Гораздо проще и надежнее поддерживать в неприкосновенности отдельно взятую эпоху. Это тоже в некоторой степени противоречит природе Времени, но пока все в пределах допустимого, существованию Корпуса ничто не угрожает.
Несколько позже, обратившись к архивам, Максим обнаружил, что есть и еще одна причина, из-за которой Корпус никогда не предпринимал попыток заняться экспортом своего образа жизни. Такой причиной стала воля вождя. Когда-то, еще на заре теоретических разработок, вождь сказал, медленно выговаривая слова, с сильным акцентом: "Что там будэт в будущем - нас нэ интэрэсуэт. Главное, чтобы настоящее принадлежало советскому народу". Данный исторический факт свидетельствовал не в пользу "отца всех времен и народов", скорее он говорил о его бесконечном эгоизме, но с другой стороны, он все-таки был по-своему прав. Будущее - оно действительно находится в будущем, важнее существование Великой Эпохи уже сегодня, сейчас. К тому же коммунизм все-таки существовал, хотя бы и здесь в стенах Корпуса, но существовал на самом деле.
Всерьез заинтересовавшись историей КОЗАПа, Максим перерыл горы информации и сделал поразительное открытие. Суть открытия заключалась в следующем. Действительно, стабильным образованием в рамках Хроноса является замкнутое само на себя кольцо или петля, если угодно, еще более точно аналог петли Мебиуса в четырехмерном пространстве, топологи называют его бутылкой Клейна). В сущности, само Древо Времени - это тоже петля, только бесконечно большого радиуса. Нарушить стабильность петли очень трудно. Терминатору из американского фильма это, например, не удалось. Целостность петли часто бывает неявной, особенно если петля имеет естественное происхождение. Кроме всего прочего, такие петли могут находить широкое применение для обновления устаревающего оборудования или для ускоренной подготовки личного состава. В Корпусе это делалось так. В специальную камеру, образующую петлевой поток локального времени, укладывается, к примеру, новенький автомат Калашникова. Через шестьдесят секунд тот же автомат вынимается из камеры. Теперь в камере находится сколь угодно много автоматов Калашникова. Достаточно сместить выход из петли по ее звеньям на секунду назад - и вот перед вами снова новенький в смазке и готовый к бою АКМ.
Таким вот устойчивым, непрерывно подпитываемым энергией Времени образованием являлся и сам Корпус. Теоретически внешним воздействием из него можно было извлечь до девяноста процентов целостности, но он тут же восстанавливался, регенерировал, если оставалась целой образующая его петля.
И вот однажды Максим с ошеломляющей ясностью понял, кто же является незаменимым составляющим и скрепляющим элементом этой петли. Он нашел подтверждение своему открытию в самом глухом уголке архива; он понял наконец смысл загадочных слов Игоря Валентиновича, смысл его оговорок и недоговорок, природу его необыкновенной проницательности. Он, Максим, новичок, чужак, новоиспеченный лейтенант, и блестящий полковник Корпуса одно и то же лицо. Они оба - растянутая во времени петля, основа существования Корпуса. И именно ему суждено явиться в засекреченную шарашку под Москвой, когда работы попытаются свернуть под предлогом смерти вождя; именно ему суждено подсказать верное решение физикам и ему же суждено отыскать потом себя в будущем, оберечь от всех невзгод, от непреклонных преследователей из враждебных эпох и привести сюда в Корпус, замыкая петлю. Он, Максим, и никто иной, своими руками создаст мир мечты, еще один путь человечества. Какая миссия может быть более достойной?
И когда волнение улеглось, когда Максим успокоился, взяв себя в руки, он почувствовал, что по-настоящему счастлив. Счастлив как никогда за свою короткую скучную жизнь...
Ради этого стоило жить. Ради этого стоило драться...
11 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTA-19.19. M
Статья называлась "Эпигоны мечты, или Никто не уйдет обиженным?" Автор - некий Ю. Легкоступов. Имя это ничего Игорьку не говорило. Но Серж Гашарти должно быть где-то уже встречал публикации упомянутого автора, потому что немедленно вцепился в газету и теперь читал ее, по привычке своей шевеля губами. С любопытством Игорек следил за тем, как его Ведущий быстро пробегает печатные строки глазами и чуть заметно кивает время от времени. Игорек не понимал пока, откуда у Гашарти такой интерес к статье, написанной заведомым противником Клуба в духе нового широкомасштабного наступления на идеологическом фронте.
"Где гарантия, - спрашивал автор статьи, - что так называемый Клуб Альтруистов сумеет отыскать среди двух тысяч известных реальностей ту, которая одна, и только одна, подходит конкретному индивидууму, обратившемуся в представительство так называемого Клуба с прошением о миграции? - И сам же почти без перехода отвечал: "Нет и не может быть такой гарантии!... Не означает ли это, - продолжал Ю. Легкоступок, - что члены так называемого Клуба Альтруистов своими безответственными заявлениями вселяют в граждан нашей страны ничем не подкрепленную надежду на лучший мир, лучшую жизнь? Такое уже было в нашей истории - вспомните "культурную" революцию, устроенную Плехановым и его приспешниками - и мы с вами хорошо знаем, чем все это закончилось.
И далее: почему до сих пор, несмотря на многочисленные запросы со стороны общественного движения "АнтиКА", так называемый Клуб Альтруистов не предоставил статистические данные по случаям отказов на прошения о миграции? Опасаетесь подмочить репутацию, господа Альтруисты?!
И последний вопрос, на который мы давно дожидаемся ответа: кто вас финансирует, господа Альтруисты, кто финансирует это неприкрытое издевательство над чувствами и надеждами наших сограждан?"
- Да, - резюмировал Серж, откладывая наконец газету. - Новый этап. Поумнели, черти! Дошло наконец, что кавалерийским наскоком не возьмешь. Раньше-то как было? "Кто нам сказал, что под видом так называемого Клуба и тому подобное в нашем мире не бесчинствует свора бандитов, гангстеров, продающих доверившихся им людей в рабство другим мирам? - процитировал Гашарти, умело пародируя пафос анонимного автора. - Куда смотрит наше правительство? Куда смотрят общественные организации? Куда смотрит наша хваленая интеллигенция? Запретить! Арестовать! "Пятую колонну" разоблачить и заклеймить! Ввести поправку к Конституции! Чтобы раз и навсегда и на веки вечные!" Всего пять лет назад их называли "изоляционистами", теперь вот "общественное движение "АнтиКА"... Поумнели. Не позволяют себе бездарных частушек на рифму: "ШавКА-МурКА". Бить научились точнее, передергивать изящнее; вместо высокого слога и лозунгов - претензия на рассудительность и здравый смысл. Правда, этот вот Легкоступов пока молод, впадает в митинговщину, но в конце концов не все потеряно: подрастет и задаст нам перцу, вот увидишь... И знаешь, Игорек, если уж совсем откровенно, иногда читаю их прессу и ловлю себя на мысли: жаль, что эти ребята не с нами. Поумнели. И метко, как метко стали бить...
