрина, то он пропал, будто
и не было его никогда. Фрито задумался, уж не праздным ли сном,
порожденным неумеренным потреблением прокисшего картофельного
салата, было все, что он помнил о прошлой ночи? Но тут налитые
кровью глаза Фрито наткнулись на прислоненный к его заплечному
мешку бумажный пакетик с приколотой к последнему кое-как
нацарапанной запиской. Удивленный Фрито прочитал:
Дарогой Фритик,
Жалькоштоты так быстра вырубился вчира. Мы бес тибя клево
покай-фавали. Надеюс кальцо в порядки.
Миру мир
Тимми
P.S. Папробуйте парни забойного зелья какое я вам оставил.
Забирает пачище травки и сразу кайфкайфкайфкайф и
БожеБожеБожеБожеБоже$5c%*@+=!
Фрито заглянул в грязный пакетик и увидел множество
разноцветных конфеток вроде тех, какими их попотчевали
накануне. "Странные штуки, -- подумал Фрито, -- но, может, и
сгодятся на что, как знать?" И вот, наконец, после часа,
примерно, ушедшего у Фрито на то, чтобы привести своих
товарищей в чувство, путешественники зашагали к Гнилю, болтая
дорогою о приключениях вчерашнего вечера.
Стоящий на краю не так чтобы очень обширных, но
чрезвычайно топких пространств, носивших прозвание Гнилозема и
населенных по преимуществу звездорылами и людьми, истомленными
сильным желанием оказаться отсюда подальше, Гниль слыл самым
крупным поселением в округе. Городишке случилось пережить
недолгий всплеск популярности, когда геодезист -- по причине
внезапно напавшей икоты -- проложил четырехполосный Шнырый
Тракт прямо через центр этого тогда еще карликового селения. В
ту недолго продлившуюся пору коренное население недурственно
наживалось, нахально сбирая дань за превышение скорости (где
они добывали незарегистрированные полицейские радары, никто так
и не дознался) да за нарушение правил парковки, и время от
времени нагло обчищая автомобили зазевавшихся проезжих. Для
обслуживания туристов, чахлой струйкой притекавших из Шныра, в
Гниле понастроили дешевых закусочных, шатких сувенирных
лавчонок и поддельных исторических достопримечательностей. Но
наползавшая с востока туча "неприятностей" положила конец этому
хилому процветанию. Взамен туристов через Гниль потянулись с
востока беженцы, обладатели скудного скарба и еще более скудных
умственных способностей. Впрочем, связанные с ними возможности
тоже грех было упускать, так что и люди, и хобботы Гниля
трудились в полной гармонии, продавая с трудом изъяснявшимся на
местном наречии иммигрантам -- кому удостоверения личности, в
которых значились более удобопроизносимые по здешним понятиям
имена, а кому очень прибыльные (в перспективе) паи предприятия,
которое со дня на день должно было наладить выпуск вечного
двигателя. Не упускали они и случая пополнить мошну, всучив
какому-нибудь несчастному, ничего не понимавшему в тутошних
законах, поддельную въездную визу в Шныр.
Люди в Гниле жили сутулые, приземистые, косолапые и тупые.
Из-за густых, свисавших на самые глаза волос и неказистой
осанки их часто путали с неандертальцами, -- распространенное
заблуждение, воспринимавшееся последними с чувством глубокой
обиды. Разозлить их было так же непросто, как что-либо им
втолковать, и потому они мирно уживались со своими соседями
хобботами, а те, со своей стороны, нарадоваться не могли,
отыскав хоть кого-то, стоящего ниже их на эволюционной
лестнице.
Так вот и жили они, перебиваясь на несколько фартингов,
которые зарабатывали на иммигрантах да еще на дулях --
произрастал в тех местах такой плод, походивший формой на
поджелудочную железу и примерно настолько же аппетитный.
В Гниле насчитывалось около шести дюжин домишек,
построенных большей частью из промасленной бумаги и выброшенных
проезжими пробок. Они стояли неправильным кругом внутри
защищавшего деревушку рва, одна только вонь от которого могла
свалить дракона за сотню шагов.
Зажимая носы, путешественники пересекли скрипучий
подъемный мост и прочитали вывеску на воротах:
Добро пожаловать в неповторимый древний Гниль.
Население 1004 338 96 Человек и все еще продолжает расти.
Двое заспанных привратников ожили ровно на то время, какое
потребовалось им, чтобы избавить протестующего Срама от
последних столовых ложек. Фрито сдал им половину оставшихся
волшебных конфеток, и привратники сразу принялись задумчиво их
жевать.
