Плонский Александр. По ту сторону вселенной

   В неконтролируемом использовании расщепляющихся материалов Стром видел одно из наиболее веских подтверждений своей теории дисбаланса. Создание энергокосмического индустриала, попытка овладеть энергетическим потенциалом Светоча, не могли его не радовать. Но он, подобно Игину, не представлял, как это сделать.
   "Ловушка для Светоча" пробудила в нем интерес и надежду. Но если Игин начал с того, как эта "ловушка" должна сообщаться между Миром и Светочем, то Стром пытался ответить на вопрос, какой она будет.
   Среди членов "мозгового треста" выделялся Оэл, еще довольно молодой человек, перебравшийся на Утопию несколько лет назад, когда его бывшая жена, послушавшись совета компьютеров, вышла замуж за другого. Банальная история! Впрочем, истории большинства нынешних утопийцев были не менее банальны.
   Еще будучи на Мире, Оэл прошел тесты наивысшей трудности по разделу физико-математических наук, удивив ученых открытием многомерных оэловых гиперфункций и теорией нестационарного квазиоэлова поля.
   Математики еще доказывали сформулированные им теоремы, а физики-экспериментаторы азартно охотились за предсказанными псевдочастицами оэлронами, а сам Оэл уже обретался на Утопии.
   Вскоре его начала тяготить пассивная жизнь, заполненная воспоминаниями о былом и переживаниями, и когда Стром, еще при Борге, попытался вовлечь молодого ученого в "мозговой трест", он согласился без уговоров.
   Борг отнесся к Оэлу с впечатляющим почтением. Его он никогда не называл "юношей", хотя тот более, чем кто-либо, подходил под это определение: румяный, утонченный, с гладкой кожей, пушком на щеках и обманчиво простодушными светло-голубыми глазами, Оэл и впрямь выглядел неоперившимся юношей.
   - Мгм... Гении вне возраста, говорю я вам, - как-то проворчал Борг в ответ на вопрос, почему он именует Оэла не иначе как "коллега".
   Стром был убежден, что решение энергетической проблемы не сдвинется с места до тех пор, пока не будет создан сверхмощный накопитель, емкость которого превысит суточную потребность Мира в энергии. Конечно, этот накопитель может иметь многозвенную или ячеистую структуру, содержать любое практически реализуемое число элементов. Главное, чтобы он позволял аккумулировать и затем канализировать по сетям энергетические океаны.
   - Ничего подобного в современной технике не было и нет, - делился футуролог с Оэлом. - Нужен принципиально новый, революционный подход. Возьмитесь за это дело, а?
   Оэл обещал подумать и через некоторое время представил "мозговому тресту" теорию вакуум-компрессора.
   - Я исхожу из представления о вакууме, как о всепроникающей материальной среде, - пояснял он собравшимся на совещание коллегам. - Эта среда способна при определенных условиях поглощать энергию и затем переизлучать ее в виде вакуумных волн.
   - Вы излагаете азы теории Борга, - нетерпеливо перебил председательствовавший Стром. - Даже я, неспециалист, знаком с ними!
   - Тем лучше, - невозмутимо сказал Оэл. - Итак, под воздействием облучения, иначе говоря, накачки, происходит энергетическая поляризация вакуума...
   - Положительный и отрицательный вакуум?
   - Или вакуум и антивакуум. По аналогии с электрическим зарядом Борг ввел понятие вакуумного заряда. Как известно, носители этого заряда получили название оэлронов.
   - Они еще не обнаружены экспериментально, не так ли?
   - Да, оэлроны остаются невидимками, но их существование подтверждено косвенным путем.
   - Вы упомянули о вакуум-компрессоре. Что это такое? - торопил Стром.
   - Суть предложенной мною вакуумной компрессии такова. Допустим, межзонная рекомбинация оэлронов происходит таким образом, что закон сохранения импульса...
   - Нельзя ли попроще? Здесь ведь не одни лишь физики!
   - Вы же не захотели довольствоваться азами, - невинно проговорил Оэл. Впрочем, ими уже не обойтись. Иначе придется принять на веру мои доводы.
   - Их правильность докажете знатокам. А сейчас, пожалуйста, самую суть. И покороче.
