Страница:
Общество былинных богатырей как нельзя лучше подходило для милой сердцу гулянки с потреблением непомерного количества горячительных напитков.
Проходя мимо стола с представителями «Иноземной слободы», Солнцевский инстинктивно набросил на свое лицо зверское выражение и сжал кулаки. Судя по пробежавшему гулу, должное впечатление на «натовцев» ему произвести удалось.
Оставшееся время Солнцевский провел весело и вполне по-молодецки. Выпил море первача, съел гору всякой снеди, набил морду какой-то тыловой крысе и рассказал трем богатырям сюжет «Терминатора»-2. Так как программа-минимум была выполнена, он ничуть не сопротивлялся, когда Любава предложила ему пойти домой. Они растолкали мирно спящего в уголочке Мотю и отправились в «Чумные палаты».
Как и подобает после такого масштабного события, как пир, поутру у Илюхи были, мягко говоря, проблемы со здоровьем. Соловейка, смилостивившись на этот раз над своим непосредственным начальством, подняла его не классическим свистом, а всего лишь осторожно потрепала за плечо.
– Илюша, вставай, уже рассвело давно.
Сколько ни старались Солнцевский с Изей объяснить, что подниматься с рассветом – это непростительный грех и циничное насилие над своим организмом, но та была непреклонна и поднимала коллег засветло.
Илюха, попытавшись сконцентрироваться на том. что происходит вокруг, тихо застонал – сия процедура оказалась весьма проблематичной для многострадальной стриженой головы.
– Любава, изверг бессердечный, ну какого лешего ты меня разбудила, смерти моей хочешь? – наконец смог пролепетать Илюха, с трудом поднимаясь с кровати.
– Так завтрак на столе, – пожала плечами Соловейка.
Илюха потянул носом, и очередная гримаса пробежала по его лицу.
– Точно, хочешь, – под влиянием доносящихся из соседней горницы запахов был вынужден констатировать Илюха.
– Пить надо меньше! – сменив милость на гнев, брякнула Любава и обиженно отправилась прочь, бубня себе под нос что-то вроде: «я ему, а он... больше никогда в жизни... да чтобы я еще хотя бы раз...»
Илюха хотел сказать вслед Соловейке что-нибудь ободряющее, но данная процедура оказалась ему просто не по силам.
«Срочно надо принять лекарство», – мелькнула в голове спасительная мысль, и, собрав волю в кулак, Солнцевский направился на чердак.
Именно там находилась лаборатория ушлого черта. Да, да, Изя проявлял поистине феноменальные качества исследователя и естествоиспытателя, когда дело касалось его любимого хобби – самогоноварения.
Каких только рецептов не попробовал он, добиваясь все новых и новых оттенков вкуса и оригинальных букетов запаха своего первача. В этом деле ему охотно помогал местный домовой Феофан. Этот самый домовой обладал весьма сварливым характером, но постепенно коллеги привыкли к нему и стали воспринимать его как неизбежность. В конце концов, именно он разрешил поселиться этой странной компании в заброшенных палатах купца Свиньина, которые в народе уже давно прозвали «Чумными».
Издав очередной стон, Илюха наконец добрался до заветного стеллажа, на котором стройными рядами красовались запечатанные бутыли. На самом видном месте среди этой стихии красовалась внушительных видов табличка с надписью:
«Выставочные образцы! Брать и тем более распивать в одиночку категорически воспрещается! Илюха, твою мамашу, руки прочь от народного достояния!»
– Все вокруг колхозное, все вокруг мое. Тоже мне, остряк нашелся, – хмыкнул Солнцевский и решительно сцапал первую попавшуюся под руку бутыль.
Не менее решительно была разрушена целостность упаковки. Осталось только найти подходящую емкость в качестве посредника между тарой и исстрадавшимся организмом.
– Ты что же, ирод, наделал? – раздался за спиной скрипучий голос домового. – Энто же божественный нектар, настоянный на черемуховом цвете!
Солнцевский, не отвлекаясь на пустяки, продолжал шарить взглядом по комнате в поисках желанного стакана.
– Эх, молодежь! Да разве можно такую вот красоту, да вот так, всуе, можно сказать на коленке, пить? – не унимался Феофан, помахивая в такт словам своими волосатыми ушами.
Наконец зоркий, но временно помутненный взгляд старшего богатыря отыскал желанный предмет, и нетвердой рукой он был наполнен до краев спасительным нектаром.
– Это утром, да еще один! – продолжал гундеть домовой.
Солнцевский простонал, перекрестился, залпом осушил лекарство и замер, дабы не спугнуть те процессы, которые уже были запущены в его исстрадавшемся организме.
– Говорю, что утром в одиночку пьют только такие вот лишенцы, как ты! – Голос домового уже звучал как обвинительная речь самого злобного прокурора.
Осознав, что обратного пути к утренним ужасам уже не будет, Илюха позволил себе выйти из «нирваны». Пошарив еще по комнате, он отыскал второй стакан и наполнил его до краев. Потом немного подумал и наполнил свой до половины.
– Выпить хочешь, так и скажи, – уже потеплевшим голосом заметил Илюха. – И нечего тут волну гнать.
– Дык я и говорю, а ты, бестолочь такая, ничего не понимаешь, – крякнул Феофан и ловко подхватил свою посуду. – Я так понимаю, что за здоровье?
– Угу, – вяло согласился бывший браток и чокнулся с домовым.
Спустя минут десять к столу спустился совсем другой человек. Бодрый, веселый и очень голодный. Чудесный запах, который исходил от вареников, делал последний момент особенно актуальным.
– Любава, ну того, не дуйся, что ли, – попытался исправить ситуацию Илюха. Как ни странно, в личном общении с Соловейкой он становился очень косноязычным. – Сама должна понимать.
– Ничего я никому не должна! – отрезала маленькая вредина.
Солнцевский собрался добавить еще что-то, но в его руку ободряюще ткнулся Мотя, а если быть точнее, то крайняя правая его половина. Илюха тут же отбросил все проблемы и выдал своему любимцу положенную утреннюю порцию ласки. Три пирожка, отправленные в каждую из пастей милого чудовища, тоже стали традицией, и даже Любава, ведущая беспощадную борьбу с подкормкой Змея за столом (и под ним), уже смирилась с этим обрядом.
После соблюдения традиции Илюха решительно наполнил свою тарелку варениками и налил себе парного молока. Та скорость, с которой поглощалась еда, и то блаженное выражение, которое постепенно вырисовывалось на лице Илюхи, заставило каменное сердце Соловейки дрогнуть.
