Страница:
Волнение всегда в цене, его всегда можно продать. Но у «Одноклассников» (не у сайта, а у названия) есть еще одна изюминка. Скажем, назовите сеть «Старые друзья» — и, казалось бы, получите искомый эффект. Ан нет. Кто ж вам сказал, что одноклассники — друзья? Без друзей, между прочим, еще можно прожить, а вот без врагов — никак. Только они всерьез нами и интересуются. Школьный класс, самоорганизуясь, чаще всего создает самую простую общественную конструкцию — феодальную, иерархическую пирамиду. Десять лет жесткой ролевой игры редко вспоминаются, но даром не проходят. Одноклассники интересны друг другу — но интересны чаще всего не как живые, меняющиеся, растущие и стареющие люди, а как носители определенных социальных ролей. Вот самый популярный мальчик в классе. Вот самая красивая девочка. Вот лузер, пария, ботаник, шут, меняла. А это — серая мышь. Как-то сложилась их жизнь? Иллюзия равенства старта, постоянное сравнение судеб, бесконечный интерес к внешней, фасадной стороне повседневности былого соученика — интерес, удовлетворяемый не разговором, а взглядом (увидеть, как живет), сожаления об упущенных возможностях и торжество по поводу не упущенных — вся эта неотрефлексированная смесь называется чистой школьной дружбой, не обремененной взрослой корыстью. Но на самом деле это не дружба, это связь. Одноклассников не выбирают — они часть судьбы, жребия. Скорее, по ним сверяют жизнь; они — референтная группа.
На сайте я нашла бесконечно бесхитростное признание, подтверждающее эту бесконечно бесхитростную мысль: «Я за свою жизнь проучилась в пяти школах и благодаря этому сайту нашла всех своих потерянных однокашников. Так было классно смотреть и осознавать, что они все живут достойной жизнью, уже стали мамами и папами. Мне это дает огромный стимул не отставать от всех, как когда-то в школе».
А тут еще и в «Амедиа», этой фабрике отечественного сериала, мне как-то сказали, что любовные истории нынче ценятся значительно дешевле, чем истории верной дружбы.
Фильмы средней ценовой категории еще снимаются про любовь, объяснили мне, а дорогостоящие проекты — только про дружбу. Любовь больше не тренд и не бренд. И вообще непонятно что. Посмотрите вокруг себя — никто не хочет любить, все хотят дружить!
Ну что ж, думала я, все сходится. Двадцать миллионов сидят в интернете и старательно нажимают на кнопки, рассылая и принимая приглашения подружиться.
У рядовых адептов — друзей по тридцать-сорок. В основном — приятели по работе, домочадцы, близкий дружеский круг. На собственных однокашников все насмотрелись до тошноты, организованы и проведены уж были встречи и вечеринки, говорить же с вновь обретенными бурсаками, как водится, почти что и не о чем. Главное, что никто из одноклассничков планету не спас и человечество не осчастливил. Значит, сердце не так уж и щемит — у всех жизнь как жизнь. Однако ж есть и активисты сайта — у них друзей собрано китайское множество. Пятьсот. Семьсот. Тысяча. Атмосфера сети сложилась таким образом, что само собой разумеется — чем больше друзей, тем лучше. Но тысяча-то зачем? Возможно (думала я), бойкие пользователи принесли с собой в «Одноклассники» нравы Живого журнала, в котором от количества «френдов» зависит статус юзера. Не могут остановиться. К тому же все перечисленное укладывается в систему — молодые люди пытаются создать разветвленный дружеский круг, ибо ценят возможности дружества. Вероятно, их ласкает сказочная мысль, что связи в «Одноклассниках» могут стать реальными связями. В конце концов, так ли уж глуп мой приятель, покупающий за небезумные суммы (в сто — триста евро) право войти в число «друзей друзей» то известного молодого чиновника, а то супруги некоего генерала. Покупает, конечно же, у своего же брата, частного пользователя, у таких же гаеров, как и сам, — только уже успевших забраться к блестящим людям в «друзья». Ну и чем дурак? Личико-то его время от времени возьмет да и промелькнет на страничке нужной персоны — вдруг и запомнится. А это — верительная грамота: я свой, у нас общие знакомые, я вхож в те же гостиные, что и вы.
А какую чудесную легенду о сметливом менеджере рассказывают на форумах «Одноклассников»! Я слышала эту историю уж в пяти вариантах. Действующие лица — чиновник, секретарша, сметливый менеджер. Чиновник в кабинете; наш герой в приемной; секретарша не пускает его к шефу. Занят. И не просите. Лучше завтра. Сметливый менеджер от нечего делать сел в уголок, достал свой телефон и полез в «Одноклассники». Вдруг дерзкая мысль осенила его, и недрогнувшей рукой он вывел в поисковике имя и фамилию чиновного человека. И что же — тот сидел в «Одноклассниках». Сметливый менеджер собрался с духом и написал: «Василий (скажем) Серафимович, примите меня, пожалуйста!» А тот, добрый человек, и отвечает: «А заходи!» Был пойман на территории равенства.
Моя скромная страничка в «Одноклассниках» прирастала скромнейшим количеством друзей, я честно посещала профессиональные группы, не позволяла себе пустого любопытства, лелеяла цветок приязни, расцветший на скудной почве нескольких полузабытых девических дружб, не удобренных откровенностью, не унавоженных здоровой румяной ссорой, и чувствовала, что главная жизнь сети проходит мимо меня. Воздух сайта был напоен борьбой, страстью, интригами, шпионажем, любопытством, кокетством — а дурашка Пищикова все сидела на своей неплодородной делянке и верила, что двадцать миллионов посетителей сайта заняты возделыванием культуры дружбы.
И только когда администрация сети ввела новую платную услугу «невидимка», а потом пообещала полакомить своих верных адептов платной же услугой «поцелуй и помидор», я сдалась под напором безусловных доказательств. Любовь правит сайтом «Одноклассники», любовь. Причем не самого романтического толка. Потому что ни однокашникам, раскиданным волею судеб по разным странам, ни членам сетевой группы «Нефтяной клуб» (в «Одноклассниках» форумов по интересам чрезвычайно много), ни организаторам группы «Я — еврей» или «Матери за грудное вскармливание», ни мне, ни моим достойнейшим подругам — короче, никому из тех, кто ведет на сайте добродетельную, хотя и скучноватую жизнь, совершенно не нужны перечисленные услуги. Особенно помидор с поцелуем.
«Знаете, как называют наш сайт со стороны? „Вы… би первую любовь!“».
«Зарегистрировался я на сайте, и началось. Кобылищи прямо со школьной скамьи лезут в личную страницу со своими приветами и „давай поговорим“. Сфотографированы в купальниках, сиськи наружу. Одна спрашивает: „Это на фотке твоя машина?“, а другая: „А это ты снялся с женой или мамой?“»
«А мне этот сайт очень нужен и важен. Я незамужняя девушка в свободном поиске, сайты знакомств мне отвратительны. На „Дамочке“ климактерические бухгалтерши знакомятся с кавказцами — как раньше на пляже в Сочи. А здесь встречаются очень приличные люди».
«Девчонки, не зудите! Приглашаю вас в группу „Блондинки топлесс!“».
«Мне очень неприятно, что когда заходишь к человеку на его личную страничку, а там остается в списке гостей твоя фотография и все твои данные. Моя подруга вычислила любовницу своего мужа, но и он понял, что она все знает».
«Если нужно побродить по сайту незамеченной (ну, чтобы муж не засек), заведите себе липовую страничку».
«Да так все делают! У меня есть правдивый аккаунт, и еще три — фальшивых. Правдивый — для одноклассников, а остальные — для знакомств».
«Что за привычка — таскаться с подставными именами по мужикам? Да, и у меня есть влюбленная подруга, которая таким образом „шпионит“».
«Может быть, у нас столько влюбленных?! Тогда хорошо!»
Еще бы не хорошо! Для влюбленных, надо полагать, администрация «Одноклассников» и ввела услугу «Невидимка». Чтобы не заводили фальшивые аккаунты. А знали бы вы, сколько их. Денно и нощно по личным страничкам неверных мужей, молодых красавцев и юных дев путешествуют Вани Ивановы, Развраты Помоевы, Домики Уморя, Моси Волкодавские, Святогоры Шмулевичи, Гарри Поттеры, Ланы Сисястые — бедные мученики любви. А ныне — сто рублей, и благословенная анонимность. «Поцелуй и помидор» — еще более светлая идея. За умеренную плату вы можете испортить фотографию любого обитателя сайта. Закидать рисованными помидорами или забросать поцелуями. Разумеется, ваш опомидоренный враг тут же захочет очиститься от скверны. И тоже заплатит немного денег. Детский сад.
«Однокласники» как-то разделились на «взрослую половину» жизни и сайта и на территорию любви. Это своеобразная территория.
Вот группа «Антилузер» — по идее, на этой площадке должны собираться персонажи, считающие себя удачниками. Состоит же она в основном из девиц. Девушки обсуждают на форуме следующие темы: «Знакомство с родителями факера»; «Гуляю с ботанидзе» (сдается мне, я знаю того ботанидзе, с которым гуляет красавица); «Что надеть?»
— Надень, курица, ведро на голову.
В общем, добродетельная и любовная половины сайта не одобряют друг друга. Добродетельная — развесила свои фотографии, как белье на балконе («мы в Турции», «доча на даче»; «папа за рулем»), и ее ругают стадом и быдлом. А ответ тут короток. Поцелуй вам, дорогие инфантилы, и помидор.
Черный рис и серебряный иконостас
Маша стоит посреди комнаты в корсаже от свадебного платья (жемчуг, розы) и в нижних юбках. Вокруг нее собрался семейный женский ареопаг, решается важная проблема — снимать ли крестик, если к платью куплено ожерелье. Крестик у Маши красивый, золотой, а с ним еще соседствует золотая книжечка с молитвой на благополучие, купленная в «Магазине на диване». Так покрепче будет, с молитвой-то. Ожерелье, плюс крестик, плюс книжечка вместе никак не смотрятся. Мама за то, чтобы крестик и ковчежец не снимать, Маше же хочется стиля. Хочется надеть бусики. По законам высокого стиля бусики должны в одиночку украшать зону декольте. Но есть еще законы сбережения семейного благополучия — и маме с тетушками все кажется, что крестик снимать в такой день как-то не очень. Не дурной ли это будет знак?
В церковь Мария сегодня не едет. Сегодня светская свадьба, ЗАГС.
Повенчаться молодые решили через год, когда станет окончательно ясно, крепок ли союз, и работа притирки характеров будет произведена. Так поступают многие — к венчанию принято относится и более серьезно, и менее серьезно, чем к ЗАГСу. Вроде бы церковный развод — грех, и хочется большей уверенности друг в друге. Но в то же время покой, закон (замуж взяли) начинается не с храма, а с Дворца бракосочетаний.
Между тем подруги невесты уже расстелили на подъездных ступенях ковровую дорожку, а друзья жениха сделали кыш узбеку-уборщику, чтоб не болтался возле свадьбы со своей поганой тележкой. Собираются зеваки — не у паперти, так у подъезда. Вот измученный бездельем маленький мальчик тянет прохожую бабушку на детскую площадку, а та, обмахиваясь совочком, не отходит от группки любопытствующих: «Погоди, Денисочка, выйдет сейчас из дверей тетенька в беленьком, и пойдем!». Мальчик мается. Вдруг Денисочка вырастет писателем? Тогда — я знаю — он напишет не какую-нибудь там печальную «Женщину в белом», а кровавый мистический триллер «Тетенька в беленьком». Но освобождение близко: уже подруги бьют на дорожке тарелку и, смеясь, топчутся на осколках — невеста должна на радость свекрови чисто подмести натоптанное. Каравай и рушник уносят в машину — хлеб-соль молодым принято подносить после ЗАГСа. Обряд старинный, народный, с языческой плотской подкладкой, но в нем произведены кое-какие позднейшие изменения. Нынче считается так: не тот из новобрачных, кто первый ступил на ткань возле аналоя, будет главенствовать в семье, а тот, кто откусит самый большой кусок от каравая. Не все же венчаются! А укусить всякий может. Итак — каравай несут из дома, а вот парадную икону, заказанную к свадьбе («Глядите, на кипарисе, в серебряном окладе — самую дорогую взяли», — шепчутся зрительницы), напротив того, несут в дом — благословлять молодых.
Между тем из подъезда выбрасывается одна из невестиных тетушек и бежит в магазин. Что случилось? С рисом беда! Ну, с рисом, которым будут обсыпать молодых по выходе из Дворца. Купили (что же жалеть денег в такой-то день) самый дорогой, а он оказался черным, дикорастущим! Вот они, московские-то торговые понты. Разве подойдет для обсыпания черный дикий рис?
Подумали, и от греха подальше послали тетушку в ближайшую лавку за белым и культурным.
Обсыпание зерном — почтенный в своей языческой древности обычай. Эллинские брачные обряды, римские луперкалии, бесстыдная, земляная, старая как мир, магия плодородия — вот откуда прорастает культурный рис. Может ли не волновать сердца этот архаический жест — горсть зерна, брошенная под ноги молодой женщине, юной жене. Но что-то мне подсказывает, что домочадцы и гости семьи Селенко не переживают свадебный обряд, как «созданную веками и глубокую по своему содержанию народную драму» (М. Рыльский).
Семья Марии Селенко — почтенная городская семья, даже и не без образования. Домочадцы считают себя верующими, религиозными людьми — не они ли этой зимой пять часов отстояли на морозе в очереди за крещенской водой? У папы в машине, сразу за ветровым стеклом — маленький автомобильный иконостас. Между тем духовная их жизнь удивительно запутана — не только бытовое православие и бытовое язычество уживаются в их сердцах (это как раз давний союз, можно сказать — традиционный); но отыщется и советское гражданское язычество, и мистические экстазы, воспринимаемые ими как часть научного миропонимания. Держится же все их умственное домохозяйство на двух основополагающих переживаниях, двух столпах. Это моление о благополучии и страх. Не о плодородии думают они, обсыпая молодых зерном, и не о благочестии, заказывая дорогую икону.
Вся семья думает о благополучии. А исконно языческого в их картине мира — только страх. Свадьба — это слишком хорошо, чтобы можно было не бояться какого-нибудь подвоха. Как бы чего не случилось… Не совершить бы какую-нибудь ошибку. Не вызвать бы горнего недовольства. Как обойтись без умилостивительных ритуалов? В этой боязни есть что-то от прекрасного эллинского язычества, от идеи нравственного равенства людей с богами и потому оправданной опасности вызвать, в случае жизненной удачи, ревность олимпийца. «Всякое божество завистливо и вызывает у людей тревоги» (Геродот).
А вот снятие венца безбрачия языческим действом Селенки не считают. Это — современная практика, это научный эксперимент. Да, да, да. Тут, если хотите, даже и научная картина мира. Не все силы, действующие в природе, наукой описаны и поняты. Имеются пока некие теоретические лакуны, но на практике можно использовать эти силы во благо человека. А вы разве не смотрите «Битву экстрасенсов» по ТНТ? Да, ведь и профессор Госьков, действующий ученый, заведующий кафедрой информационных технологий АлГТУ во вчерашней только «Жизни» писал, что с точки зрения науки венец безбрачия — сверхмощный негативный энергетический импульс с определенной программой действия. Даже и энерготерапевт Вятский объясняет свою работу с позиций самых современных: женщина с венцом безбрачия — самолет-невидимка. Как локатор не видит самолет-невидимку, так и сексуальный локатор мужчины не ловит увенчанную этим безобразием даму.
«Венец — это мыслеформа такая, — говорила матушка Маши, — а с мыслеформой можно бороться. Я и посоветовала дочке обратиться к Вятскому». У старших Селенок крепкий брак, и где бы Марусин батюшка за тридцать лет супружества ни возжигал полуночную лампаду, из семьи все-таки ведь не ушел? Есть чем гордиться.
«Мне жалко только, — говорит Селенко-старшая, — что процедура снятия была такая невзрачная. И в очереди пришлось стоять, как к зубному врачу. Но ведь помогло?»
Казалось бы, Селенки — типичные двоеверцы (как и тысячи, и тысячи таких же русских семей); двоеверие же имеет долгую и подробно описанную историю.
В 1860 году при Киевской духовной семинарии был учрежден журнал «Руководство для сельских пастырей», настолько хорошо задуманный и разумно устроенный, что пришла к нему всероссийская популярность. Журнал состоял из полезных и поучительных писем, наставлений, советов и статей, которые писали сами же деревенские священники, обсуждая печали, сопутствующие каждому клирику в сельском приходе. Колоссальное внимание в журнале уделялось своеобразию народного православия, а именно двоеверию — бытовому христианству, щедро замешанному на языческом начале. Можно даже сказать, что во многом журнал был посвящен именно этой теме. Сотни теоретических статей; сотни и сотни писем «с мест», движение фольклористов, родившееся по инициативе «Руководства…».
Я позволю себе привести краткие аннотации к некоторым из размещенных в журнале работ.
С. Гр-кий, «Остатки язычества в нашем простом народе», 1860 год. Автор обдумывает специфику крестьянской религиозности: по отношению к природе крестьянин — язычник. Имена языческих богов забыты, но праздники продолжают еще праздноваться по обычаю. Тому в пример ряженье, гадание, колдовство и ворожба, опахивание, вера в счастливые и несчастливые дни, обращения к волхвам и чародеям.
А. Львов, «Священник по отношению к своей учительской миссии», 1888 год. Для борьбы с двоеверием священнику надо изучать языческие суеверия; для ученого суеверия — памятник дохристианского быта, своеобразие умственного склада народа и т. д.; для священника это — религиозное заблуждение, которое надо искоренять.
П. Озерецкий, «Очерк дохристианского религиозно-языческого развития наших предков», 1871 год. Работа посвящена причинам возникновения двоеверия в русском православии, тут же помещены очерки народной демонологии, заклинания и заговоры, религиозно-языческие воззрения крестьянина на природу.
N. N. (многие статьи не подписаны по желанию авторов) «Пастырь как непрестанный руководитель прихожан», 1894 год. Эта интереснейшая работа вот о чем: одни суеверия и предрассудки — результат применения христианских верований к языческим, вторые — результат «недомыслия простого народа в вопросах веры»; необходимо объяснять прихожанам разницу между нечистой силой, действительно существующей, и нечистой силой в народных представлениях.
Дальше свод совершенно уже прелестных заметок.
А-мов, «Народное поверье о священнической трости», 1884 год. Это о том, что «народ верит, будто бы направление оставляемой во дворе трости священника предвещает больному жизнь или смерть».
П. Георгиевский, «Поучение к рыболовам», 1878 год. Взволнованное осуждение суеверий, оскорбительных для клира — встреча со священником считается в народе недоброй приметой, предвещающей неудачу во всем и особенно в рыбной ловле. О том же пишет В. Данкевич: «Грех бояться встречи со священником, тем более плевать при этом; ведя себя так, человек становится орудием в руках дьявола». И. Э. в «Поучении о том, что не должно бояться встречи со священником» продолжает тему: «Взрослые при встрече со священником либо возвращаются обратно, либо, плюнув на след священника, идут дальше, либо бросают что-нибудь на дорогу в качестве преграды между собой и священником; на самом деле эта встреча сулит счастье».
Гневный Гончаров публикует в 1865 году «Обличительное слово к сельским прихожанам по случаю вырытия крестов на кладбище, на том основании, что они, бы окрашены черною краскою, отгоняют будто бы от села дождь». А П. Максимов, в 1868-м, — трактат «О суевериях и предрассудках в Войске Донском». Войско Донское отличилось верою в домовых, ведьм, предрассудком о несчастье при встрече со священником, склонностью к лечению заговорами, заговорными травами и водами. «Ворожба, гадания, ворожеи в каждой станице, — пишет клирик, — лихорадку представляют в виде живого существа».
О, а вот тут нашлась заметка и на дорогую нам тему — «О суеверных приметах и обычаях простого народа при бракосочетании». Священник А. Тихомиров перечисляет приметы: «Переступая порог храма, считается, невеста не должна смотреть вниз, чтобы иметь верх над мужем; невеста старается раньше жениха встать на подстилку в храме; во время венчания невеста старается незаметно наступить на ногу жениха, что есть средство будто бы избавления будущего мужа от пьянства».
Даже постланная перед аналоем ткань (кто первым вступит), оказывается, — осуждаемое суеверие (а уж как освящена традицией, сколько раз описана, а в «Анне Карениной»-то c какой нежностью), что ж говорить про наш покусанный каравай…
Что ж говорить (а главное, что и думать) и о каравае, и о гусарской привычке бить на свадьбе посуду, и о «краже невесты» — с каких горных вершин спустился на наши равнины этот симпатичный обычай, отчего так популярен? А тамада с его петрушечными, срамными приставаниями к свекрови и теще? Это-то откуда?
Впрочем, академик Никита Ильич Толстой считал, что двоеверие — двоеверием, но народную религиозность питал еще и третий источник, «принятый славянами совместно или почти одновременно с христианским. Это народная и городская культура, которая развивалась и в Византии, и отчасти на Западе. Так проникали в славянскую среду элементы поздней античности — эллинства, мотивы ближневосточных апокрифов и восточного мистицизма. С некоторой осторожностью к элементам «третьей культуры можно отнести юродство (впоследствии ставшее одним из церковных институтов), скоморошество и городскую ярмарочную и лубочную культуру».
Что ж, современный свадебный обряд без третьего источника не обошелся. Типический тамада — совершеннейший скоморох. До юродивого не дотянул — юродивые все сделали карьеру и работают ведущими на телевидении. Особенно охотно — на канале НТВ.
Ох, непохоже. Откуда советским разночинцам, жителям заводских поселков и городских окраин, менеджерам, продавщицам, айтишникам, шоферам, челнокам, предпринимателям, домохозяйкам, актерам маленьких полупустых театров и журналистам маленьких невлиятельных журналов, да хоть и совхозным трактористам, наполниться нужным, тайным знанием? Мы и «Отче наш» через пень-колоду знаем, откуда нам узнать о Высоком Тятьке и Плоской Мамке? О Мокоши, пряхе, богине неудалой судьбы, вакхическом Квасуре, скабрезном Осляде, Шишиморе, Карачуне.
На сайте я нашла бесконечно бесхитростное признание, подтверждающее эту бесконечно бесхитростную мысль: «Я за свою жизнь проучилась в пяти школах и благодаря этому сайту нашла всех своих потерянных однокашников. Так было классно смотреть и осознавать, что они все живут достойной жизнью, уже стали мамами и папами. Мне это дает огромный стимул не отставать от всех, как когда-то в школе».
***
И все-таки я долго была уверена, что тайна народного лома в «Одноклассники» скрыта в особом отношении русского обывателя к самому понятию «культура дружбы». И вот почему. Несколько лет тому назад Институт психологии РАН и кафедра общей психологии Костромского университета проделали интереснейшую совместную работу — полевое исследование психологического облика русского народа. То есть — русского характера. Две тысячи жителей Костромы и Костромской губернии ответили на двести вопросов каждый. Шестьсот волонтеров ходили с анкетами по городам и деревням губернии, вязли в грязи и мерзли под окнами — поистине это был громкий эксперимент. И вот наконец мы дождались результатов. Из восемнадцати «ценностей — целей» (а по-простому — «смыслов жизни») костромичи выбирали, какие наиболее, а какие наименее присущи русскому человеку. На втором месте оказалась «активная деловая жизнь». На третьем — семья, на четвертом — любовь (жители сельских районов поставили любовь на восьмое место). «Материально обеспеченная жизнь» обнаружилась на одиннадцатом месте. «Стремление зарабатывать деньги» оказалось на четырнадцатом. На предпоследних местах — здоровье и «желание жить с комфортом». На последнем — «религиозность». Вот вам и мужик-богоносец. А первое место-то что? А на первом месте у нас — «наличие друзей». Клянусь, я была потрясена. Любовь — на четвертом, а друзья — на первом? Что же это за друзья? Либо тут азиатская тяга к клану, «деловому» дружескому кругу, связям (без которых, по общему мнению костромских обывателей, никуда), либо чрезвычайная важность общины, мира, присяга на верность своему ближнему социальному кругу.А тут еще и в «Амедиа», этой фабрике отечественного сериала, мне как-то сказали, что любовные истории нынче ценятся значительно дешевле, чем истории верной дружбы.
Фильмы средней ценовой категории еще снимаются про любовь, объяснили мне, а дорогостоящие проекты — только про дружбу. Любовь больше не тренд и не бренд. И вообще непонятно что. Посмотрите вокруг себя — никто не хочет любить, все хотят дружить!
Ну что ж, думала я, все сходится. Двадцать миллионов сидят в интернете и старательно нажимают на кнопки, рассылая и принимая приглашения подружиться.
У рядовых адептов — друзей по тридцать-сорок. В основном — приятели по работе, домочадцы, близкий дружеский круг. На собственных однокашников все насмотрелись до тошноты, организованы и проведены уж были встречи и вечеринки, говорить же с вновь обретенными бурсаками, как водится, почти что и не о чем. Главное, что никто из одноклассничков планету не спас и человечество не осчастливил. Значит, сердце не так уж и щемит — у всех жизнь как жизнь. Однако ж есть и активисты сайта — у них друзей собрано китайское множество. Пятьсот. Семьсот. Тысяча. Атмосфера сети сложилась таким образом, что само собой разумеется — чем больше друзей, тем лучше. Но тысяча-то зачем? Возможно (думала я), бойкие пользователи принесли с собой в «Одноклассники» нравы Живого журнала, в котором от количества «френдов» зависит статус юзера. Не могут остановиться. К тому же все перечисленное укладывается в систему — молодые люди пытаются создать разветвленный дружеский круг, ибо ценят возможности дружества. Вероятно, их ласкает сказочная мысль, что связи в «Одноклассниках» могут стать реальными связями. В конце концов, так ли уж глуп мой приятель, покупающий за небезумные суммы (в сто — триста евро) право войти в число «друзей друзей» то известного молодого чиновника, а то супруги некоего генерала. Покупает, конечно же, у своего же брата, частного пользователя, у таких же гаеров, как и сам, — только уже успевших забраться к блестящим людям в «друзья». Ну и чем дурак? Личико-то его время от времени возьмет да и промелькнет на страничке нужной персоны — вдруг и запомнится. А это — верительная грамота: я свой, у нас общие знакомые, я вхож в те же гостиные, что и вы.
А какую чудесную легенду о сметливом менеджере рассказывают на форумах «Одноклассников»! Я слышала эту историю уж в пяти вариантах. Действующие лица — чиновник, секретарша, сметливый менеджер. Чиновник в кабинете; наш герой в приемной; секретарша не пускает его к шефу. Занят. И не просите. Лучше завтра. Сметливый менеджер от нечего делать сел в уголок, достал свой телефон и полез в «Одноклассники». Вдруг дерзкая мысль осенила его, и недрогнувшей рукой он вывел в поисковике имя и фамилию чиновного человека. И что же — тот сидел в «Одноклассниках». Сметливый менеджер собрался с духом и написал: «Василий (скажем) Серафимович, примите меня, пожалуйста!» А тот, добрый человек, и отвечает: «А заходи!» Был пойман на территории равенства.
Моя скромная страничка в «Одноклассниках» прирастала скромнейшим количеством друзей, я честно посещала профессиональные группы, не позволяла себе пустого любопытства, лелеяла цветок приязни, расцветший на скудной почве нескольких полузабытых девических дружб, не удобренных откровенностью, не унавоженных здоровой румяной ссорой, и чувствовала, что главная жизнь сети проходит мимо меня. Воздух сайта был напоен борьбой, страстью, интригами, шпионажем, любопытством, кокетством — а дурашка Пищикова все сидела на своей неплодородной делянке и верила, что двадцать миллионов посетителей сайта заняты возделыванием культуры дружбы.
И только когда администрация сети ввела новую платную услугу «невидимка», а потом пообещала полакомить своих верных адептов платной же услугой «поцелуй и помидор», я сдалась под напором безусловных доказательств. Любовь правит сайтом «Одноклассники», любовь. Причем не самого романтического толка. Потому что ни однокашникам, раскиданным волею судеб по разным странам, ни членам сетевой группы «Нефтяной клуб» (в «Одноклассниках» форумов по интересам чрезвычайно много), ни организаторам группы «Я — еврей» или «Матери за грудное вскармливание», ни мне, ни моим достойнейшим подругам — короче, никому из тех, кто ведет на сайте добродетельную, хотя и скучноватую жизнь, совершенно не нужны перечисленные услуги. Особенно помидор с поцелуем.
***
Сначала я наткнулась на жалобную книгу. На некоем форуме завсегдатаи «Одноклассников» обсуждали вольные нравы, царящие в сообществе.«Знаете, как называют наш сайт со стороны? „Вы… би первую любовь!“».
«Зарегистрировался я на сайте, и началось. Кобылищи прямо со школьной скамьи лезут в личную страницу со своими приветами и „давай поговорим“. Сфотографированы в купальниках, сиськи наружу. Одна спрашивает: „Это на фотке твоя машина?“, а другая: „А это ты снялся с женой или мамой?“»
«А мне этот сайт очень нужен и важен. Я незамужняя девушка в свободном поиске, сайты знакомств мне отвратительны. На „Дамочке“ климактерические бухгалтерши знакомятся с кавказцами — как раньше на пляже в Сочи. А здесь встречаются очень приличные люди».
«Девчонки, не зудите! Приглашаю вас в группу „Блондинки топлесс!“».
«Мне очень неприятно, что когда заходишь к человеку на его личную страничку, а там остается в списке гостей твоя фотография и все твои данные. Моя подруга вычислила любовницу своего мужа, но и он понял, что она все знает».
«Если нужно побродить по сайту незамеченной (ну, чтобы муж не засек), заведите себе липовую страничку».
«Да так все делают! У меня есть правдивый аккаунт, и еще три — фальшивых. Правдивый — для одноклассников, а остальные — для знакомств».
«Что за привычка — таскаться с подставными именами по мужикам? Да, и у меня есть влюбленная подруга, которая таким образом „шпионит“».
«Может быть, у нас столько влюбленных?! Тогда хорошо!»
Еще бы не хорошо! Для влюбленных, надо полагать, администрация «Одноклассников» и ввела услугу «Невидимка». Чтобы не заводили фальшивые аккаунты. А знали бы вы, сколько их. Денно и нощно по личным страничкам неверных мужей, молодых красавцев и юных дев путешествуют Вани Ивановы, Развраты Помоевы, Домики Уморя, Моси Волкодавские, Святогоры Шмулевичи, Гарри Поттеры, Ланы Сисястые — бедные мученики любви. А ныне — сто рублей, и благословенная анонимность. «Поцелуй и помидор» — еще более светлая идея. За умеренную плату вы можете испортить фотографию любого обитателя сайта. Закидать рисованными помидорами или забросать поцелуями. Разумеется, ваш опомидоренный враг тут же захочет очиститься от скверны. И тоже заплатит немного денег. Детский сад.
«Однокласники» как-то разделились на «взрослую половину» жизни и сайта и на территорию любви. Это своеобразная территория.
Вот группа «Антилузер» — по идее, на этой площадке должны собираться персонажи, считающие себя удачниками. Состоит же она в основном из девиц. Девушки обсуждают на форуме следующие темы: «Знакомство с родителями факера»; «Гуляю с ботанидзе» (сдается мне, я знаю того ботанидзе, с которым гуляет красавица); «Что надеть?»
— Надень, курица, ведро на голову.
В общем, добродетельная и любовная половины сайта не одобряют друг друга. Добродетельная — развесила свои фотографии, как белье на балконе («мы в Турции», «доча на даче»; «папа за рулем»), и ее ругают стадом и быдлом. А ответ тут короток. Поцелуй вам, дорогие инфантилы, и помидор.
Черный рис и серебряный иконостас
Без веры: бытовое язычество
I.
В двадцать пять лет Мария Селенко сняла венец безбрачия. Рановато, конечно, энерготерапевт Василий Вятский (который проводил обряд) так и говорил: «Рановато»; но все подруги уже были замужем, самой же Марии не везло — ни одного внятного романа за самое драгоценное, дышащее весной, десятилетие. Уже и институт был закончен, и офисная жизнь началась. С пятнадцати годков ждала Маша суженого, приходили же разнообразные не те. Главное, быстро уходили. Но вот решилась Маша на проведение важного ритуала, и двух лет не минуло, как пожалуйста — свадьба. Красивая августовская свадьба, наиглавнейшее семейное торжество.Маша стоит посреди комнаты в корсаже от свадебного платья (жемчуг, розы) и в нижних юбках. Вокруг нее собрался семейный женский ареопаг, решается важная проблема — снимать ли крестик, если к платью куплено ожерелье. Крестик у Маши красивый, золотой, а с ним еще соседствует золотая книжечка с молитвой на благополучие, купленная в «Магазине на диване». Так покрепче будет, с молитвой-то. Ожерелье, плюс крестик, плюс книжечка вместе никак не смотрятся. Мама за то, чтобы крестик и ковчежец не снимать, Маше же хочется стиля. Хочется надеть бусики. По законам высокого стиля бусики должны в одиночку украшать зону декольте. Но есть еще законы сбережения семейного благополучия — и маме с тетушками все кажется, что крестик снимать в такой день как-то не очень. Не дурной ли это будет знак?
В церковь Мария сегодня не едет. Сегодня светская свадьба, ЗАГС.
Повенчаться молодые решили через год, когда станет окончательно ясно, крепок ли союз, и работа притирки характеров будет произведена. Так поступают многие — к венчанию принято относится и более серьезно, и менее серьезно, чем к ЗАГСу. Вроде бы церковный развод — грех, и хочется большей уверенности друг в друге. Но в то же время покой, закон (замуж взяли) начинается не с храма, а с Дворца бракосочетаний.
Между тем подруги невесты уже расстелили на подъездных ступенях ковровую дорожку, а друзья жениха сделали кыш узбеку-уборщику, чтоб не болтался возле свадьбы со своей поганой тележкой. Собираются зеваки — не у паперти, так у подъезда. Вот измученный бездельем маленький мальчик тянет прохожую бабушку на детскую площадку, а та, обмахиваясь совочком, не отходит от группки любопытствующих: «Погоди, Денисочка, выйдет сейчас из дверей тетенька в беленьком, и пойдем!». Мальчик мается. Вдруг Денисочка вырастет писателем? Тогда — я знаю — он напишет не какую-нибудь там печальную «Женщину в белом», а кровавый мистический триллер «Тетенька в беленьком». Но освобождение близко: уже подруги бьют на дорожке тарелку и, смеясь, топчутся на осколках — невеста должна на радость свекрови чисто подмести натоптанное. Каравай и рушник уносят в машину — хлеб-соль молодым принято подносить после ЗАГСа. Обряд старинный, народный, с языческой плотской подкладкой, но в нем произведены кое-какие позднейшие изменения. Нынче считается так: не тот из новобрачных, кто первый ступил на ткань возле аналоя, будет главенствовать в семье, а тот, кто откусит самый большой кусок от каравая. Не все же венчаются! А укусить всякий может. Итак — каравай несут из дома, а вот парадную икону, заказанную к свадьбе («Глядите, на кипарисе, в серебряном окладе — самую дорогую взяли», — шепчутся зрительницы), напротив того, несут в дом — благословлять молодых.
Между тем из подъезда выбрасывается одна из невестиных тетушек и бежит в магазин. Что случилось? С рисом беда! Ну, с рисом, которым будут обсыпать молодых по выходе из Дворца. Купили (что же жалеть денег в такой-то день) самый дорогой, а он оказался черным, дикорастущим! Вот они, московские-то торговые понты. Разве подойдет для обсыпания черный дикий рис?
Подумали, и от греха подальше послали тетушку в ближайшую лавку за белым и культурным.
Обсыпание зерном — почтенный в своей языческой древности обычай. Эллинские брачные обряды, римские луперкалии, бесстыдная, земляная, старая как мир, магия плодородия — вот откуда прорастает культурный рис. Может ли не волновать сердца этот архаический жест — горсть зерна, брошенная под ноги молодой женщине, юной жене. Но что-то мне подсказывает, что домочадцы и гости семьи Селенко не переживают свадебный обряд, как «созданную веками и глубокую по своему содержанию народную драму» (М. Рыльский).
Семья Марии Селенко — почтенная городская семья, даже и не без образования. Домочадцы считают себя верующими, религиозными людьми — не они ли этой зимой пять часов отстояли на морозе в очереди за крещенской водой? У папы в машине, сразу за ветровым стеклом — маленький автомобильный иконостас. Между тем духовная их жизнь удивительно запутана — не только бытовое православие и бытовое язычество уживаются в их сердцах (это как раз давний союз, можно сказать — традиционный); но отыщется и советское гражданское язычество, и мистические экстазы, воспринимаемые ими как часть научного миропонимания. Держится же все их умственное домохозяйство на двух основополагающих переживаниях, двух столпах. Это моление о благополучии и страх. Не о плодородии думают они, обсыпая молодых зерном, и не о благочестии, заказывая дорогую икону.
Вся семья думает о благополучии. А исконно языческого в их картине мира — только страх. Свадьба — это слишком хорошо, чтобы можно было не бояться какого-нибудь подвоха. Как бы чего не случилось… Не совершить бы какую-нибудь ошибку. Не вызвать бы горнего недовольства. Как обойтись без умилостивительных ритуалов? В этой боязни есть что-то от прекрасного эллинского язычества, от идеи нравственного равенства людей с богами и потому оправданной опасности вызвать, в случае жизненной удачи, ревность олимпийца. «Всякое божество завистливо и вызывает у людей тревоги» (Геродот).
А вот снятие венца безбрачия языческим действом Селенки не считают. Это — современная практика, это научный эксперимент. Да, да, да. Тут, если хотите, даже и научная картина мира. Не все силы, действующие в природе, наукой описаны и поняты. Имеются пока некие теоретические лакуны, но на практике можно использовать эти силы во благо человека. А вы разве не смотрите «Битву экстрасенсов» по ТНТ? Да, ведь и профессор Госьков, действующий ученый, заведующий кафедрой информационных технологий АлГТУ во вчерашней только «Жизни» писал, что с точки зрения науки венец безбрачия — сверхмощный негативный энергетический импульс с определенной программой действия. Даже и энерготерапевт Вятский объясняет свою работу с позиций самых современных: женщина с венцом безбрачия — самолет-невидимка. Как локатор не видит самолет-невидимку, так и сексуальный локатор мужчины не ловит увенчанную этим безобразием даму.
«Венец — это мыслеформа такая, — говорила матушка Маши, — а с мыслеформой можно бороться. Я и посоветовала дочке обратиться к Вятскому». У старших Селенок крепкий брак, и где бы Марусин батюшка за тридцать лет супружества ни возжигал полуночную лампаду, из семьи все-таки ведь не ушел? Есть чем гордиться.
«Мне жалко только, — говорит Селенко-старшая, — что процедура снятия была такая невзрачная. И в очереди пришлось стоять, как к зубному врачу. Но ведь помогло?»
II.
Энерготерапевт Вятский как зубной врач — дернул, и нет венца; а если сердце просит пышного зрелища, можно было бы еще пройти обряд ведического инвольтирования и заговор на половую присуху, и вообще потаскаться по потомственным ведунам до прободения ауры и выпадения прямого энергетического столба. И это-то не язычество? Фрэзер различал два вида языческого религиозного культа — магию и умилостивительный ритуал. Причем первая, по суждению Фрэзера (весьма, впрочем, сомнительному), являлась пра-наукой.Казалось бы, Селенки — типичные двоеверцы (как и тысячи, и тысячи таких же русских семей); двоеверие же имеет долгую и подробно описанную историю.
В 1860 году при Киевской духовной семинарии был учрежден журнал «Руководство для сельских пастырей», настолько хорошо задуманный и разумно устроенный, что пришла к нему всероссийская популярность. Журнал состоял из полезных и поучительных писем, наставлений, советов и статей, которые писали сами же деревенские священники, обсуждая печали, сопутствующие каждому клирику в сельском приходе. Колоссальное внимание в журнале уделялось своеобразию народного православия, а именно двоеверию — бытовому христианству, щедро замешанному на языческом начале. Можно даже сказать, что во многом журнал был посвящен именно этой теме. Сотни теоретических статей; сотни и сотни писем «с мест», движение фольклористов, родившееся по инициативе «Руководства…».
Я позволю себе привести краткие аннотации к некоторым из размещенных в журнале работ.
С. Гр-кий, «Остатки язычества в нашем простом народе», 1860 год. Автор обдумывает специфику крестьянской религиозности: по отношению к природе крестьянин — язычник. Имена языческих богов забыты, но праздники продолжают еще праздноваться по обычаю. Тому в пример ряженье, гадание, колдовство и ворожба, опахивание, вера в счастливые и несчастливые дни, обращения к волхвам и чародеям.
А. Львов, «Священник по отношению к своей учительской миссии», 1888 год. Для борьбы с двоеверием священнику надо изучать языческие суеверия; для ученого суеверия — памятник дохристианского быта, своеобразие умственного склада народа и т. д.; для священника это — религиозное заблуждение, которое надо искоренять.
П. Озерецкий, «Очерк дохристианского религиозно-языческого развития наших предков», 1871 год. Работа посвящена причинам возникновения двоеверия в русском православии, тут же помещены очерки народной демонологии, заклинания и заговоры, религиозно-языческие воззрения крестьянина на природу.
N. N. (многие статьи не подписаны по желанию авторов) «Пастырь как непрестанный руководитель прихожан», 1894 год. Эта интереснейшая работа вот о чем: одни суеверия и предрассудки — результат применения христианских верований к языческим, вторые — результат «недомыслия простого народа в вопросах веры»; необходимо объяснять прихожанам разницу между нечистой силой, действительно существующей, и нечистой силой в народных представлениях.
Дальше свод совершенно уже прелестных заметок.
А-мов, «Народное поверье о священнической трости», 1884 год. Это о том, что «народ верит, будто бы направление оставляемой во дворе трости священника предвещает больному жизнь или смерть».
П. Георгиевский, «Поучение к рыболовам», 1878 год. Взволнованное осуждение суеверий, оскорбительных для клира — встреча со священником считается в народе недоброй приметой, предвещающей неудачу во всем и особенно в рыбной ловле. О том же пишет В. Данкевич: «Грех бояться встречи со священником, тем более плевать при этом; ведя себя так, человек становится орудием в руках дьявола». И. Э. в «Поучении о том, что не должно бояться встречи со священником» продолжает тему: «Взрослые при встрече со священником либо возвращаются обратно, либо, плюнув на след священника, идут дальше, либо бросают что-нибудь на дорогу в качестве преграды между собой и священником; на самом деле эта встреча сулит счастье».
Гневный Гончаров публикует в 1865 году «Обличительное слово к сельским прихожанам по случаю вырытия крестов на кладбище, на том основании, что они, бы окрашены черною краскою, отгоняют будто бы от села дождь». А П. Максимов, в 1868-м, — трактат «О суевериях и предрассудках в Войске Донском». Войско Донское отличилось верою в домовых, ведьм, предрассудком о несчастье при встрече со священником, склонностью к лечению заговорами, заговорными травами и водами. «Ворожба, гадания, ворожеи в каждой станице, — пишет клирик, — лихорадку представляют в виде живого существа».
О, а вот тут нашлась заметка и на дорогую нам тему — «О суеверных приметах и обычаях простого народа при бракосочетании». Священник А. Тихомиров перечисляет приметы: «Переступая порог храма, считается, невеста не должна смотреть вниз, чтобы иметь верх над мужем; невеста старается раньше жениха встать на подстилку в храме; во время венчания невеста старается незаметно наступить на ногу жениха, что есть средство будто бы избавления будущего мужа от пьянства».
Даже постланная перед аналоем ткань (кто первым вступит), оказывается, — осуждаемое суеверие (а уж как освящена традицией, сколько раз описана, а в «Анне Карениной»-то c какой нежностью), что ж говорить про наш покусанный каравай…
Что ж говорить (а главное, что и думать) и о каравае, и о гусарской привычке бить на свадьбе посуду, и о «краже невесты» — с каких горных вершин спустился на наши равнины этот симпатичный обычай, отчего так популярен? А тамада с его петрушечными, срамными приставаниями к свекрови и теще? Это-то откуда?
Впрочем, академик Никита Ильич Толстой считал, что двоеверие — двоеверием, но народную религиозность питал еще и третий источник, «принятый славянами совместно или почти одновременно с христианским. Это народная и городская культура, которая развивалась и в Византии, и отчасти на Западе. Так проникали в славянскую среду элементы поздней античности — эллинства, мотивы ближневосточных апокрифов и восточного мистицизма. С некоторой осторожностью к элементам «третьей культуры можно отнести юродство (впоследствии ставшее одним из церковных институтов), скоморошество и городскую ярмарочную и лубочную культуру».
Что ж, современный свадебный обряд без третьего источника не обошелся. Типический тамада — совершеннейший скоморох. До юродивого не дотянул — юродивые все сделали карьеру и работают ведущими на телевидении. Особенно охотно — на канале НТВ.
III.
Итак, казалось бы, Селенки — типичные двоеверцы и потому продолжатели почтенной традиции. Они бытовые (невоцерковленные) христиане и (неосознанно) бытовые язычники; их картина мира (по Н. И. Толстому) зиждется на том, что свои представления о божественной силе они черпают из христианской традиции, а их воззрения о силе нечистой во многом сформированы традициями славянского язычества.Ох, непохоже. Откуда советским разночинцам, жителям заводских поселков и городских окраин, менеджерам, продавщицам, айтишникам, шоферам, челнокам, предпринимателям, домохозяйкам, актерам маленьких полупустых театров и журналистам маленьких невлиятельных журналов, да хоть и совхозным трактористам, наполниться нужным, тайным знанием? Мы и «Отче наш» через пень-колоду знаем, откуда нам узнать о Высоком Тятьке и Плоской Мамке? О Мокоши, пряхе, богине неудалой судьбы, вакхическом Квасуре, скабрезном Осляде, Шишиморе, Карачуне.