Они с Сержем в молчании доиграли партию в "съемку". Гашарти выиграл и сразу поинтересовался:
- Еще по одной? Партия-реванш? Вдруг да повезет тебе сегодня...
- В чем я глубоко сомневаюсь, - отозвался Игорек весело: поражение его не расстроило.
- Давай местами поменяемся, - предложил Гашарти.
Но начать новую партию они не успели. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату шагнул незнакомец в черном дождевике. Он откинул капюшон, под которым оказались копна длинных ярко-рыжих волос, черные мохнатые брови, бледное лицо и огромные зеркальные очки, полностью скрывавшие глаза.
С дождевика стекала вода. При каждом шаге с ботинок незнакомца летели ошметки грязи - прямо на желтый пушистый ковер.
Серж, выпустив игральные кубики, вскочил:
- Ты? Здесь?
- Да, это я.
Голос незнакомца Игорек определил для себя как "предельно низкий".
Гашарти со странным выражением лица оглянулся на Бабаева, потом снова повернулся к незнакомцу:
- Ты рехнулся. Есть же установленный порядок. Ты не должен был...
- Они у меня на хвосте, - раздраженно перебил его незнакомец. - Я едва ушел. Секундная пауза.
- Ты уверен, что это они! - Серж снова оглянулся на Игорька.
Незнакомец вдруг дернулся всем телом, но тут же замер, опустив руки.
- Поздно, - сказал он. - Теперь поздно.
Дверь распахнулась во второй раз, и в комнату проникли подвижные, затянутые в черное фигуры. Гашарти пружинисто прыгнул им навстречу. Но пришельцы оказались проворнее. В воздухе мелькнула сталь, и Серж оступился, рухнул, схватившись за горло, хрипя, судорожно задергался на ковре, а потом вдруг разом затих.
Все произошло настолько быстро, что Игорек ничего не успел понять. Он даже не успел испугаться. Он сидел в кресле и, оцепенев, наблюдал, как умирает его наставник, его друг, Серж Гашарти.
- Сволочи, мать ва... - только и успел выдохнуть рыжий незнакомец, перед тем как его ударили короткой дубинкой, и он кулем свалился на пол.
- Вырубите третьего, - приказал злой, звенящий от напряжения, но несомненно женский голос, и перед Игорьком возникло по самые глаза затянутое в черное лицо.
Последнее, что Бабаев увидел, был стремительно приближающийся, заслоняющий собой весь мир, всю Вселенную, ярко-желтый ворс ковра.
11 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTS-63.18. K
- Откуда это у тебя? - спросила она.
- Ерунда, - пробормотал Михаил, поворачиваясь на бок. Она коснулась кончиками пальцев - осторожно - старого шрама у него на груди и очень ласково погладила это место.
Михаил вспомнил: хмурое до промозглости утро; дуэльная площадка на заднем дворе училища - сразу направо от турников и полосы препятствий; крытый фургончик "неотложки"; скучающие санитары в синих халатах; молчаливые серьезные секунданты (кто же был моим секундантом? - а-а... помню: Резо, барон Балканский из Серебряного Пояса - где он интересно? Где он теперь?...); и еще: два офицера-преподавателя и гвардии-подполковник фон Саломатов, дуэль-мастер; и в руках у этого последнего футляр; он идет к ним, упруго ступая по асфальту дуэльной площадки; он останавливается, глядя куда-то в пространство над головой Михаила, произносит привычно обязательную формулу: "Господа, у вас есть еще возможность помириться. Подайте друг другу руки, и закончим с этим делом". - "Нет", - говорит Константин твердо. "Нет", - вторит ему Михаил. Глупые злые мальчишки...
- Ерунда, - сказал он Вере с неопределенной интонацией. - Память о детских играх. Вера приподнялась на локте.
- Странные у тебя были игры, - сказала она тихо и очень печально.
Он постарался улыбнуться и положил руку ей на бедро:
- А какие у тебя были игры? Она помолчала.
- Игры... игры... Как давно это было... В другом времени... В другом мире... В другой жизни...
... Дуэль-мастер открывает футляр. Внутри на мягком бархате лежат две рапиры: простые, без украшений.
"В таком случае, господа, поторопитесь", - говорит дуэль-мастер, давая тем самым понять, что они сегодня не последние, что сегодня есть еще желающие свести счеты, и они ждут своей очереди. "Мы быстро", - отвечает Константин...
- К несчастью, - сказал Михаил, и Вера отметила, что голос его стал внезапно сухим и как бы даже ломким, - к несчастью, мы имеем возможность жить в разных мирах и в разные времена, но жизнь у нас все равно только одна.
Вера перевернулась на живот, и Михаил увидел на ресницах ее слезы. Еще секунда, и он понял, что она уткнется лицом в подушку и...
- Будут потери... - Голос Веры дрогнул. Он быстро обнял ее за плечи, привлек.
- Не думай об этом, - зашептал горячо. - Не нужно думать об этом. Так устроен мир. И все мы что-то находим и что-то теряем. Таково положение вещей, такова природа вещей, и изменить ее - не в силах человека... И знаешь, я счастлив, я действительно счастлив, пусть и прозвучит это кощунством, но я счастлив, что судьба свела нас, что мы встретились... любимая моя, родная моя...
... Они выходят в геометрический центр площадки, становятся друг против друга, салютуют друг другу рапирами. А потом Михаил отводит левую руку назад за пояс и делает первый выпад...
Вера тихо плакала, а он гладил ее плечо, думая о том, что поступает, мягко говоря, несправедливо, ставя на чаши одних весов потерю Верой семьи, друзей, родного мира и приобретение ею... кого, тебя?., самовлюбленный поручик, эгоист до мозга костей, вот ты кто! - и это единственная и самая правильная для тебя характеристика. Барон Приамурский, как же!...
А еще он подумал, что потери и для него, и для Веры не закончились, они только начинаются...
О том же думала и Вера. И плача (он не мог догадаться, что оплакивает она сегодня не старые и зарубцевавшиеся уже во многом раны - оплакивает она будущее) Вера произнесла одно слово:
- Мобилизация, - сказала она.
- Я знаю, - сказал он. - Я получил предписание сегодня утром.
... Константин делает неуловимое для глаз движение кистью, и Михаила обжигает боль. На распоротой белой сорочке проступает багровое пятно. Но он ждал этой боли, он приготовился к ней, потому что эта "ошибка" была частью его холодно продуманного плана. В то же мгновение он делает резкий выпад снизу вверх, и острый клинок рвет Константину печень...
- Я получу предписание завтра, - сказала она, и новые слезы покатились по ее лицу. - Мы больше не встретимся... Мы никогда больше не встретимся... Война...
