Страница:
тот же "Варяг": - Не думали, братцы, мы с вами вчера, что нынче умрем под
волнами...
В Божественной клинике шла борьба за выживание Посланника. Сюда были
привлечены все местные медицинские светила.
АЮ находился в глубокой коме под психофазатронным колпаком у известного
мыслеправа и целителя РА. Уже целый час шел консилиум врачей, после того как
они просканировали то месиво, что осталось от Посланника.
Мыслеправы и целители пытались найти единственно правильное решение,
которое позволило бы им, как говорят на Земле, по клочкам да косточкам
собрать его воедино.
Сделать это было трудно даже при тех колоссальных возможностях и
знаниях, которыми обладали поднебесные врачи.
Мыслемозг АЮ был основательно разбит, раздавлен, энергетически
опустошен, но он еще сопротивлялся и кое-как функционировал.
Состояние АЮ было не лучше, чем у раненого человека, принесенного с
минного поля и разнесенного в клочья разорвавшейся под ногами миной, у
которого трудно найти что-либо неповрежденное, целое, живое.
Сами понимаете, такого раненого трудно собрать, оживить, вдохнуть в его
тело жизнь. И хотя земные хирурги уже научились сращивать части человеческой
плоти, пересаживать отдельные органы и даже менять сердце, работать над
поврежденным разорванным мозгом они не могут. Люди не изобрели еще таких
скальпелей, чтобы оперировать человеческий мозг, и в случае необходимости
заменять в нем отдельные части, извилины, синапсы.
Еще сложнее приводить в порядок клетки памяти, удалять и стирать с них
вредную для человека информацию, например, накопленную больным мозгом
алкоголика тягу к спиртному. Здесь, как нигде, важно соблюдение основного
принципа: "не навреди".
Память человека, его разум, как отпечатки пальцев, индивидуальны. Все
вышесказанное дает некоторое, хотя далеко не полное, представление о той
тяжелой операции, которую предстояло сделать Посланнику.
Целая бригада мыслеправов и целителей работала над воскрешением.
Пока шел консилиум, в "предбаннике" клиники, ожидая решение, томились
неизвестностью жена и сын Посланника, а также его верные друзья и соратники.
Тяжело и больно передавать то настроение и ту атмосферу, что царила
там, т.к. каждый винил в случившемся прежде всего себя.
Водопад отчаяния бурлил в душе жены АЮ. Она корила себя за то, что не
усмотрела за сыном и потому муж, рискуя жизнью, вынужден был лететь спасать
его.
ФА ставил себе в вину то, что не все предусмотрел в своем плане
освобождения заложников.
ЗВ ругал себя за то, что не остался с другом и не помог ему в самую
трудную минуту.
СА - что промедлил с ответным ударом по Душегубу, когда тот не готов
был в должной мере к защите, а это, возможно, спасло бы АЮ.
Реки печали терзали всех от одной мысли, что Посланник не выживет и его
не станет. Но их вины не было. Нельзя в мире все и вся учесть. И они,
конечно, не могли все предусмотреть, предугадать, как говорят люди -
подложить заранее мягкой соломки там, где упадешь.
Пока родственники и друзья АЮ находились в трансе от всего
случившегося, сам он был в плачевном состоянии. Последняя искра его жизни
ушла на такую глубину небытия, откуда сама уже не могла выбраться.
Очень трудно восстановить такой непростой индивидуум, каким является
мыслеполе, где нет, как вы понимаете, ни человеческого тела, ни костей и
даже клеток, а есть невидимая сложнейшая паутина из неких мыслесиловых
линий, рукавов, отдельных полей, энергетически трансформируемых в мощное
мыслящее поле.
Мыслеправы и целители пытались из всего этого месива склеить, соединить
части его силовых полей, контуров памяти и энергетических цепей. Зачастую
это были поврежденные блоки, рваные, кровоточащие мысленные нити и цепи. К
тому же все это было перепутано, а "заворот" мысленных нитей так же опасен,
как заворот кишок для человека.
Обычно от таких мыслеувечий поля погибают, но могучий интеллектуал АЮ
еще жил и продолжал бороться за свое существование. В нем теплилась
мыслежизнь. Вот за это и уцепились врачи-целители Поднебесья, пытаясь спасти
его.
Абсолютная темнота, вечный покой и вселенский холод. Казалось такого
мощного интеллектуала, каким был до этого АЮ, уже не существовало.
Мыслящее поле его разорвалось на части, а мысленные нити спутались,
стали неуправляемыми. Вначале он как-то пытался сам связать разорванные
связи, восстановить шаткое равновесие между жизнью и смертью, но это ему
никак не удавалось. Он снова (в который раз) погружался в эмоциональный
хаос, кошмар образов, безумие мыслей.
АЮ медленно и мучительно умирал. И некоторые ощущения близкой смерти
чем-то были похожи на предыдущие ощущения. На земную первую смерть в том
далеком 1945-м памятном году. Тогда он тоже некоторое время находился между
жизнью и смертью. Только там он, раненый, лежал на дне разбитого снарядами
окопа, а здесь под колпаком у РА. Но, как и тогда, сейчас через разорванные
каналы памяти к нему прорывались отдельные страницы его прошлой жизни. И как
тогда, больше вспоминалось хорошее, чем плохое.
Куски его жизни возникали спонтанно, сами по себе, без
непосредственного вмешательства памяти. Они носили бессистемный характер,
примерно как в сумасшедшем компьютере, в который проник разрушительный
вирус, сумбурно выдающий на экран дисплея все, что ему заблагорассудиться.
Неизвестно, как и почему у АЮ возник мысленный образ его сына, крошки Ай,
когда они впервые посетили Южнославянский мыслебазар.
Не удивляйтесь, это был действительно базар. Он, как и все базары мира,
шумел, гудел и зазывал в свою ненасытную утробу всех и вся из внешних миров.
Сотни мыслеголосов кричали на славянских, латинских и других языках, сбывая
свой товар. Кричали мысленосы, купцы, менялы, мыслеростовщики, зазывалы,
продавцы и покупатели, а также многочисленные праздношатающиеся, прилетевшие
пообщаться с себе подобными, себя показать и на других посмотреть.
Здесь, на сравнительно тесном, небольшом межпланетном пятачке, было
сосредоточено море всевозможных мысленных идей и полей. Мыслеполя кишели,
как сельди в неводе. Они толкались между собой, кричали, ругались, стараясь
мысленно перещеголять друг друга. Тогда на базаре было невиданное изобилие и
разнообразие мыслей, образов и идей. Над его толчеей клубилась, разлетаясь в
разные стороны, мысленная пыль.
