— Добрый вечер, брат! — поприветствовал он Кадфаэля. Оба они были примерно одного роста и теперь шаг в шаг направились вместе к южному выходу из храма. — Надеюсь, ты извинишь меня, — сказал Рейф, — за то, что я заявился в храм в сапогах и при шпорах, не отчистив их дорожной грязи. Но я приехал поздно, и у меня не было времени привести себя в надлежащий порядок.
— Это не так уж и важно, — заметил Кадфаэль. — Здесь вас всегда ждут. Ведь далеко не каждый из наших постояльцев захаживает в храм. В последние два дня меня не было в монастыре и я не видел вас. Как идут ваши дела в наших краях?
— Во всяком случае, лучше, нежели у одного из ваших гостей, — ответил Рейф, бросив короткий взгляд в сторону часовни, где лежал мертвый Дрого Босье. — Правда, я не могу сказать, что отыскал то, что мне нужно. Пока не отыскал!
— Его сын уже здесь, — заметил Кадфаэль, проследив взгляд Рейфа. — Он прибыл нынче утром.
— Я видел его, — откликнулся Рейф. — Как раз перед вечерней он вернулся из города. Судя по всему, он вернулся ни с чем. Кажется, он ищет кого-то, не так ли?
— Именно так. Он ищет молодого человека, о котором я вам уже говорил, — сухо ответил Кадфаэль, приглядываясь к своему собеседнику, когда они проходили мимо освещенного общего алтаря.
— Да-да, помню. Как бы то ни было, он приехал с пустыми руками, и никакой бедолага не был привязан к его стремени.
Похоже, Рейфа совершенно не интересовали молодые люди, равно как и все семейство Босье. Его мысли были устремлены в какую-то другую сторону. Рейф неожиданно остановился подле стоявшей у алтаря кружки для пожертвований, сунул руку в свой поясной кошель и вынул горсть монет. Одна из них упала на пол, однако Рейф не сразу наклонился за ней, а сперва опустил несколько штук в кружку. Вышло так, что Кадфаэль наклонился первым, поднял монету с каменного пола и принялся разглядывать ее на ладони.
Если бы они не стояли подле освещенного свечами алтаря, Кадфаэль наверняка не заметил бы в монете ничего необычного. Обыкновенный серебряный пенни, самая ходовая монета. Однако этот пенни был не совсем такой, как его собратья, какие попадали в монастырскую кружку для пожертвований. Он был совсем новый, не затертый, не вполне четкой чеканки, а также на вес казался легковатым. Вокруг небольшого креста на реверсе было отчеканено имя чеканщика, — нечто вроде «Сигеберт». О таком чеканщике Кадфаэль и слыхом не слыхивал. Перевернув монету, Кадфаэль не увидел знакомых профилей ни короля Стефана, ни покойного короля Генри, — профиль был несомненно женский, в чепце и в короне. Едва ли имелась необходимость в идущей по кругу надписи — «Матильда Влад. Англ.», то есть официальное имя императрицы и ее титул. Похоже, ее монета содержала меньше серебра, чем было положено.
Кадфаэль поднял глаза и увидел, что Рейф смотрит прямо на него, на губах его играла легкая улыбка, в которой было больше иронии, нежели удивления. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
— Ты все понял, — вымолвил наконец Рейф. — Но это должно было открыться лишь после моего отъезда. И все же, эти деньги кое-чего стоят, даже здесь. Приходящие к вам нищие не откажутся от них лишь по той причине, что они отчеканены в Оксфорде.
— И совсем недавно, — добавил Кадфаэль.
— Да, совсем недавно.
— Мой непростительный грех заключается в моем любопытстве, — продолжил Кадфаэль, отдавая Рейфу монету. Тот принял ее и с мрачным видом опустил в кружку вслед за прочими. — Но не беспокойтесь, я не болтун. И преданность честного человека я никогда не обращу против него. Просто я сожалею о нынешних распрях и о том, что благородные люди убивают друг друга, причем обе стороны полагают, что истина находится на их стороне. Не опасайтесь меня.
— Неужели твое любопытство не распространяется далее? — удивился Рейф, и голос его стал мягче. — Ты не хочешь узнать, что делает здесь человек, вроде меня, столь далеко от места битвы? Впрочем, я уверен, ты о многом догадываешься. Наверное, ты полагаешь, что я один из тех умников, кто сообразил вовремя убраться из Оксфорда?
— Нет, — возразил ему Кадфаэль. — Такого у меня и в мыслях не было. Такое не для вас! Но вот зачем такой осторожный человек, как вы, подался на север во владения короля? Уж и не знаю…
— Как видим, не такой уж и осторожный, — возразил Рейф. — Так о чем же ты догадался?
— Есть у меня одна мысль, — мрачно и спокойно сказал Кадфаэль. — До нас дошли известия об одном человеке, который покинул Оксфорд не по своей воле, но был послан с неким поручением, когда в этом был какой-то смысл. Человека послала его госпожа, но сокровища, что он вез, у него украли. И ушел он, видимо, не очень далеко, так как неподалеку от Оксфорда нашли его запятнанную кровью лошадь, имущество всадника пропало, а сам он как сквозь землю провалился. — С каменным лицом Рейф внимательно слушал Кадфаэля, лишь едва уловимая улыбка иногда блуждала на его устах. — И я вот думаю, что человек, вроде вас, вполне мог отправиться в наши северные края на поиски убийцы Рено Буршье.
Глаза Кадфаэля и Рейфа из Ковентри встретились, мужчины как бы молча согласно кивнули друг другу.
— Это не так, — вымолвил наконец Рейф с твердой решимостью.
Затем он глубоко вздохнул, словно сбрасывая с плеч некое оцепенение, охватившее его в этой долгой паузе.
— Прости, брат, но ты ошибся на мой счет. Я не ищу убийцу Рено Буршье. Мысль, конечно, хорошая, я был бы даже не прочь, если бы так оно и было, однако это не так.
С этими словами Рейф из Ковентри направился к выходу из храма и окунулся в ранние сумерки, а брат Кадфаэль молча последовал за ним, ни о чем его больше не спрашивая. Он умел отличать правду от лжи.
— Это не так уж и важно, — заметил Кадфаэль. — Здесь вас всегда ждут. Ведь далеко не каждый из наших постояльцев захаживает в храм. В последние два дня меня не было в монастыре и я не видел вас. Как идут ваши дела в наших краях?
— Во всяком случае, лучше, нежели у одного из ваших гостей, — ответил Рейф, бросив короткий взгляд в сторону часовни, где лежал мертвый Дрого Босье. — Правда, я не могу сказать, что отыскал то, что мне нужно. Пока не отыскал!
— Его сын уже здесь, — заметил Кадфаэль, проследив взгляд Рейфа. — Он прибыл нынче утром.
— Я видел его, — откликнулся Рейф. — Как раз перед вечерней он вернулся из города. Судя по всему, он вернулся ни с чем. Кажется, он ищет кого-то, не так ли?
— Именно так. Он ищет молодого человека, о котором я вам уже говорил, — сухо ответил Кадфаэль, приглядываясь к своему собеседнику, когда они проходили мимо освещенного общего алтаря.
— Да-да, помню. Как бы то ни было, он приехал с пустыми руками, и никакой бедолага не был привязан к его стремени.
Похоже, Рейфа совершенно не интересовали молодые люди, равно как и все семейство Босье. Его мысли были устремлены в какую-то другую сторону. Рейф неожиданно остановился подле стоявшей у алтаря кружки для пожертвований, сунул руку в свой поясной кошель и вынул горсть монет. Одна из них упала на пол, однако Рейф не сразу наклонился за ней, а сперва опустил несколько штук в кружку. Вышло так, что Кадфаэль наклонился первым, поднял монету с каменного пола и принялся разглядывать ее на ладони.
Если бы они не стояли подле освещенного свечами алтаря, Кадфаэль наверняка не заметил бы в монете ничего необычного. Обыкновенный серебряный пенни, самая ходовая монета. Однако этот пенни был не совсем такой, как его собратья, какие попадали в монастырскую кружку для пожертвований. Он был совсем новый, не затертый, не вполне четкой чеканки, а также на вес казался легковатым. Вокруг небольшого креста на реверсе было отчеканено имя чеканщика, — нечто вроде «Сигеберт». О таком чеканщике Кадфаэль и слыхом не слыхивал. Перевернув монету, Кадфаэль не увидел знакомых профилей ни короля Стефана, ни покойного короля Генри, — профиль был несомненно женский, в чепце и в короне. Едва ли имелась необходимость в идущей по кругу надписи — «Матильда Влад. Англ.», то есть официальное имя императрицы и ее титул. Похоже, ее монета содержала меньше серебра, чем было положено.
Кадфаэль поднял глаза и увидел, что Рейф смотрит прямо на него, на губах его играла легкая улыбка, в которой было больше иронии, нежели удивления. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
— Ты все понял, — вымолвил наконец Рейф. — Но это должно было открыться лишь после моего отъезда. И все же, эти деньги кое-чего стоят, даже здесь. Приходящие к вам нищие не откажутся от них лишь по той причине, что они отчеканены в Оксфорде.
— И совсем недавно, — добавил Кадфаэль.
— Да, совсем недавно.
— Мой непростительный грех заключается в моем любопытстве, — продолжил Кадфаэль, отдавая Рейфу монету. Тот принял ее и с мрачным видом опустил в кружку вслед за прочими. — Но не беспокойтесь, я не болтун. И преданность честного человека я никогда не обращу против него. Просто я сожалею о нынешних распрях и о том, что благородные люди убивают друг друга, причем обе стороны полагают, что истина находится на их стороне. Не опасайтесь меня.
— Неужели твое любопытство не распространяется далее? — удивился Рейф, и голос его стал мягче. — Ты не хочешь узнать, что делает здесь человек, вроде меня, столь далеко от места битвы? Впрочем, я уверен, ты о многом догадываешься. Наверное, ты полагаешь, что я один из тех умников, кто сообразил вовремя убраться из Оксфорда?
— Нет, — возразил ему Кадфаэль. — Такого у меня и в мыслях не было. Такое не для вас! Но вот зачем такой осторожный человек, как вы, подался на север во владения короля? Уж и не знаю…
— Как видим, не такой уж и осторожный, — возразил Рейф. — Так о чем же ты догадался?
— Есть у меня одна мысль, — мрачно и спокойно сказал Кадфаэль. — До нас дошли известия об одном человеке, который покинул Оксфорд не по своей воле, но был послан с неким поручением, когда в этом был какой-то смысл. Человека послала его госпожа, но сокровища, что он вез, у него украли. И ушел он, видимо, не очень далеко, так как неподалеку от Оксфорда нашли его запятнанную кровью лошадь, имущество всадника пропало, а сам он как сквозь землю провалился. — С каменным лицом Рейф внимательно слушал Кадфаэля, лишь едва уловимая улыбка иногда блуждала на его устах. — И я вот думаю, что человек, вроде вас, вполне мог отправиться в наши северные края на поиски убийцы Рено Буршье.
Глаза Кадфаэля и Рейфа из Ковентри встретились, мужчины как бы молча согласно кивнули друг другу.
— Это не так, — вымолвил наконец Рейф с твердой решимостью.
Затем он глубоко вздохнул, словно сбрасывая с плеч некое оцепенение, охватившее его в этой долгой паузе.
— Прости, брат, но ты ошибся на мой счет. Я не ищу убийцу Рено Буршье. Мысль, конечно, хорошая, я был бы даже не прочь, если бы так оно и было, однако это не так.
С этими словами Рейф из Ковентри направился к выходу из храма и окунулся в ранние сумерки, а брат Кадфаэль молча последовал за ним, ни о чем его больше не спрашивая. Он умел отличать правду от лжи.
Глава десятая
Примерно в тот самый час, когда брат Кадфаэль и Рейф из Ковентри вышли после вечерни из храма, Гиацинт выскользнул из сторожки Эйлмунда и направился к реке через чащу леса. Целый день он просидел в четырех стенах, поскольку в округе вновь объявились люди шерифа, которые прочесывали лес, и хотя прошли они стороной, ибо главной их целью были поиски на дальних полях, да и знали Эйлмунда слишком хорошо для того, чтобы вторично предпринимать обыск в его владениях, они вполне могли заглянуть к нему просто так, по-соседски, и расспросить на всякий случай, не заметил ли он в лесу что-либо представляющего для них интерес. Не очень-то нравилось Гиацинту сидеть день-деньской взаперти, и тем более прятаться. К вечеру ему стало совсем невмоготу, однако как раз в это время люди шерифа возвращались после своих поисков обратно в город, намереваясь возобновить их с утра. И лишь после этого у Гиацинта появилась возможность заняться своими собственными поисками.
При всех своих страхах и опасениях на свой счет, Гиацинт ни на минуту не забывал о Ричарде, который столь самоотверженно бросился ему на помощь и вовремя предупредил о грозившей ему опасности. Кто бы мог подумать, что мальчик сам попадет в беду? Да и что могло угрожать ему в его собственном лесу, в краю, где живут его люди? Разумеется, во взбудораженной войной Англии было немало разного рода бродячих разбойников, однако вот уже четыре года как война обходила стороной это графство, наслаждавшееся миром и покоем, которые только снились графствам, лежавшим южнее, да и город Шрусбери находился всего в семи милях. Кроме того, местный шериф был молод и энергичен, и более того, его уважали и любили в народе, насколько это вообще возможно для шерифа. Чем больше размышлял Гиацинт, тем тверже становилась в нем уверенность в том, что единственной грозившей Ричарду бедой была угроза леди Дионисии женить его, дабы завладеть двумя соседними манорами. Гиацинт знал, что старая леди не будет стесняться в средствах, он и сам уже побывал в роли исполнителя ее злой воли. Как бы то ни было, наверняка леди Дионисия приложила руку к исчезновению мальчика.
Известно, что шериф побывал в Итоне, обыскал там все закоулки и не нашел ни мальчика, ни кого-либо из челяди, кто мог бы заронить хотя бы тень сомнения в искренности негодования леди Дионисии. Однако помимо Итона у нее не было других владений, где она могла бы спрятать мальчика и пони. Впрочем, Фулке Эстли вполне мог войти с ней в сговор, так как в свою очередь вынашивал планы прибрать к рукам Итон, равно как старая леди имела виды на Рокстер и Лейтон. Однако Рокстер уже подвергся тщательному обыску, и без всякого результата.
Судя по тому, что Аннет удалось выведать у возвращавшихся в город людей шерифа, утром поиски будут продолжены. И все-таки люди шерифа не добрались еще до Лейтона, что находился в двух милях ниже по реке. И хотя сами Эстли предпочитали жить в Рокстере, дальний манор Лейтон тоже принадлежал им, и об этом не следовало забывать.
Таким образом, Гиацинт не мог придумать ничего лучшего для начала своих поисков, но попробовать явно стоило. Если Ричард попался в руки кого-либо из людей Эстли или из тех своих челядинцев, что желали выслужиться перед старой леди, то похитители вполне могли почесть за лучшее спрятать мальчика в дальнем Лейтоне, нежели держать его где-либо поблизости от Итона. Более того, если старая леди и впрямь вознамерилась женить своего внука, то в ее распоряжении были не только методы запугивания, но и возможность действовать обманом и уговорами, дабы сломить волю упрямого ребенка. А еще ей нужен был священник. Но Гиацинт достаточно хорошо знал Итон, чтобы понимать, что отец Эндрю человек честный и ни за что не пойдет на такое дело. А вот лейтонский священник, который мало был знаком с обстоятельствами дела, вполне мог оказаться более сговорчивым.
Как бы то ни было, все это следовало проверить. Даром что Эйлмунд всячески отговаривал Гиацинта и советовал ему не высовывать носа из сторожки и не рисковать собой, — но даже он в конце концов согласился с Гиацинтом и одобрил его намерения, которые сперва называл полным безумством. Аннет же не отговаривала юношу, она лишь заботливо снабдила его черным отцовским плащом, сильно поношенным и великоватым для Гиацинта, но зато позволяющим скрыться в темноте. К плащу она добавила темный капюшон, чтобы прикрыть лицо. Ниже по течению реки, за мельницей и рыбными прудами, где стояли домики живших там работников, между лесом и излучиной реки раскинулись заливные луга. Там было еще относительно светло, легкий туман стелился по зеленой траве и вился вдоль русла, словно серебристая змея. Однако на северном берегу, ближе к Лейтону, лес вновь подступал к реке, местность становилась выше, поднимаясь к подошве холмов Рекина, так что Гиацинту сперва не оставалось ничего другого, как использовать редкие укрытия на лугу. Когда луг наконец кончился и начался лес, Гиацинт смог идти быстрее, держась опушки леса, где было еще достаточно света, проникавшего с открытого луга. Юноша двигался крадучись, в абсолютной тишине, чутко прислушиваясь к ночным звукам, которые могли бы предупредить его об опасности.
Гиацинт прошел уже больше мили, когда до его слуха донеслись какие-то подозрительные звуки. Он застыл на месте, прислушиваясь. Сзади раздавалось какое-то тихое позвякивание, словно то была конская упряжь. Затем слабое шуршание веток, словно кто-то ехал лесом, — и вдруг, в этом не было сомнения, приглушенный голос, вроде бы с вопросительной интонацией. Стало быть, их несколько, — иначе зачем вообще разговаривать? Они едут верхом, причем так же, как и Гиацинт, держатся опушки леса, в то время как куда проще было ехать лугом. Всадники в ночном лесу, которые не менее Гиацинта обеспокоены тем, чтобы их никто не заметил, и едут они туда же, — в сторону Лейтона. Прислушавшись, Гиацинт уловил приглушенный стук копыт по усыпанной опавшими листьями земле. Так и есть, вдоль опушки едут всадники, — там посветлее, однако они не спешат и скрытность передвижения для них явно важнее всего.
Крадучись, Гиацинт отошел поглубже в лес и притаился в темноте, давая всадникам миновать его. Сумеречного света оказалось вполне достаточно, чтобы юноша увидел едущих как смутные тени, но более или менее отчетливо, — всадники ехали один за другим. Сперва прошествовал высокий стройный жеребец, похоже, светло-серый; в седле сидел грузный мужчина, — бородатый, с непокрытой головой, капюшон его был откинут на спину. Гиацинту была хорошо знакома эта фигура и осанка, этого человека он уже видел на похоронах Ричарда Людела. Интересно, зачем это Фулке Эстли ночью едет из одного своего манора в другой, причем скрытно, — не по дороге, а лесом? Да и куда ему ехать, как не в Лейтон?
Позади Фулке Эстли на коренастой лошадке ехала явно женщина, которая не могла быть никем иным, как его дочерью, пресловутой Хильтрудой, — той самой, что так не нравилась Ричарду и показалась ему совсем старой.
Ну что же, стало быть, цель их поездки была совершенно ясна. Надо полагать, что если Ричард находится у них в руках, они намерены как можно скорее женить его. Покуда в Итоне и в Рокстере производили обыск, они выжидали, но теперь, когда поиски, похоже, перемещаются в сторону Лейтона, ждать больше нельзя. Они, конечно, рисковали, но желанная цель была теперь так близка, что они были готовы добиться ее во что бы то ни стало. В конце концов, потом они могли даже отпустить Ричарда обратно в аббатство, поскольку тогда никто и ничто, помимо церковных властей, не могло бы разорвать его брачные узы.
И если дело обстоит именно так, то что можно предпринять? У Гиацинта не было времени для того, чтобы бежать в сторожку Эйлмунда и послать Аннет в замок или в аббатство или чтобы самому отправиться в город, да откровенно говоря, ему не очень-то и улыбалось лезть на рожон и рисковать своей свободой. Но этого от него и не требовалось, — все равно не успеть. К тому времени, когда подоспеет подмога, Ричарда уже успеют женить. Но, возможно, еще не поздно попробовать отыскать Ричарда и выкрасть его у них из-под носа. Эти двое явно не спешат, а леди Дионисия, надо полагать, еще находится на пути в Лейтон, — тоже, наверное, скрытно. А как же священник? Где они возьмут священника, который согласится на такое дело? Без священника им никак нельзя.
Находясь теперь чуть в глубине леса, где было потемнее, Гиацинт поспешно двинулся вперед, не особенно заботясь о скрытности. Поскольку эти двое ехали еле-еле, он вполне мог обогнать их и решил, если понадобится, выйти на тракт, рискуя повстречать еще кого-нибудь. На его счастье здесь проходила тропа, которая шла слишком близко к тракту, из-за чего Фулке Эстли не поехал по ней. Со всех ног Гиацинт припустил по этой тропе, его стремительный бег по ковру влажных опавших листьев был совершенно бесшумен.
Выбежав на открытое место, откуда тропа спускалась с холма к деревне, до которой оставалось еще около мили, Гиацинт снова повернул к реке, перебегая от одной рощицы к другой и теперь уже твердо зная, что обогнал Эстли. Он пересек ручей, что сбегал с холмов Рекина и впадал здесь в Северн, и побежал дальше вдоль реки. Язык леса доходил здесь почти до самого берега, и, находясь под прикрытием деревьев, Гиацинт впервые в жизни увидел низкий частокол манора Лейтон и длинную крышу за ним, четко чернеющую на фоне серого неба при отраженном от воды сумеречном свете.
Гиацинту повезло, что со стороны реки деревья подступали почти вплотную к частоколу. Перебегая от дерева к дереву, Гиацинт добрался до большого дуба, ветви которого свешивались на другую сторону частокола. Юноша проворно взобрался на дуб и присмотрелся к тому, что творилось за преградой. Он оказался с тыльной стороны дома, разглядывая крыши амбаров и конюшен, которые образовывали как бы вторую изгородь. Очевидно, жилая часть дома, кухни и вход с крыльцом находились со стороны фасада. Отсюда же входа не было, разве что в крипту. Гиацинт обнаружил одно-единственное окно, да и то было закрыто ставнями. Под самым окном находилась небольшая хозяйственная пристройка. Крыша ее была довольно крутой, но зато нижний ее край был совсем невысоко от земли. В задумчивости Гиацинт глядел на это окно и пристройку, прикидывая в уме, насколько крепко заперты ставни. Добраться до окна ему казалось не таким уж и трудным делом, а вот с тем, чтобы залезть в дом, было, похоже, куда сложнее. Однако, видимо, лишь зады дома не находились под наблюдением, и вряд ли стоило сомневаться в том, что с единственного входа в дом глаз не спускают.
Держась за сук, Гиацинт повис на руках, после чего спрыгнул на землю в темном углу между амбаром и конюшней. Как бы то ни было, это ночное путешествие по ночному лесу избавило Гиацинта от одного из главных опасений, — Ричард никуда не пропал, он здесь, причем жив и здоров, накормлен и напоен, а возможно, его здесь даже всячески ублажают, рассчитывая на его добровольное согласие жениться. Ублажают его, разумеется, всем, чего душа пожелает, кроме как столь желанной свободы. Для Гиацинта сознание всего этого было большим облегчением. А теперь надо бы вытащить Ричарда отсюда!
На сумеречном дворе было совершенно пустынно. Гиацинт выскользнул из тени и, переходя от одного темного места к другому, двинулся вдоль дома, покуда не завернул за его восточный угол. Над его головой оказались не закрытые ставнями окна, откуда лился слабый свет. Гиацинт притаился в тени крыльца, ведущего в крипту, и прислушался к доносившимся сверху голосам, намереваясь теперь выведать все тайны, которые скрывала эта ночь. Дальше, за углом фасада, находился главный вход, где горел установленный на стене факел, — об этом юноша догадался по колеблющемуся свету, который падал перед ним на утрамбованную землю. Тихо переговариваясь и двигаясь почти бесшумно, там ходила лейтонская челядь. Вот со въезда на двор донесся глухой перестук копыт. Гиацинт сообразил, что это прибыла невеста со своим отцом, и подумал, что едва ли девушке все это так уж нравится и что несчастна она ничуть не меньше Ричарда.
Гиацинт сообразил, что грумы вот-вот поведут лошадей в конюшню, которая была как раз рядом с Гиацинтом, о чем он догадался, услышав всхрапывание и перестук копыт переминавшихся с ноги на ногу лошадей, застоявшихся в стойле, и поспешно двинулся обратно, на зады дома. Его отступление отлично прикрыла пристройка к крипте. Спрятавшись за пристройкой и затаившись во тьме, Гиацинт услышал, как один из грумов повел лошадь в конюшню.
Покуда он проходил мимо, Гиацинт не смел пошевелиться, хотя все его существо рвалось к действию. Однако грум справился со своими обязанностями довольно быстро, — видимо, хотел поскорее лечь в постель, ибо время было уже позднее. Гиацинт услышал, как хлопнули ворота конюшни и поспешные шаги стихли за углом дома. Лишь после этого он смог покинуть свое убежище и еще раз осмотреть темный дом в надежде увидеть что-либо еще, что упустил из виду прежде. В щель между тяжелыми ставнями единственного закрытого в эту теплую ночь окна пробивался слабый свет. Приглядевшись, Гиацинт заметил небольшое круглое пятнышко света, который лился из дырки, получившейся из-за того, что в одной из досок на стыке ставней вывалился сучок. Зачем жечь свет и закрывать ставнями окно в задней комнате, как не для того, чтобы держать там человека, которого никто не должен был видеть? Да и само окошко было очень маленьким. Разумеется, хозяева манора приняли все меры к тому, чтобы их пленник не сбежал и чтобы никто его здесь случайно не увидел.
И все-таки надо было попытаться. Подпрыгнув, Гиацинт ухватился руками за край обшитой дранкой крыши пристройки и, подтянувшись, залез наверх и подполз к каменной стене дома. Он прислушался, но вокруг было тихо, — юноша проделал все столь бесшумно, что, похоже, никто ничего не заметил. Затем Гиацинт осторожно пополз вверх по скату к самому окну. Ставни оказались тяжелыми и очень прочными. Они были заперты изнутри, ибо, когда Гиацинт попытался раздвинуть их руками, они стояли как влитые. У него не было никаких инструментов, да и имей он с собой их полный набор, едва ли ему удалось бы открыть эти ставни. Они стояли намертво и никак не поддавались. Должно быть, они имели тяжелые засовы, которые надежно запирались изнутри. Гиацинт явно терял время. В конце концов, Ричард был мальчиком настойчивым, упрямым и весьма сообразительным, и если бы у него была возможность убежать из этой тюрьмы, он давным-давно сделал бы это.
Гиацинт приложил ухо к узкой щели, но ничего не услышал. Внутри все было тихо. Теперь он даже засомневался, не напрасно ли теряет время, которое было так дорого и убегало с каждым мгновением. Рискуя быть обнаруженным, юноша постучал пальцем по ставням, затем, приложив губы к дырке от сучка, в которую пробивался свет, громко свистнул.
На этот раз Гиацинт услышал какой-то вздох, затем раздался шорох, словно кто-то заворочался, встал, сделал несколько неверных шагов и остановился, похоже, терзаясь тревогой и сомнениями. Гиацинт постучал снова.
— Ричард, это ты? — спросил он.
Снова легкие шаги, и вот уже мальчик прильнул к окну.
— Кто это? — быстро прошептал он прямо в дырку. — Кто там?
— Это я, Гиацинт! Ричард, ты один? Я не могу войти к тебе. С тобой все в порядке?
— Нет! — возмущенно и вместе с тем жалобно прошептал мальчик, и это его возмущение ясно свидетельствовало о том, что на самом деле с ним все более или менее в порядке. — Меня не выпускают! Талдычат одно и то же, добиваясь, чтобы я согласился жениться. Хильтруду приведут нынче ночью, они хотят заставить меня…
— Знаю, — вздохнул Гиацинт. — Но мне тебя отсюда не вытащить. А за шерифом посылать, боюсь, уже поздно. Если бы завтра, а сегодня никак не успеть.
— Меня не выпустят, пока я не соглашусь, — с горечью в голосе прошептал Ричард. — Я уже почти согласился. На меня давят, и я не знаю, что делать. Боюсь, если буду отпираться, они упрячут меня куда-нибудь подальше, потому что им известно о повальных обысках в округе. — Голос мальчика, сперва воинственный, теперь упал, выдавая отчаяние. Не так-то просто десятилетнему мальчику противостоять напору взрослых, у которых он находится в руках. — Бабушка говорит, мол, если соглашусь сказать все необходимые слова, то получу чего только ни пожелаю. Но я не хочу жениться…
— Ричард… Ричард… — повторил Гиацинт несколько раз, ибо Ричард замолк. — Послушай-ка! Чтобы женить тебя, им нужен священник, а отец Эндрю на это ни за что не пойдет. Значит, кто-то другой. Скажи ему, что тебя женят насильно. Кстати, ты не слыхал, что за священник? — В голове у Гиацинта родилась одна идея. — Кто должен женить тебя?
— Я слыхал, что отцу Эндрю они не доверяют, — прошептал Ричард, немного успокоившись. — Бабушка приедет с отшельником, который и совершит обряд.
— Отшельник Кутред? Ты не ошибаешься? — От удивления Гиацинт повысил голос, позабыв об опасности.
— Да, Кутред. Это точно, я слышал.
— Вот это да, Ричард! — Гиацинт снова припал губами к дырке. — Слушай же! Если ты откажешься, то к тебе зайдут, поговорят с тобой, а потом запрячут куда подальше. Лучше уж тебе согласиться. Доверься мне! Сделай, как я говорю, это единственный способ сорвать их планы. Поверь, тебе нечего бояться, ты не обременишь себя женой! Ты в полной безопасности! Короче, делай, как я говорю, и будь паинькой, соглашайся на все. Пусть думают, что ты сломался. Может, они вообще вернут тебе пони и отпустят в аббатство, полагая, что добились своего и что сделанного не воротишь. Как бы не так! Будь спокоен, они отстанут от тебя, причем надолго! Ты уж мне поверь. Согласен? Решайся быстрее, а то они скоро придут. Ты согласен?
— Да! — выдохнул наконец Ричард после некоторого раздумья, но не удержался от возражений. — Но как это может быть? Почему мне ничто не грозит?
Гиацинт снова припал к дырке и прошептал ответ на вопрос мальчика. Услышав короткий, но бурный взрыв смеха, Гиацинт понял, что до Ричарда дошли его слова, он понял их смысл. И вовремя! Потому что Гиацинт услышал скрежет открываемой двери, а также голос леди Дионисии, притворно-ласковый, полу-просящий и полу-угрожающий.
— Приехала твоя невеста, Ричард, — громко и твердо сказала старая леди. — Хильтруда уже здесь. Ты будешь с ней ласков и обходителен, чем доставишь удовольствие всем нам, не так ли?
Должно быть, при первых же звуках снимаемых запоров Ричард отошел от окна, ибо его слабый голос прозвучал теперь в некотором отдалении:
— Да, бабушка. — Почти безвольный, через силу, но все-таки согласный!
— Вот и хорошо, мой мальчик! — с удовлетворением, но все еще настороженно, вымолвила леди Дионисия.
Это было последнее, что услышал Гиацинт, ибо в следующее мгновение он сполз вниз по скату крыши и спрыгнул на землю.
Довольный своей ночной вылазкой, юноша неспеша пошел домой, в сторожку лесничего. Спешить теперь было некуда, и он мог позволить себе легкую прогулку, размышляя о том, что охота на него самого еще не закончена. Главное, мальчик жив и здоров, сыт, ухожен и не отчаялся. И хотя пока он находится в положении пленника, ему ничто не угрожает, — ни сейчас, ни в будущем. Наступит час, и Ричард еще посмеется над своими тюремщиками! В самом веселом расположении духа Гиацинт бесшумно шагал по ковру из опавших листьев сквозь тихую прохладную ночь, пахнувшую поднимавшимися с заливных лугов туманами. Встала луна, однако столь бледная, что едва освещала сероватые сумерки. К полуночи Гиацинт будет уже в безопасности, в сторожке Эйлмунда. А с утра Аннет найдет способ сообщить Хью Берингару, где тому следует искать пропавшего подопечного брата Павла.
При всех своих страхах и опасениях на свой счет, Гиацинт ни на минуту не забывал о Ричарде, который столь самоотверженно бросился ему на помощь и вовремя предупредил о грозившей ему опасности. Кто бы мог подумать, что мальчик сам попадет в беду? Да и что могло угрожать ему в его собственном лесу, в краю, где живут его люди? Разумеется, во взбудораженной войной Англии было немало разного рода бродячих разбойников, однако вот уже четыре года как война обходила стороной это графство, наслаждавшееся миром и покоем, которые только снились графствам, лежавшим южнее, да и город Шрусбери находился всего в семи милях. Кроме того, местный шериф был молод и энергичен, и более того, его уважали и любили в народе, насколько это вообще возможно для шерифа. Чем больше размышлял Гиацинт, тем тверже становилась в нем уверенность в том, что единственной грозившей Ричарду бедой была угроза леди Дионисии женить его, дабы завладеть двумя соседними манорами. Гиацинт знал, что старая леди не будет стесняться в средствах, он и сам уже побывал в роли исполнителя ее злой воли. Как бы то ни было, наверняка леди Дионисия приложила руку к исчезновению мальчика.
Известно, что шериф побывал в Итоне, обыскал там все закоулки и не нашел ни мальчика, ни кого-либо из челяди, кто мог бы заронить хотя бы тень сомнения в искренности негодования леди Дионисии. Однако помимо Итона у нее не было других владений, где она могла бы спрятать мальчика и пони. Впрочем, Фулке Эстли вполне мог войти с ней в сговор, так как в свою очередь вынашивал планы прибрать к рукам Итон, равно как старая леди имела виды на Рокстер и Лейтон. Однако Рокстер уже подвергся тщательному обыску, и без всякого результата.
Судя по тому, что Аннет удалось выведать у возвращавшихся в город людей шерифа, утром поиски будут продолжены. И все-таки люди шерифа не добрались еще до Лейтона, что находился в двух милях ниже по реке. И хотя сами Эстли предпочитали жить в Рокстере, дальний манор Лейтон тоже принадлежал им, и об этом не следовало забывать.
Таким образом, Гиацинт не мог придумать ничего лучшего для начала своих поисков, но попробовать явно стоило. Если Ричард попался в руки кого-либо из людей Эстли или из тех своих челядинцев, что желали выслужиться перед старой леди, то похитители вполне могли почесть за лучшее спрятать мальчика в дальнем Лейтоне, нежели держать его где-либо поблизости от Итона. Более того, если старая леди и впрямь вознамерилась женить своего внука, то в ее распоряжении были не только методы запугивания, но и возможность действовать обманом и уговорами, дабы сломить волю упрямого ребенка. А еще ей нужен был священник. Но Гиацинт достаточно хорошо знал Итон, чтобы понимать, что отец Эндрю человек честный и ни за что не пойдет на такое дело. А вот лейтонский священник, который мало был знаком с обстоятельствами дела, вполне мог оказаться более сговорчивым.
Как бы то ни было, все это следовало проверить. Даром что Эйлмунд всячески отговаривал Гиацинта и советовал ему не высовывать носа из сторожки и не рисковать собой, — но даже он в конце концов согласился с Гиацинтом и одобрил его намерения, которые сперва называл полным безумством. Аннет же не отговаривала юношу, она лишь заботливо снабдила его черным отцовским плащом, сильно поношенным и великоватым для Гиацинта, но зато позволяющим скрыться в темноте. К плащу она добавила темный капюшон, чтобы прикрыть лицо. Ниже по течению реки, за мельницей и рыбными прудами, где стояли домики живших там работников, между лесом и излучиной реки раскинулись заливные луга. Там было еще относительно светло, легкий туман стелился по зеленой траве и вился вдоль русла, словно серебристая змея. Однако на северном берегу, ближе к Лейтону, лес вновь подступал к реке, местность становилась выше, поднимаясь к подошве холмов Рекина, так что Гиацинту сперва не оставалось ничего другого, как использовать редкие укрытия на лугу. Когда луг наконец кончился и начался лес, Гиацинт смог идти быстрее, держась опушки леса, где было еще достаточно света, проникавшего с открытого луга. Юноша двигался крадучись, в абсолютной тишине, чутко прислушиваясь к ночным звукам, которые могли бы предупредить его об опасности.
Гиацинт прошел уже больше мили, когда до его слуха донеслись какие-то подозрительные звуки. Он застыл на месте, прислушиваясь. Сзади раздавалось какое-то тихое позвякивание, словно то была конская упряжь. Затем слабое шуршание веток, словно кто-то ехал лесом, — и вдруг, в этом не было сомнения, приглушенный голос, вроде бы с вопросительной интонацией. Стало быть, их несколько, — иначе зачем вообще разговаривать? Они едут верхом, причем так же, как и Гиацинт, держатся опушки леса, в то время как куда проще было ехать лугом. Всадники в ночном лесу, которые не менее Гиацинта обеспокоены тем, чтобы их никто не заметил, и едут они туда же, — в сторону Лейтона. Прислушавшись, Гиацинт уловил приглушенный стук копыт по усыпанной опавшими листьями земле. Так и есть, вдоль опушки едут всадники, — там посветлее, однако они не спешат и скрытность передвижения для них явно важнее всего.
Крадучись, Гиацинт отошел поглубже в лес и притаился в темноте, давая всадникам миновать его. Сумеречного света оказалось вполне достаточно, чтобы юноша увидел едущих как смутные тени, но более или менее отчетливо, — всадники ехали один за другим. Сперва прошествовал высокий стройный жеребец, похоже, светло-серый; в седле сидел грузный мужчина, — бородатый, с непокрытой головой, капюшон его был откинут на спину. Гиацинту была хорошо знакома эта фигура и осанка, этого человека он уже видел на похоронах Ричарда Людела. Интересно, зачем это Фулке Эстли ночью едет из одного своего манора в другой, причем скрытно, — не по дороге, а лесом? Да и куда ему ехать, как не в Лейтон?
Позади Фулке Эстли на коренастой лошадке ехала явно женщина, которая не могла быть никем иным, как его дочерью, пресловутой Хильтрудой, — той самой, что так не нравилась Ричарду и показалась ему совсем старой.
Ну что же, стало быть, цель их поездки была совершенно ясна. Надо полагать, что если Ричард находится у них в руках, они намерены как можно скорее женить его. Покуда в Итоне и в Рокстере производили обыск, они выжидали, но теперь, когда поиски, похоже, перемещаются в сторону Лейтона, ждать больше нельзя. Они, конечно, рисковали, но желанная цель была теперь так близка, что они были готовы добиться ее во что бы то ни стало. В конце концов, потом они могли даже отпустить Ричарда обратно в аббатство, поскольку тогда никто и ничто, помимо церковных властей, не могло бы разорвать его брачные узы.
И если дело обстоит именно так, то что можно предпринять? У Гиацинта не было времени для того, чтобы бежать в сторожку Эйлмунда и послать Аннет в замок или в аббатство или чтобы самому отправиться в город, да откровенно говоря, ему не очень-то и улыбалось лезть на рожон и рисковать своей свободой. Но этого от него и не требовалось, — все равно не успеть. К тому времени, когда подоспеет подмога, Ричарда уже успеют женить. Но, возможно, еще не поздно попробовать отыскать Ричарда и выкрасть его у них из-под носа. Эти двое явно не спешат, а леди Дионисия, надо полагать, еще находится на пути в Лейтон, — тоже, наверное, скрытно. А как же священник? Где они возьмут священника, который согласится на такое дело? Без священника им никак нельзя.
Находясь теперь чуть в глубине леса, где было потемнее, Гиацинт поспешно двинулся вперед, не особенно заботясь о скрытности. Поскольку эти двое ехали еле-еле, он вполне мог обогнать их и решил, если понадобится, выйти на тракт, рискуя повстречать еще кого-нибудь. На его счастье здесь проходила тропа, которая шла слишком близко к тракту, из-за чего Фулке Эстли не поехал по ней. Со всех ног Гиацинт припустил по этой тропе, его стремительный бег по ковру влажных опавших листьев был совершенно бесшумен.
Выбежав на открытое место, откуда тропа спускалась с холма к деревне, до которой оставалось еще около мили, Гиацинт снова повернул к реке, перебегая от одной рощицы к другой и теперь уже твердо зная, что обогнал Эстли. Он пересек ручей, что сбегал с холмов Рекина и впадал здесь в Северн, и побежал дальше вдоль реки. Язык леса доходил здесь почти до самого берега, и, находясь под прикрытием деревьев, Гиацинт впервые в жизни увидел низкий частокол манора Лейтон и длинную крышу за ним, четко чернеющую на фоне серого неба при отраженном от воды сумеречном свете.
Гиацинту повезло, что со стороны реки деревья подступали почти вплотную к частоколу. Перебегая от дерева к дереву, Гиацинт добрался до большого дуба, ветви которого свешивались на другую сторону частокола. Юноша проворно взобрался на дуб и присмотрелся к тому, что творилось за преградой. Он оказался с тыльной стороны дома, разглядывая крыши амбаров и конюшен, которые образовывали как бы вторую изгородь. Очевидно, жилая часть дома, кухни и вход с крыльцом находились со стороны фасада. Отсюда же входа не было, разве что в крипту. Гиацинт обнаружил одно-единственное окно, да и то было закрыто ставнями. Под самым окном находилась небольшая хозяйственная пристройка. Крыша ее была довольно крутой, но зато нижний ее край был совсем невысоко от земли. В задумчивости Гиацинт глядел на это окно и пристройку, прикидывая в уме, насколько крепко заперты ставни. Добраться до окна ему казалось не таким уж и трудным делом, а вот с тем, чтобы залезть в дом, было, похоже, куда сложнее. Однако, видимо, лишь зады дома не находились под наблюдением, и вряд ли стоило сомневаться в том, что с единственного входа в дом глаз не спускают.
Держась за сук, Гиацинт повис на руках, после чего спрыгнул на землю в темном углу между амбаром и конюшней. Как бы то ни было, это ночное путешествие по ночному лесу избавило Гиацинта от одного из главных опасений, — Ричард никуда не пропал, он здесь, причем жив и здоров, накормлен и напоен, а возможно, его здесь даже всячески ублажают, рассчитывая на его добровольное согласие жениться. Ублажают его, разумеется, всем, чего душа пожелает, кроме как столь желанной свободы. Для Гиацинта сознание всего этого было большим облегчением. А теперь надо бы вытащить Ричарда отсюда!
На сумеречном дворе было совершенно пустынно. Гиацинт выскользнул из тени и, переходя от одного темного места к другому, двинулся вдоль дома, покуда не завернул за его восточный угол. Над его головой оказались не закрытые ставнями окна, откуда лился слабый свет. Гиацинт притаился в тени крыльца, ведущего в крипту, и прислушался к доносившимся сверху голосам, намереваясь теперь выведать все тайны, которые скрывала эта ночь. Дальше, за углом фасада, находился главный вход, где горел установленный на стене факел, — об этом юноша догадался по колеблющемуся свету, который падал перед ним на утрамбованную землю. Тихо переговариваясь и двигаясь почти бесшумно, там ходила лейтонская челядь. Вот со въезда на двор донесся глухой перестук копыт. Гиацинт сообразил, что это прибыла невеста со своим отцом, и подумал, что едва ли девушке все это так уж нравится и что несчастна она ничуть не меньше Ричарда.
Гиацинт сообразил, что грумы вот-вот поведут лошадей в конюшню, которая была как раз рядом с Гиацинтом, о чем он догадался, услышав всхрапывание и перестук копыт переминавшихся с ноги на ногу лошадей, застоявшихся в стойле, и поспешно двинулся обратно, на зады дома. Его отступление отлично прикрыла пристройка к крипте. Спрятавшись за пристройкой и затаившись во тьме, Гиацинт услышал, как один из грумов повел лошадь в конюшню.
Покуда он проходил мимо, Гиацинт не смел пошевелиться, хотя все его существо рвалось к действию. Однако грум справился со своими обязанностями довольно быстро, — видимо, хотел поскорее лечь в постель, ибо время было уже позднее. Гиацинт услышал, как хлопнули ворота конюшни и поспешные шаги стихли за углом дома. Лишь после этого он смог покинуть свое убежище и еще раз осмотреть темный дом в надежде увидеть что-либо еще, что упустил из виду прежде. В щель между тяжелыми ставнями единственного закрытого в эту теплую ночь окна пробивался слабый свет. Приглядевшись, Гиацинт заметил небольшое круглое пятнышко света, который лился из дырки, получившейся из-за того, что в одной из досок на стыке ставней вывалился сучок. Зачем жечь свет и закрывать ставнями окно в задней комнате, как не для того, чтобы держать там человека, которого никто не должен был видеть? Да и само окошко было очень маленьким. Разумеется, хозяева манора приняли все меры к тому, чтобы их пленник не сбежал и чтобы никто его здесь случайно не увидел.
И все-таки надо было попытаться. Подпрыгнув, Гиацинт ухватился руками за край обшитой дранкой крыши пристройки и, подтянувшись, залез наверх и подполз к каменной стене дома. Он прислушался, но вокруг было тихо, — юноша проделал все столь бесшумно, что, похоже, никто ничего не заметил. Затем Гиацинт осторожно пополз вверх по скату к самому окну. Ставни оказались тяжелыми и очень прочными. Они были заперты изнутри, ибо, когда Гиацинт попытался раздвинуть их руками, они стояли как влитые. У него не было никаких инструментов, да и имей он с собой их полный набор, едва ли ему удалось бы открыть эти ставни. Они стояли намертво и никак не поддавались. Должно быть, они имели тяжелые засовы, которые надежно запирались изнутри. Гиацинт явно терял время. В конце концов, Ричард был мальчиком настойчивым, упрямым и весьма сообразительным, и если бы у него была возможность убежать из этой тюрьмы, он давным-давно сделал бы это.
Гиацинт приложил ухо к узкой щели, но ничего не услышал. Внутри все было тихо. Теперь он даже засомневался, не напрасно ли теряет время, которое было так дорого и убегало с каждым мгновением. Рискуя быть обнаруженным, юноша постучал пальцем по ставням, затем, приложив губы к дырке от сучка, в которую пробивался свет, громко свистнул.
На этот раз Гиацинт услышал какой-то вздох, затем раздался шорох, словно кто-то заворочался, встал, сделал несколько неверных шагов и остановился, похоже, терзаясь тревогой и сомнениями. Гиацинт постучал снова.
— Ричард, это ты? — спросил он.
Снова легкие шаги, и вот уже мальчик прильнул к окну.
— Кто это? — быстро прошептал он прямо в дырку. — Кто там?
— Это я, Гиацинт! Ричард, ты один? Я не могу войти к тебе. С тобой все в порядке?
— Нет! — возмущенно и вместе с тем жалобно прошептал мальчик, и это его возмущение ясно свидетельствовало о том, что на самом деле с ним все более или менее в порядке. — Меня не выпускают! Талдычат одно и то же, добиваясь, чтобы я согласился жениться. Хильтруду приведут нынче ночью, они хотят заставить меня…
— Знаю, — вздохнул Гиацинт. — Но мне тебя отсюда не вытащить. А за шерифом посылать, боюсь, уже поздно. Если бы завтра, а сегодня никак не успеть.
— Меня не выпустят, пока я не соглашусь, — с горечью в голосе прошептал Ричард. — Я уже почти согласился. На меня давят, и я не знаю, что делать. Боюсь, если буду отпираться, они упрячут меня куда-нибудь подальше, потому что им известно о повальных обысках в округе. — Голос мальчика, сперва воинственный, теперь упал, выдавая отчаяние. Не так-то просто десятилетнему мальчику противостоять напору взрослых, у которых он находится в руках. — Бабушка говорит, мол, если соглашусь сказать все необходимые слова, то получу чего только ни пожелаю. Но я не хочу жениться…
— Ричард… Ричард… — повторил Гиацинт несколько раз, ибо Ричард замолк. — Послушай-ка! Чтобы женить тебя, им нужен священник, а отец Эндрю на это ни за что не пойдет. Значит, кто-то другой. Скажи ему, что тебя женят насильно. Кстати, ты не слыхал, что за священник? — В голове у Гиацинта родилась одна идея. — Кто должен женить тебя?
— Я слыхал, что отцу Эндрю они не доверяют, — прошептал Ричард, немного успокоившись. — Бабушка приедет с отшельником, который и совершит обряд.
— Отшельник Кутред? Ты не ошибаешься? — От удивления Гиацинт повысил голос, позабыв об опасности.
— Да, Кутред. Это точно, я слышал.
— Вот это да, Ричард! — Гиацинт снова припал губами к дырке. — Слушай же! Если ты откажешься, то к тебе зайдут, поговорят с тобой, а потом запрячут куда подальше. Лучше уж тебе согласиться. Доверься мне! Сделай, как я говорю, это единственный способ сорвать их планы. Поверь, тебе нечего бояться, ты не обременишь себя женой! Ты в полной безопасности! Короче, делай, как я говорю, и будь паинькой, соглашайся на все. Пусть думают, что ты сломался. Может, они вообще вернут тебе пони и отпустят в аббатство, полагая, что добились своего и что сделанного не воротишь. Как бы не так! Будь спокоен, они отстанут от тебя, причем надолго! Ты уж мне поверь. Согласен? Решайся быстрее, а то они скоро придут. Ты согласен?
— Да! — выдохнул наконец Ричард после некоторого раздумья, но не удержался от возражений. — Но как это может быть? Почему мне ничто не грозит?
Гиацинт снова припал к дырке и прошептал ответ на вопрос мальчика. Услышав короткий, но бурный взрыв смеха, Гиацинт понял, что до Ричарда дошли его слова, он понял их смысл. И вовремя! Потому что Гиацинт услышал скрежет открываемой двери, а также голос леди Дионисии, притворно-ласковый, полу-просящий и полу-угрожающий.
— Приехала твоя невеста, Ричард, — громко и твердо сказала старая леди. — Хильтруда уже здесь. Ты будешь с ней ласков и обходителен, чем доставишь удовольствие всем нам, не так ли?
Должно быть, при первых же звуках снимаемых запоров Ричард отошел от окна, ибо его слабый голос прозвучал теперь в некотором отдалении:
— Да, бабушка. — Почти безвольный, через силу, но все-таки согласный!
— Вот и хорошо, мой мальчик! — с удовлетворением, но все еще настороженно, вымолвила леди Дионисия.
Это было последнее, что услышал Гиацинт, ибо в следующее мгновение он сполз вниз по скату крыши и спрыгнул на землю.
Довольный своей ночной вылазкой, юноша неспеша пошел домой, в сторожку лесничего. Спешить теперь было некуда, и он мог позволить себе легкую прогулку, размышляя о том, что охота на него самого еще не закончена. Главное, мальчик жив и здоров, сыт, ухожен и не отчаялся. И хотя пока он находится в положении пленника, ему ничто не угрожает, — ни сейчас, ни в будущем. Наступит час, и Ричард еще посмеется над своими тюремщиками! В самом веселом расположении духа Гиацинт бесшумно шагал по ковру из опавших листьев сквозь тихую прохладную ночь, пахнувшую поднимавшимися с заливных лугов туманами. Встала луна, однако столь бледная, что едва освещала сероватые сумерки. К полуночи Гиацинт будет уже в безопасности, в сторожке Эйлмунда. А с утра Аннет найдет способ сообщить Хью Берингару, где тому следует искать пропавшего подопечного брата Павла.