Страница:
«Стасик собирал жильцов, предлагал: давайте покрасим подъезд, — рассказывает Оксана. — Он же моряк, он же не может спокойно смотреть на такую грязь! А ему отвечают: крась, мы переступим». Марии Федотовой квартира очень бы не помешала, но все же цель ее участия в проекте иная: она хотела бы привлечь внимание публики к работам своего мужа, художника-керамиста.
Перед нами совершенно разные люди, которых, по версии канала «РЕН-ТВ Смоленск», объединяет принадлежность к семейной элите города. Ну и что у элиты со смыслами? Единодушие. Смысл брака в детях, смысл жизни в семье, а ценность брачного союза во взаимной поддержке.
Есть ли еще что-то общее?
Да, кое-что обнаружилось. Во всех семьях явственно ощущается культ силы — не мужской силы, а силы воли. И этим качеством чаще всего обладает женщина. Силу нельзя не уважать: ее природа меньше изучена, нежели природа слабости. Слабость берется как бы извне — из желания, алчбы, гедонизма, жажды жизни, а сила таинственно рас тет изнутри — из самоограничения.
И если семья — единственная удобная форма жизнеустройства, особенно ценимая женщинами (имеющими меньшую, нежели мужчины, цену на вторичном брачном рынке), то залог сохранения семьи — отказ от слабостей. Любовь сначала созидает, а потом разрушает. Вот я спросила у Маши Федотовой: «А почему в семейном конкурсе ни разу не прозвучало волнующее слово «любовь»? Нет и номинации «про это». Скажем, самая романтическая пара или самая влюбленная пара?» Мария ответила: «А какие, по-твоему, там могли быть конкурсы? И вообще — прекрасное, конечно, обещание: быть вместе в горе и в радости. Но и горе, и радость в предельной концентрации способствуют отчуждению, развалу. Вряд ли может существовать семейная пара, двадцать лет живущая в вихре страсти».
Любовь сделала свою созидающую работу и теперь скорее опасна. Она — желание, слабость. Нужен покой. Не жар, а тепло.
Мне рассказали о смоленской чете, собиравшейся на кастинг проекта. Он и она долго говорили. Спорили. Доспорили Бог знает до чего. Наконец жена воскликнула: «Да ведь ты же меня уже не любишь!» А муж ответил: «Ну и радуйся. Если б я тебя любил, давно б уже развелся!»
Социальная смерть семьи — то, о чем принято говорить, и разговоры однообразны: институт семьи надо спасать! Чувственная же смерть семьи, о которой говорить не принято, как раз позволяет семье сохраниться.
«Жизнь дольше любви, — однажды сказала мне Антонина Коденева, знаменитая в Костроме владелица службы знакомств «Купидон». — У меня клиентки так описывают романтический вечер с мужьями: “Сели в машину, поехали, продуктов на неделю набрали!”»
Соратничество, дружба спасают семью, а любовь губит. Вот простейшая формула женского успеха: нужно учиться дружить.
Что же — еще одно реалити-шоу (на сей раз про взрослых), все тот же бесконечно ценный приз — дом (мир, покой, атриум), и опять этот сериал не про любовь. На сей раз — про страх, одиночество, силу. То есть — про дружбу.
Как же не зайти вечером в ресторан? «Хуторок» — модное в городе место. Беседки вольно стоят в сумеречном палисаднике; среди кустов лукаво спрятаны: гипсовый заяц, тележка с геранями, аквариум с раками, фанерный колодезный сруб, низка лаптей, керамическая жаба, танцплощадка, пылающая бешеными электрическими огнями. Я сижу за столиком с двумя смоленскими дамами — поэтессой и учительницей.
Поэтесса, уходя танцевать, всякий раз спрашивает меня интимным басом:
— Вы не будете скучать, Джейн?
А учительница вздыхает и говорит:
— Опять мужика склеила…
Нужно сказать, смоленские заведения действительно до сих пор используются как места, благоприятствующие знакомству. И если несколько подруг, добродетельных девиц, приходят в ресторан и занимают столик, это в большинстве случаев значит, что они открыты для волнующего приключения. При этом речь не идет о разврате, упаси Господь, — речь идет о чуде, о встрече. В городе давно сложились ритуалы, обслуживающие такого рода практики. На пример, если первым на приступ идет мужчина, он заказывает музыкантам песню «Ах, какая женщина, мне б такую!». А если инициатором знакомства хотела бы стать дама, она идет на танц пол показать себя во время быстрой пляски, а при первых аккордах танца медленного немного задерживается: мол, а где же моя пудреница, не растрясла ли я ее во время огненных па?
Мужчины же между лангетом и пивком благожелательно глядят на красавиц — и, может быть, если их не схватит керамическая жаба, подсядут к девическому столику, предложат шампанского.
Завязывается разговор.
— А чем вы, Саша, занимаетесь по жизни? — томно спрашивает поэтесса.
— Я, это, компьютеры чиню, — отвечает пожилой пугливый Саша.
— А что вы делаете для самореализации?
— Мне этого не надо, — совсем пугается Саша.
— А читали ли вы, Саша, «Лолиту» Набокова?
От «Лолиты» смятенного Сашу спас случай: за соседним столиком подрались две девушки. Подрались молча, тяжело, со злыми слезами — из-за юнца, пришедшего в заведение с одной из подружек, в то время как вторая выследила изменника. Напала из-за кустов, стремительно, ругаясь страшным шепотом — страшным из-за того, что было понятно, насколько ей стыдно и как старательно она пытается сделать свое дело мщения потише, понезаметнее.
Никто почти что ничего и не заметил. Мстительница убежала. А за кустами, на сияющей стороне жизни, на танцплощадке, грянула песня «Ах, какая женщина, мне б такую!». Значит, для кого-то настал чудесный миг знакомства.
Лямка
Предводительница
Тут, видите ли, вот в чем дело. Столичное — верховное — Дворянское собрание славно близостью к Российскому Императорскому Дому. Дом этот согрет ласковым испанским солнцем, живут в нем Великая Княгиня Леонида Георгиевна, Великая Княгиня Мария Владимировна и наследник Георгий — двадцатипятилетний молодой человек, красивый сытой южной красотой, в России побывавший всего несколько раз. Какие прекрасные пишутся там указы: «Мы… в XIV лето восприятия Нами прав и обязанностей Августейших Предков Наших — Императоров Всероссийских…» Фамилия личного секретаря императорской семьи — Закатов. Уютно, покойно, по-европейски основательно. Такова же и атмосфера РДС. Российское дворянское собрание со своими заграничными гостями, высокими знакомствами, трепетными отношениями с Русской православной церковью (и чуть менее трепетными — с московской мэрией: особняк на Кропоткинской все же не получили, он достался музею им. Пушкина) задает региональным отделениям тон полусветский, получиновный. Одно молодежное дворянское движение, организацией которого заняты сейчас в Москве, дорогого стоит.
В провинции же тон этот выдержать сложно: предводитель дворянства редко где входит в правящую губернскую элиту, а на блестящую светскую жизнь обыкновенно у собрания не хватает денег — так что приходится довольствоваться геральдическими изысканиями и просветительской работой. И главное-то, главное — к дворянству в провинции относятся с обычной насмешливостью. Вот Нина Бахметева, предводительница вологодского дворянства, в интервью местному тележурналисту рассказывает печальную историю: «На первых съездах РДС делегаты открывали собрание минутой молчания — в память о предводителях и вице-предводителях дворянства, безвременно умерших от сердечных приступов». Недогадливый журналист: «Что, такой возрастной рубеж?»- «Нет, — скорбно отвечает Бахметева, — не только возраст. Насмешки и публичные шутки со стороны СМИ! Многие дворяне оказались к этому не готовы…»
Нина Александровна относится к тому типу дворянских активисток, которые сама высота, сама поэзия. Хрупкая блондинка Бахметева фотографируется в декольтированных туалетах или мехах, ведет кружок дворянского этикета, написала «программу воспитания национальной элиты, гармонично развитой личности, духовно-нравственного образа Третьего Тысячелетия», рассорилась с половиной города. На своем сайте пишет о себе в третьем лице (особенности графики сохранены): «Беседуя накануне Пасхи со старшеклассниками 8 «а», 9 «б» классов вологодской общеобразовательной школы № 15 выяснилось, что о таком понятии, как «имянины» учащиеся даже не слышали, а после пояснений, выяснилось, что только единицы знают День своего Ангела. На вопрос: «Как проходит этот день в Вашей семье»? — сопутствовало единодушное молчание. В Пресветлое Христово Воскресение выразил желание зайти в храм только Алексей Аветесян, ученик 9 «б» класса. “Признаться, стало «не по себе», — отметила далее в своем дневнике, который вела много лет, Нина Александровна, — юное поколение очень русского городка, учащиеся так называемой «русской школы»… а «русскости» в них — только предпочтение к языку повседневного общения (в сравнении усилиями на изучение иностранного)… Вспомнилась семья бывших русских эмигрантов, господ Шаболиных из Сан-Франциско, их трепетное отношение к сохранению своей русской индивидуальности. Им, много лет проживающим в гостеприимной Америке, в отличие от классных руководителей вышеназванной школы № 15 города Вологды, известен секрет сохранения своей неповторимости…„»
Ну и будут ли после этого учителя пятнадцатой школы любить столбовую дворянку госпожу Бахметеву? Наша гранд-дама, носительница блестящего русского языка, просто-таки «усаживается в подчеркнутом отдалении и лорнирует дебютанток».
Областные журналисты часто и охотно пишут о губернской предводительнице. Из названий статей складывается история взаимоотношений Масловой с Костромой: «Хранительница традиций», «Берегиня», «Я никогда не кичилась дворянским происхождением», «Фрейлина Великой Княгини Леониды Георгиевны», «Дворянка-кулинар», «Спортсменка, комсомолка, предводитель дворянства». И — несколько неожиданно — «Водные лыжи умчали к счастью». Во первых же строках каждой из статей упомянуто, что Галина Николаевна фигура чрезвычайно колоритная. Она и в самом деле спортсменка, входила в сборную Костромы по лыжам, пулевой стрельбе и биатлону. Участвовала в велогонках и соревнованиях по народной гребле. Высшего образования у Галины Николаевны нет, но она окончила школу тренеров и много лет вела группу здоровья на заводе «Мотордеталь». Умеет водить машину и моторную лодку; также умеет косить и доить, вяжет, шьет, вышивает, рисует, фотографирует, выделывает шкурки. С мужем, известным в области спортсменом, рабочим-литейщиком, живет в благополучном браке без малого сорок лет. У супругов пятеро детей. Она знаток костромских лесов и бесплатно (что подчеркивается) водит по грибным и ягодным местам группы городских пенсионеров. Печет гигантские фигурные торты- и на заказ, для заработка, и в подарок, к важным городским юбилеям, и на радость каждому именитому гостю Костромы. Вдовствующей Великой Княгине Леониде Георгиевне, которая действительно пожаловала ей фрейлинский шифр за особые заслуги перед Российским Императорским Домом, испекла исполинское сооружение «Корона монархов». К приезду Алексия II сделала торт в форме главного собора костромского кремля. Трудно вам описать прелесть этого торта. В звоннице бисквитной колокольни Галина Николаевна уместила маленькие колокольчики: такие обычно прикалывают к одежде старшеклассников в день последнего звонка. К язычкам колокольчиков привязала ниточки — и можно было дернуть за ниточку и извлечь немелодичный, но трогательный звук. А на заказ Галина Николаевна пекла и торт с весами Фемиды (чашки качались на веревочках; чудесное изделие предназначалось вдове прокурора), и бисквитные корабли, и песочные самолеты, и сдобные пожарные машины. Было — для предсвадебного мальчишника — создано и изделие повышенной шаловливости. В виде (как скромно говорит Галина Николаевна) фаллического символа.
Общаться с нашим братом журналистом Галина Николаевна очень даже умеет: пара-тройка рецептов, несколько семейных анекдотов, история встречи с Великой Княгиней на пароходе в день празднования 380-летия династии Романовых — и вот уже собрана симпатичная фактура. «Мой прапрадед Александр Николаевич Григоров, — с быстрой улыбкой говорит Галина Николаевна, — писал исторические романы, а по просьбе своего приятеля драматурга Островского собирал житейские костромские истории. В семье остались некоторые из записанных им словечек и сценок. Например, купчиха бранит дитятю и говорит: «Сукин ты сын!» А тот отвечает: «Сами вы, матушка, песы!» Любопытно?» Любопытен прежде всего круг интересов Галины Николаевны Масловой — спорт, лес, стряпня, семья и реставрация монархии.
— Я, — продолжает Высоков, — коллекционирую истории людей. Например, такая. Ушел на финскую войну человек и в сороковом году пропал. Жена его пришла к гадалке, та говорит: жив твой муж. Пятнадцать лет жена приходила каждый год, а гадалка каждый год повторяла: жив, только трудно ему. И что же — вернулся он в конце пятидесятых. Два плена, штрафбат, ГУЛАГ. Он уж только покоя хотел, тихо жил и умер в семьдесят семь лет. А потом и жена умерла. Стали ломать их дом и нашли тайник. Там фуражка была без кокарды и офицерский китель дореволюционной армии. Выяснилось, что люди эти, он и она, были не мужем и женой, а братом и сестрой, детьми белого офицера. Супругами назвались, чтобы не привлекать к себе внимания. Приняли обет социального безбрачия. Дворян очень много у нас в губернии было — как же, колыбель дома Романовых. После революции многие вернулись в свои имения, в деревеньки, в леса, в глушь — спасаться. А глушь-то перестала быть глушью. Ведь что такое укромный уголок? Это местечко, куда власть не заглядывает. А если власть — это народ, а он в потаенных местах как раз самый приметливый, самый жесткий? Страна наизнанку вывернулась. Их, этих дворян, до пятидесятых годов из наших лесов выковыривали. Может, только женщины и спаслись. Вот смотри — встречаю я как-то в деревне мужика. Такой деревенский столп, Псой Псоич, Псой Сысоич. Непьющий комбайнер, это в восьмидесятом-то году! Начинаю с ним разговаривать, чувствую — что-то не то. Дворянин! Матушка его еще жива была, Надежда Пелегау. Опростилась совершенно, только салфетки из газетной бумаги к обеду вырезала.
Выковыривали дворян из этих лесов… Даже если бы не была предводительница Маслова так хороша, все равно ничего пронзительнее истории костромского дворянства и не найдешь в стране. Пропадали «со страшной скоростью тьмы, за которой, как черепаха, даже не пытаясь ее догнать, движется свет» (Георгий Иванов). Мелкопоместные небогатые помещики, флотские, по большей части, офицеры, судьбы самые людоедские. Особенно жалко, что тащили из родных, родовых мест, пригревшихся, сдавшихся. Мичман Яковлев, спасший во время взрыва броненосца «Петропавловск» Великого Князя Кирилла Владимировича (так что трижды, а не дважды уроженцы Костромы спасали российских императоров, ибо Кирилл Владимирович стал впоследствии главой Династии Романовых в изгнании), работал в 1938 году продавцом магазина в Клеванцове — местечке неподалеку от его родового имения. Был арестован и ночью умер в камере НКВД от разрыва сердца. В 1930 году в Костроме арестовали сотню бывших офицеров Костромского Пултуского полка. Все земляки, все родом из пригородных имений. Полковники, капитаны и штабс-капитаны работали в союзе охотников, горкомхозе, управлении зрелищных мероприятий. Некоторые были бухгалтерами. Два офицера служили в газете репортерами. Нашли где спрятаться.
Перед нами совершенно разные люди, которых, по версии канала «РЕН-ТВ Смоленск», объединяет принадлежность к семейной элите города. Ну и что у элиты со смыслами? Единодушие. Смысл брака в детях, смысл жизни в семье, а ценность брачного союза во взаимной поддержке.
Есть ли еще что-то общее?
Да, кое-что обнаружилось. Во всех семьях явственно ощущается культ силы — не мужской силы, а силы воли. И этим качеством чаще всего обладает женщина. Силу нельзя не уважать: ее природа меньше изучена, нежели природа слабости. Слабость берется как бы извне — из желания, алчбы, гедонизма, жажды жизни, а сила таинственно рас тет изнутри — из самоограничения.
И если семья — единственная удобная форма жизнеустройства, особенно ценимая женщинами (имеющими меньшую, нежели мужчины, цену на вторичном брачном рынке), то залог сохранения семьи — отказ от слабостей. Любовь сначала созидает, а потом разрушает. Вот я спросила у Маши Федотовой: «А почему в семейном конкурсе ни разу не прозвучало волнующее слово «любовь»? Нет и номинации «про это». Скажем, самая романтическая пара или самая влюбленная пара?» Мария ответила: «А какие, по-твоему, там могли быть конкурсы? И вообще — прекрасное, конечно, обещание: быть вместе в горе и в радости. Но и горе, и радость в предельной концентрации способствуют отчуждению, развалу. Вряд ли может существовать семейная пара, двадцать лет живущая в вихре страсти».
Любовь сделала свою созидающую работу и теперь скорее опасна. Она — желание, слабость. Нужен покой. Не жар, а тепло.
Мне рассказали о смоленской чете, собиравшейся на кастинг проекта. Он и она долго говорили. Спорили. Доспорили Бог знает до чего. Наконец жена воскликнула: «Да ведь ты же меня уже не любишь!» А муж ответил: «Ну и радуйся. Если б я тебя любил, давно б уже развелся!»
Социальная смерть семьи — то, о чем принято говорить, и разговоры однообразны: институт семьи надо спасать! Чувственная же смерть семьи, о которой говорить не принято, как раз позволяет семье сохраниться.
«Жизнь дольше любви, — однажды сказала мне Антонина Коденева, знаменитая в Костроме владелица службы знакомств «Купидон». — У меня клиентки так описывают романтический вечер с мужьями: “Сели в машину, поехали, продуктов на неделю набрали!”»
Соратничество, дружба спасают семью, а любовь губит. Вот простейшая формула женского успеха: нужно учиться дружить.
Что же — еще одно реалити-шоу (на сей раз про взрослых), все тот же бесконечно ценный приз — дом (мир, покой, атриум), и опять этот сериал не про любовь. На сей раз — про страх, одиночество, силу. То есть — про дружбу.
Битва
— Зайдите в любой ресторан вечером, — говорила мне Лаберко, иллюстрируя свой рассказ о женской доле смолянок, — и подсчитайте, сколько в зале дам, а сколько мужчин.Как же не зайти вечером в ресторан? «Хуторок» — модное в городе место. Беседки вольно стоят в сумеречном палисаднике; среди кустов лукаво спрятаны: гипсовый заяц, тележка с геранями, аквариум с раками, фанерный колодезный сруб, низка лаптей, керамическая жаба, танцплощадка, пылающая бешеными электрическими огнями. Я сижу за столиком с двумя смоленскими дамами — поэтессой и учительницей.
Поэтесса, уходя танцевать, всякий раз спрашивает меня интимным басом:
— Вы не будете скучать, Джейн?
А учительница вздыхает и говорит:
— Опять мужика склеила…
Нужно сказать, смоленские заведения действительно до сих пор используются как места, благоприятствующие знакомству. И если несколько подруг, добродетельных девиц, приходят в ресторан и занимают столик, это в большинстве случаев значит, что они открыты для волнующего приключения. При этом речь не идет о разврате, упаси Господь, — речь идет о чуде, о встрече. В городе давно сложились ритуалы, обслуживающие такого рода практики. На пример, если первым на приступ идет мужчина, он заказывает музыкантам песню «Ах, какая женщина, мне б такую!». А если инициатором знакомства хотела бы стать дама, она идет на танц пол показать себя во время быстрой пляски, а при первых аккордах танца медленного немного задерживается: мол, а где же моя пудреница, не растрясла ли я ее во время огненных па?
Мужчины же между лангетом и пивком благожелательно глядят на красавиц — и, может быть, если их не схватит керамическая жаба, подсядут к девическому столику, предложат шампанского.
Завязывается разговор.
— А чем вы, Саша, занимаетесь по жизни? — томно спрашивает поэтесса.
— Я, это, компьютеры чиню, — отвечает пожилой пугливый Саша.
— А что вы делаете для самореализации?
— Мне этого не надо, — совсем пугается Саша.
— А читали ли вы, Саша, «Лолиту» Набокова?
От «Лолиты» смятенного Сашу спас случай: за соседним столиком подрались две девушки. Подрались молча, тяжело, со злыми слезами — из-за юнца, пришедшего в заведение с одной из подружек, в то время как вторая выследила изменника. Напала из-за кустов, стремительно, ругаясь страшным шепотом — страшным из-за того, что было понятно, насколько ей стыдно и как старательно она пытается сделать свое дело мщения потише, понезаметнее.
Никто почти что ничего и не заметил. Мстительница убежала. А за кустами, на сияющей стороне жизни, на танцплощадке, грянула песня «Ах, какая женщина, мне б такую!». Значит, для кого-то настал чудесный миг знакомства.
Лямка
Туристические компании предлагают развлекательный тур «Бурлаки на Волге»
— Представляешь, мы тащимся по берегу в казенных портках и косоворотках, тянем эти свои лямки, за нами болтается нефтеналивная баржа и все время кренится на бок, аниматор, изображающий купца, только что драматическим тенором отпел «Дубинушку», ухал, как сова в зоосаде, — в общем, сказать, что нам неловко, это ничего не сказать. Мимо, между прочим, прохожие ходят, поглядывают на нас с гримасой счастья на лице. Ну, останавливаемся отдохнуть. И тут же сбоку к нам подскакивает мужик с какой-то справкой в руке и кричит: «Москвичи, а москвичи! Юристы есть?» Мы, можно сказать, опутаны бечевой, с огурцами в руках, стараемся позабыть, что мы и юристы, и автомобилисты, и все такое прочее. А мужик пуще орет: «Что делать, если приобрел индюка, а через два дня произошел его падеж?» Мы уже были готовы к тому, что этот безумец часть шоу, две наши самые активные дамы принялись совещаться, как поостроумнее ответить, да, к счастью, аниматор отогнал мучителя.
Развлекательный тур «Бурлаки на Волге» — модная штучка. И сам по себе, и как часть великого института тимбилдингов. А тимбилдинг (он же ролевой психологический тренинг) стал, в свою очередь, важной частью корпоративной культуры. Отстала от века та компания, которая не вывозит свой коллектив на природу и не предлагает несчастным поиграть в какую-либо интерактивную игру — т. е. не ставит клерков и средний командный состав в самые странные и нелепые положения. В том же Ярославле московским модникам предлагают провести три дня на волжском необитаемом островке без еды (говорят, на третий день характер сотрудников фирмы проявляется особенно ярко), отдать дань двухдневной игре «Новобранец» или «Заключенный».
Турфирма, придумавшая наших «бурлаков», работает более мягко, с явственным этнографическим уклоном, поэтому в ее арсенале совсем уж душегубских игрищ не сыщешь. Только клюквенный сок. Можно отправиться в поход по сусанинским местам («…на второй день происходит захват туристов в заложники польскими шляхтичами вместе с Иваном Сусаниным. Сусанин поведет туристов и поляков по Исуповскому болоту к Валуну, а затем к легендарной Красной сосне, где и падет геройской смертью от клинка польского шляхтича»). Можно, переодевшись в кольчужки, штурмовать крепость («Смутное время на Руси»), а можно вот по бережку пройтись. Но все одно: каждую группу сопровождает психолог, и на начальственный стол ложится доклад о поведении сотрудников и степени их активности во время ролевой игры, долженствующей способствовать сплочению коллектива.
Федор Гордон, сотрудник столичной консалтинговой компании, показал себя образцовым бурлаком. Страдания — падшего индюка, пшенную кашу, а также «заклички шишки» — он перенес мужественно, как воин. Корректная улыбка морщила его уста, но ни разу не сорвалась с них жалоба или божба.
Между тем некоторые его коллеги позволили себе насмешничать над действом, и впоследствии, как заметил Федор, отношение к ним внутри компании несколько изменилось.
Опишем же все подробности этой важной игры. Ранним утром группу подневольных лицедеев привозят на берег великой спокойной реки. Там их встречают лицедеи профессиональные- аниматоры, нанятые изобразить кровососов: купца с подручными. Купец расхаживает по берегу подбоченясь, делает важное выражение лица. Тут же — маленькая нефтеналивная баржа, обшитая досками и украшенная декоративной мачтой. Предполагается, что именно так выглядела расшива.
С шутками и прибаутками происходит торг — купец будто бы нанимает артель на работу. Дальше — важное: распределение бурлацких ролей. Испытуемые должны выбрать шишку (руководителя), подшишечников и косного (бухгалтера). Остальных же следует разделить на кабальных и усердных (в обязанность которых войдет подгонять кабальных). Из всей массы нужно вычленить особенных страстотерпцев, касту неприкасаемых, несчастнейших из несчастных! В настоящей артели бурлаков эта печальная группа составлялась самым естественным образом- в нее входили люди слабосильные: пожилые, опустившиеся донельзя, обнищавшие до последнего. Кабальные не получали денег; работали лишь за еду. Ну а сборище веселых москвичей- ему как разобраться с обидной иерархией? Вот тут иной раз случаются и ссоры — в группу кабальных норовят отрядить дам, участвующих в игре.
Да, что же я забыла — все переодеваются в обноски, предоставленные туроператором. Выпивают казенной медовухи, прилаживают лямки. И — вперед! Пошли, пошли, пошли! Правой ногой шагать, левую подтаскивать.
Что ж я?! Что ж я?! Что Илья, то и я; белый пудель шаговит, шаговит, черный пудель шаговит, шаговит, дубинушка, ухнем! Это купец выкликает заклички. Баржа легкая, пустая, а все ж не водный велосипед, ноги проваливаются в песок, девицы кряхтят, поправляя лямки, пригородные прохожие провожают страдальцев добрыми улыбками, а иная старушка и огурцом поделится- поднесет бурлакам угощение.
Купец обыкновенно бывает прекрасен. Гордоновской компании достался актер актерыч, весельчак и каламбурист. Гулким эхом раздавалось по-над простором: «А ну как в лобстер дам!»;
«А вечером — ликеро-смазочные вещества!»; «Вы еще молодцы молодецкие, а в прошлой артели была одна пушечная колбаса!»
Хорошо!
Потом — посвящение в бурлаки, обсыпание солью, поедание пшенной каши. Каша — одно из испытаний, продолжение мученичества. Зато вечером, в синем сумраке, на пологом берегу будет водочка, солянка, чай с блинами, живая музыка. Гитарист ударит по струнам, урежет «А мохнатый шмель на душистый хмель», дамы пойдут поводить плечами, вскакивать, бросятся в пляс, потом полезут купаться.
Еще один московский коллектив перетерпит познавательный тур и познает себя.
— Я надеялся, — говорит Федор, — что во время хождения в бечеве меня посетит важное переживание. Я думал — река, тяжесть, монотонная ходьба, можно идти и думать. Хотел в самом деле почувствовать себя бурлаком, человеком, раздавленным обстоятельствами, но находящим в себе физические силы идти. Ну, вы понимаете. Но думал я только о том, что прохожие над нами смеются, и о том, что напишет обо мне психолог.
То есть оставался московским мажором.
Милый, самокритичный Федор! Ему удалось больше, чем кажется. Он оставался московским мажором, раздавленным обстоятельствами.
Турфирма, придумавшая наших «бурлаков», работает более мягко, с явственным этнографическим уклоном, поэтому в ее арсенале совсем уж душегубских игрищ не сыщешь. Только клюквенный сок. Можно отправиться в поход по сусанинским местам («…на второй день происходит захват туристов в заложники польскими шляхтичами вместе с Иваном Сусаниным. Сусанин поведет туристов и поляков по Исуповскому болоту к Валуну, а затем к легендарной Красной сосне, где и падет геройской смертью от клинка польского шляхтича»). Можно, переодевшись в кольчужки, штурмовать крепость («Смутное время на Руси»), а можно вот по бережку пройтись. Но все одно: каждую группу сопровождает психолог, и на начальственный стол ложится доклад о поведении сотрудников и степени их активности во время ролевой игры, долженствующей способствовать сплочению коллектива.
Федор Гордон, сотрудник столичной консалтинговой компании, показал себя образцовым бурлаком. Страдания — падшего индюка, пшенную кашу, а также «заклички шишки» — он перенес мужественно, как воин. Корректная улыбка морщила его уста, но ни разу не сорвалась с них жалоба или божба.
Между тем некоторые его коллеги позволили себе насмешничать над действом, и впоследствии, как заметил Федор, отношение к ним внутри компании несколько изменилось.
Опишем же все подробности этой важной игры. Ранним утром группу подневольных лицедеев привозят на берег великой спокойной реки. Там их встречают лицедеи профессиональные- аниматоры, нанятые изобразить кровососов: купца с подручными. Купец расхаживает по берегу подбоченясь, делает важное выражение лица. Тут же — маленькая нефтеналивная баржа, обшитая досками и украшенная декоративной мачтой. Предполагается, что именно так выглядела расшива.
С шутками и прибаутками происходит торг — купец будто бы нанимает артель на работу. Дальше — важное: распределение бурлацких ролей. Испытуемые должны выбрать шишку (руководителя), подшишечников и косного (бухгалтера). Остальных же следует разделить на кабальных и усердных (в обязанность которых войдет подгонять кабальных). Из всей массы нужно вычленить особенных страстотерпцев, касту неприкасаемых, несчастнейших из несчастных! В настоящей артели бурлаков эта печальная группа составлялась самым естественным образом- в нее входили люди слабосильные: пожилые, опустившиеся донельзя, обнищавшие до последнего. Кабальные не получали денег; работали лишь за еду. Ну а сборище веселых москвичей- ему как разобраться с обидной иерархией? Вот тут иной раз случаются и ссоры — в группу кабальных норовят отрядить дам, участвующих в игре.
Да, что же я забыла — все переодеваются в обноски, предоставленные туроператором. Выпивают казенной медовухи, прилаживают лямки. И — вперед! Пошли, пошли, пошли! Правой ногой шагать, левую подтаскивать.
Что ж я?! Что ж я?! Что Илья, то и я; белый пудель шаговит, шаговит, черный пудель шаговит, шаговит, дубинушка, ухнем! Это купец выкликает заклички. Баржа легкая, пустая, а все ж не водный велосипед, ноги проваливаются в песок, девицы кряхтят, поправляя лямки, пригородные прохожие провожают страдальцев добрыми улыбками, а иная старушка и огурцом поделится- поднесет бурлакам угощение.
Купец обыкновенно бывает прекрасен. Гордоновской компании достался актер актерыч, весельчак и каламбурист. Гулким эхом раздавалось по-над простором: «А ну как в лобстер дам!»;
«А вечером — ликеро-смазочные вещества!»; «Вы еще молодцы молодецкие, а в прошлой артели была одна пушечная колбаса!»
Хорошо!
Потом — посвящение в бурлаки, обсыпание солью, поедание пшенной каши. Каша — одно из испытаний, продолжение мученичества. Зато вечером, в синем сумраке, на пологом берегу будет водочка, солянка, чай с блинами, живая музыка. Гитарист ударит по струнам, урежет «А мохнатый шмель на душистый хмель», дамы пойдут поводить плечами, вскакивать, бросятся в пляс, потом полезут купаться.
Еще один московский коллектив перетерпит познавательный тур и познает себя.
— Я надеялся, — говорит Федор, — что во время хождения в бечеве меня посетит важное переживание. Я думал — река, тяжесть, монотонная ходьба, можно идти и думать. Хотел в самом деле почувствовать себя бурлаком, человеком, раздавленным обстоятельствами, но находящим в себе физические силы идти. Ну, вы понимаете. Но думал я только о том, что прохожие над нами смеются, и о том, что напишет обо мне психолог.
То есть оставался московским мажором.
Милый, самокритичный Федор! Ему удалось больше, чем кажется. Он оставался московским мажором, раздавленным обстоятельствами.
Предводительница
Новые дворяне. Очерк нравов
I.
Я чувствовала, что мне должно повезти. Всякое усердие бывает вознаграждено, а я усердно искала своего героя: губернского или уездного предводителя дворянства, который не считал бы себя обязанным играть роль самую поэтическую и возвышенную. Я мечтала найти простого и доброго предводителя, ретрограда, отставного офицера. Его повседневная жизнь, его обед, его гостиная, его передняя, дружеский круг, семья — может ли быть что-либо интереснее этих подробностей? В каждом новом городе первым делом я отправлялась в дворянское собрание. И с каким количеством величественных людей мне довелось по знакомиться под сенью тверских, воронежских, тобольских, челябинских генеалогических древ! Величавый человек с выражением лица, которое имеет смысл передавать по наследству вместо имущества, — вот образ нового предводителя дворянства. И дамы (в провинции много дам-предводительниц) потрясали необыкновенной духовностью. Постепенно я стала понимать, насколько одинок провинциальный предводитель. На юру стоит он, исполненный благородства, и всякий-то пройдет и усмехнется. Без величавой позы, пожалуй, и не справиться с миссией реставрации благородного сословия.В провинции же тон этот выдержать сложно: предводитель дворянства редко где входит в правящую губернскую элиту, а на блестящую светскую жизнь обыкновенно у собрания не хватает денег — так что приходится довольствоваться геральдическими изысканиями и просветительской работой. И главное-то, главное — к дворянству в провинции относятся с обычной насмешливостью. Вот Нина Бахметева, предводительница вологодского дворянства, в интервью местному тележурналисту рассказывает печальную историю: «На первых съездах РДС делегаты открывали собрание минутой молчания — в память о предводителях и вице-предводителях дворянства, безвременно умерших от сердечных приступов». Недогадливый журналист: «Что, такой возрастной рубеж?»- «Нет, — скорбно отвечает Бахметева, — не только возраст. Насмешки и публичные шутки со стороны СМИ! Многие дворяне оказались к этому не готовы…»
Нина Александровна относится к тому типу дворянских активисток, которые сама высота, сама поэзия. Хрупкая блондинка Бахметева фотографируется в декольтированных туалетах или мехах, ведет кружок дворянского этикета, написала «программу воспитания национальной элиты, гармонично развитой личности, духовно-нравственного образа Третьего Тысячелетия», рассорилась с половиной города. На своем сайте пишет о себе в третьем лице (особенности графики сохранены): «Беседуя накануне Пасхи со старшеклассниками 8 «а», 9 «б» классов вологодской общеобразовательной школы № 15 выяснилось, что о таком понятии, как «имянины» учащиеся даже не слышали, а после пояснений, выяснилось, что только единицы знают День своего Ангела. На вопрос: «Как проходит этот день в Вашей семье»? — сопутствовало единодушное молчание. В Пресветлое Христово Воскресение выразил желание зайти в храм только Алексей Аветесян, ученик 9 «б» класса. “Признаться, стало «не по себе», — отметила далее в своем дневнике, который вела много лет, Нина Александровна, — юное поколение очень русского городка, учащиеся так называемой «русской школы»… а «русскости» в них — только предпочтение к языку повседневного общения (в сравнении усилиями на изучение иностранного)… Вспомнилась семья бывших русских эмигрантов, господ Шаболиных из Сан-Франциско, их трепетное отношение к сохранению своей русской индивидуальности. Им, много лет проживающим в гостеприимной Америке, в отличие от классных руководителей вышеназванной школы № 15 города Вологды, известен секрет сохранения своей неповторимости…„»
Ну и будут ли после этого учителя пятнадцатой школы любить столбовую дворянку госпожу Бахметеву? Наша гранд-дама, носительница блестящего русского языка, просто-таки «усаживается в подчеркнутом отдалении и лорнирует дебютанток».
II.
Но, повторюсь, я знала, что однажды мне повезет. Так оно и случилось: ветреным, влажным костромским день ком, когда Волга продувает город, меня познакомили с Галиной Николаевной Масловой, предводительницей кост ромс кого дворянства. Что за интересный человек Галина Николаевна! Так сразу про нее и не расскажешь. Как в «Анне Карениной» Анна говорит Долли: «Ты не поверишь, я как голодный, которому вдруг поставили полный обед, и он не знает, за что взяться. Полный обед — это ты и предстоящие мне разговоры с тобой», — так и я не знаю, какие именно качества Галины Николаевны сервировать первыми. Начну с беглого обзора.Областные журналисты часто и охотно пишут о губернской предводительнице. Из названий статей складывается история взаимоотношений Масловой с Костромой: «Хранительница традиций», «Берегиня», «Я никогда не кичилась дворянским происхождением», «Фрейлина Великой Княгини Леониды Георгиевны», «Дворянка-кулинар», «Спортсменка, комсомолка, предводитель дворянства». И — несколько неожиданно — «Водные лыжи умчали к счастью». Во первых же строках каждой из статей упомянуто, что Галина Николаевна фигура чрезвычайно колоритная. Она и в самом деле спортсменка, входила в сборную Костромы по лыжам, пулевой стрельбе и биатлону. Участвовала в велогонках и соревнованиях по народной гребле. Высшего образования у Галины Николаевны нет, но она окончила школу тренеров и много лет вела группу здоровья на заводе «Мотордеталь». Умеет водить машину и моторную лодку; также умеет косить и доить, вяжет, шьет, вышивает, рисует, фотографирует, выделывает шкурки. С мужем, известным в области спортсменом, рабочим-литейщиком, живет в благополучном браке без малого сорок лет. У супругов пятеро детей. Она знаток костромских лесов и бесплатно (что подчеркивается) водит по грибным и ягодным местам группы городских пенсионеров. Печет гигантские фигурные торты- и на заказ, для заработка, и в подарок, к важным городским юбилеям, и на радость каждому именитому гостю Костромы. Вдовствующей Великой Княгине Леониде Георгиевне, которая действительно пожаловала ей фрейлинский шифр за особые заслуги перед Российским Императорским Домом, испекла исполинское сооружение «Корона монархов». К приезду Алексия II сделала торт в форме главного собора костромского кремля. Трудно вам описать прелесть этого торта. В звоннице бисквитной колокольни Галина Николаевна уместила маленькие колокольчики: такие обычно прикалывают к одежде старшеклассников в день последнего звонка. К язычкам колокольчиков привязала ниточки — и можно было дернуть за ниточку и извлечь немелодичный, но трогательный звук. А на заказ Галина Николаевна пекла и торт с весами Фемиды (чашки качались на веревочках; чудесное изделие предназначалось вдове прокурора), и бисквитные корабли, и песочные самолеты, и сдобные пожарные машины. Было — для предсвадебного мальчишника — создано и изделие повышенной шаловливости. В виде (как скромно говорит Галина Николаевна) фаллического символа.
Общаться с нашим братом журналистом Галина Николаевна очень даже умеет: пара-тройка рецептов, несколько семейных анекдотов, история встречи с Великой Княгиней на пароходе в день празднования 380-летия династии Романовых — и вот уже собрана симпатичная фактура. «Мой прапрадед Александр Николаевич Григоров, — с быстрой улыбкой говорит Галина Николаевна, — писал исторические романы, а по просьбе своего приятеля драматурга Островского собирал житейские костромские истории. В семье остались некоторые из записанных им словечек и сценок. Например, купчиха бранит дитятю и говорит: «Сукин ты сын!» А тот отвечает: «Сами вы, матушка, песы!» Любопытно?» Любопытен прежде всего круг интересов Галины Николаевны Масловой — спорт, лес, стряпня, семья и реставрация монархии.
III.
— Древние вокруг земли, ах, какие древние земли! Чего только не пережили. И только за последние сто лет — сперва разрушенные дворянские усадьбы, потом покинутые деревни, теперь заброшенные колхозы. И все эти пласты накладываются друг на друга. Я удивляюсь, как у нас еще привидения по улицам не ходят, — говорит мне Сергей Высоков, коллекционер из города Буя Костромской области.— Я, — продолжает Высоков, — коллекционирую истории людей. Например, такая. Ушел на финскую войну человек и в сороковом году пропал. Жена его пришла к гадалке, та говорит: жив твой муж. Пятнадцать лет жена приходила каждый год, а гадалка каждый год повторяла: жив, только трудно ему. И что же — вернулся он в конце пятидесятых. Два плена, штрафбат, ГУЛАГ. Он уж только покоя хотел, тихо жил и умер в семьдесят семь лет. А потом и жена умерла. Стали ломать их дом и нашли тайник. Там фуражка была без кокарды и офицерский китель дореволюционной армии. Выяснилось, что люди эти, он и она, были не мужем и женой, а братом и сестрой, детьми белого офицера. Супругами назвались, чтобы не привлекать к себе внимания. Приняли обет социального безбрачия. Дворян очень много у нас в губернии было — как же, колыбель дома Романовых. После революции многие вернулись в свои имения, в деревеньки, в леса, в глушь — спасаться. А глушь-то перестала быть глушью. Ведь что такое укромный уголок? Это местечко, куда власть не заглядывает. А если власть — это народ, а он в потаенных местах как раз самый приметливый, самый жесткий? Страна наизнанку вывернулась. Их, этих дворян, до пятидесятых годов из наших лесов выковыривали. Может, только женщины и спаслись. Вот смотри — встречаю я как-то в деревне мужика. Такой деревенский столп, Псой Псоич, Псой Сысоич. Непьющий комбайнер, это в восьмидесятом-то году! Начинаю с ним разговаривать, чувствую — что-то не то. Дворянин! Матушка его еще жива была, Надежда Пелегау. Опростилась совершенно, только салфетки из газетной бумаги к обеду вырезала.
Выковыривали дворян из этих лесов… Даже если бы не была предводительница Маслова так хороша, все равно ничего пронзительнее истории костромского дворянства и не найдешь в стране. Пропадали «со страшной скоростью тьмы, за которой, как черепаха, даже не пытаясь ее догнать, движется свет» (Георгий Иванов). Мелкопоместные небогатые помещики, флотские, по большей части, офицеры, судьбы самые людоедские. Особенно жалко, что тащили из родных, родовых мест, пригревшихся, сдавшихся. Мичман Яковлев, спасший во время взрыва броненосца «Петропавловск» Великого Князя Кирилла Владимировича (так что трижды, а не дважды уроженцы Костромы спасали российских императоров, ибо Кирилл Владимирович стал впоследствии главой Династии Романовых в изгнании), работал в 1938 году продавцом магазина в Клеванцове — местечке неподалеку от его родового имения. Был арестован и ночью умер в камере НКВД от разрыва сердца. В 1930 году в Костроме арестовали сотню бывших офицеров Костромского Пултуского полка. Все земляки, все родом из пригородных имений. Полковники, капитаны и штабс-капитаны работали в союзе охотников, горкомхозе, управлении зрелищных мероприятий. Некоторые были бухгалтерами. Два офицера служили в газете репортерами. Нашли где спрятаться.