Игорек восхищенно слушал. Очень ему нравилось, когда Серж заводился, становясь по мановению блестящим оратором, Цицероном, - так слушать его, казалось, можно бесконечно. Но было у Ведущего Гашарти и еще одно неоспоримое достоинство: он всегда знал, где и когда нужно остановиться. Вот и сейчас он оборвал свою вдохновенную речь, лукаво улыбаясь, взглянул на внимающего Игорька и предложил:
- А не испить ли нам кофею?
- С удовольствием, - отозвался Игорек смиренно, хотя и несколько разочарованно.
- А потом я научу тебя играть в "съемку", - заявил Серж, уходя на кухню.
Игорек встал и прошелся по комнате. Остановился у окна. За окном шел дождь. И уже совсем стемнело. Перед коттеджем рос вяз; силуэт дерева на фоне размытого света далеких огней казался силуэтом причудливого существа из волшебной сказки или из невероятно отдаленной реальности. Там, за вязом, скрытая сумраком, тянулась присыпанная песком дорожка; она выходила к высокой ограде, вдоль которой прохаживались ребята в непривычном и в первое время смешившем Игорька облачении спецподразделения полиции, выделенного мэром Питерполиса для защиты представительства КА от возможных выходок экстремистов-изоляционистов. А еще дальше - прятались от дождя в походных палатках активисты Казачьей Рады, сорвавшиеся с насиженных мест защищать отечество от "чудищ из иной реальности" и не осознавшие еще всю бесполезность своего пребывания здесь. По утрам они громко перекрикивались, варили себе завтрак в походном котле и тренировались в искусстве владения шашкой. Игорек несколько раз ходил смотреть на это зрелище и простосердечно восхищался, наблюдая, с каким искусством усатые мужики и совсем еще безусые мальчишки управляются с этим большим остро заточенным лезвием.
Один из казаков, высокий и седовласый, показался Игорьку очень на кого-то похожим. Он пытался вспомнить, но происхождение этих воспоминаний находилось в той области его памяти, которую психотерапевты реабилитационного центра сочли необходимым временно заблокировать. Поэтому вспомнить ему не удалось, но смутный осадок в душе остался, и Бабаев больше на бесплатные представления не ходил.
Игорек отошел от окна и направился на кухню взглянуть, как там справляется Серж с кофеваркой. Тот справлялся с присущим ему изяществом.
- Вот объясни мне, Серж, - Игорек невольно копировал разговорную манеру своего Ведущего, - откуда все это идет: вот это неприятие деятельности Клуба - откуда?
- Всегда готов ответить на любой твой вопрос, даже на самый трудный, ни на секунду не отвлекаясь от кофеварки, сказал Серж. - А это, замечу, трудный вопрос. Хороший вопрос. Видишь ли, Игорек, тебе вот нелегко, должно быть, представить, ведь ты молод и не отягощен предрассудками, что далеко не все люди питают к нам добрые чувства. Но все-таки попытайся представить: вот живет человек, ничего не подозревая о существовании параллельных реальностей, ничего не зная, кроме своего собственного ограниченного до предела мирка; он привык жить в рамках своего мира, приспособился к его требованиям, приноровился к его условностям. И вдруг являемся мы, никому не известный Клуб Альтруистов, причем являемся совершенно неожиданно, из воздуха, в прямом смысле, и заявляем, что единственная наша цель - это совершенно безвозмездно, без всякого злого умысла одаривать счастьем всех встречных-поперечных. У такого вот человека сразу возникают подозрения: как это так, откуда, почему о вас ничего раньше слышно не было, так ли уж искренни ваши намерения, не вешаете ли вы нам очередную лапшу на уши? Ну ты все это должен помнить по статьям и тенденциозным подборкам писем читателей в газету. Но главное недоверие к нам и даже отторжение вызывает какая идея? Действующий альтруист? Вот что это такое? Будь мы просто альтруистами, размышляй мы о своем альтруизме по грязным пивным, забегаловкам, не предлагай конкретных решений - было бы понятно, и для всех в порядке вещей; нас бы просто не замечали. Альтруисты? Все мы, господа, в некотором смысле альтруисты!
Существуют и более мелкие, более приземленные мотивы у тех, кто не желает нас принимать. Например, зависть к нашему богатству и к нашей щедрости. Страх перед возможностью ослабления собственной власти: ведь не исключено, что наше появление в этом мире пошатнуло не одно высокое кресло. Любая реальность, Игорек, - это по большому счету совершенно автономная система; ничтожное воздействие извне приводит к нарушению установленного равновесия и, как следствие негативную реакцию на это вот нарушение. Никому не нравится жить в эпоху переоценки ценностей, переосмысления опыта, накопленного поколениями. Поэтому, пока люди не осознают всех выгод для мира, в котором они живут, для себя лично в нарушении пресловутого равновесия, поддержки от них не жди. Ну как, я понятно изъясняюсь?
Игорек кивнул, подтвердив, что объяснение Сержа он принимает. Но тут же заметил:
- Но вот я слышал, будто бы Клубу Альтруистов с каждой новой реальностью все труднее и труднее вживаться в нее; сила отторжения нарастает по мере удаления от альфа-вектора; некоторые реальности, чего раньше не было, вообще отказывают Клубу в праве открывать свои представительства на их территории. Это ведь факт, не пустые слухи?
Серж взглянул на Игорька, и Бабаев увидел, как сползла с его лица улыбка, а лицо Сержа посуровело, черты стали жестче, что ли?
- Это не слухи. - Серж снова обратил свое внимание на кофеварку, и вовремя: горячий напиток чуть не выплеснулся черным фонтанчиком на плиту. Да, это факт. А мы принимаем факты такими, какие они есть, а не такими, какими нам хотелось бы их видеть. Поступать иначе - проиграть сражение, еще не начав его. Надеюсь, ты согласен с данной тезой?
Игорек послушно кивнул.