Хобботы поспешили удалиться прежде, чем конфетки возымели
действие, и в соответствии с инструкциями Гельфанда направились
к горящему оранжевым и зеленым пламенем рекламному щиту в
центре городка. Под ним обнаружился сверкающий хромом и
плексигласом трактир, -- собственно, мигающий щит с
изображением вепря стоячего, пожираемого пастью слюнявой, как
раз и оказался гербом трактира. Под щитом было выведено
название: "Добрая Закусь и Нумера". Пройдя через вращающуюся
дверь, путешественники подозвали портье, упитанного хоббота,
грудь которого украшала бирка с надписью "Здорово! Я Бигмак
Мучник". Как и прочие служащие трактира, он был в костюме,
изображающем молочного поросенка: накладные свиные уши, хвостик
и картонный пятачок.
-- Ну, здрассте-как-поживаете, -- тягуче произнес портье.
-- Номер возьмете?
-- Да, -- ответил Фрито, бросая косой взгляд на своих
компаньонов. -- Вот заглянули в ваш город, хотим тут отпуск
провести.
-- Да, отпуск, -- сказал Мопси, всей физиономией
подмигивая Фрито.
-- Провести отпуск и все, -- добавил Пепси, с идиотским
видом кивая головой.
-- Вот тут распишитесь, ладно? -- глухо произнес сквозь
пятачок портье.
Фрито взял прикрепленное к столу цепью гусиное перо и
написал такие имена: Онже Шпиен, Иван Засекречинов, Рудольф
Абель и Има Псеудоним.
-- Еще какой-нибудь багаж имеете, мистер, э-э, Шпиен, --
сумки, мешки?
-- Разве что под глазами, -- пробормотал Фрито,
направляясь к ресторану.
-- Ну-ну, -- усмехнулся портье, -- да вы чемоданы-то здесь
оставьте, я счас посыльного с кольца кликну, -- то есть с
крыльца, -- он отнесет.
-- Хорошо, -- сказал Фрито, прибавляя шагу.
-- Желаю повеселиться! -- крикнул им вслед портье, -- Если
чего потребуется, звякните, там кольцо на веревочке висит, вот
за него и тяните!
Отойдя настолько, чтобы портье его не услышал,
встревоженный Фрито повернулся к Сраму и прошептал:
-- Как по-твоему, он ни о чем не догадывается?
-- Где ему, господин Фрито, -- потирая брюхо, ответил Срам
и добавил: -- Жрать охота, сил нет.
Вчетвером они вошли в ресторан и уселись в кабинке близ
ревущего в очаге пропанового пламени, на котором бесконечно
поджаривался цементный хряк, пронзенный вращаемым моторчиком
вертелом. Пока голодные, как волколаки, хобботы изучали меню,
имевшее затейливую форму рожающей свиноматки, глухие ноты не в
лад исполняемой музыки разливались по переполненной зале из
висящего на стене рупора. Фрито размышлял, не взять ли ему
"Хрюлетку дядюшки Свинтуса на сдобной булочке", сваренную в
льняном масле высшей очистки, а оголодалый Срам между тем
пожирал глазами едва одетых "свинюшек", исполнявших обязанности
подавальщиц, -- грудастых девок, также оборудованных
поддельными хвостиками, свиными ушами и пятачками.
Одна из свинюшек бочком притрюхала к их столику, чтобы
принять заказ, и Срам алчно впился взором в ее красные глазища,
съехавший набок белобрысый парик и волосатые ноги.
-- Ну что, олухи, заказывать чего-нибудь будете? --
спросила свинюшка, опасно раскачиваясь на высоких каблуках.
-- Две хрюлетки и два фирменных горячих кутенка,
пожалуйста, -- уважительно ответил Фрито.
-- А кольца -- то есть пивца -- не желаете, сударь?
-- Нет, спасибо, просто четыре орка-колы.
-- Заметано.
Подавальщица, кренясь, вихляясь на каблуках и путаясь
ногами в свисавших у нее из-под юбки длинных черных ножнах,
удалилась, а Фрито принялся оглядывать зал ресторана,
выискивая, нет ли кого подозрительного. Кучка хобботов,
несколько чумазых мужиков да дрыхнущий у стойки пьяный тролль.
Все, как обычно.
Успокоенный Фрито разрешил своим спутникам потолкаться
среди местной публики, строго-настрого предупредив их, чтобы не
распускали язык насчет "сами-знаете-чего". Когда подавальщица
возвратилась с заказанной Фрито хрюлеткой, Срам уже обменивался
в углу плоскими анекдотами с парой чащобных гномов, а близнецы
развлекали компанию потасканных гремлинов пикантной пантомимой
"Старый хромец и его дочурки", неизменно имевшей в Шныре
бешеный успех. Под все усиливающийся веселый рев, вызываемый их
скабрезными позами, Фрито задумчиво жевал лишенную вкуса
хрюлетку, гадая, что станется с Великим Кольцом, когда они
доберутся до Гельфанда и Дольна.
Внезапно зубы Фрито захрустели, ибо в хрюлетке
обнаружилось нечто маленькое и чрезвычайно твердое. Беззвучно
сквернословя, Фрито залез в раздираемый болью рот и извлек
оттуда металлический цилиндрик. Отвинтив крышку цилиндрика,
Фрито вытащил из него узкую полоску микропергамента, на котором
с трудом различались слова: "Берегись! Ты в великой опасности.
Тебя ожидает дальняя дорога. Скоро ты повстречаешь рослого
смуглого Скитальца. Ты весишь ровно пятьдесят девять фунтов."
Фрито испуганно затаил дыхание и пробежался глазами по
залу, отыскивая того, кто послал ему эту записку. В конце
концов, глаза его остановились на рослом смуглом Скитальце,
сидевшем в темном углу перед нетронутой большой кружкой
свекольного пива. Тощий, весь в сером и в закрывающей глаза
черной маске. Грудь пересекают крестом патронташи с серебряными
пулями, а на тощем бедре зловеще покачивается отделанная
перламутром рукоять палаша. Словно почувствовав на себе взгляд
Фрито, он медленно повернулся на табурете и приложил к губам
палец затянутой в перчатку руки, призывая хоббота к
осторожности. Затем незнакомец указал на дверь мужской уборной
и растопырил ладонь: ПЯТЬ МИНУТ. Затем ткнул пальцем сначала в
Фрито, а после себя в грудь. К этому времени большая часть
завсегдатаев уже глазела на него и, решив, что он затеял игру в
шарады, подбодряла криками: "Известная пословица?" и
"Произносится как!".
Юный хоббот, сделав вид, что не заметил чужака, перечитал
записку. "Опасность", говорилось в ней. Фрито задумчиво оглядел
осадок из рыболовных крючков и толченого стекла, образовавшийся
на дне поданного ему стакана орка-колы. Удостоверясь, что никто
за ним не следит, он осторожно опорожнил стакан над стоявшим
поблизости горшком с фикусом, -- горшок жидкость принял, но
удержать не смог, и она полилась на пол.
Подозрения Фрито усилились, он выбрался из кабинки,
стараясь не зацепить слуховую трубу, что торчала среди
украшавших стены кабинки декоративных пластмассовых цветочков.
Никем не замеченный, он проскользнул в предназначенную для
хобботов маленькую уборную, чтобы там поджидать смуглого
незнакомца.
Прошло пять минут и кое-кто из обосновавшихся на толчках
завсегдатаев стал с подозрением поглядывать на Фрито,
прислонившегося к кафельной стенке и посвистывающего, засунув
руки в карманы. Чтобы не доводить дела до распросов, Фрито
повернулся к висевшему на стене торговому автомату.
-- Так-так-так, -- театральным шепотом произнес он. --
Именно то, что я искал!
И натужно изображая беспечность, принялся скармливать
машине мелочь из своего кошелька.
Когда Фрито стал уже обладателем пятнадцати птичьих
манков, восьми компасов, шести миниатюрных зажигалок и четырех
пакетиков неприличных резиновых штучек, кто-то принялся
таинственно колотить в дверь. В конце концов, один из скрытых
загородкой завсегдатаев взвыл:
-- Мать-перемать, да впустите же кто-нибудь этого сукина
сына!
Дверь распахнулась, явив облик смуглого незнакомца в
маске, манящего Фрито за угол.
-- У меня есть для вас сообщение, мистер Сукинс, --
произнес незнакомец.
При звуках знакомого имени Фрито почувствовал, как
хрюлетка встрепенулась и запросилась наружу.
-- Но... но... моя думает, что твоя ошибается, сеньор, --
неубедительно запротестовал Фрито. -- Моя сильно извиняется, но
только мое почтенное имя...
-- Сообщение от Мага Гельфанда, -- сказал незнакомец, --
коли имя, коим ты нарекаешь себя, неотлично от прозвания Фрито
Сукинса!
-- Неотлично, -- признал сбитый с толку и напуганный
Фрито.
-- Кольцо при тебе?
-- Может, при мне, а может, и не при мне, -- заупрямился
Фрито, желая выиграть время.
Незнакомец схватил Фрито за узкие лацканы куртки.
-- Кольцо при тебе?
-- Да, а как же, -- пискнул Фрито. -- Как получил, с тех
пор и ношу! Очень мне идет.
-- Не бойся, умерь свои страхи, не падай духом и не гони
лошадей, -- рассмеялся этот странный мужчина. -- Ибо я тебе
друг.
-- И у тебя имеется сообщение от Гельфанда? -- задыхаясь,
спросил Фрито, почувствовавший, что хрюлетка несколько
успокоилась.
Рослый незнакомец расстегнул молнию на потайном кармашке
висевшей у него на плече седельной сумки и передал Фрито клочок
бумаги, на котором тот прочитал:
-- Трое трусов, четыре пары носков, две рубашки, одна
кольчуга, все как следует накрахмалить...
Нетерпеливым жестом незнакомец вырвал из лапки хоббота
этот древний анекдот и заменил его сложенным вдвое пергаментом.
Фрито взглянул на печати с изображением Архангела Михаила и
Х-руны Гельфанда, оттиск которой на затвердевшей жевательной
резинке удостоверял личность посланца.
Поспешно отодрав резинку и сунув ее в карман (на потом,
для Срама), Фрито стал читать письмо, с трудом разбирая
знакомые палмеровские закорючки. Письмо гласило:
Фритюша, друг!
Мы таки наступили на грабли! Вонища стоит, не продохнешь!
Сыроедовы Ноздрюли расчухали нашу маленькую хитрость и теперь
землю роют, ищут "четырех хобботов, одного с розовым хвостом".
Ты только не мети икру и не думай, будто кто трепанулся. Делай
быстро ноги оттуда, где ты сейчас есть, да не потеряй
сам-знаешь-чего. Постараюсь встретить тебя на Заварухе, а если
нет, ищи меня в Дольне. Во всяком случае, вали налегке.
А насчет Топтуна не трухай, он малый свойский, тертый,
отчаянный, коли ты меня понимаешь.
Вынужден закруглиться, оставил одну хреновину на
бунзеновской горелке
Гельфанд
P.S. Как тебе моя новая почтовая бумага? Это я в Конторе
по найму лабухов напел кой-чего, ну, мне и выдали.
Хрюлетка с булочкой вновь оживились. Стараясь не допустить
их несвоевременного повторного появления на свет, Фрито
прошептал:
-- Значит, здесь мы в опасности.
-- Не надо бояться, мирный хоббот, -- сказал Топтун, --
ибо теперь с тобой я, Артопед из рода Артбалетов. Гельфанд
должен был рассказать обо мне в письме. У меня куча имен...
-- Да, господин Артбалет, конечно, -- прервал его
перепуганный Фрито. -- Но если мы не выберемся отсюда,
считайте, что мы вляпались. Я уверен, что кое-кто в этой жалкой
рыгаловке тянется к моему скальпу и вовсе не для того, чтобы
причесать меня покрасивее!
Вернувшись в кабинку, Фрито обнаружил трех своих хобботов,
все еще пытающихся наесть морды потолще. Игнорируя незнакомца в
маске, Срам улыбнулся Фрито во всю засаленную рожу.
-- Я-то гадаю, куда это вы запропали, -- сказал он. --
Хотите кусок кутенка?
Хрюлетка Фрито радостно устремилась навстречу Срамову
кутьку, но Фрито заставил ее вернуться и уселся за стол,
стараясь оставить побольше места для кривоколенного Топтуна.
Хобботы с вялым интересом оглядели пришельца.
-- А я думал, попрошаек сюда не пускают, -- сказал Срам.
Фрито поймал в воздухе гневную длань Топтуна.
-- Послушайте, -- быстро заговорил он, -- это Топтун, друг
Гельфанда и наш друг...
-- И у меня куча имен... -- завел свое Топтун.
-- И у него куча имен, но сейчас нам следует сделать вот
что... -- тут Фрито почувствовал, что сзади над ним нависла
огромная туша.
-- Ну что, паскуды, платить собираетесь? -- раздался
из-под копны брысых волос и картонного пятачка скрежещущий
голос.
-- А, да, конечно, -- ответил Фрито, -- чаевые у вас
здесь, э-э-э... -- внезапно он ощутил, как здоровенная
когтистая лапа полезла к нему в карман.
-- Пустяки, птенчик, -- прорычал тот же голос, -- хватит с
меня и колечка! Га-га-га-га-га!
Фрито пронзительно взвизгнул и увидел, как с головы
фальшивой свинюшки свалился парик, обнаружив горящие красные
зенки и мерзкую ухмылку Ноздрюля! Будто загипнотизированный,
хоббот вперился взором в слюнявую пасть огромного призрака,
отметив невольно, что каждый клык его заострен, точно бритва.
"Не хотел бы я получать счета от его дантиста", -- подумал
Фрито, озираясь в надежде на помощь, а между тем гигантский
изверг уже поднял Фрито на воздух и обшаривал его карманы в
поисках Великого Кольца.
-- Ну, давай, давай, -- теряя терпение, рычало чудовище.
-- Где оно у тебя?
Еще восемь страшенных подавальщиц приблизились, разевая
жуткие пасти. Со свирепой жестокостью они схватили трех
побелевших от страха хобботов. Топтуна нигде не было видно,
только пара дрожащих пяток со шпорами торчала из-под стола.