Плонский Александр. По ту сторону вселенной

   "Рад вас видеть. Помогу всем, что в моих силах".
   - Вы нужны нам, учитель... - начал Игин и запнулся, вспомнив: с этими же словами он пришел к Боргу в день их первого знакомства.
   И Борг, похоже, тоже вспомнил, потому что улыбнулся, сразу утратив неприступность, и стал похож на самого обыкновенного, домашнего старичка.
   - Рассказывайте.
   Игин протянул материалы, полученные от Строма.
   - Вот. Для меня это темный лес. Стром утверждает, что здесь решение энергетической проблемы. Если так, то в самый раз. Мы никак не выберемся из тупика.
   - Из тупика... Мгм... Легких путей ищете... - пробурчал Борг с преувеличенным недовольством. - А их не бывает, легких-то путей. Говорите, тупик? Это хорошо, что тупик...
   - Чего уж хорошего! - не удержался Игин.
   И удостоился насмешливого взгляда.
   - Через тупики открывается дорога к звездам. Если же путь кажется легким, значит, он... мгм... не приведет ни к чему новому. Получится очередной перепев старого, очередная пустышка. Вот так-то. Усвоили, молодой человек?
   - Усвоил, - со вздохом кивнул Игин, точно ученик, которому только что растолковали азбучную истину.
   Читать нравоучения Борг страсть как любил. Но этим он как бы взимал плату за воистину мудрые советы, какими щедро одаривал любого, обратившегося к нему с просьбой о помощи.
   - Узнаю Оэла. Его рука, - просматривая выкладки, приговаривал ученый. Интересно... Мгм... Очень интересно. Весьма даже оригинально! Изящно, говорю я вам.
   Потом Борг замолчал, покряхтывая, вылез из кресла, подошел к компьютеру, долго колдовал над ним.
   - Что-нибудь не так? - не выдержал Игин.
   - Не так, не так... - сердито передразнил старик и, не обращая больше внимания на растерявшегося управителя, заговорил сам с собой: - А ведь слукавил Оэл, право слово, слукавил... мгм... Конечно, если снять гамбринус под стоксом, то, пожалуй, пройдет... А что тогда? Мгм... Это уж слишком...
   Игин скрипнул креслом.
   - А? Что? - вздрогнул Борг.
   - Я зайду завтра, хорошо?
   - Да-да. Завтра. Интересную задачу мне задали, молодой человек, О-о-чень интересную. А сейчас идите...
   Игин вышел на цыпочках и осторожно, стараясь не шуметь, прикрыл за собой дверь.
   Даже здесь, в пригороде, улицы были заполнены гонарами. Они летели нескончаемой стаей в несколько рядов и ярусов, обдувая дорожное полотно поддерживающими их струями воздуха.
   Игин шел не спеша людной пешеходной галереей. В глубоком голубом небе ярко сиял Светоч. Управитель запрокинул голову и помахал ему рукой, как доброму знакомцу. Идущие навстречу девушки в цветастых платьях-комбинезонах переглянулись и весело фыркнули. Игин улыбнулся им и заговорщицки подмигнул. Впервые за много дней у него было прекрасное настроение.
   Ни завтра, ни послезавтра он не решился побеспокоить Борга, интуитивно чувствуя, что "тупик, ведущий к звездам", потребует от великого ученого куда больше времени, чем представлялось вначале.
   На третий день Борг вызвал его по информу.
   - Мгм... И долго я буду вас ждать, юноша?
   - Простите, учитель, но я думал...
   - Думал, думал... Это вы все умеете! Вот додумывать до конца вас не хватает. Мгм... Потому что спешите слишком. Нетерпеливы больно уж, говорю я вам! И не спорьте со старшими. Не спорьте, а то... мгм... рассержусь.
   - Да я и не собираюсь спорить, учитель, - промямлил Игин.