– Изе-то оставь, – наконец молвила она, глядя, с какой неизбежностью тает гора вареников.
– Да ну его, – хмыкнул Илюха. – Кто не успел, тот опоздал. К тому же он написал заявление об уходе.
– Чего? – не поняла Соловейка.
– Ну он вчера обиделся на весь мир вообще, и на меня в частности, а в знак протеста решил выйти из наших стройных, но немногочисленных рядов.
Любава с ужасом уставилась на Солнцевского, еще не понимая, верить ему или нет.
– Да ты не волнуйся, куда он денется с подводной лодки? – успокоил боевую подругу старший богатырь. – По моим расчетам наш герой-любовник уже должен угомониться и скоро появится здесь с повинной головой и с заявлением о приеме на работу.
Вот говорила когда-то маленькому Илюше его бабушка:
– Вспомнишь черта, он и появится. Ох как права была старушка.
Двери резко отворились, и в горницу ввалился безработный Изя во всей своей красе. Даже через морок просвечивал лиловый фингал под глазом, а одежда была в таком плачевном состоянии, будто бы он только что с боем вырвался из клетки с медведем нетрадиционной медвежьей ориентации.
– Любава, заткни уши! Илюха, они хотят меня кастрировать!
Чуть не подавившись очередным вареником, Солнцевский сумел взять себя в руки, напустил побольше флегмы и, подцепив вилкой очередной Любавин кулинарный шедевр, спокойно заметил:
– Вот видишь, до чего ты можешь людей довести.
– А что я сделал-то, собственно? – заверещал черт. – А они сразу такие решительные меры собрались применять. Ну там, в глаз дать или, скажем, из дома выкинуть, это куда ни шло, я не возражаю. А вот так кардинально – это перебор, я категорически против!
– Так что ты сделал? – вставила свое слово Соловейка.
– Да я всего одним глазком собирался посмотреть! – опять взвился Изя. – Чего им жалко, что ли? Причем заметьте, меня интересовало только лицо. Нет, ежели чего другое смог бы разглядеть, это тоже неплохо, но задумка была именно про лицо.
– Кстати, – хмыкнул довольный Илюха, добивая завтрак. – Сейчас уже не обрезают, это прошедший этап. Теперь замораживают и ломают.
– Дикие люди, варвары! – тут же заверещал черт, не оценив шутки. – Да они теперь меня на коленях будут умолять, чтобы взять в жены несравненную Газель, а я буду кобениться и сомневаться. А чего они хотят? Лица-то я так и не увидел.
Тут Илюха сложил эмоциональное выступление друга с теми смутными воспоминаниями на вчерашнем пиру, которые, как ни странно, остались в его голове, и резюмировал:
– Короче, тебя охрана этого талиба душманского сцапала.
– И ничего не охрана! – возмутился Изя, прикладывая к заплывшему глазу холодную ложку. – Мимо охраны я как раз проскользнул, а вот мимо евнухов не сумел.
– У тебя есть все шансы пополнить их ряды, – совершенно логично заметил Илюха.
– Ребята, а кто такие евнухи? – поинтересовалась Любава. – И почему так уж плохо присоединиться к ним?
Вместо ответа Изя глухо застонал.
– А действительно! – встрепенулся Солнцевский. – Представь себе только на минутку. Всю свою оставшуюся жизнь ты проведешь в обществе твоей несравненной. А если прибавить сюда внушительное жалованье и полный пансион, то картина вырисовывается просто шикарной.
– Ой, гости дорогие! – заверещал черт. – Вот стоило несчастному Изе немного оступиться, так этот изверг уже готов плясать на моем гробу ламбаду. Причем заметьте, поминки таки он наверняка собирается справлять на мои же деньги!
– Ну не на мои же, – пожал плечами Илюха. – В твоем будущем состоянии деньги, собственно, уже и не нужны.
– А ламбада что такое? – опять подала голос Любава.
Ответить своей боевой подруге не успел ни старший богатырь, ни средний. Притихший в уголке Мотя гулко запыхтел и выпустил сноп искр по направлению к двери. Заметивший это Изя заверещал что есть силы, как-то подозрительно переходя на фальцет. Тренировался он, что ли?
– Илюха, не погуби! По гроб жизни тебе обязан буду!
Солнцевский, который и так собирался встать и разрулить сложившуюся ситуацию, на мгновение остановился и с удивлением посмотрел на рогатого коллегу:
– Смотри, я тебя за язык не тянул.
– Да, да, не тянул, – быстренько согласился Изя, подталкивая Солнцевского к выходу. – Я и сам знаю, язык мой – враг мой. А собственноручно покончить с этим врагом рука не поднимается.
Илюха, после опохмела эксклюзивным экспонатом и сытного завтрака, восстановил гармонию внутри себя, любимого, и степенным шагом вышел во двор. За его спиной прятался Изя, а чуть погодя последовали Любава и Змей Горыныч. Конечно, Мотя, по своей привычке, попытался оттолкнуть всех и выбраться наружу первым, но тут же схлопотал затрещину от Соловейки и успокоился. Тем более что он точно знал, что без него веселье не начнут.
Во дворе «Чумных палат» нашу компанию ждали две весьма выразительные личности. Два огромных типа самой что ни на есть восточной наружности и колорита. Особой пикантности им добавляли два жуткого размера ятагана, которые они держали наизготовку. В дополнение к этому один из личных охранников Газели держал в руках портняжные ножницы, также совсем не гуманного вида и размера. Увидев их, Изя тихо заскулил и постарался до конца разборки вообще не участвовать в дискуссии. Мал, это его не касается.
Между тем один из евнухов решительно показал пальцем на могучую грудь Солнцевского и писклявым голосом произнес.
– Ты, видеть, тебя чик-чик!
– Меня? – удивленно поднял бровь Илюха.
– Нет. За тобой чик-чик, – старательно подбирая слова, поправился говорун.
Илюха, будучи сегодня в весьма миролюбивом настроении, почесал затылок и начал стрелку:
– Э, ребята, где уважение к правилам, к закону? Разве так предъявы кидаются? И потом, вопрос о лишении нашего бойца немаловажного органа должен решаться при стрелке как минимум бригадиров, а не таких шестерок, как вы. Так что, ребята, забирайте ваши железяки, прихватывайте маникюрные ножнички и айда домой, смотреть утренний выпуск передачи «Спокойной ночи, малыши».
Два жителя Бухарского эмирата некоторое время переваривали ответ поодиночке, потом долго совещались на непонятном языке и наконец решительным (насколько это было возможно в их состоянии) тоном упрямо заявили:
– Он видеть, ему чик-чик.
Услышав такой ответ, надежно замаскированный черт нервно вздрогнул.
– Значит, по-хорошему не понимаете... – протянул Солнцевский, смачно потягиваясь и похрустывая косточками. – Тогда будет по-плохому.
Поначалу Илюха собирался сходить за своей любимой палицей. Этим чудным предметом он владел в совершенстве, тут, наверное, сказался опыт общения с бейсбольной битой в прежней жизни. Но в этот момент его организм, еще не до конца оправившийся от вчерашних возлияний, сказал свое решительное «нет». Он справедливо и вполне в доходчивой форме доказал хозяину, что ворочать тяжелое железо, прыгать, уворачиваться от ударов и падать он решительно не готов. Вот когда избавится от последствий пира, тогда пожалуйста, а сейчас ни-ни.
Солнцевский, привыкший полностью доверять самому себе, тут же переиграл ситуацию в свою пользу.
– Мотя...
Верный Гореныш тут же с осознанием своей правоты вежливо подвинул Любаву, подбежал к хозяину и преданно посмотрел на него тремя парами зеленых глаз. Илюха ласково потрепал каждую из голов и, зевнув, молвил:
– Фас.
Мотя, не ожидавший от хозяина такого подарка, резво развернулся к басурманам и плотоядно улыбнулся. Эта чудная улыбка особенно удавалась левой голове. Тут расслабленный хозяин о чем-то вспомнил и остановил Змея.
– Погоди-ка, – проговорил он.
Мотя уставился на Илюху взглядом, полным недоумения пополам с обидой. Мол, вначале дал законную возможность порезвиться, а потом стой? Но Солнцевский, не замечая душевной травмы любимца, обратился к сторонникам кардинальной хирургии.
– Слышь, вы, урюки переспелые. Змей еще маленький, так что если кто-нибудь из вас его хотя бы оцарапает, то будет иметь дело со мной.
– И со мной, – охотно подтвердила Соловейка.
– И со мной, – вставил свое слово из-за спины Изя.
– А вот теперь фас! – махнул рукой Солнцевский.
Гореныш, еще не веря в свое счастье, быстро засеменил к противнику. Мало ли, а вдруг хозяин опять передумает? Когда еще честному Змею выпадет возможность официально кого-нибудь покусать.
Кстати, евнухи бились честно и яростно. Вот только отмахаться от Горыныча и не поцарапать его, было очень даже сложно. Зато Мотя порезвился на славу и совершенно заслуженно одержал победу. Кстати, как исключительно порядочный Змей, в самом начале действа он уравнял шансы с соперниками. Его центральная голова наступила на горло своей лебединой песне, заняла нейтральную позицию и почти никого не кусанула. Только лишь один раз, когда враг бежал, она не удержалась и цапнула его за то место, которое оказалось к ней ближе всего. А то, что несчастный евнух теперь пару недель не сможет сесть, так тут виноват не Мотя, а исключительно стечение обстоятельств.
– Ну вот, правда и восторжествовала, – бодреньким голосом констатировал Изя, выбираясь из-за широкой спины друга. – А то с ножницами пришли, ветеринары недоделанные. Кстати, Любавушка, а что у нас на завтрак, а то у меня уже давно кишка с кишкою говорит. – С этими словами как ни в чем не бывало Изя направился в дом, напевая вполголоса. – В эту ночь решили самураи перейти границу у реки... Так, я что-то не понял, а где мой завтрак?
Солнцевский, еще мгновение назад собиравшийся раскатать коллегу как шары в бильярде, сменил гнев на милость и, похлопав себя по животу, довольно ответил, предварительно подмигнув Соловейке:
– Твой завтрак в надежном месте.
– Нет, постойте, неужели бедному Изе отказано в кухне? Так я вам скажу, что так и нет! У меня молодой растущий организм, и мне просто необходимо усиленное питание!
– Изя, тебе же несколько веков, – напомнил рогатому Илюха, помогая Любаве ставить самовар.
– Это никому не нужные подробности и на суть дела не влияют, – нагло огрызнулся Изя.
– И потом, на довольствие в «Чумных палатах» поставлены только члены «Дружины специального назначения». А вы, гражданин с фингалом, вчера подали заявление об уходе из этой самой дружины.
На секунду Изя оторопел. Но за эту секунду он пришел в себя и обрушился на коллегу целым ворохом эмоций:
– Ой, если в пылу страсти бедный черт сболтнет лишнего, так это уже ему в личное дело записывают? Я был нетрезв, в бреду, и вообще у меня больничный. Так что прошу считать мое невольное высказывание безобидной шуткой, и готов приступить к непосредственным обязанностям богатыря в мирное время. Я там, у бухариков, чисто случайно каких-то трав прихватил, так что новый первач я назову в честь моей любви: «восточное совершенство».
С этими словами Изя решительно поднялся из-за стола, лихо сцапал последний пирожок и, напевая про недобитых самураев, направился к себе в лабораторию. Спустя пару минут на верху раздался душераздирающий вопль.
– Илюха, ... ... мать, ты же эксклюзивный, выставочный образец прикончил! Разве можно столько пить по утрам?
Любава вопросительно посмотрела на старшего богатыря. Она, как женщина передовых взглядов, также не одобряла потребление самогона вообще, а по утрам в частности.
В ответ на этот взгляд Солнцевский только пожал плечами:
– Что я могу сказать... Феофана мы пару дней не увидим.
Победа была одержана, обмыта, похмелена, так что после всей этой суеты Илюха Солнцевский решил заняться своим самым любимым занятием, как на далекой исторической и временной Родине, так и в настоящие былинные времена. А именно: тихо и спокойно побездельничать где-нибудь в тенечке. Для этого занятия как нельзя лучше подходила огромная скамейка рядом с баней, сооруженная по его же наброскам подмастерьями Захара.
Верный Змей тут же занял законное место подле хозяина и подставил ему свое пузо. Мол, все равно ничего не делаешь, так хоть своему любимцу доставишь удовольствие. Солнцевский ничего против такого поворота событий не имел и вяло, кончиком ноги, начал теребить брюхо Моти.
Так могло продолжаться довольно долго, но тут к этой идиллии присоединилась Соловейка. Она уже привела хозяйство в порядок и жаждала более героического проведения законного выходного. Так как горячительного на пиру Любава выпила раз в... дцать меньше своего непосредственного начальства, то ей явно не сиделось на месте.
– Ну что, так и будешь сидеть? – поинтересовалась черноволосая, устраиваясь рядом.
– Ну почему же... – явно через силу заговорил разморившийся Солнцевский. – К вечеру баньку затопим.
– И это все? – вскинула брови Любава.
– А что, мало? – удивился Илюха. – В зал-то наверняка никто не придет.
С этими словами он кинул на амбар свой усталый взор. В этом помещении уже довольно давно, со времен подготовки к таинству бракосочетания княжны Сусанны, размещался первый (впрочем, и единственный) спортивный зал на Руси. Туда, согласно графику тренировок, организованно ходило практически все русское воинство. Причем Солнцевский, изрядно обленившийся в последнее время, все чаще и чаще перекладывал обязанности тренера по бодибилдингу на Алешу Поповича.
Этот молодец настолько резво взялся за дело, что Илюха не без основания хотел в дальнейшем передать ему все это направление. А за собой оставить только тренировки по греко-римской борьбе, которые он до сих пор проводил с огромным интересом и задором.
– А не надо было вчера пить столько, – тут же вставила свое веское слово Соловейка. – Вели бы себя вчера поприличней, глядишь, и тренировку отменять не пришлось.
С одной стороны, как личный тренер Любавы, Солнцевский должен быть рад такой тяге к совершенствованию мастерства, но с другой... Как человека нормального, такая активность после законного пира его несколько раздражала.
– Слушай, ну чего ты волну гонишь? – усталым голосом начал Илюха. – Ну что, каждый день, что ли, мы басурман бьем? Заслужили, небось, пару денечков отдыха. Вот сейчас отдохнем, двенадцати часов дождемся, еще разок осторожно похмелимся, в баньке попаримся и примемся опять врагов гонять. И потом, должны же мы были отметить твой первый полет?
Судя по всему, покорение воздушного океана далось Любаве тяжело. Так что при упоминании о полете она недовольно поморщилась и предпочла перейти на другую тему.
– Я не поняла, а зачем ждать двенадцати часов?
– Ну так... – буквально на мгновение замялся богатырь, вспоминая логику его сложного времени. – До двенадцати вроде как неприлично, ну а после ничего, можно.
– А нельзя ли... – принялась за свое Соловейка, безуспешно старавшаяся привить в «Чумных палатах» трезвый образ жизни.
– Нельзя, – отрезал бывший браток. – А то никаких сил на подвиги не хватит.
Тут Любава открыла было рот, чтобы доходчиво, с наглядными примерами пояснить все достоинства своей точки зрения, как на горизонте появился Изя, посверкивая своим синяком. Прямо надо сказать, вид у нашего домашнего черта был неважнецкий.
– Не мой сегодня день, – констатировал Изя, усаживаясь рядом с друзьями. – Лица ненаглядной не увидел, по морде получил, чуть было самого главного в жизни не лишился, так еще и шедевр не получается.
Положа руку на сердце, свои шедевры Изя гнал в соавторстве с домовым Феофаном, а так как тот пребывал в некондиционном состоянии, процесс у черта не пошел.
Еще немного времени вся команда просидела в тишине, каждый думал о чем-то своем. Наконец первым вынес на свет божий свои мысли Илюха.
– Слушай, Изя, а что, черти женятся?
– Не понял... – протянул Изя, сбрасывая с себя полудрему. – Это что, наезд?
– Да нет, просто восстановление пробелов в образовании, – пожал плечами Солнцевский.
– А мне кажется, что в тебе заиграл великодержавный шовинизм, – вдруг ни с того ни с сего завелся черт. – А ты сам-то как думаешь? Дети-то откуда появляются? Или, по-твоему, что, у меня родителей не было?
– Да были, были... – примиряюще заметил Илюха. – Я вспомнил, они еще веселые были, раз Изей прозвали...
– Изей, просто так не назовут, – резонно заметила Соловейка.
Тут практически на ровном месте мог возникнуть небольшой скандальчик, но задремавший было Мотя заворчал, со вздохом перевернулся со спины и выпустил в сторону ворот предупредительную порцию пара. Отдых после завтрака – это, конечно, святое, но забывать о своих непосредственных обязанностях Змей не собирался. Профессионализм, знаете ли!
В подтверждение Мотиных телодвижений в ворота кто-то робко заскребся. Конечно, княжеские богатыри, презрев суеверия и условности, давно уже переступили через свои страхи и заходили в «Чумные» смело, но это, так сказать, была элита киевского общества. Обычные же обыватели помнили, какой ужас на окружающих наводил вконец одичавший Феофан до того, как сюда вселилась «Дружина специального назначения», и войти вовнутрь не спешили.
– Любава, сходи, а... – протянул Илюха, с трудом представляя, что ему придется встать с заветной лавочки.
– Еще чего! – тут же взвилась Соловейка и демонстративно вздернула свой курносый носик.
– Даже не думай, – на всякий случай предупредил Изя. – Я вообще раненый при исполнении, так что мне молоко за вредность надо дать.
– Во второй глаз тебе надо дать, – буркнул Илюха и, призвав себе на помощь остатки сил, с трудом встал со скамейки и направился к воротам.
Верный Мотя, справедливо рассудив, что его хозяину ничего не угрожает, предпочел продолжить прерванную дрему.
– Ну? – вполне емко, а главное понятно поинтересовался Илюха у трясущегося от страха посыльного, обнаруженного за воротами.
– Берендей... – начал свой рассказ молодец и тут же сбился с заданного ритма.
Илюха сжалился над ним и решил немного помочь наводящими вопросами.
– И что?
– Вас...
– Зачем?
– Слобода...
– Иноземная?
– Да...
– Жалуются?
– Очень...
– Может, завтра?
– Так палач, плаха... Серчает в общем, – выдал посыльный неимоверно длинную для данной ситуации речь.
– Будем, – подвел итог беседе Солнцевский и затворил ворота.
Честно говоря, князя Илюха не боялся. Берендей был нормальный мужик, так что с ним найти общий язык можно было всегда. А вот затраченных на это сил было жалко. Только жизнь стала налаживаться, скopo двенадцать, а тут вставай, надевай форму (это при такой-то жаре!) и дуй во дворец. И все это по вине несколько увлекшегося личной жизнью коллеги.
– Вставай, лишенец! – буркнул черту Илюха, вернувшись к заветной, но недоступной скамейке. – Из-за твоих ночных похождений нас Берендей на ковер зовет.
Изя, судя по всему, также не настроенный на прогулки, аж подпрыгнул с насиженного места.
– А чего сразу из-за меня-то? – перешел на повышенные нотки черт.
Проходя мимо стола с представителями «Иноземной слободы», Солнцевский инстинктивно набросил на свое лицо зверское выражение и сжал кулаки. Судя по пробежавшему гулу, должное впечатление на «натовцев» ему произвести удалось.
Оставшееся время Солнцевский провел весело и вполне по-молодецки. Выпил море первача, съел гору всякой снеди, набил морду какой-то тыловой крысе и рассказал трем богатырям сюжет «Терминатора»-2. Так как программа-минимум была выполнена, он ничуть не сопротивлялся, когда Любава предложила ему пойти домой. Они растолкали мирно спящего в уголочке Мотю и отправились в «Чумные палаты».
* * *
Как и подобает после такого масштабного события, как пир, поутру у Илюхи были, мягко говоря, проблемы со здоровьем. Соловейка, смилостивившись на этот раз над своим непосредственным начальством, подняла его не классическим свистом, а всего лишь осторожно потрепала за плечо.
– Илюша, вставай, уже рассвело давно.
Сколько ни старались Солнцевский с Изей объяснить, что подниматься с рассветом – это непростительный грех и циничное насилие над своим организмом, но та была непреклонна и поднимала коллег засветло.
Илюха, попытавшись сконцентрироваться на том. что происходит вокруг, тихо застонал – сия процедура оказалась весьма проблематичной для многострадальной стриженой головы.
– Любава, изверг бессердечный, ну какого лешего ты меня разбудила, смерти моей хочешь? – наконец смог пролепетать Илюха, с трудом поднимаясь с кровати.
– Так завтрак на столе, – пожала плечами Соловейка.
Илюха потянул носом, и очередная гримаса пробежала по его лицу.
– Точно, хочешь, – под влиянием доносящихся из соседней горницы запахов был вынужден констатировать Илюха.
– Пить надо меньше! – сменив милость на гнев, брякнула Любава и обиженно отправилась прочь, бубня себе под нос что-то вроде: «я ему, а он... больше никогда в жизни... да чтобы я еще хотя бы раз...»
Илюха хотел сказать вслед Соловейке что-нибудь ободряющее, но данная процедура оказалась ему просто не по силам.
«Срочно надо принять лекарство», – мелькнула в голове спасительная мысль, и, собрав волю в кулак, Солнцевский направился на чердак.
Именно там находилась лаборатория ушлого черта. Да, да, Изя проявлял поистине феноменальные качества исследователя и естествоиспытателя, когда дело касалось его любимого хобби – самогоноварения.
Каких только рецептов не попробовал он, добиваясь все новых и новых оттенков вкуса и оригинальных букетов запаха своего первача. В этом деле ему охотно помогал местный домовой Феофан. Этот самый домовой обладал весьма сварливым характером, но постепенно коллеги привыкли к нему и стали воспринимать его как неизбежность. В конце концов, именно он разрешил поселиться этой странной компании в заброшенных палатах купца Свиньина, которые в народе уже давно прозвали «Чумными».
Издав очередной стон, Илюха наконец добрался до заветного стеллажа, на котором стройными рядами красовались запечатанные бутыли. На самом видном месте среди этой стихии красовалась внушительных видов табличка с надписью:
«Выставочные образцы! Брать и тем более распивать в одиночку категорически воспрещается! Илюха, твою мамашу, руки прочь от народного достояния!»
– Все вокруг колхозное, все вокруг мое. Тоже мне, остряк нашелся, – хмыкнул Солнцевский и решительно сцапал первую попавшуюся под руку бутыль.
Не менее решительно была разрушена целостность упаковки. Осталось только найти подходящую емкость в качестве посредника между тарой и исстрадавшимся организмом.
– Ты что же, ирод, наделал? – раздался за спиной скрипучий голос домового. – Энто же божественный нектар, настоянный на черемуховом цвете!
Солнцевский, не отвлекаясь на пустяки, продолжал шарить взглядом по комнате в поисках желанного стакана.
– Эх, молодежь! Да разве можно такую вот красоту, да вот так, всуе, можно сказать на коленке, пить? – не унимался Феофан, помахивая в такт словам своими волосатыми ушами.
Наконец зоркий, но временно помутненный взгляд старшего богатыря отыскал желанный предмет, и нетвердой рукой он был наполнен до краев спасительным нектаром.
– Это утром, да еще один! – продолжал гундеть домовой.
Солнцевский простонал, перекрестился, залпом осушил лекарство и замер, дабы не спугнуть те процессы, которые уже были запущены в его исстрадавшемся организме.
– Говорю, что утром в одиночку пьют только такие вот лишенцы, как ты! – Голос домового уже звучал как обвинительная речь самого злобного прокурора.
Осознав, что обратного пути к утренним ужасам уже не будет, Илюха позволил себе выйти из «нирваны». Пошарив еще по комнате, он отыскал второй стакан и наполнил его до краев. Потом немного подумал и наполнил свой до половины.
– Выпить хочешь, так и скажи, – уже потеплевшим голосом заметил Илюха. – И нечего тут волну гнать.
– Дык я и говорю, а ты, бестолочь такая, ничего не понимаешь, – крякнул Феофан и ловко подхватил свою посуду. – Я так понимаю, что за здоровье?
– Угу, – вяло согласился бывший браток и чокнулся с домовым.
Спустя минут десять к столу спустился совсем другой человек. Бодрый, веселый и очень голодный. Чудесный запах, который исходил от вареников, делал последний момент особенно актуальным.
– Любава, ну того, не дуйся, что ли, – попытался исправить ситуацию Илюха. Как ни странно, в личном общении с Соловейкой он становился очень косноязычным. – Сама должна понимать.
– Ничего я никому не должна! – отрезала маленькая вредина.
Солнцевский собрался добавить еще что-то, но в его руку ободряюще ткнулся Мотя, а если быть точнее, то крайняя правая его половина. Илюха тут же отбросил все проблемы и выдал своему любимцу положенную утреннюю порцию ласки. Три пирожка, отправленные в каждую из пастей милого чудовища, тоже стали традицией, и даже Любава, ведущая беспощадную борьбу с подкормкой Змея за столом (и под ним), уже смирилась с этим обрядом.
После соблюдения традиции Илюха решительно наполнил свою тарелку варениками и налил себе парного молока. Та скорость, с которой поглощалась еда, и то блаженное выражение, которое постепенно вырисовывалось на лице Илюхи, заставило каменное сердце Соловейки дрогнуть.
– Изе-то оставь, – наконец молвила она, глядя, с какой неизбежностью тает гора вареников.
– Да ну его, – хмыкнул Илюха. – Кто не успел, тот опоздал. К тому же он написал заявление об уходе.
– Чего? – не поняла Соловейка.
– Ну он вчера обиделся на весь мир вообще, и на меня в частности, а в знак протеста решил выйти из наших стройных, но немногочисленных рядов.
Любава с ужасом уставилась на Солнцевского, еще не понимая, верить ему или нет.
– Да ты не волнуйся, куда он денется с подводной лодки? – успокоил боевую подругу старший богатырь. – По моим расчетам наш герой-любовник уже должен угомониться и скоро появится здесь с повинной головой и с заявлением о приеме на работу.
* * *
Вот говорила когда-то маленькому Илюше его бабушка:
– Вспомнишь черта, он и появится. Ох как права была старушка.
Двери резко отворились, и в горницу ввалился безработный Изя во всей своей красе. Даже через морок просвечивал лиловый фингал под глазом, а одежда была в таком плачевном состоянии, будто бы он только что с боем вырвался из клетки с медведем нетрадиционной медвежьей ориентации.
– Любава, заткни уши! Илюха, они хотят меня кастрировать!
Чуть не подавившись очередным вареником, Солнцевский сумел взять себя в руки, напустил побольше флегмы и, подцепив вилкой очередной Любавин кулинарный шедевр, спокойно заметил:
– Вот видишь, до чего ты можешь людей довести.
– А что я сделал-то, собственно? – заверещал черт. – А они сразу такие решительные меры собрались применять. Ну там, в глаз дать или, скажем, из дома выкинуть, это куда ни шло, я не возражаю. А вот так кардинально – это перебор, я категорически против!
– Так что ты сделал? – вставила свое слово Соловейка.
– Да я всего одним глазком собирался посмотреть! – опять взвился Изя. – Чего им жалко, что ли? Причем заметьте, меня интересовало только лицо. Нет, ежели чего другое смог бы разглядеть, это тоже неплохо, но задумка была именно про лицо.
– Кстати, – хмыкнул довольный Илюха, добивая завтрак. – Сейчас уже не обрезают, это прошедший этап. Теперь замораживают и ломают.
– Дикие люди, варвары! – тут же заверещал черт, не оценив шутки. – Да они теперь меня на коленях будут умолять, чтобы взять в жены несравненную Газель, а я буду кобениться и сомневаться. А чего они хотят? Лица-то я так и не увидел.
Тут Илюха сложил эмоциональное выступление друга с теми смутными воспоминаниями на вчерашнем пиру, которые, как ни странно, остались в его голове, и резюмировал:
– Короче, тебя охрана этого талиба душманского сцапала.
– И ничего не охрана! – возмутился Изя, прикладывая к заплывшему глазу холодную ложку. – Мимо охраны я как раз проскользнул, а вот мимо евнухов не сумел.
– У тебя есть все шансы пополнить их ряды, – совершенно логично заметил Илюха.
– Ребята, а кто такие евнухи? – поинтересовалась Любава. – И почему так уж плохо присоединиться к ним?
Вместо ответа Изя глухо застонал.
– А действительно! – встрепенулся Солнцевский. – Представь себе только на минутку. Всю свою оставшуюся жизнь ты проведешь в обществе твоей несравненной. А если прибавить сюда внушительное жалованье и полный пансион, то картина вырисовывается просто шикарной.
– Ой, гости дорогие! – заверещал черт. – Вот стоило несчастному Изе немного оступиться, так этот изверг уже готов плясать на моем гробу ламбаду. Причем заметьте, поминки таки он наверняка собирается справлять на мои же деньги!
– Ну не на мои же, – пожал плечами Илюха. – В твоем будущем состоянии деньги, собственно, уже и не нужны.
– А ламбада что такое? – опять подала голос Любава.
Ответить своей боевой подруге не успел ни старший богатырь, ни средний. Притихший в уголке Мотя гулко запыхтел и выпустил сноп искр по направлению к двери. Заметивший это Изя заверещал что есть силы, как-то подозрительно переходя на фальцет. Тренировался он, что ли?
– Илюха, не погуби! По гроб жизни тебе обязан буду!
Солнцевский, который и так собирался встать и разрулить сложившуюся ситуацию, на мгновение остановился и с удивлением посмотрел на рогатого коллегу:
– Смотри, я тебя за язык не тянул.
– Да, да, не тянул, – быстренько согласился Изя, подталкивая Солнцевского к выходу. – Я и сам знаю, язык мой – враг мой. А собственноручно покончить с этим врагом рука не поднимается.
Илюха, после опохмела эксклюзивным экспонатом и сытного завтрака, восстановил гармонию внутри себя, любимого, и степенным шагом вышел во двор. За его спиной прятался Изя, а чуть погодя последовали Любава и Змей Горыныч. Конечно, Мотя, по своей привычке, попытался оттолкнуть всех и выбраться наружу первым, но тут же схлопотал затрещину от Соловейки и успокоился. Тем более что он точно знал, что без него веселье не начнут.
Во дворе «Чумных палат» нашу компанию ждали две весьма выразительные личности. Два огромных типа самой что ни на есть восточной наружности и колорита. Особой пикантности им добавляли два жуткого размера ятагана, которые они держали наизготовку. В дополнение к этому один из личных охранников Газели держал в руках портняжные ножницы, также совсем не гуманного вида и размера. Увидев их, Изя тихо заскулил и постарался до конца разборки вообще не участвовать в дискуссии. Мал, это его не касается.
Между тем один из евнухов решительно показал пальцем на могучую грудь Солнцевского и писклявым голосом произнес.
– Ты, видеть, тебя чик-чик!
– Меня? – удивленно поднял бровь Илюха.
– Нет. За тобой чик-чик, – старательно подбирая слова, поправился говорун.
Илюха, будучи сегодня в весьма миролюбивом настроении, почесал затылок и начал стрелку:
– Э, ребята, где уважение к правилам, к закону? Разве так предъявы кидаются? И потом, вопрос о лишении нашего бойца немаловажного органа должен решаться при стрелке как минимум бригадиров, а не таких шестерок, как вы. Так что, ребята, забирайте ваши железяки, прихватывайте маникюрные ножнички и айда домой, смотреть утренний выпуск передачи «Спокойной ночи, малыши».
Два жителя Бухарского эмирата некоторое время переваривали ответ поодиночке, потом долго совещались на непонятном языке и наконец решительным (насколько это было возможно в их состоянии) тоном упрямо заявили:
– Он видеть, ему чик-чик.
Услышав такой ответ, надежно замаскированный черт нервно вздрогнул.
– Значит, по-хорошему не понимаете... – протянул Солнцевский, смачно потягиваясь и похрустывая косточками. – Тогда будет по-плохому.
Поначалу Илюха собирался сходить за своей любимой палицей. Этим чудным предметом он владел в совершенстве, тут, наверное, сказался опыт общения с бейсбольной битой в прежней жизни. Но в этот момент его организм, еще не до конца оправившийся от вчерашних возлияний, сказал свое решительное «нет». Он справедливо и вполне в доходчивой форме доказал хозяину, что ворочать тяжелое железо, прыгать, уворачиваться от ударов и падать он решительно не готов. Вот когда избавится от последствий пира, тогда пожалуйста, а сейчас ни-ни.
Солнцевский, привыкший полностью доверять самому себе, тут же переиграл ситуацию в свою пользу.
– Мотя...
Верный Гореныш тут же с осознанием своей правоты вежливо подвинул Любаву, подбежал к хозяину и преданно посмотрел на него тремя парами зеленых глаз. Илюха ласково потрепал каждую из голов и, зевнув, молвил:
– Фас.
Мотя, не ожидавший от хозяина такого подарка, резво развернулся к басурманам и плотоядно улыбнулся. Эта чудная улыбка особенно удавалась левой голове. Тут расслабленный хозяин о чем-то вспомнил и остановил Змея.
– Погоди-ка, – проговорил он.
Мотя уставился на Илюху взглядом, полным недоумения пополам с обидой. Мол, вначале дал законную возможность порезвиться, а потом стой? Но Солнцевский, не замечая душевной травмы любимца, обратился к сторонникам кардинальной хирургии.
– Слышь, вы, урюки переспелые. Змей еще маленький, так что если кто-нибудь из вас его хотя бы оцарапает, то будет иметь дело со мной.
– И со мной, – охотно подтвердила Соловейка.
– И со мной, – вставил свое слово из-за спины Изя.
– А вот теперь фас! – махнул рукой Солнцевский.
Гореныш, еще не веря в свое счастье, быстро засеменил к противнику. Мало ли, а вдруг хозяин опять передумает? Когда еще честному Змею выпадет возможность официально кого-нибудь покусать.
Кстати, евнухи бились честно и яростно. Вот только отмахаться от Горыныча и не поцарапать его, было очень даже сложно. Зато Мотя порезвился на славу и совершенно заслуженно одержал победу. Кстати, как исключительно порядочный Змей, в самом начале действа он уравнял шансы с соперниками. Его центральная голова наступила на горло своей лебединой песне, заняла нейтральную позицию и почти никого не кусанула. Только лишь один раз, когда враг бежал, она не удержалась и цапнула его за то место, которое оказалось к ней ближе всего. А то, что несчастный евнух теперь пару недель не сможет сесть, так тут виноват не Мотя, а исключительно стечение обстоятельств.
– Ну вот, правда и восторжествовала, – бодреньким голосом констатировал Изя, выбираясь из-за широкой спины друга. – А то с ножницами пришли, ветеринары недоделанные. Кстати, Любавушка, а что у нас на завтрак, а то у меня уже давно кишка с кишкою говорит. – С этими словами как ни в чем не бывало Изя направился в дом, напевая вполголоса. – В эту ночь решили самураи перейти границу у реки... Так, я что-то не понял, а где мой завтрак?
Солнцевский, еще мгновение назад собиравшийся раскатать коллегу как шары в бильярде, сменил гнев на милость и, похлопав себя по животу, довольно ответил, предварительно подмигнув Соловейке:
– Твой завтрак в надежном месте.
– Нет, постойте, неужели бедному Изе отказано в кухне? Так я вам скажу, что так и нет! У меня молодой растущий организм, и мне просто необходимо усиленное питание!
– Изя, тебе же несколько веков, – напомнил рогатому Илюха, помогая Любаве ставить самовар.
– Это никому не нужные подробности и на суть дела не влияют, – нагло огрызнулся Изя.
– И потом, на довольствие в «Чумных палатах» поставлены только члены «Дружины специального назначения». А вы, гражданин с фингалом, вчера подали заявление об уходе из этой самой дружины.
На секунду Изя оторопел. Но за эту секунду он пришел в себя и обрушился на коллегу целым ворохом эмоций:
– Ой, если в пылу страсти бедный черт сболтнет лишнего, так это уже ему в личное дело записывают? Я был нетрезв, в бреду, и вообще у меня больничный. Так что прошу считать мое невольное высказывание безобидной шуткой, и готов приступить к непосредственным обязанностям богатыря в мирное время. Я там, у бухариков, чисто случайно каких-то трав прихватил, так что новый первач я назову в честь моей любви: «восточное совершенство».
С этими словами Изя решительно поднялся из-за стола, лихо сцапал последний пирожок и, напевая про недобитых самураев, направился к себе в лабораторию. Спустя пару минут на верху раздался душераздирающий вопль.
– Илюха, ... ... мать, ты же эксклюзивный, выставочный образец прикончил! Разве можно столько пить по утрам?
Любава вопросительно посмотрела на старшего богатыря. Она, как женщина передовых взглядов, также не одобряла потребление самогона вообще, а по утрам в частности.
В ответ на этот взгляд Солнцевский только пожал плечами:
– Что я могу сказать... Феофана мы пару дней не увидим.
* * *
Победа была одержана, обмыта, похмелена, так что после всей этой суеты Илюха Солнцевский решил заняться своим самым любимым занятием, как на далекой исторической и временной Родине, так и в настоящие былинные времена. А именно: тихо и спокойно побездельничать где-нибудь в тенечке. Для этого занятия как нельзя лучше подходила огромная скамейка рядом с баней, сооруженная по его же наброскам подмастерьями Захара.
Верный Змей тут же занял законное место подле хозяина и подставил ему свое пузо. Мол, все равно ничего не делаешь, так хоть своему любимцу доставишь удовольствие. Солнцевский ничего против такого поворота событий не имел и вяло, кончиком ноги, начал теребить брюхо Моти.
Так могло продолжаться довольно долго, но тут к этой идиллии присоединилась Соловейка. Она уже привела хозяйство в порядок и жаждала более героического проведения законного выходного. Так как горячительного на пиру Любава выпила раз в... дцать меньше своего непосредственного начальства, то ей явно не сиделось на месте.
– Ну что, так и будешь сидеть? – поинтересовалась черноволосая, устраиваясь рядом.
– Ну почему же... – явно через силу заговорил разморившийся Солнцевский. – К вечеру баньку затопим.
– И это все? – вскинула брови Любава.
– А что, мало? – удивился Илюха. – В зал-то наверняка никто не придет.
С этими словами он кинул на амбар свой усталый взор. В этом помещении уже довольно давно, со времен подготовки к таинству бракосочетания княжны Сусанны, размещался первый (впрочем, и единственный) спортивный зал на Руси. Туда, согласно графику тренировок, организованно ходило практически все русское воинство. Причем Солнцевский, изрядно обленившийся в последнее время, все чаще и чаще перекладывал обязанности тренера по бодибилдингу на Алешу Поповича.
Этот молодец настолько резво взялся за дело, что Илюха не без основания хотел в дальнейшем передать ему все это направление. А за собой оставить только тренировки по греко-римской борьбе, которые он до сих пор проводил с огромным интересом и задором.
– А не надо было вчера пить столько, – тут же вставила свое веское слово Соловейка. – Вели бы себя вчера поприличней, глядишь, и тренировку отменять не пришлось.
С одной стороны, как личный тренер Любавы, Солнцевский должен быть рад такой тяге к совершенствованию мастерства, но с другой... Как человека нормального, такая активность после законного пира его несколько раздражала.
– Слушай, ну чего ты волну гонишь? – усталым голосом начал Илюха. – Ну что, каждый день, что ли, мы басурман бьем? Заслужили, небось, пару денечков отдыха. Вот сейчас отдохнем, двенадцати часов дождемся, еще разок осторожно похмелимся, в баньке попаримся и примемся опять врагов гонять. И потом, должны же мы были отметить твой первый полет?
Судя по всему, покорение воздушного океана далось Любаве тяжело. Так что при упоминании о полете она недовольно поморщилась и предпочла перейти на другую тему.
– Я не поняла, а зачем ждать двенадцати часов?
– Ну так... – буквально на мгновение замялся богатырь, вспоминая логику его сложного времени. – До двенадцати вроде как неприлично, ну а после ничего, можно.
– А нельзя ли... – принялась за свое Соловейка, безуспешно старавшаяся привить в «Чумных палатах» трезвый образ жизни.
– Нельзя, – отрезал бывший браток. – А то никаких сил на подвиги не хватит.
Тут Любава открыла было рот, чтобы доходчиво, с наглядными примерами пояснить все достоинства своей точки зрения, как на горизонте появился Изя, посверкивая своим синяком. Прямо надо сказать, вид у нашего домашнего черта был неважнецкий.
– Не мой сегодня день, – констатировал Изя, усаживаясь рядом с друзьями. – Лица ненаглядной не увидел, по морде получил, чуть было самого главного в жизни не лишился, так еще и шедевр не получается.
Положа руку на сердце, свои шедевры Изя гнал в соавторстве с домовым Феофаном, а так как тот пребывал в некондиционном состоянии, процесс у черта не пошел.
Еще немного времени вся команда просидела в тишине, каждый думал о чем-то своем. Наконец первым вынес на свет божий свои мысли Илюха.
– Слушай, Изя, а что, черти женятся?
– Не понял... – протянул Изя, сбрасывая с себя полудрему. – Это что, наезд?
– Да нет, просто восстановление пробелов в образовании, – пожал плечами Солнцевский.
– А мне кажется, что в тебе заиграл великодержавный шовинизм, – вдруг ни с того ни с сего завелся черт. – А ты сам-то как думаешь? Дети-то откуда появляются? Или, по-твоему, что, у меня родителей не было?
– Да были, были... – примиряюще заметил Илюха. – Я вспомнил, они еще веселые были, раз Изей прозвали...
– Изей, просто так не назовут, – резонно заметила Соловейка.
Тут практически на ровном месте мог возникнуть небольшой скандальчик, но задремавший было Мотя заворчал, со вздохом перевернулся со спины и выпустил в сторону ворот предупредительную порцию пара. Отдых после завтрака – это, конечно, святое, но забывать о своих непосредственных обязанностях Змей не собирался. Профессионализм, знаете ли!
В подтверждение Мотиных телодвижений в ворота кто-то робко заскребся. Конечно, княжеские богатыри, презрев суеверия и условности, давно уже переступили через свои страхи и заходили в «Чумные» смело, но это, так сказать, была элита киевского общества. Обычные же обыватели помнили, какой ужас на окружающих наводил вконец одичавший Феофан до того, как сюда вселилась «Дружина специального назначения», и войти вовнутрь не спешили.
– Любава, сходи, а... – протянул Илюха, с трудом представляя, что ему придется встать с заветной лавочки.
– Еще чего! – тут же взвилась Соловейка и демонстративно вздернула свой курносый носик.
– Даже не думай, – на всякий случай предупредил Изя. – Я вообще раненый при исполнении, так что мне молоко за вредность надо дать.
– Во второй глаз тебе надо дать, – буркнул Илюха и, призвав себе на помощь остатки сил, с трудом встал со скамейки и направился к воротам.
Верный Мотя, справедливо рассудив, что его хозяину ничего не угрожает, предпочел продолжить прерванную дрему.
– Ну? – вполне емко, а главное понятно поинтересовался Илюха у трясущегося от страха посыльного, обнаруженного за воротами.
– Берендей... – начал свой рассказ молодец и тут же сбился с заданного ритма.
Илюха сжалился над ним и решил немного помочь наводящими вопросами.
– И что?
– Вас...
– Зачем?
– Слобода...
– Иноземная?
– Да...
– Жалуются?
– Очень...
– Может, завтра?
– Так палач, плаха... Серчает в общем, – выдал посыльный неимоверно длинную для данной ситуации речь.
– Будем, – подвел итог беседе Солнцевский и затворил ворота.
Честно говоря, князя Илюха не боялся. Берендей был нормальный мужик, так что с ним найти общий язык можно было всегда. А вот затраченных на это сил было жалко. Только жизнь стала налаживаться, скopo двенадцать, а тут вставай, надевай форму (это при такой-то жаре!) и дуй во дворец. И все это по вине несколько увлекшегося личной жизнью коллеги.
– Вставай, лишенец! – буркнул черту Илюха, вернувшись к заветной, но недоступной скамейке. – Из-за твоих ночных похождений нас Берендей на ковер зовет.
Изя, судя по всему, также не настроенный на прогулки, аж подпрыгнул с насиженного места.
– А чего сразу из-за меня-то? – перешел на повышенные нотки черт.