Платов Леонид. МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ №13 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

   Волнение Олега все усиливалось. Что все это значит? Не забота же о внешнем виде заключенного. Все настойчивее становились мысли, от которых радостно хмелела голова. Как ни отмахивался от них Олег, они возвращались снова и снова, скоро вытеснили все остальные. Освободят. А если освободят, то куда отправят? «Святой Себастьян» давно ушел из Форт-Торраго…
   Олег оделся. Чистая сыроватая майка приятно освежила вымытое тело. Одеваясь, Олег приметил на припечке коробку спичек. Сунул ее в карман. Пригодятся. Хотел было прихватить и валяющийся у ножки стола железный кружок, но не успел.
   Вошел конвоир. Увидев заключенного одетым, он достал из кармана свитый в кольцо ремешок и вручил ему.
   Олег застыл с ремешком. Руки его дрожали. Перед глазами появилась мутная пелена. Как ни молод он был, но знал: первое, что вручают освобождаемому из-под ареста, — ремень. Значит, свобода?..
   На этот раз конвоир еле поспевал за Олегом. И молчал. Ни разу не обругал его, даже не прикрикнул, и от этого Олег чувствовал себя почти свободным.
   Знакомое помещение с дощатым барьером выглядело чище, светлее. Или так кажется? От радости! И, словно отвечая на его сомнения, дежурный офицер, увидев Олега, встал. Вскинув два пальцы к берету, он щелкнул каблуками и пригласил его пройти в соседнюю комнату.
   С трудом сдерживая участившееся дыхание, Олег толкнул дверь. За знакомым письменным столом сидел рослый седой мужчина.
   — Рад вас видеть! — Он стремительно пошел навстречу Олегу с протянутыми руками, крепко обнял его. — Очень рад! Родина оценит вашу стойкость и преданность. — И, вспомнив, представился: — Советник посольства в Танзании Евгений Николаевич Серебряков. Садись, дружок, садись. — Он усадил Олега и откинулся на спинку кресла, всматриваясь в него сияющими глазами. — Добился своего. Молодец! Просто молодец!
   Такой радости Олег в жизни не помнил. Она захватила его до темноты в глазах, оттеснила все пережитое. Советник посольства! Свобода! Прощай, трижды проклятый Форт-Торраго с его тюрьмой, пеклом и наручниками! Прощай, чужбина! Какими мелкими казались сейчас недавние тревоги за ответ, что придется держать на родине за совершенное на «Воскресенске», а затем и на «Святом Себастьяне»!..
   — Я веду переговоры о твоем освобождении, — сказал Серебряков. — К счастью, ты держался так, что никаких поводов для дальнейшего задержания у местных властей нет. Ни словом, ни намеком ты не выдал себя. Это тебя и выручило.
   Услышанное не сразу дошло до затуманенного радостью сознания. Широкая мальчишеская улыбка застыла на лице Олега, окаменела. Значит, еще не свобода? Пока только переговоры об освобождении. А он-то мысленно был уже далеко от Форт-Торраго. Трудно было даже представить себе возвращение в ненавистный каменный ящик…
   — Мне нужно, чтобы ты и в дальнейшем вел себя так же стойко и достойно, — продолжал Серебряков. — Ни в коем случае не называй им, — он кивнул в сторону закрытой двери, — своих друзей на «Святом Себастьяне».
   — Есть не называть! — бездумно пробормотал все еще не опомнившийся Олег.
   — Надеюсь, что и в тюрьме ты сумел завести друзей, — сказал Серебряков. — Надо им помочь. Я предложу обменять их на португальских солдат, сдавшихся повстанцам. Кого ты считаешь нужным обменять из тех, что сидят здесь?
   Олег поднял голову. Сейчас он походил на трудно просыпающегося человека.
   — Друзей, — повторил он. Замутившая сознание радость развеялась. Появилось тягостное ощущение, будто он впервые видит эту комнату с голыми стенами — неприятную, враждебную. — Вы получили мое письмо?
   — Нет.
   — Не получили? — глухо повторил Олег.
   — Нас известили о том, что в министерство пришло твое письмо, — сказал Серебряков, — но не переслали его нам.
   Комната сразу потемнела. Радостное волнение перешло в глухую злость. Советник посольства! Гад!
   — Нам предложили принять срочные меры, чтобы вытянуть тебя из этой ямы, — добавил для большей убедительности Серебряков, заметив, как изменилось лицо Олега. — И мы сделаем это. Указание министерства будет выполнено.
   — И в какую же другую яму вы меня сунете? — Глаза Олега сузились, смотрели из-под падающей на глаза челки враждебно.
   — Что с тобой? — опешил Серебряков.
   — Давайте говорить начистоту. — Олег не отводил горячего взгляда от лица провокатора. — Кто вас интересует: Олег Рубцов или его друзья? Молчите? Так вот, запомните: нет у меня в тюрьме друзей. Ясно?
   — Как вы разговариваете с человеком, прибывшим по поручению министерства? — опомнился Серебряков.
   — Хватит! — оборвал его Олег. — Вы такой же советский дипломат, как я африканец.
   — Ты с ума сошел? — воскликнул Серебряков. — Откуда такая подозрительность? Я могу показать служебное удостоверение.
   — Липа!
   — Я…
   — Будем говорить начистоту, — перебил его Олег, — или я опять заведу свою волынку про консула.
   — Вот это лучше! — подхватил Серебряков, пропустив мимо ушей вторую половину фразы, о консуле. Он был явно озадачен, никак не мог понять, каким образом этот зеленый мальчуган с такой уверенностью, чуть ли не с первых фраз, понял его. Возможно, в письме был какой-то пароль?
   — С советником посольства кончено, — отрывисто сказал Олег. — Кто вы и почему оказались здесь?
   — Требовать у меня ты ничего не можешь… — начал было Серебряков.
   — Я не требую, — перебил его Олег, — прошу.
   Но в голосе его, внешности не было и тени просьбы.
   Серебряков прошелся по комнате. Мальчишка каким-то непостижимым образом раскрыл его. Сидит ссутулившийся, не спуская с него сощуренных злых глаз. Продолжать выдавать себя за советского дипломата бессмысленно. А если круто сменить фронт, ошарашить его откровенностью?
   — Хочешь знать, кто я такой?
   — Да.
   — Русский человек, попавший много лет назад в такую же беду, как и ты сейчас.
   — И чего вы хотите?
   — Выручить тебя.
   — Как выручить?
   — Дать тебе свободу.
   — И куда потом меня… свободного?
   — Можно устроить тебя на службу здесь.
   — Полицейским?.. — Олег сдержался, не закончил фразу.
   — Об этом надо подумать, — ответил Серебряков, будто не замечая многозначительной заминки собеседника. — Приятной работенки здесь не найдешь. Зато свобода. Из поселка легче унести ноги, чем из этих стен.
   — Унести ноги, — повторил Олег. — Куда?
   — Возможно, удастся помочь тебе бежать к черным.
   — Бежать к черным!..
   Очень хотелось Олегу высказать упитанному негодяю с сияющими глазами все, что он думал о нем, но осторожность взяла верх. Стоит ли спешить? Допустим, обругает он провокатора. Что от этого изменится? Совесть, что ли, появится у этого типа? Пускай лучше он доложит начальству, что миссия его не совсем неудачна. Возможно, это как-то повернется в пользу заключенного. Ведь поверили они в существование мнимого письма, якобы посланного Олегом в Министерство иностранных дел. «Вот тебе, парень, и выход!» — с горечью подумал Олег. Пойти в наемники, стать рядом с сержантом. Надевать на руки холодные наручники. Водить закованных людей. Обыскивать их и думать о побеге… Добрые намерения земляка! Хватит. Побыл Олег Рубцов португальским матросом. До сих пор ног не вытащить.
   — Что ж ты молчишь? — поторопил его Серебряков. — Выход только один. Ничего другого я придумать не могу.
   — Не так-то просто, — угрюмо протянул Олег, избегая встречаться с его взглядом, — решиться на такое.
   — Думай. — Серебряков помолчал. Возможно, ему припомнилось, что и сам он колебался, прежде чем порвал со всем, что было привычно и дорого с детства. — Думай, но не затягивай.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

   — Так вот, дорогуша! — Серебряков встретил Олега так, словно и не было у них недавнего резкого разговора. — Завтра я уезжаю. Дела! Перед отъездом придется мне доложить местному начальству, о чем мы с тобой порешили. Что ж ты молчишь? — спросил он и, не дождавшись ответа, закончил: — Выбор у тебя небольшой — свобода в Форт-Торраго или тюрьма. Тут же.
   — Не могу я сразу… — с трудом выжал из себя Олег.
   — Опять «сразу»! — воскликнул Серебряков. — У тебя были сутки на раздумье.
   — А что я видел за эти сутки? — отбивался Олег. — Каменный ящик, решетку да конвоиров!
   — Итак, ты отказываешься. — Серебряков смотрел сочувственно. — Предпочитаешь ответить за шпионаж в военной зоне?
   — Какой шпионаж? — вспыхнул Олег. — Нечего меня путать!
   — Пойми, дурья голова! — с подкупающей отеческой грубоватостью произнес Серебряков. — Обстоятельства сложились так, что ты оказался в укрытой от чужих глаз военной тюрьме. Тебе известно, кого привезли сюда на «Святом Себастьяне». Ты знаешь режим тюрьмы и многое другое. Кладбище видел! Допустим на минуту, что тебя отпустили. Вернулся ты в Россию. Там ты наверняка выложишь все, что видел здесь, знаешь. Ваши газеты поднимут трезвон на весь мир, что колонизаторы уничтожают африканских лидеров. Да еще добавят, сгустят краски. Зашумят негры в ООН. Как же тебя отпустить?
   — Не знаю.
   — Вот и я тоже не знаю, — ответил в тон Олегу Серебряков. — А если ты наденешь форму с аксельбантами, то перестанешь быть опасным для португальцев, даже если спустя три месяца уволишься или просто удерешь от них к черным.
   — Не могу сейчас ответить, — упорно повторил Олег. — Не могу.
   — Утром я уезжаю. — Серебряков встал. — Последнее, что я постараюсь сделать для тебя: попрошу коменданта дать тебе время подумать.
   — А если я откажусь? — спросил Олег. — Откажусь и потребую, чтобы меня отправили на родину или хотя бы выпустили из Мозамбика? Что тогда?
   — Плохо.
   — Меня будут судить?
   — Не думаю.
   — Тогда чем же плохо?
   — Не знаю. Одно могу сказать: отсюда ты не выйдешь.
   — Не станут же держать меня в тюрьме без конца? — спросил Олег.
   — Ничто не тянется бесконечно, — пожал плечами Серебряков. — Климат здесь плохой. Заключенные болеют. Случаются между ними и драки. Пока подоспеет охрана…
   — Понял.
   — Прощай, Олег! — Серебряков вздохнул. — Будь благоразумен. В твои годы надо беречь жизнь, здоровье, свободу. Все остальное со временем уладится, затрется в памяти.
   «Уладится! — сердито думал Олег. — У тебя, может, и уладилось. Но для меня твоя жизнь — могила заживо».
   В камере он как сумел передал Педро свой разговор с Серебряковым. Хотелось знать, что скажет единомышленник.
   Педро выслушал его внимательно и ответил, не задумываясь:
   — Не верь ему. Хороший человек сюда не придет. Не пустят сюда хорошего человека. Это… бр-родяга! — Он подумал и добавил: — Тебе помогут бежать к черным. Это хорошо. А если тебя поймают вместе с черными? Тогда ты отсюда не выйдешь.
   «А их журналисты поднимут трезвон на весь мир, — добавил мысленно Олег: — «Русские коммунисты командуют повстанцами в Мозамбике», или что-либо в этом духе».
   Ему вспомнились самодовольные физиономии черных солдат в португальской военной форме. Тоже ведь африканцы! Не привезли же Серебрякова в Форт-Торраго только для того, чтобы завербовать Олега в полицейские или в солдаты. А вот подкинуть его к черным да тут же поймать… Ради этого стоило потратиться.
   Олегу стало легче оттого, что друг подкрепил убежденность в его правоте. Верно, Педро! Никому нельзя тут верить. Баттисто устроил так, что его удержали на «Святом Себастьяне». Капитан явно не хотел отпускать с парохода опасного свидетеля. Теперь он спокоен. Знает, куда привез и пристроил впередсмотрящего с «Воскресенска». Прочно пристроил. А уж если сбежит, то недалеко…
   Тихую беседу оборвал знакомый топот в коридоре.
   Дверь открылась. Вошел надзиратель:
   — Заключенный да Эксплосиво! На выход!
   Даже в сумеречной камере было видно, как побледнел разжалованный офицер. Догадался, зачем его вызывают… Но вышел он из камеры неторопливо, с достоинством человека, сознающего свою правоту.
   Заключенные проводили его добрыми напутствиями и принялись обсуждать: кто вызвал сеньора да Эксплосиво? Зачем? Мнения высказывались разные, но все сходились на одном: хорошего не жди.
   Вернулся сеньор да Эксплосиво не скоро. Нарочито твердая походка, плотно сжатые губы, неподвижное лицо без слов подтвердили опасения заключенных. Плохо!
   Не замечая встретившей его в камере сочувственной тишины, сеньор да Эксплосиво развернул какую-то бумагу. Стоя в падающей из оконца полосе света, он внимательно читал ее, иногда отчеркивая что-то ногтем.
   Скоро все узнали, что читал сеньор да Эксплосиво. Обвинительное заключение! Приехал из Лоренцо-Маркеса военный прокурор, с ним два журналиста. Суд назначен на завтра. Открытый суд! И ни малейшей надежды на побег или счастливую случайность. Обвиняли сеньора да Эксплосиво в отказе от выполнения приказа в боевых условиях, в пособничестве преступным мятежникам, в действиях, направленных против безопасности страны, и позорной для офицера трусости. Две статьи из пяти, по которым обвинялся сеньор да Эксплосиво, предусматривали высшее наказание — смертную казнь.
   Ночью в камере почти не спали.
   Сеньор да Эксплосиво ходил по крохотному пятачку, оставшемуся свободным у двери, останавливался, снова и снова вчитывался в обвинительное заключение и опять ходил.
   Днем его дважды вызывали. Возвращался он бледный, с красными пятнами на скулах и принимался ходить по камера что-то обдумывая. Заключенные сбились в плотную кучку под оконцем, не желая метать обреченному.
   — Дорого обойдется вам, господин военный прокурор!.. — воскликнул сеньор да Эксплосиво.
   Никто ничего не понял из его бессвязного восклицания. Чем мог грозить разжалованный офицер всесильному прокурору? Обращением к общественной защите, к сильным друзьям или родовитой родне? Из крепости это невозможно. Вечером суд, а там… На кладбище появится еще один некрашеный крест.
   Заключенные перешептывались. А сеньор да Эксплосиво, никого и ничего не замечая, все ходил по камере, ходил.
   Смеркалось. Вспыхнула под потолком запыленная лампочка.
   В коридоре послышались шаги; не обычные, неторопливые, а четкие, строевые. Грохнули об пол приклады винтовок.
   Обвиняемого вывели из камеры.
   Невольно каждый из оставшихся в камере задумался над тем, что ожидает его здесь: как придут за ним, выведут…
   Один из дезертиров достал крохотную записную книжку и огрызок карандаша. Оторвал каждому по листку. Все по очереди написали на них свою фамилию, имя и адреса своих близких. Последней стояла запись: «Москва. Министерство рыбной промышленности. Матрос траулера «Воскресенск» Олег Рубцов». Заключенные договорились, что если удастся кому-либо из них вырваться из крепости, пусть счастливец известит семьи остальных. Олег спросил имена африканцев, привезенных в Форт-Торраго на «Святом Себастьяне». Некоторые удивились прихоти русского парня, но спорить не стали. Припомнили двоих — лидеров Фронта Национального Освобождения. Олегу показалось, что он неправильно записывает их имена. Педро отобрал у него листок и сам записал по-португальски все, что интересовало товарища.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

   Обычно пустынный и скучный двор тюрьмы стал неузнаваем. Установленные на башнях прожекторы ярко освещали выстроенный за день помост, стоящие на нем столы: длинный, покрытый зеленым сукном, и по сторонам от него два небольших, один из них также под сукном и второй некрашеный. Перед помостом сидели на земле заключенные: слева африканцы, справа белые.
   В мертвенном освещении прожекторов лица африканцев стали серыми, у белых они походили на отлитые из гипса маски. Мощные лучи прожекторов погасили подвешенные на столбах электрические фонари. Видны в них были только желтые нити. Лишь на стенах крепости они тускло освещали каменные зубцы и оплетенный колючей проволокой пролом. А под ними держался сумрак, настолько густой, что основание башни сливалось со стеной и землей.
   Олег осмотрелся. За спиной у него стоял немолодой солдат с приплюснутым носом и тупым лицом. Служака! Шагах в пяти — следующий. Возле закованных африканцев конвоиры стояли вдвое чаще, чем за белыми. Велика же была уверенность тюремщиков в том, что белому бежать из крепости безнадежно.
   — Встать!
   Зычная команда всколыхнула заключенных. Все поднялись.
   Из административного здания вышли судьи: комендант крепости, два майора и прокурор. В некотором отдалении от них шел секретарь суда с пухлыми папками. Белые костюмы, золотое шитье и погоны, величавая поступь судей — все было рассчитано и продумано, а на сером фоне скучившихся перед помостом заключенных выглядело даже несколько театрально.
   Судьи поднялись на помост, разместились за длинным столом. Прокурор остался справа, за небольшим столиком, покрытым зеленым сукном.
   — Введите обвиняемого, — приказал председательствующий — комендант.
   Сеньора да Эксплосиво привели под охраной двух солдат и сержанта с обнаженной саблей. Клинок ее и широкие лезвия штыков, вспыхивая под лучами прожекторов, казалось, уже предвещали суровый приговор.
   У судейского стола обвиняемый перешел на строевой шаг. Прижав руки по швам, он четким поворотом головы приветствовал старших по званию офицеров. Никто из них ни словом, ни взглядом не ответил ему. В приветствии обвиняемого они увидели не только дерзость не признающего разжалования бывшего офицера, но и вызов, готовность отстаивать свою честь.
   Чтение непонятного для Олега обвинительного заключения тянулось бесконечно. От нечего делать он всматривался в сосредоточенные лица соседей, конвоиров. Потом внимание его переключилось на крепостную стену, но и там ничего нового, интересного не было.
   Еще более тягучим был допрос обвиняемого. Единственное, что осталось в памяти Олега от бесконечно длинной процедуры, это решительное «нет» сеньора да Эксплосиво и энергичный жест рукой, словно отбрасывающий обвинение.
   В голосе обвиняемого, в том, как он держался, называл себя офицером, в гордо поднятой голове было что-то вызывающее. Это заметно раздражало судей, в особенности прокурора. Его голос становился все более властным, иногда срывался на командный тон.
   Заинтересованные разгоревшейся борьбой между прокурором и обвиняемым заключенные вытягивали шеи, стараясь не упустить ни одного слова на помосте, движения. Даже охрана потеряла обычную для нее ленивую бесстрастность, все больше и больше внимания уделяла поединку у судейского стола.
   А там становилось все жарче. Уже вопросы задавал сеньор да Эксплосиво. Каждое слово его звучало требовательно, громко, на весь двор.
   В спор вмешался председатель суда и протянул обвиняемому какой-то документ.
   Сеньор да Эксплосиво взял бумагу. Найдя в ней нужное место, он подошел к прокурору и громко прочитал несколько фраз. И тут произошло такое, что все — судьи, конвоиры, заключенные, сидевшие рядом с помостом журналисты — оцепенели. Обвиняемый коротко размахнулся и хлестко ударил по лицу прокурора. В наступившей тишине звонкая пощечина прозвучала оглушительно.
   Прокурор отшатнулся, трясущейся рукой вытащил из кобуры пистолет. Один из судей успел выскочить из-за стола и перехватить его руку. Председатель суда грохнул кулаком по столу, что-то крикнул. Конвоиры опомнились, подскочили к обвиняемому и силой уволокли его в сторону.
   — Вы больше не прокурор! — нервно хохотал сеньор да Эксплосиво. — Вы полковник, публично получивший пощечину! Вы такой же, как и я, опозоренный офицер. Вы не имеете права судить меня…
   Опомнились, загудели заключенные. Но смятение охраны в эту минуту было настолько велико, что никто не обращал на них внимания. Кто-то впереди громко объяснял соседям, что офицер, получивший пощечину, должен уйти из армии…
   Олег обернулся. Стоящий за ним солдат широко раскрытыми глазами уставился на то, что происходило на судейском помосте.
   Такого случая больше не будет. Олег плавным кошачьим движением скользнул мимо остолбеневшего конвоира и, напрягая все силы, побежал к вывалившимся из крепостной стены крупным камням. Шум за спиной стремительно нарастал. Слышались какие-то возгласы. Еще усилие, и Олег вырвался из ярко освещенного прожекторами пространства и нырнул в сумрак. Перед ним появилась из мрака доска с противопожарным инвентарем. Олег сорвал с крючьев длинный багор и бросился к крепостной стене.
   Опираясь на багор, он легко вскочил на большой камень, с него перепрыгнул на выступ в стене. Мельком увидел зубцы ее, освещенные электрическими фонарями. Не проскочить там. Снимут пулей. И, словно подтверждая его опасения, позади грохнул выстрел. Брызнули в лицо осколки камня. Еще выстрел. Освещенные ярким светом прожекторов конвоиры стреляли в сумрак под стеной почти вслепую. Но на стене фонари… Олег увидел над головой изогнутую железную трубу, выделяющиеся в темноте белые изоляторы. Стиснув зубы, он широко размахнулся и что было сил ударил по выбегавшим из оконца башни проводам. Погасли прожекторы. Крик за спиной, сумятица усилилась. Еще размах багром и еще… Оборван последний провод. Погасли фонари на стенах, башнях, во дворе. В темноте шум, крики, угрожающие возгласы слились в сплошной гул. Опираясь на багор, Олег взобрался на вершину стены. Несколько сильных ударов режущей стороной багра, и колючая проволока разрублена. Темная глубина под стеной выглядела бездонной. Трудно было заставить себя прыгнуть в темноту!..
   Снова выручил багор. Олег опустил его за стену, зацепил крюком за вмятину в камне. Быстро перебирая руками по прохладному древку, скользнул вниз и прыгнул…

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   Земля была гораздо ближе, чем казалось с вершины стены. От неожиданного толчка Олег едва устоял на ногах. Сгоряча он не мог даже сразу сообразить, где море и где материк, в какую сторону бежать. Тяжело дыша, прижался он спиной к еще теплой стене. Осмотрелся. Совсем невдалеке поблескивала вода. Между стеной и слабо освещенным крупными звездами морем тянулась узкая полоса земли.
   Олег повернул направо, к материку. Он бежал вдоль стены, увязая в рыхлом песке. Разрыв между стеной и морем сузился. Ноги скользили на песчаном склоне. Олег забыл о поднятой в крепости сумятице. Ему казалось, что сейчас выбегут из крепости солдаты, перекроют путь на материк…
   Опомнился он, услышав глухое рычание. Перед ним стоял огромный пес мастиф. Таких собак Олег в жизни не видел. Широкая, могучая грудь, слегка сплюснутая морда с выступающими из-под верхней губы клыками, каких не увидишь и у волка.
   Олег прижался спиной к стене и застыл беззащитный, беспомощный, не отводя глаз от страшного пса. Даже камня не найдешь в песке. Да что камень на такого зверя!
   Мастиф уставился на него круглыми блестящими глазками, не проявляя ни враждебности, ни дружелюбия. Потом он потянулся к замершему Олегу, внимательно обнюхал его ноги…
   У воды кто-то тихо свистнул. Пес взглянул на окаменевшего беглеца и неторопливо рысцой направился на зов.
   Опомнился Олег, услышав негромкий разговор. Надо уходить от приближающегося дозора. Бежать можно только к концу клешни, к морю. Там негде укрыться. Но и здесь не спасешься от солдат с псом-чудовищем, не разминуться с ними на узкой полосе под крепостной стеной.
   Прижимаясь к стене, Олег отступал от солдат. Иногда он останавливался, вслушиваясь: не повернули ли они обратно? Нет, идут. Сами того не зная, они теснили беглеца от материка к морю.
   Остановился Олег около угловой башни. Слева, над воротами, горел аварийный ацетиленовый фонарь. В падающем из-под белого козырька светлом полукруге выделялась будка часового. Возле нее стояли три солдата.
   Позади послышались негромкие голоса. Пришлось уходить берегом, к концу клешни, окруженной со всех сторон морем.
   Остановился Олег у огороженного металлической сеткой бассейна для купания. Рядом с ним виднелись мостики с привязанными лодками. На корме одной из них выделялся белый подвесной мотор. Олег спустился к мосткам и скрипнул зубами от обиды. Цепи от лодок были прихвачены надежными замками к ввинченным в помост железным кольцам. Невдалеке вспыхнул электрический фонарик. Луч его скользнул над головой Олега и растаял в темноте. Невольно Олег присел и вслушался. Шагов не слышно. Он уже понял, почему его пощадил мастиф. В камере рассказывали, что собаки были натасканы на поиск африканцев. Все же встречаться еще раз с мастифом было рискованно. Зарычит еще, набегут солдаты. А тех-то натаскали хватать любого, кто приблизится к крепости-тюрьме.
   Выход оставался один: обогнуть крепость вплавь. Олег вошел в теплую воду и замер, чувствуя, как знобящая дрожь расплывается по спине, сползает к ногам. На воде скользнула светящаяся полоса. Акула!
   Заминка показалась Олегу бесконечной. Подогнал его вспыхнувший на берегу тонкий лучик. Олег забрался в лодку с мотором. Ощупью нашел цепь. Попробовал вырвать кольцо из мостков. Прочно, не шевельнешь.
   Олег много раз думал о риске, готовил себя к нему. И вот пришло время проверить свою решимость. Он набрал из мотора горючего — бензина с какой-то едко пахнущей примесью, — смочил ноги, руки, шею. Не пожалел он одежду и шляпу, смочил и их. Уже ступив в теплую воду, Олег вспомнил о спичках и переложил коробку из кармана под шляпу. Надвинул ее поглубже. Чувствуя, как гулко колотится сердце, отдает в висках, он вошел в воду.
   Плыл Олег брассом, мягко, без всплесков, разгребая перед собой воду. Обогнув бассейн, он свернул в сторону материка, когда на пути появилась знакомая светящаяся полоса. Дыхание зачастило. Руки и ноги стали вялыми, отказывались двигаться…