Он подумал, она права. Война в Платиновом Поясе смажет судьбы миллионов людей. Как кисть бездарного штукатура смазывает порой краски на картине гения. Война сотрет, легко оборвет миллионы тонких и спутанных жизненных нитей. Время войны - всегда время потерь.
Он подумал, она права. Однако вслух сказал иное:
- Мы встретимся, любимая моя. Отныне нам суждено быть вместе. Мы встретимся. Главное - верить, и мы встретимся...
- Главное - верить, - прошептала она. - Я буду верить. Я буду ждать. Я буду искать тебя, Михаил. Не исчезай, не исчезай, пожалуйста.
- Мы встретимся, любимая моя, - он целовал ее в губы, в нос, в глаза, утирал ей слезы, как малому ребенку, и снова целовал. - Я найду тебя, я вернусь к тебе...
... Константин всхлипнул. Мгновенно побледнел. Его рапира вывалилась из ослабевших пальцев и покатилась, звеня, по асфальту дуэльной площадки. Потом он рухнул на колени и простоял так еще секунду, зажимая рану руками.
Тяжело дыша, чувствуя, как быстро намокает кровью сорочка на груди, Михаил стоял над ним и смотрел, как Константин (вчера еще - друг, лучший друг, почти брат, а сегодня - кто?) умирает у его ног. К ним с возгласами бежали секунданты, и санитары разворачивали уже складные носилки, а он стоял и смотрел.
На широко открытые тускнеющие глаза.
На помертвевшее серое лицо.
На сбившиеся мокрые от пота волосы.
На сгибающееся в судороге тело.
На темные, почти черные капли крови.
На смерть.
Глупые злые мальчишки...
ВОСКРЕСЕНЬЕ
... Вы куда хотите - в будущее или в прошлое?
- В будущее, - сказал я.
- А, - произнес он, как мне показалось, разочарованно.
Аркадий и Борис Стругацкие
10 мая 1992 года (год Обезьяны)
Основной вектор реальности PAST -???
Подобной встряски Вячеслав Красев не испытывал давно.
После того как пол в резиденции двойника выскользнул у него из-под ног, Красева закрутило, как в водовороте, силой, которой он не смог противостоять. В один момент были ввергнуты в шок все органы чувств. В том числе и новоприобретенные. Вячеслав ослеп, оглох, был лишен обоняния, осязания и чувства времени.
В какой-то момент Красев подумал, что вот он и умер, однако сам факт того, что эта мысль пришла ему в голову, утверждал обратное.
Нормаль не отзывалась на призывы помочь, хоть как-то оценить ситуацию и выбраться из переделки живым. И вот когда Вячеслав отчаялся вернуться в мир привычных ощущений, реальность взрывоподобной комбинацией цветов, запахов, шумов, болей обрушилась на него.
Он лежал на спине, чувствуя, как что-то твердое и острое упирается ему в бок, и смотрел в вечернее небо. Точнее, ему показалось, что оно вечернее. Небо это выглядело непривычным для человеческих глаз: матово-оранжевое, расчерченное тонкими, похожими на инверсионные следы полосами - облаков? Полосатое небо. Что за бредовая фантазия?
"Нормаль!" - позвал Вячеслав в первую очередь.
Нет ответа.
"Нормаль!"
"Контакт". - Шепот Нормаль звучал нечетко, словно перебиваемый помехами.
"Где я?"
"Информации недостаточно".
Такой ответ от Нормаль касательно местонахождения Вячеслав получал впервые.
Чудеса продолжаются, подумал он. Пора привыкать.
"Информации недостаточно".
Заладила!
Помогая себе руками, Красев сел.
Огляделся. Пейзажик был ничего себе, необыкновенный пейзажик. Вячеслав сидел на целой груде обломков, но не бетона или кирпича, а какого-то невиданного раньше полупрозрачного материала, твердого и легкого, как оргстекло. Груда эта была навалена прямо посередине длинного проспекта, обозначенного справа и слева высотными зданиями примечательной архитектуры: усеченные конусы одинаковой высоты и диаметра в основании. Здания эти, как понял Вячеслав, были построены из того же самого полупрозрачного материала и казались невесомыми сюрреалистическими призраками на фоне матово-оранжевого неба. Как артефакты внеземной цивилизации выглядели они.
Но при всем при том одного первого взгляда на мегаполис было достаточно, чтобы понять: совсем недавно здесь бушевала война.
Некогда совершенно гладкие стены небоскребов были изъязвлены меткими попаданиями; почти за каждой трещиной, выбоиной зияли пустоты внутренних помещений. Проспект был усыпан обломками; обломки громоздились, образовывая мощные завалы вроде того, на вершине которого сидел Вячеслав... И везде, куда ни кинь взгляд, среди завалов целехонькая с виду или, напротив, обгоревшая до основания стояла боевая техника. Торчали стволы тяжелых орудий: по три-четыре - на одну поворотную часть; валялись пустые конусообразные гильзы; закрепленные в треножниках стояли странного вида пушчонки, детища от внебрачной связи мушкета с гранатометом.
Красев попытался встать, чтобы охватить взглядом всю панораму целиком, но оступился, упал, скользя по обломкам, больно ударился локтем. Наконец все-таки сумел подняться на ноги, потирая ушибленное место, и тут же увидел костюм. Да, это был костюм. Блестящая серебром эластичная пара: куртка с высоким воротником, штанины, каждая заканчивается широкой мягкой повязкой под ступню. Две руки, две ноги, одна голова, одно туловище - гуманоиды.
Это обнадеживает, подумал Вячеслав. С гуманоидами всегда найдем общий язык.
Красев обратился к Нормаль:
"Выходит, я не так уж и далеко от IS-направления?"
"Информации недостаточно".
Сегодня Нормаль в ударе. Ни одного толкового ответа за последние полчаса. Куда же все-таки любимый двойник исхитрился меня забросить?
"Информации недостаточно".
Тьфу ты!... А костюм, между прочим, к месту.
Вячеслав критически оглядел себя: мятый джемпер, поношенные джинсы для сей реальности явно не подойдет. Он быстро разделся, машинально засунул свою одежду под обломок и несколько минут потратил на то, чтобы напялить на себя серебристую пару. Ботинки решил пока оставить на ногах: эластичная подвязка совершенно не защищала ступни от мелких осколков. А так, в общем, костюм пришелся впору: не казался коротким, но и не висел мешком на животе или под мышками.
Экипировавшись подобным образом, Вячеслав еще раз огляделся вокруг.
- Люди! - позвал он громко. - Хозяева! Есть кто дома?!