Естественно, базар базару рознь, и товаром там были не модная одежда и
обувь и не горы дынь, арбузов и фруктов как на земле, а ходовые мысли,
великолепные идеи, всевозможные прогнозы, анекдоты, сплетни - короче говоря,
все то, что называют мысленной информацией. А она, как известно, крайне
необходима для хорошего полного мыслеварения не только мыслеполей, но и
других разумных существ, включая человека.
Одним из самых бойких мест на этом базаре был славянский ряд, где
продавались, покупались и обменивались сочные ядреные мысли, богатейший
фольклор, поэзия родственных народов: русских, украинцев, белорусов,
поляков, болгар, сербов, хорватов, словенцев, македонцев, чехов, словаков,
серболужичан - короче говоря, славян.
Когда АЮ с сыном приблизились к этому бойкому месту, то его душу, как
ему помниться, растревожил старый, но вечно живущий марш "Прощание
славянки". Помните мелодию: там - там, там - та - та...
По другую сторону в этом ряду его чувства растопил тоской задушевный
русский романс "Я встретил вас и все былое...". Чуть дальше гремели
современные ритмы, музыкальные шлягеры и бойкие, забавные клипы.
Хорошим спросом на базаре пользовалась русская поэзия с ее глубинным
поэтическим смыслом. В разбросанных тут и там многочисленных мыслеларьках
продавалось все, что душе угодно. Сборники смачных анекдотов, закрученных
крутым, ядреным вихрем юмора в тугую спираль сатирических образов, сборники
стихов и песен знаменитых и малоизвестных поэтов и композиторов; пьесы,
драмы, пародии, другие интеллектуальные вещи и антиквариат.
За версту можно было учуять благоухающий специфическим ароматом
пью-мезонные мыслезабегаловки, где можно не только закусить свежими
мысленовостями, но и, как говориться, остограммиться, дерябнуть несколько
квантов крепких пью-мезончиков.
Естественно, что после приема такого горячительного русская душа
простору сибирского требует. Следует заметить, что в этом плане
Южно-Крестовый славянский базар - всем базарам базар, его ни с каким другим
не сравнить, так как несет в себе особую русскую удаль, очарование и стать.
Особняком здесь держатся ряды заезжих иностранных купцов, торгующих
своим специфичным интеллектуальным товаром: восточными мыслеароматами,
тысячелетней греческой философской мудростью, китайскими и индийскими,
пурпурными, как шелк, изысканными изречениями...
Торгуют на южном базаре плоским, вечно помешанном на деньгах и сексе,
американским юмором. Хорошо идет и чопорный английский стиль (вроде "Трое в
лодке, не считая собаки"), и тонкая, как вуаль, французская сатира, а еще
железные по своей логике арийские анекдоты, в частности, про Мюллера, Фюрера
и, естественно, про нашего любимца - Штирлица.
Короче говоря, базар всегда и везде - это зеркало, в котором находят
свое отражение сущность и бытие мира, все его эмоциональные оттенки.
Вот таким и увидели АЮ с сыном в тот миг славянский базар. И что у нас
заняло несколько страниц текста, то промелькнуло перед ним в виде видимых
образов за считанные доли секунды. Мысль ведь, как известно, бежит быстрее
наших зримых буквенных строчек.
Как помнит АЮ, мыслеглаза крошки Ай восторженно разбегались от всего
увиденного и услышанного.
Славянский базар хорош еще и тем, что здесь собираются из всего Царства
Небесного многие именитые славяне, ушедшие еще с первой волной миграции
славян. Такие волны миграции славянских душ периодически возникали, как
цунами от подводных мыслетрясений, и катили они в беспредельные дали,
пробегая от одного полюса к другому, образуя в дальних странах и мирах очаги
своеобразной славянской культуры.
Для любителей статистики можно привести такую цифру. Более 70
миллиардов мыслеполей, рожденных только на одном человеческом гумусе,
бороздят беспредельные просторы Вселенной. Кроме того, сюда следует
приплюсовать души-поля, рожденные на духовной почве, в другой энергетической
среде.
Надо сказать, что хотя мыслеполя чисто физически трудно отличить друг
от друга, но все равно, славянская вольнолюбивая сущность и славянская
культура проглядывают в их характерах и других особенностях души.
Конечно, среда обитания, миграционные процессы, взаимное общение с
другими полями несколько меняет их сущность, но корни, гены славянской души
остаются. Каждый народ рождает своих героев, гениев, известных поэтов,
певцов и сказителей. Одним из этой когорты у славян был Боян бо вещий. Он
жил тем, что скитался по всему свету и воспевал мир в своих песнях-сказах.
Потусторонний народ любил и почитал мудрого Бояна, с восторгом и
наслаждением воспринимал его песни, сказания о прошлом и настоящем,
повествования о будущем.
Для крошки Ай, по мысли АЮ, было полезно послушать сказания Бояна о
золотом веке, о сказочных богатырях: Илье Муромце, Алеше Поповиче и других
молодцах, а также о Елене Прекрасной, Василисе Премудрой, ну и, естественно,
о Змее Горыныче и Соловье Разбойнике, о славных битвах и сечах и о многих -
многих других славных деяниях славян.
Вот почему, прослышав о прибытии сюда Бояна, он повел сына на
славянский базар. Появление великого сказителя было большим событием, и
потому сюда устремились толпы мыслеполей.
Сказы его были не простым пересказом новостей, а носили пророческий
характер, предсказывали судьбы народов и вождей. При этом Боян был
своеобразным выразителем души и чаяний славянского народа. Он являлся
связующим звеном в цепи объединения славянских народов. Его жизненные
функции простирались значительно шире - он хранил традиции народа, был для
многих учителем и духовным пастырем.
Славяне есть славяне! Это короткое, емкое слово выражает великое
понятие: многовековой опыт народа, его свободный дух, величие и то, что
будит в каждом из славян не только что-то познавательное, но и дает
священное право каждому русскому, украинцу, белорусу и т.д. любить все
русское, украинское ... - короче говоря, все славянское. И это для нас всех
так же естественно, как любить своих детей и родителей. Поэтому нам глубоко
понятен смысл фразы, однажды сказанной великим украинским кобзарем Тарасом
Шевченко: "Свое знайте и чужого не чурайтесь".
На своем тысячелетнем веку Боян бо вещий видел многое такое, что нам,
обычным смертным, не под силу даже вообразить.
Ему, как и многим другим странствующим славянам, была чужда сытая и
размеренная жизнь. Его тянула вдаль великая жажда путешествий, достижения
досель неведомых краев.
Поэтому славяне во все времена были хорошими воинами и
путешественниками. Увидев крошку Ай, он мысленно улыбнулся и скороговоркой
обратился к нему:
"Ой ты гой-еси, удалой, добрый молодец!
Да скажи ты мне нонче, пожалуйста,
Да какой ты земли, какой вотчины,
Да какого ты села, коя города,
Да какого ты роду-племени,
Да и как тя, молодца, именем зовут.
Да и как прозывают по отчеству"
Сын смутился и спрятался тогда за отца, а Боян, увидев это, улыбнулся и
воскликнул:
"Ай, постой! Поговорить хочу с тобой.
Ты стесняешься, мой голубь, дорогой?
Оберни ко мне свой ясный взор - лицо-
Есть к тебе, мой друг, заветное словцо.
Знаю, соколенок, как сюда пришел,
И как здесь меня в толпе большой нашел.
Вижу, русич ты, как я и твой отец,
Будешь ты, как папа, славный удалец.
Хочешь, расскажу я про твой знатный род,
Как возникла Русь и древний наш народ?..
Много лет я прожил, повидал миров,
И больших, и малых стран и городов.
Но березок наших не забыть вовек,
С ними ведь сроднился русский человек.
Белым снежным вальсом кружит хоровод
И тоской зеленой за душу берет.
Вижу, как по небу мчатся облака
И под ними плещет Волга, мать-река.
А в Саратове разливы хороши,
Там гармонь поет, танцует от души.
По глуши таежной мне бы погулять -
Как Ермак, в Сибири, счастье поискать.
Слезы Ярославны ветром утереть,
С Юрой Гагариным Землю облететь.
С князем да Олегом, по Днепру проплыть.
Гой-да, свет Владимиром на пиру попить.
Но пора поведать, соколенок мой,
Русь откуда родом, наш славянский дом..."
Боян на минуту замолчал, возложив персты на звонкие струны золотые, как
бы собираясь с мыслями. Но вот его мысли, персты-соколы взметнулись вверх и
понеслись в необъятную даль поднебесья, за белыми лебедями и лебеди -
звонкие струны заголосили, запели, зазвенели:
"Нелепо ли ни бяшет, братие, начати,
(Не пристало бы нам, братья, начать)
Наши словесы про земли русские,
Деяния старины былинные.
Пора воспеть про беды и победы,
Как жили в древности отцы и деды.
Пусть мысли растекаются по чреву,
Как соки живительные по Древу
(Древо жизни).
Поскачут в поле, как серые волки,
Запрыгнув диким лошадям на холки,
Или взметнутся в облака орлами,
Чтобы даль открылась пред глазами.
Внимайте сказу старого Бояна,
Чьи помыслы чисты и без дурмана.
Хочу начать рассказ про удалого,
Про князя Бравина да молодого ...
* * *
Давным-давно, в закудикино время,
Жил да был в граде Велесово-семя
Не мужик, не баба,
Не пожилой, не старый,
Не середовой, не малый,
Не ведун, не ведунья,
Не колдун, не колдунья,
Ну и совсем не какой то там хан-
Толстопузый басурман,
А Бравин славный князь.
О нем я начинаю сей рассказ.
Ну, о князе лучше не досказать,
Чем что-либо пересказать.
Велик был он на большие дела,
О том поведала нам мирская молва.
Вы спросите: - Каков князь с виду?
- Бог разумом да силушкой не дал в обиду!
Косая сажень, богатырь в плечах,
Жар-огонь горел в его ясных очах.
Как махнет мечом - летят головы,
Словно вороны, разлетались вороги.
Запоет в степи - умолкают птицы.
Молвит слово ласковое - тают все девицы.
Стариков уважал, как отца с матерью,
Их за стол сажал с белой скатертью.
И в бою не было ему по силам равного,
А в дружине не было более бравого.
Призывал он всех к единению,
В этом видел путь к победе, к спасению.
Говорил: - В сплочении наша сила,
Она всегда к победе приводила,
Когда ж мы, братья, были врозь,
Тогда нас били в гриву, в кость.
Как худо голове без крепких плеч,
Так и телу без нее - ни встать, ни лечь.
Раздоры алчных и тупых вождей,
Бездарных, мелочных князей
Стране, народу боком выходили
И рабство, нищету нам приносили.
О, россияне, братья славяне!
Во славу вас бьет колокол Бояна,
Я призываю всех без лишних слов,
Провозгласить наш клич:
За Русь! За Веру! За Любовь!..
* * *
Друзья, когда над Русью буря заходила,
Туда и мысль моя меня переносила
Средь суеты, тревог, волнений.
Не мог я не радеть за судьбы поколений...
Но продолжаю свой я сказ,
В поход собрался Бравин - князь.
Худая весть пришла с кордона:
Гуляют вороги у Дона,
Жгут села и разбой чинят,
Постыдной бранью власть хулят...
Взыграла княжеская кровь,
Дружины в бой ведет он вновь.
Сошлись они возле Лимана,
И не помог им хмель дурмана,
Бежали к морю басурманы,
Свои, оставив караваны,
А в них - заморскую княжну,
Девицу Айну, и казну.
Домой с похода возвратись,
С княжной вступил он в брачну связь,
С жемчужной красавицей Айной,
С девицей любимой, желанной...
Она прапрабабушка тебе,
Запомни отрок про то себе.
На свадьбе много добра подарили:
Каменья, парчу, соболей подносили.
Хвалили невесту, что умна и скромна,
Как нимфа заморская - ладна и стройна.
Народ ликовал, кричал у двора:
"Да здравствует князь наш! Княгине ура!"
Настали для князя веселые дни,
Поют и гуляют с гостями они...
О - о! Сколь сладка и томна тишина,
В объятиях Айны он млел без вина.
Запомните други: любовь да совет
Везде и всегда есть божественный свет.
Доброй хозяйкой княгиня была,
Князю два сына она родила.
Одного из них Славеном нарекли,
И добрую славу ему предрекли.
Другого отрока прозвали Скифом,
Для ворогов чтоб стал грозой он, лихом.
Волхвы в том пророчестве были правы,
По солнцу и звездам гадали они.
В тот век неспокойный войны и невзгод
Быстро взрослел весь человеческий род.
Когда сыновьям минуло по 20 годков,
Сменили в походах они уйму подков...
И как стрелою ранит детский крик,
Так скоро по земле худая весть летит.
Завидуя стране нашей прекрасной,
На нас пошли враги войной ужасной.
Горели села, города, пшеница в поле,
Рыдали женщины и девушки в неволе.
И Славен - княжич, подняв кладень-мечь,
На вече всенародном молвил речь:
- Славяне! Где ваших предков дух, где сила?
Аль жизнь ваших детей и жен вам не мила!
Мужайтесь, други, стар и млад,
Настало время брать булат.
Артелью единой надо недругов бить,
А смерти бояться - на свете не жить...
И подлинно, Русь не видали такой -
Дружины с народом поднялись на бой.
И вот на заре, когда солнце взошло,
Несметное войско на приступ пошло.
Князь правил челом (передним полком).
А слева на брань вел крыло Бурелом.
Решили клюками бить с разных сторон,
Загнать их в силки всех, как стаю ворон.
И бой завершить у Калитвы-реки,
И биться всем насмерть с зари до зари...
О поле битвы! Ты стонало навзрыд,
Как пленная женщина, от стыда и обид.
Смерть вихрем носилась на черном коне,
Купая дружины в кровавом вине.
Везде на холмах груды тел и костей
Погибших бойцов от секир и мечей.
Редеют отряды, гибнут бойцы,
Тут вышли с засады скифцы-удальцы.
Враг дрогнул, смешался, пытался бежать,
Но здесь на пути стала Славина рать.
Премудра наука, вот так побеждать:
Не дрогнуть в сраженье, - не побежать!
Пробита кольчуга, помят и шелом,
Князь Славен весь в мыле, вместе с конем.
У Скифа стрела застряла в боку,
Убит его конь, да на полном скаку...
Победа! Как сердцу сладок этот час,
Гремит над полями восторженный глас.
А сколь мила после кровавой бури
Родных небес голубизна лазури.
О, наша земля! Ты свободна, чиста:
От гнета, страданий, позора, стыда!
* * *
С той поры минуло много славных дней,
Русь протянулась до полночных морей.
Пролетело время, пробил скорбный час,
И в столичном граде умер старый князь.
Он дружбу наказал сыновьям крепить,
Народ любить! Врагов же всем миром бить!
Разумные были наказы отца,
Решили последовать им до конца.
Скиф княжил в Таврии жаркой, у моря -
Отцовская на то была мудрая воля.
На Севере, вплоть до Вражского дола,
Княжил Славен, такова его доля.
Меж ними заключен союз- уговор:
Всем вместе давать врагам должный отпор.
И любая беда была не бедой,
Когда брат за брата стояли горой.
* * *
В счастье и радостях всем жить - не тужить,
Много добра бы мог народ наш нажить,
Но, как известно, горе горькое не спит,
Оно по свету рыщет, беду кличет, ищет.
Когда земля изнывала от жажды,
Красный петух клюнул Славянск однажды,
Огненный вихрь смел амбары, дома,
Много людей там погибло, скота.
Почти весь тогда Славяеск стольный сгорел,
И князь заложить новый город велел.
Его возвели всем миром - народом,
И стал он красавцем - Новгородом...
О, россияне! О, братия, славяне!
Во славу земли нашей песня Бояна,
Я призываю вас без лишних слов,
Провозгласить наш клич:
За Русь! За Веру! За Любовь!
* * *
Эх! Канули в лету те дни и года,
Ушли в мир иной сыновья навсегда,
А правнуки забыли дедов наказ.
И мне нелегко продолжать про то сказ.
Скифа и Славена худые потомки
Растащили свой дом на куски и обломки.
Позабыли они, чьей да кровушки,
Да и какого роду, да племени.
Уж на Днепре трубы призывно трубят,
На Полоте стяги бранные реют.
И не буря злая, то Кощей летит,
Воронье поганое скликает
На поля наши, да хлебородные,
Да на города и села русские,
Видно, быть злобному кровавому пиру,
Между князьями не стало уж миру.
Брат на брата пошел, а сын на отца,
Грабят подряд всех не краснея с лица.
Вся земля ковылем-травой заросла,
К нам беда-нищета пожаловала.
У бедных людей всего-то осталось,
Что в пустом кармане - вошь на аркане,
А в дырявом (другом) - блоха на цепи...
Здесь у АЮ произошел разрыв мысленных нитей памяти, и только спустя
некоторое время она возобновилась на следующих строках:
Без опоры и забор шатается,
Без единства и народ не устоит.
Эх, судьба наша многострадальная!
Ты, как водка наша самопальная -
Пьешь и радуешься, плачешь и смеешься,
Когда до чертиков ее напьешься...
Разрывы в памяти у АЮ участились, далее последовало:
О, нет! Я не ищу в былом плохое,
Хорошее, я даже в плохом ищу,
С мальства дышал отечеством, народом,
Рос, пел, мужал с родным славянским родом
Я славянином был, есть и буду навсегда,
Как мной ни распорядилась бы судьба!..
А завершил это песне-сказание Боян бо вещий своим излюбленным
четверостишьем:
О, россияне! О братие, славяне!
Во славу земли нашей песня Бояна,
Я призываю вас без лишних слов,
Провозгласить наш клич:
За Русь! За Веру! За Любовь!
* * *
Вот примерно так в переводе со старославянского прозвучала песня Бояна.
Причем его голос звучал то напевно лирически, то грозно, с чувством
достоинства, то горько и печально, в зависимости от того, какие события он
мысленно переживал.
Конечно, в памяти АЮ запечатлелись не все эти памятные события,
разорванные нити давали о себе знать.
Боян поведал про то, как родилось слово "Россия". У истоков его, по
сказам Бояна, лежали два божественных слова: Ра и Сея. Эти слова известны
еще со времен фараонов, поскольку Ра - это бог солнца, олицетворяющий собой
круги жизни, ее циклы, а Сея - богиня Земли (сеятелей).
Египтянам было известно, что солнце встает далеко-далеко на востоке,
где течет великая река Ра (Волга), так названная египтянами в честь этого
бога. Поэтому земли у реки Ра носили в древности название Ра Сея. Отсюда и
возникло теперешнее название Россия.
Поскольку на западе не было свободных и богатых земель, то все фараоны,
цари, римские консулы и другие властелины мира всегда обращали свои алчные
взоры на восток, где им мерещились сказочные богатства.
В памяти АЮ сохранились обрывки воспоминаний Бояна о походах на восток
к Ра Сее, фараона Рамсеса II вместе с царем хеттов, которые закончились тем,
что разрозненные славянские и другие племена не смогли дать должного отпора
завоевателям.
Сто тысяч наших предков, славян земляков, скифов и прочих народов,
тогда было угнано в рабство в Египет. И еще шестьдесят шесть тысяч попали в
рабство хеттам. Такова тогда была цена нашей раздробленности.
Правду глаголил Боян: - Раздоры алчных и худых вождей, бездарных
мелочных князей всегда народу боком выходили и рабство, нищету нам
приносили. Плохо, что эта история еще и еще раз повторялась на протяжении
последующих веков.
Выходит, констатировал Боян, история ничему не учит наших вождей - как
были неучами, так и остались, с горечью сознавая, что величественные
пирамиды в Египте строили не только сами египтяне, а и рассейские синеокие,
кареглазые, русые, пегие и рыжие земляки его.
волнами...
В Божественной клинике шла борьба за выживание Посланника. Сюда были
привлечены все местные медицинские светила.
АЮ находился в глубокой коме под психофазатронным колпаком у известного
мыслеправа и целителя РА. Уже целый час шел консилиум врачей, после того как
они просканировали то месиво, что осталось от Посланника.
Мыслеправы и целители пытались найти единственно правильное решение,
которое позволило бы им, как говорят на Земле, по клочкам да косточкам
собрать его воедино.
Сделать это было трудно даже при тех колоссальных возможностях и
знаниях, которыми обладали поднебесные врачи.
Мыслемозг АЮ был основательно разбит, раздавлен, энергетически
опустошен, но он еще сопротивлялся и кое-как функционировал.
Состояние АЮ было не лучше, чем у раненого человека, принесенного с
минного поля и разнесенного в клочья разорвавшейся под ногами миной, у
которого трудно найти что-либо неповрежденное, целое, живое.
Сами понимаете, такого раненого трудно собрать, оживить, вдохнуть в его
тело жизнь. И хотя земные хирурги уже научились сращивать части человеческой
плоти, пересаживать отдельные органы и даже менять сердце, работать над
поврежденным разорванным мозгом они не могут. Люди не изобрели еще таких
скальпелей, чтобы оперировать человеческий мозг, и в случае необходимости
заменять в нем отдельные части, извилины, синапсы.
Еще сложнее приводить в порядок клетки памяти, удалять и стирать с них
вредную для человека информацию, например, накопленную больным мозгом
алкоголика тягу к спиртному. Здесь, как нигде, важно соблюдение основного
принципа: "не навреди".
Память человека, его разум, как отпечатки пальцев, индивидуальны. Все
вышесказанное дает некоторое, хотя далеко не полное, представление о той
тяжелой операции, которую предстояло сделать Посланнику.
Целая бригада мыслеправов и целителей работала над воскрешением.
Пока шел консилиум, в "предбаннике" клиники, ожидая решение, томились
неизвестностью жена и сын Посланника, а также его верные друзья и соратники.
Тяжело и больно передавать то настроение и ту атмосферу, что царила
там, т.к. каждый винил в случившемся прежде всего себя.
Водопад отчаяния бурлил в душе жены АЮ. Она корила себя за то, что не
усмотрела за сыном и потому муж, рискуя жизнью, вынужден был лететь спасать
его.
ФА ставил себе в вину то, что не все предусмотрел в своем плане
освобождения заложников.
ЗВ ругал себя за то, что не остался с другом и не помог ему в самую
трудную минуту.
СА - что промедлил с ответным ударом по Душегубу, когда тот не готов
был в должной мере к защите, а это, возможно, спасло бы АЮ.
Реки печали терзали всех от одной мысли, что Посланник не выживет и его
не станет. Но их вины не было. Нельзя в мире все и вся учесть. И они,
конечно, не могли все предусмотреть, предугадать, как говорят люди -
подложить заранее мягкой соломки там, где упадешь.
Пока родственники и друзья АЮ находились в трансе от всего
случившегося, сам он был в плачевном состоянии. Последняя искра его жизни
ушла на такую глубину небытия, откуда сама уже не могла выбраться.
Очень трудно восстановить такой непростой индивидуум, каким является
мыслеполе, где нет, как вы понимаете, ни человеческого тела, ни костей и
даже клеток, а есть невидимая сложнейшая паутина из неких мыслесиловых
линий, рукавов, отдельных полей, энергетически трансформируемых в мощное
мыслящее поле.
Мыслеправы и целители пытались из всего этого месива склеить, соединить
части его силовых полей, контуров памяти и энергетических цепей. Зачастую
это были поврежденные блоки, рваные, кровоточащие мысленные нити и цепи. К
тому же все это было перепутано, а "заворот" мысленных нитей так же опасен,
как заворот кишок для человека.
Обычно от таких мыслеувечий поля погибают, но могучий интеллектуал АЮ
еще жил и продолжал бороться за свое существование. В нем теплилась
мыслежизнь. Вот за это и уцепились врачи-целители Поднебесья, пытаясь спасти
его.
Абсолютная темнота, вечный покой и вселенский холод. Казалось такого
мощного интеллектуала, каким был до этого АЮ, уже не существовало.
Мыслящее поле его разорвалось на части, а мысленные нити спутались,
стали неуправляемыми. Вначале он как-то пытался сам связать разорванные
связи, восстановить шаткое равновесие между жизнью и смертью, но это ему
никак не удавалось. Он снова (в который раз) погружался в эмоциональный
хаос, кошмар образов, безумие мыслей.
АЮ медленно и мучительно умирал. И некоторые ощущения близкой смерти
чем-то были похожи на предыдущие ощущения. На земную первую смерть в том
далеком 1945-м памятном году. Тогда он тоже некоторое время находился между
жизнью и смертью. Только там он, раненый, лежал на дне разбитого снарядами
окопа, а здесь под колпаком у РА. Но, как и тогда, сейчас через разорванные
каналы памяти к нему прорывались отдельные страницы его прошлой жизни. И как
тогда, больше вспоминалось хорошее, чем плохое.
Куски его жизни возникали спонтанно, сами по себе, без
непосредственного вмешательства памяти. Они носили бессистемный характер,
примерно как в сумасшедшем компьютере, в который проник разрушительный
вирус, сумбурно выдающий на экран дисплея все, что ему заблагорассудиться.
Неизвестно, как и почему у АЮ возник мысленный образ его сына, крошки Ай,
когда они впервые посетили Южнославянский мыслебазар.
Не удивляйтесь, это был действительно базар. Он, как и все базары мира,
шумел, гудел и зазывал в свою ненасытную утробу всех и вся из внешних миров.
Сотни мыслеголосов кричали на славянских, латинских и других языках, сбывая
свой товар. Кричали мысленосы, купцы, менялы, мыслеростовщики, зазывалы,
продавцы и покупатели, а также многочисленные праздношатающиеся, прилетевшие
пообщаться с себе подобными, себя показать и на других посмотреть.
Здесь, на сравнительно тесном, небольшом межпланетном пятачке, было
сосредоточено море всевозможных мысленных идей и полей. Мыслеполя кишели,
как сельди в неводе. Они толкались между собой, кричали, ругались, стараясь
мысленно перещеголять друг друга. Тогда на базаре было невиданное изобилие и
разнообразие мыслей, образов и идей. Над его толчеей клубилась, разлетаясь в
разные стороны, мысленная пыль.
Естественно, базар базару рознь, и товаром там были не модная одежда и
обувь и не горы дынь, арбузов и фруктов как на земле, а ходовые мысли,
великолепные идеи, всевозможные прогнозы, анекдоты, сплетни - короче говоря,
все то, что называют мысленной информацией. А она, как известно, крайне
необходима для хорошего полного мыслеварения не только мыслеполей, но и
других разумных существ, включая человека.
Одним из самых бойких мест на этом базаре был славянский ряд, где
продавались, покупались и обменивались сочные ядреные мысли, богатейший
фольклор, поэзия родственных народов: русских, украинцев, белорусов,
поляков, болгар, сербов, хорватов, словенцев, македонцев, чехов, словаков,
серболужичан - короче говоря, славян.
Когда АЮ с сыном приблизились к этому бойкому месту, то его душу, как
ему помниться, растревожил старый, но вечно живущий марш "Прощание
славянки". Помните мелодию: там - там, там - та - та...
По другую сторону в этом ряду его чувства растопил тоской задушевный
русский романс "Я встретил вас и все былое...". Чуть дальше гремели
современные ритмы, музыкальные шлягеры и бойкие, забавные клипы.
Хорошим спросом на базаре пользовалась русская поэзия с ее глубинным
поэтическим смыслом. В разбросанных тут и там многочисленных мыслеларьках
продавалось все, что душе угодно. Сборники смачных анекдотов, закрученных
крутым, ядреным вихрем юмора в тугую спираль сатирических образов, сборники
стихов и песен знаменитых и малоизвестных поэтов и композиторов; пьесы,
драмы, пародии, другие интеллектуальные вещи и антиквариат.
За версту можно было учуять благоухающий специфическим ароматом
пью-мезонные мыслезабегаловки, где можно не только закусить свежими
мысленовостями, но и, как говориться, остограммиться, дерябнуть несколько
квантов крепких пью-мезончиков.
Естественно, что после приема такого горячительного русская душа
простору сибирского требует. Следует заметить, что в этом плане
Южно-Крестовый славянский базар - всем базарам базар, его ни с каким другим
не сравнить, так как несет в себе особую русскую удаль, очарование и стать.
Особняком здесь держатся ряды заезжих иностранных купцов, торгующих
своим специфичным интеллектуальным товаром: восточными мыслеароматами,
тысячелетней греческой философской мудростью, китайскими и индийскими,
пурпурными, как шелк, изысканными изречениями...
Торгуют на южном базаре плоским, вечно помешанном на деньгах и сексе,
американским юмором. Хорошо идет и чопорный английский стиль (вроде "Трое в
лодке, не считая собаки"), и тонкая, как вуаль, французская сатира, а еще
железные по своей логике арийские анекдоты, в частности, про Мюллера, Фюрера
и, естественно, про нашего любимца - Штирлица.
Короче говоря, базар всегда и везде - это зеркало, в котором находят
свое отражение сущность и бытие мира, все его эмоциональные оттенки.
Вот таким и увидели АЮ с сыном в тот миг славянский базар. И что у нас
заняло несколько страниц текста, то промелькнуло перед ним в виде видимых
образов за считанные доли секунды. Мысль ведь, как известно, бежит быстрее
наших зримых буквенных строчек.
Как помнит АЮ, мыслеглаза крошки Ай восторженно разбегались от всего
увиденного и услышанного.
Славянский базар хорош еще и тем, что здесь собираются из всего Царства
Небесного многие именитые славяне, ушедшие еще с первой волной миграции
славян. Такие волны миграции славянских душ периодически возникали, как
цунами от подводных мыслетрясений, и катили они в беспредельные дали,
пробегая от одного полюса к другому, образуя в дальних странах и мирах очаги
своеобразной славянской культуры.
Для любителей статистики можно привести такую цифру. Более 70
миллиардов мыслеполей, рожденных только на одном человеческом гумусе,
бороздят беспредельные просторы Вселенной. Кроме того, сюда следует
приплюсовать души-поля, рожденные на духовной почве, в другой энергетической
среде.
Надо сказать, что хотя мыслеполя чисто физически трудно отличить друг
от друга, но все равно, славянская вольнолюбивая сущность и славянская
культура проглядывают в их характерах и других особенностях души.
Конечно, среда обитания, миграционные процессы, взаимное общение с
другими полями несколько меняет их сущность, но корни, гены славянской души
остаются. Каждый народ рождает своих героев, гениев, известных поэтов,
певцов и сказителей. Одним из этой когорты у славян был Боян бо вещий. Он
жил тем, что скитался по всему свету и воспевал мир в своих песнях-сказах.
Потусторонний народ любил и почитал мудрого Бояна, с восторгом и
наслаждением воспринимал его песни, сказания о прошлом и настоящем,
повествования о будущем.
Для крошки Ай, по мысли АЮ, было полезно послушать сказания Бояна о
золотом веке, о сказочных богатырях: Илье Муромце, Алеше Поповиче и других
молодцах, а также о Елене Прекрасной, Василисе Премудрой, ну и, естественно,
о Змее Горыныче и Соловье Разбойнике, о славных битвах и сечах и о многих -
многих других славных деяниях славян.
Вот почему, прослышав о прибытии сюда Бояна, он повел сына на
славянский базар. Появление великого сказителя было большим событием, и
потому сюда устремились толпы мыслеполей.
Сказы его были не простым пересказом новостей, а носили пророческий
характер, предсказывали судьбы народов и вождей. При этом Боян был
своеобразным выразителем души и чаяний славянского народа. Он являлся
связующим звеном в цепи объединения славянских народов. Его жизненные
функции простирались значительно шире - он хранил традиции народа, был для
многих учителем и духовным пастырем.
Славяне есть славяне! Это короткое, емкое слово выражает великое
понятие: многовековой опыт народа, его свободный дух, величие и то, что
будит в каждом из славян не только что-то познавательное, но и дает
священное право каждому русскому, украинцу, белорусу и т.д. любить все
русское, украинское ... - короче говоря, все славянское. И это для нас всех
так же естественно, как любить своих детей и родителей. Поэтому нам глубоко
понятен смысл фразы, однажды сказанной великим украинским кобзарем Тарасом
Шевченко: "Свое знайте и чужого не чурайтесь".
На своем тысячелетнем веку Боян бо вещий видел многое такое, что нам,
обычным смертным, не под силу даже вообразить.
Ему, как и многим другим странствующим славянам, была чужда сытая и
размеренная жизнь. Его тянула вдаль великая жажда путешествий, достижения
досель неведомых краев.
Поэтому славяне во все времена были хорошими воинами и
путешественниками. Увидев крошку Ай, он мысленно улыбнулся и скороговоркой
обратился к нему:
"Ой ты гой-еси, удалой, добрый молодец!
Да скажи ты мне нонче, пожалуйста,
Да какой ты земли, какой вотчины,
Да какого ты села, коя города,
Да какого ты роду-племени,
Да и как тя, молодца, именем зовут.
Да и как прозывают по отчеству"
Сын смутился и спрятался тогда за отца, а Боян, увидев это, улыбнулся и
воскликнул:
"Ай, постой! Поговорить хочу с тобой.
Ты стесняешься, мой голубь, дорогой?
Оберни ко мне свой ясный взор - лицо-
Есть к тебе, мой друг, заветное словцо.
Знаю, соколенок, как сюда пришел,
И как здесь меня в толпе большой нашел.
Вижу, русич ты, как я и твой отец,
Будешь ты, как папа, славный удалец.
Хочешь, расскажу я про твой знатный род,
Как возникла Русь и древний наш народ?..
Много лет я прожил, повидал миров,
И больших, и малых стран и городов.
Но березок наших не забыть вовек,
С ними ведь сроднился русский человек.
Белым снежным вальсом кружит хоровод
И тоской зеленой за душу берет.
Вижу, как по небу мчатся облака
И под ними плещет Волга, мать-река.
А в Саратове разливы хороши,
Там гармонь поет, танцует от души.
По глуши таежной мне бы погулять -
Как Ермак, в Сибири, счастье поискать.
Слезы Ярославны ветром утереть,
С Юрой Гагариным Землю облететь.
С князем да Олегом, по Днепру проплыть.
Гой-да, свет Владимиром на пиру попить.
Но пора поведать, соколенок мой,
Русь откуда родом, наш славянский дом..."
Боян на минуту замолчал, возложив персты на звонкие струны золотые, как
бы собираясь с мыслями. Но вот его мысли, персты-соколы взметнулись вверх и
понеслись в необъятную даль поднебесья, за белыми лебедями и лебеди -
звонкие струны заголосили, запели, зазвенели:
"Нелепо ли ни бяшет, братие, начати,
(Не пристало бы нам, братья, начать)
Наши словесы про земли русские,
Деяния старины былинные.
Пора воспеть про беды и победы,
Как жили в древности отцы и деды.
Пусть мысли растекаются по чреву,
Как соки живительные по Древу
(Древо жизни).
Поскачут в поле, как серые волки,
Запрыгнув диким лошадям на холки,
Или взметнутся в облака орлами,
Чтобы даль открылась пред глазами.
Внимайте сказу старого Бояна,
Чьи помыслы чисты и без дурмана.
Хочу начать рассказ про удалого,
Про князя Бравина да молодого ...
* * *
Давным-давно, в закудикино время,
Жил да был в граде Велесово-семя
Не мужик, не баба,
Не пожилой, не старый,
Не середовой, не малый,
Не ведун, не ведунья,
Не колдун, не колдунья,
Ну и совсем не какой то там хан-
Толстопузый басурман,
А Бравин славный князь.
О нем я начинаю сей рассказ.
Ну, о князе лучше не досказать,
Чем что-либо пересказать.
Велик был он на большие дела,
О том поведала нам мирская молва.
Вы спросите: - Каков князь с виду?
- Бог разумом да силушкой не дал в обиду!
Косая сажень, богатырь в плечах,
Жар-огонь горел в его ясных очах.
Как махнет мечом - летят головы,
Словно вороны, разлетались вороги.
Запоет в степи - умолкают птицы.
Молвит слово ласковое - тают все девицы.
Стариков уважал, как отца с матерью,
Их за стол сажал с белой скатертью.
И в бою не было ему по силам равного,
А в дружине не было более бравого.
Призывал он всех к единению,
В этом видел путь к победе, к спасению.
Говорил: - В сплочении наша сила,
Она всегда к победе приводила,
Когда ж мы, братья, были врозь,
Тогда нас били в гриву, в кость.
Как худо голове без крепких плеч,
Так и телу без нее - ни встать, ни лечь.
Раздоры алчных и тупых вождей,
Бездарных, мелочных князей
Стране, народу боком выходили
И рабство, нищету нам приносили.
О, россияне, братья славяне!
Во славу вас бьет колокол Бояна,
Я призываю всех без лишних слов,
Провозгласить наш клич:
За Русь! За Веру! За Любовь!..
* * *
Друзья, когда над Русью буря заходила,
Туда и мысль моя меня переносила
Средь суеты, тревог, волнений.
Не мог я не радеть за судьбы поколений...
Но продолжаю свой я сказ,
В поход собрался Бравин - князь.
Худая весть пришла с кордона:
Гуляют вороги у Дона,
Жгут села и разбой чинят,
Постыдной бранью власть хулят...
Взыграла княжеская кровь,
Дружины в бой ведет он вновь.
Сошлись они возле Лимана,
И не помог им хмель дурмана,
Бежали к морю басурманы,
Свои, оставив караваны,
А в них - заморскую княжну,
Девицу Айну, и казну.
Домой с похода возвратись,
С княжной вступил он в брачну связь,
С жемчужной красавицей Айной,
С девицей любимой, желанной...
Она прапрабабушка тебе,
Запомни отрок про то себе.
На свадьбе много добра подарили:
Каменья, парчу, соболей подносили.
Хвалили невесту, что умна и скромна,
Как нимфа заморская - ладна и стройна.
Народ ликовал, кричал у двора:
"Да здравствует князь наш! Княгине ура!"
Настали для князя веселые дни,
Поют и гуляют с гостями они...
О - о! Сколь сладка и томна тишина,
В объятиях Айны он млел без вина.
Запомните други: любовь да совет
Везде и всегда есть божественный свет.
Доброй хозяйкой княгиня была,
Князю два сына она родила.
Одного из них Славеном нарекли,
И добрую славу ему предрекли.
Другого отрока прозвали Скифом,
Для ворогов чтоб стал грозой он, лихом.
Волхвы в том пророчестве были правы,
По солнцу и звездам гадали они.
В тот век неспокойный войны и невзгод
Быстро взрослел весь человеческий род.
Когда сыновьям минуло по 20 годков,
Сменили в походах они уйму подков...
И как стрелою ранит детский крик,
Так скоро по земле худая весть летит.
Завидуя стране нашей прекрасной,
На нас пошли враги войной ужасной.
Горели села, города, пшеница в поле,
Рыдали женщины и девушки в неволе.
И Славен - княжич, подняв кладень-мечь,
На вече всенародном молвил речь:
- Славяне! Где ваших предков дух, где сила?
Аль жизнь ваших детей и жен вам не мила!
Мужайтесь, други, стар и млад,
Настало время брать булат.
Артелью единой надо недругов бить,
А смерти бояться - на свете не жить...
И подлинно, Русь не видали такой -
Дружины с народом поднялись на бой.
И вот на заре, когда солнце взошло,
Несметное войско на приступ пошло.
Князь правил челом (передним полком).
А слева на брань вел крыло Бурелом.
Решили клюками бить с разных сторон,
Загнать их в силки всех, как стаю ворон.
И бой завершить у Калитвы-реки,
И биться всем насмерть с зари до зари...
О поле битвы! Ты стонало навзрыд,
Как пленная женщина, от стыда и обид.
Смерть вихрем носилась на черном коне,
Купая дружины в кровавом вине.
Везде на холмах груды тел и костей
Погибших бойцов от секир и мечей.
Редеют отряды, гибнут бойцы,
Тут вышли с засады скифцы-удальцы.
Враг дрогнул, смешался, пытался бежать,
Но здесь на пути стала Славина рать.
Премудра наука, вот так побеждать:
Не дрогнуть в сраженье, - не побежать!
Пробита кольчуга, помят и шелом,
Князь Славен весь в мыле, вместе с конем.
У Скифа стрела застряла в боку,
Убит его конь, да на полном скаку...
Победа! Как сердцу сладок этот час,
Гремит над полями восторженный глас.
А сколь мила после кровавой бури
Родных небес голубизна лазури.
О, наша земля! Ты свободна, чиста:
От гнета, страданий, позора, стыда!
* * *
С той поры минуло много славных дней,
Русь протянулась до полночных морей.
Пролетело время, пробил скорбный час,
И в столичном граде умер старый князь.
Он дружбу наказал сыновьям крепить,
Народ любить! Врагов же всем миром бить!
Разумные были наказы отца,
Решили последовать им до конца.
Скиф княжил в Таврии жаркой, у моря -
Отцовская на то была мудрая воля.
На Севере, вплоть до Вражского дола,
Княжил Славен, такова его доля.
Меж ними заключен союз- уговор:
Всем вместе давать врагам должный отпор.
И любая беда была не бедой,
Когда брат за брата стояли горой.
* * *
В счастье и радостях всем жить - не тужить,
Много добра бы мог народ наш нажить,
Но, как известно, горе горькое не спит,
Оно по свету рыщет, беду кличет, ищет.
Когда земля изнывала от жажды,
Красный петух клюнул Славянск однажды,
Огненный вихрь смел амбары, дома,
Много людей там погибло, скота.
Почти весь тогда Славяеск стольный сгорел,
И князь заложить новый город велел.
Его возвели всем миром - народом,
И стал он красавцем - Новгородом...
О, россияне! О, братия, славяне!
Во славу земли нашей песня Бояна,
Я призываю вас без лишних слов,
Провозгласить наш клич:
За Русь! За Веру! За Любовь!
* * *
Эх! Канули в лету те дни и года,
Ушли в мир иной сыновья навсегда,
А правнуки забыли дедов наказ.
И мне нелегко продолжать про то сказ.
Скифа и Славена худые потомки
Растащили свой дом на куски и обломки.
Позабыли они, чьей да кровушки,
Да и какого роду, да племени.
Уж на Днепре трубы призывно трубят,
На Полоте стяги бранные реют.
И не буря злая, то Кощей летит,
Воронье поганое скликает
На поля наши, да хлебородные,
Да на города и села русские,
Видно, быть злобному кровавому пиру,
Между князьями не стало уж миру.
Брат на брата пошел, а сын на отца,
Грабят подряд всех не краснея с лица.
Вся земля ковылем-травой заросла,
К нам беда-нищета пожаловала.
У бедных людей всего-то осталось,
Что в пустом кармане - вошь на аркане,
А в дырявом (другом) - блоха на цепи...
Здесь у АЮ произошел разрыв мысленных нитей памяти, и только спустя
некоторое время она возобновилась на следующих строках:
Без опоры и забор шатается,
Без единства и народ не устоит.
Эх, судьба наша многострадальная!
Ты, как водка наша самопальная -
Пьешь и радуешься, плачешь и смеешься,
Когда до чертиков ее напьешься...
Разрывы в памяти у АЮ участились, далее последовало:
О, нет! Я не ищу в былом плохое,
Хорошее, я даже в плохом ищу,
С мальства дышал отечеством, народом,
Рос, пел, мужал с родным славянским родом
Я славянином был, есть и буду навсегда,
Как мной ни распорядилась бы судьба!..
А завершил это песне-сказание Боян бо вещий своим излюбленным
четверостишьем:
О, россияне! О братие, славяне!
Во славу земли нашей песня Бояна,
Я призываю вас без лишних слов,
Провозгласить наш клич:
За Русь! За Веру! За Любовь!
* * *
Вот примерно так в переводе со старославянского прозвучала песня Бояна.
Причем его голос звучал то напевно лирически, то грозно, с чувством
достоинства, то горько и печально, в зависимости от того, какие события он
мысленно переживал.
Конечно, в памяти АЮ запечатлелись не все эти памятные события,
разорванные нити давали о себе знать.
Боян поведал про то, как родилось слово "Россия". У истоков его, по
сказам Бояна, лежали два божественных слова: Ра и Сея. Эти слова известны
еще со времен фараонов, поскольку Ра - это бог солнца, олицетворяющий собой
круги жизни, ее циклы, а Сея - богиня Земли (сеятелей).
Египтянам было известно, что солнце встает далеко-далеко на востоке,
где течет великая река Ра (Волга), так названная египтянами в честь этого
бога. Поэтому земли у реки Ра носили в древности название Ра Сея. Отсюда и
возникло теперешнее название Россия.
Поскольку на западе не было свободных и богатых земель, то все фараоны,
цари, римские консулы и другие властелины мира всегда обращали свои алчные
взоры на восток, где им мерещились сказочные богатства.
В памяти АЮ сохранились обрывки воспоминаний Бояна о походах на восток
к Ра Сее, фараона Рамсеса II вместе с царем хеттов, которые закончились тем,
что разрозненные славянские и другие племена не смогли дать должного отпора
завоевателям.
Сто тысяч наших предков, славян земляков, скифов и прочих народов,
тогда было угнано в рабство в Египет. И еще шестьдесят шесть тысяч попали в
рабство хеттам. Такова тогда была цена нашей раздробленности.
Правду глаголил Боян: - Раздоры алчных и худых вождей, бездарных
мелочных князей всегда народу боком выходили и рабство, нищету нам
приносили. Плохо, что эта история еще и еще раз повторялась на протяжении
последующих веков.
Выходит, констатировал Боян, история ничему не учит наших вождей - как
были неучами, так и остались, с горечью сознавая, что величественные
пирамиды в Египте строили не только сами египтяне, а и рассейские синеокие,
кареглазые, русые, пегие и рыжие земляки его.