Серж снял кофеварку и выключил плиту. Лицо его продолжало оставаться сумрачным. И даже тон голоса его изменился; исчезла веселая беззаботность. Игорек успел пожалеть, что вообще задал этот вопрос: таким он Сержа еще не видел. Хорошо начавшийся вечер мог оказаться безнадежно испорченным. Но делать нечего, сказанного не воротишь, и оставалось только надеяться, что проблема не столь тяжела, чтобы надолго подавить природную жизнерадостность альтруиста Гашарти.
- По поводу лавинообразного нарастания изоляционистских тенденций при удалении от альфа-вектора в Клубе не существует единого мнения, - заявил наконец Серж. - Наибольшее количество приверженцев имеет теория перманентного накопления альтернатив. Вот согласно этой теории, все дело в том, что при движении от альфа-вектора встречающиеся нам на пути миры все больше отличаются от нашего. И точка разветвления, нас связующая, отстоит дальше и дальше во времени. Сумма различий между социумами-этносами увеличивается, и идеи, принятые за основу мировоззрения в реальностях, близких к нашей, оказываются совершенно неприемлемыми в реальностях, достаточно удаленных. Очень правдоподобно.
Но есть и еще одна теория, пользующаяся, впрочем, несколько меньшей популярностью. Однако категоричный отказ учитывать ее стал бы для нас не меньшей ошибкой, чем, например, всеобщее и параноидальное ей следование. Посылки именно этой теории вынуждают нас принимать ряд не слишком популярных мер по охране представительств; сюда же входят различные процедуры административно-бюрократического толка, о которых, думаю, уже наслышан... - Гашарти помолчал, он разливал горячий кофе по чашкам, потом поставил к ним на маленький серебряный поднос сахарницу и корзиночку с печеньем.
- А суть этой второй теории в том, - продолжал он, поманив Игорька за собой из кухни в гостиную комнату, - что допускается существование миров-антиподов, то есть реальностей, которые по своим основным чертам не имеют ничего общего - скорее они даже противоположны друг другу. Но притом они обладают особым взаимным притяжением... Здесь дурно попахивает мистикой, ты заметил? А я все-таки считаю себя материалистом, и поэтому мне ближе первая теория: пустые домыслы - не моя стезя. Но и возразить трудно: а вдруг да существует такой мир...
- Не понимаю, - пожал плечами Игорек. - Допустим, он существует, этот мир-антипод. Какой нам от его существования вред? И как он может...
- Ты просто не уловил главного, - перебил Гашарти нетерпеливо (это не являлось признаком невежливости, просто Серж схватывал идею гораздо раньше, чем порой успевал ее высказать Игорек). - Мир и мир-антипод противоположны в средствах, но цель у них, согласно теории, одна - осчастливить человечество во всех возможных реальностях его существования. Рано или поздно к подобной цели для себя приходят все цивилизации. И вот тут, заметь, появляется сразу вопрос: а что данная конкретная цивилизация понимает под счастьем для человечества?
- Но разве счастье - это не одно и то же во всех мирах? Принцип ведь прост: счастье для каждого, и пусть никто не уйдет обиженным, - как и автор статьи, Бабаев процитировал главный лозунг Клуба Альтруистов.
- Хотелось бы, Игорек, чтобы это было так, но миров много, а понятий счастья - еще больше. Мы, Альтруисты, если ты заметил, исповедуем принцип выбора. Пусть человек сам выберет себе счастье, в прикладном смысле - мир, где, как ему кажется, он будет счастлив. Мы предоставляем человеку возможность выбора. Но в мире-антиподе могут думать совсем наоборот, а именно: если мы сами сумели добиться стабильности, процветания - значит, наш путь наиболее правильный; он ведет ко всеобщему счастью. Вывод отсюда делается такой: возьмем-ка мы с десяток миров и переделаем их по своему образу и подобию, то-то все обрадуются и заживут счастливо. Ни о какой возможности выбора, заметь, здесь речи не идет. Разные мелочи, по мнению антиподов, в счет не принимаются. Ну-ка, все к счастью, ша-агом арш!
- Теперь понятно, - признал Бабаев. - Значит, неприятие наших идей объясняется постепенным сближением с миром-антиподом?
- Именно так, - подтвердил Гашарти.
- А что будет, если мы все-таки когда-нибудь встретимся с ними?
- Здесь трудно прогнозировать, - медленно произнес Гашарти. Возможно, мы сумеем договориться, провести, так сказать, демаркационную линию. Наш Совет, по крайней мере, постарается сделать все для этого. Но может получиться и так, что антиподы вообще не захотят вести каких-либо переговоров. И тогда... - Серж замолчал, нахмурившись.
- Неужели война? - не вытерпел Игорек.
- Все-таки нет, наверное... - Гашарти задумчиво покачал головой. - Нас и антиподов разделяют, заметь, тысячи миров, тысячи реальностей, а допустить войну на своей территории вряд ли хоть одна из всех этих реальностей согласится. Но в любом случае, сколь не гипотетична и мистична предлагаемая теория, к возможной встрече мы должны быть готовы. И мы, заметь, готовы.
Серж снова замолчал, но ненадолго, потом встряхнул головой, словно отгоняя мрачные мысли, улыбнулся и с хитрой искоркой в глазах посмотрел на Игорька.
- Что-то совсем мы сегодня с тобой... - заявил он. - Вселенской тоски только здесь не хватало. Так можно весь вечер испортить. Давай-ка лучше партию в "съемку".
- Давай, - повеселел Игорек.
Серж давно собирался научить Бабаева правилам этой игры, но до этого, без сомнения, ответственного мероприятия все как-то не доходили руки.
Гашарти отправился в свои апартаменты и скоро принес пластмассовую коробку, в которой свернутым в трубочку лежало игровое поле и хранился комплект разноцветных фишек.
- Рассказываю правила, - говорил Серж, разворачивая на столике круглое игровое поле.
Поле выглядело как правильная спираль из трех витков; каждый из полувитков был окрашен в свой цвет. Кроме того, игровое поле было разбито на клеточки; спираль накладывалась на них, и в каждом витке соответственно клеток было меньше, чем в предыдущем.
- У тебя и у меня по двадцать семь фишек. Выберем вот эти: синие и желтые. Из них, заметь, по три "съемки". Отличить их просто...
Гашарти перевернул, подбросив на ладони, одну из фишек. Оказалось, плоская сторона фишки была окрашена не в черный, как у большинства других, а в темно-фиолетовый цвет. Глядя на фишки сверху, из положения для игры, заметить разницу было бы невозможно.
- ... Когда ты расставляешь фишки на поле, нужно запомнить, где находятся твои "съемки", не раскрывая, естественно, этого секрета противнику. Цель игры - или слопать все мои фишки, или суметь довести все свои до центра спирали - вот здесь красные клеточки. Заметь, и то и другое сделать очень непросто... В начале игры, - продолжал объяснять Гашарти, фишки выставляются здесь, здесь и здесь по девять штук на каждом из первых трех полувитков. Потом мы поочередно бросаем два кубика. Сумма выпавших очков дает тебе право ходить фишками на соответствующее число клеток как по вертикали, так и по горизонтали в пределах витка. В любой момент ты имеешь право заявить, что "открываешь съемку", демонстрируешь ее мне, после чего объявленная "съемка" проходит в три раза большее количество клеток, чем обычная фишка при той же сумме набранных очков. Но преждевременно "открывать съемку" теорией не рекомендуется. По той простой причине, что если я, заметь, побью ее "закрытой", необъявленной, то на полувитке, где это произойдет, снимаются с поля все мои фишки. Понимаешь?
- Ага, - кивнул Игорек. - Что еще?
- В основном все. Приступим?
- Поехали.
Бросив кубики, они разыграли право первого хода. Затем минут десять играли молча.
Сержу в игре везло. Ему выпадало большее количество очков. Он опережал Игоря почти на целый виток. Одна из фишек Бабаева отставала от фишки Сержа на шесть клеток, и у него как раз на кубиках выпали "двойка" и "четверка". Игорек передвинул свою фишку и протянул руку, чтобы снять с поля фишку Сержа.
- Стой-ка, - сказал Гашарти и ловко поймал Игорька за запястье, потом сам перевернул фишку.
- Попался, - заявил он, улыбаясь до ушей.
Снизу фишка имела темно-фиолетовую окраску. Игорек в один момент лишился пяти своих фигурок. Но особо не расстроился, потому что сам процесс игры доставлял ему большое удовольствие.
Тем более через пару ходов и сам Серж попался на точно такой же трюк.
- Ай-ай-ай, - пробормотал он, качая головой. - А слона я не заметил.
Игра продолжалась.
- Серж, - обратился к своему наставнику Игорек, - ты не мог бы рассказать мне о своем мире? О той реальности, откуда ты родом?
- Могу, - кивнул Серж, бросая в очередной раз кубики и задумчиво наблюдая, как они катятся, - выпало "одиннадцать", Гашарти улыбнулся. Происхождения, Игорек, я более чем благородного. Мне посчастливилось родиться в том самом легендарном мире, где появилось и набрало силу движение Альтруистов. В мире Альфа.
- Правда?! - не поверил Игорек.
- Правда?! - передразнил его Гашарти со смехом. - Да, из того самого мира. О-о, далекого отсюда, но незабываемого. Моя родина...
- Расскажи мне о нем, - потребовал Бабаев.
- Да тебе на курсах адаптации и так должны были все про него рассказать. С подробностями.
- Всегда интереснее услышать подробности от человека, который оттуда родом. И ты - первый такой. Вот если бы я знал раньше...
- Ну не знал - теперь знаешь. А нового к тому, что тебе известно, я вряд ли сумею добавить. Голографические слайды тебе показывали? Учебные фильмы там, да? О чудесах нашего света ты тоже наслышан. О культуре, геополитике и жизненном укладе этносов - тем более. Технологию видел и изучал в действии. А люди, они везде - люди, что тут добавишь?
- Ты хотя бы попытайся, Серж, - настаивал Игорек. - Нам ведь давали информацию, и только. Статистика, диаграммы, голая цифирь. Пусть даже не очень у тебя получится. Я ведь ничего толком не видел. Реабилитационный центр, представительство, ну вот еще Питерполис... Расскажи.
- Уговорил, - сдался Серж. - Кстати, твой ход... - Он потер подбородок. - И что же рассказать тебе? С чего начать?...
Ну скажем, развилка, благодаря которой появился мир Альтруистов, находится в тысяча восемьсот двенадцатом году по христианскому летосчислению. Наполеон в нашей версии победил, сумел удержаться в Москве. И европейская часть России превратилась во французский протекторат... Хотя да, историю Альтруистов после войны двенадцатого года ты лучше меня теперь знаешь... Или вот, погоди... Видишь ли, тридцатилетие в качестве протектората оказалось не таким уж и мрачным периодом для истории России, как это принято думать в иных, избежавших подобного пути развития, реальностях. Во-первых, отмена крепостного права. Во-вторых, выборы в Конвент Управителей как основа демократической традиции. В-третьих, переворот сорок четвертого года и двухлетняя война за независимость восстановили национальные ценности русских, национальную гордость уже на новой морально-этической основе. Опять же тайные общества, появившиеся как фактор Сопротивления, и одно из этих обществ, - Клуб Альтруистов, объединившее в своем составе лучших людей эпохи. Они возглавили правительство периода Реконструкции. Князь Трубецкой, первый президент... Серж спохватился. - Вот снова я, - с досадой сказал он. - Хочется рассказать что-нибудь свое, новое, а получаются одни трескучие фразы. Сплошной цитатник из учебника истории для малолетних да недоразвитых. Тебе еще меня слушать не надоело? Тебе ведь небось ощущения подавай?
Игорек кивнул. Он понимал, как трудно Гашарти подобрать верные слова, но на самом деле ему было интересно все, что бы тот ни сказал; а как помочь ему, он и не думал.
Однако Серж сам нашел нужную интонацию.
- Вот представь, - сказал он медленно, - ты выходишь ранним утром из коттеджа... где-нибудь под прибалтийскими соснами; вдыхаешь чистый воздух, вглядываешься в расцветающий над бором восход, ощущаешь покой, умиротворенность огромного мира. И ты знаешь, кому и чему мир этот обязан за свой покой. И вот именно в такие моменты, когда чувства обострены, когда особую индивидуальную значимость приобретает это знание, когда приходит желание привнести умиротворенность и покой в другие вселенные - вот именно в такие минуты можно почувствовать ритм, добрую пульсацию реальности Альтруистов, осознать его великое предназначение...
Игорек мечтательно улыбался, слушая Сержа.
Да, ему это нравилось. Он пока не имел возможности с чем-нибудь сравнить чудное видение, кратко представленное Сержем; он не мог сравнить его даже с видениями из своего прошлого: усилиями психотерапевтов они были закрыты для
Игоря. Но ему не нужно было сравнивать, реальность Альтруистов устраивала его и такой, какая она есть, без всяких сопоставлений с чем-то иным: худшим или даже, может быть, лучшим в этой Вселенной.