Никто не отозвался в ответ. В мире царили разруха и запустение. Лишь легкий ветер прошелестел над проспектом, закрутил пылевой буранчик, коснулся разгоряченного лица.
Красев пошел по проспекту, обходя завалы и рассматривая по ходу движения боевую технику. Первое, что сразу бросилось ему при этом в глаза все вооружение, представленное здесь, было склепано на скорую руку. Словно конструкторы, а за ними - техники и рабочие так спешили выпустить готовый скорострельный продукт, что забыли совершенно и думать о каких-либо удобствах для личного состава потенциальных боевых расчетов. Нелепо расположенные седалища; подвижные части не прикрыты кожухами; очевидное отсутствие противооткатных устройств. Не думали они по всему и о долговечности своих металлических уродцев. Часто Вячеславу попадались орудия с разорванными стволами, а порой можно было увидеть шестерни передаточных механизмов со срезанными подчистую зубцами. Общее впечатление: свалка устаревшей, давно снятой с вооружения техники - ничего иного и на ум не приходит. Но, судя по всему, это было не так, технику использовали, и использовали сравнительно недавно, потому что, кроме всего прочего, Вячеслав нашел здесь целый склад костюмов, расположенных весьма примечательно для обыкновенного склада.
Костюмы, подобные тому, который носил теперь он сам, были везде, куда ни посмотри: на "седалищах" тяжелых машин, внизу у колес, у треножников, среди конических гильз и обломков. И вид этих костюмов, пустых, в изобилии разбросанных по проспекту, заставлял особо задуматься, а что здесь, собственно, произошло? Результат применения абсолютного оружия? Полное истребление армий противника при сохранении всех материальных ценностей? Но где тогда завоеватели, оккупанты? Или полное истребление оказалось взаимным?
"Нормаль, где я?"
"Информации недостаточно".
Учудил двойник, учудил. Кто бы мог ожидать такое? И как это у тебя получилось, хоть убей - не пойму!
Вячеславу ничего не оставалось другого, как продолжать путь в выбранном наобум направлении, вдоль по проспекту. Однако не успел он пройти еще и десятка шагов, как наткнулся на первое тело.
Абсолютным оружием здесь и не пахло. Пахло здесь смертью. Смертью мучительной, страшной и, скорее всего, бессмысленной, как большинство смертей в любом далеко не лучшем из миров.
Совсем недавно на этом месте полыхало пламя. Стена здания рядом оплавилась, оплыла. Потеки застыли почерневшими причудливыми надолбами. Орудия в зоне минувшего пожара были искорежены до состояния окончательной недееспособности: груда железа в окалине. И вот среди всего этого Красев увидел человека.
Тот был недвижим, в обгоревшем костюме, сам весь черный, похожий скорее на извлеченную из-под обломков сгоревшего дома куклу, но все-таки человек - лежал ничком, раскинув руки, и голова его, не голова - головешка, была повернута под неестественным углом к туловищу.
Вячеслав, осторожно ступая, обошел мертвеца и обнаружил, что у того не хватает ног. Точнее, ноги были, но полупрозрачный материал стен, деформируясь под воздействием чудовищно высоких температур, залил ноги человека по ягодицы и теперь составлял с ним единое целое, как постамент поверженного на землю памятника.
Вячеслав почувствовал дурноту, отвернулся. Такое-то у них абсолютное оружие!...
И здесь тоже люди, и здесь тоже человеки. И убивают они друг друга, как принято у людей. Как только у них и принято.
"Если хочешь уйти от войны, - подумал Вячеслав отрешенно, - лучший способ - построить себе замок над золотыми равнинами в мире, где нет больше ни одного человека, кроме тебя самого!... Иногда, мой дорогой тезка, я тебе завидую. - Красев глубоко подышал носом. - Если оставить в сторонке философию, то что нам дает присутствие здесь, в этом мире, человека? А это нам дает, что все-таки мы находимся где-то в пределах IS-направления, согласно реестру Координационного Центра торговых связей между реальностями, 2564 года издания. Но тогда почему я до сих пор ничего не знаю о существовании подобной альветви? И откуда, кстати, узнал о ее существовании двойник?"
"Информации недостаточно".
Где уж тебе, - подумал Красев устало. - Обломанный ты мой костыль".
"Информации недостаточно".
Вячеслав двинулся дальше и за полчаса бесцельных перемещений по разрушенному городу получил возможность лицезреть сотни пустых костюмов и десятки новых тел.
Они же совсем не умеют воевать, очень скоро понял Красев.
Подобный вывод напрашивался сам собой. Кто-то из этого множества славных вояк отличился, например, тем, что не успел пригнуться от летящих осколков; кто-то нашел свою смерть под колесами неповоротливых металлических мастодонтов, склепанных из броневых листов опять же, судя по всему, на очень скорую руку; один из встреченных так вообще просто оступился и упал вниз головой с высоко поднятой платформы; как следствие сломал шею. Вячеслав, сам не понимая зачем, перевернул этого последнего на спину и долго разглядывал мальчишеское, в запекшейся крови перепачканное лицо с мертвыми пустыми глазами и открытым в немом крике ртом. Они не умели воевать.
Красев осторожно прикрыл ему глаза, постоял еще минуту над телом и пошел дальше.
Еще через полчаса (небо к тому времени приобрело темно-лиловый оттенок) он повстречал наконец живых. Миновав очередной завал, остановился от неожиданности.
Они шли ему навстречу. Двое. В стерильно белых одеждах до пят - что-то среднее между сутаной и более привычным халатом. За ними на небольшой высоте над землей летела мерно гудящая платформа. Выступающие части ее блестели хромированным покрытием. Принцип работы двигателя платформы был Вячеславу, мягко говоря, не ясен, но зато ее назначение отлично известно. На платформе были свалены искалеченные тела погибших. Значит, это могильщики.
Могильщики не сразу заметили Вячеслава. Остановились над очередным мертвецом; при этом платформа, как послушное, хорошо выдрессированное животное, скользнула к ним в обход препятствий и неподвижно зависла, дожидаясь, когда на нее обратят внимание. Могильщики подняли тело Вячеслав заметил, что руки у них в перчатках, - и положили на платформу рядом с другими. Работали молча, согласованно. И так же молча и согласованно двинулись дальше.
От них шел запах. Красев, чуть напрягшись, уловил его. Уже знакомый запах смерти. Печальная, страшная, но необходимая работа для мира, где идет война.
Наконец один из них, с падающей до плеч копной белых, как у альбиноса, волос поднял глаза и увидел Красева. Он издал невнятное восклицание и толкнул своего напарника. Тот дернулся и тоже поднял глаза.
Немая сцена.
Вячеслав, не медля более, зашагал к ним. Он подумал, что в ботинках покажется им очень странным: оба могильщика оказались босы, видно, здесь такая традиция - но теперь было уже поздно исправлять ошибку.
Он остановился, не дойдя пяти шагов, и продемонстрировал могильщикам раскрытые пустые ладони - общечеловеческий жест. И те, кажется, поняли.
- Ахто-тат-ла-то, - произнес гортанно тот беловолосый, который первым заметил Вячеслава.
Должно быть, вопрос. Хотя никакого подобия вопросительной интонации Вячеслав не уловил.
"Идет структурно-лингвистическая интерполяция", - доложила Нормаль.
Ну наконец-то! Хоть какая-то от тебя помощь. Сейчас Нормаль должна перебрать известные ей корневые лингвистические системы основных гуманоидных векторов, выбрать "близлежащие", провести линейную интерполяцию и подключиться в режиме "переводчика". Кстати, таким манером есть шанс заодно определиться и со своим местоположением в пространстве-времени.
Ага, кажется, готово.
"Кто ты такой?" - перевела Нормаль.
Вполне естественный вопрос.
"Нормаль, теперь ты можешь сказать, где я нахожусь?"
"Информации недостаточно".
Та-ак, если и теперь недостаточно...
"Я готов говорить с ними. Как лучше ответить на первый вопрос?"
Дело пошло быстрее. Нормаль подсказывала Вячеславу целые фразы; он повторял их вслух, одновременно получая приблизительный перевод произносимых слов.
Диалог завязался.
- Кто ты такой?
- Я путешественник. Я прибыл издалека.
- Да, это видно по твоему произношению.
- Что здесь произошло?
- Ты не знаешь о войне? Могильщики переглянулись.
- Я прибыл издалека.
- Разве есть в мире место, где не знают о войне? Ты обманываешь.
То, что Вячеслава обвинили во лжи, не слишком ему понравилось. Кто знает, как здесь относятся к лжецам. Может, поедают их на завтрак. Сколько реальностей - столько и этических норм, он давно убедился в этом.
"Нормаль, что будет, если я расскажу им правду?"
"Оценка вероятности неблагополучного исхода - 16,378%".
Иногда Вячеслава, как всякого нормального человека, раздражала самоуверенность, с какой Нормаль определяла (с точностью до третьего знака после запятой!) вероятность неблагоприятного исхода для Красева при принятии им того или иного решения. Ну в самом деле, ну откуда можно знать с подобной точностью, что произойдет, если он расскажет этим вот странным могильщикам всю подлинную историю Путешественника по Времени? Быт этноса, проявляющий себя в архитектуре, в манере поведения конечно же многое может дать для анализа такой хитроумной системе, как нормализованное подсознание, но разве все однозначно, что скрывается за бытом и манерой поведения? Вспомним-ка Японию конца двадцатого века. Ну ладно, другого выхода нет, поверим Нормаль на слово и скажем правду.
- Я прибыл издалека, - повторился Вячеслав и пояснил: - Я прибыл из другого времени. Могильщики вновь переглянулись.
- Из Вчера?
"Нормаль, я не понимаю. Что значит "из Вчера"?
"Информации недостаточно".
Опять двадцать пять! Придется разбираться самому.
- Я не понял вас. Почему "из Вчера"? Тут в разговор вмешался второй до того момента предпочитавший помалкивать могильщик.
- Он не может быть из Вчера. Вчера знают о войне.
- Откуда ты знаешь, что знают Вчера? - осведомился у него первый.
- Они передают информацию. Они чистят сектора. Они знают. Как можно не знать? - Он сделал вполне характерный по-человечески жест, ткнув указательным пальцем в сторону одного из полуразрушенных небоскребов.
- Это верно, - согласился первый. - Но тогда откуда он? Из Завтра?
- На нем военная одежда Завтрашнего.
- Значит, он из Завтра.
Какой-то у них занудно-выхолощенный разговор получается, думал Вячеслав, наблюдая перипетии диалога. Впрочем, здесь, скорее всего, сказывается несовершенство перевода. Линейная интерполяция - она и есть линейная интерполяция. Кстати, а что такое в их речи "Вчера", "Завтра", "военная одежда Завтрашнего". Ощущение, будто они вкладывают какой-то особый смысл в эти временные наречия. Не тот смысл, который привык, скажем, вкладывать я. Ох уж эта мне семантика с семиотикой - беда и проблема любого литератора.
Могильщики продолжали свой спор.
- На нем военная одежда Завтрашнего.
- Значит, он из Завтра.
- Если он из Завтра, он должен знать о войне.
- Может быть, он обманывает.
- Зачем ему обманывать? - Значит, у него есть интерес.
- Какой интерес в мире, разрушаемом Сферами?
- Ты - абсурд. Посмотри на его ноги!
Вячеслав, хотя и знал, холодея, что там увидит, но и сам невольно опустил глаза и посмотрел на свои ноги. На ногах были ботинки. Ну вот добрались наконец и до обуви. Да-а, тут уже не выкрутиться. Улика налицо. Какая последует реакция?
Второй могильщик резко отшатнулся. Платформа за спиной дернулась ему в ритм.
- Ты - Сфера?!
Красев почувствовал себя не слишком уютно. Нормаль разъяснить смысл понятия "Сфера" не удосужилась. Могильщики - тем более. Но совершенно очевидно, что к Сферам последние относятся с опаской. И это либо некая "конкурирующая организация", либо некий противник, ведущий в этой реальности войну на уничтожение. Очень щекотливая ситуация обрисовалась. И если в своем мире Вячеслав Красев, благодаря ново приобретенным способностям, непринужденно избежал бы любой потенциальной угрозы, до Хроноколлапса включительно, то здесь, где даже Нормаль на прямо поставленные вопросы отвечает без заметной уверенности, он случайно и так же непринужденно мог неосторожным словом или действием спровоцировать конфликт и, как результат, вызвать непосредственную угрозу для своей жизни.
Впрочем, первый могильщик не стал дожидаться оправданий от Вячеслава. Он повернулся к своему напарнику и, уперев руки в бока, безапелляционно заявил:
- Ты - абсурд абсурдов. Сфера - это Сфера, а он - человек.
Красев, впрочем, решил, что самое время и ему вставить пару словечек.
- Простите меня, - сказал он. - Я не умею хорошо по-вашему говорить. Я только понял, что вы принимаете меня за другого. Но я не Сфера, я действительно человек. Только прибыл я не из завтра или вчера, я прибыл из будущего, из очень далекого будущего, если вы понимаете, о чем я хочу вам сказать.
