Когда все было кончено и Ричард, хоть и неохотно, сделал все, чего от него требовали, он ожидал, что в ответ на его уступчивость его хотя бы выпустят из его маленькой комнаты, которая служила ему тюрьмой, — пусть даже весьма удобной. Он не был настолько наивен, чтобы надеяться на то, что ему предоставят полную свободу. Он хорошо понимал, что некоторое время ему еще придется притворяться послушным и сдерживать распирающий его смех. Прежде чем ему позволят вернуться в мир, его тюремщикам нужно будет еще сговориться и приготовить какую-нибудь правдоподобную историю о том, как Ричард пропал и как нашелся. Разумеется, они в один голос станут утверждать, что женился Ричард по доброй воле, да и кому как не им было известно, что мальчику уже поздно протестовать и что сделанного не вернешь. Однако один Ричард знал, что на самом деле не совершилось ничего непоправимого. Он слепо верил Гиацинту, полагая его слова непреложной истиной.
Как бы то ни было, за свое послушание Ричард рассчитывал на кое-какие поблажки. В продолжение обряда бракосочетания он старался сохранять вид совершенно смирившегося человека, ибо даже тень улыбки могла выдать его с головой. Напротив, — он послушно произнес все слова, которые от него требовались, и даже взял Хильтруду за руку, когда ему велели сделать это. Причем он ни разу не взглянул на нее до того, как услышал ее глухой, мягкий голос, повторявший ту же, что и он, клятву. Лишь в эту минуту он впервые усомнился в добровольности ее замужества. До сих пор эта мысль как-то не приходила ему в голову, и он бросил короткий взгляд на девушку. В конце концов, она была не так уж и стара, не так уж высока и всем своим видом не столько угрожала ему, сколько сама напоминала жертву. Более того, она была не так уж и дурна собой, если бы не выглядела такой печальной и подавленной. В сердце мальчика неожиданно появилось сочувствие к Хильтруде, которую, похоже, силой выдавали замуж за него, равно как и его силой женили на ней.
Однако в итоге он не услышал ни слова благодарности за свое послушание. Леди Дионисия лишь подозрительно поглядела на него и с мрачным видом изрекла:
— В конце концов, ты вел себя как должно, положившись на тех, кто действует во имя твоего блага. Ведите так себя и впредь, сэр! А теперь, Ричард, пожелай доброй ночи своей жене. Завтра ты познакомишься с ней поближе.
Так Ричард и поступил. Наконец его оставили в покое, одного, а комнату вновь заперли. Впрочем, к нему прислали слугу, принесшего еду с праздничного стола, который был накрыт в доме для всех остальных. В задумчивости мальчик сел на кровать, размышляя обо всем случившемся нынче ночью и о том, что его ждет завтра. О Хильтруде же он и думать забыл, едва она вышла из комнаты. Ричард был наслышан о таких браках. Если тебе всего десять лет, то тебе все равно не позволят жить вместе со своей женой, покуда не повзрослеешь. А пока ты находишься с ней под одной крышей, от тебя требуется всего-навсего быть с ней вежливым и внимательным, однако вскоре она отправится в дом своего отца до того времени, когда решат, что ты вырос достаточно для того, чтобы находиться вместе с ней и разделить с ней ложе. Теперь, когда Ричард всерьез задумался о своем положении, он понял, что положение женатого человека скорее всего не даст ему никаких привилегий, — его бабушка, как и прежде, будет помыкать им, считая его безответным ребенком, будет приказывать ему, что делать, а чего нет, бранить его, когда он ей надоест, а чего доброго, еще и бить. Короче говоря, лорду Итона надлежало самому искать способ обрести желанную свободу и вырваться из рук своей бабушки. Да и не очень-то он ей теперь нужен, ибо сыграл уже свою роль в достижении ее цели, — завладеть соседними землями. А раз так, то, почувствовав себя в безопасности, она вскоре может и отпустить исполнителя своей воли на все четыре стороны.
Ричард поплотнее завернулся в одеяло и заснул. Его сон нисколько не тревожило то обстоятельство, что за поздним ужином собравшиеся, возможно, говорят о нем и обсуждают, что делать с ним дальше. Ричард был еще слишком молод и по-детски слишком верил в хорошее, чтобы допустить тревоги в свои сновидения.
Утром Ричард обнаружил, что дверь в его комнату по-прежнему крепко заперта. Слуга, который принес мальчику завтрак, разумеется, не дал ему возможности убежать, — впрочем, Ричард и не пытался, ибо знал, что все равно далеко не уйдет и что ему по-прежнему надлежит притворяться послушным мальчиком, рассеивая все возможные подозрения. Когда леди Дионисия, сняв запоры, вошла в комнату Ричарда, то скорее по привычке, а не из притворства, он встал при ее появлении и подставил щеку для поцелуя. Бабушкин поцелуй оказался ничуть не холоднее, чем прежде, и в это мгновение в Ричарде проснулись теплые родственные чувства, в которых он никогда не отдавал себе отчета и которые так редко проявляла его бабушка. К горлу мальчика подступил комок, на глаза навернулись слезы, словно проснулось нечто долго спавшее в его душе. В конце концов, бабушка не сделала ему ничего плохого. Леди Дионисия глядела на внука сверху вниз, причем довольно ласково.
— Итак, сэр, как вы чувствуете себя сегодня утром? Намерены ли вы и дальше быть послушным мальчиком и делать все, чтобы доставить мне удовольствие? Если так, то нам обоим будет очень хорошо. Начали вы отлично, так и продолжайте. И как не стыдно было вам так долго отказываться!
Ричард опустил голову и глядел в пол.
— Да, бабушка, — смиренно вымолвил он, однако тут же спросил. — А можно мне сегодня погулять? Мне надоело сидеть тут взаперти, словно все время на дворе стоит ночь.
— Посмотрим, — ответила старая леди, однако по ее тону Ричард ясно понял, что это означает отказ, хотя в этом отказе ей не было никакой выгоды, разве что показать Ричарду свою власть над ним. — Еще не время, вы еще не заслужили, сэр. Сперва как следует уясните себе, в чем состоит ваш долг, а потом уже получите свободу. Ничего плохого тут с вами не делают, у вас все есть, так что будьте довольны, покуда не заслужили лучшего обращения.
— Но я же согласился! — воскликнул Ричард. — Я сделал все, что мне велели, и хочу, чтобы вы выполнили свои обещания! Это нечестно держать меня взаперти, нечестно и подло! Я даже не знаю, что сталось с моим пони!
— С пони все в порядке, он стоит в конюшне, — быстро ответила леди Дионисия. — За ним ухаживают так же, как за другими лошадьми. И лучше бы вам следить за своими манерами при общении со мной, сэр, а не то как бы вам не пришлось пожалеть об этом. Видимо, в вашем аббатстве учат детей дерзить старшим, но во имя вашего же блага вам следует оставить эту привычку.