   - Мне удалось теоретически доказать, что возможны поликристаллические структуры, способные накапливать оэлроны. В известном смысле, это равносильно компрессии, то есть уплотнению вакуума, причем образуется две зоны, разделенные энергетическим барьером. В одной скапливаются плюс-оэлроны, в другой - минус. Остается добавить, что, сняв барьер, можно высвободить заключенную в вакуум-компрессоре энергию в виде импульса вакуумных волн.
   - А откуда берется энергия накачки? - недоверчиво спросил Стром.
   - Разве я не сказал? - удивился Оэл. - Ах да... Так вот, генератором накачки послужит Светоч, хотя возможны и другие источники. Например, в эксперименте...
   - Достаточно! - снова прервал его Стром. - Если я правильно понял, ваш вакуум-компрессор и есть "ловушка для Светоча"? Выходит, проблема решена?
   - В теоретическом плане - да, - подтвердил Оэл. - Но мне не нравится само название "ловушка для Светоча". Область применения вакуум-компрессора несравненно шире. Как энергоемкий элемент, он не имеет себе равных. Высокий коэффициент полезного действия, идеальная экологическая чистота, отсутствие агрессивных сред, вроде электролита, компактность...
   Раздался взрыв изумленных голосов:
   - Это же революция в источниках энергии!
   - И в транспортных средствах!
   - Почему только транспортных? А станки? Роботы? Та же связь на вакуумных волнах! Наконец, длительная консервация энергии!
   - Да, заманчиво... - согласился Стром. - Но как скоро мы можем...
   - О практическом использовании моей идеи говорить, к сожалению, преждевременно. Даже экспериментальная проверка, а она необходима в первую очередь, встретит большие трудности, и прежде всего технологического порядка.
   - Ну что ж, по крайней мере мы теперь знаем, над чем нужно работать. Какие есть соображения?
   Члены "мозгового треста" один за другим брали слово, спорили, предлагали.
   - Своими силами мы можем не справиться, - сказал пожилой структуролог Найт. - Нужно подключить промышленность Мира.
   "Снова Мир, все на нем замыкается, - неприязненно подумал Стром. Отдать эпохальную идею, отказаться от самостоятельности? Ну нет! Пока речь идет о локальном эксперименте, цель которого - подтвердить принцип. Неужели мы так беспомощны, что не сможем сами создать действующий макет "ловушки для Светоча"? И вот тогда не с пустыми руками можно будет возвратиться на Мир. Какой подарок мы сделаем Игину! И не одному ему - всем людям!"
   "Вперед, только вперед!" - вспомнил он игинский девиз.
   - Нельзя терять времени! - возразил футуролог Найту. - На Мире много своих дел. Ну, что решим?
   - Начнем, а там видно будет!
   - Сил хватит!
   - Нужно работать!
   - А вы что скажете, Оэл? - поинтересовался Стром.
   - Я теоретик, - неопределенно ответил молодой ученый.
   К счастью, в "мозговом тресте" были и экспериментаторы. Физики Рут и Биго взялись выполнить практическую проверку теории. Группа инженеров обещала разработать технологию.
   Никогда еще не чувствовал себя Стром так хорошо. С недоумением вспоминал, каким жалким стариком был недавно. Как он мог опуститься, потерять веру в себя и в людей?! Был близок к тому, чтобы умереть, пусть не физически - духовно.
   Нет, долой воспоминания! Перед ним будущее. А ведь это главное, когда оно есть.
   5
   Мысли о немыслимом
   Борг сидел за письменным столом в своем кабинете. Глаза его были закрыты. Но он не спал. Думал.
   Сейчас в нем не было ничего от того дремучего, ветхого старца, каким его впервые увидели Игин и Стром. Не походил он и на оракула, к словам которого все прислушиваются с благоговейным трепетом. За столом сидел очень старый, усталый, но одухотворенный живой, деятельной мыслью человек.
   Борг думал о смерти. Он чувствовал ее приближение. А умереть именно теперь, когда под угрозой его доброе имя ученого, означало бы постыдное бегство.
   Джонамо все еще покоится в мраморном мавзолее, и молчат датчики, слепы дисплеи, замерли на нулях счетчики... Не означает ли ото неудачу его грандиозного эксперимента?
   "Неужели я ошибся?" - в сотый раз спрашивал он себя и не находил ответа. И вся сосредоточенная здесь электронная премудрость - компьютер высшего интеллектуального уровня, связанный с его мозгом приемником биоволн, синтезатор решений, линии связи, шифраторы и дешифраторы, другие всевозможные приборы - не могла ответить на этот мучительный вопрос.
   В представлении Борга изобилие техники, усиливавшей и убыстрявшей мышление, было чем-то вроде удобных домашних туфель или иной привычной вещи, которую перестаешь замечать и воспринимаешь, как часть самого себя. Казалось вполне естественным, не поднимаясь с кресла, войти в контакт с любой организацией и с любым гражданином Мира, мгновенно получить нужную информацию, присутствовать при событиях, происходящих на другом континенте.
   Борг ни сейчас, ни прежде не впадал в зависимость от техники, полагался только на свой интеллект. Да он и не всегда располагал таким изобилием электронных помощников. Вернее, обзавелся ими уже после Утопии. И успел привыкнуть.
   Как настойчиво, наперебой, навязывали они ему свою помощь, когда можно было обойтись без нее, и как мало от них проку теперь, в часы сомнений...
   Образ Джонамо не покидал его сознания. Перед закрытыми глазами стояла хрупкая женская фигурка, сияли люстры концертного зала, а в ушах не умолкали органные аккорды рояля.
   "О чем она сейчас думает?" - прошептал он.
   Ему неожиданно захотелось промоделировать мысли Джонамо, как моделировали при разговоре Утопии с Миром версию отдаленного космическим пространством собеседника.
   Он сознавал, что это бессмысленное желание. Ведь вероятностная модель в столь экстремальных обстоятельствах может разительно отличаться от действительности. Да и само слово "думает" в приложении к Джонамо теряло смысл, если его мрачные опасения оправданы. И все же Борг не нашел в себе сил отбросить навязчивую идею.
   - Вправе ли я считать себя человеком? - проговорил голос "Джонамо", и его трагические интонации поразили Борга до глубины души. - Пожалуй, нет...
   - Неправда! - непроизвольно воскликнул Борг.
   - ... Я всего лишь репродукция человека, бесплотный двойник, средоточие энергетических полей, доведенное до совершенства и наделенное чужим разумом... Несусь, вернее, распространяюсь во Вселенной, оторванная от своей основы - Джонамо... Мыслящая волна не имеет права на собственное "я", не должна мнить себя личностью! Интересно, понимает ли это Борг, представляет ли меру моего одиночества.
   - Представляю... - простонал старик.
   - ... Я боюсь, по-человечески боюсь, - продолжала "Джонамо". - Все время спрашиваю себя: не ошибся ли Борг в расчетах? Вдруг пронесусь мимо Гемы, напролет, в пустоту? Без возврата! И буду вечно наедине со звездами, без надежды, с единственным, неосуществимым желанием погасить себя, выключить поддерживающий мое движение источник. Но не дотянуться до выключателя, нет кнопки, которую я могла бы нажать!
   - Казалось, я предусмотрел все... Глупец! Как я смогу искупить ее страдания!. Найду ли мужество взглянуть ей в глаза, когда она вернется? А если...
   Он представил себя в беспредельных глубинах Вселенной, в толще непостижимого, лишенным собственной воли, способности хоть как-то влиять на происходящее, ни над чем не имеющим власти, даже над своей жизнью. Представил ничтожную пылинку в безмерной простертости мироздания и сказал себе: "это я"... И беззвучно закричал, исходя отчаянием: "что я наделал!"
   Горечь пронизывала все его существо. Он физически жаждал смерти, но знал, что не может, не имеет права умереть в неведении о судьбе Джонамо.
   - ... Неужели Борг не знал, что волна может страдать? Не знал... Джонамо была готова пожертвовать собой. Но она спит, а жертвой стала я... И вот выполняю ее долг. Ее, а не мой!
   Борг отключил компьютер и, съежившись, сник в кресле. То, что он только что пережил, было не просто потрясением. Потрясений он знавал немало. И последнее загнало его на Утопию.
   Когда-то, в незапамятные, но золотые для науки времена, ее делали гениальные одиночки. Они копошились в поверхностных слоях Знания, добывая его драгоценные зерна. Однако эти плодоносные слои были исчерпаны; продвижение вглубь требовало усилий уже не ученых-одиночек, а научных коллективов.
   Возник клан "организаторов науки". Их имена входили в историю наравне с именами завоевателей и вождей. Исполнительская же масса оставалась безымянной.
   Со временем коллективная форма науки перестала себя оправдывать. Как оказалось, компьютер лучше посредственного исполнителя. "Организаторы науки", по крайней мере, те из них, которые были не столько предприимчивыми, сколько талантливыми, вновь превратились в ученых-одиночек, но теперь за плечами каждого из них стояла электронная премудрость в виде компьютеров и роботов.
   В ученой среде произошел своего рода естественный отбор: предприимчивые, но не талантливые "организаторы" нашли применение своим силам и способностям в управленческой сфере, а исполнители меньшей частью приобрели творческую самостоятельность, большей - покинули науку, благо она в них уже не нуждалась.
   То время было для Борга золотым, ибо именно в таких условиях мог по-настоящему расцвести его гений. Но, увы, оно продолжалось недолго даже по сравнению с человеческой жизнью.
   "Организаторы" исподволь возвращали утраченные позиции. Будучи людьми по-своему не глупыми, они понимали, что потеснить истинных ученых так просто не удастся. Да и не собирались занять их место. Простить им гениальность вот чего не могли "организаторы".
   И они экстраполировали компьютеризацию науки с исполнительской массы на саму личность творца. Если компьютер может претворять идеи, то почему не может творить?
   Итак, ученым-одиночкам, чья интеллектуальная мощь поддерживалась компьютерами, а экспериментально-техническую базу составляли роботы и автоматы, противопоставили чисто компьютерную систему науки. При этом направления научно-технического прогресса задавали "организаторы", остальное возлагалось на электронику.
   Борг пытался сопротивляться. Тогда ему вежливо, но весьма определенно дали понять, что при всех его крупных и несомненных заслугах перед наукой он, как ученый, изжил себя, что практикуемые им методы - вчерашний день, и что, дескать, прогресс остановить нельзя, да и никто ему этого не позволит...
   Боргу ничего не оставалось делать, разве что в знак протеста покинуть Мир. Так он и поступил, унеся с собой в добровольное изгнание горечь обиды и никому, по-видимому, не нужные знания...
   Это было потрясение разрушительное. Оно деморализовало ученого, если не подорвало, то пошатнуло веру в свои далеко еще не исчерпанные возможности. Борг начал вести жизнь затворника, на Утопии этим никого нельзя было удивить.
   Вмешательство Строма и Игина вновь сделало его самим собой, когда Борг уже спрашивал себя: "Не сон ли мое прошлое? Неужели я, действительно, что-то сделал в науке? Или все придумал долгими вечерами, изнемогая от одиночества? Был ли я на самом деле?"
   Сейчас Борг перенес потрясение совершенно другого рода. Оно не парализовало его волю, не лишило мужества. Он испытал нечто похожее на электрический шок. Словно импульс высокого напряжения пронзил его готовое остановиться сердце, и, испытав мучительный спазм, оно застучало с прежней силой.
   Борг умел когда надо взять себя в руки. Сейчас это означало одно: умом, свободным от эмоций, скрупулезно перепроверить все этапы, все звенья осуществляемого им грандиозного эксперимента, начиная с основополагающей теории, фундамент которой был заложен еще полвека назад, а здание завершено перед отлетом на Мир, и кончая техническим обеспечением опыта в завершающей стадии.
   Проделать все с нуля, придирчиво, даже предвзято, как бы задавшись целью опровергнуть. Искать зацепки для сомнений, учесть величины, сочтенные в свое время пренебрежимо малыми. Вывести формулы иными способами и посмотреть -- совпадут ли? Такую программу поставил перед собой Борг.
   Сейчас ему положительно не хватало атмосферы "мозгового треста". Он был готов отдать на растерзание свое детище Оэлу, чей интеллект ценил вровень с собственным. Но Оэл далеко, а время не терпит...
   Несколько суток титанического труда, который оказался бы физически непосильным и для молодого, потребовалось Боргу, чтобы провести это беспримерное расследование. Лишь нервный подъем, стимулированный перенесенным потрясением, позволил ему, глубокому старику, выдержать такую сверхнагрузку.
   Он знал, что выдержит. И выдержал. И вздохнул с облегчением: все подтвердилось. Все совпало. Различными математическими путями, преодолевая нагроможденные им же самим запутанные лабиринты, он упорно приходил в один и тот же конечный пункт.
   Борг признавал ограниченность человеческого разума, но вместе с тем диалектика! - был убежден в его всесилии. Все в природе поддается расчету, от мельчайших частиц вещества до его гигантских скоплений - галактик. Надо лишь четко представлять границы применимости той или иной теории, выбрать соответствующий математический аппарат, а если его нет, - разработать. И, пожалуй, главное: учесть все до единого факторы, которые могут повлиять на ход процесса.
   Их может быть множество, непостижимое для человеческого мозга (сам по себе он все-таки ограничен!). Ну что ж, тогда нужно присовокупить к мозгу компьютер. Но лишь присовокупить, не более того, потому что человеческий мозг это светило, вокруг него должны вращаться электронные спутники, и никак не наоборот!
   Единственно, что теперь продолжало беспокоить Борга, - все ли факторы удалось учесть. Нет ли среди них фактора-невидимки, о существовании которого он, Борг, не догадывается и догадаться не может, коль природа неистощима на выдумки...
   Борг рассчитал вероятность такого сюрприза. Она оказалась мала. Правда, не равна нулю...
   Оставалось ждать - терпеливо и невозмутимо, если, конечно, он хочет дождаться.
   Борг этого хотел со всей силой, на которую способен человеческий разум, прошедший через горнило эмоций.
   6
   Искушение
   В один из дней Инта попросила Корлиса навестить ее.
   - Мне нужно поговорить с вами, как со старым другом, - сказала она.
   Вечером Корлис пришел к ней в недавно построенную лечебницу, где Инта обычно засиживалась допоздна, ожидая больных, которых почти никогда не было, ведь и всего-то на Геме насчитывалось меньше ста человек, если не считать "призраков".
   Он вошел незамеченным - Инта задумалась - и долго со стесненным сердцем рассматривал ее грузную, бесформенную фигуру, расплывшееся, в коричневых пятнах, лицо, устало свесившуюся руку. Но вот она увидела его, глаза ожили, на щеках появился румянец.
   - Мне нужна ваша помощь, - проговорила Инта нерешительно, словно все еще колеблясь, сказать или нет.
   - Я готов! - охотно откликнулся Корлис.
   - Боюсь, вы поспешили согласиться. Вам приходилось когда-нибудь принимать роды?
   - Принимать роды? Мне? Нет, конечно. Не хотите ли вы...
   - Угадали, Корлис. Нелегко женщине преодолеть естественный стыд, но у меня нет выбора, вы же знаете. Так что готовьтесь стать акушером.
   - А скоро?
   - Ну, надеюсь, что не завтра.
   - Не лучше ли обратиться к "призракам"? - посоветовал Корлис. - Среди них есть медики, и я думаю...
   - Нет, нет! - наотрез отказалась Инта. - За полтора века они все перезабыли. И потом... Вспомните, что произошло с их детьми! Я не хочу, чтобы и мой ребенок...
   - Зря вы так... - произнес Корлис огорченно. - Поверьте, что "призраки"...
   - Не будем больше об этом говорить! - попросила Инта.
   - Как вам угодно... А что думает Кей?
   - Я не хочу взваливать на его плечи еще и эту ношу. Он ведь так увлечен своим делом. Догадываетесь, каким именно?
   - Догадываюсь, не более того! А желал бы знать в подробностях. И от него самого. Или я не имею на это права?
   - Неужели вы до сих пор не разобрались в Кее? Он же всегда был таким, и когда мы впервые спустились на Гему... все брал на себя! Так и теперь. Если скрывает что-то, значит, хочет оградить нас от опасности.
   - Не боитесь за него?
   - Я верила и верю в звезду Кея.
   - А он? Он не боится за вас, не переживает?
   - Еще как! Но я его успокаиваю. Напоминаю, что первого сына родила шутя, а повторные роды обычно легче.
   - И все же Кей должен...
   - Ну, довольно! - рассердилась Инта. - Я пригласила вас не для того, чтобы обсуждать с вами, что должен и чего не должен Кей. В последний раз спрашиваю: согласны помочь?
   - Что еще мне остается делать? - вздохнул Корлис и тотчас спохватился: - Но это же безумие! Я не справлюсь. Ну подумайте, какой из меня акушер?! Ведь ничего не смыслю в подобных делах!
   Инта улыбнулась.
   - Куда уж вам, вы и к женщине-то, наверное, не прикасались! Но не беда: научитесь.
   - Не научусь, - покраснев, замотал головой Корлис.
   - Когда-то я слушала ваши лекции, а сейчас поменяемся ролями.
   - Все равно ничего не выйдет!
   - Выйдет. Еще как выйдет! Ну, долго мне вас уговаривать?
   - Хорошо, - согласился наконец Корлис. - Сделаю все, что в моих силах.
   - Давно бы так, - кивнула Инта.
   В хранилище информации, уцелевшем благодаря "призракам", были микрокопии монографий и практических руководств по родовспоможению, учебные видеофильмы, специализированные программы для компьютеров. Как бы далеко не отстояли друг от друга отрасли знания, их объединяет единая методология науки. Корлис владел ею, и это помогало осваивать новое для него дело.
   Он моделировал с помощью компьютера как нормально протекающие роды, так и патологические, с разными осложнениями. Ему уже приходилось попадать в такой переплет, когда он вживался в роль главного диспетчера Базы...
   Немало дали Корлису и "лекции", обещанные Интой, - яркие, образные, увлекательные рассказы.
   Под конец она придирчиво проэкзаменовала его, как сделал Кей перед их отчаянным прыжком с Базы на Гему. И подумалось, что предстоит не менее трудное испытание.
   - А вы, действительно, способный ученик, - похвалила Инта. - Боюсь только...
   - Что не справлюсь? - обиделся Корлис. - Я тоже этого боюсь. Но вы же сами меня искушали. Можно сказать, силой заставили. А теперь вселяете неуверенность. Разве так можно?
   - Дело не в вас, - печально произнесла Инта. - Ситуация такова, что даже опытный акушер оказался бы здесь новичком. Посмотрите на меня внимательно. Ну!
   - Хотите сказать, что...
   - Ни одна женщина не сможет разродиться таким гигантским ребенком. Если так будет продолжаться, то мы оба погибнем.
   Корлис побелел.
   - Что же делать?
   - Подождем несколько дней, а потом... Вам придется меня оперировать.
   - Ни за что! Я не смогу, слышите?!
   - Другого выхода нет.
   - А "призраки"?
   - Я уже говорила, что не желаю к ним обращаться.
   - Скажите, а вы могли бы разрезать... самого дорогого для вас человека?
   - Если я и впрямь дорога вам, то вы это сделаете!
   -- Как хотите, но я должен обо всем рассказать Кею, - нервно воскликнул Корлис. - Если... Если операция окажется неудачной, то как я взгляну ему в глаза?
   - Испугались? - с презрением спросила Инта. - За меня или за себя?
   - Как вы жестоки!
   - А ведь раньше вы не были малодушным... Ну вот что. Уходите. Обойдусь без вас.
   - Каким образом?
   - Не ваша забота! Но знайте: если проговоритесь Кею... Тогда вы перестанете для меня существовать. Раз и навсегда. Вам все ясно? Прощайте!
   7
   Цена жизни
   Пришло послание Строма. Игину оно показалось нарочито сухим и бесстрастным. О "прощении" не было и речи. Сугубо деловое письмо футуролога, представляющего "мозговой трест" Утопии, управителю энергокосмического индустриала. Ничего личного, словно не только дружбы, но и простого знакомства между ними не существовало.
   Стром вкратце сообщал об открытии Оэла, "которое может заинтересовать руководимый Вами индустриал, поскольку содержит решение интересующей Вас проблемы". Он упомянул, совсем уже вскользь, что на Утопии ведется подготовка к эксперименту. Его осуществят в ближайшее время. О результатах Игин будет информирован дополнительно. И последняя строка телекомпьютерного бланка:
   "По поручению "мозгового треста" - Стром".
   Игин повертел перед глазами листок, будто хотел что-то прочитать между строк, потом отложил его и придвинул к себе сопроводительную документацию. Он тотчас убедился, что разобраться в нагромождении формул и символов ему не по силам. Здесь нужен специалист. И сразу же, как само собой разумеющееся, высветилось имя Борга.
   Почему именно Борг, разве на Мире нет других специалистов? Добротно квалифицированных, вдумчивых, способных разобраться в открытии Оэла и трезво оценить его? Конечно же, есть. Но Борг это Борг. Он обладает уникальной способностью мыслить парадоксально, улавливать суть в том, что другой сочтет второстепенной мелочью.
   Была еще одна причина, подтолкнувшая Игина к кандидатуре Борга. Управитель знал по собственному опыту, как томительно ожидание. А Борг ждал. И томился выше всякой меры.
   Надо было отвлечь его от ожидания. А это могла сделать только задача высочайшей важности.
   И снова, как тогда на Утопии, старый ученый встретил Игина словами:
   - Мгм... Чем могу быть полезен?
   Тон был официальный, но глаза Борга под нависшими бровями светились приязнью, как будто договаривали: