— Я рад, Тася, что он тебе понравился, — скромно сказал он.
   Таисия Петровна уничтожающе посмотрела на него:
   — Если ты в другой раз захочешь сделать мне подарок, пожалуйста, не клади его в молоко!
   — Ну Тася! — сказал Сергей Васильевич.

7

   Лида сидела на тумбе у подворотни под надписью «ЗВОНОК К ДВОРНИКУ». Она немного успокоилась и даже начала заплетать растрепанную косу, поглядывая на большие часы па почтамте. Минутная стрелка сперва долго-долго стояла на одном месте, а потом сразу перепрыгивала на другую минуту. И Лида подумала: какое было бы счастье, если бы тогда, на балконе, когда она прилипла носом к террариуму, стрелка сразу перепрыгнула на десять минут — и ничего бы не случилось! Тут она подумала, какая она глупая, и сокрушенно покрутила головой.
   К ней подошел человек с чемоданом и спросил, как пройти на Колокольную улицу.
   Она пошла с ним до угла и показала. А потом опять села на место.
   Прошло двадцать три минуты. Теперь Лида думала о том, очень ли больно, когда на голову хлопается террариум, или только обидно. Плохо, конечно, что там был песок, он мог попасть в глаза…
   Мимо нее прошла маленькая девочка. У нее развязался шнурок, и она все время на него наступала. Лида догнала ее и завязала шнурок бантиком. И опять уселась ждать и думать. Теперь она думала об Алексее Ивановиче: что у него нет ни кошки, ни собаки. Был только один дракон, а теперь нет никого… И ей так захотелось сказать ему, чтобы он не горевал, что Миша сейчас достанет три рубля, что мальчик принесет тритона и Алексею Ивановичу опять будет с кем играть в домино! Тут она тихо засмеялась.
   А что, если узнать телефон и позвонить Алексею Ивановичу? Да нет. Он и разговаривать не станет. Повесит трубку, и все.
   Она опять погрустнела. А если телеграмму?
   Было без десяти одиннадцать, когда к подворотне примчался тритонщик.
   — Видала точность? — заорал он на ходу, показывая на часы.
   — Молодец! — закричала Лида. — Умница! Тритон хороший? А лапки все?
   — И лапки и крылышки! — гордо сказал тритонщик.
   — Какие крылышки?
   — А как он, по-твоему, летает? — хладнокровно сказал мальчишка.
   Лида захлопала глазами. Она представила себе, как тритон летает вокруг тети Лизы…
   — Покажи, — пролепетала она.
   Тритонщик таинственно поманил ее в подворотню.
   — На! — и царственным жестом протянул ей взъерошенного чижика.
   Лида ахнула:
   — Что это?
   — Что надо, и еще лучше!
   — Но это же не тритон, это птичка! — Лида с отчаянием смотрела на продавца.
   Мальчишка сорвал кепку с головы и шваркнул об землю.
   — Да вы что?! — завопил он. — То им одно, то другое! Бегаешь как собака, а они нос воротят! Давай деньги!
   Лида стояла с самым несчастным видом. Она не могла вставить ни одного слова, пока он не кончил кричать.
   — Да что ты, мальчик! — наконец сказала она. — Ты, наверное, не понял. Мы чижика не просили. Мы просили тритона.
   — Говори: этого берешь?
   — Не беру! — твердо сказала Лида.
   Тут, как ни странно, мальчишка сразу успокоился, поднял кепку и надел на голову.
   — Железно, — сказал он. — Будет тритон,
   — С гребешком? — спросила Лида. Она вспомнила, что у того тритона был гребень.
   — С гребешком. Через два часа здесь. Давай десять копеек.
   — Аванс? — деловито спросила Лида.
   Тритонщик презрительно посмотрел на нее.
   — На автобус!
   Лида дала ему гривенник, и он моментально скрылся из виду.

8

   Подумав, Лида подняла с тротуара пустую коробку от папирос «Казбек», оторвала крышку и на обратной стороне написала: «Миша, я на почте». Заткнула записку за табличку «Звонок к дворнику» и помчалась на почтамт.
   Там она взяла телеграфный бланк и принялась сочинять телеграмму Алексею Ивановичу.
   Это оказалось не так просто. Во-первых, перья: они или не писали совсем, или продирали бумагу. Во-вторых, люди. Наверное, у Лиды было что-то такое в лице, что к ней все подходили с просьбами и она никому не могла отказать. Сперва она показала старушке Степановой, где расписаться на переводе от сына. Потом старательно выводила адрес на посылке в Якутию. Потом читала письмо женщине, которая забыла дома очки.
   И только после этого, забравшись в дальний угол, смогла заняться телеграммой. И стала писать все, что думала и чувствовала:
   ЗЕЛЕНОГОРСК САДОВАЯ 13 КВАРТИРА 7 АЛЕКСЕЮ ИВАНОВИЧУ МАМОНТОВУ ОЧЕНЬ ПРОСТИТЕ НАС ДОРОГОЙ УВАЖАЕМЫЙ АЛЕКСЕИ ИВАНОВИЧ И ВАША ТЕТЯ ПОЖАЛУЙСТА НЕ ГОРЮЙТЕ ДРАКОНА ДОСТАЛИ С ГРЕБЕШКОМ ПРИНЕСЕМ ВЕЧЕРОМ ИЗВИНИТЕ Я НЕ ХУЛИГАНКА
ШЕРШИЛИНА ИЗ 27 ШКОЛЫ
   И, дуя на телеграмму, Шершилина стала в очередь. Она очень радовалась, что Алексей Иванович скоро получит телеграмму и утешится. Сияя, она протянула бланк телеграфистке.
   Телеграфистка в зеленой кофточке, быстро подчеркивая, подсчитывала слова.
   — Скажите, она скоро дойдет? — спросила Лида.
   — Скоро. Фамилия как? Мершилина?
   — Шершилина, — отчетливо, как в классе, сказала Лида, всунув голову в окошечко. И вдруг с ужасом увидела, как телеграфистка писала на бланке: «1 рубль 15 коп.».
   — Ой, что вы! У меня денег не хватит! У меня только шестьдесят три копейки!
   — Так не пиши тридцать пять слов! — И телеграфистка бросила телеграмму обратно.
   — А сколько можно на шестьдесят три копейки?
   — Половину!.. — сказала телеграфистка и уткнулась в следующую телеграмму.
   Лида отошла в уголок и задумалась.
   Выходит, надо выбросить из телеграммы семнадцать слов. Самое меньшее! Адрес — восемь слов — трогать нельзя, а то ее, наверное, не туда доставят. Значит, на весь разговор Лиде остается всего-навсего десять слов! Вот это была задача! Но что бы ни было, самые хорошие слова она оставит.
   Можно вычеркнуть «очень», хотя она в самом деле очень виновата… Дальше. Какое из двух слов оставить: «дорогой» или «уважаемый»? «Дорогой» лучше.
   Потом Лида сообразила: если «Алексей Иванович» есть в адресе, он же поймет, что это написано ему. И вычеркнула еще эти два слова.
   Тут Лида вспомнила, что один раз получила телеграмму: «Поздравляю днем рождения». «С» не было, но мама сказала, что в телеграммах так и надо. Значит, все маленькие слова вон!
   И Лида сразу выкинула: «и», «с», «я», «из». Телеграмма стала короче еще на четыре слова!
   Осталось выбросить десять слов. Но чем их меньше оставалось, тем было труднее вычеркивать.
   «Пожалуйста не горюйте дракона достали» — это совершенно необходимые слова.
   «Гребешком» надо оставить. Лида вычеркнула «вечером», «извините» и «нас». Что же получилось?
   ПРОСТИТЕ ДОРОГОЙ ВАША ТЕТЯ ПОЖАЛУЙСТА НЕ ГОРЮЙТЕ ДРАКОНА ДОСТАЛИ ГРЕБЕШКОМ ПРИНЕСЕМ НЕ ХУЛИГАНКА
ШЕРШИЛИНА 27 ШКОЛЫ
   «Очень хорошая телеграмма», — решила Шершилина и сосчитала слова. Шестнадцать! Ой, еще шесть слов лишних!
   С тяжелым вздохом она выбросила хорошее слово «пожалуйста» и не такое хорошее — «школы».
   И тут она сообразила, что знаменитого писателя в его собственной квартире почтальон найдет и без имени-отчества. И вычеркнула из адреса «Алексею Ивановичу».
   Оставалось два слова лишних, но Лида уже ничего больше не могла выбросить.
   И она понесла телеграмму, как есть.
   — Извините, — жалобно сказала Лида телеграфистке, — у меня никак больше не сокращается.
   Телеграфистка стала читать телеграмму, и брови у нее поднимались все выше и выше. Вдруг она вскочила и унесла телеграмму к дальнему столу, где ее подруга стучала телеграфным ключом. Они начали хохотать. Потом обе подошли к окошечку и высунулись к Лиде:
   — Слушай, а что это за «дракон» и «ваша тетя»?
   Лида быстро рассказала свою горестную историю. Девушки ахали и фыркали. Потом телеграфистка сказала:
   — Все равно два слова надо сократить.
   — Сама знаю, — печально сказала Лида. — Но какие?
   — Может быть: «Не горюйте»?
   — Ой, что вы! — испугалась Лида. — Самые главные слова!
   — Тогда: «Не хулиганка», — сказала телеграфистка и вычеркнула. — Теперь все в порядке.
   ЗЕЛЕНОГОРСК САДОВАЯ 13 КВАРТИРА 7 МАМОНТОВУ ПРОСТИТЕ ДОРОГОЙ ВАША ТЕТЯ НЕ ГОРЮЙТЕ ДРАКОНА ДОСТАЛИ ГРЕБЕШКОМ ПРИНЕСЕМ ШЕРШИЛИНА 27.
   Лида высыпала все свои деньги на окошечко, а телеграфистка протянула ей квитанцию.
   — Шестьдесят четыре копейки? — вскрикнула Лида. — А у меня шестьдесят три!
   — Такая история стоит дороже, — весело сказала телеграфистка.
   — Большое спасибо, я отдам, — сказала Лида. И тут на почтамте появился Миша Коробкин.
   Лида подбежала к нему и стала рассказывать: как тритонщик принес не то, и как она твердо отказалась, и как потребовала, чтобы с гребешком, и что через два часа тритон будет в подворотне.
   — А ты достал три рубля? — спросила она.
   — Почему три?
   — Так он же сказал: три…
   — Ты глупа, Шершилина, ты плохо знаешь арифметику. Сколько, по-твоему, нужно прибавить к семидесяти трем копейкам, чтобы получить в сумме три рубля?
   Лида похолодела. Снова надвигалось что-то страшное.
   Дрожащей рукой она протянула Мише квитанцию.
   Сперва он не понял, в чем дело. Но когда понял… Лидино счастье, что они были на почте, а не в подворотне, а то Миша разорвал бы ее на кусочки!
   Но вокруг были люди, и Миша, уставившись на Лиду, кричал ей в лицо пронзительным шепотом: что зачем ему навязали эту идиотку, и что она его утопит, и что его снимут с председателя отряда, и что если бы он тоже не отвечал за поручение, то пусть бы она хоть сама свалилась с балкона, какое ему дело! Два часа он из-за нее уламывал отца, бухгалтера, дать ему два рубля двадцать семь копеек, и наконец выклянчил, и то только в счет своих карманных денег на будущий месяц, и теперь ему негде взять ни копейки…
   Тут он умолк. А когда к нему вернулись слова, кончил так:
   — Иди сама и доставай, где хочешь. Но чтоб через два часа деньги были. Я жду у подворотни.

9

   Честное слово, Лида сделала все, чтобы достать деньги! Прежде всего она, конечно, побежала домой: бывало, что мама заходила ненадолго с дежурства. Но уж если не везет, так не везет. Дома не было ни мамы, ни соседки Ольги Павловны, у которой можно было попросить. Не было даже брата Женьки, он где-то носился на самокате.
   Проходя мимо зеркала, Лида увидела себя и покачала головой. Нарядное школьное платье уже ни к чему. Она переоделась в домашнее и решила сходить к своей лучшей подруге Лиле. Вот кто ее выручит!
   Лиля жила во дворе напротив.
   Но это был, наверное, совсем несчастный день! Еще у дверей Лида услышала, как Лилина мама кричала на Лилю, чтобы та не смела надевать ее берет на собаку. Лида подождала немножко, но Лилина мама кричала все громче, и Лида ушла, так и не позвонив.
   Во дворе она вдруг рассердилась на себя: почему она такая глупая? Как люди достают деньги? Что, они ходят и просят друг у друга? Нет, они зарабатывают!
   Через несколько минут Лида уже стояла перед доской объявлений. Вокруг нее, как пчелы, жужжали люди, которые хотели меняться комнатами. Они сходились, о чем-то сговаривались, потом расходились и сходились с другими, будто играли в какую-то игру. К Лиде даже подбежал один старичок и спросил: «Что вы меняете?» — но, увидев девчонку, махнул рукой.
   Наконец Лида протиснулась к доске и прочитала все объявления сверху донизу. Никогда она не знала, что объявления — это так интересно! Кто-то давал уроки на гитаре по какой-то циферной системе, другие обучали всем иностранным языкам, продавали собак, шкафы, коз и радиолы.
   А больше всего требовались няньки, особенно опытные.
   Лида подумала: «Опытная я или нет?» И решила, что очень опытная, потому что никто ни с кем так не мучился, как она с Женькой. Она вынула тетрадку, которую специально захватила из дому, и записала подходящее объявление: «Требуется няня к одной девочке». После Женьки к мальчикам ей не хотелось.
   Выбравшись из толпы, Лида пошла наниматься. По дороге она увидела витрину с зеркалом и немножко задержалась: надо же было, перед тем как явиться на работу, привести себя в приличный вид!
   Она переплела косу, расправила бант и, когда стряхнула с платья последние пылинки, вдруг с грохотом повалилась на землю. Вокруг ее ног обвилась веревка с двумя консервными банками, а над ней плясали двое одинаковых мальчишек в желтых майках и орали: «Смерть девчонкам!»
   Лида так привыкла к ударам судьбы, что даже не удивилась. Она только швырнула банки в мальчишек, и те с гоготом понеслись дальше.
   Вы, конечно, догадались, что это были близнецы Боря и Лева, те самые, которые каждый день скатывались по перилам с четвертого этажа, пугая Сергея Васильевича.
   Лида почистилась и пошла дальше, заглядывая в тетрадку. Оказывается, ей надо было опять пройти по Большой Минеральной, мимо дома в лесах, где утром на них с Мишей свалилось ведро с мелом. Вспомнив об этом, Лида вздохнула. Такое было хорошее утро, и ничего еще тогда не случилось…
   Тут она услышала зычное: «Эй!» — и подняла голову. Прямо на нее сверху глядел тот самый усатый.
   — Вы мне? — спросила Лида.
   — Когда ты являешься? Раньше не могли прислать? — заорал он. — И почему одна? Почему ты одна, я тебя спрашиваю!
   — Я не знаю, — пролепетала Лида.
   Но он не слушал. Он орал, что нечего посылать пигалиц, что у него не детский сад и что пятого этажа не будет!
   У Лиды звенело в ушах. Тут усатый вдруг замолчал и исчез. Но только Лида двинулась дальше, усатый вынырнул этажом ниже и заорал, чтобы она немедленно вставала на работу.
   Работа? Да ведь это как раз то, что ей надо! Неужели ей наконец повезло?
   Не прошло и пяти минут, как она, полная усердия, тащила носилки с песком вдвоем с Жучковой, огромной теткой, до глаз повязанной рыжим платком. По дороге Лида робко спросила: дадут ли ей сегодня аванс. Но Жучкова ее не слышала, она пела пронзительным голосом:
   И за борт ее бросает
   В набежавшую волну!
   Когда они свалили песок, вдруг кто-то забил в железный рельс.
   — Шабаш! — сказала Нюра Жучкова и бросила носилки.
   Наступил обеденный перерыв. Рабочие спускались во двор, мылись у крана, садились кто где, закуривали, доставали еду. Лидина напарница села на бревно и гаркнула на весь двор:
   — Кто, девки, пить хочет?
   Пить хотела вся ее бригада. Быстро собрали на четыре литра квасу, кто-то принес чистое ведро.
   Ну, как вы думаете, кого послали за квасом? Конечно, новенькую — Лиду Шершилину.
   Лида шагала, улыбаясь во весь рот. Она — работница! Она идет за квасом для своей рабочей бригады!
   Гремя ведром, в котором бренчал полтинник, она понеслась к той самой алюминиевой бочке, за которой утром шел Женька.
   Бочка стояла за углом, в тихом, зеленом переулке. За ней, как и утром, вилась очередь. Лида пристроилась в хвосте. И вдруг услышала пулеметную очередь:
   — Па-па-па-па-па-па!
   Лида вздрогнула и оглянулась. Это тарахтели мальчишки — и кто бы вы думали? Ее враги, те самые одинаковые мальчишки в желтых майках, которые ни за что ни про что свалили ее у витрины!
   Они перебегали от дерева к дереву, прячась за стволами, и стреляли друг в друга автоматными очередями из палок.
   Лида сперва забеспокоилась: как бы они опять не устроили ей какую-нибудь гадость. Потом подумала, что стыдно рабочему человеку бояться каких-то лодырей! Но, когда мальчишки поспорили, кто из них убит первый, и отчаянно подрались, она на всякий случай переложила ведро в другую руку — подальше от них. Медленно подвигаясь вперед, Лида все время поглядывала: что они делают?
   И вот Лида у бочки.
   — Пожалуйста, четыре литра, — солидно оказала она. — Вот в это ведро. На всю нашу бригаду.
   И стала внимательно следить, как круглая продавщица, похожая на куклу-матрешку, опрокидывала в ее ведро кружку за кружкой.
   — Четыре! — сказала продавщица и протянула руку.
   Лида не шевелилась.
   — Сорок восемь, — сказала продавщица. — Плати!
   Лида не шевелилась. Полтинник лежал на дне ведра!
   — Ну, что же ты? — сказала продавщица. — Где деньги?
   — Деньги там, — еле прошептала Лида и показала на ведро.
   Через минуту уже вся очередь знала, в чем дело, и хохотала. Смеялась и продавщица-матрешка, но Лиду не отпускала, пока не заплатит. Кто-то предложил заплатить за Лиду, но она отказалась: она не могла брать деньги у совершенно незнакомых людей.
   А обеденный перерыв кончался. А ее бригада ждала квасу. А она стояла тут как привязанная, и выхода не было.
   Неизвестно, чем бы всё кончилось, если б на шум и смех не прибежали Лидины враги — Боря и Лева.
   Они уже выяснили, кто убит первым: тот, у кого сейчас был фонарь под глазом, Лева. Теперь близнецов легко было различить.
   Они быстро оценили положение и предложили Лиде достать полтинник.
   — А как? — спросила Лида.
   — Наше дело! — сказал Лева.
   — Только не смейте лезть руками! — беспокойно сказала Лида.
   Ничего хорошего она не могла ждать от этих мальчиков. Но что ей было делать?
   — Сколько литров? — деловито спросил Боря, заглянув в ведро.
   — Четыре, — сказала Лида.
   Близнецы переглянулись.
   — Можно, — сказал Лева.
   И они приступили к операции.
   По очереди, передавая ведро друг другу, обливаясь квасом и отдуваясь, как лошади, они пили и пили, пока ведро не стало сухим, а они — мокрыми.
   Тогда они отдали Лиде ведро с полтинником.
   — Скажи спасибо, — прохрипел Лева.
   И они, качаясь, подошли к дереву и тихо сели на землю.
   — Спасибо, — неуверенно сказала Лида. Пошла к продавщице и протянула ей мокрый полтинник.
   Продавщица бросила его в коробку и дала две копейки сдачи.
   — Поскорее, пожалуйста, налейте, — попросила Лида. — А то у меня перерыв кончается.
   — Еще четыре литра? А деньги?
 
   Ну скажите, был ли еще кто-нибудь на свете в таком ужасном положении?
   Бедная, глупая Шершилина! Куда ж ты теперь пойдешь с пустым ведром и двумя копейками?

10

   Конечно, Миша Коробкин не сидел у подворотни все два часа. Он действовал. Сначала обежал все зоомагазины. Тритонов не было.
   Тогда он пошел в зоологический сад, ловко прошмыгнув без билета.
   В отделе земноводных были и крокодилы и тритоны. Но Миша мог только смотреть на них через стекло. Тогда он отправился к заведующему отделом. Но, как ни клялся в своей любви к пресмыкающимся и ни выпрашивал хоть одного тритончика, заведующий не дал. Кстати, заметил он, тритон не пресмыкающееся, а земноводное.
   И Коробкин, проклиная эту растяпу Шершилину, с которой связала его несчастная судьба, вернулся к подворотне.
   Уже было сорок минут первого, а эта разиня Шершилина все не шла.
   Стрелка часов прыгнула на сорок третью минуту. И тут, словно из-под земли, явился продавец тритонов.
   — Видал точность? — торжествующе заорал он.
   Миша смутился. Шершилиной нет, и заплатить за тритона нечем.
   — Точность твою видели, — сказал Миша как можно небрежней. — Мы твоего тритона не видели.
   — Во! — сказал мальчишка и поднял большой палец.
   — Воображаю! Дохлый, наверное, и без хвоста.
   — Сам без хвоста! — обиделся тритонщик.
   Они зашли в подворотню. Мальчишка осторожно высунул из-за пазухи слепую мордочку крота и победоносно взглянул на Мишу.
   — Ну, что? — спросил Миша.
   — А чего еще? — сказал тритонщик.
   — Это, по-твоему, тритон? — ледяным тоном спросил Миша.
   — А кто же это? — нагло сказал мальчишка.
   — Знаешь что? Убирайся ты к черту со своими крысами! Отдавай шестнадцать копеек, и чтоб духу твоего не было!
   Но продавец тритонов знал свое дело. Привычным жестом он сорвал кепку с головы, швырнул на землю и завопил (это, видимо, была его манера продавать тритонов):
   — Да вы что?! Бегай для них как собака, а им шестнадцать копеек жалко! Да я, может, на трешку подметок сбил! Да знаешь, сколько я за эту паршивую крысу отдал?!
   Но на Мишу представление не подействовало. Он схватил мальчишку за шиворот:
   — Деньги или тритон!
   Тритонщик сразу притих и сказал мирным тоном:
   — Ну чего шумишь? Тритон нужен — так бы и сказал. Я же хотел как лучше. Я в городе все места обегал — нету. Им сейчас не сезон. А есть у меня один верный человек. У него этих тритонов завались — восемь штук. Так он в Малиновке живет, на электричке туда ехать надо, туда-обратно двадцать копеек.
   — Как, еще двадцать! — воскликнул Миша. Его лицо стало каменным.
   Мальчишка понял, что надо менять курс.
   — Залог хочешь? Кепку даю!
   Миша посмотрел на кепку. Ее, видно, кидали на землю раз триста, если не больше.
   — Куда ее!
   — Удочку хочешь? — вскричал тритонщик, и, прежде чем Миша успел ответить, он вылетел из подворотни, исчез за углом и тут же явился с длиннейшей удочкой, обмотанной леской.
   — На!
   Миша придирчиво осмотрел удочку. Двадцать копеек она, конечно, стоила. И Миша не очень охотно, но дал мальчишке двугривенный.
   — Когда привезешь?
   — В шестнадцать ноль-ноль. Как из пушки!
   — Не надуешь?
   — Провалиться мне на этом месте! — поклялся мальчишка и тут же провалился — иначе нельзя было объяснить его мгновенное исчезновение.
   Только сейчас Миша увидел Шершилину. Она стояла поодаль с несчастным видом и с ведром. Миша пристально смотрел на нее.
   — Я чувствую, Шершилина, что ты не принесла денег. Правду я говорю?
   Она кивнула.
   — Зачем ты притащила ведро?
   Лида опустила голову.
   — Ты хочешь, чтобы я продавал твои ведра?
   Лида покачала головой.
   — Так что же ты молчишь как пень!
   И Лида, ничего не скрывая, рассказала горестную историю с ведром и квасом.
   Что было между ними дальше, представьте себе сами. Нам было бы неприятно об этом писать, а вам — читать.
   А кончилось так: эта никчемная, глупая неудачница Шершилина поплелась куда глаза глядят, и ведро покачивалось в ее опущенной руке. А Миша исподлобья глядел ей вслед и что-то обдумывал.
   Вдруг он крикнул:
   — Эй, Шершилина!
   Она вернулась.
   — Оставь ведро, — велел он. — И помни: через два часа здесь с деньгами!
   Лида поставила ведро, печально кивнула и пошла.
   Пока она не скрылась из виду, Миша смотрел ей вслед. И зачем на свете живут такие дуры? Чтобы всё портить и ставить людей в ужасное положение. Нет, на нее надеяться нечего. Не хочешь позора — действуй сам!
   Так рассуждая, Миша взялся за ведро. Зачем же нужно было ведро Мише Коробкину, спросите вы.
   Об этом узнаете дальше.

11

   Теперь нам придется снова заглянуть в Озерный переулок, к девочке Алисе и щенку Шарику.
   Два часа. Шарик с Алисой сели обедать. На детском столике был оставлен обед, покрытый салфеткой. Алиса сняла салфетку, а Шарик стал выбирать, с чего бы ему начать. Первым делом он цапнул кусок сахару.
   — Сладкое потом! — строго сказала Алиса и хлопнула его по носу.
   Шарик куснул ее за палец. Алиса с укором поглядела на него.
   — А тебе было бы хорошо, если бы я тебя укусила за палец?
   Шарик не ответил, потому что уже был занят котлетой. Когда Алиса доела то, что оставалось от Шарика, она отняла у него туфлю, которой он закусывал, и сказала:
   — А теперь гулять!
   Шарик весело тявкнул и затрусил к подоконнику. Они отодвинули горшки с кактусами и уселись на окошке. Так они гуляли всегда до маминого прихода, потому что гулять по-настоящему было не с кем.
   По той стороне улицы прошел солдат с трубой.
   — Чур, моя труба! — крикнула Алиса.
   Шарик остался без трубы, но он не огорчился: по карнизу шла кошка, и он тут же ее облаял.
   — Какой хитрый! — обиделась Алиса. — Захватил такую красивенькую кошечку.
   Но делать было нечего: всё по правилам. Шарик первый заметил, первый сказал, и кошка досталась ему.
   А потом Шарик получил еще целый самолет. Алисе стало совсем завидно.
   — Как тебе не стыдно! — закричала она. — Кошка ему, самолет ему, и все автобусы всегда ему, и троллейбусы! А мне только одна труба. А тебе было бы хорошо, если бы у тебя была одна труба?
   Тут она увидела возле их дома девочку с голубой тетрадкой. Девочка смотрела на их парадное.
   — Чур, моя тетрадка! — закричала Алиса. — И вся девочка моя! — быстро добавила она, чтобы Шарику было обиднее.
   Но девочка уже скрылась в парадном.
   А через минуту Шарик вдруг скатился с подоконника и с лаем кинулся в переднюю. Алиса побежала за ним. Раздался тихий звонок.
   Алиса знала: открывать нельзя. Но все-таки, кто же стоит за дверью и хочет к ним войти?
   — Кто там? Волк? — спросила Алиса.
   Ей ответил совсем не волчий голос:
   — Что ты! Наоборот!
   — Тогда скажи: волк дурак! — потребовала Алиса.
   — Волк дурак! — ответили ей. — Открой, девочка…
   Но Алису не так легко провести. Мало ли кто попросится хорошим голосом!
   — Да, а ты сначала скажи: кто ты?
   — Я Шершилина, из двадцать седьмой школы!
   Алиса не знала: Шершилина — это хорошо или плохо? Она посмотрела на Шарика: что он думает? Но Шарик сидел, завернув одно ухо, и, склонив голову, смотрел на дверь. Тогда Алиса громко спросила:
   — А что тебе, Шишилина, надо?
   — Скажи маме, что пришла няня.
   — Няня? — обрадовалась Алиса. — Тогда иди скорей наниматься и пойдем гулять!
   Алиса быстро открыла дверь. Перед ней стояла ее собственная девочка с голубой тетрадкой! Алиса гордо посмотрела на Шарика и сказала:
   — А к тебе твои кошки не придут. Никогда!
   Она схватила Лиду за руку и повела в комнату. Лида погладила Шарика и спросила:
   — А где же твоя мама?