— Я и не думал дерзить! — возразил Ричард, остывая. — Просто я хочу увидеть солнце, выйти на свежий воздух, а не сидеть здесь, не видя ни травы, ни деревьев. Да и скучно мне здесь, без компании…
— Будет вам и компания, — пообещала леди Дионисия, ловя внука на слове. — Я пришлю вам вашу жену, чтобы она составила вам компанию. Я хочу, чтобы вы лучше узнали друг друга, ибо завтра Хильтруда уезжает с отцом в Рокстер, а вы, Ричард, — грозно произнесла она, пристально глядя на мальчика, — поедете со мной в ваш собственный манор, дабы занять там подобающее вам место. И надеюсь, вести вы себя будете соответственно, не так, как в школе, ибо теперь вы человек женатый и состоятельный. Итон принадлежит вам, и там ваше место, и, надеюсь, вы будете говорить то же самое, если кто-нибудь надумает задавать вам вопросы. Все ли вам ясно, сэр?
Ричард все отлично понял. Ему предлагают солгать и сказать неправду брату Павлу, а быть может, и самому аббату Радульфусу, заявив им, что он по собственному желанию сбежал домой и женился без всякого принуждения на девушке, которую выбрала для него бабушка…
— Да, бабушка, — смиренно вымолвил мальчик, усмехаясь в душе и лелея в сердце свою тайну.
— Вот и хорошо! А теперь я пришлю сюда Хильтруду и посмотрю, как вы встретите ее. Вам обоим следует попривыкнуть друг к другу.
Леди Дионисия снизошла даже до того, что поцеловала внука, покидая комнату. Впрочем, ее поцелуй напоминал скорее некий толчок губами, нежели настоящий поцелуй. Она вышла, шурша своей длинной юбкой, и Ричард услышал, как она вновь заперла комнату на засов.
Из беседы с бабушкой он понял одно, что его пони находится в лейтонской конюшне и что если ему удастся добраться до своей лошадки, то он сможет сбежать хоть сегодня. Однако вскоре, как и обещала леди Дионисия, пришла Хильтруда, и вся неприязнь к ней, сколь она ни была незаслуженной, вновь вернулась к Ричарду и наполнила его детское сердце гневом.
На его взгляд Хильтруда годами своими принадлежала поколению его матери, которую мальчик едва помнил. Однако девушка вовсе не была такой уж дурнушкой, — у нее была чистая, светлая кожа и большие карие глаза, и хотя ее прямые волосы имели какой-то неопределенный, мышиный цвет, они были густыми и пышными, аккуратно заплетенными в толстую длинную косу. Выглядела девушка какой-то затравленной и совершенно несчастной. Некоторое время она стояла, прислонившись спиной к двери, и глядела на Ричарда, который, свернувшись калачиком, лежал на своей постели.
— Тебя приставили ко мне как сторожевую собаку, — неприязненно заметил Ричард.
Хильтруда прошла через комнату к окну, села на подоконник и посмотрела на мальчика тоже без особой приязни.
— Я знаю, что не нравлюсь тебе, — вымолвила она без грусти в голосе, но довольно твердо. — Да вообще-то и не за что. Но из тех же соображений ты не нравишься мне. Однако, похоже, ничего тут не поделаешь, мы теперь связаны… Но почему? Почему же ты согласился? Ведь сама-то я дала согласие выйти за тебя замуж лишь потому, что была твердо уверена: ты находишься под присмотром монахов и до брака дело никогда не дойдет. А ты как последний дурак сам попался им в руки! И теперь лишь господь бог в силах помочь нам! — Голос девушки упал и она мягко добавила: — Впрочем, тут нет твоей вины, ведь ты совсем еще ребенок. Что с тебя взять? Да мне и не за что не любить тебя, ведь я тебя совсем не знаю. Просто мне не мил такой брак еще больше, чем тебе.
Раскрыв рот и онемев от удивления, Ричард смотрел на Хильтруду широко раскрытыми глазами. Он увидел ее такой, какой она была на самом деле, — живой, решительной, готовой постоять за себя, и ни в коем случае не глупой. Ричард медленно сел на кровати и опустил ноги на пол.
— Значит, ты и не хотела выходить за меня?
— Замуж за ребенка? — спросила девушка, не жалея его самолюбия. — Да никогда!
— Так зачем же ты согласилась? — Ричард был слишком возмущен слабоволием Хильтруды, чтобы обижаться на ее замечание по поводу его малолетства. — Если бы ты отказалась и твердо стояла на своем, мы оба были бы спасены.
— Я согласилась потому, что мой отец не терпит, когда ему перечат. Он сказал мне, что для других женихов я уже слишком стара и что если я не выйду за тебя, то он отправит меня в монастырь и я до конца дней своих останусь старой девой. А этого я боюсь больше всего на свете. Я рассчитывала на то, что аббат глаз с тебя не спускает и ничего у них не получится. А теперь мы сидим тут вдвоем и не знаем, что нам делать.
Ричард дивился тому, как изменилась эта девушка прямо у него на глазах, став энергичной, живой, такой же, как он сам.
— А чего бы ты хотела? — почти заискивающе спросил он Хильтруду. — Если бы ты могла выбирать, что бы ты предпочла?
— Я предпочла бы выйти замуж за юношу, которого зовут Эврард, он ведет учет в маноре моего отца и служит управляющим в Рокстере. Я тоже нравлюсь ему, приятно это тебе или нет. Но Эврард младший сын в семье и у него нет своей земли, а к безземельным женихам мой отец совершенно равнодушен. Правда, у Эврарда есть богатый дядя, который любит его и, не имея своих детей, вполне может завещать свой манор Эврарду, однако это не устраивает моего отца. Он желает получить землю немедленно, а не когда-нибудь потом. — Хильтруда на минуту смолкла. — И зачем я тебе все это рассказываю? Тебе этого не понять. Да и ничем ты тут не поможешь.
Ричард подумал о том, что если Хильтруда сделает кое-что для него, то ему, в свою очередь, есть, чем отплатить ей.
— Где сейчас моя бабушка и твой отец? — спросил он. — Бабушка сказала, что завтра ты собираешься обратно в Рокстер. Что они задумали? Ищут ли меня монахи?
— А ты что, не знаешь? Тебя ищет не только аббат, но и шериф со всеми своими людьми. Они обыскали Итон и Рокстер, прочесали Эйтонский лес, заглядывали под каждый кустик. Мой отец опасается, что уже сегодня они доберутся до Лейтона, но леди Дионисия успокаивает его. Они подумывали перевезти тебя ночью в Итон, поскольку обыск там уже был, но твоя бабушка уверена, что у людей шерифа работы еще на несколько дней, прежде чем они доберутся до Лейтона. Она говорит, мол, даже если они доберутся сюда, то за дорогой следят ее люди и, стало быть, они всегда успеют переправить тебя за реку и под охраной отвезти в Билдвас. Она считает, что чем дальше ты будешь от Шрусбери, тем лучше.
— А где сейчас моя бабушка? — спросил Ричард.
— Поехала проверить, как идут дела в Итоне. Отшельник еще ночью отправился обратно в свой скит. Наверное, чтобы никто не заподозрил, что он отлучался оттуда.
— А твой отец?
— В доме его нет, но он недалеко отсюда. Объезжает окрестные деревни. С ним поехал его приказчик. Наверное, они хотят собрать неуплаченные подати. — Хильтруду мало интересовали поездки ее отца, но ей стало любопытно, что такого мог придумать этот ребенок. Голос ее окреп, в нем появилась надежда, потухшие было глаза заблестели. — Зачем тебе это знать? что это тебе дает? Или мне?
— Вообще-то я могу кое-что сделать для тебя, нечто очень хорошее, если ты за это сделаешь кое-что для меня, — вымолвил Ричард, улыбаясь. — Раз уж их обоих здесь нет, помоги мне убежать, пока они не вернулись. Бабушка проговорилась, что мой пони стоит в здешней конюшне. Я уеду на нем, а ты запрешь дверь на засов, и до самого вечера меня никто не хватится.
Хильтруда решительно покачала головой.
— А кто будет виноват? Мне не удастся свалить вину на слуг. А отвечать самой, нет уж, спасибо! Хватит с меня всех моих печалей! — однако видя, что искра надежды вот-вот готова погаснуть в глазах мальчика, Хильтруда продолжила. — Впрочем, если бы в итоге решились все мои проблемы, я бы, пожалуй, что-нибудь придумала. За свою свободу я готова на все. Но что толку в твоем бегстве, когда мы с тобой связаны до конца дней своих? Что тут можно изменить?
Ричард встал с постели, быстро подошел к подоконнику и сел рядом с девушкой.
— Я открою тебе одну тайну, — прошептал он ей на ухо. — Но сперва поклянись мне молчать, покуда я не сбегу отсюда и не окажусь в безопасности. Поверь мне, ты не пожалеешь!
— Пустые обещания! — недоверчиво вымолвила девушка, повернувшись к мальчику, но увидела в его глазах ничем не прикрытое торжество. — Брак ведь расторгнуть невозможно, если конечно ты не принц и не ходишь в дружках у Папы Римского. Им нет дела до простых людей, вроде нас с тобой. Мы с тобой еще не разделили ложе, да и случится это еще нескоро, все это так, но если ты надеешься на то, что леди Дионисия и мой отец позволят нам развестись, ты глубоко ошибаешься. Они никогда не откажутся от выгодной им обоим сделки.
— А вот и нет! — настаивал Ричард. — Не надо нам никакого Папы Римского! Поверь мне! Обещай по крайней мере молчать, а когда услышишь мои слова, ты и сама захочешь помочь мне.
— Ну хорошо, — согласилась наконец Хильтруда, скорее успокаивая мальчика, нежели и впрямь поверив, что он знает нечто такое, что может вернуть им желанную свободу. — Обещаю молчать. Так в чем же твоя тайна?
Ричард почти прижался губами к ее уху, так что выбившийся локон ее волос щекотал ему щеку, и тихо-тихо стал говорить, словно и стены в этом доме имели уши. На мгновение Хильтруда замерла, после чего разразилась звонким, счастливым смехом. Она обхватила Ричарда руками и крепко прижала к себе.
— Я сделаю для тебя все, что бы мне это ни стоило! — воскликнула она. — Ты честно заслужил это!
Как бы то ни было, за свое послушание Ричард рассчитывал на кое-какие поблажки. В продолжение обряда бракосочетания он старался сохранять вид совершенно смирившегося человека, ибо даже тень улыбки могла выдать его с головой. Напротив, — он послушно произнес все слова, которые от него требовались, и даже взял Хильтруду за руку, когда ему велели сделать это. Причем он ни разу не взглянул на нее до того, как услышал ее глухой, мягкий голос, повторявший ту же, что и он, клятву. Лишь в эту минуту он впервые усомнился в добровольности ее замужества. До сих пор эта мысль как-то не приходила ему в голову, и он бросил короткий взгляд на девушку. В конце концов, она была не так уж и стара, не так уж высока и всем своим видом не столько угрожала ему, сколько сама напоминала жертву. Более того, она была не так уж и дурна собой, если бы не выглядела такой печальной и подавленной. В сердце мальчика неожиданно появилось сочувствие к Хильтруде, которую, похоже, силой выдавали замуж за него, равно как и его силой женили на ней.
Однако в итоге он не услышал ни слова благодарности за свое послушание. Леди Дионисия лишь подозрительно поглядела на него и с мрачным видом изрекла:
— В конце концов, ты вел себя как должно, положившись на тех, кто действует во имя твоего блага. Ведите так себя и впредь, сэр! А теперь, Ричард, пожелай доброй ночи своей жене. Завтра ты познакомишься с ней поближе.
Так Ричард и поступил. Наконец его оставили в покое, одного, а комнату вновь заперли. Впрочем, к нему прислали слугу, принесшего еду с праздничного стола, который был накрыт в доме для всех остальных. В задумчивости мальчик сел на кровать, размышляя обо всем случившемся нынче ночью и о том, что его ждет завтра. О Хильтруде же он и думать забыл, едва она вышла из комнаты. Ричард был наслышан о таких браках. Если тебе всего десять лет, то тебе все равно не позволят жить вместе со своей женой, покуда не повзрослеешь. А пока ты находишься с ней под одной крышей, от тебя требуется всего-навсего быть с ней вежливым и внимательным, однако вскоре она отправится в дом своего отца до того времени, когда решат, что ты вырос достаточно для того, чтобы находиться вместе с ней и разделить с ней ложе. Теперь, когда Ричард всерьез задумался о своем положении, он понял, что положение женатого человека скорее всего не даст ему никаких привилегий, — его бабушка, как и прежде, будет помыкать им, считая его безответным ребенком, будет приказывать ему, что делать, а чего нет, бранить его, когда он ей надоест, а чего доброго, еще и бить. Короче говоря, лорду Итона надлежало самому искать способ обрести желанную свободу и вырваться из рук своей бабушки. Да и не очень-то он ей теперь нужен, ибо сыграл уже свою роль в достижении ее цели, — завладеть соседними землями. А раз так, то, почувствовав себя в безопасности, она вскоре может и отпустить исполнителя своей воли на все четыре стороны.
Ричард поплотнее завернулся в одеяло и заснул. Его сон нисколько не тревожило то обстоятельство, что за поздним ужином собравшиеся, возможно, говорят о нем и обсуждают, что делать с ним дальше. Ричард был еще слишком молод и по-детски слишком верил в хорошее, чтобы допустить тревоги в свои сновидения.
Утром Ричард обнаружил, что дверь в его комнату по-прежнему крепко заперта. Слуга, который принес мальчику завтрак, разумеется, не дал ему возможности убежать, — впрочем, Ричард и не пытался, ибо знал, что все равно далеко не уйдет и что ему по-прежнему надлежит притворяться послушным мальчиком, рассеивая все возможные подозрения. Когда леди Дионисия, сняв запоры, вошла в комнату Ричарда, то скорее по привычке, а не из притворства, он встал при ее появлении и подставил щеку для поцелуя. Бабушкин поцелуй оказался ничуть не холоднее, чем прежде, и в это мгновение в Ричарде проснулись теплые родственные чувства, в которых он никогда не отдавал себе отчета и которые так редко проявляла его бабушка. К горлу мальчика подступил комок, на глаза навернулись слезы, словно проснулось нечто долго спавшее в его душе. В конце концов, бабушка не сделала ему ничего плохого. Леди Дионисия глядела на внука сверху вниз, причем довольно ласково.
— Итак, сэр, как вы чувствуете себя сегодня утром? Намерены ли вы и дальше быть послушным мальчиком и делать все, чтобы доставить мне удовольствие? Если так, то нам обоим будет очень хорошо. Начали вы отлично, так и продолжайте. И как не стыдно было вам так долго отказываться!
Ричард опустил голову и глядел в пол.
— Да, бабушка, — смиренно вымолвил он, однако тут же спросил. — А можно мне сегодня погулять? Мне надоело сидеть тут взаперти, словно все время на дворе стоит ночь.
— Посмотрим, — ответила старая леди, однако по ее тону Ричард ясно понял, что это означает отказ, хотя в этом отказе ей не было никакой выгоды, разве что показать Ричарду свою власть над ним. — Еще не время, вы еще не заслужили, сэр. Сперва как следует уясните себе, в чем состоит ваш долг, а потом уже получите свободу. Ничего плохого тут с вами не делают, у вас все есть, так что будьте довольны, покуда не заслужили лучшего обращения.
— Но я же согласился! — воскликнул Ричард. — Я сделал все, что мне велели, и хочу, чтобы вы выполнили свои обещания! Это нечестно держать меня взаперти, нечестно и подло! Я даже не знаю, что сталось с моим пони!
— С пони все в порядке, он стоит в конюшне, — быстро ответила леди Дионисия. — За ним ухаживают так же, как за другими лошадьми. И лучше бы вам следить за своими манерами при общении со мной, сэр, а не то как бы вам не пришлось пожалеть об этом. Видимо, в вашем аббатстве учат детей дерзить старшим, но во имя вашего же блага вам следует оставить эту привычку.
— Я и не думал дерзить! — возразил Ричард, остывая. — Просто я хочу увидеть солнце, выйти на свежий воздух, а не сидеть здесь, не видя ни травы, ни деревьев. Да и скучно мне здесь, без компании…
— Будет вам и компания, — пообещала леди Дионисия, ловя внука на слове. — Я пришлю вам вашу жену, чтобы она составила вам компанию. Я хочу, чтобы вы лучше узнали друг друга, ибо завтра Хильтруда уезжает с отцом в Рокстер, а вы, Ричард, — грозно произнесла она, пристально глядя на мальчика, — поедете со мной в ваш собственный манор, дабы занять там подобающее вам место. И надеюсь, вести вы себя будете соответственно, не так, как в школе, ибо теперь вы человек женатый и состоятельный. Итон принадлежит вам, и там ваше место, и, надеюсь, вы будете говорить то же самое, если кто-нибудь надумает задавать вам вопросы. Все ли вам ясно, сэр?
Ричард все отлично понял. Ему предлагают солгать и сказать неправду брату Павлу, а быть может, и самому аббату Радульфусу, заявив им, что он по собственному желанию сбежал домой и женился без всякого принуждения на девушке, которую выбрала для него бабушка…
— Да, бабушка, — смиренно вымолвил мальчик, усмехаясь в душе и лелея в сердце свою тайну.
— Вот и хорошо! А теперь я пришлю сюда Хильтруду и посмотрю, как вы встретите ее. Вам обоим следует попривыкнуть друг к другу.
Леди Дионисия снизошла даже до того, что поцеловала внука, покидая комнату. Впрочем, ее поцелуй напоминал скорее некий толчок губами, нежели настоящий поцелуй. Она вышла, шурша своей длинной юбкой, и Ричард услышал, как она вновь заперла комнату на засов.
Из беседы с бабушкой он понял одно, что его пони находится в лейтонской конюшне и что если ему удастся добраться до своей лошадки, то он сможет сбежать хоть сегодня. Однако вскоре, как и обещала леди Дионисия, пришла Хильтруда, и вся неприязнь к ней, сколь она ни была незаслуженной, вновь вернулась к Ричарду и наполнила его детское сердце гневом.
На его взгляд Хильтруда годами своими принадлежала поколению его матери, которую мальчик едва помнил. Однако девушка вовсе не была такой уж дурнушкой, — у нее была чистая, светлая кожа и большие карие глаза, и хотя ее прямые волосы имели какой-то неопределенный, мышиный цвет, они были густыми и пышными, аккуратно заплетенными в толстую длинную косу. Выглядела девушка какой-то затравленной и совершенно несчастной. Некоторое время она стояла, прислонившись спиной к двери, и глядела на Ричарда, который, свернувшись калачиком, лежал на своей постели.
— Тебя приставили ко мне как сторожевую собаку, — неприязненно заметил Ричард.
Хильтруда прошла через комнату к окну, села на подоконник и посмотрела на мальчика тоже без особой приязни.
— Я знаю, что не нравлюсь тебе, — вымолвила она без грусти в голосе, но довольно твердо. — Да вообще-то и не за что. Но из тех же соображений ты не нравишься мне. Однако, похоже, ничего тут не поделаешь, мы теперь связаны… Но почему? Почему же ты согласился? Ведь сама-то я дала согласие выйти за тебя замуж лишь потому, что была твердо уверена: ты находишься под присмотром монахов и до брака дело никогда не дойдет. А ты как последний дурак сам попался им в руки! И теперь лишь господь бог в силах помочь нам! — Голос девушки упал и она мягко добавила: — Впрочем, тут нет твоей вины, ведь ты совсем еще ребенок. Что с тебя взять? Да мне и не за что не любить тебя, ведь я тебя совсем не знаю. Просто мне не мил такой брак еще больше, чем тебе.
Раскрыв рот и онемев от удивления, Ричард смотрел на Хильтруду широко раскрытыми глазами. Он увидел ее такой, какой она была на самом деле, — живой, решительной, готовой постоять за себя, и ни в коем случае не глупой. Ричард медленно сел на кровати и опустил ноги на пол.
— Значит, ты и не хотела выходить за меня?
— Замуж за ребенка? — спросила девушка, не жалея его самолюбия. — Да никогда!
— Так зачем же ты согласилась? — Ричард был слишком возмущен слабоволием Хильтруды, чтобы обижаться на ее замечание по поводу его малолетства. — Если бы ты отказалась и твердо стояла на своем, мы оба были бы спасены.
— Я согласилась потому, что мой отец не терпит, когда ему перечат. Он сказал мне, что для других женихов я уже слишком стара и что если я не выйду за тебя, то он отправит меня в монастырь и я до конца дней своих останусь старой девой. А этого я боюсь больше всего на свете. Я рассчитывала на то, что аббат глаз с тебя не спускает и ничего у них не получится. А теперь мы сидим тут вдвоем и не знаем, что нам делать.
Ричард дивился тому, как изменилась эта девушка прямо у него на глазах, став энергичной, живой, такой же, как он сам.
— А чего бы ты хотела? — почти заискивающе спросил он Хильтруду. — Если бы ты могла выбирать, что бы ты предпочла?
— Я предпочла бы выйти замуж за юношу, которого зовут Эврард, он ведет учет в маноре моего отца и служит управляющим в Рокстере. Я тоже нравлюсь ему, приятно это тебе или нет. Но Эврард младший сын в семье и у него нет своей земли, а к безземельным женихам мой отец совершенно равнодушен. Правда, у Эврарда есть богатый дядя, который любит его и, не имея своих детей, вполне может завещать свой манор Эврарду, однако это не устраивает моего отца. Он желает получить землю немедленно, а не когда-нибудь потом. — Хильтруда на минуту смолкла. — И зачем я тебе все это рассказываю? Тебе этого не понять. Да и ничем ты тут не поможешь.
Ричард подумал о том, что если Хильтруда сделает кое-что для него, то ему, в свою очередь, есть, чем отплатить ей.
— Где сейчас моя бабушка и твой отец? — спросил он. — Бабушка сказала, что завтра ты собираешься обратно в Рокстер. Что они задумали? Ищут ли меня монахи?
— А ты что, не знаешь? Тебя ищет не только аббат, но и шериф со всеми своими людьми. Они обыскали Итон и Рокстер, прочесали Эйтонский лес, заглядывали под каждый кустик. Мой отец опасается, что уже сегодня они доберутся до Лейтона, но леди Дионисия успокаивает его. Они подумывали перевезти тебя ночью в Итон, поскольку обыск там уже был, но твоя бабушка уверена, что у людей шерифа работы еще на несколько дней, прежде чем они доберутся до Лейтона. Она говорит, мол, даже если они доберутся сюда, то за дорогой следят ее люди и, стало быть, они всегда успеют переправить тебя за реку и под охраной отвезти в Билдвас. Она считает, что чем дальше ты будешь от Шрусбери, тем лучше.
— А где сейчас моя бабушка? — спросил Ричард.
— Поехала проверить, как идут дела в Итоне. Отшельник еще ночью отправился обратно в свой скит. Наверное, чтобы никто не заподозрил, что он отлучался оттуда.
— А твой отец?
— В доме его нет, но он недалеко отсюда. Объезжает окрестные деревни. С ним поехал его приказчик. Наверное, они хотят собрать неуплаченные подати. — Хильтруду мало интересовали поездки ее отца, но ей стало любопытно, что такого мог придумать этот ребенок. Голос ее окреп, в нем появилась надежда, потухшие было глаза заблестели. — Зачем тебе это знать? что это тебе дает? Или мне?
— Вообще-то я могу кое-что сделать для тебя, нечто очень хорошее, если ты за это сделаешь кое-что для меня, — вымолвил Ричард, улыбаясь. — Раз уж их обоих здесь нет, помоги мне убежать, пока они не вернулись. Бабушка проговорилась, что мой пони стоит в здешней конюшне. Я уеду на нем, а ты запрешь дверь на засов, и до самого вечера меня никто не хватится.
Хильтруда решительно покачала головой.
— А кто будет виноват? Мне не удастся свалить вину на слуг. А отвечать самой, нет уж, спасибо! Хватит с меня всех моих печалей! — однако видя, что искра надежды вот-вот готова погаснуть в глазах мальчика, Хильтруда продолжила. — Впрочем, если бы в итоге решились все мои проблемы, я бы, пожалуй, что-нибудь придумала. За свою свободу я готова на все. Но что толку в твоем бегстве, когда мы с тобой связаны до конца дней своих? Что тут можно изменить?
Ричард встал с постели, быстро подошел к подоконнику и сел рядом с девушкой.
— Я открою тебе одну тайну, — прошептал он ей на ухо. — Но сперва поклянись мне молчать, покуда я не сбегу отсюда и не окажусь в безопасности. Поверь мне, ты не пожалеешь!
— Пустые обещания! — недоверчиво вымолвила девушка, повернувшись к мальчику, но увидела в его глазах ничем не прикрытое торжество. — Брак ведь расторгнуть невозможно, если конечно ты не принц и не ходишь в дружках у Папы Римского. Им нет дела до простых людей, вроде нас с тобой. Мы с тобой еще не разделили ложе, да и случится это еще нескоро, все это так, но если ты надеешься на то, что леди Дионисия и мой отец позволят нам развестись, ты глубоко ошибаешься. Они никогда не откажутся от выгодной им обоим сделки.
— А вот и нет! — настаивал Ричард. — Не надо нам никакого Папы Римского! Поверь мне! Обещай по крайней мере молчать, а когда услышишь мои слова, ты и сама захочешь помочь мне.
— Ну хорошо, — согласилась наконец Хильтруда, скорее успокаивая мальчика, нежели и впрямь поверив, что он знает нечто такое, что может вернуть им желанную свободу. — Обещаю молчать. Так в чем же твоя тайна?
Ричард почти прижался губами к ее уху, так что выбившийся локон ее волос щекотал ему щеку, и тихо-тихо стал говорить, словно и стены в этом доме имели уши. На мгновение Хильтруда замерла, после чего разразилась звонким, счастливым смехом. Она обхватила Ричарда руками и крепко прижала к себе.
— Я сделаю для тебя все, что бы мне это ни стоило! — воскликнула она. — Ты честно заслужил это!
Глава одиннадцатая
Поверив Ричарду, Хильтруда принялась размышлять над планом побега. Она прекрасно знала этот дом и всех слуг, и поскольку ее послушание ни у кого не вызывало сомнений, ее пускали повсюду и она могла распоряжаться грумами и служанками по своему усмотрению.
— Лучше всего будет дождаться часа, когда тебе принесут обед, а потом унесут посуду. Тогда у тебя в запасе будет больше времени и хватятся тебя очень нескоро. Позади дома у конюшни есть ворота на выгон. Я могу приказать Джехану вывести твоего пони попастись на травке, а то лошадка давно уже застоялась. За конюшней у ворот есть кусты, я спрячу там седло и упряжь. А когда все будут заняты делами по дому, я выпущу тебя с черного хода.
— Но ведь твой отец к тому времени уже вернется, — засомневался Ричард.
— После обеда он обычно спит. Если он и захочет на тебя взглянуть, чтобы убедиться в том, что птичка по-прежнему в клетке, так это случится наверняка еще до того, как он сядет за стол. Да и для меня так будет лучше. Кто заподозрит меня в пособничестве, если все будут знать, что я, как мне и приказали, провела утро с тобой? Вот будет забавно, когда тебе принесут ужин, а птичка-то уже улетела! Даром что окно и дверь заперты! — вымолвила Хильтруда, воодушевленная своим хитрым планом.
— Наверное, начнется такая ругань! — сказал Ричард. — Ведь кто-то же открыл мне дверь.
— А я стану все отрицать. И на кого бы из слуг ни упало подозрение, я буду утверждать, что тот постоянно находился у меня на глазах и после обеда не приближался к твоей комнате. В крайнем случае, — решительно сказала Хильтруда, — я скажу, что, наверное, сама забыла запереть дверь, когда уходила от тебя. Ну что отец со мной сделает? Ведь куда бы ты ни сбежал, он будет уверен, что поймал тебя в ловушку, женив на мне. А еще лучше, если именно я принесу тебе обед и унесу тарелки! Тогда никто из слуг не будет виноват. Это будет выглядеть вполне правдоподобно, ведь жене нужно привыкать прислуживать своему мужу.
— А ты не боишься отца? — спросил удивленный Ричард, с уважением и восхищением глядя на девушку и не очень охотно соглашаясь подвергнуть ее такому риску.
— Боюсь, конечно… То есть, боялась! Но теперь, что бы ни случилось, стоит потерпеть! Мне пора уходить, Ричард. Сейчас в конюшне как раз никого нет. Доверься мне и жди. И не падай духом! А уж я сделаю все, как надо!
Когда девушка уже выходила из комнаты, Ричард, все еще размышлявший над ее ободряющими словами и дивившийся произошедшей в ней перемене, словно и не была она столь печальна и подавлена нынче ночью, подавая ему свою ледяную руку, сказал ей с чувством:
— Знаешь, Хильтруда, мне кажется, что моя женитьба на тебе, пожалуй, не самое страшное, что могло со мной случиться. — И поспешно добавил: — Но этого и не случилось!
Хильтруда сделала все, что обещала. Она принесла Ричарду обед и посидела с ним, ведя ничего не значащую беседу. Такой разговор она могла бы вести с каким-нибудь незнакомцем, который, хоть и неохотно, но принимает ее общество. Проголодавшийся Ричард обращал больше внимания на еду, чем на слова, и ему почти не приходилось притворяться. Если бы кто-нибудь их и подслушивал, он не заметил бы ничего подозрительного. Хильтруда отнесла посуду на кухню и вскоре вновь пришла в комнату Ричарда, предварительно убедившись в том, что все слуги заняты в доме по хозяйству. Из коридора, что вел в кухню, деревянная лесенка, ведущая в крипту, была не видна, так что Ричард с Хильтрудой без особой опаски спустились вниз и выскользнули из дома через черный ход, недалеко от того места, где ночью прятался Гиацинт. Затем под прикрытием конюшни последовал короткий, но стремительный бросок через двор к воротам в частоколе. В кустах мальчик обнаружил принесенные Хильтрудой седло, уздечку и прочую упряжь. Пони радостно подбежал к своему молодому хозяину. У тыльной стены конюшни Ричард поспешно оседлал свою лошадку, вывел ее в поводу через выгон и далее к реке, где можно было скрыться в прибрежной полосе деревьев. Лишь после этого мальчик застегнул подпругу и сел в седло. Теперь, если все пойдет как задумано, его хватятся лишь к вечеру.
Хильтруда поднялась из крипты наверх и с невинным видом принялась за домашние дела. Она старалась держаться все время на виду у челяди и вела себя, как подобает хозяйке манора. Дверь в комнату Ричарда она заперла, поскольку даже если дверь забыли запереть по недосмотру и пленник воспользовался этим обстоятельством, то было совершенно ясно, что и у десятилетнего мальчишки хватит ума запереть ее за собой, дабы никто ничего не заметил. Когда пропажу обнаружат, у Хильтруды будет возможность отпираться до последнего, мол, не помнит, заперла ли она комнату. В крайнем случае, признает, что, быть может, и забыла. А тем временем, если все пойдет удачно, Ричард вернется в аббатство и придумает какое-нибудь объяснение тому, почему он без спросу уехал из монастыря, дабы его не считали злостным прогульщиком, который сам накликал столько бед на свою голову. Но это уже забота Ричарда. Свое дело Хильтруда сделала.
К несчастью, вышло так, что около полудня грум, который выводил на выгон пони Ричарда, обнаружил, что один из коней прихрамывает, и повел его прогулять на выгоне. Он не поверил своим глазам — пони исчез! Первая пришедшая ему в голову мысль была о воровстве. Он уже собрался было кричать во весь голос о краже на выгоне, но потом решил вернуться в конюшню и проверить, на месте ли седло и упряжь пропавшего пони, что могло бы придать делу несколько иной оборот. Да и зачем красть наименее ценного из гулявших на выгоне коней? Зачем рисковать и красть среди бела дня, когда воровать ночью куда безопаснее?
Пораскинув мозгами, грум кинулся в дом, крича во весь голос, мол, пропал пони жениха, причем с седлом и всей упряжью и не худо бы хозяину проверить, по-прежнему ли молодой лорд находится под замком у себя в комнате. Не желая верить в случившееся, Фулке Эстли бросился в комнату Ричарда. Он обнаружил, что дверь заперта, как и положено, однако комната была пуста. Фулке испустил гневный вопль, заставивший Хильтруду поднять голову, склоненную над пяльцами с вышиванием, однако она с невозмутимым видом продолжала свою работу, покуда отцовский гнев не достиг комнаты, где она сидела.
— Кто это сделал?! Кто заходил туда? Какой дурак, болваны вы этакие, оставил дверь незапертой? Или кто-то выпустил его умышленно? Я найду этого предателя, кем бы он ни был! Отвечайте! Кто относил обед этому сопляку?
Слуги, стараясь держаться подальше от разгневанного хозяина, в один голос утверждали, что знать ничего не знают. Служанки мялись, поглядывая друг на друга, однако не торопились выдавать свою хозяйку. Собравшись с духом, который в последнее время значительно укрепился, Хильтруда отложила в сторону пяльцы и твердо сказала, как бы и не собираясь защищаться:
— Отец, вы же знаете, что за обедом ему прислуживала я. Вы же видели, как я выносила посуду. Разумеется, я заперла за собой дверь, насколько я помню… С тех пор никто в эту комнату не заглядывал, сэр. Да и никого туда не посылали. Во всяком случае, я не посылала.
— Вы уверены, мадам? — прорычал Фулке. — Или вы заявите мне, что мальчишка никуда не сбежал и сидит сейчас там, где ему положено? Если вы заходили туда последней, то именно вы и виноваты в том, что он удрал. Должно быть, вы забыли запереть дверь! Иначе как бы он вышел? Как можно быть такой глупой?
— Нет, дверь я запирала, — возразила Хильтруда, но на этот раз уже менее уверенно. — Ну а если забыла, — вымолвила она почти сдаваясь, — хотя я точно помню, что запирала дверь, то не все ли теперь равно? Он ничего не может изменить, да и никто другой тоже. Я не вижу причин так волноваться.
— Она, видите ли, не видит причин волноваться! — возмутился Фулке. — Да вы, милочка, не видите дальше собственного носа! Ведь мальчишка побежит прямехонько к своему аббату. Интересную же историю он ему расскажет!
— Рано или поздно Ричард все равно вернулся бы в аббатство, — смиренно заметила Хильтруда. — Нельзя же его вечно держать взаперти.
— Да, все так, он вернулся бы, но не сейчас, когда он еще не поставил свою подпись на брачном договоре. И мы не согласовали еще нашу версию случившегося, не заставили его придерживаться ее, не убедились в том, что он окончательно смирился. Еще пару дней и все было бы в порядке, как положено. Нет, я не дам ему уйти просто так! — мстительно вымолвил Фулке и решительно повернулся к перепуганным грумам. — Живо седлайте моего коня! Я еду в погоню! Наверняка он поехал в аббатство через Итон. Я его за уши назад притащу!
Стоял ясный день, и Ричард не решился открыто ехать по дороге, даже по окраине деревни. Конечно, по дороге он мог бы ехать быстрее, однако слишком велик был риск повстречаться с кем-нибудь из лейтонских крестьян, которые вполне могли схватить его и притащить обратно к Фулке Эстли, дабы выслужиться перед ним. Помимо этого, дорога проходила через Итон. Ричард решил держаться лесной полосы, что шла к западу вверх по реке и тянулась около полумили, постепенно истончаясь и переходя в ряды одиночных дубов, что стояли у самой воды. Далее, ближе к Северну, лежали изумрудно-зеленые луга, совершенно голые, без единого деревца. Здесь Ричарду пришлось держаться подальше от реки и ехать вдоль края лейтонских полей, где росли редкие кусты, дававшие беглецу хоть какое-то прикрытие. Еще выше по реке, куда и нужно было ехать Ричарду, в излучине Северна раскинулись заливные луга с отдельно стоящими деревьями на небольших повышениях почвы. По счастью, на северном берегу реки находился южный край Эйтонского леса, дававший Ричарду прикрытие на протяжении почти половины дороги до Рокстера. Это означало, что путь выйдет более длинным, однако тут можно было не опасаться погони и не рисковать быть узнанным и схваченным. Как бы то ни было, в Рокстере Ричарду появляться не следовало. Ему оставался единственный путь — перейти Северн вброд неподалеку от деревни, но вне видимости из манора, после чего выехать на дорогу, идущую по южному берегу, и по ней прямым ходом до города.
— Лучше всего будет дождаться часа, когда тебе принесут обед, а потом унесут посуду. Тогда у тебя в запасе будет больше времени и хватятся тебя очень нескоро. Позади дома у конюшни есть ворота на выгон. Я могу приказать Джехану вывести твоего пони попастись на травке, а то лошадка давно уже застоялась. За конюшней у ворот есть кусты, я спрячу там седло и упряжь. А когда все будут заняты делами по дому, я выпущу тебя с черного хода.
— Но ведь твой отец к тому времени уже вернется, — засомневался Ричард.
— После обеда он обычно спит. Если он и захочет на тебя взглянуть, чтобы убедиться в том, что птичка по-прежнему в клетке, так это случится наверняка еще до того, как он сядет за стол. Да и для меня так будет лучше. Кто заподозрит меня в пособничестве, если все будут знать, что я, как мне и приказали, провела утро с тобой? Вот будет забавно, когда тебе принесут ужин, а птичка-то уже улетела! Даром что окно и дверь заперты! — вымолвила Хильтруда, воодушевленная своим хитрым планом.
— Наверное, начнется такая ругань! — сказал Ричард. — Ведь кто-то же открыл мне дверь.
— А я стану все отрицать. И на кого бы из слуг ни упало подозрение, я буду утверждать, что тот постоянно находился у меня на глазах и после обеда не приближался к твоей комнате. В крайнем случае, — решительно сказала Хильтруда, — я скажу, что, наверное, сама забыла запереть дверь, когда уходила от тебя. Ну что отец со мной сделает? Ведь куда бы ты ни сбежал, он будет уверен, что поймал тебя в ловушку, женив на мне. А еще лучше, если именно я принесу тебе обед и унесу тарелки! Тогда никто из слуг не будет виноват. Это будет выглядеть вполне правдоподобно, ведь жене нужно привыкать прислуживать своему мужу.
— А ты не боишься отца? — спросил удивленный Ричард, с уважением и восхищением глядя на девушку и не очень охотно соглашаясь подвергнуть ее такому риску.
— Боюсь, конечно… То есть, боялась! Но теперь, что бы ни случилось, стоит потерпеть! Мне пора уходить, Ричард. Сейчас в конюшне как раз никого нет. Доверься мне и жди. И не падай духом! А уж я сделаю все, как надо!
Когда девушка уже выходила из комнаты, Ричард, все еще размышлявший над ее ободряющими словами и дивившийся произошедшей в ней перемене, словно и не была она столь печальна и подавлена нынче ночью, подавая ему свою ледяную руку, сказал ей с чувством:
— Знаешь, Хильтруда, мне кажется, что моя женитьба на тебе, пожалуй, не самое страшное, что могло со мной случиться. — И поспешно добавил: — Но этого и не случилось!
Хильтруда сделала все, что обещала. Она принесла Ричарду обед и посидела с ним, ведя ничего не значащую беседу. Такой разговор она могла бы вести с каким-нибудь незнакомцем, который, хоть и неохотно, но принимает ее общество. Проголодавшийся Ричард обращал больше внимания на еду, чем на слова, и ему почти не приходилось притворяться. Если бы кто-нибудь их и подслушивал, он не заметил бы ничего подозрительного. Хильтруда отнесла посуду на кухню и вскоре вновь пришла в комнату Ричарда, предварительно убедившись в том, что все слуги заняты в доме по хозяйству. Из коридора, что вел в кухню, деревянная лесенка, ведущая в крипту, была не видна, так что Ричард с Хильтрудой без особой опаски спустились вниз и выскользнули из дома через черный ход, недалеко от того места, где ночью прятался Гиацинт. Затем под прикрытием конюшни последовал короткий, но стремительный бросок через двор к воротам в частоколе. В кустах мальчик обнаружил принесенные Хильтрудой седло, уздечку и прочую упряжь. Пони радостно подбежал к своему молодому хозяину. У тыльной стены конюшни Ричард поспешно оседлал свою лошадку, вывел ее в поводу через выгон и далее к реке, где можно было скрыться в прибрежной полосе деревьев. Лишь после этого мальчик застегнул подпругу и сел в седло. Теперь, если все пойдет как задумано, его хватятся лишь к вечеру.
Хильтруда поднялась из крипты наверх и с невинным видом принялась за домашние дела. Она старалась держаться все время на виду у челяди и вела себя, как подобает хозяйке манора. Дверь в комнату Ричарда она заперла, поскольку даже если дверь забыли запереть по недосмотру и пленник воспользовался этим обстоятельством, то было совершенно ясно, что и у десятилетнего мальчишки хватит ума запереть ее за собой, дабы никто ничего не заметил. Когда пропажу обнаружат, у Хильтруды будет возможность отпираться до последнего, мол, не помнит, заперла ли она комнату. В крайнем случае, признает, что, быть может, и забыла. А тем временем, если все пойдет удачно, Ричард вернется в аббатство и придумает какое-нибудь объяснение тому, почему он без спросу уехал из монастыря, дабы его не считали злостным прогульщиком, который сам накликал столько бед на свою голову. Но это уже забота Ричарда. Свое дело Хильтруда сделала.
К несчастью, вышло так, что около полудня грум, который выводил на выгон пони Ричарда, обнаружил, что один из коней прихрамывает, и повел его прогулять на выгоне. Он не поверил своим глазам — пони исчез! Первая пришедшая ему в голову мысль была о воровстве. Он уже собрался было кричать во весь голос о краже на выгоне, но потом решил вернуться в конюшню и проверить, на месте ли седло и упряжь пропавшего пони, что могло бы придать делу несколько иной оборот. Да и зачем красть наименее ценного из гулявших на выгоне коней? Зачем рисковать и красть среди бела дня, когда воровать ночью куда безопаснее?
Пораскинув мозгами, грум кинулся в дом, крича во весь голос, мол, пропал пони жениха, причем с седлом и всей упряжью и не худо бы хозяину проверить, по-прежнему ли молодой лорд находится под замком у себя в комнате. Не желая верить в случившееся, Фулке Эстли бросился в комнату Ричарда. Он обнаружил, что дверь заперта, как и положено, однако комната была пуста. Фулке испустил гневный вопль, заставивший Хильтруду поднять голову, склоненную над пяльцами с вышиванием, однако она с невозмутимым видом продолжала свою работу, покуда отцовский гнев не достиг комнаты, где она сидела.
— Кто это сделал?! Кто заходил туда? Какой дурак, болваны вы этакие, оставил дверь незапертой? Или кто-то выпустил его умышленно? Я найду этого предателя, кем бы он ни был! Отвечайте! Кто относил обед этому сопляку?
Слуги, стараясь держаться подальше от разгневанного хозяина, в один голос утверждали, что знать ничего не знают. Служанки мялись, поглядывая друг на друга, однако не торопились выдавать свою хозяйку. Собравшись с духом, который в последнее время значительно укрепился, Хильтруда отложила в сторону пяльцы и твердо сказала, как бы и не собираясь защищаться:
— Отец, вы же знаете, что за обедом ему прислуживала я. Вы же видели, как я выносила посуду. Разумеется, я заперла за собой дверь, насколько я помню… С тех пор никто в эту комнату не заглядывал, сэр. Да и никого туда не посылали. Во всяком случае, я не посылала.
— Вы уверены, мадам? — прорычал Фулке. — Или вы заявите мне, что мальчишка никуда не сбежал и сидит сейчас там, где ему положено? Если вы заходили туда последней, то именно вы и виноваты в том, что он удрал. Должно быть, вы забыли запереть дверь! Иначе как бы он вышел? Как можно быть такой глупой?
— Нет, дверь я запирала, — возразила Хильтруда, но на этот раз уже менее уверенно. — Ну а если забыла, — вымолвила она почти сдаваясь, — хотя я точно помню, что запирала дверь, то не все ли теперь равно? Он ничего не может изменить, да и никто другой тоже. Я не вижу причин так волноваться.
— Она, видите ли, не видит причин волноваться! — возмутился Фулке. — Да вы, милочка, не видите дальше собственного носа! Ведь мальчишка побежит прямехонько к своему аббату. Интересную же историю он ему расскажет!
— Рано или поздно Ричард все равно вернулся бы в аббатство, — смиренно заметила Хильтруда. — Нельзя же его вечно держать взаперти.
— Да, все так, он вернулся бы, но не сейчас, когда он еще не поставил свою подпись на брачном договоре. И мы не согласовали еще нашу версию случившегося, не заставили его придерживаться ее, не убедились в том, что он окончательно смирился. Еще пару дней и все было бы в порядке, как положено. Нет, я не дам ему уйти просто так! — мстительно вымолвил Фулке и решительно повернулся к перепуганным грумам. — Живо седлайте моего коня! Я еду в погоню! Наверняка он поехал в аббатство через Итон. Я его за уши назад притащу!
Стоял ясный день, и Ричард не решился открыто ехать по дороге, даже по окраине деревни. Конечно, по дороге он мог бы ехать быстрее, однако слишком велик был риск повстречаться с кем-нибудь из лейтонских крестьян, которые вполне могли схватить его и притащить обратно к Фулке Эстли, дабы выслужиться перед ним. Помимо этого, дорога проходила через Итон. Ричард решил держаться лесной полосы, что шла к западу вверх по реке и тянулась около полумили, постепенно истончаясь и переходя в ряды одиночных дубов, что стояли у самой воды. Далее, ближе к Северну, лежали изумрудно-зеленые луга, совершенно голые, без единого деревца. Здесь Ричарду пришлось держаться подальше от реки и ехать вдоль края лейтонских полей, где росли редкие кусты, дававшие беглецу хоть какое-то прикрытие. Еще выше по реке, куда и нужно было ехать Ричарду, в излучине Северна раскинулись заливные луга с отдельно стоящими деревьями на небольших повышениях почвы. По счастью, на северном берегу реки находился южный край Эйтонского леса, дававший Ричарду прикрытие на протяжении почти половины дороги до Рокстера. Это означало, что путь выйдет более длинным, однако тут можно было не опасаться погони и не рисковать быть узнанным и схваченным. Как бы то ни было, в Рокстере Ричарду появляться не следовало. Ему оставался единственный путь — перейти Северн вброд неподалеку от деревни, но вне видимости из манора, после чего выехать на дорогу, идущую по южному берегу, и по ней прямым ходом до города.