- Еще по одной? Партия-реванш? Вдруг да повезет тебе сегодня...
- В чем я глубоко сомневаюсь, - отозвался Игорек весело: поражение его не расстроило.
- Давай местами поменяемся, - предложил Гашарти.
Но начать новую партию они не успели. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату шагнул незнакомец в черном дождевике. Он откинул капюшон, под которым оказались копна длинных ярко-рыжих волос, черные мохнатые брови, бледное лицо и огромные зеркальные очки, полностью скрывавшие глаза.
С дождевика стекала вода. При каждом шаге с ботинок незнакомца летели ошметки грязи - прямо на желтый пушистый ковер.
Серж, выпустив игральные кубики, вскочил:
- Ты? Здесь?
- Да, это я.
Голос незнакомца Игорек определил для себя как "предельно низкий".
Гашарти со странным выражением лица оглянулся на Бабаева, потом снова повернулся к незнакомцу:
- Ты рехнулся. Есть же установленный порядок. Ты не должен был...
- Они у меня на хвосте, - раздраженно перебил его незнакомец. - Я едва ушел. Секундная пауза.
- Ты уверен, что это они! - Серж снова оглянулся на Игорька.
Незнакомец вдруг дернулся всем телом, но тут же замер, опустив руки.
- Поздно, - сказал он. - Теперь поздно.
Дверь распахнулась во второй раз, и в комнату проникли подвижные, затянутые в черное фигуры. Гашарти пружинисто прыгнул им навстречу. Но пришельцы оказались проворнее. В воздухе мелькнула сталь, и Серж оступился, рухнул, схватившись за горло, хрипя, судорожно задергался на ковре, а потом вдруг разом затих.
Все произошло настолько быстро, что Игорек ничего не успел понять. Он даже не успел испугаться. Он сидел в кресле и, оцепенев, наблюдал, как умирает его наставник, его друг, Серж Гашарти.
- Сволочи, мать ва... - только и успел выдохнуть рыжий незнакомец, перед тем как его ударили короткой дубинкой, и он кулем свалился на пол.
- Вырубите третьего, - приказал злой, звенящий от напряжения, но несомненно женский голос, и перед Игорьком возникло по самые глаза затянутое в черное лицо.
Последнее, что Бабаев увидел, был стремительно приближающийся, заслоняющий собой весь мир, всю Вселенную, ярко-желтый ворс ковра.
11 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTS-63.18. K
- Откуда это у тебя? - спросила она.
- Ерунда, - пробормотал Михаил, поворачиваясь на бок. Она коснулась кончиками пальцев - осторожно - старого шрама у него на груди и очень ласково погладила это место.
Михаил вспомнил: хмурое до промозглости утро; дуэльная площадка на заднем дворе училища - сразу направо от турников и полосы препятствий; крытый фургончик "неотложки"; скучающие санитары в синих халатах; молчаливые серьезные секунданты (кто же был моим секундантом? - а-а... помню: Резо, барон Балканский из Серебряного Пояса - где он интересно? Где он теперь?...); и еще: два офицера-преподавателя и гвардии-подполковник фон Саломатов, дуэль-мастер; и в руках у этого последнего футляр; он идет к ним, упруго ступая по асфальту дуэльной площадки; он останавливается, глядя куда-то в пространство над головой Михаила, произносит привычно обязательную формулу: "Господа, у вас есть еще возможность помириться. Подайте друг другу руки, и закончим с этим делом". - "Нет", - говорит Константин твердо. "Нет", - вторит ему Михаил. Глупые злые мальчишки...
- Ерунда, - сказал он Вере с неопределенной интонацией. - Память о детских играх. Вера приподнялась на локте.
- Странные у тебя были игры, - сказала она тихо и очень печально.
Он постарался улыбнуться и положил руку ей на бедро:
- А какие у тебя были игры? Она помолчала.
- Игры... игры... Как давно это было... В другом времени... В другом мире... В другой жизни...
... Дуэль-мастер открывает футляр. Внутри на мягком бархате лежат две рапиры: простые, без украшений.
"В таком случае, господа, поторопитесь", - говорит дуэль-мастер, давая тем самым понять, что они сегодня не последние, что сегодня есть еще желающие свести счеты, и они ждут своей очереди. "Мы быстро", - отвечает Константин...
- К несчастью, - сказал Михаил, и Вера отметила, что голос его стал внезапно сухим и как бы даже ломким, - к несчастью, мы имеем возможность жить в разных мирах и в разные времена, но жизнь у нас все равно только одна.
Вера перевернулась на живот, и Михаил увидел на ресницах ее слезы. Еще секунда, и он понял, что она уткнется лицом в подушку и...
- Будут потери... - Голос Веры дрогнул. Он быстро обнял ее за плечи, привлек.
- Не думай об этом, - зашептал горячо. - Не нужно думать об этом. Так устроен мир. И все мы что-то находим и что-то теряем. Таково положение вещей, такова природа вещей, и изменить ее - не в силах человека... И знаешь, я счастлив, я действительно счастлив, пусть и прозвучит это кощунством, но я счастлив, что судьба свела нас, что мы встретились... любимая моя, родная моя...
... Они выходят в геометрический центр площадки, становятся друг против друга, салютуют друг другу рапирами. А потом Михаил отводит левую руку назад за пояс и делает первый выпад...
Вера тихо плакала, а он гладил ее плечо, думая о том, что поступает, мягко говоря, несправедливо, ставя на чаши одних весов потерю Верой семьи, друзей, родного мира и приобретение ею... кого, тебя?., самовлюбленный поручик, эгоист до мозга костей, вот ты кто! - и это единственная и самая правильная для тебя характеристика. Барон Приамурский, как же!...
А еще он подумал, что потери и для него, и для Веры не закончились, они только начинаются...
О том же думала и Вера. И плача (он не мог догадаться, что оплакивает она сегодня не старые и зарубцевавшиеся уже во многом раны - оплакивает она будущее) Вера произнесла одно слово:
- Мобилизация, - сказала она.
- Я знаю, - сказал он. - Я получил предписание сегодня утром.
... Константин делает неуловимое для глаз движение кистью, и Михаила обжигает боль. На распоротой белой сорочке проступает багровое пятно. Но он ждал этой боли, он приготовился к ней, потому что эта "ошибка" была частью его холодно продуманного плана. В то же мгновение он делает резкий выпад снизу вверх, и острый клинок рвет Константину печень...
- Я получу предписание завтра, - сказала она, и новые слезы покатились по ее лицу. - Мы больше не встретимся... Мы никогда больше не встретимся... Война...
Он подумал, она права. Война в Платиновом Поясе смажет судьбы миллионов людей. Как кисть бездарного штукатура смазывает порой краски на картине гения. Война сотрет, легко оборвет миллионы тонких и спутанных жизненных нитей. Время войны - всегда время потерь.
Он подумал, она права. Однако вслух сказал иное:
- Мы встретимся, любимая моя. Отныне нам суждено быть вместе. Мы встретимся. Главное - верить, и мы встретимся...
- Главное - верить, - прошептала она. - Я буду верить. Я буду ждать. Я буду искать тебя, Михаил. Не исчезай, не исчезай, пожалуйста.
- Мы встретимся, любимая моя, - он целовал ее в губы, в нос, в глаза, утирал ей слезы, как малому ребенку, и снова целовал. - Я найду тебя, я вернусь к тебе...
... Константин всхлипнул. Мгновенно побледнел. Его рапира вывалилась из ослабевших пальцев и покатилась, звеня, по асфальту дуэльной площадки. Потом он рухнул на колени и простоял так еще секунду, зажимая рану руками.
Тяжело дыша, чувствуя, как быстро намокает кровью сорочка на груди, Михаил стоял над ним и смотрел, как Константин (вчера еще - друг, лучший друг, почти брат, а сегодня - кто?) умирает у его ног. К ним с возгласами бежали секунданты, и санитары разворачивали уже складные носилки, а он стоял и смотрел.
На широко открытые тускнеющие глаза.
На помертвевшее серое лицо.
На сбившиеся мокрые от пота волосы.
На сгибающееся в судороге тело.
На темные, почти черные капли крови.
На смерть.
Глупые злые мальчишки...
ВОСКРЕСЕНЬЕ
... Вы куда хотите - в будущее или в прошлое?
- В будущее, - сказал я.
- А, - произнес он, как мне показалось, разочарованно.
Аркадий и Борис Стругацкие
10 мая 1992 года (год Обезьяны)
Основной вектор реальности PAST -???
Подобной встряски Вячеслав Красев не испытывал давно.
После того как пол в резиденции двойника выскользнул у него из-под ног, Красева закрутило, как в водовороте, силой, которой он не смог противостоять. В один момент были ввергнуты в шок все органы чувств. В том числе и новоприобретенные. Вячеслав ослеп, оглох, был лишен обоняния, осязания и чувства времени.
В какой-то момент Красев подумал, что вот он и умер, однако сам факт того, что эта мысль пришла ему в голову, утверждал обратное.
Нормаль не отзывалась на призывы помочь, хоть как-то оценить ситуацию и выбраться из переделки живым. И вот когда Вячеслав отчаялся вернуться в мир привычных ощущений, реальность взрывоподобной комбинацией цветов, запахов, шумов, болей обрушилась на него.
Он лежал на спине, чувствуя, как что-то твердое и острое упирается ему в бок, и смотрел в вечернее небо. Точнее, ему показалось, что оно вечернее. Небо это выглядело непривычным для человеческих глаз: матово-оранжевое, расчерченное тонкими, похожими на инверсионные следы полосами - облаков? Полосатое небо. Что за бредовая фантазия?
"Нормаль!" - позвал Вячеслав в первую очередь.
Нет ответа.
"Нормаль!"
"Контакт". - Шепот Нормаль звучал нечетко, словно перебиваемый помехами.
"Где я?"
"Информации недостаточно".
Такой ответ от Нормаль касательно местонахождения Вячеслав получал впервые.
Чудеса продолжаются, подумал он. Пора привыкать.
"Информации недостаточно".
Заладила!
Помогая себе руками, Красев сел.
Огляделся. Пейзажик был ничего себе, необыкновенный пейзажик. Вячеслав сидел на целой груде обломков, но не бетона или кирпича, а какого-то невиданного раньше полупрозрачного материала, твердого и легкого, как оргстекло. Груда эта была навалена прямо посередине длинного проспекта, обозначенного справа и слева высотными зданиями примечательной архитектуры: усеченные конусы одинаковой высоты и диаметра в основании. Здания эти, как понял Вячеслав, были построены из того же самого полупрозрачного материала и казались невесомыми сюрреалистическими призраками на фоне матово-оранжевого неба. Как артефакты внеземной цивилизации выглядели они.
Но при всем при том одного первого взгляда на мегаполис было достаточно, чтобы понять: совсем недавно здесь бушевала война.
Некогда совершенно гладкие стены небоскребов были изъязвлены меткими попаданиями; почти за каждой трещиной, выбоиной зияли пустоты внутренних помещений. Проспект был усыпан обломками; обломки громоздились, образовывая мощные завалы вроде того, на вершине которого сидел Вячеслав... И везде, куда ни кинь взгляд, среди завалов целехонькая с виду или, напротив, обгоревшая до основания стояла боевая техника. Торчали стволы тяжелых орудий: по три-четыре - на одну поворотную часть; валялись пустые конусообразные гильзы; закрепленные в треножниках стояли странного вида пушчонки, детища от внебрачной связи мушкета с гранатометом.
Красев попытался встать, чтобы охватить взглядом всю панораму целиком, но оступился, упал, скользя по обломкам, больно ударился локтем. Наконец все-таки сумел подняться на ноги, потирая ушибленное место, и тут же увидел костюм. Да, это был костюм. Блестящая серебром эластичная пара: куртка с высоким воротником, штанины, каждая заканчивается широкой мягкой повязкой под ступню. Две руки, две ноги, одна голова, одно туловище - гуманоиды.
Это обнадеживает, подумал Вячеслав. С гуманоидами всегда найдем общий язык.
Красев обратился к Нормаль:
"Выходит, я не так уж и далеко от IS-направления?"
"Информации недостаточно".
Сегодня Нормаль в ударе. Ни одного толкового ответа за последние полчаса. Куда же все-таки любимый двойник исхитрился меня забросить?
"Информации недостаточно".
Тьфу ты!... А костюм, между прочим, к месту.
Вячеслав критически оглядел себя: мятый джемпер, поношенные джинсы для сей реальности явно не подойдет. Он быстро разделся, машинально засунул свою одежду под обломок и несколько минут потратил на то, чтобы напялить на себя серебристую пару. Ботинки решил пока оставить на ногах: эластичная подвязка совершенно не защищала ступни от мелких осколков. А так, в общем, костюм пришелся впору: не казался коротким, но и не висел мешком на животе или под мышками.
Экипировавшись подобным образом, Вячеслав еще раз огляделся вокруг.
- Люди! - позвал он громко. - Хозяева! Есть кто дома?!
Никто не отозвался в ответ. В мире царили разруха и запустение. Лишь легкий ветер прошелестел над проспектом, закрутил пылевой буранчик, коснулся разгоряченного лица.
Красев пошел по проспекту, обходя завалы и рассматривая по ходу движения боевую технику. Первое, что сразу бросилось ему при этом в глаза все вооружение, представленное здесь, было склепано на скорую руку. Словно конструкторы, а за ними - техники и рабочие так спешили выпустить готовый скорострельный продукт, что забыли совершенно и думать о каких-либо удобствах для личного состава потенциальных боевых расчетов. Нелепо расположенные седалища; подвижные части не прикрыты кожухами; очевидное отсутствие противооткатных устройств. Не думали они по всему и о долговечности своих металлических уродцев. Часто Вячеславу попадались орудия с разорванными стволами, а порой можно было увидеть шестерни передаточных механизмов со срезанными подчистую зубцами. Общее впечатление: свалка устаревшей, давно снятой с вооружения техники - ничего иного и на ум не приходит. Но, судя по всему, это было не так, технику использовали, и использовали сравнительно недавно, потому что, кроме всего прочего, Вячеслав нашел здесь целый склад костюмов, расположенных весьма примечательно для обыкновенного склада.
Костюмы, подобные тому, который носил теперь он сам, были везде, куда ни посмотри: на "седалищах" тяжелых машин, внизу у колес, у треножников, среди конических гильз и обломков. И вид этих костюмов, пустых, в изобилии разбросанных по проспекту, заставлял особо задуматься, а что здесь, собственно, произошло? Результат применения абсолютного оружия? Полное истребление армий противника при сохранении всех материальных ценностей? Но где тогда завоеватели, оккупанты? Или полное истребление оказалось взаимным?
"Нормаль, где я?"
"Информации недостаточно".
Учудил двойник, учудил. Кто бы мог ожидать такое? И как это у тебя получилось, хоть убей - не пойму!
Вячеславу ничего не оставалось другого, как продолжать путь в выбранном наобум направлении, вдоль по проспекту. Однако не успел он пройти еще и десятка шагов, как наткнулся на первое тело.
Абсолютным оружием здесь и не пахло. Пахло здесь смертью. Смертью мучительной, страшной и, скорее всего, бессмысленной, как большинство смертей в любом далеко не лучшем из миров.
Совсем недавно на этом месте полыхало пламя. Стена здания рядом оплавилась, оплыла. Потеки застыли почерневшими причудливыми надолбами. Орудия в зоне минувшего пожара были искорежены до состояния окончательной недееспособности: груда железа в окалине. И вот среди всего этого Красев увидел человека.
Тот был недвижим, в обгоревшем костюме, сам весь черный, похожий скорее на извлеченную из-под обломков сгоревшего дома куклу, но все-таки человек - лежал ничком, раскинув руки, и голова его, не голова - головешка, была повернута под неестественным углом к туловищу.
Вячеслав, осторожно ступая, обошел мертвеца и обнаружил, что у того не хватает ног. Точнее, ноги были, но полупрозрачный материал стен, деформируясь под воздействием чудовищно высоких температур, залил ноги человека по ягодицы и теперь составлял с ним единое целое, как постамент поверженного на землю памятника.
Вячеслав почувствовал дурноту, отвернулся. Такое-то у них абсолютное оружие!...
И здесь тоже люди, и здесь тоже человеки. И убивают они друг друга, как принято у людей. Как только у них и принято.
"Если хочешь уйти от войны, - подумал Вячеслав отрешенно, - лучший способ - построить себе замок над золотыми равнинами в мире, где нет больше ни одного человека, кроме тебя самого!... Иногда, мой дорогой тезка, я тебе завидую. - Красев глубоко подышал носом. - Если оставить в сторонке философию, то что нам дает присутствие здесь, в этом мире, человека? А это нам дает, что все-таки мы находимся где-то в пределах IS-направления, согласно реестру Координационного Центра торговых связей между реальностями, 2564 года издания. Но тогда почему я до сих пор ничего не знаю о существовании подобной альветви? И откуда, кстати, узнал о ее существовании двойник?"
"Информации недостаточно".
Где уж тебе, - подумал Красев устало. - Обломанный ты мой костыль".
"Информации недостаточно".
Вячеслав двинулся дальше и за полчаса бесцельных перемещений по разрушенному городу получил возможность лицезреть сотни пустых костюмов и десятки новых тел.
Они же совсем не умеют воевать, очень скоро понял Красев.
Подобный вывод напрашивался сам собой. Кто-то из этого множества славных вояк отличился, например, тем, что не успел пригнуться от летящих осколков; кто-то нашел свою смерть под колесами неповоротливых металлических мастодонтов, склепанных из броневых листов опять же, судя по всему, на очень скорую руку; один из встреченных так вообще просто оступился и упал вниз головой с высоко поднятой платформы; как следствие сломал шею. Вячеслав, сам не понимая зачем, перевернул этого последнего на спину и долго разглядывал мальчишеское, в запекшейся крови перепачканное лицо с мертвыми пустыми глазами и открытым в немом крике ртом. Они не умели воевать.
Красев осторожно прикрыл ему глаза, постоял еще минуту над телом и пошел дальше.
Еще через полчаса (небо к тому времени приобрело темно-лиловый оттенок) он повстречал наконец живых. Миновав очередной завал, остановился от неожиданности.
Они шли ему навстречу. Двое. В стерильно белых одеждах до пят - что-то среднее между сутаной и более привычным халатом. За ними на небольшой высоте над землей летела мерно гудящая платформа. Выступающие части ее блестели хромированным покрытием. Принцип работы двигателя платформы был Вячеславу, мягко говоря, не ясен, но зато ее назначение отлично известно. На платформе были свалены искалеченные тела погибших. Значит, это могильщики.
Могильщики не сразу заметили Вячеслава. Остановились над очередным мертвецом; при этом платформа, как послушное, хорошо выдрессированное животное, скользнула к ним в обход препятствий и неподвижно зависла, дожидаясь, когда на нее обратят внимание. Могильщики подняли тело Вячеслав заметил, что руки у них в перчатках, - и положили на платформу рядом с другими. Работали молча, согласованно. И так же молча и согласованно двинулись дальше.
От них шел запах. Красев, чуть напрягшись, уловил его. Уже знакомый запах смерти. Печальная, страшная, но необходимая работа для мира, где идет война.
Наконец один из них, с падающей до плеч копной белых, как у альбиноса, волос поднял глаза и увидел Красева. Он издал невнятное восклицание и толкнул своего напарника. Тот дернулся и тоже поднял глаза.
Немая сцена.
Вячеслав, не медля более, зашагал к ним. Он подумал, что в ботинках покажется им очень странным: оба могильщика оказались босы, видно, здесь такая традиция - но теперь было уже поздно исправлять ошибку.
Он остановился, не дойдя пяти шагов, и продемонстрировал могильщикам раскрытые пустые ладони - общечеловеческий жест. И те, кажется, поняли.
- Ахто-тат-ла-то, - произнес гортанно тот беловолосый, который первым заметил Вячеслава.
Должно быть, вопрос. Хотя никакого подобия вопросительной интонации Вячеслав не уловил.
"Идет структурно-лингвистическая интерполяция", - доложила Нормаль.
Ну наконец-то! Хоть какая-то от тебя помощь. Сейчас Нормаль должна перебрать известные ей корневые лингвистические системы основных гуманоидных векторов, выбрать "близлежащие", провести линейную интерполяцию и подключиться в режиме "переводчика". Кстати, таким манером есть шанс заодно определиться и со своим местоположением в пространстве-времени.
Ага, кажется, готово.
"Кто ты такой?" - перевела Нормаль.
Вполне естественный вопрос.
"Нормаль, теперь ты можешь сказать, где я нахожусь?"
"Информации недостаточно".
Та-ак, если и теперь недостаточно...
"Я готов говорить с ними. Как лучше ответить на первый вопрос?"
Дело пошло быстрее. Нормаль подсказывала Вячеславу целые фразы; он повторял их вслух, одновременно получая приблизительный перевод произносимых слов.
Диалог завязался.
- Кто ты такой?
- Я путешественник. Я прибыл издалека.
- Да, это видно по твоему произношению.
- Что здесь произошло?
- Ты не знаешь о войне? Могильщики переглянулись.
- Я прибыл издалека.
- Разве есть в мире место, где не знают о войне? Ты обманываешь.
То, что Вячеслава обвинили во лжи, не слишком ему понравилось. Кто знает, как здесь относятся к лжецам. Может, поедают их на завтрак. Сколько реальностей - столько и этических норм, он давно убедился в этом.
"Нормаль, что будет, если я расскажу им правду?"
"Оценка вероятности неблагополучного исхода - 16,378%".
Иногда Вячеслава, как всякого нормального человека, раздражала самоуверенность, с какой Нормаль определяла (с точностью до третьего знака после запятой!) вероятность неблагоприятного исхода для Красева при принятии им того или иного решения. Ну в самом деле, ну откуда можно знать с подобной точностью, что произойдет, если он расскажет этим вот странным могильщикам всю подлинную историю Путешественника по Времени? Быт этноса, проявляющий себя в архитектуре, в манере поведения конечно же многое может дать для анализа такой хитроумной системе, как нормализованное подсознание, но разве все однозначно, что скрывается за бытом и манерой поведения? Вспомним-ка Японию конца двадцатого века. Ну ладно, другого выхода нет, поверим Нормаль на слово и скажем правду.
- Я прибыл издалека, - повторился Вячеслав и пояснил: - Я прибыл из другого времени. Могильщики вновь переглянулись.
- Из Вчера?
"Нормаль, я не понимаю. Что значит "из Вчера"?
"Информации недостаточно".
Опять двадцать пять! Придется разбираться самому.
- Я не понял вас. Почему "из Вчера"? Тут в разговор вмешался второй до того момента предпочитавший помалкивать могильщик.
- Он не может быть из Вчера. Вчера знают о войне.
- Откуда ты знаешь, что знают Вчера? - осведомился у него первый.
- Они передают информацию. Они чистят сектора. Они знают. Как можно не знать? - Он сделал вполне характерный по-человечески жест, ткнув указательным пальцем в сторону одного из полуразрушенных небоскребов.
- Это верно, - согласился первый. - Но тогда откуда он? Из Завтра?
- На нем военная одежда Завтрашнего.
- Значит, он из Завтра.
Какой-то у них занудно-выхолощенный разговор получается, думал Вячеслав, наблюдая перипетии диалога. Впрочем, здесь, скорее всего, сказывается несовершенство перевода. Линейная интерполяция - она и есть линейная интерполяция. Кстати, а что такое в их речи "Вчера", "Завтра", "военная одежда Завтрашнего". Ощущение, будто они вкладывают какой-то особый смысл в эти временные наречия. Не тот смысл, который привык, скажем, вкладывать я. Ох уж эта мне семантика с семиотикой - беда и проблема любого литератора.
Могильщики продолжали свой спор.
- На нем военная одежда Завтрашнего.
- Значит, он из Завтра.
- Если он из Завтра, он должен знать о войне.
- Может быть, он обманывает.
- Зачем ему обманывать? - Значит, у него есть интерес.
- Какой интерес в мире, разрушаемом Сферами?
- Ты - абсурд. Посмотри на его ноги!
Вячеслав, хотя и знал, холодея, что там увидит, но и сам невольно опустил глаза и посмотрел на свои ноги. На ногах были ботинки. Ну вот добрались наконец и до обуви. Да-а, тут уже не выкрутиться. Улика налицо. Какая последует реакция?
Второй могильщик резко отшатнулся. Платформа за спиной дернулась ему в ритм.
- Ты - Сфера?!
Красев почувствовал себя не слишком уютно. Нормаль разъяснить смысл понятия "Сфера" не удосужилась. Могильщики - тем более. Но совершенно очевидно, что к Сферам последние относятся с опаской. И это либо некая "конкурирующая организация", либо некий противник, ведущий в этой реальности войну на уничтожение. Очень щекотливая ситуация обрисовалась. И если в своем мире Вячеслав Красев, благодаря ново приобретенным способностям, непринужденно избежал бы любой потенциальной угрозы, до Хроноколлапса включительно, то здесь, где даже Нормаль на прямо поставленные вопросы отвечает без заметной уверенности, он случайно и так же непринужденно мог неосторожным словом или действием спровоцировать конфликт и, как результат, вызвать непосредственную угрозу для своей жизни.
Впрочем, первый могильщик не стал дожидаться оправданий от Вячеслава. Он повернулся к своему напарнику и, уперев руки в бока, безапелляционно заявил:
- Ты - абсурд абсурдов. Сфера - это Сфера, а он - человек.
Красев, впрочем, решил, что самое время и ему вставить пару словечек.
- Простите меня, - сказал он. - Я не умею хорошо по-вашему говорить. Я только понял, что вы принимаете меня за другого. Но я не Сфера, я действительно человек. Только прибыл я не из завтра или вчера, я прибыл из будущего, из очень далекого будущего, если вы понимаете, о чем я хочу вам сказать.