---------------------------------------------------------------
© Copyright Александр Иванович Пыстин
From: alexander_sh(a)mail.ru
WWW: http://pystin-soldat.narod.ru
Date: 07 Jul 2005
---------------------------------------------------------------
Уважаемые читатели!
Вашему вниманию предлагаются воспоминания Александра Ивановича Пыстина
- человека, прошедшего всю Великую Отечественную войну, а затем игравшего
активную роль в развитии Республики Коми.
В своих мемуарах А.И.Пыстин описывает специфику жизни в республике в
период коллективизации, события Великой Отечественной войны, этапы
экономического становления Коми АССР в послевоенный период.
Воспоминания написаны живым, образным языком (сохранена авторская
пунктуация и орфография) и представляют своего рода энциклопедию советского
периода истории России. Подробно описан процесс коллективизации, порядки в
Красной Армии в условиях боевых действий, положение в тылу, экономическая
политика властей, система подготовки специалистов в Высшей Партийной школе.
Мемуары А.И. Пыстина помогут Вам увидеть "изнутри" процессы,
происходившие в Союзе Советских Социалистических республик на завершающем
этапе его существования.
Несмотря на то, что автор пишет в основном о событиях в своей родной
республике, в воспоминаниях можно встретить упоминания о ситуации в других
регионах СССР, что позволяет рекомендовать данную книгу всем, кому интересна
история нашей Родины в период Советской власти.
Большую часть мемуаров составляют воспоминания А.И.Пыстина о Великой
Отечественной войне, в которой он участвовал с 1941 по 1945 г.
Выпуск мемуаров А.И.Пыстина приурочен к 60-летию великой Победы
советского народа в Великой Отечественной войне.
С уважением и благодарностью к поколению спасителей за их подвиг в годы
войны,
Александр Шабунин
Автобиография
К читателю
-----До войны
Вотчинские "кулаки"
На селе все рыбаки
Коллективизация
------На фронте
Старшина Дерягин
Комиссар Пономарев
Ефрейтор Мастеннин
Комбат Жатько И.Р.
Майор Тур Г.
Подполковник Прокушев
Солдатское счастье
Страх
Смех и горе
Не всегда удача
Первый бой
Спичка
Большие потери маленького наступления
Отдых
Село Лехта
Свирь
Олонец
Вяртееля
-----Управляя республикой
Земляки
Директора леспромхозов
Разные кураторы
Школа школ
Потребкооперация
В Министерстве торговли
Госкомцен
В Минместпроме
Автобиография
Родился 17 июня 1923 года в селе Вотча Сысольского района Коми АССР.
Учился и окончил Вотчинскую начальную сельскую школу, Сыктывкарский
кооперативный техникум и Горьковскую Высшую партийную школу ЦК КПСС в 1962
году.
В Великой Отечественной войне участвовал с 1941 по 1945 годы. В составе
199-го отдельного лыжного батальона участвовал в оборонительных боях на
Сегежском, Масельгском, Кандалакшинском, Кестингском и других направлениях
Карельского фронта.
После разгрома 199-го батальона под Кестингой в 1942 году попал в
отдельный истребительный противотанковый дивизион, в составе которого
участвовал в наступательных операциях на Волховском, Олонецком,
Петрозаводском, Питкарантском направлениях и форсировании реки Свирь.
После выхода Финляндии из войны в составе 4-го Украинского фронта в
составе Отдельного истребительного противотанкового дивизиона 32-й бригады
участвовал в боях за освобождение Западной Украины, Польши, части Германии и
Чехословакии.
Войну на Западе закончили под Прагой. Москва салютовала семь раз за
взятие крупных городов и промышленных узлов, как: Маравска Острава, Оломоуц
и другие.
После победы над Японией в составе 32-й бригады были направлены на
Чукотку в Анадырь.
Демобилизовался в 1947 году с бухты Провидения.
За годы войны дважды легко ранен и контужен.
В 1983 году списан в запас Советской Армии в звании майора, ВУС 6095.
За участие в боях награжден орденами "Красная Звезда", "Отечественная
война" и 15-ю медалями за победу над Германией, Японией и др.
По прибытию на Родину по направлению партийных органов работал в
системе лесной промышленности, в УРСе (Управление рабочего снабжения)
"Комилес", а после окончания ВПШ (Высшей партийной школы) - начальником
управления торговли Комипотребсоюза, первым заместителем Министра торговли
Коми АССР, с 1973 по 1983 годы - председателем Государственного комитета
Коми АССР по ценам. В эти же годы был членом Правительства Коми АССР.
За активное участие в развитии народного хозяйства Коми АССР присвоено
звание "Заслуженный работник народного хозяйства Коми АССР" и награжден
многими грамотами партийных и советских органов СССР, РСФСР и Коми АССР.
С 1983 года на пенсии по старости.
В этих рассказах Вы найдете в маленьких фактах большие дела в отношении
выполнения своих обязанностей и долга отдельных людей перед собой и
обществом.
Все факты, приведенные здесь, как фамилии и прозвища, действительные.
Безусловно, художественного оформления нет, но и выдумки тоже нет.
Однако, в умных руках книга может служить добрым материалом для
справедливой книги жизни нашего поколения.
В 1930-х годах (начало коллективизации) давали крестьянам земельные
участки в частную собственность. Эти участки были маленькими (200-300
квадратных метров). С учетом плодородия и отдаленности вынуждены были давать
в их в разных местах. И, действительно, мы (отец мой) получили земельные
участки в семи местах и все метров по двести. Где там развернуться машине,
когда на лошади и то только крутись. Также и у всех соседей: то там клочок,
то тут. Вот мужики и решили организовать ТОЗы (товарищества по совместной
обработке земли), а в селе Межадор создали коммуну, где даже обедали вместе,
т.е. объединенно были куплены миски, ложки и т.п.
Наш ТОЗ организовал вернувшийся из армии молодой комсомолец Мишо Иван.
Вошли туда мой отец, соседи - два брата Оно Олгон и Василь. Земельные
участки обрабатывали врозь, но урожай свозили на одно гумно, складывали
врозь, молотили на одной машине - молотилке с привлечением лошадей всех
членов ТОЗа. Это значительно облегчало крестьянский труд, фактически
получалось, как большой помеч (Помеч - "когда родные или соседи помогают
строить кому-то дом" (Прим. авт.)).
Но появился в селе один коммунист - Якшин Егор, который говорил, что
надо организовать колхоз или коммуну, а не ТОЗ...
"Накапал" в район и вскоре наших ТОЗовцев забрали как противников
коллективизации. Однако, спустя менее месяца их отпустили, а Якшина Егора
забрали, который так и не возвратился в село впоследствии.
Через год началась сплошная коллективизация, а тех, кто не желал
вступать в колхоз, считали "кулаком" или "подкулачником". В Вотче
организовалось более десятка колхозов, куда вошли фактически все хозяйства:
слабые и средние. Слабыми были те, кто не имел лошади, или коровы, имел
плохие земельные участки, а чаще всего вдовы с детьми малыми и ленивые
хозяева.
Середняк же имел нормальные хозяйства, 1-2 лошади, 1-3 коровы, овец,
поросят, кур, хорошо обрабатывал свои земельные наделы. По всему селу,
протяженностью около 7 км, было более тысячи дворов, где впоследствии
устоялось 5 колхозов ("Чапаев", "Авангард", "Югыдлань", "Асья Кыа",
"Трудмолния") и еще 2 колхоза в Вадыбе и Панееле, которые были поодаль от
основной Вотчинской волости, где также было более ста дворов. Там были
созданы колхозы "Трудовик" и "Водзьо" (в пер. с коми языка на русский -
"Вперед").
Так успокоилось и внедрился в волости колхозный строй.
В ходе коллективизации шло и раскулачивание. Об этом много писали
газеты, говорили "уселоны", бродившие по деревням, высланные раскулаченные
мужики из средней и южной полосы России, а также различные представители из
района, которым поручалось вести эти работы по селам. Из всего более тысячи
хозяйств по Вотчинской волости сочли "кулацким" лишь одно хозяйство из
деревни Ягдор, хозяин по прозвищу Ондрей Иван, у которого было четыре сына,
три жилых дома, пристроенных один к другому, три лошади, пять коров, более
десятка овец и несколько гектаров земли, ими же раскорчеванные и
обрабатываемые. Забрали старика и угнали неизвестно куда, сыновья
разъехались и остался только один сын, живший отдельно - Ондрей Проко,
который вступил в колхоз "Чапаев".
Придирались представители района, особенно один милиционер из Ягдора
(колхоз "Чапаев") еще к некоторым хозяйствам из деревень Ягвыл, Вичкодор и
Килянчой, но вскоре эти мужики ушли из деревни в лесопункты или в город.
Если бы не ушли, может быть их тоже бы выслали как "подкулачников", но
счастье улыбнулось им, а не этому милиционеру из райцентра.
Итак, Вотчинская волость была коллективизирована полностью к 1935 году
и устойчиво трудились в укрепившихся колхозах до послевоенных лет. В годы
довоенные колхозники жили своим трудом и не так плохо. Каждая семья
зарабатывала до 1000 трудодней (где муж, жена и детишки-школьники), а на
трудодень в разных колхозах делили хлеб - зерно, от 3 до 8 кг. Таким
образом, средняя семья, как например, наша, получали 3-4 тонны зерна, что,
безусловно, хватало на питание самим, на корм скоту и содержание домашней
птицы. Но наш колхоз "Югыдлань" был не особенно богат хорошими землями, а
вот колхозы "Авангард" и "Водзьво" (Вадыб) - с хорошими землями - жили
намного богаче. На наше количество трудодней получили бы мы 6-7 тонн зерна
(рожь, пшеницу, ячмень). Большинство средних и бедных ранее хозяйств
почувствовали себя хозяевами своих колхозов, здорово критиковали лодырей и
особенно недолюбливали тех, кто старался урвать из общего котла колхоза,
таковые так же появлялись, но их фактически выживали из колхоза общим
неуважением.
Селяне наших краев и, видимо, все северяне уважают рыбу. Видимо поэтому
все деревни и села расположены вдоль рек.
В любом доме гостей угощают рыбой: рыбники-черинянь (название блюда из
рыбы на коми языке), жареная рыба, уха, сырая соленая рыба, рыба в молоке и
многое другое из рыбы.
И способов лова рыбы также много: от удочки и до блесен, от невода в
летнее время и до подледного лова зимой. Но не каждому везло в ловле.
Помнится мне случай, когда действительно везло, в том числе и мне.
Как-то весной мы с двоюродным братом Иваном пошли собирать сено для коров
из-под стогов. Пошли с санками и мешками по насту за Сысолу в Катыд
(местность у реки Сысола, где находятся сенокосные луга), где из-под снега
появились остатки сена. Когда переходили большое озеро Вад, где лед был
совсем прозрачный, мы вдруг заметили, что подо льдом лежат, еле шевелятся
сиги, красноглазки и белым - бело от всякой мелкой рыбы. Мы с Иваном
прорубили прорубь, куда и стала стягиваться рыба. Мы стали выбрасывать воду
из проруби, и вместе с водой выбрасывалась и рыба. Так, из нескольких
прорубей мы за день "выкачали" разной рыбы по два мешка на брата. Как прошел
день, мы и не заметили, увлекшись красивой рыбой.
Уже в сумерки, почувствовав усталость, мы собрали пару мешков сена
из-под стогов и поплелись домой. Когда с трудом тащили груженные рыбой и
сеном санки в гору с реки Сысола к нашей деревне, нас встретили родители с
руганью и почти с плачем. Они испугались, что мальчики где-то утонули или
еще что-нибудь случилось с нами. Раньше мы с сеном обычно возвращались к
обеду, а тут нас не то, что к обеду, к ужину не дождались. Но когда увидели
так много крупных сигов, обрадовались, захвалили нас.
В последующие дни, когда по деревне прошел слух о нашей рыбе, многие
пошли "за остатками сена рыбачить". Однако не всем удалось наловить много
рыбы, так как не на всех озерах можно так ловить рыбу. Там, где нет выхода
воды или прихода ручейков, рыба задыхается из-за отсутствия воздуха, а где
есть прогалины, ключи, выход или вход ручейков, там рыба живет.
Удачных рыбалок у меня было, как и у других, немало. К примеру: однажды
летом мы с отцом пошли косить сено на лугах у реки Поинга. Наш сенокосный
участок был расположен вокруг заливчика, где устье летом высыхает и остается
только ложбинка, вроде озерца. Отец все вокруг выкосил, пока я удил рыбу, а
когда позвал поесть, я побежал напрямик через не скошенную ложбину. В грязи
мне под ноги попадались какие-то склизкие предметы. Когда отец пошел мне
навстречу, то догадался, что там в яме с травой полно карасей. Отец снял
рубашку и мы ей, как бреднем, стали ловить рыбу. Ее оказалось там так много,
что мы наполнили кузов, корзину, отцовские кальсоны и нижнюю рубашку этими
карасями, все длиной до 10-15 сантиметров. Нагрузились этой рыбой до
предела. А когда перешли, идя уже домой, Поингский настил (уложенные для
проезда через болота поперечные бревна) длиной около версты, отец решил
кальсоны с рыбой оставить, донести сначала все остальное, а потом вернуться
за оставленным и притащить "вторым рейсом".
Мать удивилась улову, выругала нас за то, что такую мелочь принесли, но
отец решил сам чистить эту мелочь. Пошел за оставленными кальсонами, а там
их не оказалось. Ища место заметил отдельные рыбки на земле и части его
кальсон, и кроме того следы медвежьих лап. Он, конечно, струсил и прибежал
домой. Было много смеха, а мать ругалась за потерю "новых" кальсон, которые
вроде бы сшила недавно.
В это же лето нас с отцом взял на рыбалку сосед Жаков, который в любое
время года, в любую погоду ловил рыбу удачно и ловил всегда хорошую красивую
рыбу. Все ему завидовали, думали, что "знахарь".
Ловили мы блеснами с одной лодки в реке Поинга. Он научил меня
понимать, когда рыба попалась и как надо тащить, чтобы не сорвалась.
Он уже поймал штук шесть щучек и окуньков, отец вытащил две щучки, а
мне пока ничего. Но вдруг, дернуло леску в зубах, аж челюсти больно. Стал
тащить, а за лодкой всплеск такой, что я испугался. Дотащили до лодки с
помощью Жакова. Оказалась огромная щука. Бьет хвостом, аж лодка ходуном
ходит, воду черпает. Жаков взял свой топорик и ударил щуку по голове. Она и
сникла. Когда шли домой, отец взял мою рыбу за жабры на палку и на плечо, а
хвост щуки хлестал по его пяткам. Дома смеряли с носа до хвоста, оказалась
182 сантиметра. Щука оказалась на 6 сантиметров выше отца. Однако, щука
оказалась не вкусная, мясо жесткое как дерево, но все же засолили.
Такие рыбалки, как у меня, были у каждого, а поэтому рассказы друзей
всегда было интересно слушать. А главное, у коми человека рыба - это все!
Вся страна наша, как и коми, состоит из крестьян. Испокон веков мужик
обрабатывал землю, кормил миллионы: интеллигенцию, рабочих и всякого рода
чиновников и богачей. Однако сам не всегда был сыт. И не зря г. Столыпин,
высокопоставленный чиновник, еще в прошлый век, ссылаясь на освобождение
крестьян, хотел сделать земельные реформы. После октябрьской революции дали
сельчанам землю. Наша семья получила несколько сотых земли в разных местах
вблизи волости Вотчинской и в каждом месте 1,5-2 сотых. С одной стороны
хорошо, что маленькие участки в смысле соблюдение севооборота, своя земля,
но очень уж не удобно на клочках применять какие-либо машины даже конный
плуг или борона приходилось трудно заворачивать. Лошадь и то от этого
круговорота устает больше чем пахарь.
В 1928-32 годы стали создавать Коммуны, колхозы и ТОЗы. В селе Межадор
организовалась Коммуна, где обобществили даже чашки и ложки, не то, что
скот. Но коммуна существовала лишь несколько лет, потом преобразовали
колхозы. Наши родители, пять семей, создали ТОЗ (товарищество по совместной
обработке земли). Те выделенные земельные участки обрабатывали сами, урожай
свозили в одно место (гумно), складывали свои стога, у кого не было лошади
им помогали пахать и вывозить урожай. Купили одну молотилку конную и
поочередно молотили каждому машиной его урожай. Купили веялку и чистили
зерно тоже поочередно. Все это хорошо помогало и облегчало труд каждой
семьи.
Когда по всей стране началась сплошная коллективизация, под нажимом
районных властей начали создаваться и колхозы у нас в Вотче. Создали 7-8
колхозов, дали каждому имя. В нашей деревне Ляпин организовал колхоз, и на
общем собрании решили назвать "Югыдлань" ("К свету"), в смысле к светлому
будущему. Обобществили те мелкие земельные участки - пахоты и сенокосные
угодья. Получили документ от райземотдела, право на вечное пользование.
Застолбовали границы и мужики начали жить - работать. Кроме земель были
обобществлены лошади и коровы, сельхоз инвентарь. У кого был теленок, их не
обобществляли, а вот лошадей собирали с жеребятами. Многие, конечно, жеребят
не сдавали, а забивали на мясо. При обобществлении скота были самые
неприятные дела: хозяева, особо женщины, плакали на всю улицу как на
похоронах, причитали, но, однако самим же пришлось гнать в приспособленные
места под скотный двор или конюшню.
Наших коня "Толин" и корову "Сюрань" отец и мать со слезами погнали и
еще несколько дней ходили в конюшню и скотный двор. "Сюрань" и "Толин" их
узнавали и вроде бы "разговаривали" с нами как с родными. По деревням ходили
всякие слухи и выдумки, якобы весь скот угонят или забьют на мясо. Время
шло. Люди успокоились. На выделенных землях колхозники стали распахивать
межи между старыми клочками земли, раскорчевывать кустарники, стараясь
создать больше полосы пахотной земли, а на сенокосных участках
раскорчевывать пни и кочки. Вроде жизнь в колхозе пошла своим чередом, но,
однако те, которые не желали коллективно жить, стараясь как-то мешать: то
соль насыпать в лясни для коров лишку, то лошадей напоят горячую, то еще
сожгут чего-либо и т.п. Однако, колхозы оживали, люди дружились и дела
пошли. По назначению председателя и бригадиров люди ходили на работу, за
работу им начисляли трудодни исходя из норм работы.
Первые годы, конечно, мало что давали, но с учетом своего огорода и
зимних работ на лесозаготовке люди жили не богато, но и не голодали. Хлеба
имели, рыбу ловили, охотничали на боровую дичь и уток, за деньги, полученные
на лесозаготовке зимой и на сплаве леса весной, покупали в сельпо сахар,
кондитерские, ткани, одежду и т.д. Трудно было семьям многодетным, инвалидам
и лодырям. Многодетным и инвалидам колхоз всегда помогал во всем.
Коллективизация села повлияла на отток людей из села. Большинство уходило на
лесозаготовку, сплав леса, вновь созданные у нас за рекой Сысола льнозавод,
крахмалопаточный завод, на учебу в г. Сыктывкар. Но это не большой процент
из тысячных жителей деревень.
До 1941 года колхозы жили уже хорошо. МТС (машинно-тракторная станция)
Пустошский помогал по обработке земли очень хорошо: пахал, сеял, убирал,
молотил и даже мелиорацией лугов помогал всему району, в т.ч. и Вотчинским.
В 1940-х годах, до войны, колхозы получали хороший урожай и осенью
госпоставку возили обозы с красными флагами. Некоторые колхозы, как
Вадыбский "Водзьо", Велконский "Авангард" и другие в районе собирали урожай
пшеницы выше 20 центнеров с гектара и на трудодни делили от 3 до 5 кг.
Зерна. Это на семью работящую - 3-4 тонны. Наш "Югыдлань" среднем 1939 - 40
г.г. выдавал 1,5-2 кг на трудодень Мы, отец, мать и я (летом) зарабатывал
1000-1200 трудодней на что получали 1,5-2 тонны зерна, что безусловно
хватало. Многодетным вдовам, чьи мужья пали в гражданскую войну, им решением
правления колхоза выдавали дополнительно с учетом едоков в семье. В эти же
годы сплошной коллективизации по селам стали бродить ссыльные - попрошайки.
У нас в Вотче иногда появлялись мужики, которых, говорят, выслали со средней
полосы России. Они нас "заставили" покупать замки, так - как, заходил в
дома, искали еду, а иногда брали не только еду, но и пугали детей и даже
убивали хозяев дома. Таких случаев было не много, но были. Вот почему
вынуждены запирать дома на замок. А раньше вместо замка, когда уходили на
работу или в гости, никогда не вешали замков: Метелку или коромысло поперек
двери и любой знает, что хозяев нет и незачем туда заходить.
В эти годы, 1938-40, люди наших сел были очень уж дружны. На сенокос,
жатву зерновых, копку картофеля или убирать лен шли с раннего утра всей
семьей и с детьми, там делали общественные обеды за счет колхоза и эти поля
и сенокосные луга всегда были как на празднике: ехали на телегах, пели
песни, обедали под общий смех и шутки, одевались в яркую одежду, каждая
семья или 2-3 семьи располагаются на одну скатерть или на одеяло и веселыми
шутками и прибаутками вместе с детским смехом часа два уходило на обед.
Поработав до отхода солнца к горизонту, женщины и дети, как и утром, едут
домой справлять личное хозяйство: доить коров, испечь на завтра шаньги (на
коми яз. - ватрушка с картофелем) и хлеб, успокоить детей от шумных дневных
дел и впечатлений, а мужики и взрослые дети, например, остаются ночевать,
чтобы утром при заходе солнца покосить те места, где машина не смогла
захватить (около кустов), а мы, мальчишки, идем ловить рыбу, с тем, чтобы
собрать хотя бы на уху. В общем, жить уже можно было хорошо.
Якшин Егор, самый старый колхозник, рассказывая свою жизнь, как в
японскую войну и империалистическую войну он воевал, как жил в плену у
немцев и как удалось бежать из плена, как межу прочим говорил: "Я наверно за
такую жизнь, что сейчас у нас, мы и воевали в гражданскую войну. Живем и
работаем, все вместе, кто хорошо работает, тот хорошо живет, никто и никого
не притесняет, тяжелые работы делают трактора и разные машины и тому
подобное, может это и есть социализм, о чем говорили разные агитаторы?" А
мы, пацаны, слушали деда Егора молча, так как ничего не знали. Но пришел
1941 год. Началась война. Брали почти всех, в т.ч. и отца моего, которого
вернули из-за здоровья. Уходили и мы на фронт, 18-летние. Сквозь слезы
старики и бабы причитали: "Прощайте дети! Берегите себя! В колхозе мужчин не
осталось! Кто будет работать на полях и лугах?! Возвращайтесь скорее! Иначе
все поля и луга зарастут мелколесьем! Прощайте!!" Так нас провожали на фронт
колхозники и колхозницы. На дорогу совали всем, не разбирая кому, теплые
носки и рукавицы, и шаньги и рыбники, конверты и школьные тетради, а
некоторым достались и бутылки самогона. На этом кончилась наша колхозная
жизнь. Остались одни воспоминания в памяти и вопрос: как дети и бабы будут
справляться на полях и лугах колхоза?!
В 1941 году, когда нас привезли из Сыктывкара на пароходе "Сысола" в
Архангельскую область, село Рикасиха, мы попали в запасной полк и более 300
мальчишек из Коми были распределены по ротам и взводам.
Нашим командиром роты оказался очень молодой симпатичный лейтенант
Ледовой, а старшиной - пожилой, уже участник боев, старшина Дерягин. Они
вдвоем создавали роту, комплектовали взводы. Нашими силами оборудовали в
бывшей школе помещения сплошными двухъярусными нарами из досок с забора
школы, и принесенной с полей соломой вместо матрацев. За несколько дней мы
были переодеты в красноармейскую форму. Были сформированы отделения и
определены места лежанки для каждого отделения и солдата.
Когда нас, роту, построили, как настоящих красноармейцев, Ледовой
сказал, что мы уже защитники Родины, что самое главное в армии - дисциплина,
даже сходить в туалет - надо спрашивать разрешение, что за нарушение
дисциплины, пререкание со старшими по званию и за несоблюдение Устава
нарушители будут наказываться. В строю, конечно, прошел ропот. Но Ледовой
сразу же дал команду: "Смирно!", и еще раз объяснил, что такое железная
дисциплина в армии. Затем Ледовой ушел, поручив дальше вести разговор
старшине Дерягину. А Дерягин еще часа три разъяснял на простом языке, что
такое армейская дисциплина, когда "отбой", когда "подъем", зачем физзарядка,
как приветствовать старшего по званию, когда и как обедать, как обратиться
при необходимости к старшему через младшего по чину и наоборот, и даже, как
попроситься в туалет, если стоишь в строю или на занятиях. Но в конце все же
сказал, что все это так, пока мы в запасном полку.
Чуть позже появились еще три младших лейтенанта. Они были еще моложе,
чем Ледовой. Появились и сержанты, которые стали командовать отделениями, но
старшина был самым авторитетным после лейтенанта Ледового. Остальные были
вроде нас, или вроде адъютантов Ледового и Дерягина.
Спустя месяц, когда мы уже были похожи на красноармейцев, знали свои
отделения и взводы, я получил извещение на посылку. Вместе со старшиной,
почему-то, мы пошли на почту, где девчата, глядя на меня, рассмеялись,
потому что я был такой маленький, стеснительный, плохо говорящий по-русски и
писклявый. Старшина тут же по-боевому сказал: "Не всем же быть такими
бойкими, как я! Надо выдать посылку". Но когда спросили, откуда посылка, я
сказал, что с Коми АССР. Когда выдали посылку, я удивился: "Кто мне мог
послать посылку с Троицке - Печорского района?". Получили, у старшины в
каптерке открыли, и прочитав вложенное письмо, я растерялся. В письме
кланяются мне: "жена", "трое детей по именам" и еще целый список "родных".
Тут стало ясно, что я получил чужую посылку, которая лежала на почте уже
© Copyright Александр Иванович Пыстин
From: alexander_sh(a)mail.ru
WWW: http://pystin-soldat.narod.ru
Date: 07 Jul 2005
---------------------------------------------------------------
Уважаемые читатели!
Вашему вниманию предлагаются воспоминания Александра Ивановича Пыстина
- человека, прошедшего всю Великую Отечественную войну, а затем игравшего
активную роль в развитии Республики Коми.
В своих мемуарах А.И.Пыстин описывает специфику жизни в республике в
период коллективизации, события Великой Отечественной войны, этапы
экономического становления Коми АССР в послевоенный период.
Воспоминания написаны живым, образным языком (сохранена авторская
пунктуация и орфография) и представляют своего рода энциклопедию советского
периода истории России. Подробно описан процесс коллективизации, порядки в
Красной Армии в условиях боевых действий, положение в тылу, экономическая
политика властей, система подготовки специалистов в Высшей Партийной школе.
Мемуары А.И. Пыстина помогут Вам увидеть "изнутри" процессы,
происходившие в Союзе Советских Социалистических республик на завершающем
этапе его существования.
Несмотря на то, что автор пишет в основном о событиях в своей родной
республике, в воспоминаниях можно встретить упоминания о ситуации в других
регионах СССР, что позволяет рекомендовать данную книгу всем, кому интересна
история нашей Родины в период Советской власти.
Большую часть мемуаров составляют воспоминания А.И.Пыстина о Великой
Отечественной войне, в которой он участвовал с 1941 по 1945 г.
Выпуск мемуаров А.И.Пыстина приурочен к 60-летию великой Победы
советского народа в Великой Отечественной войне.
С уважением и благодарностью к поколению спасителей за их подвиг в годы
войны,
Александр Шабунин
Автобиография
К читателю
-----До войны
Вотчинские "кулаки"
На селе все рыбаки
Коллективизация
------На фронте
Старшина Дерягин
Комиссар Пономарев
Ефрейтор Мастеннин
Комбат Жатько И.Р.
Майор Тур Г.
Подполковник Прокушев
Солдатское счастье
Страх
Смех и горе
Не всегда удача
Первый бой
Спичка
Большие потери маленького наступления
Отдых
Село Лехта
Свирь
Олонец
Вяртееля
-----Управляя республикой
Земляки
Директора леспромхозов
Разные кураторы
Школа школ
Потребкооперация
В Министерстве торговли
Госкомцен
В Минместпроме
Автобиография
Родился 17 июня 1923 года в селе Вотча Сысольского района Коми АССР.
Учился и окончил Вотчинскую начальную сельскую школу, Сыктывкарский
кооперативный техникум и Горьковскую Высшую партийную школу ЦК КПСС в 1962
году.
В Великой Отечественной войне участвовал с 1941 по 1945 годы. В составе
199-го отдельного лыжного батальона участвовал в оборонительных боях на
Сегежском, Масельгском, Кандалакшинском, Кестингском и других направлениях
Карельского фронта.
После разгрома 199-го батальона под Кестингой в 1942 году попал в
отдельный истребительный противотанковый дивизион, в составе которого
участвовал в наступательных операциях на Волховском, Олонецком,
Петрозаводском, Питкарантском направлениях и форсировании реки Свирь.
После выхода Финляндии из войны в составе 4-го Украинского фронта в
составе Отдельного истребительного противотанкового дивизиона 32-й бригады
участвовал в боях за освобождение Западной Украины, Польши, части Германии и
Чехословакии.
Войну на Западе закончили под Прагой. Москва салютовала семь раз за
взятие крупных городов и промышленных узлов, как: Маравска Острава, Оломоуц
и другие.
После победы над Японией в составе 32-й бригады были направлены на
Чукотку в Анадырь.
Демобилизовался в 1947 году с бухты Провидения.
За годы войны дважды легко ранен и контужен.
В 1983 году списан в запас Советской Армии в звании майора, ВУС 6095.
За участие в боях награжден орденами "Красная Звезда", "Отечественная
война" и 15-ю медалями за победу над Германией, Японией и др.
По прибытию на Родину по направлению партийных органов работал в
системе лесной промышленности, в УРСе (Управление рабочего снабжения)
"Комилес", а после окончания ВПШ (Высшей партийной школы) - начальником
управления торговли Комипотребсоюза, первым заместителем Министра торговли
Коми АССР, с 1973 по 1983 годы - председателем Государственного комитета
Коми АССР по ценам. В эти же годы был членом Правительства Коми АССР.
За активное участие в развитии народного хозяйства Коми АССР присвоено
звание "Заслуженный работник народного хозяйства Коми АССР" и награжден
многими грамотами партийных и советских органов СССР, РСФСР и Коми АССР.
С 1983 года на пенсии по старости.
В этих рассказах Вы найдете в маленьких фактах большие дела в отношении
выполнения своих обязанностей и долга отдельных людей перед собой и
обществом.
Все факты, приведенные здесь, как фамилии и прозвища, действительные.
Безусловно, художественного оформления нет, но и выдумки тоже нет.
Однако, в умных руках книга может служить добрым материалом для
справедливой книги жизни нашего поколения.
В 1930-х годах (начало коллективизации) давали крестьянам земельные
участки в частную собственность. Эти участки были маленькими (200-300
квадратных метров). С учетом плодородия и отдаленности вынуждены были давать
в их в разных местах. И, действительно, мы (отец мой) получили земельные
участки в семи местах и все метров по двести. Где там развернуться машине,
когда на лошади и то только крутись. Также и у всех соседей: то там клочок,
то тут. Вот мужики и решили организовать ТОЗы (товарищества по совместной
обработке земли), а в селе Межадор создали коммуну, где даже обедали вместе,
т.е. объединенно были куплены миски, ложки и т.п.
Наш ТОЗ организовал вернувшийся из армии молодой комсомолец Мишо Иван.
Вошли туда мой отец, соседи - два брата Оно Олгон и Василь. Земельные
участки обрабатывали врозь, но урожай свозили на одно гумно, складывали
врозь, молотили на одной машине - молотилке с привлечением лошадей всех
членов ТОЗа. Это значительно облегчало крестьянский труд, фактически
получалось, как большой помеч (Помеч - "когда родные или соседи помогают
строить кому-то дом" (Прим. авт.)).
Но появился в селе один коммунист - Якшин Егор, который говорил, что
надо организовать колхоз или коммуну, а не ТОЗ...
"Накапал" в район и вскоре наших ТОЗовцев забрали как противников
коллективизации. Однако, спустя менее месяца их отпустили, а Якшина Егора
забрали, который так и не возвратился в село впоследствии.
Через год началась сплошная коллективизация, а тех, кто не желал
вступать в колхоз, считали "кулаком" или "подкулачником". В Вотче
организовалось более десятка колхозов, куда вошли фактически все хозяйства:
слабые и средние. Слабыми были те, кто не имел лошади, или коровы, имел
плохие земельные участки, а чаще всего вдовы с детьми малыми и ленивые
хозяева.
Середняк же имел нормальные хозяйства, 1-2 лошади, 1-3 коровы, овец,
поросят, кур, хорошо обрабатывал свои земельные наделы. По всему селу,
протяженностью около 7 км, было более тысячи дворов, где впоследствии
устоялось 5 колхозов ("Чапаев", "Авангард", "Югыдлань", "Асья Кыа",
"Трудмолния") и еще 2 колхоза в Вадыбе и Панееле, которые были поодаль от
основной Вотчинской волости, где также было более ста дворов. Там были
созданы колхозы "Трудовик" и "Водзьо" (в пер. с коми языка на русский -
"Вперед").
Так успокоилось и внедрился в волости колхозный строй.
В ходе коллективизации шло и раскулачивание. Об этом много писали
газеты, говорили "уселоны", бродившие по деревням, высланные раскулаченные
мужики из средней и южной полосы России, а также различные представители из
района, которым поручалось вести эти работы по селам. Из всего более тысячи
хозяйств по Вотчинской волости сочли "кулацким" лишь одно хозяйство из
деревни Ягдор, хозяин по прозвищу Ондрей Иван, у которого было четыре сына,
три жилых дома, пристроенных один к другому, три лошади, пять коров, более
десятка овец и несколько гектаров земли, ими же раскорчеванные и
обрабатываемые. Забрали старика и угнали неизвестно куда, сыновья
разъехались и остался только один сын, живший отдельно - Ондрей Проко,
который вступил в колхоз "Чапаев".
Придирались представители района, особенно один милиционер из Ягдора
(колхоз "Чапаев") еще к некоторым хозяйствам из деревень Ягвыл, Вичкодор и
Килянчой, но вскоре эти мужики ушли из деревни в лесопункты или в город.
Если бы не ушли, может быть их тоже бы выслали как "подкулачников", но
счастье улыбнулось им, а не этому милиционеру из райцентра.
Итак, Вотчинская волость была коллективизирована полностью к 1935 году
и устойчиво трудились в укрепившихся колхозах до послевоенных лет. В годы
довоенные колхозники жили своим трудом и не так плохо. Каждая семья
зарабатывала до 1000 трудодней (где муж, жена и детишки-школьники), а на
трудодень в разных колхозах делили хлеб - зерно, от 3 до 8 кг. Таким
образом, средняя семья, как например, наша, получали 3-4 тонны зерна, что,
безусловно, хватало на питание самим, на корм скоту и содержание домашней
птицы. Но наш колхоз "Югыдлань" был не особенно богат хорошими землями, а
вот колхозы "Авангард" и "Водзьво" (Вадыб) - с хорошими землями - жили
намного богаче. На наше количество трудодней получили бы мы 6-7 тонн зерна
(рожь, пшеницу, ячмень). Большинство средних и бедных ранее хозяйств
почувствовали себя хозяевами своих колхозов, здорово критиковали лодырей и
особенно недолюбливали тех, кто старался урвать из общего котла колхоза,
таковые так же появлялись, но их фактически выживали из колхоза общим
неуважением.
Селяне наших краев и, видимо, все северяне уважают рыбу. Видимо поэтому
все деревни и села расположены вдоль рек.
В любом доме гостей угощают рыбой: рыбники-черинянь (название блюда из
рыбы на коми языке), жареная рыба, уха, сырая соленая рыба, рыба в молоке и
многое другое из рыбы.
И способов лова рыбы также много: от удочки и до блесен, от невода в
летнее время и до подледного лова зимой. Но не каждому везло в ловле.
Помнится мне случай, когда действительно везло, в том числе и мне.
Как-то весной мы с двоюродным братом Иваном пошли собирать сено для коров
из-под стогов. Пошли с санками и мешками по насту за Сысолу в Катыд
(местность у реки Сысола, где находятся сенокосные луга), где из-под снега
появились остатки сена. Когда переходили большое озеро Вад, где лед был
совсем прозрачный, мы вдруг заметили, что подо льдом лежат, еле шевелятся
сиги, красноглазки и белым - бело от всякой мелкой рыбы. Мы с Иваном
прорубили прорубь, куда и стала стягиваться рыба. Мы стали выбрасывать воду
из проруби, и вместе с водой выбрасывалась и рыба. Так, из нескольких
прорубей мы за день "выкачали" разной рыбы по два мешка на брата. Как прошел
день, мы и не заметили, увлекшись красивой рыбой.
Уже в сумерки, почувствовав усталость, мы собрали пару мешков сена
из-под стогов и поплелись домой. Когда с трудом тащили груженные рыбой и
сеном санки в гору с реки Сысола к нашей деревне, нас встретили родители с
руганью и почти с плачем. Они испугались, что мальчики где-то утонули или
еще что-нибудь случилось с нами. Раньше мы с сеном обычно возвращались к
обеду, а тут нас не то, что к обеду, к ужину не дождались. Но когда увидели
так много крупных сигов, обрадовались, захвалили нас.
В последующие дни, когда по деревне прошел слух о нашей рыбе, многие
пошли "за остатками сена рыбачить". Однако не всем удалось наловить много
рыбы, так как не на всех озерах можно так ловить рыбу. Там, где нет выхода
воды или прихода ручейков, рыба задыхается из-за отсутствия воздуха, а где
есть прогалины, ключи, выход или вход ручейков, там рыба живет.
Удачных рыбалок у меня было, как и у других, немало. К примеру: однажды
летом мы с отцом пошли косить сено на лугах у реки Поинга. Наш сенокосный
участок был расположен вокруг заливчика, где устье летом высыхает и остается
только ложбинка, вроде озерца. Отец все вокруг выкосил, пока я удил рыбу, а
когда позвал поесть, я побежал напрямик через не скошенную ложбину. В грязи
мне под ноги попадались какие-то склизкие предметы. Когда отец пошел мне
навстречу, то догадался, что там в яме с травой полно карасей. Отец снял
рубашку и мы ей, как бреднем, стали ловить рыбу. Ее оказалось там так много,
что мы наполнили кузов, корзину, отцовские кальсоны и нижнюю рубашку этими
карасями, все длиной до 10-15 сантиметров. Нагрузились этой рыбой до
предела. А когда перешли, идя уже домой, Поингский настил (уложенные для
проезда через болота поперечные бревна) длиной около версты, отец решил
кальсоны с рыбой оставить, донести сначала все остальное, а потом вернуться
за оставленным и притащить "вторым рейсом".
Мать удивилась улову, выругала нас за то, что такую мелочь принесли, но
отец решил сам чистить эту мелочь. Пошел за оставленными кальсонами, а там
их не оказалось. Ища место заметил отдельные рыбки на земле и части его
кальсон, и кроме того следы медвежьих лап. Он, конечно, струсил и прибежал
домой. Было много смеха, а мать ругалась за потерю "новых" кальсон, которые
вроде бы сшила недавно.
В это же лето нас с отцом взял на рыбалку сосед Жаков, который в любое
время года, в любую погоду ловил рыбу удачно и ловил всегда хорошую красивую
рыбу. Все ему завидовали, думали, что "знахарь".
Ловили мы блеснами с одной лодки в реке Поинга. Он научил меня
понимать, когда рыба попалась и как надо тащить, чтобы не сорвалась.
Он уже поймал штук шесть щучек и окуньков, отец вытащил две щучки, а
мне пока ничего. Но вдруг, дернуло леску в зубах, аж челюсти больно. Стал
тащить, а за лодкой всплеск такой, что я испугался. Дотащили до лодки с
помощью Жакова. Оказалась огромная щука. Бьет хвостом, аж лодка ходуном
ходит, воду черпает. Жаков взял свой топорик и ударил щуку по голове. Она и
сникла. Когда шли домой, отец взял мою рыбу за жабры на палку и на плечо, а
хвост щуки хлестал по его пяткам. Дома смеряли с носа до хвоста, оказалась
182 сантиметра. Щука оказалась на 6 сантиметров выше отца. Однако, щука
оказалась не вкусная, мясо жесткое как дерево, но все же засолили.
Такие рыбалки, как у меня, были у каждого, а поэтому рассказы друзей
всегда было интересно слушать. А главное, у коми человека рыба - это все!
Вся страна наша, как и коми, состоит из крестьян. Испокон веков мужик
обрабатывал землю, кормил миллионы: интеллигенцию, рабочих и всякого рода
чиновников и богачей. Однако сам не всегда был сыт. И не зря г. Столыпин,
высокопоставленный чиновник, еще в прошлый век, ссылаясь на освобождение
крестьян, хотел сделать земельные реформы. После октябрьской революции дали
сельчанам землю. Наша семья получила несколько сотых земли в разных местах
вблизи волости Вотчинской и в каждом месте 1,5-2 сотых. С одной стороны
хорошо, что маленькие участки в смысле соблюдение севооборота, своя земля,
но очень уж не удобно на клочках применять какие-либо машины даже конный
плуг или борона приходилось трудно заворачивать. Лошадь и то от этого
круговорота устает больше чем пахарь.
В 1928-32 годы стали создавать Коммуны, колхозы и ТОЗы. В селе Межадор
организовалась Коммуна, где обобществили даже чашки и ложки, не то, что
скот. Но коммуна существовала лишь несколько лет, потом преобразовали
колхозы. Наши родители, пять семей, создали ТОЗ (товарищество по совместной
обработке земли). Те выделенные земельные участки обрабатывали сами, урожай
свозили в одно место (гумно), складывали свои стога, у кого не было лошади
им помогали пахать и вывозить урожай. Купили одну молотилку конную и
поочередно молотили каждому машиной его урожай. Купили веялку и чистили
зерно тоже поочередно. Все это хорошо помогало и облегчало труд каждой
семьи.
Когда по всей стране началась сплошная коллективизация, под нажимом
районных властей начали создаваться и колхозы у нас в Вотче. Создали 7-8
колхозов, дали каждому имя. В нашей деревне Ляпин организовал колхоз, и на
общем собрании решили назвать "Югыдлань" ("К свету"), в смысле к светлому
будущему. Обобществили те мелкие земельные участки - пахоты и сенокосные
угодья. Получили документ от райземотдела, право на вечное пользование.
Застолбовали границы и мужики начали жить - работать. Кроме земель были
обобществлены лошади и коровы, сельхоз инвентарь. У кого был теленок, их не
обобществляли, а вот лошадей собирали с жеребятами. Многие, конечно, жеребят
не сдавали, а забивали на мясо. При обобществлении скота были самые
неприятные дела: хозяева, особо женщины, плакали на всю улицу как на
похоронах, причитали, но, однако самим же пришлось гнать в приспособленные
места под скотный двор или конюшню.
Наших коня "Толин" и корову "Сюрань" отец и мать со слезами погнали и
еще несколько дней ходили в конюшню и скотный двор. "Сюрань" и "Толин" их
узнавали и вроде бы "разговаривали" с нами как с родными. По деревням ходили
всякие слухи и выдумки, якобы весь скот угонят или забьют на мясо. Время
шло. Люди успокоились. На выделенных землях колхозники стали распахивать
межи между старыми клочками земли, раскорчевывать кустарники, стараясь
создать больше полосы пахотной земли, а на сенокосных участках
раскорчевывать пни и кочки. Вроде жизнь в колхозе пошла своим чередом, но,
однако те, которые не желали коллективно жить, стараясь как-то мешать: то
соль насыпать в лясни для коров лишку, то лошадей напоят горячую, то еще
сожгут чего-либо и т.п. Однако, колхозы оживали, люди дружились и дела
пошли. По назначению председателя и бригадиров люди ходили на работу, за
работу им начисляли трудодни исходя из норм работы.
Первые годы, конечно, мало что давали, но с учетом своего огорода и
зимних работ на лесозаготовке люди жили не богато, но и не голодали. Хлеба
имели, рыбу ловили, охотничали на боровую дичь и уток, за деньги, полученные
на лесозаготовке зимой и на сплаве леса весной, покупали в сельпо сахар,
кондитерские, ткани, одежду и т.д. Трудно было семьям многодетным, инвалидам
и лодырям. Многодетным и инвалидам колхоз всегда помогал во всем.
Коллективизация села повлияла на отток людей из села. Большинство уходило на
лесозаготовку, сплав леса, вновь созданные у нас за рекой Сысола льнозавод,
крахмалопаточный завод, на учебу в г. Сыктывкар. Но это не большой процент
из тысячных жителей деревень.
До 1941 года колхозы жили уже хорошо. МТС (машинно-тракторная станция)
Пустошский помогал по обработке земли очень хорошо: пахал, сеял, убирал,
молотил и даже мелиорацией лугов помогал всему району, в т.ч. и Вотчинским.
В 1940-х годах, до войны, колхозы получали хороший урожай и осенью
госпоставку возили обозы с красными флагами. Некоторые колхозы, как
Вадыбский "Водзьо", Велконский "Авангард" и другие в районе собирали урожай
пшеницы выше 20 центнеров с гектара и на трудодни делили от 3 до 5 кг.
Зерна. Это на семью работящую - 3-4 тонны. Наш "Югыдлань" среднем 1939 - 40
г.г. выдавал 1,5-2 кг на трудодень Мы, отец, мать и я (летом) зарабатывал
1000-1200 трудодней на что получали 1,5-2 тонны зерна, что безусловно
хватало. Многодетным вдовам, чьи мужья пали в гражданскую войну, им решением
правления колхоза выдавали дополнительно с учетом едоков в семье. В эти же
годы сплошной коллективизации по селам стали бродить ссыльные - попрошайки.
У нас в Вотче иногда появлялись мужики, которых, говорят, выслали со средней
полосы России. Они нас "заставили" покупать замки, так - как, заходил в
дома, искали еду, а иногда брали не только еду, но и пугали детей и даже
убивали хозяев дома. Таких случаев было не много, но были. Вот почему
вынуждены запирать дома на замок. А раньше вместо замка, когда уходили на
работу или в гости, никогда не вешали замков: Метелку или коромысло поперек
двери и любой знает, что хозяев нет и незачем туда заходить.
В эти годы, 1938-40, люди наших сел были очень уж дружны. На сенокос,
жатву зерновых, копку картофеля или убирать лен шли с раннего утра всей
семьей и с детьми, там делали общественные обеды за счет колхоза и эти поля
и сенокосные луга всегда были как на празднике: ехали на телегах, пели
песни, обедали под общий смех и шутки, одевались в яркую одежду, каждая
семья или 2-3 семьи располагаются на одну скатерть или на одеяло и веселыми
шутками и прибаутками вместе с детским смехом часа два уходило на обед.
Поработав до отхода солнца к горизонту, женщины и дети, как и утром, едут
домой справлять личное хозяйство: доить коров, испечь на завтра шаньги (на
коми яз. - ватрушка с картофелем) и хлеб, успокоить детей от шумных дневных
дел и впечатлений, а мужики и взрослые дети, например, остаются ночевать,
чтобы утром при заходе солнца покосить те места, где машина не смогла
захватить (около кустов), а мы, мальчишки, идем ловить рыбу, с тем, чтобы
собрать хотя бы на уху. В общем, жить уже можно было хорошо.
Якшин Егор, самый старый колхозник, рассказывая свою жизнь, как в
японскую войну и империалистическую войну он воевал, как жил в плену у
немцев и как удалось бежать из плена, как межу прочим говорил: "Я наверно за
такую жизнь, что сейчас у нас, мы и воевали в гражданскую войну. Живем и
работаем, все вместе, кто хорошо работает, тот хорошо живет, никто и никого
не притесняет, тяжелые работы делают трактора и разные машины и тому
подобное, может это и есть социализм, о чем говорили разные агитаторы?" А
мы, пацаны, слушали деда Егора молча, так как ничего не знали. Но пришел
1941 год. Началась война. Брали почти всех, в т.ч. и отца моего, которого
вернули из-за здоровья. Уходили и мы на фронт, 18-летние. Сквозь слезы
старики и бабы причитали: "Прощайте дети! Берегите себя! В колхозе мужчин не
осталось! Кто будет работать на полях и лугах?! Возвращайтесь скорее! Иначе
все поля и луга зарастут мелколесьем! Прощайте!!" Так нас провожали на фронт
колхозники и колхозницы. На дорогу совали всем, не разбирая кому, теплые
носки и рукавицы, и шаньги и рыбники, конверты и школьные тетради, а
некоторым достались и бутылки самогона. На этом кончилась наша колхозная
жизнь. Остались одни воспоминания в памяти и вопрос: как дети и бабы будут
справляться на полях и лугах колхоза?!
В 1941 году, когда нас привезли из Сыктывкара на пароходе "Сысола" в
Архангельскую область, село Рикасиха, мы попали в запасной полк и более 300
мальчишек из Коми были распределены по ротам и взводам.
Нашим командиром роты оказался очень молодой симпатичный лейтенант
Ледовой, а старшиной - пожилой, уже участник боев, старшина Дерягин. Они
вдвоем создавали роту, комплектовали взводы. Нашими силами оборудовали в
бывшей школе помещения сплошными двухъярусными нарами из досок с забора
школы, и принесенной с полей соломой вместо матрацев. За несколько дней мы
были переодеты в красноармейскую форму. Были сформированы отделения и
определены места лежанки для каждого отделения и солдата.
Когда нас, роту, построили, как настоящих красноармейцев, Ледовой
сказал, что мы уже защитники Родины, что самое главное в армии - дисциплина,
даже сходить в туалет - надо спрашивать разрешение, что за нарушение
дисциплины, пререкание со старшими по званию и за несоблюдение Устава
нарушители будут наказываться. В строю, конечно, прошел ропот. Но Ледовой
сразу же дал команду: "Смирно!", и еще раз объяснил, что такое железная
дисциплина в армии. Затем Ледовой ушел, поручив дальше вести разговор
старшине Дерягину. А Дерягин еще часа три разъяснял на простом языке, что
такое армейская дисциплина, когда "отбой", когда "подъем", зачем физзарядка,
как приветствовать старшего по званию, когда и как обедать, как обратиться
при необходимости к старшему через младшего по чину и наоборот, и даже, как
попроситься в туалет, если стоишь в строю или на занятиях. Но в конце все же
сказал, что все это так, пока мы в запасном полку.
Чуть позже появились еще три младших лейтенанта. Они были еще моложе,
чем Ледовой. Появились и сержанты, которые стали командовать отделениями, но
старшина был самым авторитетным после лейтенанта Ледового. Остальные были
вроде нас, или вроде адъютантов Ледового и Дерягина.
Спустя месяц, когда мы уже были похожи на красноармейцев, знали свои
отделения и взводы, я получил извещение на посылку. Вместе со старшиной,
почему-то, мы пошли на почту, где девчата, глядя на меня, рассмеялись,
потому что я был такой маленький, стеснительный, плохо говорящий по-русски и
писклявый. Старшина тут же по-боевому сказал: "Не всем же быть такими
бойкими, как я! Надо выдать посылку". Но когда спросили, откуда посылка, я
сказал, что с Коми АССР. Когда выдали посылку, я удивился: "Кто мне мог
послать посылку с Троицке - Печорского района?". Получили, у старшины в
каптерке открыли, и прочитав вложенное письмо, я растерялся. В письме
кланяются мне: "жена", "трое детей по именам" и еще целый список "родных".
Тут стало ясно, что я получил чужую посылку, которая лежала на почте уже