Платов Сергей. Посол вон!

   – Дальше война. Слишком хороший повод, чтобы сообща расправиться с Киевом, – ответил на вопрос друга Илюха.
   – Вот именно! Думаю, что иноземцы все просчитали и были уверены, что мы не обратимся за помощью к былинной троице. И поэтому я вспомнил, что Толян в свое время давал мне свой телефон, и решил обратиться именно к нему. Уж он-то вообще сторона нейтральная.
   – Ага, нейтральнее некуда, – хмыкнул Илюха, вспоминая своего друга, с которым когда-то жили в одном дворе.
   – А дальнейшее уже было делом техники, – не отвлекаясь на колкости коллеги, закончил Изя. – Метнулся в будущее, связался с ним, от твоего имени попросил помощи, встретил в условленном месте и перенес сюда. Чтобы второй джип с собой прихватить, даже пришлось машины тросом сцепить. Ребята, конечно, вначале поупирались, но потом Толян надавил на них своим авторитетом, и они согласились.
   – А тебе не было страшно? – спросила Любава.
   – В тот момент я боялся только опоздать и того, что во главе всего этого заговора стоит папаша моей ненаглядной, несравненной и луноликой. Вот, собственно, и все.
   – Изя, какой ты стал правильный, – хмыкнул довольный старший богатырь.
   – Не говори, сам себе противен! Кстати, если вы забыли, то я таки вам напомню, что спас вам жизнь, а нашему Моте свободу и честь.
   Змей Горыныч, услышав свое имя, тут же, не откладывая дело в долгий ящик, бурно выразил свою благодарность с помощью трех языков и радостного стрекотания. Перспектива провести лучшие свои годы за решеткой ему ни капельки не улыбалась, так что он был совершенно искренен в проявлении своих трехголовых эмоций. Илюха с Любавой дождались, пока Мотя выплеснет эмоции до конца, а Изя после этого сотрет их со своего лица, и обратились к другу.
   – Что я могу сказать? Спасибо, братан, я твой должник, – пробасил бывший браток и обнял друга.
   – Спасибо, Изюшка, ты самый замечательный черт на свете, – добавила Соловейка и обняла его, предварительно чмокнув в щеку.
   – Что правда, то правда, – согласился несколько смущенный Изя, – я такой один.
   – Ребята, у меня родился нежный и лирический тост! – объявил захмелевший Илюха. – За самого классного черта на свете, за Изю!
   Богатыри хотели было чокнуться, но их остановила Соловейка.
   – Чего уж там? Плесните и мне!
   – Ты же за рулем! – удивился Илюха.
   – Ничего, хвоей зажую, – отмахнулась Любава, протягивая стакан, – и потом, я же не железная. Мне тоже надо стресс снимать.
   – Ну ежели для снятия стресса, тогда пожалуйста, – отозвался старший богатырь и наполнил протянутую посуду до половины.
   – Ура! – грянули друзья.
   – Граам! – поддакнул совершенно счастливый Мотя.
 

* * *

 
   Травка зеленела, птички щебетали, самогона было еще, полно, так что возвращаться в город никому не хотелось.
   – Слышь, Любава, а что, у нас закусить совсем нечем? – обреченно поинтересовался Изя, глядя, как последний кусок вяленого мяса исчез в пасти одной из голов Моти.
   – Ой, простите, ребята, я как-то сразу и не сообразила, – спохватилась Соловейка и тут же принялась колдовать в багажном отделении «нью-паджеро».
   В результате этих действий оттуда была извлечена скатерка, в момент разложенная на траве, и корзина с припасами. Глаза друзей при виде этого процесса засияли радостным огнем, но по мере того, как боевая подруга выкладывала еду, этот самый свет неумолимо гас. На импровизированном столе оказалось все то, что они не доели вчера.
   – А я подумала, вдруг задержимся, вот и собрала со стола, – довольно пояснила Соловейка, – так сказать, на всякий случай.
   – Что бы мы без тебя делали? – заметил Изя и задумчиво захрустел чипсами из редьки.
   Илюхе ничего не оставалось, как последовать его примеру. В конце концов во время службы в армии ему приходилось есть и не такую бурду. К счастью, долго над собой издеваться ему не пришлось, так как ухо уловило лошадиный топот.
   – Надеюсь, это не подмога к иноземцам спешит? А то мне сегодня подвиги совершать уже надоело, – задумчиво поинтересовался Изя, сконцентрировавшись на пережевывании продвинутых чипсов.
   – Вряд ли, – пожал плечами Илюха, на всякий случай вытащив из повозки булаву.
   Еще пару минут тревожного ожидания, и на дороге показались три былинных богатыря, что есть мочи погоняющие своих коней. Несмотря на то что благородные животные неслись в галопе, именно они заметили небольшой пикничок, раскинувшийся на обочине, и призывно заржали. Только после этого всю теплую компанию заметили и всадники. Богатыри резко осадили коней и свернули с проезжего тракта.
   – Живы?! – выдал Муромец, ловко покидая седло.
   – Целы?! – присоединился к другу и сослуживцу Добрыня.
   – Все пьете? – вставил и свое веское слово Попович.
   Коллеги, несколько оторопевшие от такого странного приветствия, в ответ на все три вопроса дружно кивнули головами.
   – А мы к вам на помощь...
   – Чтобы супостатов...
   – Ну и нам, что ли, плесните... – выдали богатыри и устало опустились на траву вокруг расстеленной скатерти.
   Последнее замечание оказалось наиболее понятным, и Илюха щедро плеснул в кубки Изиного первача. И только когда былинная троица промочила горло, они, перебивая друг друга, пояснили свое неожиданное появление.
   – Так я со своей сотней сегодня в наряде был, – начал Муромец, – вот и заметил, что с самого утра ратники из «Иноземной слободы», как бы не сговариваясь, из городу выбираться стали.
   – Все те, с кем у вас трения в последнее время были, – тут же подключился Попович, – пожалуй, кроме бухарцев.
   – В каждом из посольств их не больше пяти десятков, не очень-то и много, – внес свою лепту Добрыня. – А вот ежели они на кого все вместе решат напасть, то уже полторы сотни получается.
   – А уж когда мои люди сообщили, что и вы город покинули, стало совсем интересно, – пробасил Муромец. – Вот тогда-то я и смекнул, что они по ваши души направились.
   – Метнулись к вам, в «Чумные», а там стрела с указанием места разборок.
   – Мы и рванули к вам на помощь.
   – Боялись, что не успеем, – закончили свой нехитрый, но от этого не менее ценный рассказ былинные богатыри и, не сговариваясь, протянули Илюхе пустые кубки.
   Тот, в свою очередь, быстро удовлетворил их потребности. Муромец, Добрыня и Попович уже неторопливо, со знанием дела опорожнили посуду и, похоже, только после этого немного успокоились.
   Добрыня Никитич озадаченно обвел глазом их импровизированный пикник и удивленно вскинул брови:
   – Ну вот, мы торопимся, коней загоняем, а они тут отдыхают в тенечке со всеми условиями.
   – А тебя больше бы устроило, чтобы мы лежали утыканные стрелами? – ехидно бросил Изя.
   – Да нет, конечно, – смутился сотник, – выходит, мы ошиблись и никакой опасности не было?
   – Не ошиблись, – хмыкнул Илюха. – И опасность была нешуточная.
   – Погодите, погодите... – отозвался Муромец, оглаживая бороду. – Стало быть, опасность была нешуточная, вы живы...
   – Да, – скромно призналась Соловейка, а собеседник продолжал строить логический ряд.
   – Если живы вы, то значит...
   – Нет, они тоже живы, – заранее ответил на еще не поставленный вопрос Илюха.
   – А здоровы? – продолжал допытываться Муромец.
   – Ну в общем и целом, – ушел от прямого ответа старший богатырь.
   – А их люди? – влез непосредственный Алеша Попович.
   – С людьми сложнее...
   Некоторое время стояла тишина, которую нарушил рассудительный Добрыня:
   – Ну и правильно, сами нарвались!
   После этого бесхитростного высказывания напряжение окончательно спало, и незапланированный праздник закипел с удвоенной силой.
   – Прошу вас, угощайтесь, пожалуйста, – на правах хозяйки засуетилась Соловейка, – вот салат «Оливье», вот икра кабачковая, вот чипсы, а это пицца. Извините, но селедка «под шубой» уже кончилась.
   Богатыри внимательно рассмотрели диковинные блюда и осторожно, словно боясь что-то сломать или испортить, попробовали каждое из них. За процессом дегустации особенно внимательно следили Солнцевский и Изя.
   – Вещь! – единогласно вынесли свой вердикт былинные богатыри.
   – Ничего вкуснее в жизни не пробовал, – совершенно искренне признался Муромец.
   – У тебя, Любавушка, руки ну просто золотые! – присоединился к другу Добрыня.
   – Что готовить, что свистеть, на все горазда, – подвел итог Попович.
   От такой похвалы Соловейка зарделась, словно маков цвет, и смущенно опустила курносый носик. Ее коллеги по оружию, Илюха и Изя, поначалу думали, что богатыри так говорят только из вежливости, но, видя, какое блаженство написано на их лицах, и как неотвратимо исчезает еда с простыни, были вынуждены свое мнение переменить.
   – Ой, да что же это я? – хлопнул себя по лбу Алеша и направился к пасущейся в стороне лошади.
   Добрыня и Илья последовали его примеру, и вскорости на разложенной скатерти красовался каравай хлеба, копченая телятина, лук и вяленая рыба. Все это было извлечено из седельных сумок богатырей.
   – Как говорится, от нашего стола вашему, – пояснили богатыри, раскладывая свои скромные дорожные припасы.
   Вы даже не представляете, как обрадовались этой нехитрой снеди весьма проголодавшиеся Изя и Илюха. Однако, чтобы не навлечь подозрения Соловейки, они не подали виду и трапезничали степенно и основательно. А между делом тянулся неторопливый разговор.
   – Стало быть, вы всем им наваляли? – выпытывал подробности Муромец.
   – Ну да, – неохотно отозвался Изя, с трудом отрываясь от сооруженного бутерброда.
   – Значит, опять в темницу?
   От такой перспективы заветный бутерброд чуть не стал поперек Изиного горла.
   – С какого это перепуга-то?
   – Так они ж послы, лица неприкосновенные. Жалобы Берендею накатают и привет, небо в клеточку. Тем более что на этот раз доказательства будут неопровержимые.
   – Что-то мне подсказывает, что жаловаться никто не будет, – высказался Солнцевский, вспоминая тот ужас, который испытали послы при активных действиях солнцевской бригады.
   Услышав такой ответ, былинные богатыри недоверчиво переглянулись.
   – И жалобы свои они заберут, – подлил масла в огонь Изя, – так что ни за прежние грехи, ни за нынешние в кутузку нас не упрячут.
   – Ну вы и даете, – только и смог выдавить из себя Муромец. – И как же вам это удалось?
   – Кстати, а вы-то сами как собирались нас выручать, учитывая их дипломатическую неприкосновенность? – тут же перевел разговор в другую плоскость Изя.
   Раскрывать подробности проведенной операции он не собирался.
   – Так мы отгул взяли, – признался Добрыня.
   – Чего? – думая, что он ослышался, переспросил Солнцевский.
   – Отгул, – охотно пояснил сотник. – За счет ранее отработанных дней.
   – Так что мы сейчас не на службе, а действуем исключительно как частные лица.
   – Мол, мы были на конной прогулке, а тут наших бьют. Вот мы и вмешались бы, не зная, что тут замешана большая политика, – закончил общее повествование Алеша Попович.
   Солнцевский не торопясь повернулся к Изе и спокойненько так поинтересовался.
   – Твоя работа?
   – А шо? – пожал плечами Изя. – Трудовой кодекс еще никто не отменял. Ребята крутятся как белки в колесе, с ненормированным трудовым днем и без оплачиваемого отпуска, так пусть хотя бы в отгулах оторвутся!
   Илюхе ничего не оставалось, как согласиться с логикой друга.
   – Давайте выпьем! – резонно заметил он, восхищаясь пройдохой Изей и поразительным благородством и душевной простотой былинной троицы.
   Никаких возражений не последовало. И все присутствующие подняли бокалы. Даже Соловейка, поддавшись общим эмоциям, попросила капнуть себе на донышко.
   – За то, что коварная интрига иноземцев была вовремя раскрыта и зачищена! – поднял тост Изя, все присутствующие с ним согласились.
   – И вообще, от этих иноземцев один вред, – заметил Алеша Попович, ловко стянув последний кусок пиццы.
   – Ты всех под одну гребенку-то не ровняй, – отозвался Изя. – Иноземцы тоже иногда хорошие попадаются. Вот мой потенциальный тесть, к примеру. Очень рассудительный и здравомыслящий человек. За меня собирается свою красавицу дочку отдавать, к тому же дает огромное приданое.
   – А я слышала, что на Востоке жених деньги платит, – так, между делом, хмыкнула Соловейка.
   – Это все глупости, средневековые пережитки! К тому же мы не на Востоке. И у нас, на Руси, такие извращения не пройдут. Ишь чего выдумали, законное приданое на нелепый калым менять! – тут же выдал кучу аргументов черт.
   Солнцевский слушал вещание друга и только тут до него стали доходить некоторые подробности прошедшего дела. Как оказалось, рановато он заявил, что не имеет никаких вопросов к черту.
   – Изя! – словно вспомнив о чем-то, чуть ли не подпрыгнул на своем месте Солнцевский.
   – А шо Изя?! Чуть что, сразу Изя! – ушел в глухую оборону черт. – Кстати, а что ты имел в виду? Конечно, это не я, но все-таки хотелось бы узнать, какой именно эпизод из моего боевого прошлого заставил тебя так засуетиться.
   Илюха обвел присутствующих взором, словно прикидывая в уме, может ли он говорить свободно, и, видимо, удостоверившись в надежности окружающих, продолжил:
   – Ты же говорил, что никогда друзьям не врешь?!
   – Я говорил, что почти никогда не вру, – тут же парировал черт. – А насчет чего я ляпнул такую несусветную глупость?
   – Насчет того, что это не ты покушался на имущество твоего тестя и не пытался украсть его дочку, луноликую и несравненную!
   – И не ты оказал отчаянное сопротивление при задержании и не отправил двух евнухов к лекарю. Кстати, вы так мне и не рассказали, кто такие евнухи, – не осталась в стороне возмущенная Соловейка.
   – Да я... – заметался средний богатырь, спешно подыскивая достойный ответ.
   – На этот раз вранье не пройдет! – сурово предупредил Илюха.
   Черт с надеждой посмотрел на былинную троицу, но та хранила стойкий нейтралитет, справедливо полагая, что это внутреннее дело «Дружины специального назначения». Наконец Изя решился и обреченно махнул рукой:
   – Ну да, это я малость переборщил.
   – Малость? – не поверил своим ушам Илюха. – Да ты мне обещал, что будешь сидеть дома ниже травы, тише воды, и к своей луноликой даже на выстрел не подойдешь!
   – А кто в этом виноват? – справедливо рассудив, что лучшая защита – это нападение, напустился на Илюху Изя.
   – Кто?
   – Ты!
   От такой наглости Солнцевский на время потерял дар речи, этим тут же воспользовался Изя.
   – Конечно ты! Знал же, что маюсь в любовном томлении и страдаю от душевных мук и тем не менее оставил одного в пустом доме! А я личность творческая, увлекающаяся, мне было просто необходимо увидеть предмет своей страсти! Ну а дальше вообще все было словно в тумане. Предмет прибывает к своему дому в карете, евнухи отвлекаются, возница пошел открывать ворота, а я хлоп и занял его место.
   Тут Изя остановился, чтобы налить себе стаканчик, и продолжил рассказ:
   – Потом не так интересно. Лошади меня, как обычно, пугаются, несут на дороге неизвестно откуда появляется перекресток и в результате массовое дорожно-транспортное происшествие. Я убедился, что моя Газелюшка не пострадала, и ходу оттуда. Вот, собственно, и все.
   – Все? – удивился Солнцевский. – А два евнуха, которых ты уложил в больницу? Кстати, как тебе это удалось, помнится, раньше ты с ними справиться не мог?
   – Испугался до чертиков, вот и постарался, – скаламбурил Изя. – Они меня узнали и уже свои ножнички достали, чтобы лишить меня столь дорогого моему сердцу предмета.
   – Похоже, я наконец догадалась, кто такие евнухи, – раздался задумчивый голосок Соловейки.
   Эти слова как-то неожиданно сбили агрессивный настрой Солнцевского. В конце концов он тоже был мужчина, эмоции его друга были близки и ему.
   – Ну а нам чего сразу не рассказал? – уже примирительным тоном спросил Солнцевский провинившегося коллегу.
   – Не хотел расстраивать, – признался черт и понурил голову. – Тем более тогда уже накат на нас со стороны иноземцев начался. Так я рассудил, что одним больше, одним меньше – никто и не заметит, среди кучи липовых претензий одно настоящее.
   У Солнцевского просто не было слов. Такую детскую непосредственность, помноженную на матерый цинизм, мог выдать только Изя. И ругать его за это как-то не хотелось. Выручила его Соловейка, она четко уловила его эмоции и обратилась к Изе торжественным тоном:
   – Ладно, в честь общей победы будем считать, что ты амнистирован. Но ты должен дать слово, что никогда больше не будешь нам с Илюхой и Мотей врать.
   – Даже ради вашего же спокойствия? – уточнил черт.
   – Да!
   – Даже ради всеобщего и моего блага?
   – Да!
   – Даже...
   – Да! – отрезала Соловейка.
   – Нет, такого слова я дать не могу, – уныло признался черт.
   – Почему? – удивились все.
   Изя бросил взгляд на случайных свидетелей их домашней разборки и уклончиво пояснил:
   – Это противоречит моей сущности.
   Разговор зашел в тупик. Если бы при нем не присутствовали три былинных богатыря, которые даже не представляли, что под мороком румяного мальчиша-плохиша скрывается черт, он внятно и аргументированно пояснил, что врать, изворачиваться и юлить положено ему по статусу. Он же черт, а не ангел.
   – Давайте так, – предложил компромисс Изя, – в виде исключения, при общении с вами я просто не буду говорить всю правду.
   – Годится, – после некоторого раздумья согласилась Соловейка, – все-таки это лучше, чем ничего.
   На том и порешили. Изя же не виноват, что родился с копытами, рогами и таким именем. Против сути, заложенной природой, не попрешь, сколько бы ни старался.
   – Вы уж извините нас, семейная сцена, – обратился Изя к былинной троице, временно исключенной из общего разговора. – Может, в картишки перекинемся? Я фору дам.
   – Не... – протянул Илья Муромец, выражая общее мнение. – Нам бы фильму какую новую послушать.
   Взгляды всех присутствующих тут же обратились на Илюху Солнцевского.
   – Ну я не знаю... – замялся тот.
   – А чего не знаешь-то? – удивился Изя. – Помнишь, что говаривал с броневичка Владимир Ильич? «Кино для нас – самое важное из искусств!» Коли открыл народу мир прекрасного, теперь уж как честный человек обязан жениться. Тьфу ты, ну то есть продолжать в том же духе.
   В общем-то черту возразить было трудно: Илюха и правда избаловал друзей пересказами фильмов. Каждый раз, начиная новую историю, переиначенную на местные реалии, он давал себе зарок, что это в последний раз, и каждый раз не мог сдержать данного самому себе слова. Ну как откажешь Любаве или тем же самым былинным богатырям в такой малости, когда они смотрят на тебя словно на волшебника, каждый раз ожидая нового чуда? Вот Илюха и не отказывал...
   – Была у четырех богатырей такая традиция: под Новый год они шли в баню...
 

* * *

 
   На широкой скамье, на скамье подсудимых, Илюха Солнцевский оказался впервые. Конечно, ввиду специфики прошлой профессии у него случались легкие недоразумения с законом, но до суда дело как-то не доходило. И вот сейчас, несмотря на то, что процесс должен был сложиться для него и его коллег весьма удачно, на этом месте старший богатырь чувствовал себя неуютно. Соловейка также оказалась не в своей тарелке и нетерпеливо ерзала на своем месте.
   Другие два члена команды, напротив, чувствовали себя вполне комфортно. Мотя поначалу собирался надавить на массу и хорошенько выспаться во время процесса, но в поле его зрения попал суетящийся Микишка, и сон словно ветром сдуло. Гореныш тут же залег в засаду в надежде, что дьячок оплошает и появится в зоне поражения его зубов.
   Ну а Изя, с его богатым процессуальным опытом, на суде чувствовал себя словно рыба в воде. Еще перед началом заседания он успел перекинуться парой слов с Севастьяном, переговорить с представителями боярской думы и что-то шепнуть на ухо Микишке. Последний после этого осенил себя крестным знамением и выразительно обложил среднего богатыря трехэтажным матом. Как ни странно, такая реакция дьячка полностью удовлетворила черта, и он, вольготно расположившись на скамье рядом с друзьями, принялся насвистывать какую-то незамысловатую мелодию.
   Наконец появился Берендей и занял стоящий на небольшом подиуме трон. Судя по выражению лица, он был совсем не в восторге от происходящего. И так всем ясно, что после того, как жалобщики были уличены в навете на команду Солнцевского, обвинительный приговор практически невозможен. Ну в крайнем случае, общественное порицание или нестрогий выговор с занесением.
   Совсем другие планы на предстоящий процесс были у штатного секретаря Берендея Микишки. Тем более что с согласия князя он взял на себя роль обвинителя. Это был его звездный час, никогда еще не был он так близок к своей заветной мечте – раз и навсегда покончить с ненавистной командой. Он серьезно подготовился к процессу и не без основания полагал, что его шансы не так уж и малы.
   Дьячок еле сдерживал эмоции, кипящие в его груди. Еще совсем немного – и железными аргументами, помноженными на личную заинтересованность и красноречие, он заставит Берендея заточить всю эту компанию в темницу на пару десятков лет. А если немного поможет удача, то вполне можно будет требовать высшей меры княжеского гнева. Небольшой ложкой дегтя в огромной бадье меда был тот моментик, что по неизвестным дьячку причинам трое из четырех истцов пока не прибыли на судебное заседание.
   – Ничего, ничего, – успокаивал себя Микишка. – Может, в дороге задержались. В крайнем случае обойдусь и без них. Как-никак все показания иноземцев должным образом записаны и приобщены к делу. Да и бухарец прибыл, так что какая-никакая помощь от заявителей последует.
   Берендей махнул рукой, и суд над «Дружиной специального назначения» начался. Слово тут же взял дьячок:
   – Разбираются иски посольств королевства Польского, княжества Литовского, ордена Тевтонского и эмирата Бухарского к группе проходимцев, именуемых себя «Дружиной специального назначения».
   – Протестую! – тут же заметил Изя, взявший на себя роль адвоката. – Проходимцами нас может назвать только князь, и то если не в духе будет.
   – Протест принимается, – отозвался Берендей, но дьячка уже было не остановить, его понесло...
   – Несмотря на то, что меня цинично прервали, я все-таки продолжу. Итак, эти самые демоны в человеческом обличье обвиняются в краже, поджоге, покушении на убийство, нанесении тяжких телесных повреждений и множестве других правонарушений. Так как лично мне их вина абсолютно очевидна, предлагаю не тратить времени зря, вывести их на базарную площадь и повесить.
   Довольный своим выступлением, Микишка с надеждой посмотрел на князя. Берендей нахмурился и недовольно бросил совсем зарвавшемуся толмачу:
   – Или будешь дело говорить или от службы отстраню.
   – Что ж, тогда пойдем по длинному пути, – вздохнул Микишка. – И вы увидите, что в конце моей обвинительной речи мы придем именно к тому, с чего я начал. Итак...
   Далее последовало подробное описание всех проступков членов команды в красочном и эмоциональном изложении дьячка. Причем он был настолько убедителен и красноречив, что постепенно даже сочувствующие команде бояре стали одобрительно кивать головами при каждом предложении Микишки немедленно казнить каждого из них.
   Соловейка, не ожидавшая такого развития событий, намертво вцепилась в рукав Солнцевского и с ужасом следила за обличающим дьячком. Да что там она, даже Илюха, со своими железными нервами, почувствовал себя очень даже неуютно. Мотя, не шелохнувшись, продолжал сидеть в засаде, с удовлетворением замечая, что распалившийся дьяк подходит к нему все ближе и ближе. А Изя, казалось, даже не замечал, что происходит вокруг, и с помощью маленькой пилочки наводил себе маникюр.
   – Ты чего молчишь-то? – не выдержал Илюха и толкнул рогатого коллегу в бок. – Протестуй хотя бы для приличия.
   – Я таки не понял, ты что, будешь мне советовать? – вскинул бровь Изя.
   – А почему бы и нет?
   – Скажи, я во время драки лезу к тебе с советами?
   – Нет.
   – А если бы лез, ты бы куда меня послал? – не унимался черт.
   – Да, в общем-то, не так и далеко, – был вынужден признаться богатырь.
   – В таком случае ты знаешь, куда ты отправишься сам, если будешь лезть в то дело, в котором ничего не смыслишь. К тому же он так разошелся, что никаких протестов просто не заметит.
   Получив такой отпор от коллеги, Илюха был вынужден отступить. В конце концов Изе действительно виднее, когда именно выкладывать главные козыри.
   – Таким образом налицо сращивание криминала с правоохранительными органами, – подошел к концу неугомонный Микишка. – И их надо вывести на базарную площадь и повесить. Все, я закончил.
   Нельзя сказать, что овации были бурные, но они были. Дьячок действительно выжал по максимуму из сложившейся ситуации, и казалось, что уже ничто не сможет спасти дружину от неминуемой гибели.
   И тут на сцену вышел Изя... Сказать, что он был в ударе, это значит не сказать ровным счетом ничего. Даже Илюха с Соловейкой, прожившие с ним под одной крышей целый год, и то словно зачарованные следили за пламенным выступлением своего говорливого друга.