   Даже в разговоре по информу он робел перед Боргом. Это никак не вязалось ни с его характером, ни с привычками. Знающий себе цену, с молодых лет привыкший чувствовать себя руководителем, Игин становился совсем другим человеком - застенчивым, даже беззащитным, когда имел дело с теми, кого считал гениями.
   В наибольшей степени он выделял Борга и, обращаясь к нему со словом "учитель", произносил это слово как бы с большой буквы. Похожие чувства Игин испытывал и к Джонамо, но мужское самолюбие не позволяло ему выражать их столь открыто.
   В прозаическом смысле слова Борг не был учителем Игина. Управитель осознал себя его учеником уже на Утопии, в одно мгновение подпав под обаяние личности великого изгнанника.
   Вначале он принял это за жалость и, успевший уже подняться на ноги после сокрушающего удара, почувствовал нечто вроде превосходства, как ему показалось, над вконец опустившимся стариком. Но очень скоро жалость уступила место преклонению. Борг стал для него символом того, на что способен человеческий разум.
   Грандиозный эксперимент с участием Джонамо, проведенный по сценарию Борга, не вызвал в душе Игина того всплеска противоречивых чувств, которого можно было ожидать. С почти религиозным фанатизмом Игин верил в успех. Там, где сплелись воедино два гения, не должно быть неудачи.
   О том, что сам Борг вовсе не чужд сомнений, Игин, разумеется, не подозревал, и если бы кто-нибудь сказал ему об этом, не поверил бы...
   И сейчас управитель вслушивался в слова великого Борга со всем вниманием, на какое был способен, не придавая значения старческому брюзжанию и тем более не обижаясь на него: ведь за этими назидательными "говорю я вам" последует не подлежащий обжалованию приговор теории Оэла. От того, каков он, зависит будущее энергетики.
   - Так вот, - торжественно произнес Борг, - Оэлу удалось сделать эпохальное открытие... мгм... Иного я от него не ожидал. Гигант, право, гигант! Молитесь на него, юноша. Да.
   - Значит, теория верна? - обрадовался Игин.
   - Кто сказал, что верна? - неожиданно вспылил старик. - Во всяком случае, не я! Перебиваете... мгм... Куда-то спешите! Вот и прошлый раз...
   - Не сердитесь, учитель. Буду слушать не перебивая.
   - Верна - не верна, главное в другом. Какой полет мысли, какая дерзость... мгм... Слышали, что я сказал? Почему молчите?
   - Боюсь нарушить ход ваших мыслей...
   - А вы не бойтесь! Хотите знать, правильна ли теория Оэла? И да, и нет. В основе своей - правильна. Но при выводе обобщающей формулы Оэл допустил ошибку. Перепутал знак в одном из членов. Мгм... С кем не бывает!
   - И как это повлияло на результат?
   - Смотрите, юноша: вот формула Оэла. Видите диссипативный член? Из него следует, что нестационарный процесс должен затухать. А теперь взгляните на скорректированное мною выражение. Все то же, кроме вот этой фитюльки. Мгм... И что же получается?
   - Дополнительный член неограниченно возрастает? - предположил Игин, вдумавшись в смысл формулы. - Но что же получается... Процесс неустойчив?
   - Мгм... недурно мыслите, юноша! - похвалил Борг.
   - Выходит, в вакуум-компрессоре энергия будет накапливаться до определенного предела, а затем мгновенно высвободится?
   - Да, если не преобразовать кристаллическую структуру таким образом, что...
   - Но Оэл об этом не знает, так ведь? Значит, эксперимент...
   - Закончится взрывом! - тревожно подхватил Борг. - Нужно немедленно предупредить Строма! Не-мед-лен-но, говорю я вам!
   Не попрощавшись, Игин отключил информ от борговского канала и по экстренной связи вызвал Ктора. Председатель долго не отвечал. Наконец послышался его сдавленный голос:
   - Это вы, Игин?
