— Эдвин, что ты знаешь о Ричарде? — спросил он. — Где он?
— Не знаю! — выдавил из себя мальчик и вдруг разрыдался.
— Ну рассказывай же! — ласково потребовал брат Павел и привлек Эдвина к себе, так что тот зарылся хлюпающим носом в его сутану. — Когда ты видел его в последний раз? Куда он ушел?
Эдвин всхлипывал и бормотал нечто неразборчивое в шерстяных складках одеяния брата Павла, покуда тот не извлек мальчика на свет божий и не посмотрел внимательно в его заплаканное лицо.
— Ну давай, расскажи мне все, что знаешь.
Перемежая слова со всхлипываниями и слезами, Эдвин поведал следующее:
— Это было вчера, после вечерни. Я видел, как Ричард оседлал своего пони и поехал в сторону Форгейта. Я думал, он скоро вернется, а он не вернулся… И мы испугались… Мы не хотели, чтобы его задержали, он был так встревожен… Мы молчали, мы думали, он вернется и никто не узнает…
— Ты хочешь сказать, что Ричард не ночевал нынче в аббатстве? — твердо потребовал ответа брат Павел. — Его нет со вчерашнего дня, а вы молчите?!
Последовал новый взрыв рыданий, после чего Эдвин, низко опустив голову, вынужден был признать свою вину.
— Это все, что вам известно? — строго спросил брат Павел. — Всем троим? А тебе не приходило в голову, что с Ричардом могло что-нибудь случиться? Что он попал в беду? Зачем ему по доброй воле ночевать неизвестно где? Малыш, почему ты мне сразу не сказал? Сколько времени мы потеряли! — Однако мальчик был уже настолько испуган, что монаху не оставалось ничего другого, как утешать и успокаивать его, хотя едва ли тот был достоин утешения. — А теперь скажи-ка, Ричард уехал верхом? После вечерни? Он не сказал, куда поехал?
Совершенно подавленный, Эдвин собрался с духом и выложил все без утайки:
— Он опоздал на вечерню. Он задержался у реки и не хотел возвращаться, а потом было уже поздно. Я думаю, он собирался тихонько присоединиться к нам при выходе из церкви, но там стоял брат Жером… Он разговаривал с тем человеком, которого…
Эдвин вновь принялся всхлипывать, вспоминая то, что ему вовсе не следовало бы видеть, — людей у ворот, которые принесли носилки, безжизненное тело с покрытой головой…
— Я ждал у дверей школы, — всхлипывал Эдвин, — и видел, как Ричард побежал в конюшню, вывел оттуда своего пони, провел его к воротам и уехал. Это все, что я знаю. Я думал, он скоро вернется, — жалобно вымолвил мальчик, — мы не хотели, чтобы ему попало…
Как бы то ни было, не желая Ричарду худого, мальчики сделали все возможное, чтобы у того было время попасть в такую беду, какая никоим образом не угрожала бы ему, пойди они на предательство. Погладив по голове своего подопечного, брат Павел немного успокоил его.
— Ты поступил очень плохо и очень глупо. И если тебе сейчас нехорошо, то ничуть не более, чем ты заслуживаешь. А теперь, готовься говорить правду и, дай бог, мы найдем Ричарда живым и здоровым. Ступай и приведи двух своих товарищей, и все трое ждите, пока вас не позовут.
Первым делом брат Павел поспешил с дурными новостями к приору Роберту, а затем к аббату, после чего отправился в конюшню, дабы лично удостовериться в том, что пони, которого леди Дионисия прислала внуку в качестве приманки, и впрямь нет на месте. В обители поднялась суматоха, все принялись искать пропавшего мальчика, — и на хозяйственном дворе, и в странноприимном доме, справедливо полагая, что тот вполне мог вернуться обратно и чего доброго попытаться скрыть факт своей самовольной отлучки. Провинившиеся мальчики, постояв пред грозными очами приора Роберта и получив свою порцию угроз, которые, впрочем, некому и некогда было исполнять, дрожали от страха и плакали от обиды, ибо их добрые намерения обернулись столь скверно. Однако первый шквал обвинений уже миновал, и мальчики стоически готовились понести грядущее наказание, а именно — остаться без ужина. Брату же Павлу некогда было утешать их, ибо в это время он занимался тем, что прочесывал местность вокруг мельницы и ближний край Форгейта.
Ранним вечером, в разгар этой самой суматохи в обитель вернулся Кадфаэль, который незадолго до этого расстался с Хью Берингаром. Как раз вечером стражники собирались прочесывать лес к западу от Эйтона, надеясь разыскать там пропавшего Гиацинта, который, возможно, был беглым Брандом. Шерифу, равно как и Кадфаэлю, не по душе была охота за беглым человеком. Вилланы часто убегали от своих хозяев и становились таким образом вне закона. Однако убийство есть убийство, и закон тут молчать никак не мог. Независимо от того, виновен он или нет, Гиацинта следовало найти. Спешиваясь у ворот, Кадфаэль был полон мыслей о пропавшем юноше, однако он увидел сновавших по всей обители братьев, занятых поисками совсем другого молодого человека. Покуда Кадфаэль с удивлением взирал на открывшееся ему зрелище, к нему подбежал запыхавшийся брат Павел и с надеждой в голосе спросил:
— Ты, кажется, был в лесу, Кадфаэль. Не слыхать ли там чего о Ричарде? Похоже, он сбежал домой…
— Вряд ли, — разумно заметил Кадфаэль. — Итон это последнее место, куда бы он сбежал. Зачем ему помогать своей бабушке? Неужели он и впрямь пропал?
— Его нет. Нет со вчерашнего вечера, но мы узнали об этом только час назад. — Брат Павел поведал всю эту историю Кадфаэлю, перемежая ее самообвинениями и упреками в свой адрес. — Это я виноват! Я пренебрег своим долгом, был слишком мягок и слишком доверял им… Но зачем ему понадобилось убегать? Ему же было тут хорошо… Ни с того ни с сего…
— Наверное, у него были на то свои причины, — заметил Кадфаэль, в задумчивости потирая пальцем переносицу. — Но чтобы домой? Нет, тут наверняка было нечто иное, нечто весьма срочное. Значит, говоришь, вчера после вечерни?
— Эдвин сказал мне, что Ричард задержался у реки и опоздал к вечерне. Поэтому ему пришлось дожидаться конца службы, чтобы смешаться с толпой детей, когда те будут выходить из храма. Но ничего у него не вышло, так как у входа стоял Жером, который хотел поговорить с Дрого Босье, тоже присутствовавшим на службе среди прочих наших гостей. А потом Эдвин видел, как Ричард побежал в конюшню и уехал на своем пони.
— Вот так-так! — воскликнул Кадфаэль, словно его осенило. — И где же Жером говорил с Босье, так что не заметил спрятавшегося мальчика? — Однако Кадфаэль не стал дожидаться ответа. — Впрочем, это и не важно. Нам известно, о чем говорили эти двое с глазу на глаз. Жером не хотел, чтобы кто-либо, кроме Босье, услышал его слова. Однако, похоже, не вышло. Знаешь, Павел, я пока оставлю тебя. Надо срочно догнать Хью Берингара. Он только что отправился на поиски одного пропавшего парня, так пусть заодно поищет и второго.
Кадфаэль догнал Хью Берингара уже у городских ворот. Услышав новость, тот резко натянул повод и в задумчивости посмотрел на монаха.
— Значит, вот оно как! — сказал он и присвистнул. — Но какое мальчику дело до парня, с которым он и словом-то едва ли перемолвился? Или у тебя есть основания полагать, что эти двое успели как-то снюхаться?
— Да нет. Но больно уж время совпадает. Нет сомнений, что Ричард подслушал беседу Жерома и Босье, и, похоже, именно это заставило его срочно уехать. И прежде чем Босье добрался до отшельника, Гиацинт как в воду канул.
— Его предупредил Ричард! — Хью сдвинул свои черные брови, размышляя. — Ты хочешь сказать, если я найду одного, то найду и другого?
— Нет, в этом я сильно сомневаюсь. Мальчик наверняка собирался вернуться в обитель еще до ночи, чтобы никто не заметил. Он не дурак, ему незачем убегать от нас. И тем больше у нас оснований тревожиться за него. Он наверняка вернулся бы, если бы ему не помешали. А может, он упал где-нибудь с пони и покалечился, или просто заблудился… Кое-кто считает, что Ричард подался домой, в Итон, но это почти невероятно. Никогда бы он не сделал этого.
Хью сразу уловил невысказанную вслух догадку Кадфаэля.
— Его могли увести в Итон силой! Наверняка так оно и было. Если кто-либо из людей леди Дионисии встретил мальчика в лесу, да еще одного, то он не упустил случая угодить своей хозяйке. Я, конечно, знаю кое-кого из итонской челяди, кто стоит на стороне Ричарда и не поддерживает его бабушку, однако таких раз-два и обчелся. Кадфаэль, дружище, — с чувством сказал Хью, — езжай-ка ты в монастырь, в свой сарайчик, а Итоном займусь я. Своих людей я уже выслал на поиски, поэтому в Итон поеду сам. Послушаем, что скажет старая леди. Если она не позволит мне искать Бранда в своем маноре, значит Ричард спрятан где-нибудь неподалеку. А тогда я переверну там все вверх дном! Если Ричард у нее, я привезу его завтра утром и передам с рук на руки брату Павлу, — пообещал Хью. — Даже хорошую порку, — усмехнулся он, — парню следует предпочесть женитьбе, уготованной ему бабушкой. По крайней мере, охать будет не всю оставшуюся жизнь.
Кадфаэль подумал, что у человека, который имел все основания благодарить судьбу за прекрасную супругу и мог гордиться своим сыном, едва ли был серьезный повод так дурно отзываться о браке. Хью направил своего коня в сторону крутого склона Вайля, но обернулся и, улыбаясь, бросил Кадфаэлю через плечо:
— Поезжай-ка лучше ко мне домой, извинись за меня перед Элин и составь ей компанию, покуда я занят делами в замке.
Перспектива посидеть часок в обществе Элин и поиграть с ее трехлетним сыном Жилем была весьма заманчивой, однако Кадфаэль решительно отказался.
— Нет уж, лучше я поеду обратно, — сказал он. — Мы проведем свои розыски в окрестностях Форгейта. Неизвестно, где Ричард на самом деле, и нельзя пропустить ни одного уголка. Однако бог в помощь тебе, Хью, я думаю, у тебя больше шансов на успех.
Отпустив повод, Кадфаэль направил свою лошадь через мост, обратно в обитель. Он пришел к выводу, что на сегодня наездился уже достаточно и что ему вовсе не помешает отдохнуть и обрести душевный покой за молитвой в стенах святого храма. Пусть Хью со своими людьми прочесывает лес. Что толку теперь тревожиться о том, где мальчик проведет эту ночь? Однако помолиться о нем совсем не помешает. Кадфаэль подумал, что утром он поедет проведать Эйлмунда и отвезет ему костыли, а заодно поглядит по сторонам. Он не очень рассчитывал на то, что, найдя одного из пропавших, удастся найти и второго, однако найти одного из них значило бы сделать существенный шаг в поисках второго.
Подле крыльца странноприимного дома стоял новоприбывший гость аббатства. Он с нескрываемым интересом наблюдал за все еще продолжающимися поисками Ричарда, которые, правда, уже не были такими суматошными, как вначале, но перешли в ту стадию, когда монахи ходили с угрюмым видом и тщательно обследовали каждый уголок в пределах монастырских стен. Особая группа монахов занималась поисками в Форгейте. Безмятежное спокойствие гостя, стоявшего посреди всей этой суматохи, было просто вызывающим, хотя сама по себе его внешность не привлекала особого внимания. Одет он был прилично, но скромно, — поношенные, однако на совесть сработанные сапоги, простая, добротная юбка чуть ниже колена, — то есть обычная одежда для путника. С равным успехом он мог оказаться преуспевающим купцом, разъезжающим с товаром своего господина, и небогатым дворянином, едущим по своей надобности. Кадфаэль сразу заметил приезжего, еще когда спешивался у ворот. К нему вышел страдающий одышкой привратник и тяжело плюхнулся на каменную скамью.
— Ну как, нашли? — спросил его Кадфаэль на всякий случай.
— Какое там! Откуда ему тут быть, когда он уехал на пони. Но они хотят сперва проверить здесь. Того и гляди начнут баграми в пруду орудовать. Совсем уже с ума сошли! Причем тут пруд, когда всем известно, что он верхом уехал через Форгейт! Да и не утонул бы он ни за что! Он отлично плавает. Нет, уж не знаю, в какую историю он попал, только нету его тут, хоть тресни! Но они не успокоятся, покуда не переворошат все сеновалы и навозные кучи на конюшне. Поторопись к себе в сарайчик, а то они и там перевернут все вверх дном!
— А кто это приехал, — спросил Кадфаэль привратника, указывая на неподвижную темную фигуру, маячившую подле странноприимного дома.
— Некто Рейф из Ковентри, сокольничий графа Варвика. Брат Дэнис сказал мне, что это Рейф приехал к Гвинеду за птенцами. Он уже четверть часа тут околачивается.
— Сперва я принял его за сына Босье, — признался Кадфаэль. — Но потом смотрю, он, пожалуй, староват для сына-то. Скорее в отцы ему годится.
— Я тоже поначалу принял его за сына Босье и сунулся было к нему с тем, чтобы сказать, мол, его тут ждут и прочее, но уж лучше бы этим вместо меня занимался приор Роберт.
— А мне нравится этот человек. Стоит себе ничтоже сумняшеся посреди всей этой суматохи и не задает вопросов, — сказал Кадфаэль, внимательно глядя на незнакомца. — Ну ладно, пойду, пожалуй, помогу этому господину расседлать коня и покажу ему конюшню. Наверняка он провел тяжелый день в дороге, да и я тоже.
Ведя коня через большой двор в конюшню, Кадфаэль подумал, что утром ему снова в дорогу и что, может, он и заблуждается, но проверить кое-что все-таки надо.
Он приблизился к тому месту, где стоял Рейф из Ковентри, который, погрузившись в собственные мысли, рассеянно наблюдал за происходящим. Услышав стук копыт по булыжнику, он повернулся и встретился взглядом с Кадфаэлем. Тот слегка улыбнулся и кивнул ему в знак приветствия. У незнакомца оказалось строгое, довольно-таки угрюмое лицо, открытый лоб, широкие скулы, коротко стриженая бородка, широко расставленные карие глаза, которые он время от времени прищуривал, словно, живя не в городе, привык вглядываться в расстояние.
— Ты что, брат, в конюшню? — спросил он Кадфаэля. — Проводи меня туда. Не то чтобы я не доверял вашим грумам, но своего коня люблю обихаживать сам.
— Я тоже, — тепло вымолвил Кадфаэль. — Так уж я привык. Как смолоду приучишься, так оно и пойдет.
Оба они были примерно одного роста и шли теперь шаг в шаг. Перед конюшней один из монастырских грумов обтирал стройного гнедого жеребца с белой звездочкой на лбу. За работой грум тихонько насвистывал.
— Ваш? — спросил Кадфаэль, с одобрением глядя на коня.
— Мой, — кивнул Рейф из Ковентри и взял тряпку из рук грума. — Спасибо, дружок! Теперь я сам. Куда его можно поставить? — Он пошел к стойлу, указанному грумом, и, внимательно его осмотрев, с удовлетворением кивнул головой. — Как я посмотрю, брат, у вас тут хорошая конюшня. Надеюсь, на меня не затаят обиду за то, что я сам хожу за своим конем? Ведь далеко не везде к путникам относятся как положено, да и сам ты говорил, что привычка есть привычка.
— Вы путешествуете в одиночку? — спросил Кадфаэль, расседлывая свою лошадь, но в то же время не спуская глаз с незнакомца.
Пояс Рейфа был явно предназначен для меча и кинжала. Наверняка он снял их вместе с плащом у себя в комнате в странноприимном доме. Однако сокольничий далеко не самая подходящая профессия для путешественника. У купца же наверняка был бы какой-нибудь здоровенный слуга-охранник, а то и двое. Ездить же в одиночку больше пристало воину, рассчитывающему в пути на свои собственные силы и оружие.
— Я спешу, — просто ответил Рейф. — Чем меньше спутников, тем лучше. Когда человек ни от кого не зависит, ему никто и не мешает.
— Издалека ли путь держите? — спросил Кадфаэль.
— Из Варвика.
Не больно-то разговорчивым и не особенно любопытным оказался этот сокольничий. А может, это все напускное? Видя, как ищут мальчика, он никого ни о чем не спросил, однако, заинтересовался, правда, в меру, конюшней и стоявшими там лошадьми. Даже закончив обихаживать своего жеребца, он не уходил и со знанием дела разглядывал других лошадей. Он прошел мимо мулов и рабочих лошадок, но задержался подле буланого жеребца Дрого Босье. Впрочем, это было вполне объяснимо для человека, знающего толк в лошадях, поскольку жеребец был и впрямь хорош и чистых кровей.
— Неужели монастырь может позволить себе держать такого жеребца? — удивился Рейф, ласково погладив коня и потрепав его за ухом. — Или это конь кого-либо из ваших гостей?
— Был, — коротко ответил Кадфаэль, решив пока придержать язык.
— Был? — удивился Рейф. — То есть как это?
Рейф мгновенно повернулся к монаху и с интересом поглядел на него.
— Его хозяин умер. Сейчас его тело лежит у нас в часовне.
Умершего старого монаха похоронили тем же утром, и Дрого теперь лежал в часовне один.
— А что это был за человек? Как он умер?
На этот раз сокольничий уже не был столь равнодушен и безразличен, он прямо-таки сыпал вопросами.
— Мы нашли его труп в лесу, в нескольких милях отсюда. Его ограбили, в спине была ножевая рана.
В эту минуту Кадфаэль и сам не понимал, зачем скрытничает, почему прямо не называет имени убитого. Если бы его собеседник спросил, что было бы вполне естественно, Кадфаэль наверняка ответил бы. Однако на этом вопросы кончились. Рейф выразил свое сочувствие по поводу опасностей, грозящих одинокому путнику в лесах пограничных графств, после чего закрыл низкую дверцу стойла, где стоял его конь.
— Я учту это. А вообще-то либо держи оружие наготове, либо езжай по тракту. — Он отряхнул ладони и направился к выходу из конюшни. — Ну я пойду готовиться к ужину.
Рейф неторопливо вышел наружу, однако направился он вовсе не в странноприимный дом, а завернул в церковь. Такая целеустремленность показалась Кадфаэлю подозрительной, и он, искренне любопытствуя, пошел следом. Он увидел Рейфа из Ковентри, который в замешательстве стоял подле алтаря, поглядывая на многочисленные часовни, открывшиеся его взору в поперечных нефах и переходах церкви, и без долгих объяснений указал ему на искомую часовню.
— Идите сюда, — позвал он. — Свод тут низкий, но мы с вами одного роста, так что пригибаться не нужно.
Рейф даже не сделал попытки скрыть свои намерения и не протестовал против общества Кадфаэля. Он только пристально посмотрел на него, молча кивнул и последовал за ним. В прохладной, сумрачной часовне он решительно подошел к смертному одру, на котором со свечами в ногах и у изголовья лежало почтительно прикрытое тело Дрого Босье. Рейф отогнул полотно, прикрывавшее лицо покойника.
Коротко взглянув на застывшие черты бледного лица, Рейф вновь прикрыл его, при этом былой спешки в его движениях уже не было. Он даже нашел время для выражения простого человеческого страха при виде смерти.
— А вы его часом не знали? — спросил Кадфаэль.
— Нет, никогда не видел. Упокой, господи, его душу.
Рейф выпрямился над одром и перевел дух. Если и был у него какой-либо интерес к покойнику, то он уже прошел.
— Он барон из Нортгемптоншира, Дрого Босье, — сказал Кадфаэль. — Со дня на день сюда должен приехать его сын.
— Ну и ну… Невеселая его ждет встреча. — Речь Рейфа теперь звучала как бы машинально. — А много ли у вас гостей об эту пору? То есть, моих лет и моего положения. Если найдется партнер, я бы не отказался после ужина сыграть партию-другую в шахматы.
К Дрого Босье Рейф потерял всякий интерес, однако, похоже, был не прочь разузнать о других остановившихся в аббатстве путниках. О путниках его лет и его положения!
— Об этом вам лучше спросить у брата Дэниса, — уклончиво ответил Кадфаэль. — А вообще-то теперь у нас затишье. Больше половины комнат в доме пустует.
Между тем они, бок о бок, подошли к крыльцу странноприимного дома. Косой предвечерний свет стал уже тускнеть, постепенно переходя в серые сумерки.
— Я вот насчет того убитого в лесу, — вымолвил Рейф. — Наверное, ваш шериф уже ищет разбойников, что объявились так близко от города. Может, уже и подозреваемые в этом убийстве есть?
— Есть, — ответил Кадфаэль. — Правда, тут еще многое неясно. В наших краях появился один беглый виллан. — Не подавая вида, что проверяет Рейфа, Кадфаэль добавил: — Молодой парень, лет двадцати…
Нет, не одних лет и положения с Рейфом! И разумеется, тот отнесся к сказанному без всякого интереса. Просто покивал головой.
— Что ж, доброй охоты! — пожелал Рейф таким тоном, словно ему было совершенно безразлично, виновен Гиацинт или нет. Он просто не хотел вникать в это дело.
Рейф поднялся на крыльцо и вошел в дом. Кадфаэль подумал, что за ужином его наверняка будут интересовать все мужчины средних лет. Но кого же он ищет? Как зовут этого человека? Впрочем, Рейф не спрашивал имен, ибо назваться ведь можно как угодно. Как бы то ни было, ищет он вовсе не Дрого Босье из Нортгемптоншира.
— Не знаю! — выдавил из себя мальчик и вдруг разрыдался.
— Ну рассказывай же! — ласково потребовал брат Павел и привлек Эдвина к себе, так что тот зарылся хлюпающим носом в его сутану. — Когда ты видел его в последний раз? Куда он ушел?
Эдвин всхлипывал и бормотал нечто неразборчивое в шерстяных складках одеяния брата Павла, покуда тот не извлек мальчика на свет божий и не посмотрел внимательно в его заплаканное лицо.
— Ну давай, расскажи мне все, что знаешь.
Перемежая слова со всхлипываниями и слезами, Эдвин поведал следующее:
— Это было вчера, после вечерни. Я видел, как Ричард оседлал своего пони и поехал в сторону Форгейта. Я думал, он скоро вернется, а он не вернулся… И мы испугались… Мы не хотели, чтобы его задержали, он был так встревожен… Мы молчали, мы думали, он вернется и никто не узнает…
— Ты хочешь сказать, что Ричард не ночевал нынче в аббатстве? — твердо потребовал ответа брат Павел. — Его нет со вчерашнего дня, а вы молчите?!
Последовал новый взрыв рыданий, после чего Эдвин, низко опустив голову, вынужден был признать свою вину.
— Это все, что вам известно? — строго спросил брат Павел. — Всем троим? А тебе не приходило в голову, что с Ричардом могло что-нибудь случиться? Что он попал в беду? Зачем ему по доброй воле ночевать неизвестно где? Малыш, почему ты мне сразу не сказал? Сколько времени мы потеряли! — Однако мальчик был уже настолько испуган, что монаху не оставалось ничего другого, как утешать и успокаивать его, хотя едва ли тот был достоин утешения. — А теперь скажи-ка, Ричард уехал верхом? После вечерни? Он не сказал, куда поехал?
Совершенно подавленный, Эдвин собрался с духом и выложил все без утайки:
— Он опоздал на вечерню. Он задержался у реки и не хотел возвращаться, а потом было уже поздно. Я думаю, он собирался тихонько присоединиться к нам при выходе из церкви, но там стоял брат Жером… Он разговаривал с тем человеком, которого…
Эдвин вновь принялся всхлипывать, вспоминая то, что ему вовсе не следовало бы видеть, — людей у ворот, которые принесли носилки, безжизненное тело с покрытой головой…
— Я ждал у дверей школы, — всхлипывал Эдвин, — и видел, как Ричард побежал в конюшню, вывел оттуда своего пони, провел его к воротам и уехал. Это все, что я знаю. Я думал, он скоро вернется, — жалобно вымолвил мальчик, — мы не хотели, чтобы ему попало…
Как бы то ни было, не желая Ричарду худого, мальчики сделали все возможное, чтобы у того было время попасть в такую беду, какая никоим образом не угрожала бы ему, пойди они на предательство. Погладив по голове своего подопечного, брат Павел немного успокоил его.
— Ты поступил очень плохо и очень глупо. И если тебе сейчас нехорошо, то ничуть не более, чем ты заслуживаешь. А теперь, готовься говорить правду и, дай бог, мы найдем Ричарда живым и здоровым. Ступай и приведи двух своих товарищей, и все трое ждите, пока вас не позовут.
Первым делом брат Павел поспешил с дурными новостями к приору Роберту, а затем к аббату, после чего отправился в конюшню, дабы лично удостовериться в том, что пони, которого леди Дионисия прислала внуку в качестве приманки, и впрямь нет на месте. В обители поднялась суматоха, все принялись искать пропавшего мальчика, — и на хозяйственном дворе, и в странноприимном доме, справедливо полагая, что тот вполне мог вернуться обратно и чего доброго попытаться скрыть факт своей самовольной отлучки. Провинившиеся мальчики, постояв пред грозными очами приора Роберта и получив свою порцию угроз, которые, впрочем, некому и некогда было исполнять, дрожали от страха и плакали от обиды, ибо их добрые намерения обернулись столь скверно. Однако первый шквал обвинений уже миновал, и мальчики стоически готовились понести грядущее наказание, а именно — остаться без ужина. Брату же Павлу некогда было утешать их, ибо в это время он занимался тем, что прочесывал местность вокруг мельницы и ближний край Форгейта.
Ранним вечером, в разгар этой самой суматохи в обитель вернулся Кадфаэль, который незадолго до этого расстался с Хью Берингаром. Как раз вечером стражники собирались прочесывать лес к западу от Эйтона, надеясь разыскать там пропавшего Гиацинта, который, возможно, был беглым Брандом. Шерифу, равно как и Кадфаэлю, не по душе была охота за беглым человеком. Вилланы часто убегали от своих хозяев и становились таким образом вне закона. Однако убийство есть убийство, и закон тут молчать никак не мог. Независимо от того, виновен он или нет, Гиацинта следовало найти. Спешиваясь у ворот, Кадфаэль был полон мыслей о пропавшем юноше, однако он увидел сновавших по всей обители братьев, занятых поисками совсем другого молодого человека. Покуда Кадфаэль с удивлением взирал на открывшееся ему зрелище, к нему подбежал запыхавшийся брат Павел и с надеждой в голосе спросил:
— Ты, кажется, был в лесу, Кадфаэль. Не слыхать ли там чего о Ричарде? Похоже, он сбежал домой…
— Вряд ли, — разумно заметил Кадфаэль. — Итон это последнее место, куда бы он сбежал. Зачем ему помогать своей бабушке? Неужели он и впрямь пропал?
— Его нет. Нет со вчерашнего вечера, но мы узнали об этом только час назад. — Брат Павел поведал всю эту историю Кадфаэлю, перемежая ее самообвинениями и упреками в свой адрес. — Это я виноват! Я пренебрег своим долгом, был слишком мягок и слишком доверял им… Но зачем ему понадобилось убегать? Ему же было тут хорошо… Ни с того ни с сего…
— Наверное, у него были на то свои причины, — заметил Кадфаэль, в задумчивости потирая пальцем переносицу. — Но чтобы домой? Нет, тут наверняка было нечто иное, нечто весьма срочное. Значит, говоришь, вчера после вечерни?
— Эдвин сказал мне, что Ричард задержался у реки и опоздал к вечерне. Поэтому ему пришлось дожидаться конца службы, чтобы смешаться с толпой детей, когда те будут выходить из храма. Но ничего у него не вышло, так как у входа стоял Жером, который хотел поговорить с Дрого Босье, тоже присутствовавшим на службе среди прочих наших гостей. А потом Эдвин видел, как Ричард побежал в конюшню и уехал на своем пони.
— Вот так-так! — воскликнул Кадфаэль, словно его осенило. — И где же Жером говорил с Босье, так что не заметил спрятавшегося мальчика? — Однако Кадфаэль не стал дожидаться ответа. — Впрочем, это и не важно. Нам известно, о чем говорили эти двое с глазу на глаз. Жером не хотел, чтобы кто-либо, кроме Босье, услышал его слова. Однако, похоже, не вышло. Знаешь, Павел, я пока оставлю тебя. Надо срочно догнать Хью Берингара. Он только что отправился на поиски одного пропавшего парня, так пусть заодно поищет и второго.
Кадфаэль догнал Хью Берингара уже у городских ворот. Услышав новость, тот резко натянул повод и в задумчивости посмотрел на монаха.
— Значит, вот оно как! — сказал он и присвистнул. — Но какое мальчику дело до парня, с которым он и словом-то едва ли перемолвился? Или у тебя есть основания полагать, что эти двое успели как-то снюхаться?
— Да нет. Но больно уж время совпадает. Нет сомнений, что Ричард подслушал беседу Жерома и Босье, и, похоже, именно это заставило его срочно уехать. И прежде чем Босье добрался до отшельника, Гиацинт как в воду канул.
— Его предупредил Ричард! — Хью сдвинул свои черные брови, размышляя. — Ты хочешь сказать, если я найду одного, то найду и другого?
— Нет, в этом я сильно сомневаюсь. Мальчик наверняка собирался вернуться в обитель еще до ночи, чтобы никто не заметил. Он не дурак, ему незачем убегать от нас. И тем больше у нас оснований тревожиться за него. Он наверняка вернулся бы, если бы ему не помешали. А может, он упал где-нибудь с пони и покалечился, или просто заблудился… Кое-кто считает, что Ричард подался домой, в Итон, но это почти невероятно. Никогда бы он не сделал этого.
Хью сразу уловил невысказанную вслух догадку Кадфаэля.
— Его могли увести в Итон силой! Наверняка так оно и было. Если кто-либо из людей леди Дионисии встретил мальчика в лесу, да еще одного, то он не упустил случая угодить своей хозяйке. Я, конечно, знаю кое-кого из итонской челяди, кто стоит на стороне Ричарда и не поддерживает его бабушку, однако таких раз-два и обчелся. Кадфаэль, дружище, — с чувством сказал Хью, — езжай-ка ты в монастырь, в свой сарайчик, а Итоном займусь я. Своих людей я уже выслал на поиски, поэтому в Итон поеду сам. Послушаем, что скажет старая леди. Если она не позволит мне искать Бранда в своем маноре, значит Ричард спрятан где-нибудь неподалеку. А тогда я переверну там все вверх дном! Если Ричард у нее, я привезу его завтра утром и передам с рук на руки брату Павлу, — пообещал Хью. — Даже хорошую порку, — усмехнулся он, — парню следует предпочесть женитьбе, уготованной ему бабушкой. По крайней мере, охать будет не всю оставшуюся жизнь.
Кадфаэль подумал, что у человека, который имел все основания благодарить судьбу за прекрасную супругу и мог гордиться своим сыном, едва ли был серьезный повод так дурно отзываться о браке. Хью направил своего коня в сторону крутого склона Вайля, но обернулся и, улыбаясь, бросил Кадфаэлю через плечо:
— Поезжай-ка лучше ко мне домой, извинись за меня перед Элин и составь ей компанию, покуда я занят делами в замке.
Перспектива посидеть часок в обществе Элин и поиграть с ее трехлетним сыном Жилем была весьма заманчивой, однако Кадфаэль решительно отказался.
— Нет уж, лучше я поеду обратно, — сказал он. — Мы проведем свои розыски в окрестностях Форгейта. Неизвестно, где Ричард на самом деле, и нельзя пропустить ни одного уголка. Однако бог в помощь тебе, Хью, я думаю, у тебя больше шансов на успех.
Отпустив повод, Кадфаэль направил свою лошадь через мост, обратно в обитель. Он пришел к выводу, что на сегодня наездился уже достаточно и что ему вовсе не помешает отдохнуть и обрести душевный покой за молитвой в стенах святого храма. Пусть Хью со своими людьми прочесывает лес. Что толку теперь тревожиться о том, где мальчик проведет эту ночь? Однако помолиться о нем совсем не помешает. Кадфаэль подумал, что утром он поедет проведать Эйлмунда и отвезет ему костыли, а заодно поглядит по сторонам. Он не очень рассчитывал на то, что, найдя одного из пропавших, удастся найти и второго, однако найти одного из них значило бы сделать существенный шаг в поисках второго.
Подле крыльца странноприимного дома стоял новоприбывший гость аббатства. Он с нескрываемым интересом наблюдал за все еще продолжающимися поисками Ричарда, которые, правда, уже не были такими суматошными, как вначале, но перешли в ту стадию, когда монахи ходили с угрюмым видом и тщательно обследовали каждый уголок в пределах монастырских стен. Особая группа монахов занималась поисками в Форгейте. Безмятежное спокойствие гостя, стоявшего посреди всей этой суматохи, было просто вызывающим, хотя сама по себе его внешность не привлекала особого внимания. Одет он был прилично, но скромно, — поношенные, однако на совесть сработанные сапоги, простая, добротная юбка чуть ниже колена, — то есть обычная одежда для путника. С равным успехом он мог оказаться преуспевающим купцом, разъезжающим с товаром своего господина, и небогатым дворянином, едущим по своей надобности. Кадфаэль сразу заметил приезжего, еще когда спешивался у ворот. К нему вышел страдающий одышкой привратник и тяжело плюхнулся на каменную скамью.
— Ну как, нашли? — спросил его Кадфаэль на всякий случай.
— Какое там! Откуда ему тут быть, когда он уехал на пони. Но они хотят сперва проверить здесь. Того и гляди начнут баграми в пруду орудовать. Совсем уже с ума сошли! Причем тут пруд, когда всем известно, что он верхом уехал через Форгейт! Да и не утонул бы он ни за что! Он отлично плавает. Нет, уж не знаю, в какую историю он попал, только нету его тут, хоть тресни! Но они не успокоятся, покуда не переворошат все сеновалы и навозные кучи на конюшне. Поторопись к себе в сарайчик, а то они и там перевернут все вверх дном!
— А кто это приехал, — спросил Кадфаэль привратника, указывая на неподвижную темную фигуру, маячившую подле странноприимного дома.
— Некто Рейф из Ковентри, сокольничий графа Варвика. Брат Дэнис сказал мне, что это Рейф приехал к Гвинеду за птенцами. Он уже четверть часа тут околачивается.
— Сперва я принял его за сына Босье, — признался Кадфаэль. — Но потом смотрю, он, пожалуй, староват для сына-то. Скорее в отцы ему годится.
— Я тоже поначалу принял его за сына Босье и сунулся было к нему с тем, чтобы сказать, мол, его тут ждут и прочее, но уж лучше бы этим вместо меня занимался приор Роберт.
— А мне нравится этот человек. Стоит себе ничтоже сумняшеся посреди всей этой суматохи и не задает вопросов, — сказал Кадфаэль, внимательно глядя на незнакомца. — Ну ладно, пойду, пожалуй, помогу этому господину расседлать коня и покажу ему конюшню. Наверняка он провел тяжелый день в дороге, да и я тоже.
Ведя коня через большой двор в конюшню, Кадфаэль подумал, что утром ему снова в дорогу и что, может, он и заблуждается, но проверить кое-что все-таки надо.
Он приблизился к тому месту, где стоял Рейф из Ковентри, который, погрузившись в собственные мысли, рассеянно наблюдал за происходящим. Услышав стук копыт по булыжнику, он повернулся и встретился взглядом с Кадфаэлем. Тот слегка улыбнулся и кивнул ему в знак приветствия. У незнакомца оказалось строгое, довольно-таки угрюмое лицо, открытый лоб, широкие скулы, коротко стриженая бородка, широко расставленные карие глаза, которые он время от времени прищуривал, словно, живя не в городе, привык вглядываться в расстояние.
— Ты что, брат, в конюшню? — спросил он Кадфаэля. — Проводи меня туда. Не то чтобы я не доверял вашим грумам, но своего коня люблю обихаживать сам.
— Я тоже, — тепло вымолвил Кадфаэль. — Так уж я привык. Как смолоду приучишься, так оно и пойдет.
Оба они были примерно одного роста и шли теперь шаг в шаг. Перед конюшней один из монастырских грумов обтирал стройного гнедого жеребца с белой звездочкой на лбу. За работой грум тихонько насвистывал.
— Ваш? — спросил Кадфаэль, с одобрением глядя на коня.
— Мой, — кивнул Рейф из Ковентри и взял тряпку из рук грума. — Спасибо, дружок! Теперь я сам. Куда его можно поставить? — Он пошел к стойлу, указанному грумом, и, внимательно его осмотрев, с удовлетворением кивнул головой. — Как я посмотрю, брат, у вас тут хорошая конюшня. Надеюсь, на меня не затаят обиду за то, что я сам хожу за своим конем? Ведь далеко не везде к путникам относятся как положено, да и сам ты говорил, что привычка есть привычка.
— Вы путешествуете в одиночку? — спросил Кадфаэль, расседлывая свою лошадь, но в то же время не спуская глаз с незнакомца.
Пояс Рейфа был явно предназначен для меча и кинжала. Наверняка он снял их вместе с плащом у себя в комнате в странноприимном доме. Однако сокольничий далеко не самая подходящая профессия для путешественника. У купца же наверняка был бы какой-нибудь здоровенный слуга-охранник, а то и двое. Ездить же в одиночку больше пристало воину, рассчитывающему в пути на свои собственные силы и оружие.
— Я спешу, — просто ответил Рейф. — Чем меньше спутников, тем лучше. Когда человек ни от кого не зависит, ему никто и не мешает.
— Издалека ли путь держите? — спросил Кадфаэль.
— Из Варвика.
Не больно-то разговорчивым и не особенно любопытным оказался этот сокольничий. А может, это все напускное? Видя, как ищут мальчика, он никого ни о чем не спросил, однако, заинтересовался, правда, в меру, конюшней и стоявшими там лошадьми. Даже закончив обихаживать своего жеребца, он не уходил и со знанием дела разглядывал других лошадей. Он прошел мимо мулов и рабочих лошадок, но задержался подле буланого жеребца Дрого Босье. Впрочем, это было вполне объяснимо для человека, знающего толк в лошадях, поскольку жеребец был и впрямь хорош и чистых кровей.
— Неужели монастырь может позволить себе держать такого жеребца? — удивился Рейф, ласково погладив коня и потрепав его за ухом. — Или это конь кого-либо из ваших гостей?
— Был, — коротко ответил Кадфаэль, решив пока придержать язык.
— Был? — удивился Рейф. — То есть как это?
Рейф мгновенно повернулся к монаху и с интересом поглядел на него.
— Его хозяин умер. Сейчас его тело лежит у нас в часовне.
Умершего старого монаха похоронили тем же утром, и Дрого теперь лежал в часовне один.
— А что это был за человек? Как он умер?
На этот раз сокольничий уже не был столь равнодушен и безразличен, он прямо-таки сыпал вопросами.
— Мы нашли его труп в лесу, в нескольких милях отсюда. Его ограбили, в спине была ножевая рана.
В эту минуту Кадфаэль и сам не понимал, зачем скрытничает, почему прямо не называет имени убитого. Если бы его собеседник спросил, что было бы вполне естественно, Кадфаэль наверняка ответил бы. Однако на этом вопросы кончились. Рейф выразил свое сочувствие по поводу опасностей, грозящих одинокому путнику в лесах пограничных графств, после чего закрыл низкую дверцу стойла, где стоял его конь.
— Я учту это. А вообще-то либо держи оружие наготове, либо езжай по тракту. — Он отряхнул ладони и направился к выходу из конюшни. — Ну я пойду готовиться к ужину.
Рейф неторопливо вышел наружу, однако направился он вовсе не в странноприимный дом, а завернул в церковь. Такая целеустремленность показалась Кадфаэлю подозрительной, и он, искренне любопытствуя, пошел следом. Он увидел Рейфа из Ковентри, который в замешательстве стоял подле алтаря, поглядывая на многочисленные часовни, открывшиеся его взору в поперечных нефах и переходах церкви, и без долгих объяснений указал ему на искомую часовню.
— Идите сюда, — позвал он. — Свод тут низкий, но мы с вами одного роста, так что пригибаться не нужно.
Рейф даже не сделал попытки скрыть свои намерения и не протестовал против общества Кадфаэля. Он только пристально посмотрел на него, молча кивнул и последовал за ним. В прохладной, сумрачной часовне он решительно подошел к смертному одру, на котором со свечами в ногах и у изголовья лежало почтительно прикрытое тело Дрого Босье. Рейф отогнул полотно, прикрывавшее лицо покойника.
Коротко взглянув на застывшие черты бледного лица, Рейф вновь прикрыл его, при этом былой спешки в его движениях уже не было. Он даже нашел время для выражения простого человеческого страха при виде смерти.
— А вы его часом не знали? — спросил Кадфаэль.
— Нет, никогда не видел. Упокой, господи, его душу.
Рейф выпрямился над одром и перевел дух. Если и был у него какой-либо интерес к покойнику, то он уже прошел.
— Он барон из Нортгемптоншира, Дрого Босье, — сказал Кадфаэль. — Со дня на день сюда должен приехать его сын.
— Ну и ну… Невеселая его ждет встреча. — Речь Рейфа теперь звучала как бы машинально. — А много ли у вас гостей об эту пору? То есть, моих лет и моего положения. Если найдется партнер, я бы не отказался после ужина сыграть партию-другую в шахматы.
К Дрого Босье Рейф потерял всякий интерес, однако, похоже, был не прочь разузнать о других остановившихся в аббатстве путниках. О путниках его лет и его положения!
— Об этом вам лучше спросить у брата Дэниса, — уклончиво ответил Кадфаэль. — А вообще-то теперь у нас затишье. Больше половины комнат в доме пустует.
Между тем они, бок о бок, подошли к крыльцу странноприимного дома. Косой предвечерний свет стал уже тускнеть, постепенно переходя в серые сумерки.
— Я вот насчет того убитого в лесу, — вымолвил Рейф. — Наверное, ваш шериф уже ищет разбойников, что объявились так близко от города. Может, уже и подозреваемые в этом убийстве есть?
— Есть, — ответил Кадфаэль. — Правда, тут еще многое неясно. В наших краях появился один беглый виллан. — Не подавая вида, что проверяет Рейфа, Кадфаэль добавил: — Молодой парень, лет двадцати…
Нет, не одних лет и положения с Рейфом! И разумеется, тот отнесся к сказанному без всякого интереса. Просто покивал головой.
— Что ж, доброй охоты! — пожелал Рейф таким тоном, словно ему было совершенно безразлично, виновен Гиацинт или нет. Он просто не хотел вникать в это дело.
Рейф поднялся на крыльцо и вошел в дом. Кадфаэль подумал, что за ужином его наверняка будут интересовать все мужчины средних лет. Но кого же он ищет? Как зовут этого человека? Впрочем, Рейф не спрашивал имен, ибо назваться ведь можно как угодно. Как бы то ни было, ищет он вовсе не Дрого Босье из Нортгемптоншира.
Глава восьмая
Утром Хью Берингар вместе с шестью верховыми стражниками выехал в Итон. Еще дюжину своих людей он оставил за рекой у тракта, чтобы те тщательно прочесали поля и леса в полосе между Рокстером и Эйтоном. Беглого убийцу следовало бы искать дальше к западу, однако Ричард наверняка находился где-то рядом, поблизости, если он и впрямь собирался предупредить Гиацинта о грозившей ему опасности. Отряд Хью прямым ходом проследовал по тракту от Форгейта до Рокстера, а оттуда короткой дорогой через лес к скиту Кутреда, куда, видимо, направлялся и Ричард в поисках Гиацинта. Судя по рассказу Эдвина, Ричард лишь на несколько минут опередил Босье и наверняка поехал короткой дорогой. И все-таки до отшельника мальчик так и не добрался.
— Мальчик Ричард? — удивился отшельник. — Вчера вы меня о нем не спрашивали, только о том человеке. Нет, Ричарда здесь не было. Я отлично помню молодого лорда, упаси его господь! Понятия не имею, куда он мог подеваться.
— И вы не видали его? Он уже второй день как исчез.
— Нет, не видал. Дверь у меня не запирается, даже ночью, — сказал Кутред. — Я всегда здесь, если кто приедет. Если бы мальчик оказался в беде, где-нибудь поблизости, он наверняка прибежал бы ко мне. Но я его не видал.
Обе двери скита и впрямь были открыты настежь, так что обстановка жилой комнаты и часовни была видна даже снаружи.
— Если узнаете что-нибудь о мальчике, пошлите известие ко мне или в аббатство, — попросил Хью. — Или сообщите моим людям, которые прочесывают лес.
— Так я и сделаю, — мрачно ответил Кутред, стоя у изгороди своего огорода и провожая взглядом всадников, направившихся в сторону Итона.
Едва заслышав глухой и дробный стук конских копыт по утрамбованной земле двора, Джон Лонгвуд немедленно отъехал верхом от одного из сараев, стоявших чередой вдоль частокола. Его руки и лысина были цвета темного дуба, ибо большую часть времени он проводил под открытым небом, причем в любую погоду, и ни одно дело во владениях Люделов не обходилось без него. С удивлением и любопытством, но никак не с тревогой, он смотрел на подъехавший к воротам отряд Шерифа и двинулся встречать гостей.
— Милорд, что привело вас сюда в такую рань? — Лонгвуд обратил внимание на экипировку отряда. Ни собак, ни соколов, — но мечи у пояса, а у двоих даже луки за спиной. Похоже, это уже совсем другая охота. — У нас тут все в порядке. А что случилось в Шрусбери?
— Мы ищем двух пропавших людей, — коротко сказал Хью. — Только не говорите мне, что не слыхали об убийстве, случившемся два дня назад неподалеку отсюда. А тут еще слуга отшельника исчез, причем есть подозрение, что он из беглых вилланов и у него были основания к убийству. Похоже, он опять сбежал. Но это первый из двоих, кого мы ищем.
— Ну конечно, мы слыхали об убийстве, — с готовностью согласился Лонгвуд. — Но я думаю, что убийца давным-давно унес ноги. С тех пор как он был у нас и взял медовые лепешки, которые леди Дионисия послала Кутреду, о нем ни слуху ни духу. Леди не очень-то жалует его. Я слышал, как она его бранила. Этот парень, конечно, еще тот фрукт! Но я думаю, что мы его больше не увидим. Впрочем, оружия при нем никогда не было, — сказал он и в задумчивости нахмурился. — Как знать, может, это и не он убил своего хозяина. Угроза быть схваченным вполне могла заставить его скрыться как можно быстрее. В незнакомых местах его хозяин вряд ли добрался бы до него. Зачем Гиацинту было убивать? Оставаться здесь куда опаснее.
— Никто его пока не обвиняет, — сказал Хью. — Но и оправдать нельзя, пока его не нашли. В любом случае, он мне нужен. Однако у нас, Джон, есть и еще один пропавший. Это внук вашей леди — Ричард. Примерно в то же время, когда произошло убийство, он уехал из аббатства и до сих пор не вернулся.
— Молодой лорд! — Лонгвуд открыл рот от удивления. — Это случилось два дня назад, а мы узнаем лишь сегодня! Боже правый, она же с ума сойдет! Как это произошло? Кто увел его?
— Никто его не уводил. Он просто оседлал своего пони и уехал сам, по собственному желанию. Но вот что с ним стряслось, никто не знает. А поскольку один из разыскиваемых подозревается в убийстве, я осматриваю каждый дом и каждый сарай, а заодно мои люди ищут и Ричарда. Я знаю, Джон, вы отличный управляющий, но даже вам не дано знать абсолютно точно, что творится в итонских закоулках. Однако именно это я намерен выяснить, и не только в самом Итоне, но и во всей округе. Передайте леди Дионисии, что я хочу поговорить с ней.
Джон Лонгвуд смиренно наклонил голову и удалился. Хью спешился и подошел к ведущему в дом высокому крыльцу, прикидывая в уме, как поведет себя леди Дионисия, когда выйдет к нему из широкой двери дома. Если она и впрямь до сих пор не слыхала об исчезновении мальчика и впервые услышит это сейчас из уст своего управляющего, ему следует ожидать гневного натиска, усугубленного искренним горем и отчаянием. А если это для нее не новость, то у нее было время подготовиться к представлению гневной сцены. Однако Хью полагал, что старая леди так или иначе выдаст себя. Что же касается Джона Лонгвуда, то его честность была вне всяких подозрений. Если старая леди прячет мальчика, то управляющий не имеет к этому никакого отношения. Никогда бы он не стал плясать под ее дудку, ибо он отлично знает, что является управляющим Ричарда, но никак не управляющим леди Дионисии.
— Мальчик Ричард? — удивился отшельник. — Вчера вы меня о нем не спрашивали, только о том человеке. Нет, Ричарда здесь не было. Я отлично помню молодого лорда, упаси его господь! Понятия не имею, куда он мог подеваться.
— И вы не видали его? Он уже второй день как исчез.
— Нет, не видал. Дверь у меня не запирается, даже ночью, — сказал Кутред. — Я всегда здесь, если кто приедет. Если бы мальчик оказался в беде, где-нибудь поблизости, он наверняка прибежал бы ко мне. Но я его не видал.
Обе двери скита и впрямь были открыты настежь, так что обстановка жилой комнаты и часовни была видна даже снаружи.
— Если узнаете что-нибудь о мальчике, пошлите известие ко мне или в аббатство, — попросил Хью. — Или сообщите моим людям, которые прочесывают лес.
— Так я и сделаю, — мрачно ответил Кутред, стоя у изгороди своего огорода и провожая взглядом всадников, направившихся в сторону Итона.
Едва заслышав глухой и дробный стук конских копыт по утрамбованной земле двора, Джон Лонгвуд немедленно отъехал верхом от одного из сараев, стоявших чередой вдоль частокола. Его руки и лысина были цвета темного дуба, ибо большую часть времени он проводил под открытым небом, причем в любую погоду, и ни одно дело во владениях Люделов не обходилось без него. С удивлением и любопытством, но никак не с тревогой, он смотрел на подъехавший к воротам отряд Шерифа и двинулся встречать гостей.
— Милорд, что привело вас сюда в такую рань? — Лонгвуд обратил внимание на экипировку отряда. Ни собак, ни соколов, — но мечи у пояса, а у двоих даже луки за спиной. Похоже, это уже совсем другая охота. — У нас тут все в порядке. А что случилось в Шрусбери?
— Мы ищем двух пропавших людей, — коротко сказал Хью. — Только не говорите мне, что не слыхали об убийстве, случившемся два дня назад неподалеку отсюда. А тут еще слуга отшельника исчез, причем есть подозрение, что он из беглых вилланов и у него были основания к убийству. Похоже, он опять сбежал. Но это первый из двоих, кого мы ищем.
— Ну конечно, мы слыхали об убийстве, — с готовностью согласился Лонгвуд. — Но я думаю, что убийца давным-давно унес ноги. С тех пор как он был у нас и взял медовые лепешки, которые леди Дионисия послала Кутреду, о нем ни слуху ни духу. Леди не очень-то жалует его. Я слышал, как она его бранила. Этот парень, конечно, еще тот фрукт! Но я думаю, что мы его больше не увидим. Впрочем, оружия при нем никогда не было, — сказал он и в задумчивости нахмурился. — Как знать, может, это и не он убил своего хозяина. Угроза быть схваченным вполне могла заставить его скрыться как можно быстрее. В незнакомых местах его хозяин вряд ли добрался бы до него. Зачем Гиацинту было убивать? Оставаться здесь куда опаснее.
— Никто его пока не обвиняет, — сказал Хью. — Но и оправдать нельзя, пока его не нашли. В любом случае, он мне нужен. Однако у нас, Джон, есть и еще один пропавший. Это внук вашей леди — Ричард. Примерно в то же время, когда произошло убийство, он уехал из аббатства и до сих пор не вернулся.
— Молодой лорд! — Лонгвуд открыл рот от удивления. — Это случилось два дня назад, а мы узнаем лишь сегодня! Боже правый, она же с ума сойдет! Как это произошло? Кто увел его?
— Никто его не уводил. Он просто оседлал своего пони и уехал сам, по собственному желанию. Но вот что с ним стряслось, никто не знает. А поскольку один из разыскиваемых подозревается в убийстве, я осматриваю каждый дом и каждый сарай, а заодно мои люди ищут и Ричарда. Я знаю, Джон, вы отличный управляющий, но даже вам не дано знать абсолютно точно, что творится в итонских закоулках. Однако именно это я намерен выяснить, и не только в самом Итоне, но и во всей округе. Передайте леди Дионисии, что я хочу поговорить с ней.
Джон Лонгвуд смиренно наклонил голову и удалился. Хью спешился и подошел к ведущему в дом высокому крыльцу, прикидывая в уме, как поведет себя леди Дионисия, когда выйдет к нему из широкой двери дома. Если она и впрямь до сих пор не слыхала об исчезновении мальчика и впервые услышит это сейчас из уст своего управляющего, ему следует ожидать гневного натиска, усугубленного искренним горем и отчаянием. А если это для нее не новость, то у нее было время подготовиться к представлению гневной сцены. Однако Хью полагал, что старая леди так или иначе выдаст себя. Что же касается Джона Лонгвуда, то его честность была вне всяких подозрений. Если старая леди прячет мальчика, то управляющий не имеет к этому никакого отношения. Никогда бы он не стал плясать под ее дудку, ибо он отлично знает, что является управляющим Ричарда, но никак не управляющим леди Дионисии.