Плейн Белва. Осколки судеб

   Он стучал в дверь, дергал ручку.
   – Айрис! С тобой все в порядке? Почему дверь заперта?
   – Потому что мне так захотелось, – процедила она.
   – Айрис, я знаю, ты все еще сердишься, но разве ты не слышала телефонный звонок? Есть новости.
   – Да?
   – О Стиве. За него внесли залог. Я как раз шел из гаража, когда зазвонил телефон. Это был Джимми.
   Айрис вылезла из ванной и завернулась в полотенце. Она не собиралась появляться перед мужем голой сейчас, когда он только что вернулся от другой голой женщины. Затем открыла дверь.
   – Ну?
   – Джимми говорит, это один из профессоров, тот самый Пауэрс, будь он проклят, хотя на сей раз нам надо его благодарить. Не знаю, у меня в голове полная неразбериха. Он, вроде бы, внес залог за целую группу ребят. Как бы там ни было, Стива отпустили, и он возвращается в университет.
   – Слава Богу! Ну а дальше что? Ты знаешь? – Она говорила ровным, без эмоции голосом.
   – Джимми, ну и голова у этого парня, все разузнал. Он говорит, Стиву надо вернуться в Чикаго. Ему придется заплатить штраф, он получит строгое предупреждение и…
   Все это Айрис пропустила мимо ушей. Детали не имели значения. Главное – Стив на свободе. Тео сел и снял ботинки.
   – Боже, что за день! Что за вечер! Наш Джимми такой молодец. Мне мучительна мысль о том, что на него столько свалилось из-за Стива. Рано ему брать на себя такую ответственность. – Тео чуть не плакал. – Ну, Стив более или менее выпутался из неприятностей, во всяком случае, до поры до времени. – Он посмотрел на Айрис, все еще завернутую в полотенце. – Теперь-то ты должна воспрять духом.
   – Я бы чувствовала себя значительно лучше, если бы залог внес отец мальчика, а не чужой человек.
   Он вздохнул.
   – Мне жаль. Жаль, что все так получилось.
   – Правда? Что «все»?
   – А ты как думаешь? Жаль, что это вообще случилось, что мы весь вечер наскакивали друг на друга. Но мы со всем справимся, все будет хорошо.
   Он улыбнулся ей знакомой улыбкой. Легкая мечтательная улыбка, которая нравится всем женщинам. Она попала под обаяние этой улыбки в первую же их встречу в доме ее родителей.
   – Что ты стоишь там? Пойдем спать, Айрис. Нам необходим отдых.
   Но сейчас, защищенная броней своей ярости, она про себя издевалась над ним. Устал? Еще бы, ты, должно быть, израсходовал массу энергии за сегодняшний Вечер. Лжец. Лжец! Я заставлю тебя страдать, и ты никогда не узнаешь почему, не узнаешь до тех пор, пока я сама не пожелаю сказать тебе.
   И она не прольет при нем ни одной слезинки, что бы ни творилось у нее на душе. А какие только страхи ее не терзали: что у него давно роман на стороне, что он все время притворялся, занимаясь с ней любовью, что в один прекрасный день он с виноватым видом с жалостью в голосе попросит у нее развода. Да, вполне возможно, он бросит ее. Такое происходит постоянно.
   – Когда ты намерена начать разговор со мной? – спросил Тео после четырех дней молчания.
   – Я дам тебе знать, когда буду к этому готова.
   – По моей просьбе одна адвокатская контора связалась с Чикаго. Все оказалось не так уж страшно. Стив находился с теми, кто просто маршировал по улице, мешая движению транспорта, ничего больше! Ему вынесут порицание и оштрафуют. Штраф я заплачу.
   – Поздравляю! – ответила она.
   – Айрис, это на тебя не похоже. Почему ты так ко мне относишься?
   Она холодно взглянула на его губы, губы, которые целовали другую женщину, потом посмотрела на руки, ласкавшие эту женщину, ее груди, ее… Это было начало спуска по скользкому склону горы, у подножия которой притаилась ненависть. Тео и Айрис возненавидят друг друга. Такое тоже вполне возможно.
   Все утро она бесцельно бродила по дому. Лицо Пирл ничего не выражало, и это-то и выдавало се любопытство. Может, Айрис испытала бы облегчение, рассказав обо всем Пирл, но та – неподходящий человек для исповеди. Подходящего вообще не было. Друзья отпадали, потому что ни в коем случае нельзя было подрывать репутацию Тео, хотя бы ради детей. Маму не следует обременять подобным признанием, да и потом в качестве совета она предложит кучу банальностей. Только папа мог бы помочь, но его больше нет с ней.
   Не в силах ничем заняться, Айрис вышла во двор. Стояло чудесное утро, одно из тех, которые навевают на вас легкую грусть уже потому, что природа дарит их так редко: голубое небо, чистое и прозрачное как дорогой фарфор, влажный блеск густой листвы, прохладный воздух, легкие дуновения ветерка. Пирл позвала ее к телефону: – Доктор на проводе, миссис Штерн.
   – Я звоню, – с формальной вежливостью проговорил Тео, – чтобы сообщить тебе, что меня назначили главным хирургом.
   Это было признанием его заслуг и завидным достижением для человека в середине четвертого десятка. Такое событие необходимо отпраздновать, но она не сможет отдаться этому празднованию всей душой.
   – Это замечательно, – ответила она так же вежливо.
   – И это все, что ты можешь сказать? И таким равнодушным тоном?
   – Жаль, что тебе не нравится мой тон. Я сказала, что замечательно, что же еще?
   – Ну, если тебе ничего больше не приходит в голову, тогда не важно. В клинике устроят торжественный вечер с танцами, на нем и объявят о моем назначении. Думаю, ради такого случая тебе надо выглядеть как можно лучше.
   Так же, как твоя шлюха, вертелось у нее на языке, но вместо этого она сказала:
   – Большинство находят, что я и так хорошо выгляжу.
   – Я имел в виду новое платье, ничего больше.
   – Очень хорошо, – отчеканила она, – я закажу новое платье.
   В магазине было затишье, которое обычно наступает в конце лета, когда осенние модели только начинают поступать, поэтому Леа (для покупателей ее имя звучало именно так) уделила Айрис все свое внимание. Все стулья и вешалки в просторной жемчужно-серой примерочной были заняты: роскошные шелковые, гипюровые, атласные вечерние туалеты, твидовые костюмы, платья из французского трикотажа, свитеры ручной вязки.
   Айрис со всех сторон осматривала себя в зеркальных стенах. На ней было черное гипюровое платье с широкими оборками по всей длине – от низкого выреза до пола; юбка украшена голубыми атласными бантиками; такие же бантики скрепляли у локтя широкие, замысловатого фасона, рукава. Она улыбалась своему отражению. Она разрумянилась, широко открытые глаза блестели от удовольствия, и лишь в глубине их затаилась горечь, почти незаметная для постороннего человека.
   – Оно вам очень идет, – сказала Леа. – Но и платье цвета лаванды чудесно на вас смотрится. Трудный выбор, правда?
   – Нет. Я возьму оба.
   – О, – протянула Леа, придав этому междометию выражение восклицания и вопроса одновременно.
   – Вы, кажется, удивлены?
   – Нет, нет, что вы. Я рада, что снова вижу вас в своем магазине. Вы давно у меня не были, хотя ваша мама наведывается регулярно. Как она поживает?
   – Неплохо. Но отец умер.
   – Я не знала. Как жаль. Ваша мать чудесная женщина. Не думает о переезде?
   – Нет, она любит свой дом.
   Эта модная хитрая женщина задавала слишком много вопросов. Из-за ее любопытства Айрис и не любила приходить сюда. Но такая уж у нее манера поведения, воспитанной ее не назовешь, видимо, иначе она не может. Зато в ее магазине лучший выбор – тут возразить нечего.
   – Я подумала… многие вдовы уезжают во Флориду, – заметила Леа, и так как Айрис ничего не ответила, добавила: – По-моему, к этому платью прекрасно подойдет бледно-голубой атласный шарф; его можно накинуть на плечи, если вдруг станет прохладнее, или перекинуть через руку – впечатление будет потрясающим.
   – Пожалуй, – согласилась Айрис.
   Она растрачивала целое состояние. Бежево-розовый кашемировый костюм, голубое платье из джерси, три свитера, клетчатый твидовый жакет, платье из белого шелка в полоску и два вечерних платья обойдутся в несколько тысяч долларов, не меньше. Но она не собиралась утруждать себя подсчетами. Пусть Тео заплатит. Сам-то он тратил деньга, как пьяный матрос. Бог его знает, сколько он выбросил на эту свою шлюху.
   – Пройдите в зал, посмотрите на шарфы. Кроме того, мы недавно получили изумительные итальянские сумочки.
   В это удушающе-жаркое утро покупателей в магазине было меньше, чем продавцов. Собственно, кроме Айрис там был всего один покупатель – мужчина, выбиравший что-то у прилавка.
   Леа накинула на плечи Айрис голубой шарф. На его фоне ее чернью глаза, алые губы и белая шея казались еще ярче.
   – Видите, что я имею в виду, – сказала Леа.
   – Да. Это великолепно.
   Айрис рассматривала себя в большом, в человеческий рост, зеркале. Удивительно, как кусок ткани может изменить внешний вид женщины. Ее лицо и фигура остались прежними, и все же ЧТО-ТО в них изменилось. Лицо было полно жизни, оно сияло. Какие бы чувства ни вдохнули в се лицо эту жизнь – гнев, решимость, отчаяние, или все они вместе взятые – но оно утратило свое обычное спокойно-серьезное выражение, стало одухотворенным и страстным.
   Затем она встретилась в зеркале взглядом с мужчиной у прилавка. Он даже не пытался сделать вид, что взглянул на нее случайно. Она опустила глаза, перебирая тонкую бахрому на конце шарфа, потом снова подняла их – мужчина по-прежнему смотрел на нее. Прошло не больше трех-четырех секунд, и Айрис опять отвела глаза, но за этот короткий промежуток времени она успела понять две вещи. Во-первых, мужчина смотрел на нее с явным одобрением, и, во-вторых, это был такой же взгляд, каким Тео, бывало, смотрел на других женщин, взгляд, который она старалась не замечать.
   – Разумеется, я возьму его, – повернулась она к Леа.
   – Осмелюсь заметить, – вмешался мужчина, – вы прелестно выглядите.
   – О, спасибо, – мило улыбнулась Айрис и вернулась в примерочную с чувством одержанной победы.
   Мужчина разговаривал с кем-то в зале.
   – Вы не поверите, – говорил Он, – но Европа буквально помешалась на американском Западе. Сегодня я купил очаровательную маленькую акварель – изображение индейской женщины племени навахо. – Голос был глубоким и сочным, с каким-то неопределенным акцентом, непохожим на акцент Тео, по которому сразу можно было узнать австрийца. – Мне надо сделать подарок другу в Женеве.
   – Вы настоящий Санта-Клаус, – отметил молодой женский голос, в котором звучали игривые нотки. Айрис узнала голос Люси, молодой женщины, которая, судя по всему, была партнершей Леа.
   – Да, сегодня и вам на меня жаловаться нечего, так ведь? Но если говорить серьезно, когда много путешествуешь, приходится часто пользоваться гостеприимством других людей, во всяком случае, там, где у меня нет собственной квартиры, и подарки – единственное, чем я могу за него отплатить.
   – Вопрос в том, есть ли такие места, где у вас нет квартиры. Вы, кажется, покупаете еще один дом?
   – О, небольшой домик в горах. Это будет мое швейцарское убежище, в котором я буду отдыхать от суеты больших городов и праздных толп Ривьеры. Не убирайте, пожалуйста, этот шарф. Я его тоже возьму.
   Айрис вышла из примерочной как в тот момент, когда мужчина тоже собрался уходить.
   – Заходите завтра, – сказала Леа, – завтра мы получим белую сумочку, о которой вы спрашивали. Ваши покупки доставят в «Уолдорф». Всегда рада видеть вас в своем магазине, мистер Джордан. И вас, миссис Штерн, – добавила она, обращаясь к Айрис.
   Оказалось, что Айрис по пути с мистером Джорданом. Они остановились на углу улицы, дожидаясь зеленого сигнала светофора; Джордан заметил, что делать покупки «У Леа» всегда очень приятно, потом добавил:
   – Мне только что пришло в голову, что вас мог обидеть мой комплимент. Прошу меня извинить, я не хотел вас задеть.
   – Нет, нет, вы были очень любезны.
   Фу, какой ходульный ответ, подумала она, смутившись. И смутилась еще больше, увидев в стекле витрины отражение самой себя рядом с незнакомым мужчиной.
   Он был интересный мужчина, хорошо сложенный, хорошо одетый. Густые ухоженные волосы, прекрасные зубы, строгие золотые запонки. Забавно, мелькнула у нее мысль, я фиксирую все эти внешние детали, пытаясь составить о нем какое-то представление, а он, должно быть, делает сейчас то же самое. И она порадовалась тому, что надела сегодня свое лучшее летнее платье из черного льна, выгодно подчеркивавшее ее тонкую талию и оставлявшее открытыми красивые округлые плечи.
   – В Нью-Йорке лето как в тропиках, – прервал ее размышления голос Джордана.
   – Да, я рада, что живу за городом.
   – А где вы живете?
   – Вестчестер. – И испугавшись, как бы такой короткий ответ не прозвучал грубо, добавила: – Я приехала на машине. Оставила ее на стоянке недалеко от Третьей авеню.
   Они перешли через Парк-авеню и направились к центру. Его покупки должны доставить в «Уолдорф», значит, он там остановился, подумала Айрис.
   – Я остановился в «Уолдорфс», – сказал Джордан. – Собирался купить небольшой дом, чтобы было где жить, когда я бываю в Нью-Йорке, а я провожу здесь ежегодно месяца по два, но сделка не состоялась, так что я снял квартиру в «Уолдорф-Тауэрсе». Вам доводилось бывать в квартирах «Тауэрса»?
   – Нет, у нас… у меня не много знакомых в городе. Мы… я не часто выезжаю. С четырьмя детьми, знаете ли…
   Она замолчала, почувствовав, как неуместно все это звучит. Но он, видимо, не придал этому значения и продолжал:
   – По мне, лучшего и желать нельзя. Может, я куплю эту квартиру, пусть будет моей постоянной нью-йоркской резиденцией.
   Айрис хотелось сказать что-нибудь остроумное, и в то же время она задавала себе вопрос, зачем ей вообще что-то говорить, ведь через пару минут они подойдут к «Уолдорфу» и расстанутся. Жаль! Идти с мужчиной по Парк-авеню было приятно. Если бы, Тео ее видел.
   Внезапно и ответ пришел ей в голову:
   – Резиденцией на то время, пока вы не в Швейцарии?
   – А откуда вы знаете о Швейцарии?
   – Слышала ваш разговор из примерочной.
   – Вот как? Хорошо, что я не открыл никаких своих секретов.
   – Я умею хранить чужие секреты, – вырвалось у нее.
   Как странно, что она это сказала. Слова выскочили сами собой и прозвучали чуточку кокетливо, а может, в них можно даже усмотреть какой-то намек? Она вспыхнула.
   – Я в этом не сомневаюсь, – серьезно ответил он.
   – Как вы можете знать?
   – Я довольно хорошо разбираюсь в людях. Вы, безусловно, благородный человек.
   Последовала пауза, затем он сказал:
   – Не знаю, как вам, а мне от этой жары ужасно хочется пить. Если у вас есть время, я бы хотел пригласить вас выпить чего-нибудь.
   У Айрис подпрыгнуло сердце. Она спросила себя, означает ли это приглашение к нему в квартиру. Некоторые женщины не боятся пойти в квартиру мужчины даже после десятиминутного знакомства. Некоторые потом расплачиваются за свою смелость, становясь жертвами какого-нибудь психопата. Конечно, в данном случае такая мысль смехотворна. Этот мужчина – джентльмен, вежливый европейский джентльмен. Но все же она ни за что не пойдет к нему.
   – Можем зайти в бар. На Пикок-Элли, например. Выпьем охлажденного чаю, – он улыбнулся. – За моими рекомендациями обращайтесь к Леа. Я их давний клиент.
   Айрис почувствовала себя дурой.
   – Да нет, конечно же, мне не нужны рекомендации. И я с удовольствием выпью холодного чаю.
   – Я так и знал, что вы выберете чай, – заметил он, подводя ее к столику.
   – Я не особенно люблю спиртные напитки. Бокал вина за обедом – вот, пожалуй, и все, что я себе позволяю.
   Сердце у нее билось все так же учащенно. Ей не верилось, что это она сидит за столиком с незнакомым мужчиной, заказывая чай и пирожные. Он смотрел на нее поверх вазы с пахучими белыми цветами. По комнате сновали туда сюда какие-то люди. От запаха цветов и этого беспрестанного движения у нее закружилась голова.
   – Неожиданное у нас получилось знакомство, – начал он.
   – Да. Здесь очень приятно: прохладно, солнце не бьет в глаза.
   – Возможность расслабиться перед тем как возвращаться домой к четверым детям?
   – Они все разъехались на лето. Двое уже совсем взрослые.
   – Глядя на вас, этого не скажешь. Айрис попыталась пошутить:
   – Вот видите, какая я уже старая.
   – Совсем нет. Особенно в том платье, которое вы сегодня купили. Надеюсь, вы пойдете в нем в такое место, где его смогут оценить.
   – Это для торжественного вечера в клинике мужа. Его назначили главным хирургом.
   Платье, пожалуй, было чересчур роскошным для подобного случая. У многих брови поползут вверх. Ну и пусть. Пусть они будут смотреть на нее так же, как смотрел в магазине этот мужчина, он и сейчас так смотрит.
   – Вы не привыкли к тому, чтобы вами восхищались, – сказал он к се величайшему удивлению.
   – Почему вы так считаете?
   – Вы так застенчиво наклоняете голову. Застенчиво, почти стыдливо.
   – Правда? Я за собой этого не замечала. – И словно желая доказать обратное, она посмотрела ему прямо в глаза.
   Он ответил на ее взгляд, и Айрис, слишком смущенная, чтобы отвернуться, продолжала смотреть на него; глаза смотрели в глаза.
   – Вы не сказали, как вас зовут.
   – Айрис. ^[21]
   – Вам подходит это имя. Такой элегантный и строгий цветок.
   – Но я совсем не строгая.
   – Наверное, такое впечатление складывается из-за вашей застенчивости. Кстати, меня зовут Виктор.
   Ах, если бы ей пришло в голову, что на это ответить, что-нибудь необычное, не столь избитое как «какое красивое имя». Но она никогда не разговаривала с мужчиной так долго. Если она и оставалась наедине с мужчиной, то не больше, чем на пару минут, да и то с мужем какой-нибудь приятельницы, с которым они, как правило, обменивались замечаниями об учительнице в пятом классе – настоящее чудовище – или о ценах на недвижимость в городке.
   – Вы не обижаетесь, что я назвал вас застенчивой? Я хотел сделать вам комплимент. Это прекрасное качество для женщины.
   – Да, если оно не заходит чересчур далеко.
   – Уверен, в вас этого нет. Просто вам нужно время, чтобы освоиться.
   – Вы правы, – признала она.
   – Вы чувствуете себя неуютно с так называемыми заправскими остряками, на вечеринках с коктейлями, где каждый стремится перещеголять другого в остроумии.
   – О, мне такие вечеринки никогда не нравились, более того, я их ненавижу.
   Он кивнул.
   – Понимаю. Показуха. Кто есть кто. Приходишь домой с головной болью. Я во всяком случае.
   И он принялся рассказывать ей разные анекдотичные случаи о вечеринках, которые ему пришлось посещать. Рассказывал он занимательно, делая много метких замечаний, и вообще вел себя так просто и по-дружески, что Айрис полностью расслабилась.
   Откинувшись на стуле, она откусила пирожное и искренне воскликнула:
   – Ой, как вкусно!
   – Я рад, что вам нравится. Сначала вы были в нерешительности, боялись со мной пойти.
   Она опустила глаза и посмотрела на свои руки – дорогие кольца, изящные загорелые запястья. Созерцание собственных рук почему-то прибавило ей уверенности в себе, и у нее вновь возникло ощущение одержанной победы, как и тогда, когда он смотрел на нее в салоне Леа.
   – Вы не поверите, – сказала она чуть ли не весело, – но со мной такое не часто случается.
   – Или совсем не случается? – И так как она молчала, добавил: – Ревнивый муж, надо полагать?
   – Да. – Если бы Тео знал, если бы он только знал!
   – Ну, это же совсем невинно. Я был один, меня мучила жажда, а любой напиток покажется в десять раз вкуснее, если с тобой за столом сидит очаровательная женщина. Вы смело можете рассказать об этом мужу, когда вернетесь домой.
   Но это не было «совсем невинно», иначе чем объяснить ее волнение, эмоциональный подъем, вообще сложную гамму чувств, которые она испытывала. И этот мужчина, казалось, с первого взгляда сумел понять, что она из себя представляет, видимо, угадал, в каком она состоянии.
   – Ну хорошо, тогда не говорите вашему мужу.
   – Но я же не сказала, что не сделаю этого.
   – У вас был такой вид. А может, не говорить действительно лучше. Мужья и жены умеют все усложнять, не правда ли?
   – А вы женаты, мистер… Виктор?
   – Развелся шесть лет назад. Но мы по-прежнему друзья. Если нам случается оказаться одновременно в одном городе, я обязательно приглашаю ее на обед.
   – Я знаю, так бывает, но представить этого не могу. Если бы я… мы развелись, я бы его возненавидела. – Неожиданно спазм сжал ей горло. – Мне бы пришлось его возненавидеть.
   – В самом деле? – заинтересовался Джордан. – Но это же, простите меня, так старомодно. Сегодня люди ведут себя честнее. К чему ждать, пока долго подавляемая неприязнь не перейдет в ненависть. Ждать горького конца, когда вы не сможете выносить друг друга и минуты. Уходить надо вовремя, так я считаю.
   К ее неописуемому ужасу и стыду, глаза Айрис наполнились слезами. Она быстро сморгнула слезы, но он все же успел их заметить.
   – О, извините. Я огорчил вас. Извините.
   Она вытерла глаза, чувствуя себя жалкой и смешной.
   – Ничего. Как глупо с моей стороны.
   – Что же тут глупого, если у вас неприятности.
   – Да нет, не знаю, что на меня нашло. – И поскольку необходимо было как-то объяснить этот приступ слабости, она сказала: – Мы поссорились. Вообще-то мы не часто ссоримся, поэтому это меня так задело.
   Он легонько потрепал ее по руке, спокойно заметив:
   – Ну, стыдиться тут нечего.
   – Вы очень добры, – ответила Айрис, именно это и имея в виду.
   – Я многое повидал в жизни, много путешествовал, я знаю, когда человеку плохо.
   Какой необыкновенный мужчина, подумала она, такой мягкий, такой понимающий.
   – Но давайте поговорим о чем-нибудь приятном, Айрис, – продолжал он. – Расскажите мне о своих детях, то есть, если вам хочется.
   Это была более безопасная тема, если, конечно, не касаться Стива. Ни к чему снова приходить в возбужденное состояние, что непременно случится, если она заговорит про Стива. Поэтому она рассказала о Лауре, стараясь быть не слишком многословной, чтобы не наскучить, и о Филиппе и его способностях к музыке.
   – Я сама начала заниматься с ним, но он меня быстро обогнал и теперь ходит в музыкальную школу.
   – Вы и сами, наверное, хорошо играете.
   – Всего лишь как любитель. Играю для собственного удовольствия. Я люблю рояль.
   Глаза Джордана вспыхнули.
   – У меня идея. Я случайно увидел в газете объявление, что завтра в Карнеги-холле, а может, в Линкольн-центре, не помню точно, состоится фортепьянный концерт. Какой-то южноамериканец, лауреат конкурса Клайберна в Техасе. Если я достану билеты, а я наверняка достану, вы не хотели бы пойти со мной на этот концерт?
   Это был вызов, а Айрис всегда уклонялась от вызовов. Она вспомнила, как еще в средней школе старалась остаться в стороне, когда предлагали сделать что-либо недозволенное – например, подойти к кому-нибудь и сказать какую-нибудь гадость. Но она вспомнила также и собственное решение, принятое не далее как сегодня утром. Если Тео можно, почему мне нельзя?
   – Да, с удовольствием, – ответила она.
   Ночью она то и дело просыпалась и начинала думать о предстоящем свидании, испытывая то радостное возбуждение, то угрызения совести. Все утро – пока ходила на рынок, а потом занималась счетами, сидя за письменным столом – продолжался этот конфликт чувств, но ближе к полудню чувство возбуждения возобладало. От сознания, что она желанна такому завидному мужчине, она ощущала себя молодой девушкой. За ланчем она ни к чему не притронулась, так велико было ее возбуждение. В три Айрис достала из шкафа платье – красное с белым, с кружевным гофрированным воротником. Разглядывая себя в зеркало, она подумала, что ей следует чаще покупать себе вещи с такими вот гофрированными воротниками: они удлиняли лицо, придавая ему романтическое очарование. Затем надела свои лучшие золотые браслеты, подушилась и пошла вниз заводить машину. Было начало пятого.
   В то же самое время Виктор Джордан вошел в салон «У Леа».
   – А, вот и вы, – приветствовала его Лия. – А вот и сумочка. Прислали сегодня утром. Взгляните, как сделана. Чудесная, изумительная работа.
   Он посмотрел на белую, из кожи ящерицы, сумочку, изящную, гладкую, как шелк, с позолоченной филигранной отделкой.
   – Очень красивая, но я передумал. Возьму черную. Упакуйте ее как подарок. И заверните в вашу фирменную оберточную бумагу, если у вас есть.
   – Конечно. Я вложу вашу карточку.
   – Не обязательно. Я вручу ее лично.
   Джордан, очевидно, спешил. Пока заворачивали его покупку, он безостановочно ходил по магазину, то выглядывая в окно, то скользя взглядом по вещам, выставленным в прилавках. Однако, когда Лия вручила ему сумочку, он не ушел.
   – Подойдет она к черному гипюровому платью? – спросил он.
   – Прекрасно подойдет, – ответила Лия. – Господи, вы закупили этих сумочек всех возможных цветов.
   – Бьюсь об заклад, вы не догадаетесь, для кого предназначена эта, – сказал он с некоторым даже озорством.
   – Танцовщица с размером четыре?
   – Господи, нет, конечно. Ей нужно что-нибудь расшитое блестками. Она такую вещь и оценить-то не сумеет.
   Сдаюсь. Так для кого же?
   – А если я скажу, что для дамы, купившей вчера черное гипюровое платье?
   Лия в изумлении уставилась на него.
   – Для мисс Штерн? Не может быть!
   – Именно для нее.
   – Но вы же ее не знаете.