Несколько позже, обратившись к архивам, Максим обнаружил, что есть и еще одна причина, из-за которой Корпус никогда не предпринимал попыток заняться экспортом своего образа жизни. Такой причиной стала воля вождя. Когда-то, еще на заре теоретических разработок, вождь сказал, медленно выговаривая слова, с сильным акцентом: "Что там будэт в будущем - нас нэ интэрэсуэт. Главное, чтобы настоящее принадлежало советскому народу". Данный исторический факт свидетельствовал не в пользу "отца всех времен и народов", скорее он говорил о его бесконечном эгоизме, но с другой стороны, он все-таки был по-своему прав. Будущее - оно действительно находится в будущем, важнее существование Великой Эпохи уже сегодня, сейчас. К тому же коммунизм все-таки существовал, хотя бы и здесь в стенах Корпуса, но существовал на самом деле.
Всерьез заинтересовавшись историей КОЗАПа, Максим перерыл горы информации и сделал поразительное открытие. Суть открытия заключалась в следующем. Действительно, стабильным образованием в рамках Хроноса является замкнутое само на себя кольцо или петля, если угодно, еще более точно аналог петли Мебиуса в четырехмерном пространстве, топологи называют его бутылкой Клейна). В сущности, само Древо Времени - это тоже петля, только бесконечно большого радиуса. Нарушить стабильность петли очень трудно. Терминатору из американского фильма это, например, не удалось. Целостность петли часто бывает неявной, особенно если петля имеет естественное происхождение. Кроме всего прочего, такие петли могут находить широкое применение для обновления устаревающего оборудования или для ускоренной подготовки личного состава. В Корпусе это делалось так. В специальную камеру, образующую петлевой поток локального времени, укладывается, к примеру, новенький автомат Калашникова. Через шестьдесят секунд тот же автомат вынимается из камеры. Теперь в камере находится сколь угодно много автоматов Калашникова. Достаточно сместить выход из петли по ее звеньям на секунду назад - и вот перед вами снова новенький в смазке и готовый к бою АКМ.
Таким вот устойчивым, непрерывно подпитываемым энергией Времени образованием являлся и сам Корпус. Теоретически внешним воздействием из него можно было извлечь до девяноста процентов целостности, но он тут же восстанавливался, регенерировал, если оставалась целой образующая его петля.
И вот однажды Максим с ошеломляющей ясностью понял, кто же является незаменимым составляющим и скрепляющим элементом этой петли. Он нашел подтверждение своему открытию в самом глухом уголке архива; он понял наконец смысл загадочных слов Игоря Валентиновича, смысл его оговорок и недоговорок, природу его необыкновенной проницательности. Он, Максим, новичок, чужак, новоиспеченный лейтенант, и блестящий полковник Корпуса одно и то же лицо. Они оба - растянутая во времени петля, основа существования Корпуса. И именно ему суждено явиться в засекреченную шарашку под Москвой, когда работы попытаются свернуть под предлогом смерти вождя; именно ему суждено подсказать верное решение физикам и ему же суждено отыскать потом себя в будущем, оберечь от всех невзгод, от непреклонных преследователей из враждебных эпох и привести сюда в Корпус, замыкая петлю. Он, Максим, и никто иной, своими руками создаст мир мечты, еще один путь человечества. Какая миссия может быть более достойной?
И когда волнение улеглось, когда Максим успокоился, взяв себя в руки, он почувствовал, что по-настоящему счастлив. Счастлив как никогда за свою короткую скучную жизнь...
Ради этого стоило жить. Ради этого стоило драться...
11 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTA-19.19. M
Статья называлась "Эпигоны мечты, или Никто не уйдет обиженным?" Автор - некий Ю. Легкоступов. Имя это ничего Игорьку не говорило. Но Серж Гашарти должно быть где-то уже встречал публикации упомянутого автора, потому что немедленно вцепился в газету и теперь читал ее, по привычке своей шевеля губами. С любопытством Игорек следил за тем, как его Ведущий быстро пробегает печатные строки глазами и чуть заметно кивает время от времени. Игорек не понимал пока, откуда у Гашарти такой интерес к статье, написанной заведомым противником Клуба в духе нового широкомасштабного наступления на идеологическом фронте.
"Где гарантия, - спрашивал автор статьи, - что так называемый Клуб Альтруистов сумеет отыскать среди двух тысяч известных реальностей ту, которая одна, и только одна, подходит конкретному индивидууму, обратившемуся в представительство так называемого Клуба с прошением о миграции? - И сам же почти без перехода отвечал: "Нет и не может быть такой гарантии!... Не означает ли это, - продолжал Ю. Легкоступок, - что члены так называемого Клуба Альтруистов своими безответственными заявлениями вселяют в граждан нашей страны ничем не подкрепленную надежду на лучший мир, лучшую жизнь? Такое уже было в нашей истории - вспомните "культурную" революцию, устроенную Плехановым и его приспешниками - и мы с вами хорошо знаем, чем все это закончилось.
И далее: почему до сих пор, несмотря на многочисленные запросы со стороны общественного движения "АнтиКА", так называемый Клуб Альтруистов не предоставил статистические данные по случаям отказов на прошения о миграции? Опасаетесь подмочить репутацию, господа Альтруисты?!
И последний вопрос, на который мы давно дожидаемся ответа: кто вас финансирует, господа Альтруисты, кто финансирует это неприкрытое издевательство над чувствами и надеждами наших сограждан?"
- Да, - резюмировал Серж, откладывая наконец газету. - Новый этап. Поумнели, черти! Дошло наконец, что кавалерийским наскоком не возьмешь. Раньше-то как было? "Кто нам сказал, что под видом так называемого Клуба и тому подобное в нашем мире не бесчинствует свора бандитов, гангстеров, продающих доверившихся им людей в рабство другим мирам? - процитировал Гашарти, умело пародируя пафос анонимного автора. - Куда смотрит наше правительство? Куда смотрят общественные организации? Куда смотрит наша хваленая интеллигенция? Запретить! Арестовать! "Пятую колонну" разоблачить и заклеймить! Ввести поправку к Конституции! Чтобы раз и навсегда и на веки вечные!" Всего пять лет назад их называли "изоляционистами", теперь вот "общественное движение "АнтиКА"... Поумнели. Не позволяют себе бездарных частушек на рифму: "ШавКА-МурКА". Бить научились точнее, передергивать изящнее; вместо высокого слога и лозунгов - претензия на рассудительность и здравый смысл. Правда, этот вот Легкоступов пока молод, впадает в митинговщину, но в конце концов не все потеряно: подрастет и задаст нам перцу, вот увидишь... И знаешь, Игорек, если уж совсем откровенно, иногда читаю их прессу и ловлю себя на мысли: жаль, что эти ребята не с нами. Поумнели. И метко, как метко стали бить...
Игорек восхищенно слушал. Очень ему нравилось, когда Серж заводился, становясь по мановению блестящим оратором, Цицероном, - так слушать его, казалось, можно бесконечно. Но было у Ведущего Гашарти и еще одно неоспоримое достоинство: он всегда знал, где и когда нужно остановиться. Вот и сейчас он оборвал свою вдохновенную речь, лукаво улыбаясь, взглянул на внимающего Игорька и предложил:
- А не испить ли нам кофею?
- С удовольствием, - отозвался Игорек смиренно, хотя и несколько разочарованно.
- А потом я научу тебя играть в "съемку", - заявил Серж, уходя на кухню.
Игорек встал и прошелся по комнате. Остановился у окна. За окном шел дождь. И уже совсем стемнело. Перед коттеджем рос вяз; силуэт дерева на фоне размытого света далеких огней казался силуэтом причудливого существа из волшебной сказки или из невероятно отдаленной реальности. Там, за вязом, скрытая сумраком, тянулась присыпанная песком дорожка; она выходила к высокой ограде, вдоль которой прохаживались ребята в непривычном и в первое время смешившем Игорька облачении спецподразделения полиции, выделенного мэром Питерполиса для защиты представительства КА от возможных выходок экстремистов-изоляционистов. А еще дальше - прятались от дождя в походных палатках активисты Казачьей Рады, сорвавшиеся с насиженных мест защищать отечество от "чудищ из иной реальности" и не осознавшие еще всю бесполезность своего пребывания здесь. По утрам они громко перекрикивались, варили себе завтрак в походном котле и тренировались в искусстве владения шашкой. Игорек несколько раз ходил смотреть на это зрелище и простосердечно восхищался, наблюдая, с каким искусством усатые мужики и совсем еще безусые мальчишки управляются с этим большим остро заточенным лезвием.
Один из казаков, высокий и седовласый, показался Игорьку очень на кого-то похожим. Он пытался вспомнить, но происхождение этих воспоминаний находилось в той области его памяти, которую психотерапевты реабилитационного центра сочли необходимым временно заблокировать. Поэтому вспомнить ему не удалось, но смутный осадок в душе остался, и Бабаев больше на бесплатные представления не ходил.
Игорек отошел от окна и направился на кухню взглянуть, как там справляется Серж с кофеваркой. Тот справлялся с присущим ему изяществом.
- Вот объясни мне, Серж, - Игорек невольно копировал разговорную манеру своего Ведущего, - откуда все это идет: вот это неприятие деятельности Клуба - откуда?
- Всегда готов ответить на любой твой вопрос, даже на самый трудный, ни на секунду не отвлекаясь от кофеварки, сказал Серж. - А это, замечу, трудный вопрос. Хороший вопрос. Видишь ли, Игорек, тебе вот нелегко, должно быть, представить, ведь ты молод и не отягощен предрассудками, что далеко не все люди питают к нам добрые чувства. Но все-таки попытайся представить: вот живет человек, ничего не подозревая о существовании параллельных реальностей, ничего не зная, кроме своего собственного ограниченного до предела мирка; он привык жить в рамках своего мира, приспособился к его требованиям, приноровился к его условностям. И вдруг являемся мы, никому не известный Клуб Альтруистов, причем являемся совершенно неожиданно, из воздуха, в прямом смысле, и заявляем, что единственная наша цель - это совершенно безвозмездно, без всякого злого умысла одаривать счастьем всех встречных-поперечных. У такого вот человека сразу возникают подозрения: как это так, откуда, почему о вас ничего раньше слышно не было, так ли уж искренни ваши намерения, не вешаете ли вы нам очередную лапшу на уши? Ну ты все это должен помнить по статьям и тенденциозным подборкам писем читателей в газету. Но главное недоверие к нам и даже отторжение вызывает какая идея? Действующий альтруист? Вот что это такое? Будь мы просто альтруистами, размышляй мы о своем альтруизме по грязным пивным, забегаловкам, не предлагай конкретных решений - было бы понятно, и для всех в порядке вещей; нас бы просто не замечали. Альтруисты? Все мы, господа, в некотором смысле альтруисты!
Существуют и более мелкие, более приземленные мотивы у тех, кто не желает нас принимать. Например, зависть к нашему богатству и к нашей щедрости. Страх перед возможностью ослабления собственной власти: ведь не исключено, что наше появление в этом мире пошатнуло не одно высокое кресло. Любая реальность, Игорек, - это по большому счету совершенно автономная система; ничтожное воздействие извне приводит к нарушению установленного равновесия и, как следствие негативную реакцию на это вот нарушение. Никому не нравится жить в эпоху переоценки ценностей, переосмысления опыта, накопленного поколениями. Поэтому, пока люди не осознают всех выгод для мира, в котором они живут, для себя лично в нарушении пресловутого равновесия, поддержки от них не жди. Ну как, я понятно изъясняюсь?
Игорек кивнул, подтвердив, что объяснение Сержа он принимает. Но тут же заметил:
- Но вот я слышал, будто бы Клубу Альтруистов с каждой новой реальностью все труднее и труднее вживаться в нее; сила отторжения нарастает по мере удаления от альфа-вектора; некоторые реальности, чего раньше не было, вообще отказывают Клубу в праве открывать свои представительства на их территории. Это ведь факт, не пустые слухи?
Серж взглянул на Игорька, и Бабаев увидел, как сползла с его лица улыбка, а лицо Сержа посуровело, черты стали жестче, что ли?
- Это не слухи. - Серж снова обратил свое внимание на кофеварку, и вовремя: горячий напиток чуть не выплеснулся черным фонтанчиком на плиту. Да, это факт. А мы принимаем факты такими, какие они есть, а не такими, какими нам хотелось бы их видеть. Поступать иначе - проиграть сражение, еще не начав его. Надеюсь, ты согласен с данной тезой?
Игорек послушно кивнул.
Серж снял кофеварку и выключил плиту. Лицо его продолжало оставаться сумрачным. И даже тон голоса его изменился; исчезла веселая беззаботность. Игорек успел пожалеть, что вообще задал этот вопрос: таким он Сержа еще не видел. Хорошо начавшийся вечер мог оказаться безнадежно испорченным. Но делать нечего, сказанного не воротишь, и оставалось только надеяться, что проблема не столь тяжела, чтобы надолго подавить природную жизнерадостность альтруиста Гашарти.
- По поводу лавинообразного нарастания изоляционистских тенденций при удалении от альфа-вектора в Клубе не существует единого мнения, - заявил наконец Серж. - Наибольшее количество приверженцев имеет теория перманентного накопления альтернатив. Вот согласно этой теории, все дело в том, что при движении от альфа-вектора встречающиеся нам на пути миры все больше отличаются от нашего. И точка разветвления, нас связующая, отстоит дальше и дальше во времени. Сумма различий между социумами-этносами увеличивается, и идеи, принятые за основу мировоззрения в реальностях, близких к нашей, оказываются совершенно неприемлемыми в реальностях, достаточно удаленных. Очень правдоподобно.
Но есть и еще одна теория, пользующаяся, впрочем, несколько меньшей популярностью. Однако категоричный отказ учитывать ее стал бы для нас не меньшей ошибкой, чем, например, всеобщее и параноидальное ей следование. Посылки именно этой теории вынуждают нас принимать ряд не слишком популярных мер по охране представительств; сюда же входят различные процедуры административно-бюрократического толка, о которых, думаю, уже наслышан... - Гашарти помолчал, он разливал горячий кофе по чашкам, потом поставил к ним на маленький серебряный поднос сахарницу и корзиночку с печеньем.
- А суть этой второй теории в том, - продолжал он, поманив Игорька за собой из кухни в гостиную комнату, - что допускается существование миров-антиподов, то есть реальностей, которые по своим основным чертам не имеют ничего общего - скорее они даже противоположны друг другу. Но притом они обладают особым взаимным притяжением... Здесь дурно попахивает мистикой, ты заметил? А я все-таки считаю себя материалистом, и поэтому мне ближе первая теория: пустые домыслы - не моя стезя. Но и возразить трудно: а вдруг да существует такой мир...
- Не понимаю, - пожал плечами Игорек. - Допустим, он существует, этот мир-антипод. Какой нам от его существования вред? И как он может...
- Ты просто не уловил главного, - перебил Гашарти нетерпеливо (это не являлось признаком невежливости, просто Серж схватывал идею гораздо раньше, чем порой успевал ее высказать Игорек). - Мир и мир-антипод противоположны в средствах, но цель у них, согласно теории, одна - осчастливить человечество во всех возможных реальностях его существования. Рано или поздно к подобной цели для себя приходят все цивилизации. И вот тут, заметь, появляется сразу вопрос: а что данная конкретная цивилизация понимает под счастьем для человечества?
- Но разве счастье - это не одно и то же во всех мирах? Принцип ведь прост: счастье для каждого, и пусть никто не уйдет обиженным, - как и автор статьи, Бабаев процитировал главный лозунг Клуба Альтруистов.
- Хотелось бы, Игорек, чтобы это было так, но миров много, а понятий счастья - еще больше. Мы, Альтруисты, если ты заметил, исповедуем принцип выбора. Пусть человек сам выберет себе счастье, в прикладном смысле - мир, где, как ему кажется, он будет счастлив. Мы предоставляем человеку возможность выбора. Но в мире-антиподе могут думать совсем наоборот, а именно: если мы сами сумели добиться стабильности, процветания - значит, наш путь наиболее правильный; он ведет ко всеобщему счастью. Вывод отсюда делается такой: возьмем-ка мы с десяток миров и переделаем их по своему образу и подобию, то-то все обрадуются и заживут счастливо. Ни о какой возможности выбора, заметь, здесь речи не идет. Разные мелочи, по мнению антиподов, в счет не принимаются. Ну-ка, все к счастью, ша-агом арш!
- Теперь понятно, - признал Бабаев. - Значит, неприятие наших идей объясняется постепенным сближением с миром-антиподом?
- Именно так, - подтвердил Гашарти.
- А что будет, если мы все-таки когда-нибудь встретимся с ними?
- Здесь трудно прогнозировать, - медленно произнес Гашарти. Возможно, мы сумеем договориться, провести, так сказать, демаркационную линию. Наш Совет, по крайней мере, постарается сделать все для этого. Но может получиться и так, что антиподы вообще не захотят вести каких-либо переговоров. И тогда... - Серж замолчал, нахмурившись.
- Неужели война? - не вытерпел Игорек.
- Все-таки нет, наверное... - Гашарти задумчиво покачал головой. - Нас и антиподов разделяют, заметь, тысячи миров, тысячи реальностей, а допустить войну на своей территории вряд ли хоть одна из всех этих реальностей согласится. Но в любом случае, сколь не гипотетична и мистична предлагаемая теория, к возможной встрече мы должны быть готовы. И мы, заметь, готовы.
Серж снова замолчал, но ненадолго, потом встряхнул головой, словно отгоняя мрачные мысли, улыбнулся и с хитрой искоркой в глазах посмотрел на Игорька.
- Что-то совсем мы сегодня с тобой... - заявил он. - Вселенской тоски только здесь не хватало. Так можно весь вечер испортить. Давай-ка лучше партию в "съемку".
- Давай, - повеселел Игорек.
Серж давно собирался научить Бабаева правилам этой игры, но до этого, без сомнения, ответственного мероприятия все как-то не доходили руки.
Гашарти отправился в свои апартаменты и скоро принес пластмассовую коробку, в которой свернутым в трубочку лежало игровое поле и хранился комплект разноцветных фишек.
- Рассказываю правила, - говорил Серж, разворачивая на столике круглое игровое поле.
Поле выглядело как правильная спираль из трех витков; каждый из полувитков был окрашен в свой цвет. Кроме того, игровое поле было разбито на клеточки; спираль накладывалась на них, и в каждом витке соответственно клеток было меньше, чем в предыдущем.
- У тебя и у меня по двадцать семь фишек. Выберем вот эти: синие и желтые. Из них, заметь, по три "съемки". Отличить их просто...
Гашарти перевернул, подбросив на ладони, одну из фишек. Оказалось, плоская сторона фишки была окрашена не в черный, как у большинства других, а в темно-фиолетовый цвет. Глядя на фишки сверху, из положения для игры, заметить разницу было бы невозможно.
- ... Когда ты расставляешь фишки на поле, нужно запомнить, где находятся твои "съемки", не раскрывая, естественно, этого секрета противнику. Цель игры - или слопать все мои фишки, или суметь довести все свои до центра спирали - вот здесь красные клеточки. Заметь, и то и другое сделать очень непросто... В начале игры, - продолжал объяснять Гашарти, фишки выставляются здесь, здесь и здесь по девять штук на каждом из первых трех полувитков. Потом мы поочередно бросаем два кубика. Сумма выпавших очков дает тебе право ходить фишками на соответствующее число клеток как по вертикали, так и по горизонтали в пределах витка. В любой момент ты имеешь право заявить, что "открываешь съемку", демонстрируешь ее мне, после чего объявленная "съемка" проходит в три раза большее количество клеток, чем обычная фишка при той же сумме набранных очков. Но преждевременно "открывать съемку" теорией не рекомендуется. По той простой причине, что если я, заметь, побью ее "закрытой", необъявленной, то на полувитке, где это произойдет, снимаются с поля все мои фишки. Понимаешь?
- Ага, - кивнул Игорек. - Что еще?
- В основном все. Приступим?
- Поехали.
Бросив кубики, они разыграли право первого хода. Затем минут десять играли молча.
Сержу в игре везло. Ему выпадало большее количество очков. Он опережал Игоря почти на целый виток. Одна из фишек Бабаева отставала от фишки Сержа на шесть клеток, и у него как раз на кубиках выпали "двойка" и "четверка". Игорек передвинул свою фишку и протянул руку, чтобы снять с поля фишку Сержа.
- Стой-ка, - сказал Гашарти и ловко поймал Игорька за запястье, потом сам перевернул фишку.
- Попался, - заявил он, улыбаясь до ушей.
Снизу фишка имела темно-фиолетовую окраску. Игорек в один момент лишился пяти своих фигурок. Но особо не расстроился, потому что сам процесс игры доставлял ему большое удовольствие.
Тем более через пару ходов и сам Серж попался на точно такой же трюк.
- Ай-ай-ай, - пробормотал он, качая головой. - А слона я не заметил.
Игра продолжалась.
- Серж, - обратился к своему наставнику Игорек, - ты не мог бы рассказать мне о своем мире? О той реальности, откуда ты родом?
- Могу, - кивнул Серж, бросая в очередной раз кубики и задумчиво наблюдая, как они катятся, - выпало "одиннадцать", Гашарти улыбнулся. Происхождения, Игорек, я более чем благородного. Мне посчастливилось родиться в том самом легендарном мире, где появилось и набрало силу движение Альтруистов. В мире Альфа.
- Правда?! - не поверил Игорек.
- Правда?! - передразнил его Гашарти со смехом. - Да, из того самого мира. О-о, далекого отсюда, но незабываемого. Моя родина...
- Расскажи мне о нем, - потребовал Бабаев.
- Да тебе на курсах адаптации и так должны были все про него рассказать. С подробностями.
- Всегда интереснее услышать подробности от человека, который оттуда родом. И ты - первый такой. Вот если бы я знал раньше...
- Ну не знал - теперь знаешь. А нового к тому, что тебе известно, я вряд ли сумею добавить. Голографические слайды тебе показывали? Учебные фильмы там, да? О чудесах нашего света ты тоже наслышан. О культуре, геополитике и жизненном укладе этносов - тем более. Технологию видел и изучал в действии. А люди, они везде - люди, что тут добавишь?
- Ты хотя бы попытайся, Серж, - настаивал Игорек. - Нам ведь давали информацию, и только. Статистика, диаграммы, голая цифирь. Пусть даже не очень у тебя получится. Я ведь ничего толком не видел. Реабилитационный центр, представительство, ну вот еще Питерполис... Расскажи.
- Уговорил, - сдался Серж. - Кстати, твой ход... - Он потер подбородок. - И что же рассказать тебе? С чего начать?...
Ну скажем, развилка, благодаря которой появился мир Альтруистов, находится в тысяча восемьсот двенадцатом году по христианскому летосчислению. Наполеон в нашей версии победил, сумел удержаться в Москве. И европейская часть России превратилась во французский протекторат... Хотя да, историю Альтруистов после войны двенадцатого года ты лучше меня теперь знаешь... Или вот, погоди... Видишь ли, тридцатилетие в качестве протектората оказалось не таким уж и мрачным периодом для истории России, как это принято думать в иных, избежавших подобного пути развития, реальностях. Во-первых, отмена крепостного права. Во-вторых, выборы в Конвент Управителей как основа демократической традиции. В-третьих, переворот сорок четвертого года и двухлетняя война за независимость восстановили национальные ценности русских, национальную гордость уже на новой морально-этической основе. Опять же тайные общества, появившиеся как фактор Сопротивления, и одно из этих обществ, - Клуб Альтруистов, объединившее в своем составе лучших людей эпохи. Они возглавили правительство периода Реконструкции. Князь Трубецкой, первый президент... Серж спохватился. - Вот снова я, - с досадой сказал он. - Хочется рассказать что-нибудь свое, новое, а получаются одни трескучие фразы. Сплошной цитатник из учебника истории для малолетних да недоразвитых. Тебе еще меня слушать не надоело? Тебе ведь небось ощущения подавай?
Игорек кивнул. Он понимал, как трудно Гашарти подобрать верные слова, но на самом деле ему было интересно все, что бы тот ни сказал; а как помочь ему, он и не думал.
Однако Серж сам нашел нужную интонацию.
- Вот представь, - сказал он медленно, - ты выходишь ранним утром из коттеджа... где-нибудь под прибалтийскими соснами; вдыхаешь чистый воздух, вглядываешься в расцветающий над бором восход, ощущаешь покой, умиротворенность огромного мира. И ты знаешь, кому и чему мир этот обязан за свой покой. И вот именно в такие моменты, когда чувства обострены, когда особую индивидуальную значимость приобретает это знание, когда приходит желание привнести умиротворенность и покой в другие вселенные - вот именно в такие минуты можно почувствовать ритм, добрую пульсацию реальности Альтруистов, осознать его великое предназначение...
Игорек мечтательно улыбался, слушая Сержа.
Да, ему это нравилось. Он пока не имел возможности с чем-нибудь сравнить чудное видение, кратко представленное Сержем; он не мог сравнить его даже с видениями из своего прошлого: усилиями психотерапевтов они были закрыты для
Игоря. Но ему не нужно было сравнивать, реальность Альтруистов устраивала его и такой, какая она есть, без всяких сопоставлений с чем-то иным: худшим или даже, может быть, лучшим в этой Вселенной.