Папу Целестина V выбрали после продолжительных обсуждений в коллегии кардиналов. Была надежда, что столь одухотворенная персона поможет возродить и объединить католическую церковь. Но главное – он был фаворитом Карла II, короля Неаполитанского (родом из Франции), который, угрожая оружием, настоял на избрании Целестина вопреки воле кардиналов; к тому же совет проходил в замке Кастель Нуово в Неаполе. Следует заметить, что наряду с величайшей набожностью Целестин V отличался крайней наивностью, невежественностью и некомпетентностью. Он даже недостаточно хорошо владел латынью, чтобы служить мессы.
   Целестин V и на самом деле не хотел принимать папскую тиару, а к концу 1293 года стало очевидно, что он не справляется со столь высокой должностью. После неудачной попытки сформировать временный совет управляющих в составе трех кардиналов он назначил вместо себя наиболее сведущего в церковных делах каноника кардинала Бенедетто Каэтано, объявив о своем желании уйти в отставку. Согласившись на этот незаконный акт, кардинал взялся сформулировать и юридическую основу этого отречения. На очередном заседании консистории 13 декабря Целестин V сложил с себя папские регалии, намереваясь вернуться к жизни отшельника; однако выбранный им преемник, опасаясь церковного раскола, настоял на том, чтобы Целестин не покидал пределов монастыря Кастель Фаоме, вблизи Флоренции. Там бывший папа и скончался спустя три года. А его преемник Бенедетто Каэтано, став папой, принял имя Бонифация VIII.
   Как уже говорилось ранее, примирение папы Бонифация с французским королем Филиппом Красивым закончилось и 1297 году канонизацией святого Людовика Французского. Однако практически сразу после этого вспыхнула ссора между римской курией и влиятельной семьей Колонна относительно спорной территории в провинции Кампанья. Два кардинала, которые до того поддерживали Бонифация VIII, выступили против, него с резкими обвинениями, утверждая, что отставка Целестина была незаконной и что того убили по приказу того же Бонифация. Когда они присвоили часть папской казны, Бонифаций принял против них самые жесткие меры – повелел разрушить их замки, а земли передал своим родственникам. И тогда Колонна обратились за помощью к французскому королю Филиппу.
   1300-й год стал самым значимым за все время папского правления Бонифация VIII – тогда казалось, что скоро вся вселенная окажется под властью римского понтифика. Папа не только одержал победу над строптивым семейством Колонна, но и был в шаге от нового триумфа на Востоке: крестоносцы вовсю готовились к штурму Тортозы, а монголы вот-вот должны были вернуть Иерусалим христианам. К тому же настал год тринадцативекового юбилея Спасителя. В честь этого события папа обещал отпущение грехов всем католикам, которые посетят собор Святых Петра и Павла в Риме и покаются. Это была самая яркая демонстрация папской власти, призванной Богом «вязать и решать», с того самого момента, когда два столетия назад Урбан I провозгласил 1-й Крестовый поход. На призыв Бонифация откликнулись более 200 тысяч богомольцев: их толпы были столь многочисленны, что в стене Ватикана пришлось сделать дополнительный проем. Ликующий папа появился перед паломниками, сидя на троне святого императора Константина с мечом и скипетром в руках и короной на голове, и провозгласил: «Я – цезарь!»
   Однако вскоре началось его стремительное падение. В 1301 году за язвительные замечания о Филиппе IV по приказу короля был арестован уже упоминавшийся епископ Памьерский – Бернар Сессе. Его бросили в тюрьму, а затем – на основании выбитых под пыткой показаний слуг – обвинили в богохульстве, ереси, симонии и государственной измене. Это было вопиющим нарушением церковной юрисдикции и прямым подрывом папского авторитета. А посему в декабре 1301 года Бонифаций VIII издал буллу «Ausculta fili», напрямую обвинив короля Франции в оскорблении церковной власти, и созвал французских епископов на заседание католического синода – по его призыву в Рим прибыли 39 прелатов; а в ноябре 1302 года папа издал еще одну буллу – «Unam sanctum», в которой перечислил все аргументы в пользу верховенства духовной власти, сформулированные еще Григорием VII. Он писал: «Ни один человек не может спасти душу без покровительства римского понтифика».
   В последней булле обильно цитировались выдержки из писаний его предшественников на папском троне, а также Фомы Аквинского и Бернарда Клервоского, который к тому времени, как и Людовик IX, был провозглашен святым. Не видя признаков того, что король Филипп IV прислушался к его призыву и признал свои ошибки, папа Бонифаций заготовил специальный указ об отлучении короля от церкви, но не успел предать его огласке из-за неожианного и дерзкого переворота, подготовленного противниками. Бонифаций находился в своем дворце в Ананьи, когда туда ворвался отряд французских солдат под предводительством министра Филиппа IV Гильома Ногаре и представителей семейства Колонна – двух опальных кардиналов и их приятелей. Они схватили Бонифация, а один из нападавших даже ударил его по лицу.
   Располагая лишь «декоративной» охраной, состоявшей из горстки тамплиеров и госпитальеров, Бонифаций – в полных папских регалиях – смело обратился к нападавшим, призывая убить его. «Вот вам моя шея, – воскликнул он, – а вот – голова!» Ногаре и его приятелей Колонна такое мужественное поведение папы явно смутило – ведь они соби-рались отвезти Бонифация во Францию и там предать суду церковного Собора по ложному обвинению в ереси, содомии и намеренном убийстве Целестина V. Однако вскоре французы узнали, что горожане с гневом восприняли известие о нападении на их земляка папу Бонифация, и поспешили незаметно убраться из города. Папа вернулся в Рим, но от перенесенного унижения пал духом и спустя четыре недели скончался. А вместе с ним угасли и надежды на всемирное торжество Римско-католической церкви.
 
16. Атака на Храм
 
   Надругательство над главой католической церкви, произошедшее в Ананьи, вызвало гнев и возмущение европейцев, а знаменитый Данте, который вообще-то недолюбливал Бонифация VIII, сравнил это преступление с распятием самого Христа. Потрясенный таким святотатством, церковный конклав, собравшийся на выборы нового понтифика, отлучил от церкви двух кардиналов из семейства Колонна, отказавшись выслушать их оправдания. На совете новым папой был избран кардинал Никколо Боккасино, архиепископ Остии (порт рядом с Римом), однако не прошло и года, как он заболел дизентерией и скончался.
   Кардиналам снова пришлось выбирать преемника святого Петра, однако на этот раз возникла длительная заминка в связи с тем, что мнения разделились – одни по-прежнему занимали жесткую позицию в отношении семейства Колонна, другие же предлагали восстановить отношения и с ними, и с королем Франции. Противников семейства Колонна было большинство, однако и они разделились на две группы – каждая поддерживала своего кандидата из знатного рода Орсини. После одиннадцати месяцев безрезультатных споров и обсуждений кардиналы решили обратиться к более широким церковным кругам. К тому же они ощущали давление короля Карла II Неаполитанского, который прибыл на заседание совета в Перуджу от имени короля Филиппа IV.
   Наконец в июне 1305 года десять из пятнадцати кардиналов остановили свой выбор на французском архиепископе из Бордо Бертране де Го. Семья барона де Вилландре, где будущий папа был третьим сыном, издавна активно участвовала в политических и церковных делах провинции Гасконь. Пользуясь покровительством короля Эдуарда I, члены этой семьи неоднократно выполняли деликатные дипломатические поручения, а старший брат Бертрана, Беро, был кардиналом и архиепископом Лионским. Уверенно следуя по стопам брата, Бертран сначала стал викарием, затем папским капелланом, епископом и, наконец, архиепископом Бордоским.
   Приняв имя Климента V, Бертран де Го, несомненно, понимал, что восхождением на римский трон обязан не столько личным качествам, сколько обстоятельствам – просто его кандидатура вызывала меньше всего возражений у противоборствующих фракций. Король Филипп IV имел .все основания рассчитывать, что новый папа будет послушно выполнять его распоряжения. Английский король Эдуард I одобрил выбор на столь важный и высокий пост одного из своих вассалов, направив щедрые дары обоим братьям де Го – в Лион и в Бордо. В глазах итальянцев Климент V был всего лишь жалкой марионеткой французского короля, к тому же этот папа римский за всю свою жизнь ни разу не был в Риме.
   Разумеется, и в предыдущие два столетия сменявшие друг друга понтифики выбирали место для постоянной резиденции – дворцы в Орвието, Витербо, Ананьи или Неаполе, – сообразуясь прежде всего с требованиями собственной безопасности. Однако они всегда находились в пределах Папской области или по крайней мере в Италии. А Климент V даже ни разу не пересекал Альпы. Однако он часто бывал и таких городах, как Лион, Вьенн и Авиньон – формально они не находились под юрисдикцией короля Филиппа IV, но все эти регионы де-факто входили в сферу его влияния, куда он быстро мог направить войска, что убедительно доказал во время Вьеннского церковного собора.
   Какова же причина столь очевидной приверженности Климента V интересам Франции? Два итальянских летописца, Аньоло дель Тура и Джованни Виллани, писали, что кардинал Никколо да Прато присутствовал на знаменательной встрече с Бертраном де Го, когда тот еще был архиепископом Бордоским, и Филиппом Красивым. На этом приеме король выдвинул четыре условия поддержки кандидатуры кардинала на папский трон: примирение с Колонна и всеми участниками скандала в Ананьи; официальное осуждение Бонифаций VIII; пополнение Папской курии за счет кардиналов-французов; и еще один секретный пункт – как он выразился, «крайне важный и загадочный», – который он собирался сообщить Бертрану де Го позднее.
   По словам хронистов, Бертран будто бы смиренно ответил королю: «Вы приказываете, я подчиняюсь». Хотя рассказ об этой встрече больше похож на выдумку, однако он показывает атмосферу, царившую во время избрания Климента V на Апеннинском полуострове. К тому же описанная история хорошо увязывается с последующими практическими шагами нового папы: в декабре 1305 года он назначил десять новых кардиналов, девять из которых были французами, а один – из Англии. При этом четверо приходились ему родственниками, а один из них, Арно Пойенн, – старинным приятелем. И это было не просто проявление фаворитизма – папа создавал себе окружение, которому мог доверять. Изменение состава Папской курии с преобладанием французского пред-ставительства стало еще более явным при следующей номинации на кардинальское звание, проведенной в 1310 году: пятеро из новых кардиналов были французами, а двое из них к тому же приходились папе племянниками. Такое наглое проталкивание французов на высшие церковные посты означало не просто оплату долгов. Откровенное задабривание папой Филиппа Красивого объяснялось тем, что тесное сотрудничество с французской короной приближало Климента V к его главной и сокровенной цели – новому крестовому походу.
   Первоначальные оптимистические настроения, связанные со Святой землей, преобладали в Папской курии до 1300 года и затем рассеялись, словно туман. Мамлюки прочно оккупировали всю Палестину. База на острове Руад пала, а татарский хан Газан, который должен был передать Иерусалим христианам, в 1304 году провозгласил в своих владениях ислам официальной религией. Последним оплотом христианства в Азии оставалась киликийская Армения, но и она постоянно подвергалась ударам соседних монголов и сарацин.
   Торжественная коронация Климента V папской тиарой состоялась 14 ноября 1305 года в церкви Сен-Жюст-Валуа в Лионе в присутствии короля Филиппа IV, его брата Карла Валуа, герцога Бретонского Иоанна II и Генриха, герцога I Люксембургского. А уже через два дня новый папа издал энциклику, провозгласившую очередной крестовый поход.
   Для Климента, не случайно взявшего себе имя одного из предшественников, находившегося в полном согласии с королем Людовиком Святым, успех будущего крестового похода определялся тем, что его снова возглавит французский король. Следуя своим планам, он не только побудил Филиппа Красивого принять крест – это произошло 29 декабря 1305 года на Лионском соборе, – но и сделал все возможное, чтобы погасить разногласия между Англией и Францией, которые могли помешать реализации этих планов. Он добился подписания перемирия между Филиппом IV и Эдуардом I. Кроме того, прекрасно понимая финансовые затруднения короля Филиппа, передал ему на нужды крестового похода десятую часть всех церковных доходов во Франции, что в пять-шесть раз превышало годовой доход французского королевства.
   В тот момент король Филипп Красивый в самом деле готов был выполнить торжественный обет, и не только для того, чтобы получить лавры освободителя Святой земли от неверных, но и для того, чтобы утвердить в Восточном Средиземноморье новую французскую империю. Видя слабость византийского императора, позволившего госпитальерам безнаказанно оккупировать крупный греческий остров Родос, Филипп задумал отвоевать константинопольский трон для своего брата Карла Валуа. Этот план не слишком вписывался в схему Климента V, однако Франция, Венеция, Арагон и Неаполь уже определенно нацелились на византийскую корону.
   По мнению Филиппа Красивого, необходимым условием успешного крестового похода являлось слияние двух крупнейших духовно-рыцарских орденов. Командование новым орденом он; собирался возложить на себя, а далее передан, по наследству сыновьям. Идея была не нова – о ней часто упоминалось в различных документах той эпохи, связанных с ближневосточной Реконкистой. Особо примечателен трак тат юриста из Нормандии (и одного из апологетов «национальной французской идеи») Пьера Дюбуа под названием «De recuperacione terre sancte» («Возвращение Святой земли»). Суть его предложения сводилась к тому, чтобы «в результате крестового похода установить французскую гегемонию от запада до востока». Центральной идеей его плана было объеди-нение орденов Храма и Госпиталя, а также передача их средсти под контроль французского короля. Весьма зловещим выглядит примечание к этому трактату, в котором Дюбуа открыто заявляет, что «было бы неплохо вообще распустить орден тамплиеров и во имя справедливости полностью его уничтожить». Надо сказать, что идея слияния двух католи-ческих орденов носила универсальный характер, а известный средневековый писатель Раймунд Луллий, посвятивший большую часть жизни изучению исламских проблем, даже проклинал тех, кто выступал против такого предложения.
   Удивительно, что практически единственным, кто реально откликнулся на этот призыв, явился Великий магистр храмовников Жак де Моле. В ответ на предложение папы Климента V он составил меморандум, где изложил свой взгляд на ситуацию, начав с того, как зародилась идея о слиянии двух орденов – это произошло на втором Лионском соборе в 1274 году. Магистр перечислил и всех прелатов, выступивших тогда против этого предложения, не забыл и Бонифация VIII. Жак де Моле признавал, что в объединении орденов имеется определенный смысл – столь мощное братство могло бы более эффективно бороться со своими врагами, но вместе с тем по отдельности госпитальеры и тамплиеры обладали большней тактической гибкостью и маневренностью. Соперничество орденов Госпиталя и Храма давало несомненную выгоду, и хотя их цели практически совпадали, сам характер действий различался: госпитальеры занимались преимущественно благотворительностью, а храмовники выполняли функции вооруженной охраны единоверцев, являясь своего рода «рыцарской системой безопасности». Жак де Моле соглашался, что ордена должны сплотить свои усилия как в деле опеки и защиты паломников, так и в борьбе с сарацинами, но при этом оставаться независимыми братствами.
   Второй меморандум Жака де Моле стал его ответом на призыв папы римского к новому крестовому походу. И снова великий магистр выступил против укоренившегося в то время взгляда на такую экспедицию как на особое военное предприятие с исключительным участием профессионалов и опорой на киликийских армян. Он писал, что горький опыт, полученный тамплиерами после потери их последней ближневосточной базы на острове Руад, показал, что такие мелкомасштабные операции обречены на неудачу. Кроме того, многолетние отношения тамплиеров с армянами свидетельствуют, что те не заслуживают доверия и часто подводят в самые ответственные моменты. Из-за нелюбви к франкам и подозрительности армяне, как правило, не пускают латинян в свои замки. Кроме того, климат в тех местах весьма вреден для здоровья, и многие крестоносцы гибнут от болезней.
   Какой же он видел выход? Жак де Моле предлагал организовать полномасштабную экспедицию классического «общенародного» типа – наподобие крестового похода Людо-вика IX. Единственный способ отвоевать Святую землю – разгромить сухопутные силы египетских мусульман. А для этого короли Франции, Англии, Германии, Испании и Сицилии должны собрать ополчение численностью двенадцать – пятнадцать тысяч конных рыцарей и не менее пяти тысяч пехотинцев, которых итальянские торговые республики на своих судах должны перевезти на Кипр, передовую базу предстоящей Реконкисты.
   Однако все остальные, особенно сторонники короля Филиппа Красивого, сочли его идеи старомодными и давно себя дискредитировавшими. А из-за упорного противостояния Жака де Моле слиянию двух орденов о нем сложилось мнение как о своекорыстном и отсталом консерваторе. Прекрасно понимая, сколь непопулярны его предложения, Жак обратился к›-папе Клименту V с просьбой о встрече, дабы он мог изложить свои взгляды в личной беседе: как и большинство рыцарей той эпохи, магистр не умел ни читать, ни писать, а меморандумы просто диктовал.
   И Климент назначил великому магистру – а также его коллеге из ордена госпитальеров – встречу в Пуатье в День всех святых, 1 ноября 1306 года. Но аудиенцию пришлось отложить из-за обострения у папы хронической язвы желудка, которая нередко выводила его из строя на несколько месяцев. Жак де Моле прибыл в Европу с Кипра в конце 1306-го или начале 1307 года, а до Пуатье добрался к концу мая. Великий магистр госпитальеров Фулько де Вил-ларе задержался по делам своего ордена на Родосе. Помимо вопросов подготовки крестового похода, Жак де Моле хотел поговорить и о некоторых обвинениях, недавно выдвинутых против тамплиеров, и попросить папу «провести расследование тех нарушений и высказываний, которые им необоснованно приписываются, дабы оправдать, если найдете их невиновными, либо наказать по справедливости, если они виноваты».
   Авторами этих облыжных доносов были рыцари, в свое время исключенные из ордена Храма: Эскиус Флуарак (земляк и приятель Гильома Ногаре); Бернар Пеле, приор из Монкофона, и некий Жерар де Бизоль из Гисора. Вначале о скандале, якобы разразившемся внутри братства, Эскиус сообщил Якову II Арагонскому (по прозвищу Справедливый), но тому его обвинения показались неубедительными, и тогда доносчик направился к французскому королю. В 1305 году Филипп IV передал эти сведения папе Клименту V во время коронации в Лионе и еще раз напомнил об этом во время их встречи в Пуатье в мае 1307 года. А 24 августа того же года папа в письме Филиппу, упомянув об этих обвинениях, заметил, что «следует с опаской относиться к тому, что нам теперь рассказывают», однако в последнее время до него часто доходят «очень странные и непонятные слухи» о делах тамплиерского братства, и он «не без горечи, тревоги и сердечного трепета» все-таки решил провести собственное расследование. Одновременно папа просил короля не ускорять события, пока не поправится его здоровье.
   Удовлетворенный тем, что его просьба о расследовании уважена, Жак де Моле отправился из Пуатье в Париж, где 12 октября 1307 года со всем двором присутствовал на похоронах Екатерины де Куртене, жены брата короля Карла Валуа. Но уже на следующий день, в пятницу 13 октября 1307 года, он был арестован прямо в Тампле, резиденции ордена в пригороде Парижа. Руководили арестом министр Гильом Ногаре и королевский казначей Рено Руа.
   Три недели спустя Филипп Красивый разослал тайные инструкции своим бальи и сенешалям по всей Франции задерживать храмовников за «странные и неслыханные пре-ступления, которые жутко не только вообразить, но о которых страшно даже слышать… о столь мерзких и отвратительно позорных делах, которые выходят за пределы человеческих понятий, по сути являясь абсолютно бесчеловечными». Его распоряжения были выполнены необычайно оперативно: всего за один день в королевстве арестовали около пятнадцати тысяч рыцарей, сержантов, капелланов, а также слуг и хозяйственных работников. Избежать ареста удалось лишь двум дюжинам тамплиеров, и среди них магистру храмовников во Франции Жерару де Вильеру, а также Умберу Блану, командору провинции Овернь. Одного рыцаря, Пьера де Бокля, хотя и сбрившего бороду, опознали по белому плащу с крестом.
   Точно так же, как ранее в истории с ломбардцами и евреями, все имущество ордена Храма изъяли в пользу короля; но в целом его выступление против тамплиеров носило существенно иной характер. Ведь храмовники не были иностранцами, как те же ломбардцы или неверные иудеи. Они были членами могущественной и авторитетной корпорации, находившейся под надежной церковной юрисдикцией и подчинявшейся не королю, а непосредственно римскому понтифику. Прекрасно сознавая, что, покусившись на свободу рыцарей и их имущество, поступает незаконно, король Филипп лживо ссылался на некие консультации и поддержку со стороны «святейшего отца всех христиан, папы римского».
   Пребывавший в полном неведении Климент V, узнав об этом, направил королю гневное послание:
   «Ты, мой дорогой сын… в наше отсутствие нарушил закон, подняв руку на орден Храма и его имущество. Ты даже арестовал его членов и, что гнетет меня сильнее всего, обо-шелся с ними без должной терпимости и снисходительности… усугубив и без того тяжелое положение заключенных дополнительными страданиями. Ты посягнул на людей и имущество, находящихся под прямой защитой римской Церкви… Для всех очевидно, что твои поспешные действия являются неуважением к нам лично и ко всей римской Церкви».
   Климент не сообщил, поверил он или нет выдвинутым против тамплиеров обвинениям, – основной гнев понтифика был направлен против попыток короля присвоить себе церковные прерогативы; его рассердило и неуважение к Папской курии, проявившееся в односторонних действиях. Что касается «дополнительных страданий» заключенных, в которых он упрекал Филиппа, то здесь речь, несомненно, идет о пытках, которым обвиняемых подвергала святая инквизиция.
   Созданная в свое время для искоренения альбигойской ереси в Лангедоке на базе ордена доминиканцев (образован Домиником Гусманом, который в 1234 году был провозгла-шен святым), католическая инквизиция во Франции стала мощным карательным инструментом в руках государства. Верховный инквизитор Гильом Парижский являлся духовником Филиппа IV, и можно было не сомневаться по поводу дальнейших планов короля. В ближайшее после ареста тамплиеров воскресенье именно доминиканские священники разъяснили причины ареста храмовников всем собравшимся в королевском парке – при этом их сопровождали и охраняли королевские гвардейцы.
   Дабы инквизиторы успешно проводили расследование антицерковных выступлений и заговоров, за полвека до описываемых событий папа Иннокентий IV официально разрешил применять пытки, которые полагалось прекращать при появлении крови. Распространенными пыточными устройствами в те времена были козлы, на которых человека растягивали, пока кости не начинали трещать, а также дыба – обвиняемого подвешивали на веревке, перекинутой через брус, за связанные за спиной руки. Третий способ пытки был такой: бедняге смазывали ноги салом и засовывали их в костер. Иногда подобные пытки заканчивались трагически: капеллана тамплиеров из города Альби пытали огнем, и его кости загорелись и обуглились. Свидетель тех событий рыцарь-храмовник Жак Соси сообщает о двадцати пяти своих братьях, погибших после перенесенных страданий, а в анонимном письме, найденном в библиотеке колледжа «Соrpus Christi» («Тело Христа»), упоминаются еще тридцать четыре жертвы инквизиции.
   Помимо таких зверских пыток, сопровождающихся безумной болью, подозреваемых заковывали в кандалы, сажали на хлеб и воду и не давали сутками спать. Поскольку боль-шинство арестованных вовсе не были закаленными в боях воинами, а всего лишь пахарями, пастухами, мельниками, кузнецами, плотниками и управляющими, испытанные страдания и непонимание причин происходящего вынуждали их давать показания, нужные инквизиторам и королевским чиновникам. К январю 1308 года 134 из 138 схваченных в Париже тамплиеров в той или иной степени признали все вы двинутые против них обвинения. Даже сам Великий магистр уже через десять дней после ареста сделал все признания, которых от него добивались.
   Что же это за «странные и неслыханные преступления», м коих обвиняли тамплиеров и которые «жутко не только вообразить, но страшно даже слышать… столь мерзкие и от-вратительно позорные дела, которые выходят за пределы человеческих понятий, по сути являясь абсолютно бесчеловечными»? По словам королевских прокуроров, орден Храма состоял на службе у самого дьявола. Каждого новобранца будто бы принуждали во время инициации (процедуры вступления) заявлять вслух, что Иисус Христос является лжепро-роком, которого распяли не во искупление людских грехон, а в наказание за собственные преступления. Вступающему и орден полагалось отречься от Христа и плюнуть или помо-читься на распятие, а затем поцеловать рыцаря, который принимал клятву у новобранца, в рот, пупок, ягодицы, копчик, а «иногда и в пенис». После этого сообщали, что ему не просто «дозволяется вступать с братьями в половые отношения», а предлагается всячески «стремиться к подобным братским связям по взаимному согласию», но что это «для них не считается грехом».