Страница:
понравилось. В беседе в рабочих коллективах наряду с нехваткой промтоваров
рабочие говорили о хорошем хлебе, неплохих обедах в столовых и отзывчивости
ОРСовских работников. Балуев спрашивал у работников ОРСов: "А как вас
леспромхоз обеспечивает дровами?" Ответ был положительный. А Саватеев
удивленно сказал: "Впервые слышу, что нет жалоб на дрова!".
Булаев спрашивает: "А как мука-крупа, товары разместили? У Вас же не
было складских помещений?" Модянов ответил, что у нас есть приказ с прошлого
года, где строительство возложили на лесопункты. Не все еще сделали, но к
следующей навигации на причалах будут склады. Часть вывезли в Кажимскую
церковь и варганку чугунно-литейного завода, а часть - в Чужах и в устье
Кажим сделали навесы из жердей. Под открытым небом ничего нет. Оба больших
начальника остались довольны.
Спустя несколько дней меня вызвали в трест "Комилес" и УРС. Саватеев и
Булаев очевидно в пути еще решили меня перебросить в другой ОРС. Приехал,
Потащили меня в Обком партии на бюро и утвердили начальником не в ОРС
Кажимского леспромхоза, а в ОРС Усть-Немского леспромхоза. Начальников ОРСов
взяли оказывается в номенклатуру Обкома.
В Кажиме остался мой заместитель Гладышев П.Т. Очень толковый
хозяйственник, но образование 4 класса. Он потом долго там работал, и
неплохо. Он сам из пос. Кажим. Вот так быстро меня переженили. Только
наладились отношения и снова "к черту на кулички". Когда прощались с
руководством леспромхоза, почти все, кроме замполита Цыпанова, жалели и
говорили: "Только наладилась работа, подружились, жалоб рабочих почти не
стало, и вот - расставаться" Я сказал: "Петр Тимофеевич останется. Он
хороший товарищ. С начальниками лесопунктов и рабочими общий язык находит.
Будет неплохо. Ходатайствуйте, чтобы его назначили, а нового не прислали".
Я приехал на машине с грузом для ОРСа, передал печать Гладышеву, в акте
записали то финансовое состояние по годовому балансу. За ночь сдали аптечный
пункт, где работала супруга, и утром, сложив шмотки, уехали. Ночевали в
Сыктывкаре у шофера, а утром выехали в Усть-Нем. Но доехали лишь до
Усть-Кулома, где нас пурга застала и семью пришлось оставить там. Сам уехал
на лошади в Усть-Нем. Это 92 км от Усть-Кулома.
10 января 1951 г. приехал в Устьнем-Базу. Контора ОРСа находилась в
будке, где когда-то отмечались высланные немцы из немцев Поволжья.
Посмотрел, где работает аппарат ОРСа, попросил найти начальника, но не нашли
его. Пошел в леспромхоз. Там встретил Попова В.Г., земляка, замполита
леспромхоза.
Пошли к директору. Директор Строгович В.М. встретил холодно и грубо. Он
выразился очень неприятно: "В этом году четвертый начальник ОРСа. Рабочие
голодные. Если бы не немцы-старожилы, давно бы забунтовали. А начальники
ОРСов пьют. Как вижу по разговору и этот не долгий житель здесь. Снимут за
срыв снабжения!" На третий день нашел начальника ОРСа. Он оказался пьяный,
живет в землянке сторожихи ОРСа и с ней пьют и живут вместе. Привели в ОРС.
Я взял у него ключ с сейфа. Взял штамп и печать. Написал акт приемо-сдачи,
где было указано: 1 - финансовая деятельность по балансу на 01.01.5 1г., 2 -
штамп, 3 - печать и 4 - оттиски штампа и печати. Подписали, и я сказал:
"Можешь уезжать!".
Обойдя склады и лесопункты, пришел к выводу, что это голодная яма. В
магазинах почти пусто, столовые готовили из солонины с запахом противный
суп, на складе 420 тонн овса, ячменя, рожь несколько сот тонн, 30 кг пшена,
кое-какие промышленные неходовые и фактически все, если не считать
перетлевшие, без товарного вида, кондитерские подушечки слипшиеся в рваных
коробках. У меня волосы встали дыбом. В таком паническом настроении не был
даже в окружении под Кестингой в 1942 году. Подсчитав минимальную
потребность продуктов (от муки до консервов), одежды (от валенок до
портяночного материала), часть хозтоваров, посуды и тому подобного,
получилось более двух тысяч тонн, чтоб дожить до навигации.
С этими расчетами пошел к Попову В.Г., потом Строговичу В.М. Решили
рассмотреть на бюро парторганизации. Главную роль конечно тут и на деле мог
сыграть Строгович, как директор ЛПХ, а он сказал: "При хорошей погоде могу
дать пару газогенераторных машин возить груз с Усть-Кулома, а до Усть-Кулома
пусть возит УРС (Управление рабочего снабжения треста "Комилес")!" Но это
все капля в море и то, если будет дорога. Надо было создать базу в
Усть-Куломе, куда автобаза УРСа возила бы груз машинами ежедневно. Так мы и
ничего не могли решить ни на бюро, ни у Строговича. Строгович, уяснив
состояние дел со снабжением, психовал, грубил мне, иногда даже посылал на
все три, четыре и пять. Но жить надо!?
В конце января подлетел Саватеев А.И. К вечеру пригласили меня, я
рассказал обстановку. Мне кажется, он понял катастрофическое положение не
только со снабжением, но и с лесозаготовкой и сплавом в связи с таким
положением в снабжении рабочих. Дал радиограмму в УРС, что у Пыстина в
Усть-Неме положение хуже губернаторского. Ему надо выехать в Сыктывкар и нам
в тресте и в УРСе нужно решить вопросы рабочего снабжения в Усть-Немском
Леспромхозе.
Через неделю мне удалось выехать. Мы встретились в тресте. После
больших дебатов решили: "Создать перевалочную базу Усть-Немского ОРСа в
Усть-Куломе, выделить колонну машин для завоза туда грузов, выделить
Усть-Немскому леспромхозу трактор С-80 для завоза грузов с Усть-Кулома в
Усть-Нем. Усть-Немский леспромхоз должен выделить трактор тоже для этого, с
тем, чтобы через день поступало 2-3 саней груза с трактором, при
установлении дороги. УРС-кие машины должны возить до места, Усть-Немскому
леспромхозу с. Усть-Нем базы по лесопунктам возить грузы на машинах
лесопунктов, сейчас же арендовать самолет и забросить на базу Усть-Нем
сбросом хотя бы десяток самолетов с валенками, с одеялами, с концентратами и
другими небьющимися товарами. ОРСу направить людей для сопровождения и
материальной ответственности за товары. УРСу изыскать ресурсы и обеспечить
фондами. Саватеев и Балуев взяли на личный контроль всю эту операцию.
И дело пошло спустя недели полтора. Самолеты сбрасывали товар. Трактора
и машины возили грузы. Нас задержали дороги Усть-Нем - Усть-Кулом. Строгович
выделил еще один трактор с "утюгом". Мы все и люди немного ожили. К середине
апреля было завезено более 1200 тонн грузов, работала своя мельница на
моторе автомашины "Газ". Выделенные фонды мяса мы стали принимать с
колхозов. Скот тощий, но все же пахнет мясом. В первых числах мая прибыли
баржи и самоходки с товарами, и даже с людьми - рабочими для леспромхоза.
Первого же мая на квартире у Строговича за столом мы помирились
окончательно и с тех пор он считал меня своим заместителем по рабочему
снабжению даже с правами: что я мог снять машину с вывозки, если на
лесоучастке нет продуктов; отчитать начальника лесопункта, если у торговой
точки не окажется дров; что на собраниях выступать именем руководства
леспромхоза и т.д.
Директор леспромхоза, не говоря уже о замполите, в первую же весну меня
поддержали в приеме скота живьем, спасая от падежа в колхозах, и выделить,
кормить за счет зернофуража и сена леспромхоза, в создании небольших
подсобных хозяйств в лесопунктах, чтобы детским учреждениям иметь свежее
молоко и зелень, в создании свинофермы при ОРСе и т.п. Все остальное время
до 1954 года, пока меня Бугаев не забрал в УРС, мы жили дружно, и работалось
легко. Мы все трое стали депутатами райсовета и в активе Райкома партии. Я
просто не верил другому начальнику ОРСа, что леспромхоз не дает дров,
транспорт и не помогает.
В любой отрасли народного хозяйства в вышестоящих органах есть
кураторы, которые должны своих подопечных хорошо знать, получать в первую
очередь от них информацию о делах и по возможности помогать советами и
делом. За бытность в номенклатуре Обкома и райкомов, а также Совета
Министров республики и райисполкомов надо мною, занимающим номенклатурную
должность, были разные кураторы, которые много помогали, советовали и не раз
журили.
Будучи начальником ОРСа Кажимского леспромхоза, ОРСами и торговлей
вообще курировал сам председатель Койгородского района Карманов Влас
Павлович. Мужик он простой, был конюхом, лесорубом, председателем
Сысольского райсовета, а позже стал председателем Койгородского райсовета.
Ездил на учебу в партшколу в Сыктывкар, но не выдержал и уехал обратно к
себе. Рассказывали, что однажды спросил: "Сколько падежей в русском языке и
в коми языке?" Он ответил: "В России не знаю, а у нас есть падеж крупного
рогатого скота, лошадей, овец, свиней". Этот ответ, похожий на анекдот,
долго витал по республике, когда говорили об уровне и грамотности
руководящих кадров в районах.
Помню я, однажды звонит в ОРС и говорит: "Товарищ Пыстин, я собираюсь
приехать к вам, посмотреть, как вы снабжаете рабочих леса и предупредите
Модянова - директора леспромхоза, проедем по лесопунктам вместе, посмотрим".
Утром он подъехал на газушке легковой к ОРСу, с трудом зашел в кабинет
(такая комнатушка была маленькая и двери узкие двухстворчатые). Я позвонил
Модянову. Он прибежал, и мы поехали в Ныдыб лесопункт, где было 2
магазинчика, столовая и котлопункт. К обеду подъехали в Надыб и решили
пообедать. Туг начальник лесопункта товарищ Турубанов В., оказывается, уже
сварил глухаря в большом чугуне, выставил на стол груздей соленых, картошку
в мундире и еще кое-что и мы в столовую не пошли. Выпили бутылочку спирту,
не хватило. Послали шофера в магазин. Он принес еще. Мы уже изрядно выпившие
да при такой закуске чувствовали себя боевито и решили поехать посмотреть,
как кормят рабочих в лесоучастке Сысола (километров 6 от Ныдыба).
Машиной дороги нет. Решили ехать на санях. Запрягли в двое розвальней
двух хороших лошадей и поехали. Прибыли уже к вечеру. Влас Павлович спросил,
есть ли что поесть, но повариха сказала, что обед был хороший. На первое -
борщ, на второе - котлеты с картошкой и компот, но сейчас уже вся посуда
вымыта и ничего уже нет, если быстро что-то - не поджарить. Влас Павлович
распорядился сам, и повариха быстро поджарила картошку со свиным мясом.
Когда она подала на стол, Влас и говорит: "А выпить ничего нет? Повариха
ответила, что тут нельзя держать спиртное. Но "адъютант" - шофер Карманова
тут же вытаскивает из кармана бутылочку спирту. Влас Павлович похлопал его
по спине, похвалил от души и "раздавили" эту бутылочку с жареной картошкой.
А ни рабочих, ни обед в котлопункте не видели и поехали в Ныдыб, где после
обильного ужина опять со спиртом и глухариным мясом у начальника лесопункта
остались ночевать.
Ночью завыла пурга, все дороги замело. После завтрака, не менее сытного
обеда и ужина мы все на лошадях возвратились в Кажим, поручив начальнику
лесопункта вытащить "Газушку" на лошадях днем. Побыв, в леспромхозе Влас
Павлович уехал в Койгородок на другой машине, а мы разошлись по квартирам.
Назавтра ревизор ОРСа Рычков зашел в мой кабинет и спрашивает: "Вы
вчера взяли выручку с Ныдыбского магазина 500 рублей и почему-то не сдали в
кассу?" Я, конечно, опешил, но понял: оказывается, прошлые сутки пили и
гуляли за мой счет. "Адъютант" Карманова брал 5 бутылок спирта, консервы и
конфеты какие-то от моего имени и за мой счет. Вот так наш куратор оказал
помощь ОРСу и мне. Мы не видели продавцов, работников столовой и наших
товаров там, не переговорили с ними и рабочими лесопункта, но зато более
ползарплаты я выложил.
Когда я рассказал Модянову, он ехидно скривил морду и, глядя в разные
стороны сказал: "А что ты хотел? Разве конюх леспромхоза может в чем-то
помочь нам?" А я вспомнил покойного отца, как ему эти Власы Павловичи да
Паневы в Сысоле помогали, председателям колхозов района, когда последние
семена вывозили под флагом "все для фронта!", и героический труд в тылу. А в
результате колхозники и колхозницы умирали пачками с голоду или за горсть
зерна надевали белый мешок и шли в лагеря, как "воры и расхитители".
Будучи начальником ОРСа Усть-Немского леспромхоза весной 1951 года
звонит второй секретарь Райкома партии И.В.Козлов, инвалид войны, недавно
выдвинутый с какого-то района в Помоздинскии Райком. Горячий, шумный
фронтовик: "Товарищ Пыстин. У Вас есть зерно: ячмень и овес. Прошу срочно
отпустить Усть-Немскому колхозу, а то нечего сеять, нет семян!" Я ему начал
толковать, что это фураж для лошадей леспромхоза. Всхожесть проверяли и
забраковали. При всхожести 16-18 % - это удобрять землю и подкормить ворон и
сорок (Зерно для посева должно иметь всхожесть 80-90 % (прим. авт)). Он же
рассердился после этих слов и заорал так, будто сидел рядом: "Ты с кем
говоришь? Я тебе приказываю! Если завтра не отпустишь, то к 19 часам явись
на бюро!" Разговор не приятный, но я ответил: "Если так, то примите решение
бюро, а я сообщу об этом в Обком партии". А он в ответ: "Будет решение бюро
об исключении и передаче под суд!" На этом разговор кончился.
Утром пошел в леспромхоз, чтоб доложить о разговоре с Козловым. У
директора оказались замполит, и председатель Райисполкома Ситкарев М.П. Я
рассказал суть и угрозы секретаря Республики Коми. Тут Ситкарев сообщает,
что семена ваши негодные, обещали завести машинами с Сыктывкара с
заготзерно, а бюро не будет. Потом узнал, что Козлов пьянствовал в Усть-Неме
и звонил от любовницы, от жены бывшего директора МТС, который куда-то уехал,
а Козлов пил там.
Будучи секретарем парторганизации и пропагандистом в УРСе "Комилес" я
как-то старался быть принципиальным во всем, особенно в личном поведении.
Когда люди и из аппарата и из парторганизации не могли тебя укорить в чем-то
не честном, не хитростном или карьеристском поведении, я мог любому сказать
прямо в глаза то, что думал или покритиковать за что угодно, если это
заслуживало общее внимание коллектива. Это дало мне возможность быстро
завоевать авторитет в УРСе, перед директорами леспромхозов и Горкома партии
и даже в Обкоме партии.
И вот в 1958 году меня приглашают в Горком партии, где предложили
поехать на учебу в Высшую Партийную школу, куда принимали не старше 35 лет и
только по направлению Обкомов. Мне уже было 35 и в случае отказа в этом году
об учебе можно было больше не мечтать. Начальник УРСа Балуев Г.В., подумав
и, как обычно умные люди говорят, сказал: "Мне, конечно, не хотелось бы
лишиться настоящего зама под старость лет, но лишить тебя такого шанса на
будущее нельзя, поезжай!". Поехать в Высшую Партийную школу одного желания
мало. Надо сдать экзамены, чем-то обеспечить семью, учить детей и т.д.
Смолоду большинство людей, особенно бывшие фронтовики, народ рисковый и я
решил рискнуть.
Поехали в Пермь. Сдали экзамены, которые больше походили на простое
собеседование. Однако по русскому языку диктант писали, как в школе.
Большинство получили "двойки" и "колы". Где-то в ста двадцати словах
диктанта много сделали девяносто ошибок, ниже десяти ошибок ни у кого не
было, а у меня - 36 ошибок. Все - "2". Однако все направленные Обкомами были
приняты, только многим, в том числе и мне, пришлось учиться еще и
факультативно по русскому языку. Придет, бывало, на урок русского языка наша
учительница и сходу говорит: "Товарищ Пыстин к доске! Вы вчера очень
внимательно слушали урок". Напиши под диктовку предложение и давай
разбирать: где да что, почему нет запятой или "ь". И так целый год, прочти
каждый день. Вообще-то у меня и в техникуме выше "3" не поднималось. Первый
год учебы был настолько тяжел, что мне стало просто плохо. Политэкономия с
массой трудов Маркса, Энгельса, Ленина и прочих. Да все надо конспектировать
и показать педагогу на собеседовании. Лучше всего у меня шло изучение
первого тома "Капитала". Это очевидно из-за того, что в техникуме я изучал
политэкономию неплохо. А вот Международное рабочее движение с миллионом
чужих фамилий и дат совсем плохо шло. Приходилось симулировать: когда
семинары по этому предмету я ухолил в больницу, брал справку и в итоге
всегда дотягивали меня на "тройку". Ну и ладно!
После первого курса, тяжелейшего периода, когда впервые пришлось так
плотно заниматься после 1941 года периода сдачи экзаменов в техникуме. Я
раскис и пошел в Обком просить отозвать меня с учебы. Секретарь Обкома Е.М.
Катаев, коми мужик, отчитал меня за это и говорит: "Ты понимаешь, что коми
кадров почти нет!? В Обком кроме меня, почти ни одного коми все фамилии
оканчиваются на "-ко", "-ский", да тому подобное. Все они пришельцы и
смотрят не на улучшение жизни местного населения, а карьеры отрабатывают.
Надо готовить нам свои кадры, из местных! Если даже и обидно, что отлично не
тянешь, то суть не в этом. Самое главное - сложится знание в голове,
научимся, что где искать в учениях.
Товарищ Катаев мне выдал 500 рублей с кассы и сказал: "Езжай, учись! И
все!" По окончании второго курса Пермскую школу ликвидировали и нас коми
перевели продолжать учебу в г. Горький, где был построен новый учебный
корпус для крупного зонального ВПШ ЦК КПСС. Огромный с колонами корпус был
не чета Пермскому. Но все же жить пришлось в разных местах, а многим на
частной квартире. На третьем курсе у меня дела пошли лучше. Втянулся в учебу
и, видимо, понятия стали другими после того, как проштудировал труды великих
философов, марксизм, ленинизм и расширил свой кругозор. Я научился находить
главное в трудах, политических статьях и находить где демагогия, а где суть.
Зато появились седые волосы. Поездки домой в летние, зимние каникулы и
праздничные дни были, безусловно, праздником. Повидать детей, жену и что-то
сделать для дома дело каждого семьянина, хотя на все нужны были деньги.
Кроме того, что нам платили сходную зарплату - стипендию в сумме, равной
последнему должностному окладу (у меня было 120 ру6лей), нам приходилось
подрабатывать на ночных работах.
Так, на Горьковском пивзаводе увидел, как навалом грузятся бутылки в
вагон. Сначала было страшно: пульман полный стеклотары без ящиков, стекла
бутылок за стенкой. Стоит не так начать, как все можно развалить и
разбить... За этот пульман 5-6 человек за ночь получали 150-200рублей и,
кроме того, напьешься пива да еще в бидончиках принесешь домой. Зато на
уроке, на лекции продремлешь, иногда и с храпом. В месяц 2-3 раза
"прокочуешь" па пивзаводе, вот и полстипендии.
По просьбе слушателей было организована факультативно учеба по автоделу
с последующим получением прав на вождение машины. Учеба велась в каком-то
гараже на стрелке - это у старого моста над рекой при впадении в Волгу.
Место такое заброшенное, хотя в песне поется хорошо. Когда сдавали на права,
нас гоняли за рулем по Горькому по нескольку часов. Места, где дороги и
улицы, там гористые, с поворотами и было не легко. Я как-то на третьей
скорости делал крутой поворот на спуске и слышу, капитан-инструктор стучит,
что есть силы в кабину. Я, как и положено, остановил машину. Он же вылез из
кузова, выгнал меня из кабины и сказал: "Научишься ездить, не будешь
лихачить, придешь снова сдавать на права, а сейчас можешь идти к себе!" Так
мне пришлось через месяц, оплатить прием на права и пойти снова сдавать. Я
ему объяснял, что до учебы ездил на машине неплохо по худым дорогам и в
прошлый раз не было никакого лихачества и риска, но он все же "прогнал" меня
на машине по всему городу и все же решил включить в список сдавших на
водительские права.
С нами учились из коми и семейные, которые жили на частных квартирах,
как Анатолий Карпов - самый молодой слушатель в школе, Миша Игнатов из
Усть-Куломского района и еще несколько человек. В выходные дни мы часто
ходили к ним в гости, чтобы побаловаться домашним обедом и время проходило
веселей, разнообразней и на душе становилось легче.
Были и казусы не особо приятные. Как-то несколько семей и мы с ними
ходили в театр, где конечно выпили немного. А по окончании постановки ночью
шли гурьбой пешком, баловались, катались по тропинкам на асфальте, смеялись,
шутили. Я, как всегда случайно, без всякого умысла, громко говорю одному из
кировских: "Слушай, как женился на жене, у нее же ноги разные?!" А тут жена
его как прыснет, отскакивает в сторону и плачет громким голосом, ругая
всячески меня. Я с начала не понял, а потом Карпов подходит и говорит: "У
нее действительно одна нога короче. Хромает, но старается не давать виду. А
ты тут влип в точку...". Мы давай все уговаривать эту вятчанку, что это
шутка, что я не знал и т.д. Но ничего не могло успокоить ее. Она вскочила в
трамвай и уехала. Потом долго я извинялся перед мужем, но она видимо так
меня и не простила. Когда я бывал у Карповых, мне часто вспоминали, если
начну шутить, этот случай и предупреждали: "Не болтай все, что приходит в
голову!" Вот так-то...
За время учебы жена неоднократно, почти ежегодно, приезжала ко мне на
несколько дней. В эти дни мы так же встречались с нашими семейными, особенно
с Карповыми, ходили по знаменитым местам города; снимались в разных местах.
Я даже купил себе фотоаппарат и долго после отъезда жены приходилось
проявлять пленки, делать фотокарточки и еще больше расходоваться на все эти
дела. Все годы учебы в Высшей партийной школе я бы считал очень важным
периодом для меня, когда из меня постоянно - преподаватели, учебники, труд и
школа вылепили более-менее настоящего человека. Видимо нам повезло, что в
этих школах (и в Перми и в Горьком) с нами занимались
высококвалифицированные преподаватели, большинство со званиями и большим
стажем, в том числе: по сельскому хозяйству, растениеводству,
животноводству, металлургии, строительству, экономике, статистике,
марксизму-ленинизму, истории партии и народов, политэкономии. Подтверждением
этому является то, что студенты вузов этих городов, в том числе
сельскохозяйственного, педагогического, юридического, кроме медицинского,
все готовились к экзаменам и писали свои "работы" по нашим конспектам,
консультировались у наших ребят и получали хорошие оценки. Об этом говорили
они сами и благодарили нас за помощь.
Закрепляя знания, полученные на лекциях и из литературы, мы проходили
практику па заводах, совхозах, фермах и конторах предприятий и организаций.
Так называемая "практическая работа" в течение недели-двух, а то и месяц
действительной работы (правда, без зарплаты) должна была оформиться отчетом
о проведенной работе с предложениями и обязательной характеристикой. Эти
"труды", как дипломные работы, хорошо оформленные, сдавались ведущему
преподавателю, и после собеседования, ставились оценки. Многие работы
использовались для защиты диссертаций преподавателями. Проходя практику па
Горьком автозаводе по экономической эффективности одного из кузнечных цехов,
мне дали положительную оценку, но когда стали смотреть мои предложения по
более эффективному использованию металла, станочного парка и рабочего
времени, начальник цеха сказал: "Это возможно с идеальной точки зрения
партработника!" Однако директор завода, который ознакомился с этими
предложениями, сказал: "Наши экономисты уже не замечают, прижились с
недостатком", и главному инженеру с главным экономистом было поручено
внимательно разобраться.
Подобная практика прошла в одном из свиноводческих совхозов, где
руководил хозяйством герой социалистического труда. Он даже при итоговом
совещании сказал, что он с удовольствием примет на работу в совхоз на
должность секретаря парткома или зама по экономике, но жаль, что мне из вас
никого не дадут. На итоговом совещании офицеров отдельного артдивизиона, где
я проходил практику, замещал должность секретаря партбюро дивизиона, мне
пришлось покритиковать некоторых офицеров за их поведение и отношение с
подчиненными. Командир дивизиона, вручая мне характеристику о выполнении
программы по практике говорил: "Правильно ты критиковал при всех некоторых
офицеров, я давно вижу, но при всех не хотелось их критиковать. А тебе можно
и даже нужно было!".
Однодневные экскурсии, практические занятия во главе с преподавателем в
Мотовидихе, Сталинском заводе моторов, телефонном заводе, Горьковском
автозаводе, в ближайших колхозах, совхозах, фермах и учебных заведениях
давали немного материалов для общего развития по данной отрасли, но кругозор
расширился. Мы знали, как делаются пушки, самолеты, снаряды, велосипеды,
телефонные аппараты, выращиваются породистые коровы, лошади, свиньи, гуси и
т.д. На учебном поле сельхозтехникума мы учились водить трактор, работать на
сеялке, пахать, копать картошку, разбрасывать удобрения и т.д. и т.п. Как-то
мне поручили пригнать трактор колесный "Беларусь" на поле с парка: я завел,
сел за руль и поехал, решил наискось перейти с дороги на боковое поле, меня
затянуло в канаву и если бы не забор, по которому мне пришлось проехать, я
бы свалился на бок вместе с трактором. Забор конечно метров пятьдесят мы
восстановили, но смеху и укоров было много.
В ходе всех "экскурсий, практических занятий" и несколько недельных
работ практики нам поручалось читать лекции, оформляя при этом путевки о
прочитанном. И это все зачитывалось нам как политработа в массах. В ходе
одной месячной практики я прочитал лекцию атеистическую и в ходе лекции один
баптист задал мне вопрос, а он оказался руководителем секты: почему
рабочие говорили о хорошем хлебе, неплохих обедах в столовых и отзывчивости
ОРСовских работников. Балуев спрашивал у работников ОРСов: "А как вас
леспромхоз обеспечивает дровами?" Ответ был положительный. А Саватеев
удивленно сказал: "Впервые слышу, что нет жалоб на дрова!".
Булаев спрашивает: "А как мука-крупа, товары разместили? У Вас же не
было складских помещений?" Модянов ответил, что у нас есть приказ с прошлого
года, где строительство возложили на лесопункты. Не все еще сделали, но к
следующей навигации на причалах будут склады. Часть вывезли в Кажимскую
церковь и варганку чугунно-литейного завода, а часть - в Чужах и в устье
Кажим сделали навесы из жердей. Под открытым небом ничего нет. Оба больших
начальника остались довольны.
Спустя несколько дней меня вызвали в трест "Комилес" и УРС. Саватеев и
Булаев очевидно в пути еще решили меня перебросить в другой ОРС. Приехал,
Потащили меня в Обком партии на бюро и утвердили начальником не в ОРС
Кажимского леспромхоза, а в ОРС Усть-Немского леспромхоза. Начальников ОРСов
взяли оказывается в номенклатуру Обкома.
В Кажиме остался мой заместитель Гладышев П.Т. Очень толковый
хозяйственник, но образование 4 класса. Он потом долго там работал, и
неплохо. Он сам из пос. Кажим. Вот так быстро меня переженили. Только
наладились отношения и снова "к черту на кулички". Когда прощались с
руководством леспромхоза, почти все, кроме замполита Цыпанова, жалели и
говорили: "Только наладилась работа, подружились, жалоб рабочих почти не
стало, и вот - расставаться" Я сказал: "Петр Тимофеевич останется. Он
хороший товарищ. С начальниками лесопунктов и рабочими общий язык находит.
Будет неплохо. Ходатайствуйте, чтобы его назначили, а нового не прислали".
Я приехал на машине с грузом для ОРСа, передал печать Гладышеву, в акте
записали то финансовое состояние по годовому балансу. За ночь сдали аптечный
пункт, где работала супруга, и утром, сложив шмотки, уехали. Ночевали в
Сыктывкаре у шофера, а утром выехали в Усть-Нем. Но доехали лишь до
Усть-Кулома, где нас пурга застала и семью пришлось оставить там. Сам уехал
на лошади в Усть-Нем. Это 92 км от Усть-Кулома.
10 января 1951 г. приехал в Устьнем-Базу. Контора ОРСа находилась в
будке, где когда-то отмечались высланные немцы из немцев Поволжья.
Посмотрел, где работает аппарат ОРСа, попросил найти начальника, но не нашли
его. Пошел в леспромхоз. Там встретил Попова В.Г., земляка, замполита
леспромхоза.
Пошли к директору. Директор Строгович В.М. встретил холодно и грубо. Он
выразился очень неприятно: "В этом году четвертый начальник ОРСа. Рабочие
голодные. Если бы не немцы-старожилы, давно бы забунтовали. А начальники
ОРСов пьют. Как вижу по разговору и этот не долгий житель здесь. Снимут за
срыв снабжения!" На третий день нашел начальника ОРСа. Он оказался пьяный,
живет в землянке сторожихи ОРСа и с ней пьют и живут вместе. Привели в ОРС.
Я взял у него ключ с сейфа. Взял штамп и печать. Написал акт приемо-сдачи,
где было указано: 1 - финансовая деятельность по балансу на 01.01.5 1г., 2 -
штамп, 3 - печать и 4 - оттиски штампа и печати. Подписали, и я сказал:
"Можешь уезжать!".
Обойдя склады и лесопункты, пришел к выводу, что это голодная яма. В
магазинах почти пусто, столовые готовили из солонины с запахом противный
суп, на складе 420 тонн овса, ячменя, рожь несколько сот тонн, 30 кг пшена,
кое-какие промышленные неходовые и фактически все, если не считать
перетлевшие, без товарного вида, кондитерские подушечки слипшиеся в рваных
коробках. У меня волосы встали дыбом. В таком паническом настроении не был
даже в окружении под Кестингой в 1942 году. Подсчитав минимальную
потребность продуктов (от муки до консервов), одежды (от валенок до
портяночного материала), часть хозтоваров, посуды и тому подобного,
получилось более двух тысяч тонн, чтоб дожить до навигации.
С этими расчетами пошел к Попову В.Г., потом Строговичу В.М. Решили
рассмотреть на бюро парторганизации. Главную роль конечно тут и на деле мог
сыграть Строгович, как директор ЛПХ, а он сказал: "При хорошей погоде могу
дать пару газогенераторных машин возить груз с Усть-Кулома, а до Усть-Кулома
пусть возит УРС (Управление рабочего снабжения треста "Комилес")!" Но это
все капля в море и то, если будет дорога. Надо было создать базу в
Усть-Куломе, куда автобаза УРСа возила бы груз машинами ежедневно. Так мы и
ничего не могли решить ни на бюро, ни у Строговича. Строгович, уяснив
состояние дел со снабжением, психовал, грубил мне, иногда даже посылал на
все три, четыре и пять. Но жить надо!?
В конце января подлетел Саватеев А.И. К вечеру пригласили меня, я
рассказал обстановку. Мне кажется, он понял катастрофическое положение не
только со снабжением, но и с лесозаготовкой и сплавом в связи с таким
положением в снабжении рабочих. Дал радиограмму в УРС, что у Пыстина в
Усть-Неме положение хуже губернаторского. Ему надо выехать в Сыктывкар и нам
в тресте и в УРСе нужно решить вопросы рабочего снабжения в Усть-Немском
Леспромхозе.
Через неделю мне удалось выехать. Мы встретились в тресте. После
больших дебатов решили: "Создать перевалочную базу Усть-Немского ОРСа в
Усть-Куломе, выделить колонну машин для завоза туда грузов, выделить
Усть-Немскому леспромхозу трактор С-80 для завоза грузов с Усть-Кулома в
Усть-Нем. Усть-Немский леспромхоз должен выделить трактор тоже для этого, с
тем, чтобы через день поступало 2-3 саней груза с трактором, при
установлении дороги. УРС-кие машины должны возить до места, Усть-Немскому
леспромхозу с. Усть-Нем базы по лесопунктам возить грузы на машинах
лесопунктов, сейчас же арендовать самолет и забросить на базу Усть-Нем
сбросом хотя бы десяток самолетов с валенками, с одеялами, с концентратами и
другими небьющимися товарами. ОРСу направить людей для сопровождения и
материальной ответственности за товары. УРСу изыскать ресурсы и обеспечить
фондами. Саватеев и Балуев взяли на личный контроль всю эту операцию.
И дело пошло спустя недели полтора. Самолеты сбрасывали товар. Трактора
и машины возили грузы. Нас задержали дороги Усть-Нем - Усть-Кулом. Строгович
выделил еще один трактор с "утюгом". Мы все и люди немного ожили. К середине
апреля было завезено более 1200 тонн грузов, работала своя мельница на
моторе автомашины "Газ". Выделенные фонды мяса мы стали принимать с
колхозов. Скот тощий, но все же пахнет мясом. В первых числах мая прибыли
баржи и самоходки с товарами, и даже с людьми - рабочими для леспромхоза.
Первого же мая на квартире у Строговича за столом мы помирились
окончательно и с тех пор он считал меня своим заместителем по рабочему
снабжению даже с правами: что я мог снять машину с вывозки, если на
лесоучастке нет продуктов; отчитать начальника лесопункта, если у торговой
точки не окажется дров; что на собраниях выступать именем руководства
леспромхоза и т.д.
Директор леспромхоза, не говоря уже о замполите, в первую же весну меня
поддержали в приеме скота живьем, спасая от падежа в колхозах, и выделить,
кормить за счет зернофуража и сена леспромхоза, в создании небольших
подсобных хозяйств в лесопунктах, чтобы детским учреждениям иметь свежее
молоко и зелень, в создании свинофермы при ОРСе и т.п. Все остальное время
до 1954 года, пока меня Бугаев не забрал в УРС, мы жили дружно, и работалось
легко. Мы все трое стали депутатами райсовета и в активе Райкома партии. Я
просто не верил другому начальнику ОРСа, что леспромхоз не дает дров,
транспорт и не помогает.
В любой отрасли народного хозяйства в вышестоящих органах есть
кураторы, которые должны своих подопечных хорошо знать, получать в первую
очередь от них информацию о делах и по возможности помогать советами и
делом. За бытность в номенклатуре Обкома и райкомов, а также Совета
Министров республики и райисполкомов надо мною, занимающим номенклатурную
должность, были разные кураторы, которые много помогали, советовали и не раз
журили.
Будучи начальником ОРСа Кажимского леспромхоза, ОРСами и торговлей
вообще курировал сам председатель Койгородского района Карманов Влас
Павлович. Мужик он простой, был конюхом, лесорубом, председателем
Сысольского райсовета, а позже стал председателем Койгородского райсовета.
Ездил на учебу в партшколу в Сыктывкар, но не выдержал и уехал обратно к
себе. Рассказывали, что однажды спросил: "Сколько падежей в русском языке и
в коми языке?" Он ответил: "В России не знаю, а у нас есть падеж крупного
рогатого скота, лошадей, овец, свиней". Этот ответ, похожий на анекдот,
долго витал по республике, когда говорили об уровне и грамотности
руководящих кадров в районах.
Помню я, однажды звонит в ОРС и говорит: "Товарищ Пыстин, я собираюсь
приехать к вам, посмотреть, как вы снабжаете рабочих леса и предупредите
Модянова - директора леспромхоза, проедем по лесопунктам вместе, посмотрим".
Утром он подъехал на газушке легковой к ОРСу, с трудом зашел в кабинет
(такая комнатушка была маленькая и двери узкие двухстворчатые). Я позвонил
Модянову. Он прибежал, и мы поехали в Ныдыб лесопункт, где было 2
магазинчика, столовая и котлопункт. К обеду подъехали в Надыб и решили
пообедать. Туг начальник лесопункта товарищ Турубанов В., оказывается, уже
сварил глухаря в большом чугуне, выставил на стол груздей соленых, картошку
в мундире и еще кое-что и мы в столовую не пошли. Выпили бутылочку спирту,
не хватило. Послали шофера в магазин. Он принес еще. Мы уже изрядно выпившие
да при такой закуске чувствовали себя боевито и решили поехать посмотреть,
как кормят рабочих в лесоучастке Сысола (километров 6 от Ныдыба).
Машиной дороги нет. Решили ехать на санях. Запрягли в двое розвальней
двух хороших лошадей и поехали. Прибыли уже к вечеру. Влас Павлович спросил,
есть ли что поесть, но повариха сказала, что обед был хороший. На первое -
борщ, на второе - котлеты с картошкой и компот, но сейчас уже вся посуда
вымыта и ничего уже нет, если быстро что-то - не поджарить. Влас Павлович
распорядился сам, и повариха быстро поджарила картошку со свиным мясом.
Когда она подала на стол, Влас и говорит: "А выпить ничего нет? Повариха
ответила, что тут нельзя держать спиртное. Но "адъютант" - шофер Карманова
тут же вытаскивает из кармана бутылочку спирту. Влас Павлович похлопал его
по спине, похвалил от души и "раздавили" эту бутылочку с жареной картошкой.
А ни рабочих, ни обед в котлопункте не видели и поехали в Ныдыб, где после
обильного ужина опять со спиртом и глухариным мясом у начальника лесопункта
остались ночевать.
Ночью завыла пурга, все дороги замело. После завтрака, не менее сытного
обеда и ужина мы все на лошадях возвратились в Кажим, поручив начальнику
лесопункта вытащить "Газушку" на лошадях днем. Побыв, в леспромхозе Влас
Павлович уехал в Койгородок на другой машине, а мы разошлись по квартирам.
Назавтра ревизор ОРСа Рычков зашел в мой кабинет и спрашивает: "Вы
вчера взяли выручку с Ныдыбского магазина 500 рублей и почему-то не сдали в
кассу?" Я, конечно, опешил, но понял: оказывается, прошлые сутки пили и
гуляли за мой счет. "Адъютант" Карманова брал 5 бутылок спирта, консервы и
конфеты какие-то от моего имени и за мой счет. Вот так наш куратор оказал
помощь ОРСу и мне. Мы не видели продавцов, работников столовой и наших
товаров там, не переговорили с ними и рабочими лесопункта, но зато более
ползарплаты я выложил.
Когда я рассказал Модянову, он ехидно скривил морду и, глядя в разные
стороны сказал: "А что ты хотел? Разве конюх леспромхоза может в чем-то
помочь нам?" А я вспомнил покойного отца, как ему эти Власы Павловичи да
Паневы в Сысоле помогали, председателям колхозов района, когда последние
семена вывозили под флагом "все для фронта!", и героический труд в тылу. А в
результате колхозники и колхозницы умирали пачками с голоду или за горсть
зерна надевали белый мешок и шли в лагеря, как "воры и расхитители".
Будучи начальником ОРСа Усть-Немского леспромхоза весной 1951 года
звонит второй секретарь Райкома партии И.В.Козлов, инвалид войны, недавно
выдвинутый с какого-то района в Помоздинскии Райком. Горячий, шумный
фронтовик: "Товарищ Пыстин. У Вас есть зерно: ячмень и овес. Прошу срочно
отпустить Усть-Немскому колхозу, а то нечего сеять, нет семян!" Я ему начал
толковать, что это фураж для лошадей леспромхоза. Всхожесть проверяли и
забраковали. При всхожести 16-18 % - это удобрять землю и подкормить ворон и
сорок (Зерно для посева должно иметь всхожесть 80-90 % (прим. авт)). Он же
рассердился после этих слов и заорал так, будто сидел рядом: "Ты с кем
говоришь? Я тебе приказываю! Если завтра не отпустишь, то к 19 часам явись
на бюро!" Разговор не приятный, но я ответил: "Если так, то примите решение
бюро, а я сообщу об этом в Обком партии". А он в ответ: "Будет решение бюро
об исключении и передаче под суд!" На этом разговор кончился.
Утром пошел в леспромхоз, чтоб доложить о разговоре с Козловым. У
директора оказались замполит, и председатель Райисполкома Ситкарев М.П. Я
рассказал суть и угрозы секретаря Республики Коми. Тут Ситкарев сообщает,
что семена ваши негодные, обещали завести машинами с Сыктывкара с
заготзерно, а бюро не будет. Потом узнал, что Козлов пьянствовал в Усть-Неме
и звонил от любовницы, от жены бывшего директора МТС, который куда-то уехал,
а Козлов пил там.
Будучи секретарем парторганизации и пропагандистом в УРСе "Комилес" я
как-то старался быть принципиальным во всем, особенно в личном поведении.
Когда люди и из аппарата и из парторганизации не могли тебя укорить в чем-то
не честном, не хитростном или карьеристском поведении, я мог любому сказать
прямо в глаза то, что думал или покритиковать за что угодно, если это
заслуживало общее внимание коллектива. Это дало мне возможность быстро
завоевать авторитет в УРСе, перед директорами леспромхозов и Горкома партии
и даже в Обкоме партии.
И вот в 1958 году меня приглашают в Горком партии, где предложили
поехать на учебу в Высшую Партийную школу, куда принимали не старше 35 лет и
только по направлению Обкомов. Мне уже было 35 и в случае отказа в этом году
об учебе можно было больше не мечтать. Начальник УРСа Балуев Г.В., подумав
и, как обычно умные люди говорят, сказал: "Мне, конечно, не хотелось бы
лишиться настоящего зама под старость лет, но лишить тебя такого шанса на
будущее нельзя, поезжай!". Поехать в Высшую Партийную школу одного желания
мало. Надо сдать экзамены, чем-то обеспечить семью, учить детей и т.д.
Смолоду большинство людей, особенно бывшие фронтовики, народ рисковый и я
решил рискнуть.
Поехали в Пермь. Сдали экзамены, которые больше походили на простое
собеседование. Однако по русскому языку диктант писали, как в школе.
Большинство получили "двойки" и "колы". Где-то в ста двадцати словах
диктанта много сделали девяносто ошибок, ниже десяти ошибок ни у кого не
было, а у меня - 36 ошибок. Все - "2". Однако все направленные Обкомами были
приняты, только многим, в том числе и мне, пришлось учиться еще и
факультативно по русскому языку. Придет, бывало, на урок русского языка наша
учительница и сходу говорит: "Товарищ Пыстин к доске! Вы вчера очень
внимательно слушали урок". Напиши под диктовку предложение и давай
разбирать: где да что, почему нет запятой или "ь". И так целый год, прочти
каждый день. Вообще-то у меня и в техникуме выше "3" не поднималось. Первый
год учебы был настолько тяжел, что мне стало просто плохо. Политэкономия с
массой трудов Маркса, Энгельса, Ленина и прочих. Да все надо конспектировать
и показать педагогу на собеседовании. Лучше всего у меня шло изучение
первого тома "Капитала". Это очевидно из-за того, что в техникуме я изучал
политэкономию неплохо. А вот Международное рабочее движение с миллионом
чужих фамилий и дат совсем плохо шло. Приходилось симулировать: когда
семинары по этому предмету я ухолил в больницу, брал справку и в итоге
всегда дотягивали меня на "тройку". Ну и ладно!
После первого курса, тяжелейшего периода, когда впервые пришлось так
плотно заниматься после 1941 года периода сдачи экзаменов в техникуме. Я
раскис и пошел в Обком просить отозвать меня с учебы. Секретарь Обкома Е.М.
Катаев, коми мужик, отчитал меня за это и говорит: "Ты понимаешь, что коми
кадров почти нет!? В Обком кроме меня, почти ни одного коми все фамилии
оканчиваются на "-ко", "-ский", да тому подобное. Все они пришельцы и
смотрят не на улучшение жизни местного населения, а карьеры отрабатывают.
Надо готовить нам свои кадры, из местных! Если даже и обидно, что отлично не
тянешь, то суть не в этом. Самое главное - сложится знание в голове,
научимся, что где искать в учениях.
Товарищ Катаев мне выдал 500 рублей с кассы и сказал: "Езжай, учись! И
все!" По окончании второго курса Пермскую школу ликвидировали и нас коми
перевели продолжать учебу в г. Горький, где был построен новый учебный
корпус для крупного зонального ВПШ ЦК КПСС. Огромный с колонами корпус был
не чета Пермскому. Но все же жить пришлось в разных местах, а многим на
частной квартире. На третьем курсе у меня дела пошли лучше. Втянулся в учебу
и, видимо, понятия стали другими после того, как проштудировал труды великих
философов, марксизм, ленинизм и расширил свой кругозор. Я научился находить
главное в трудах, политических статьях и находить где демагогия, а где суть.
Зато появились седые волосы. Поездки домой в летние, зимние каникулы и
праздничные дни были, безусловно, праздником. Повидать детей, жену и что-то
сделать для дома дело каждого семьянина, хотя на все нужны были деньги.
Кроме того, что нам платили сходную зарплату - стипендию в сумме, равной
последнему должностному окладу (у меня было 120 ру6лей), нам приходилось
подрабатывать на ночных работах.
Так, на Горьковском пивзаводе увидел, как навалом грузятся бутылки в
вагон. Сначала было страшно: пульман полный стеклотары без ящиков, стекла
бутылок за стенкой. Стоит не так начать, как все можно развалить и
разбить... За этот пульман 5-6 человек за ночь получали 150-200рублей и,
кроме того, напьешься пива да еще в бидончиках принесешь домой. Зато на
уроке, на лекции продремлешь, иногда и с храпом. В месяц 2-3 раза
"прокочуешь" па пивзаводе, вот и полстипендии.
По просьбе слушателей было организована факультативно учеба по автоделу
с последующим получением прав на вождение машины. Учеба велась в каком-то
гараже на стрелке - это у старого моста над рекой при впадении в Волгу.
Место такое заброшенное, хотя в песне поется хорошо. Когда сдавали на права,
нас гоняли за рулем по Горькому по нескольку часов. Места, где дороги и
улицы, там гористые, с поворотами и было не легко. Я как-то на третьей
скорости делал крутой поворот на спуске и слышу, капитан-инструктор стучит,
что есть силы в кабину. Я, как и положено, остановил машину. Он же вылез из
кузова, выгнал меня из кабины и сказал: "Научишься ездить, не будешь
лихачить, придешь снова сдавать на права, а сейчас можешь идти к себе!" Так
мне пришлось через месяц, оплатить прием на права и пойти снова сдавать. Я
ему объяснял, что до учебы ездил на машине неплохо по худым дорогам и в
прошлый раз не было никакого лихачества и риска, но он все же "прогнал" меня
на машине по всему городу и все же решил включить в список сдавших на
водительские права.
С нами учились из коми и семейные, которые жили на частных квартирах,
как Анатолий Карпов - самый молодой слушатель в школе, Миша Игнатов из
Усть-Куломского района и еще несколько человек. В выходные дни мы часто
ходили к ним в гости, чтобы побаловаться домашним обедом и время проходило
веселей, разнообразней и на душе становилось легче.
Были и казусы не особо приятные. Как-то несколько семей и мы с ними
ходили в театр, где конечно выпили немного. А по окончании постановки ночью
шли гурьбой пешком, баловались, катались по тропинкам на асфальте, смеялись,
шутили. Я, как всегда случайно, без всякого умысла, громко говорю одному из
кировских: "Слушай, как женился на жене, у нее же ноги разные?!" А тут жена
его как прыснет, отскакивает в сторону и плачет громким голосом, ругая
всячески меня. Я с начала не понял, а потом Карпов подходит и говорит: "У
нее действительно одна нога короче. Хромает, но старается не давать виду. А
ты тут влип в точку...". Мы давай все уговаривать эту вятчанку, что это
шутка, что я не знал и т.д. Но ничего не могло успокоить ее. Она вскочила в
трамвай и уехала. Потом долго я извинялся перед мужем, но она видимо так
меня и не простила. Когда я бывал у Карповых, мне часто вспоминали, если
начну шутить, этот случай и предупреждали: "Не болтай все, что приходит в
голову!" Вот так-то...
За время учебы жена неоднократно, почти ежегодно, приезжала ко мне на
несколько дней. В эти дни мы так же встречались с нашими семейными, особенно
с Карповыми, ходили по знаменитым местам города; снимались в разных местах.
Я даже купил себе фотоаппарат и долго после отъезда жены приходилось
проявлять пленки, делать фотокарточки и еще больше расходоваться на все эти
дела. Все годы учебы в Высшей партийной школе я бы считал очень важным
периодом для меня, когда из меня постоянно - преподаватели, учебники, труд и
школа вылепили более-менее настоящего человека. Видимо нам повезло, что в
этих школах (и в Перми и в Горьком) с нами занимались
высококвалифицированные преподаватели, большинство со званиями и большим
стажем, в том числе: по сельскому хозяйству, растениеводству,
животноводству, металлургии, строительству, экономике, статистике,
марксизму-ленинизму, истории партии и народов, политэкономии. Подтверждением
этому является то, что студенты вузов этих городов, в том числе
сельскохозяйственного, педагогического, юридического, кроме медицинского,
все готовились к экзаменам и писали свои "работы" по нашим конспектам,
консультировались у наших ребят и получали хорошие оценки. Об этом говорили
они сами и благодарили нас за помощь.
Закрепляя знания, полученные на лекциях и из литературы, мы проходили
практику па заводах, совхозах, фермах и конторах предприятий и организаций.
Так называемая "практическая работа" в течение недели-двух, а то и месяц
действительной работы (правда, без зарплаты) должна была оформиться отчетом
о проведенной работе с предложениями и обязательной характеристикой. Эти
"труды", как дипломные работы, хорошо оформленные, сдавались ведущему
преподавателю, и после собеседования, ставились оценки. Многие работы
использовались для защиты диссертаций преподавателями. Проходя практику па
Горьком автозаводе по экономической эффективности одного из кузнечных цехов,
мне дали положительную оценку, но когда стали смотреть мои предложения по
более эффективному использованию металла, станочного парка и рабочего
времени, начальник цеха сказал: "Это возможно с идеальной точки зрения
партработника!" Однако директор завода, который ознакомился с этими
предложениями, сказал: "Наши экономисты уже не замечают, прижились с
недостатком", и главному инженеру с главным экономистом было поручено
внимательно разобраться.
Подобная практика прошла в одном из свиноводческих совхозов, где
руководил хозяйством герой социалистического труда. Он даже при итоговом
совещании сказал, что он с удовольствием примет на работу в совхоз на
должность секретаря парткома или зама по экономике, но жаль, что мне из вас
никого не дадут. На итоговом совещании офицеров отдельного артдивизиона, где
я проходил практику, замещал должность секретаря партбюро дивизиона, мне
пришлось покритиковать некоторых офицеров за их поведение и отношение с
подчиненными. Командир дивизиона, вручая мне характеристику о выполнении
программы по практике говорил: "Правильно ты критиковал при всех некоторых
офицеров, я давно вижу, но при всех не хотелось их критиковать. А тебе можно
и даже нужно было!".
Однодневные экскурсии, практические занятия во главе с преподавателем в
Мотовидихе, Сталинском заводе моторов, телефонном заводе, Горьковском
автозаводе, в ближайших колхозах, совхозах, фермах и учебных заведениях
давали немного материалов для общего развития по данной отрасли, но кругозор
расширился. Мы знали, как делаются пушки, самолеты, снаряды, велосипеды,
телефонные аппараты, выращиваются породистые коровы, лошади, свиньи, гуси и
т.д. На учебном поле сельхозтехникума мы учились водить трактор, работать на
сеялке, пахать, копать картошку, разбрасывать удобрения и т.д. и т.п. Как-то
мне поручили пригнать трактор колесный "Беларусь" на поле с парка: я завел,
сел за руль и поехал, решил наискось перейти с дороги на боковое поле, меня
затянуло в канаву и если бы не забор, по которому мне пришлось проехать, я
бы свалился на бок вместе с трактором. Забор конечно метров пятьдесят мы
восстановили, но смеху и укоров было много.
В ходе всех "экскурсий, практических занятий" и несколько недельных
работ практики нам поручалось читать лекции, оформляя при этом путевки о
прочитанном. И это все зачитывалось нам как политработа в массах. В ходе
одной месячной практики я прочитал лекцию атеистическую и в ходе лекции один
баптист задал мне вопрос, а он оказался руководителем секты: почему