   - Я. Дело чрезвычайной важности. Необходимо как можно быстрее передать на Утопию. Эксперимент с вакуум-компрессором проводить нельзя. Произойдет катастрофа. Поспешите, Ктор, иначе будет поздно!
   - Уже поздно, Игин, - с трудом проговорил Председатель. - Только что сообщили: несколько часов назад в результате взрыва экспериментальной установки погиб Стром...
   8
   ... И все за одного
   Сознание расширилось, и не было ему границ. Никогда еще Кей не испытывал ничего подобного. Приподнятое, пьянящее чувство переполняло его. Что это - эйфория? Нет, скорее, окрыленность. Невидимые крылья, казалось, подняли его ввысь, и с запредельной вышины он охватил взглядом непостижимую для других человеческих существ бесконечность бытия.
   Сейчас в нем объединили свою мудрость сотни личностей. В его мозгу поселились и сдержанно философичный Сарп, и рассудительный Угр, и знаток машин Зур, и бывший врач Эрт, и, конечно же, Горн.
   Кей мог сказать себе:
   - Привет, Горн!
   И ответить:
   - Здравствуй, дружище.
   Мог одновременно говорить со всеми "призраками", причем с каждым в отдельности, и слушать порознь их голоса, вернее, воспринимать мысленные образы, не давая им слиться в хаотический гул, бесформенное пятно.
   Еще недавно он не представлял, что человек способен на такое. Компьютер - тот враз решает тысячи задач, параллельно ведет тысячи диалогов, не сбиваясь и не путаясь. Но человек... Почему у него столь невысокий предел способностей? И почему у разных людей он различен? Почему наряду с умными, талантливыми рождаются тупицы и бездари? Разве это справедливо?
   Такие вопросы захлестывали Кея, и он не находил на них ответа. Но понимал, что природа совершила двойную несправедливость и не приходится рассчитывать на ее милости, Эволюция закончилась, и теперь все зависит от самого человека.
   Как никогда прежде, Кей осознал правоту "призраков". Они бросили дерзкий вызов природе, сумели преодолеть ее извечные ограничения. А что если обобществить интеллект? Интеллектуальный коммунизм - не следующая ли это ступень в совершенствовании общества?
   Кей поделился мыслями с Сарпом. В последнее время они еще более сдружились. Частое мыслеобщение высветило их друг для друга. Между ними не существовало недомолвок.
   - Замечательная идея! - одобрил Сарп. - Странно, что мы до этого не додумались... По сути дела, вы предложили модель принципиально нового общества, где интеллектуальный потенциал каждого принадлежит всем и личность обладает интеллектом коллектива. Философы мечтали о гармонии отношений между личностью и обществом, о всеобщем равенстве. Но какое могло быть равенство при различии способностей! "От каждого по способностям, каждому по потребностям". Вы развили эту формулу, уравняв возможности индивида!
   - Меня одолевают сомнения, - признался Кей. - А не получится ли вместо равенства уравниловка, как бывало в прошлом. Ведь мало провозгласить: "С сегодняшнего дня все люди равны!"
   - Понимаю, что вы имеете в виду. Опасаетесь, не угрожает ли интеллекту стандартизация, - копий множество и ни одного оригинала? Да, такое "равенство" стало бы катастрофой. Даже гениальная одинаковость означает распад личности. Так?
   - Вот именно. Допустим, мой интеллект вобрал в себя интеллекты всех людей. И то же произошло с остальными. Не появятся ли сотни, а впоследствии миллионы, миллиарды совершенно одинаковых Кеев, Сарпов, Горнов? И зачем тогда общаться друг с другом, если каждый может сказать о себе: "Я это они"?
   - Ваши опасения беспочвенны, - возразил Сарп. Мочь вовсе не означает быть. Боюсь, вы все еще в плену прежних представлений.
   - То есть?
   - Рассматриваете коллективный мозг как усовершенствованное подобие мозга отдельного человека. И арифметически складываете интеллекты индивидов в интеллект системы.
   - А разве не так? - удивился Кей.
   - Увы, здесь нужна не арифметика, а векторная алгебра в самом сложном виде. Мозг человека содержит один информационный канал, не так ли? Никто не в состоянии одновременно читать стихи, петь, разговаривать, отдавать распоряжения - это делается поочередно. Коллективный же мозг - система с множеством параллельно действующих каналов. Однако, став ее частью и получив возможность информационного обмена с остальными частями, вовсе не обязательно разом задействовать все каналы. Теоретически вы можете так поступить. Только зачем?
   - Но если я все же захочу воплотить в своем сознании личности всех людей?
   - Воплощайте сколько угодно! Ручаюсь, это быстро вам надоест!
   - А если все пожелают стать, скажем, Сарпами?
   - Пожалуйста! Только вероятностные законы вряд ли допустят такое. Другое дело, когда вам понадобится воспользоваться знаниями, опытом или мировосприятием Сарпа, Зура, Эрта, взглянуть на окружающее их глазами. Тогда вы присоедините их личности к своей. Но в основе останетесь самим собой. И они будут связаны не только с вами. Возникнет множество перекрестных связей, живое, динамичное, непрестанно изменяющееся.
   - Значит, если возникнет необходимость в помощи...
   - ... То десятки, сотни Кеев, Горнов, Угров окажут ее любому, кто в ней нуждается.
   - А сохраним ли мы при этом свободу личности? - продолжал сомневаться Кей.
   - Вас смущает возможность позаимствовать чужую личность, не испросив согласия? - уточнил Сарп.
   - А вас нет?
   - Коллективное мышление несовместимо с психологией собственника. Тут уж или - или. Но неужели вы...
   - Нет, нет! - поспешил оправдаться Кей. - Я затеял этот диспут, чтобы до конца разобраться во всем. Итак, коллективный мозг имеет множество личностных воплощений. И эти воплощения столь же разнообразны, как и сами личности. Так?
   - Я бы еще подчеркнул вероятностный элемент воплощений, устраняющий угрозу стандартизации интеллекта.
   - Теперь вопрос, как отнесутся к нашему замыслу остальные...
   - "Призраки"? С людьми вы уже не считаетесь? - поддел Сарп.
   Кей смутился.
   - Вы нащупали мое больное место. Я и сам ловлю себя на том, что отвыкаю от общения с людьми. Даже с Интой. А я ведь по-прежнему люблю ее.
   - Так поделитесь с людьми электронным подсознанием!
   - Людей слишком мало, чтобы подвергать их опасности. Где гарантия, что все сойдет благополучно для психики? Вот испытаю на себе как следует, и тогда...
   - Похвальная осторожность, - с едва уловимой иронией отозвался Сарп. Не зря вы как-то упомянули, что избегаете ненужного риска.
   - Корлис однажды обвинил меня в трусости...
   - Нет, вы не трус, - со странной интонацией заметил "призрак". Вы человек отчаянной смелости. И все же... Есть в этой отваге что-то граничащее с трусостью. Не пойму, что именно...
   ... До обидного просто и буднично осуществилась задумка Кея. "Призраки" приняли ее так, словно она уже давно вызревала в их собственных умах, и вот теперь пришло для нее время.
   Никаких технических новшеств не потребовалось. Серия экспериментов в ускоренном масштабе времени, несколько проб на добровольцах, среди которых, разумеется, были Кей с Сарпом, затем первое опытное включение в полном объеме, и коллективный интеллект начал действовать!
   Кей наслаждался обретенной им интеллектуальной мощью. Повторилось то, что он испытал, впервые подключив к мозгу электронное подсознание, но уже на новом, неизмеримо более высоком уровне. И опять он заново узнавал себя, сначала робко, а затем все более уверенно примеряя к себе многочисленные воплощения коллективного интеллекта.
   Это превратилось в своего рода игру ума, игру увлекательную и даже азартную. Она поглотила его, оторвала от реального мира.
   И Кей забыл, ради чего он предпринял дерзкую попытку перестроить человеческое мышление. Забыл о самом человеке. Инстинкт исследователя, первооткрывателя на время, пусть исчисляемое днями, вошел в противоречие с нравственностью. Обретя недоступную ему прежде дальнозоркость мысли, он выпустил из поля зрения близкое, не смог разглядеть приблизившуюся вплотную беду...
   9
   Отзовись!
   В задумчивости стоял Ктор над хрустальным саркофагом Джонамо. Смерть Строма вызвала в его душе трагический резонанс. Она ассоциировалась и с тоской по непробудно спящей Джонамо, и с мрачными раздумьями о почти уже прожитой жизни.
   Ктор вглядывался в безмятежное, нестареющее лицо жены. Неужели за его дорогими чертами - пустота, бездумность, холод небытия? Книга со стертыми строками, погасший огонь, оборванная струна...
   Он был близок к отчаянию. Больше не верил Боргу. При мысли об этом чванливом старце его охватывала злоба. Как можно столь безответственно распоряжаться чужой жизнью?! К тому же жизнью женщины - красивой, чистой, любимой, которая могла бы стать матерью, взрастить трепетный стебелек, устремленный в будущее. И это человек, провозглашенный великим ученым? Нет, маразматик, утративший остатки ума!
   Игин тоже вызывал у него неприятное чувство, хотя Ктор и старался пересилить себя. Как ловко он притворялся, что приехал на их свадьбу, а сам выжидал момент, когда можно будет действовать наверняка... Бедная, доверчивая Джонамо!
   Игин косвенно виноват и в смерти Строма: если бы не обида на изменившего ему друга, тот не стал бы действовать так опрометчиво. Не стал бы?
   Вот здесь Ктор не мог кривить душой. Поступок Строма вполне соответствовал его импульсивному характеру. Что-то подобное уже произошло с ним в молодости. Тогда, кажется, взорвался хроно-компрессор: Стром экспериментировал с полем времени, хотя его предупреждали об опасности.
   Сложное чувство испытывал Председатель к покойному футурологу. Не забылись ни его граничивший с хулиганством демарш, ни собственная близорукость. А ведь все могло сложиться иначе. Они могли бы стать друзьями - полярное различие характеров не помешало бы этому. А что помешало? Не соприкоснулись их судьбы, а пересеклись под прямым углом, и в этом повинен сам Ктор.
   Стром погиб. Его больше нет. Но есть планета Строма. Так переименовали Утопию утопийцы. Теперь уже стромийцы...
   Так они увековечили имя человека, который при всех неприятных чертах своего характера сумел стать их лидером. А Ктор навсегда останется безымянным Председателем.
   Да и имеет ли он моральное право занимать этот пост?
   Ктор мысленно восстановил свой жизненный путь. Детство - безмятежное, как и у других. Юность с ее неизбежными поисками и метаниями. Неудавшаяся любовь...
   О ней он вспоминал с недоумением. Что привлекло его в недалекой девице с заурядным складом ума и красивым кукольным личиком, не имевшей собственной воли, жившей по подсказке компьютеров? И как она могла сохранить над ним власть на долгие годы, вплоть до встречи с Джонамо?
   Прихоть судьбы, уготовившей ему любовь самой прекрасной и мудрой женщины Мира? Кто знает...
   Он ведь и сам был зауряден. Зауряден во всем - образе жизни, взглядах, пристрастиях. Выбрал заурядную профессию младшего воспитателя. Не помышлял о престижных постах и потому не участвовал в конкурсах.
   Был добр и внимателен к людям - этого не отнять. Так бы и прожил жизнь в необременительном труде и общедоступных развлечениях. Но случилось непредвиденное: его избрали Председателем Всемирного Форума. Избрали не люди - компьютеры, хотя и считалось, что они руководствуются единым желанием граждан Мира видеть на высшем общественном посту именно такого человека, как он.
   Ктор воспринял свое избрание без малейшего восторга: не хотелось обременять себя столь огромной ответственностью, но, с другой стороны, нельзя было и отказаться, долг есть долг. Не станешь же доказывать: не гожусь, не достоин. Компьютеры знают, что делают. И никогда не ошибаются. Значит, и здесь нет ошибки. Просто он что-то не разглядел в себе, не оценил...
   Годы, проведенные на посту Председателя, наложили отпечаток на его личность. Это была серьезная школа и он учился с присущим ему прилежанием старательного, но не слишком способного ученика.
   За ним прочно закрепилась репутация мудрого и дальновидного деятеля, и одно время он сам верил в это. Сейчас же осознал, что никогда не был ни мудрым, ни дальновидным, а всего лишь осторожным. Вел свой корабль не по правильному, а по казавшемуся наиболее безопасным пути. А курс вычисляли компьютеры...
   Да, он соответствовал стандарту Председателя. Но это уже отмененный стандарт. На Мире воцарились совсем иные критерии, и главный из них стремление к духовному величию человека. Джонамо разбудила общественное сознание, а сама спит, отрешена от жизни, которая становится с каждым днем все динамичнее и все интереснее.
   Если прежде во главу угла ставили независимость индивида от общества, обернувшуюся на самом деле общественной пассивностью, мнимым единодушием в управлении Миром, то теперь все осознали человеческую общность, коллективную ответственность за будущее, поняли, что эту ответственность нельзя не только всецело возлагать на компьютеры, но даже разделять с ними.
   Пусть этот бурный расцвет инициативы натолкнулся на серьезное предприятие, проявившееся в энергетическом кризисе, оно, безусловно, будет преодолено.
   Ктор ясно представлял, что продолжает занимать свой пост по инерции. В нем не разобрались. Его ошибочно принимают за одного из лидеров происходящей на Мире революции. Но какой он лидер!
   Самое честное - отказаться от председательского поста, передать его человеку новой формации, смелому, энергичному, молодому. И в то же время мудрому, по-хорошему осмотрительному. Неужели нельзя такого найти?
   Но правильно ли он поступит, покинув пост именно сейчас, в разгар трудностей, когда дело, за которое отдал жизнь Стром, еще не завершено? Нет, это было бы бегством!
   "Подскажи мне, Джонамо, родная моя. Отзовись!"
   Ему захотелось откинуть хрустальную крышку саркофага, коснуться губами высокого лба жены. Невозможно...
   Глядя на мраморное лицо любимой, Ктор не мог даже подумать, что за этой прекрасной ледяной маской скрывается живая мысль, замкнутая в непроницаемый кокон и в то же время волнообразно пронизывающая Вселенную...
   Как далеко была компьютерная модель Джонамо, причинившая столько страданий Боргу, от действительности! Мыслелетчица пребывала одновременно в двух комплексно сопряженных мирах. Тело не принадлежало ей, но в мозгу происходила напряженная, хотя и остававшаяся за порогом чувствительности датчиков работа.
   Подобно впавшим в летаргический сон, она воспринимала происходящее вокруг нее, но не могла подать знак об этом. До нее доносились звуки, сопровождавшие нескончаемый людской поток, который впадал в мавзолей, огибал полупетлей саркофаг и вытекал наружу.
   Сквозь сомкнутые веки Джонамо не могла видеть скорбно-торжественные лица людей, проплывавшие над головой, но волны их мыслей оставляли в ее мозгу рой образов, почти всегда туманных и лишь изредка четко очерченных.
   Джонамо чувствовала приход Ктора, а он приходил, не пропуская ни дня. Представление о времени было у нее утрачено, однако наступал миг, и над ней склонялось лицо близкого человека. Волну его мыслей она воспринимала особенно отчетливо.
   Но и в эти мгновения, возвращавшие ее к прошлому, Джонамо продолжала движение в нескончаемом пространстве, с его мирами и антимирами, черными дырами и белыми карликами, пустынями межзвездного вакуума и скоплениями звезд. Словно две разные проекции на один экран, налагались друг на друга мысленные образы, индуцируемые Ктором, и космические фантасмагории, чуждые обычному человеческому восприятию, но доступные мироощущению Джонамо.
   И эти два ее столь разных сознания не противоречили одно другому, не создавали в мозгу хаоса.
   Джонамо жила феноменальной двуединой жизнью, к которой были и боль, и страх, но не оставалось места сомнениям, сожалениям, колебаниям. Как ни парадоксально, великий Борг, предвосхитивший это особое состояние и в отличие от Ктора знавший, что понять его суть, не прибегая к абстракции, невозможно, попытался все же перехитрить самого себя тривиальнейшим образом - с помощью компьютера, которому доступны лишь конкретные представления, к тому же базирующиеся на аналогиях!
   ... Пронзая кривизну пространства-времени, несется к Геме живая волна. Что ждет ее, не ведают ни Борг, ни Ктор, ни сама Джонамо. Но сроки их неведения истекают...
   10
   Расставание
   На следующий день после размолвки с Корлисом у Инты начались роды. Их принимала ее юная ученица и помощница Мио.
   Когда Корлис, срочно вызванный ею, вбежал в палату, его встретил басовитый крик ребенка. Мальчик выглядел, как все новорожденные: красное, немного одутловатое личико, слипшиеся редкие волосики, сморщенный носик. Никакой патологии, только рост был едва ли не вдвое больше обычного. Поразительно, как Инта родила такого богатыря!
   С одного взгляда на нее Корлис понял, что дело плохо: ее осунувшееся лицо побелело, глаза ввалились и потухли. Все признаки сильного внутреннего кровотечения!
   Мио, также бледная, но от страха, смотрела на Корлиса умоляющими глазами.
   - Спасите ее, доктор!
   "Какой я доктор!" - с горечью подумал он.
   Из головы вдруг вылетело все, что, казалось, было прочно усвоено. На него словно напал столбняк.
   Вспомнилась их первая вылазка на Гему, охватившее его тогда чувство обреченности, приступ отчаяния во время исчезновения Инты и такое же, как сейчас, состояние растерянности. Неужели ему так и не удалось закалить характер?
   - Делайте же что-нибудь! - всхлипнула Мио.
   Волевым усилием Корлис заставил себя собраться.
   - Стимулятор! Антишок! Давление! - бросал он отрывистые команды, и Мио, точно автомат, бессознательно выполняла их.
   Наконец взгляд Инты стал осмысленным. По телу пробежала волна дрожи. Рука протянулась навстречу Корлису, но тотчас упала.
   - Пришел... - зашевелились серые, искусанные губы.
   - Простите меня, Инта!
   - Жизнь прошла, Корлис. Это мой последний день.
   - Все будет хорошо, держитесь!
   - Нет, - прошептала она надломленным голосом.
   Корлис был в смятении.
   - Не говорите так, - сказал он быстро. - Я все сделаю для вас.
   - Поздно... Я все равно должна была умереть.
   - Лед! Кровь! Коагулятор! - закричал Корлис. - Будем делать операцию, Мио!
   - Бесполезно, - качнула головой Инта. - Я не выдержу.
   Из уголка ее полуприкрытого глаза скатилась слеза.
   Запас консервированной крови таял. С отчаянием следил Корлис за тем, как падает ее уровень. Казалось, влитая кровь тотчас покидает внезапно исхудавшее тело Инты.
   "Все. Больше ничего нельзя сделать. Остается последнее средство. Не поможет, умру вместе с ней!" - подумал Корлис.
   А вслух сказал: