Страница:
Я думала… Я чувствую… Я не знаю, что я чувствую, сказала Айрис себе. Такое ощущение, будто я слишком много выпила. Несколько мгновений она стояла так, устремив невидящий взгляд на улицу, затем заставила себя встряхнуться и сошла вниз.
Здесь, куда ни глянь, все было забито мебелью. На фоне грязновато-серых стен светлое датское дерево смотрелось отвратительно. Убожество, подумала Айрис. Настоящее, откровенное убожество!
Приготовленные Пирл на ужин жареные цыплята, салат и яблочный пирог уже стояли на столе. Теперь мне все придется готовить самой, подумала со вздохом Айрис, а кулинарка из меня совсем никудышная. Хорошо еще, что Лаура любит этим заниматься и можно рассчитывать на ее помощь. Ужин проходил в молчании. Даже Филипп, который обычно и минуты не мог посидеть спокойно, казался сейчас каким-то пришибленным.
После ужина появились пришедшие знакомиться соседи. Они были приветливы, дружелюбны и весьма щедры на советы, сразу же сообщив Айрис, какой рынок и химчистка были здесь самыми лучшими. Такое было просто немыслимо там, где мы жили прежде, подумала Айрис, невольно проникаясь симпатией к своим новым знакомым. И, однако, после их ухода, глядя на заваленный подарками кухонный стол, где стояла корзинка с клубникой, лежали пироги и даже домашней выпечки хлеб, она на мгновение испытала приступ отвращения. Все это так походило на милостыню! Почти сразу же, однако, она устыдилась своих чувств.
Легче и быстрее всех, как показали последующие дни, привык к перемене в их жизни Филипп. Ему было уже двенадцать, и своим дружелюбным веселым нравом он походил на Джимми, а острым умом на Стива, но, слава Богу, без присущей тому в этом возрасте нетерпимости. Он был вполне доволен своей комнатушкой и чрезвычайно гордился тем, что его мама преподает у него в школе. Вечерами он, как и прежде, охотно садился за рояль и играл что-нибудь родителям, словно ничего и не изменилось.
Недавно учительница дала ему ноты с вальсами Шопена, и слушая как-то в один из вечеров эти вальсы в исполнении сына, Айрис подумала: музыка сумерек, словно бы предназначенная для того, чтобы ею наслаждались любовники, слушая или танцуя под нее. Но сейчас от этой музыки по всему телу ее пошли мурашки. Последний раз она слушала эту музыку в Карнеги-холле в тот самый злополучный вечер… Музыка смолкла, и лицо Филиппа, полное надежды, обратилось к родителям в ожидании похвал.
– Превосходно! – воскликнул Тео, отрывая взгляд от стола, с трудом втиснутого им в один из закутков, за которым он в этот момент сидел над своими книгами.
Настала очередь Айрис сказать что-нибудь.
– Твоя техника безупречна. У тебя пальцы словно созданы для игры на фортепьяно… – Шокированная самими звуками, из которых складывалось слово «пальцы», она замолчала, так и не закончив фразы.
Однако никто, похоже, этого не заметил, а если и заметил, то не подал вида. Ей казалось, что отныне это слово всегда будет вызывать у нее внутреннюю дрожь, хотя они больше никогда и не говорили о несчастном случае. Все, что следовало сказать, несомненно, уже давно сказано. Они вообще мало разговаривали друг с другом в эти дни. Письменный стол Тео был завален книгами, и он часами просиживал за ним, погруженный в чтение. Прошли годы с тех пор, когда ему приходилось что-либо запоминать, и она понимала, каких невероятных усилий стоит мужу вновь выработать у себя эту привычку. Сама она по вечерам проверяла тетради учеников и готовилась к урокам на следующий день. К счастью, физических сил было у нее более чем достаточно, так что она успевала, помимо этого, заниматься еще и домом, и хотя хозяйка из нее была, возможно, и неважная, она справлялась. Но она делала домашнюю работу чисто механически, потому только, что ее необходимо было сделать. Ею владела какая-то глубокая душевная усталость, полное безразличие ко всему, и каждое утро, открывая глаза, она думала лишь о том, как бы дотянуть до вечера; и хотя ей хотелось знать, испытывает ли и Тео нечто подобное, она никогда его об этом не спрашивала.
Иногда ей казалось, что они с Тео видятся чуть ли не урывками и говорят лишь о самом необходимом; никаких споров, никакого обмена мыслями или чувствами, одни только разговоры о самых обыденных вещах. Они хорошо относились друг к другу, внимательно, как всегда, и все же…
Как бы, спрашивала она себя, это лучше назвать? Пустотой, может быть? Да, пустота, пожалуй, была наиболее подходящим здесь словом, хотя и не совсем точным. Скорее, это было чем-то большим, тоской, возможно, по тем чувствам, которые она некогда испытывала, даже по приступам ревности, заглушавшим в ней на время ее обычную нежность.
В общем, в маленьком домике царила тягостная атмосфера холодной сдержанности, так как, хотя кризис и миновал, и наступил мир, Айрис по-прежнему не могла забыть своей вины, понимая, что и остальные все еще помнят об этом.
Как-то, подъезжая к дому матери, она увидела вышедшего оттуда мужчину, который сел в старый иностранной марки автомобиль и отъехал. Она ехала медленно и смогла хорошо его рассмотреть; очень высокий человек и худощавый, с волосами, тронутыми сединой. Что-то в его облике показалось ей знакомым. У нее всегда была замечательная память на лица, так что Тео даже посмеивался над ней, говоря, что из нее вышел бы просто отличный политик.
Анна, одетая в шелковое платье, была в своем маленьком желтом кабинете.
– Ты выглядишь так, будто собиралась куда-то выйти, – сказала Айрис. – Я помешала?
– Нет, не помешала, и я никуда не собиралась.
Не выглядела ли она, однако, несколько взволнованной?
– Как я понимаю, у тебя был гость?
– Да.
– Автомобиль довольно претенциозный.
– Неужели? Мне так не показалось.
Отчетливо сознавая, что ее настойчивость неприлична, Айрис тем не менее продолжала:
– Я видела его где-то прежде. Его лицо мне знакомо.
– Твое любопытство не доведет тебя до добра, – довольно резко заметила Анна.
– Не думаю.
– Ну хорошо, я скажу, так как ты, похоже, просто умираешь от желания узнать. Это был Пол Вернер.
– О, он! Очень странный человек. Он всегда появляется так неожиданно.
– Неожиданно? Что, скажи, неожиданного в том, чтобы навестить старого друга?
Упрека Айрис не ожидала.
– Я не знала, что он такой уж старый друг, – сказала она, чувствуя неловкость.
– Мы с ним знакомы уже много лет, и ты об этом прекрасно знаешь. Он собирается надолго в Европу и сейчас прощается с друзьями. Здесь он был у кого-то в гостях и по пути заехал ко мне, только и всего.
После первых односложных ответов такое подробное объяснение показалось Айрис подозрительным. И щеки Анны определенно порозовели… Внезапно Айрис почувствовала смущение от своих отвратительных подозрений. Это абсурдно. Женщина в мамином возрасте! И так скоро после смерти мужа, которому она была бесконечно предана. Абсурд! И, однако, тем же вечером в разговоре с Тео она упомянула об этом.
– Все это выглядит чрезвычайно странно. Он появляется всегда так неожиданно, как, помнишь, в тот раз, когда он обратился к тебе по поводу операции. Как я тебе уже говорила, когда я была ребенком, мы все время встречали его будто случайно. Две или три встречи я помню совершенно отчетливо, так что они на меня произвели, должно быть, сильное впечатление, – закончила она фразу несколько неуверенным тоном.
Тео оторвался от своего блокнота, продолжая держать в правой руке авторучку. Просто удивительно, как быстро он научился ею пользоваться.
– Почему это так сильно тебя расстраивает? – мягко спросил он.
– Не знаю. И, скорее, это не расстраивает, а раздражает меня. Я помню, как пристально он всегда смотрел на маму, и она, я знаю, это чувствовала.
– Ты все это себе вообразила.
– Все равно, мне он не нравится. Не нравится, и все тут.
– Мне кажется, ты делаешь из мухи слона.
– Может, и так. Но он мне не нравится, – упрямо повторила она, воздержавшись, однако, от того, чтобы добавить: и он вызывает у меня странные мысли, так как это было бы явным преувеличением.
– Ладно, – проговорил добродушно Тео, – все это не столь уж важно. – Взгляд его вновь обратился к блокноту. – У нас с тобой и так дел невпроворот, не стоит ломать голову еще и над этим.
13
Здесь, куда ни глянь, все было забито мебелью. На фоне грязновато-серых стен светлое датское дерево смотрелось отвратительно. Убожество, подумала Айрис. Настоящее, откровенное убожество!
Приготовленные Пирл на ужин жареные цыплята, салат и яблочный пирог уже стояли на столе. Теперь мне все придется готовить самой, подумала со вздохом Айрис, а кулинарка из меня совсем никудышная. Хорошо еще, что Лаура любит этим заниматься и можно рассчитывать на ее помощь. Ужин проходил в молчании. Даже Филипп, который обычно и минуты не мог посидеть спокойно, казался сейчас каким-то пришибленным.
После ужина появились пришедшие знакомиться соседи. Они были приветливы, дружелюбны и весьма щедры на советы, сразу же сообщив Айрис, какой рынок и химчистка были здесь самыми лучшими. Такое было просто немыслимо там, где мы жили прежде, подумала Айрис, невольно проникаясь симпатией к своим новым знакомым. И, однако, после их ухода, глядя на заваленный подарками кухонный стол, где стояла корзинка с клубникой, лежали пироги и даже домашней выпечки хлеб, она на мгновение испытала приступ отвращения. Все это так походило на милостыню! Почти сразу же, однако, она устыдилась своих чувств.
Легче и быстрее всех, как показали последующие дни, привык к перемене в их жизни Филипп. Ему было уже двенадцать, и своим дружелюбным веселым нравом он походил на Джимми, а острым умом на Стива, но, слава Богу, без присущей тому в этом возрасте нетерпимости. Он был вполне доволен своей комнатушкой и чрезвычайно гордился тем, что его мама преподает у него в школе. Вечерами он, как и прежде, охотно садился за рояль и играл что-нибудь родителям, словно ничего и не изменилось.
Недавно учительница дала ему ноты с вальсами Шопена, и слушая как-то в один из вечеров эти вальсы в исполнении сына, Айрис подумала: музыка сумерек, словно бы предназначенная для того, чтобы ею наслаждались любовники, слушая или танцуя под нее. Но сейчас от этой музыки по всему телу ее пошли мурашки. Последний раз она слушала эту музыку в Карнеги-холле в тот самый злополучный вечер… Музыка смолкла, и лицо Филиппа, полное надежды, обратилось к родителям в ожидании похвал.
– Превосходно! – воскликнул Тео, отрывая взгляд от стола, с трудом втиснутого им в один из закутков, за которым он в этот момент сидел над своими книгами.
Настала очередь Айрис сказать что-нибудь.
– Твоя техника безупречна. У тебя пальцы словно созданы для игры на фортепьяно… – Шокированная самими звуками, из которых складывалось слово «пальцы», она замолчала, так и не закончив фразы.
Однако никто, похоже, этого не заметил, а если и заметил, то не подал вида. Ей казалось, что отныне это слово всегда будет вызывать у нее внутреннюю дрожь, хотя они больше никогда и не говорили о несчастном случае. Все, что следовало сказать, несомненно, уже давно сказано. Они вообще мало разговаривали друг с другом в эти дни. Письменный стол Тео был завален книгами, и он часами просиживал за ним, погруженный в чтение. Прошли годы с тех пор, когда ему приходилось что-либо запоминать, и она понимала, каких невероятных усилий стоит мужу вновь выработать у себя эту привычку. Сама она по вечерам проверяла тетради учеников и готовилась к урокам на следующий день. К счастью, физических сил было у нее более чем достаточно, так что она успевала, помимо этого, заниматься еще и домом, и хотя хозяйка из нее была, возможно, и неважная, она справлялась. Но она делала домашнюю работу чисто механически, потому только, что ее необходимо было сделать. Ею владела какая-то глубокая душевная усталость, полное безразличие ко всему, и каждое утро, открывая глаза, она думала лишь о том, как бы дотянуть до вечера; и хотя ей хотелось знать, испытывает ли и Тео нечто подобное, она никогда его об этом не спрашивала.
Иногда ей казалось, что они с Тео видятся чуть ли не урывками и говорят лишь о самом необходимом; никаких споров, никакого обмена мыслями или чувствами, одни только разговоры о самых обыденных вещах. Они хорошо относились друг к другу, внимательно, как всегда, и все же…
Как бы, спрашивала она себя, это лучше назвать? Пустотой, может быть? Да, пустота, пожалуй, была наиболее подходящим здесь словом, хотя и не совсем точным. Скорее, это было чем-то большим, тоской, возможно, по тем чувствам, которые она некогда испытывала, даже по приступам ревности, заглушавшим в ней на время ее обычную нежность.
В общем, в маленьком домике царила тягостная атмосфера холодной сдержанности, так как, хотя кризис и миновал, и наступил мир, Айрис по-прежнему не могла забыть своей вины, понимая, что и остальные все еще помнят об этом.
Как-то, подъезжая к дому матери, она увидела вышедшего оттуда мужчину, который сел в старый иностранной марки автомобиль и отъехал. Она ехала медленно и смогла хорошо его рассмотреть; очень высокий человек и худощавый, с волосами, тронутыми сединой. Что-то в его облике показалось ей знакомым. У нее всегда была замечательная память на лица, так что Тео даже посмеивался над ней, говоря, что из нее вышел бы просто отличный политик.
Анна, одетая в шелковое платье, была в своем маленьком желтом кабинете.
– Ты выглядишь так, будто собиралась куда-то выйти, – сказала Айрис. – Я помешала?
– Нет, не помешала, и я никуда не собиралась.
Не выглядела ли она, однако, несколько взволнованной?
– Как я понимаю, у тебя был гость?
– Да.
– Автомобиль довольно претенциозный.
– Неужели? Мне так не показалось.
Отчетливо сознавая, что ее настойчивость неприлична, Айрис тем не менее продолжала:
– Я видела его где-то прежде. Его лицо мне знакомо.
– Твое любопытство не доведет тебя до добра, – довольно резко заметила Анна.
– Не думаю.
– Ну хорошо, я скажу, так как ты, похоже, просто умираешь от желания узнать. Это был Пол Вернер.
– О, он! Очень странный человек. Он всегда появляется так неожиданно.
– Неожиданно? Что, скажи, неожиданного в том, чтобы навестить старого друга?
Упрека Айрис не ожидала.
– Я не знала, что он такой уж старый друг, – сказала она, чувствуя неловкость.
– Мы с ним знакомы уже много лет, и ты об этом прекрасно знаешь. Он собирается надолго в Европу и сейчас прощается с друзьями. Здесь он был у кого-то в гостях и по пути заехал ко мне, только и всего.
После первых односложных ответов такое подробное объяснение показалось Айрис подозрительным. И щеки Анны определенно порозовели… Внезапно Айрис почувствовала смущение от своих отвратительных подозрений. Это абсурдно. Женщина в мамином возрасте! И так скоро после смерти мужа, которому она была бесконечно предана. Абсурд! И, однако, тем же вечером в разговоре с Тео она упомянула об этом.
– Все это выглядит чрезвычайно странно. Он появляется всегда так неожиданно, как, помнишь, в тот раз, когда он обратился к тебе по поводу операции. Как я тебе уже говорила, когда я была ребенком, мы все время встречали его будто случайно. Две или три встречи я помню совершенно отчетливо, так что они на меня произвели, должно быть, сильное впечатление, – закончила она фразу несколько неуверенным тоном.
Тео оторвался от своего блокнота, продолжая держать в правой руке авторучку. Просто удивительно, как быстро он научился ею пользоваться.
– Почему это так сильно тебя расстраивает? – мягко спросил он.
– Не знаю. И, скорее, это не расстраивает, а раздражает меня. Я помню, как пристально он всегда смотрел на маму, и она, я знаю, это чувствовала.
– Ты все это себе вообразила.
– Все равно, мне он не нравится. Не нравится, и все тут.
– Мне кажется, ты делаешь из мухи слона.
– Может, и так. Но он мне не нравится, – упрямо повторила она, воздержавшись, однако, от того, чтобы добавить: и он вызывает у меня странные мысли, так как это было бы явным преувеличением.
– Ладно, – проговорил добродушно Тео, – все это не столь уж важно. – Взгляд его вновь обратился к блокноту. – У нас с тобой и так дел невпроворот, не стоит ломать голову еще и над этим.
13
– Итак, – заметил Пол, – вы снова в норме.
– Смотря что понимать под словом «норма». – В голосе Тео сквозило раздражение.
Господи, что за человек, подумал Пол. Временами Штерн бывал столь откровенен, что это даже отталкивало его, вызывая в нем чувство неловкости, но иногда, при самом, казалось бы, невинном замечании, как, например, сейчас, у Пола возникало ощущение, будто перед ним мгновенно вырастает стена. И, однако, ему нравилось общество Тео. Минул почти год с того памятного обоим дня в кабинете Тео, и сейчас они сидели за ланчем в небольшом ресторане, где в этот час, как всегда, было особенно шумно и многолюдно. Инициатором встречи был Тео, так как Пол, выполнив свою миссию «спасителя», счел наиболее тактичным уйти в тень до тех пор, пока его не позовут.
– Как у вас с деньгами? Трудностей не испытываете?
– Ситуация для нас, конечно, новая, но, думаю, мы постепенно привыкнем. Звучит не слишком-то уверенно, не так ли? Да, признаюсь, пока еще я чувствую себя слегка неуверенно. Удивительно, как, оказывается, много вещей человеку абсолютно не нужны и он прекрасно может без них обойтись. Сейчас, когда Лаура уехала учиться, Филипп помогает Айрис готовить еду. Кто первым приходит домой, накрывает на стол. После ужина мы с Филиппом моем посуду. А затем все втроем садимся каждый за свои книги.
– Вам, наверное, приходится очень много читать по своей новой специальности?
– У меня великолепный руководитель, один из лучших специалистов в этой области. Давно уже я не узнавал так много нового каждый день, как сейчас. Это заставляет думать, не давая мозгам ржаветь. Вы спасли меня, Пол, и не только в смысле денег. Вы помогли мне возродиться духовно.
Чрезвычайно тронутый словами Штерна, Пол, однако, ничего не ответил и поднял кофейную чашку к губам, словно желая за ней укрыться.
– На следующий семестр Айрис собирается пойти учиться, чтобы получить степень магистра. Будет заниматься вечерами, так что, с учетом дел по дому, ей придется нелегко. И что удивительно, ее мать… – Тео на мгновение запнулся, – Анна, всячески ее в этом поддерживает. Вы знаете, ведь, по существу, она и возродила Айрис к жизни, возвратившись тогда неожиданно из Беркшира. По ее словам, у нее вдруг возникло чувство, что она нам нужна, и она села в свою машину и приехала.
На этот раз Тео укрылся за своей чашкой, и над ее краем Полу были видны лишь его опущенные глаза. Поставив чашку на стол, Тео неожиданно произнес:
– Как я понимаю, вы с ней виделись. Пол вздрогнул.
– Что? – О Господи, неужели Анна сказала…
– Айрис видела, как вы выходили из ее дома.
– Ах, да, конечно! – Пол почувствовал, что краснеет.
Изгиб подъездной аллеи; машина, которая как раз появилась в дальнем ее конце, когда он вышел из дома Анны…
– Разве я вам не говорил? Ах, ну да, конечно. Я уезжаю в Италию на некоторое время. Снял дом на озере Мажжиори. В общем, у меня вдруг возникла мысль – совершенно идиотская после всех этих лет, признаю – что теперь, когда она свободна, может, ей захочется поехать туда со мной.
– И она не захотела?
– Ни малейшей надежды. Мне следовало бы, черт возьми, это знать.
Да, следовало бы. Это, конечно, совершенно дикая, дурацкая идея. Он даже не был уверен, размышляя сейчас об этом, что не растерялся бы, согласись она вдруг на его предложение. Да, Анна тысячу раз права: последствия такого шага слишком непредсказуемы.
По глазам своего собеседника, однако, он видел, что тот его понимает. У них много общего, у него и Тео. Кто бы мог такое подумать!
– Мне всегда хотелось это сделать, – невольно вырвалось у Пола. – По-моему, озера в Италии – самое прекрасное место на земле.
– Я знаю. Я часто ездил туда… тысячу лет назад. Груз воспоминаний. Тео тоже приходится жить с ними, как и всем нам, подумал Пол и вслух посетовал:
– Последнее время я чувствую некоторую усталость. Мне просто необходимо куда-нибудь уехать. И если не сейчас, то когда?
– Да, конечно. Как долго вы там пробудете?
– Я снял дом на год, но могу пробыть там и дольше, пока не знаю. Но вы, как всегда, будете получать мой чек первого числа каждого месяца, и у вас будет мой адрес.
– Я совсем не это имел в виду, – поспешно проговорил Тео.
– Я знаю. Я хотел сказать, что мне было бы приятно время от времени получать от вас весточку, знать, как вы все поживаете. Ваш сын, например.
– Стив? Он ушел с факультета. У них в университете произошла трагедия. Вы, возможно, читали в газетах о том профессоре, которому оторвало бомбой обе ноги?
– Да. Это ужасно.
– Стив не имел никакого отношения к трагедии. Но это его чрезвычайно потрясло. Вероятно, он подозревал, что кто-то из его группы имел в этому непосредственное отношение. Поэтому он и ушел. Выбросил, так сказать, свое образование на помойку как раз перед актовым днем и ушел. Нам он не пишет, но Джимми, правда, получил от него открытку с сообщением, что он живет в коммуне где-то в Калифорнии. Делает там, кажется, мокасины и Бог знает что еще. Какая пустая, бессмысленная трата времени и сил! – В голосе Тео прозвучала неприкрытая горечь. – Он был одним из лучших студентов у себя в группе. Я виню во всем профессоров, Пауэрса и. ему подобных, которые только и делают, что разъезжают по стране, завлекая в свои сети всех этих молодых идиотов.
Тимоти, мелькнула у Пола мысль, вероятно, даже не требуется их завлекать. Ему отчетливо вспомнилось открытое выражение лица Тима и искренность, звучавшая в каждом его слове. Эти юнцы, которым нужен лишь лидер, сами с радостью куда угодно за ним последуют. С внезапной болью он подумал, что и его внук, которого он никогда не видел и вряд ли когда-либо увидит, тоже был среди этих людей. Негодование на Тимоти вызвало во рту горький привкус.
– Пауэрс был замешан в это дело? – спросил он.
– Нет. Пауэрс старается держаться в стороне. Он, как говорит Джимми, лишь ораторствует. И Стив продолжает поддерживать с ним связь. Пауэрс и одобрил этот, по его собственным словам, отдых Стива. Одному только Богу известно, чем все это кончится.
Осторожно Пол затронул щекотливый вопрос:
– А как Айрис? Вы пришли с ней к согласию относительно мальчика?
– Мы о нем не разговаривали. По правде сказать, мы вообще с ней сейчас разговариваем мало. – И так как Пол на это ничего не ответил, Тео добавил. – Мы сейчас пожинаем с ней плоды той откровенности, которую, если помните, вы нам прописали.
– Я помню.
– Каждый из нас узнал о другом вещи, каких никогда не подозревал, не думал даже, что другой на такое способен. Так что сейчас мы смотрим друг на друга совершенно иными глазами. Не знаю, понимаете ли вы меня?
– Очень хорошо.
Итак, Айрис, похоже, рассказала ему об этом неприятном типе. На миг лицо Виктора Джордана с необычайной отчетливостью возникло перед мысленным взором Пола, что, если подумать, было довольно удивительно, так как видел он его всего один раз.
– Все у нас спокойно, – продолжал Тео, – но Айрис ходит подавленная. Она, конечно, это отрицает, но я-то вижу. Между нами словно образовалась трещина, пропасть, которой не было до того, как все это случилось. – Тео на мгновение сдвинул в задумчивости брови. – Хотя, скорее всего, она существовала и прежде, только мы ее не замечали.
– Когда-нибудь вы перекинете мост через эту пропасть, – произнес Пол, бросив взгляд на правую руку Тео, в которой между большим и неподвижными указательным и средним пальцами, была в этот момент зажата вилка. Да, промелькнула у него мысль, этому парню нельзя отказать в мужестве. Галстук, как всегда, в тон костюму, из кармашка торчит кончик носового платка… Не каждый после такого удара смог бы начать все сначала и сохранить при этом свое достоинство… – Странная это все-таки штука – истина, – заметил он вслух. – И все же я всегда считал, что как бы она ни была горька, знание ее помогает в конечном счете все прояснить.
Тео поднял брови.
– Всегда?
– Господи! Конечно же нет! – Пол вздохнул. – Иногда, разговаривая с вами подобным образом, я чувствую себя полным идиотом. Какое у меня, в сущности, право давать вам советы?! Я и сам в своей жизни грешил против истины. В одном плане, я имею в виду, – быстро добавил он, недовольный явным драматизмом последней фразы. – Только в одном.
– Не стоит об этом вспоминать, особенно теперь, когда вы столько для нас сделали.
В ресторане с каждой минутой становилось все более шумно, так как многие посетители поднимались, гремя стульями, и громко прощались друг с другом. Время ланча закончилось. Тео бросил взгляд на часы.
– Боюсь, мне пора возвращаться.
– Да, разумеется. Так вы мне напишите? Сам я писать не буду. Несмотря на всю нашу осторожность, письма, как вы знаете, имеют привычку попадать не в те руки.
– Я вам напишу, Пол.
– Мне бы очень хотелось знать, как у вас обстоят дела, особенно теперь, когда мы с вами познакомились поближе.
– Пол! Я понимаю больше, чем вы думаете. Я буду часто писать вам и обо всех. Обо всех.
Они поднялись, обменялись рукопожатием и разошлись в разные стороны.
Пол тщательно привел все свои дела в порядок; никто в нем больше не нуждался – к сожалению – так что он был абсолютно свободен и мог полностью отдаться мыслям об Италии.
Старые и очень близкие друзья, римский адвокат с женой нашли ему дом, заверив при этом, что он не слишком велик; найти его, писали они, настоящая удача, так как, да будет ему известно, большинство вилл, расположенных по берегам озер, были огромны. Вилла, которую они для него сняли, стояла между оливковой рощей (гладкие древние серебристые деревья) и озером (спокойным, как заводь при свете звезд). У него также будет повар (спагетти под разнообразными соусами и изумительные салаты с базиликом, придающим им необычайный аромат) и великолепный сад (ярко-лиловые бархатистые анютины глазки вокруг небольшого фонтана в виде мраморного ангелочка, у которого изо рта струится вода). Дом назывался «Вилла Джессика».
Почему, писала Ильза, почему Италия? Разве не может он провести чудесный год вместе с ней в Израиле? Он полагал, что может, и на мгновение почувствовал необычайный соблазн. Но жизнь в Израиле требовала напряжения душевных сил и, к тому же, Ильза целыми днями работала. Что он будет там делать? Сидеть у нее в квартире и ждать ее прихода? Нет, больше всего на свете он жаждал сейчас отдыха, отдыха под небом Италии. В последнее время появилась одышка, особенно часто она возникала, когда он поднимался по лестнице… Но об этом лучше не думать.
В конце концов было решено, что Ильза сама к нему приедет. Но не сразу, написала она ему, к его огромному разочарованию. Она только что открыла клинику для матерей с младенцами в бедном квартале; в ней все еще не хватало хороших медсестер, поэтому-то она и не могла пока к нему приехать.
Он понял или, скорее, заставил себя понять, надеясь лишь, что она не заставит его ждать слишком долго. Для мужчины нет никакого удовольствия в том, чтобы сидеть за ужином на своей террасе со свечами и цветами в полном одиночестве. Мужчине нужна…
Я, мелькнула у Пола мысль, последний на земле романтик, вот кто я такой! Тело твое стареет, но ты по-прежнему чувствуешь себя молодым и, как в юности, жаждешь любви и красоты. Молодежь считает тебя старым дураком, но они не понимают; поглядим, что они скажут, когда доживут до таких лет.
Все это он и изложил Лие, когда пришел к ней прощаться. Он сообщил ей и многое другое, чем привел ее в настоящий ужас.
– Не могу поверить, что ты сказал Тео! – воскликнула она. – Просто не могу!
– Но ведь тебе я сказал? И Ильзе тоже.
– Это совсем другое. Ты нам доверял. Ты знал, что мы скорее умрем, чем кому-нибудь проговоримся.
– Ему я тоже доверяю. Он никогда не причинит боли Айрис. Никогда.
Задумчиво Лия произнесла:
– Как я поняла из твоих слов, вся эта история с Джорданом кончилась ничем.
– Похоже на то.
– Я рада. Она такое нежное создание. Все это было лишено всякого смысла. Между прочим, с тех пор она ничего у меня больше не купила.
– Твои цены, дорогая, им теперь не по карману, – улыбнувшись, сказал Пол и совсем другим тоном добавил: – Они чрезвычайно беспокоятся о сыне, о том, который связался с Тимоти Пауэрсом.
– Какая ирония! Они кузены и даже не подозревают об этом.
– Всего лишь троюродные братья.
– Из тебя вышел бы неплохой специалист по генеалогии… Знаешь, Мег места себе не находит из-за Тима. Каждую минуту она ждет, что его арестуют. Ты с ней еще не прощался?
– Сейчас туда еду.
Итак, он попрощался с Лией, неуверенно пообещавшей, что они с Биллом приедут его навестить, сел в машину и отправился к Мег.
Когда он вошел, Мег сидела в дальнем конце своей длинной деревенской гостиной, перед тем же столиком, который ее мать всю свою жизнь ежедневно накрывала к послеполуденному чаепитию. Приблизившись, Пол узнал поднос, блестящие розовые чашки из майолики и корзинку чеканного серебра, полную в настоящую минуту ароматных сдобных булочек. Также, к своей досаде, он узнал Тима и сидевшего спиной человека в дорогом костюме. Заслышав шаги, человек обернулся, и перед ним оказалось полное, как всегда, презрения и надменности лицо Виктора Джордана.
Протянув руку, которую Пол был вынужден пожать, Тимоти радостно воскликнул:
– Какой сюрприз! Сто лет тебя не видел! Слышал, – продолжал он все тем же радостным тоном, – ты едешь в Италию?
– Да, в пятницу, – поцеловав Мег в щеку, коротко ответил Пол, больше всего желая в этот момент, чтобы Тимоти, наконец, прекратил ломать устроенную им лишь ради Мег комедию.
– Тим только что вернулся оттуда, – заметила Мег и повернулась к Джордану: – Вы ведь знакомы с моим кузеном?
Голова Джордана склонилась в официальном поклоне.
– Я имел это удовольствие на одной из ваших рождественских вечеринок.
– Тим был гостем мистера Джордана в Италии во время каникул, – пояснила, обращаясь к Полу, Мег и добавила: – Ешь булочки, пока они горячие.
Джордан, казалось, ожидал какого-нибудь замечания или вопроса со стороны Пола, и когда тот ничего не сказал, бросил небрежно:
– У меня на озере Гранда прелестный домик. К сожалению, не смог провести там столько времени, сколько хотелось.
Пол скрипнул зубами. «Игра», вспомнились ему слова Лии, «неискушенная молодая женщина», «придает всему делу особую пикантность…» Ему захотелось ударить Джордана, вмазать ему прямо в это холеное умное лицо. Вместо этого он взял из корзинки булочку и заставил себя сделать несколько глотков из чашки.
– Весьма отличается, – вставил Тимоти, – от того места на Среднем Западе, где я обитаю.
Пол, не в силах сдержаться, заметил:
– Судя по тому, что писали газеты, ты не ограничиваешься одним только Средним Западом. Похоже, ты исколесил всю страну.
– Да, – учтиво ответил Тим, – у меня много дел.
У Пола застучало в висках. Он не ожидал подобной конфронтации, в которую, по существу, вылилась эта встреча, причем перевес был явно на стороне противника. Эта странная пара, Джордан с Тимоти, было больше, чем он мог вынести, особенно в его теперешнем настроении, когда ему хотелось лишь уехать и забыть о всяких проблемах и тайнах. Подчеркнуто отвернувшись от Тима, он обратился к Мег:
– А где Ларри?
– Занимается жеребой кобылой. Срочный вызов. Ты знаешь – хотя, откуда тебе знать – в прошлом месяце его ударил в колено жеребец? Видишь ли, эта конюшня… – И она начала рассказывать долгую и не очень интересную историю.
Пол слушал ее вполуха, ни на секунду не забывая о странной паре, сидевшей рядом. Тим, в своей обычной бесцеремонной манере, совершенно не вяжущейся с традиционной старомодной обстановкой, развалился на стуле и, то и дело роняя крошки, поглощал булочки одну за другой. Джордан, явно утомленный рассказом Мег, перестал слушать; его глаза сейчас, когда он был погружен в свои мысли, были как мертвые. Ужасные глаза, холодные, словно мрамор, подумало Пол. Интересно, что за мысли пробегали в эту минуту за его массивным квадратным лбом?
Наконец Мег закончила свою историю, и оба мужчины поднялись.
– Я еду в город, – сообщил Тим. – Виктор согласился подвезти меня до станции.
Оба они кивнули Полу, и Тим сказал:
– Рад был тебя повидать.
– Я тоже, мистер Вернер, – присоединился к нему Джордан.
Когда они ушли, Мег спросила:
– Ты заметил машину?
– Нет.
– Она была припаркована сбоку от дома. «Роллс-ройс» с откидным верхом. Он ездит на ней здесь, в деревне.
– Кто он такой, черт его возьми?
Его неожиданная вспышка удивила Мег.
– О, да ты, похоже, не на шутку рассержен. По правде сказать, я и сама не могу понять, что он за человек. Это его замечание о прелестном домике на озере Гранда – не верь ему. Тим говорит, что это настоящее палаццо с огромными, в несколько акров, садами, а по озеру плавает множество лебедей самых редких видов. Там все огорожено и охраняется. Без разрешения ты туда и не войдешь.
– Любопытно.
– По словам Тима, он крупный банкир или инвестор, в общем, что-то в этом роде.
– Если послушаешь речи Тима, то капиталисты, подобные Джордану, заслуживают того, чтобы их стерли с лица земли.
– Смотря что понимать под словом «норма». – В голосе Тео сквозило раздражение.
Господи, что за человек, подумал Пол. Временами Штерн бывал столь откровенен, что это даже отталкивало его, вызывая в нем чувство неловкости, но иногда, при самом, казалось бы, невинном замечании, как, например, сейчас, у Пола возникало ощущение, будто перед ним мгновенно вырастает стена. И, однако, ему нравилось общество Тео. Минул почти год с того памятного обоим дня в кабинете Тео, и сейчас они сидели за ланчем в небольшом ресторане, где в этот час, как всегда, было особенно шумно и многолюдно. Инициатором встречи был Тео, так как Пол, выполнив свою миссию «спасителя», счел наиболее тактичным уйти в тень до тех пор, пока его не позовут.
– Как у вас с деньгами? Трудностей не испытываете?
– Ситуация для нас, конечно, новая, но, думаю, мы постепенно привыкнем. Звучит не слишком-то уверенно, не так ли? Да, признаюсь, пока еще я чувствую себя слегка неуверенно. Удивительно, как, оказывается, много вещей человеку абсолютно не нужны и он прекрасно может без них обойтись. Сейчас, когда Лаура уехала учиться, Филипп помогает Айрис готовить еду. Кто первым приходит домой, накрывает на стол. После ужина мы с Филиппом моем посуду. А затем все втроем садимся каждый за свои книги.
– Вам, наверное, приходится очень много читать по своей новой специальности?
– У меня великолепный руководитель, один из лучших специалистов в этой области. Давно уже я не узнавал так много нового каждый день, как сейчас. Это заставляет думать, не давая мозгам ржаветь. Вы спасли меня, Пол, и не только в смысле денег. Вы помогли мне возродиться духовно.
Чрезвычайно тронутый словами Штерна, Пол, однако, ничего не ответил и поднял кофейную чашку к губам, словно желая за ней укрыться.
– На следующий семестр Айрис собирается пойти учиться, чтобы получить степень магистра. Будет заниматься вечерами, так что, с учетом дел по дому, ей придется нелегко. И что удивительно, ее мать… – Тео на мгновение запнулся, – Анна, всячески ее в этом поддерживает. Вы знаете, ведь, по существу, она и возродила Айрис к жизни, возвратившись тогда неожиданно из Беркшира. По ее словам, у нее вдруг возникло чувство, что она нам нужна, и она села в свою машину и приехала.
На этот раз Тео укрылся за своей чашкой, и над ее краем Полу были видны лишь его опущенные глаза. Поставив чашку на стол, Тео неожиданно произнес:
– Как я понимаю, вы с ней виделись. Пол вздрогнул.
– Что? – О Господи, неужели Анна сказала…
– Айрис видела, как вы выходили из ее дома.
– Ах, да, конечно! – Пол почувствовал, что краснеет.
Изгиб подъездной аллеи; машина, которая как раз появилась в дальнем ее конце, когда он вышел из дома Анны…
– Разве я вам не говорил? Ах, ну да, конечно. Я уезжаю в Италию на некоторое время. Снял дом на озере Мажжиори. В общем, у меня вдруг возникла мысль – совершенно идиотская после всех этих лет, признаю – что теперь, когда она свободна, может, ей захочется поехать туда со мной.
– И она не захотела?
– Ни малейшей надежды. Мне следовало бы, черт возьми, это знать.
Да, следовало бы. Это, конечно, совершенно дикая, дурацкая идея. Он даже не был уверен, размышляя сейчас об этом, что не растерялся бы, согласись она вдруг на его предложение. Да, Анна тысячу раз права: последствия такого шага слишком непредсказуемы.
По глазам своего собеседника, однако, он видел, что тот его понимает. У них много общего, у него и Тео. Кто бы мог такое подумать!
– Мне всегда хотелось это сделать, – невольно вырвалось у Пола. – По-моему, озера в Италии – самое прекрасное место на земле.
– Я знаю. Я часто ездил туда… тысячу лет назад. Груз воспоминаний. Тео тоже приходится жить с ними, как и всем нам, подумал Пол и вслух посетовал:
– Последнее время я чувствую некоторую усталость. Мне просто необходимо куда-нибудь уехать. И если не сейчас, то когда?
– Да, конечно. Как долго вы там пробудете?
– Я снял дом на год, но могу пробыть там и дольше, пока не знаю. Но вы, как всегда, будете получать мой чек первого числа каждого месяца, и у вас будет мой адрес.
– Я совсем не это имел в виду, – поспешно проговорил Тео.
– Я знаю. Я хотел сказать, что мне было бы приятно время от времени получать от вас весточку, знать, как вы все поживаете. Ваш сын, например.
– Стив? Он ушел с факультета. У них в университете произошла трагедия. Вы, возможно, читали в газетах о том профессоре, которому оторвало бомбой обе ноги?
– Да. Это ужасно.
– Стив не имел никакого отношения к трагедии. Но это его чрезвычайно потрясло. Вероятно, он подозревал, что кто-то из его группы имел в этому непосредственное отношение. Поэтому он и ушел. Выбросил, так сказать, свое образование на помойку как раз перед актовым днем и ушел. Нам он не пишет, но Джимми, правда, получил от него открытку с сообщением, что он живет в коммуне где-то в Калифорнии. Делает там, кажется, мокасины и Бог знает что еще. Какая пустая, бессмысленная трата времени и сил! – В голосе Тео прозвучала неприкрытая горечь. – Он был одним из лучших студентов у себя в группе. Я виню во всем профессоров, Пауэрса и. ему подобных, которые только и делают, что разъезжают по стране, завлекая в свои сети всех этих молодых идиотов.
Тимоти, мелькнула у Пола мысль, вероятно, даже не требуется их завлекать. Ему отчетливо вспомнилось открытое выражение лица Тима и искренность, звучавшая в каждом его слове. Эти юнцы, которым нужен лишь лидер, сами с радостью куда угодно за ним последуют. С внезапной болью он подумал, что и его внук, которого он никогда не видел и вряд ли когда-либо увидит, тоже был среди этих людей. Негодование на Тимоти вызвало во рту горький привкус.
– Пауэрс был замешан в это дело? – спросил он.
– Нет. Пауэрс старается держаться в стороне. Он, как говорит Джимми, лишь ораторствует. И Стив продолжает поддерживать с ним связь. Пауэрс и одобрил этот, по его собственным словам, отдых Стива. Одному только Богу известно, чем все это кончится.
Осторожно Пол затронул щекотливый вопрос:
– А как Айрис? Вы пришли с ней к согласию относительно мальчика?
– Мы о нем не разговаривали. По правде сказать, мы вообще с ней сейчас разговариваем мало. – И так как Пол на это ничего не ответил, Тео добавил. – Мы сейчас пожинаем с ней плоды той откровенности, которую, если помните, вы нам прописали.
– Я помню.
– Каждый из нас узнал о другом вещи, каких никогда не подозревал, не думал даже, что другой на такое способен. Так что сейчас мы смотрим друг на друга совершенно иными глазами. Не знаю, понимаете ли вы меня?
– Очень хорошо.
Итак, Айрис, похоже, рассказала ему об этом неприятном типе. На миг лицо Виктора Джордана с необычайной отчетливостью возникло перед мысленным взором Пола, что, если подумать, было довольно удивительно, так как видел он его всего один раз.
– Все у нас спокойно, – продолжал Тео, – но Айрис ходит подавленная. Она, конечно, это отрицает, но я-то вижу. Между нами словно образовалась трещина, пропасть, которой не было до того, как все это случилось. – Тео на мгновение сдвинул в задумчивости брови. – Хотя, скорее всего, она существовала и прежде, только мы ее не замечали.
– Когда-нибудь вы перекинете мост через эту пропасть, – произнес Пол, бросив взгляд на правую руку Тео, в которой между большим и неподвижными указательным и средним пальцами, была в этот момент зажата вилка. Да, промелькнула у него мысль, этому парню нельзя отказать в мужестве. Галстук, как всегда, в тон костюму, из кармашка торчит кончик носового платка… Не каждый после такого удара смог бы начать все сначала и сохранить при этом свое достоинство… – Странная это все-таки штука – истина, – заметил он вслух. – И все же я всегда считал, что как бы она ни была горька, знание ее помогает в конечном счете все прояснить.
Тео поднял брови.
– Всегда?
– Господи! Конечно же нет! – Пол вздохнул. – Иногда, разговаривая с вами подобным образом, я чувствую себя полным идиотом. Какое у меня, в сущности, право давать вам советы?! Я и сам в своей жизни грешил против истины. В одном плане, я имею в виду, – быстро добавил он, недовольный явным драматизмом последней фразы. – Только в одном.
– Не стоит об этом вспоминать, особенно теперь, когда вы столько для нас сделали.
В ресторане с каждой минутой становилось все более шумно, так как многие посетители поднимались, гремя стульями, и громко прощались друг с другом. Время ланча закончилось. Тео бросил взгляд на часы.
– Боюсь, мне пора возвращаться.
– Да, разумеется. Так вы мне напишите? Сам я писать не буду. Несмотря на всю нашу осторожность, письма, как вы знаете, имеют привычку попадать не в те руки.
– Я вам напишу, Пол.
– Мне бы очень хотелось знать, как у вас обстоят дела, особенно теперь, когда мы с вами познакомились поближе.
– Пол! Я понимаю больше, чем вы думаете. Я буду часто писать вам и обо всех. Обо всех.
Они поднялись, обменялись рукопожатием и разошлись в разные стороны.
Пол тщательно привел все свои дела в порядок; никто в нем больше не нуждался – к сожалению – так что он был абсолютно свободен и мог полностью отдаться мыслям об Италии.
Старые и очень близкие друзья, римский адвокат с женой нашли ему дом, заверив при этом, что он не слишком велик; найти его, писали они, настоящая удача, так как, да будет ему известно, большинство вилл, расположенных по берегам озер, были огромны. Вилла, которую они для него сняли, стояла между оливковой рощей (гладкие древние серебристые деревья) и озером (спокойным, как заводь при свете звезд). У него также будет повар (спагетти под разнообразными соусами и изумительные салаты с базиликом, придающим им необычайный аромат) и великолепный сад (ярко-лиловые бархатистые анютины глазки вокруг небольшого фонтана в виде мраморного ангелочка, у которого изо рта струится вода). Дом назывался «Вилла Джессика».
Почему, писала Ильза, почему Италия? Разве не может он провести чудесный год вместе с ней в Израиле? Он полагал, что может, и на мгновение почувствовал необычайный соблазн. Но жизнь в Израиле требовала напряжения душевных сил и, к тому же, Ильза целыми днями работала. Что он будет там делать? Сидеть у нее в квартире и ждать ее прихода? Нет, больше всего на свете он жаждал сейчас отдыха, отдыха под небом Италии. В последнее время появилась одышка, особенно часто она возникала, когда он поднимался по лестнице… Но об этом лучше не думать.
В конце концов было решено, что Ильза сама к нему приедет. Но не сразу, написала она ему, к его огромному разочарованию. Она только что открыла клинику для матерей с младенцами в бедном квартале; в ней все еще не хватало хороших медсестер, поэтому-то она и не могла пока к нему приехать.
Он понял или, скорее, заставил себя понять, надеясь лишь, что она не заставит его ждать слишком долго. Для мужчины нет никакого удовольствия в том, чтобы сидеть за ужином на своей террасе со свечами и цветами в полном одиночестве. Мужчине нужна…
Я, мелькнула у Пола мысль, последний на земле романтик, вот кто я такой! Тело твое стареет, но ты по-прежнему чувствуешь себя молодым и, как в юности, жаждешь любви и красоты. Молодежь считает тебя старым дураком, но они не понимают; поглядим, что они скажут, когда доживут до таких лет.
Все это он и изложил Лие, когда пришел к ней прощаться. Он сообщил ей и многое другое, чем привел ее в настоящий ужас.
– Не могу поверить, что ты сказал Тео! – воскликнула она. – Просто не могу!
– Но ведь тебе я сказал? И Ильзе тоже.
– Это совсем другое. Ты нам доверял. Ты знал, что мы скорее умрем, чем кому-нибудь проговоримся.
– Ему я тоже доверяю. Он никогда не причинит боли Айрис. Никогда.
Задумчиво Лия произнесла:
– Как я поняла из твоих слов, вся эта история с Джорданом кончилась ничем.
– Похоже на то.
– Я рада. Она такое нежное создание. Все это было лишено всякого смысла. Между прочим, с тех пор она ничего у меня больше не купила.
– Твои цены, дорогая, им теперь не по карману, – улыбнувшись, сказал Пол и совсем другим тоном добавил: – Они чрезвычайно беспокоятся о сыне, о том, который связался с Тимоти Пауэрсом.
– Какая ирония! Они кузены и даже не подозревают об этом.
– Всего лишь троюродные братья.
– Из тебя вышел бы неплохой специалист по генеалогии… Знаешь, Мег места себе не находит из-за Тима. Каждую минуту она ждет, что его арестуют. Ты с ней еще не прощался?
– Сейчас туда еду.
Итак, он попрощался с Лией, неуверенно пообещавшей, что они с Биллом приедут его навестить, сел в машину и отправился к Мег.
Когда он вошел, Мег сидела в дальнем конце своей длинной деревенской гостиной, перед тем же столиком, который ее мать всю свою жизнь ежедневно накрывала к послеполуденному чаепитию. Приблизившись, Пол узнал поднос, блестящие розовые чашки из майолики и корзинку чеканного серебра, полную в настоящую минуту ароматных сдобных булочек. Также, к своей досаде, он узнал Тима и сидевшего спиной человека в дорогом костюме. Заслышав шаги, человек обернулся, и перед ним оказалось полное, как всегда, презрения и надменности лицо Виктора Джордана.
Протянув руку, которую Пол был вынужден пожать, Тимоти радостно воскликнул:
– Какой сюрприз! Сто лет тебя не видел! Слышал, – продолжал он все тем же радостным тоном, – ты едешь в Италию?
– Да, в пятницу, – поцеловав Мег в щеку, коротко ответил Пол, больше всего желая в этот момент, чтобы Тимоти, наконец, прекратил ломать устроенную им лишь ради Мег комедию.
– Тим только что вернулся оттуда, – заметила Мег и повернулась к Джордану: – Вы ведь знакомы с моим кузеном?
Голова Джордана склонилась в официальном поклоне.
– Я имел это удовольствие на одной из ваших рождественских вечеринок.
– Тим был гостем мистера Джордана в Италии во время каникул, – пояснила, обращаясь к Полу, Мег и добавила: – Ешь булочки, пока они горячие.
Джордан, казалось, ожидал какого-нибудь замечания или вопроса со стороны Пола, и когда тот ничего не сказал, бросил небрежно:
– У меня на озере Гранда прелестный домик. К сожалению, не смог провести там столько времени, сколько хотелось.
Пол скрипнул зубами. «Игра», вспомнились ему слова Лии, «неискушенная молодая женщина», «придает всему делу особую пикантность…» Ему захотелось ударить Джордана, вмазать ему прямо в это холеное умное лицо. Вместо этого он взял из корзинки булочку и заставил себя сделать несколько глотков из чашки.
– Весьма отличается, – вставил Тимоти, – от того места на Среднем Западе, где я обитаю.
Пол, не в силах сдержаться, заметил:
– Судя по тому, что писали газеты, ты не ограничиваешься одним только Средним Западом. Похоже, ты исколесил всю страну.
– Да, – учтиво ответил Тим, – у меня много дел.
У Пола застучало в висках. Он не ожидал подобной конфронтации, в которую, по существу, вылилась эта встреча, причем перевес был явно на стороне противника. Эта странная пара, Джордан с Тимоти, было больше, чем он мог вынести, особенно в его теперешнем настроении, когда ему хотелось лишь уехать и забыть о всяких проблемах и тайнах. Подчеркнуто отвернувшись от Тима, он обратился к Мег:
– А где Ларри?
– Занимается жеребой кобылой. Срочный вызов. Ты знаешь – хотя, откуда тебе знать – в прошлом месяце его ударил в колено жеребец? Видишь ли, эта конюшня… – И она начала рассказывать долгую и не очень интересную историю.
Пол слушал ее вполуха, ни на секунду не забывая о странной паре, сидевшей рядом. Тим, в своей обычной бесцеремонной манере, совершенно не вяжущейся с традиционной старомодной обстановкой, развалился на стуле и, то и дело роняя крошки, поглощал булочки одну за другой. Джордан, явно утомленный рассказом Мег, перестал слушать; его глаза сейчас, когда он был погружен в свои мысли, были как мертвые. Ужасные глаза, холодные, словно мрамор, подумало Пол. Интересно, что за мысли пробегали в эту минуту за его массивным квадратным лбом?
Наконец Мег закончила свою историю, и оба мужчины поднялись.
– Я еду в город, – сообщил Тим. – Виктор согласился подвезти меня до станции.
Оба они кивнули Полу, и Тим сказал:
– Рад был тебя повидать.
– Я тоже, мистер Вернер, – присоединился к нему Джордан.
Когда они ушли, Мег спросила:
– Ты заметил машину?
– Нет.
– Она была припаркована сбоку от дома. «Роллс-ройс» с откидным верхом. Он ездит на ней здесь, в деревне.
– Кто он такой, черт его возьми?
Его неожиданная вспышка удивила Мег.
– О, да ты, похоже, не на шутку рассержен. По правде сказать, я и сама не могу понять, что он за человек. Это его замечание о прелестном домике на озере Гранда – не верь ему. Тим говорит, что это настоящее палаццо с огромными, в несколько акров, садами, а по озеру плавает множество лебедей самых редких видов. Там все огорожено и охраняется. Без разрешения ты туда и не войдешь.
– Любопытно.
– По словам Тима, он крупный банкир или инвестор, в общем, что-то в этом роде.
– Если послушаешь речи Тима, то капиталисты, подобные Джордану, заслуживают того, чтобы их стерли с лица земли.